Салман Рушди «Прощальный вздох Мавра»

В Индии жарко, а воздух пропитан специями

Ветер ли старое имя развеял?

Нет мне дороги в мой брошенный край.

Если увидеть пытаешься издали,

Не разглядишь меня, друг мой, прощай.

Рабиндранат Тагор «Последняя поэма»

В заглавии фрагмент разговора между малышкой Маргарет и полковником Брэндоном из «Разума и чувств» Джейн Остен. Не уверена. что в книге был этот диалог, там младшая из сестер Дэшвуд скорее создает фон. Но он есть в фильме: девочка, мечтающая о путешествиях пристает к пожилому человеку аж тридцати пяти лет, служившему в Индии, с вопросами об этой стране. И слышит в ответ самую банальную сентенцию про жару и пряности. Салман Рушди в каждой своей книге рассказывает об Индии, той же фразой, предельно развернутой в пространстве и времени.

Его романы, которые отчасти краткий курс новейшей истории Индии, частью сказки Тысячи и одной ночи — это всегда плач по навек утраченной родине (такой индийский аналог России_которую_мы_потеряли). Можно любить у Рушди что-то одно и быть равнодушной к другому: читатели и критики присудили «Детям полуночи» Букер Букеров,, Галина Юзефович высоко ценит «Землю под ее ногами», а Игорь Князев «Клоуна Шалимара». Я ко всем трем со сдержанной приязнью, но без восторга, а влюблена в «Кишота», у которого, блин, на целом Либе всего одна рецензия висит третий месяц. Уже и аудиокнига вышла совершенно волшебная, и я по второму разу послушала, и не написала о ней только потому, что неловко постить второй отзыв, когда первый и единственный твой. Так вот, это все к тому, что сказок у Рушди много, на любой вкус, а сторителлер он отменный.

«Прощальный вздох Мавра» все о том же: семейная сага в экзотических декорациях; судьба семьи, где всякий являет собой образец колоритности, в судьбе страны, для которой определение «земля контрастов» будто специально создано. У всякого писателя есть приметы, по которым он безошибочно опознается. У Рушди это: стилистически — цветистый слог со множеством аллюзий к культурному наследию Запада и Востока; тематически — обеспеченная патриархальная индийская семья чьи талантливые образованные отпрыски переживают крушение прежнего мироустройства, к которому могли бы приспособиться гораздо успешнее, когда бы не порочные наклонности некоторых ее членов. Часто присутствует детская психотравма, связанная с сексуальным насилием со стороны кого-то из старших родственников (если об этом не говорится напрямую, то уж намекнут непременно); есть некто невероятно богатый (как вариант — успешный или облеченный властью; есть обязательная femme fatal, перед ее чарами не может устоять никто.

И наконец, непременное магреалистическое допущение, некая особенность героя отделяющая его от остального человечества. Причем чаще всего этот род superpower в плане утилитарном бесполезен. Много ли могут извлечь из своей телепатии Дети полуночи? Что за радость садовнику из «Два года, десять месяцев и двадцать восемь ночей» от хождения по воздуху? Кишоту из одноименного романа создание Санчо буквально из ничего — из сильного желания и падучей звезды, счастья не приносит. Так и здешний юноша, прихотью материнской фантазии названный Мавром, рожден с особенностью, железным занавесом отделяющей его от остальных. Растет вдвое быстрее.

Родился четырехмесячным, но для новорожденного ненормально крупным, и за каждый год своей жизни взрослел на два. В «Сказке о Царе Салтане» когда «и растет ребенок там, не по дням, а по часам», это прикольно: законопатили в бочку с бессмысленным младенцем, а через пару дней мотания по волнам имеем добра молодца, который мать защитит, на трон воссядет, на волшебнице женится, это уж не говоря о ништяках вроде поющей белки с запасом изумрудных орехов. А теперь представьте человека, который в реальности растет быстрее. Разумом младенец, а выглядит ребенком, кроха, а окружающие принимают за подростка, начало пубертата, а кажешься всем молодым человеком. Дальше — больше. Сорокалетний к двадцати, а в тридцать шесть как за семьдесят — это ли не катастрофа?

Личная трагедия разворачивается на фоне обретения Индией независимости, которая, как вы помните, сопровождалась экономическим и властным коллапсом, многими беспорядками, рядом военных конфликтов с соседним Пакистаном, балансированием на грани гражданской войны. И Рушди не был бы самим собой, если бы не начал историю семей да Гама-Зогойби (торговцев специями — евреев-изгнанников) задолго до рождения Героя и четырех его сестер. Даже до рождения матушки их Авроры — гениальной художницы и потрясающей женщины, первой из двух роковых в этой книге. Второй будет Ума, единственная его любовь, прекрасное чудовище.

Не исключаю. что образ Мавра — это развернутая метафора для страны, которую форсированные обстоятельства заставили прыгнуть из пеленок в деловой костюм. Отсутствие достаточного опыта самостоятельного управления, ввергло в хаос некомпетентной коррумпированной власти. Впрочем, взгляд Рушди на положение вещей — это взгляд эмигранта, а со стороны видится не совсем то или совсем не то, что изнутри. В любом случае, это высказывание имеет право на жизнь, тем более, что оно мастерски вплетено в захватывающую историю.

А подарком русскоязычному читателю стал перевод Леонида Мотылева, который эталонно хорош со всем, за что берется, вспомните «Бога мелочей» Арундати Рой (здесь, кстати, тоже появляется индийский Ленин, даже целых семь, и это уморительно смешной эпизод). Резюмируя: Салман Рушди крут, и он из тех, кто с годами даже лучше.

Знаю, когда-нибудь с дальнего берега. с давнего прошлого

Ветер весенний ночной принесет тебе вздох от меня.

Прежде чем взяться за эту книгу Рушди, я прочитал вышедший годом ранее роман Джона Ирвинга «Сын цирка», действие которого также происходит в Бомбее во второй половине 20 века. Но эта книга не об Индии, сразу же предупреждает своего читателя Ирвинг. Оказалось, что его роман и не о кино, не о цирке, это не детектив, не семейная сага, не триллер, не лав-стори. Беллетристическая окрошка из множества тем и бытописательства, сдобренного ненавязчивым черным юмором.

Все, чего нет в книге Ирвинга широко представлено в замечательном романе Салмана Рушди, которому по иронии муз и был посвящен «Сын цирка».

Это и многоплановая семейная сага, исторический роман, детектив, клоунада, трагедия, комедия и тд, и тп. Целый космос в хронотопе одного города и нескольких десятилетий. То, о чем рассказано в романе и как рассказано, сюжет и стиль слиты в неповторимое волнующее единство.

Книга пропитана аллюзиями и напрямую приемами из главных классиков 20 века — легко опознаются Чехов, Джойс, Булгаков, Фолкнер, но уверен ,что ими эстетическое поле романа совсем не ограничивается.

При этом Рушди производит интереснейшую деконструкцию всякой мистики и магии, столь популярной ныне в литературе. Как только вы начинаете верить в трансцендентную и шаманскую подоплеку рассказываемых событий — многие на это купились — автор немедленно дает происходящему строгие реалистические разъяснения, да еще и посмеивается над облапошенным читателем.

Его сверхнасыщенный рассказ об Индии через призму истории одной чокнутой семейки глубоко фундирован дискурсами политики, экономики, психологии, искусствоведения. Но в том то и великолепие Рушди-автора, что он не превращает свой роман в унылый трактат, это приключенческая эпопея, от скорости и калейдоскопичности происходящего в которой голова кругом идет. Так, что приходится иногда отложить книгу и в себя немного прийти.

А если смотреть на этот роман как на драму, то представьте себе, что вы читаете одновременно — или на сцене смотрите — «Ромео и Джульетту», «Укрощение строптивой», «Гамлета» и «Короля Лира». Вне всякого сомнения Шекспир прочно усвоен Рушди, и подобные аллюзии ничуть не притянуты за уши.

И конечно же невероятно трагический и парадоксальный финал книги, где Рушди опять же использует потрясающую «мерцающую эстетику» на грани мистики и брутального натурализма. Конец истории объясняет и ее сюжет, и манеру подачи. Почему Мораиш Зогойби рассказал именно это и именно так. Происходит целый заключительный залп «чеховских ружей» ,вгоняющий читателя в шок и трепет.

Единственное, что остается непонятным, после того, как вы закрыли книгу: а что собственно хотел сказать автор? (С таким же вопросом к Толстому и первые читатели «Анны Карениной» обращались).

Но не случайно эта жуткая и трагическая история попала в прошлом году в список самых вдохновляющих романов. И почему так важен буквальный перевод названия — ПОСЛЕДНИЙ вздох мавра.

Это книга о жизни, о том, что несмотря на все творящиеся ужасы, ты, как сказал великий русский поэт должен «быть живым и только, живым и только до конца». Жить полной жизнью ,а не влачить жалкое трусливое существование ,трепеща перед неизбежностью смерти. Мороишу Зогойби, Мавру, не с кем прощаться среди живых, а с самой жизнью он прощаться не намерен до самого своего последнего вздоха.

И читая эту великолепную эпопею, необходимо помнить, что написал ее приговоренный к смерти преступник, сидящий в заточении конспиративных квартир и прекрасно осознающий, что каждый его день может стать последним. Все жуткие обстоятельства собственной жизни Рушди сумел силой своего таланта переплавить в подлинное произведение искусства, свет, рассеивающий тьму жестокого мира.

Это очень вдохновляет.

Вполне пойдёт ценителям метапрозы и деконструкции. А также читателям, любящим конфликты поколений в форме проклятий (приветы местным «философам», классифицировавшим сюжет), метаемых из прошлого в будущее.

Я несколько разочарован в Рушди: похоже, он писать не может без тоскливых «палимпсестов» хоть на холстах, хоть перед глазами героев. Но всё же натягиваю «8» за добротные образы Ауроры и Авраама Зогойби, а также их сына Мораиша. Захватывающе читалась семейная сага (снова привет «философам», заполнявшим графу характеристик), хотя автор подло убрал Камоинша ради лишь того, чтоб отец не мешал

Следует иметь в виду, что Рушди не жил в Южной Индии (в частности, в Кочине), и весь якобы исторический фон основан на байках эмигрантов, если не откровенно высосан из пальца. Во время бойни 1992–93 годов в Бомбее автор, кстати, прятался от Хомейни в Великобритании, и вряд ли знает о случившемся много больше читателей газет и телезрителей. Так что изображённая борьба одних жуликов с другими ворами, скорее всего — домыслы иностранного наблюдателя. Взрывы 12 марта 1993 г. показаны в романе как схватка обезумевших фанатиков, хотя в нашей реальности мусульманская мафия целенаправленно и односторонне взрывала индусов (в отместку за мечеть в Айодхье). Также, Рушди вообще не жил в Индии с 1961 г., и его домыслы о жизни при правлении Индиры (богачей, их слуг, перекупающих слуг политиканов, и т.д.), опять-таки, основаны на чужих россказнях. В отличие от «Земли под её ногами», автор не предупреждает нас здесь о вольной трактовке истории, но читателю нежелательно принимать «исторический фон» на веру.

Немного лингвистических замечаний. Л. Мотылёв неплохо справился с переводом, хотя точно ли герои ломали себе язык о «Камоинш» (который, кстати, и португальское произношение имени Camões передаёт не слишком хорошо) и т.д.? Если семья да Гама говорила по-португальски, то когда юная Аурора внезапно выучила английский так хорошо, что в дальнейшей жизни предпочитала его всем прочим языкам? Также не вполне понятно, как Рушди вывел своё Zogoiby из арабского الزغابي (Эль-зғаби).

Читала запоем, но так и не поняла, нравится мне или нет. Забавно, больше всего в этой книге меня шокирует отнюдь не содержание, а, скорее, стилистический момент. В «Прощальном вздохе» уровень некой абстрактной притчевости, сказочности повествования весьма высок, и этим он напоминает «100 лет одиночества» и прочие подобные вещи. Магреалистический отлив весьма явен, особенно в первых двух третях книги, до истории самого главного героя. И при этом в практически сказочное повествование нет-нет, а пробивается какая-то резкая нотка из «реального» мира, совершенно внезапно и неожиданно. Даже затрудняюсь привести точный пример, но по мере чтения у меня постоянно было ощущение, что магическая реальность сталкивается с гиперреалистичностью (какой отличаются романы современных японцев, Рю Мураками, скажем). Ощущение странные: никак не может определиться, что же за текст перед тобой и ставит он своей задачей шокировать тебя или убаюкать. Причем по мере продвижения по тексту «сказочная» часть убывает, а «гиперреалистичная» усиливается; секс на мешках с пряностями, перевернувший всю жизнь, безусловно, относится к «сказочному», а торговля суперкомпьютерами, управляющими ядерными ракетами, — к гиперреалистичному. И при этом они сочетаются не просто в романе, а в одном и том же герое. Наверное, я совсем неправильно подбираю слова, но лучше способа разделить эти два плана не могу сейчас найти.

Сама история представляет собой семейную сагу с вариациями. И надо сказать, что лучшее в ней, — именно то, что относится к семейной саге. А худшее — это вариации, описывающие сложную судьбу главного героя. Описывается более ли менее в хронологическом порядке (с периодическими забеганиями вперед и назад) история удивительной индийской семьи. Удивительной тем, что ни у одного из ее членов не было простой и скучной жизни, у каждого был свой полный скелетов шкаф или, если хотите, полная тараканов голова. Тараканы ходили друг к другу в гости и били друг другу морды — так что жизнь членов семьи вместе была еще веселей, чем по отдельности. Вот романтичный педераст, удирающий с брачного ложа в свадебном платье нетронутой невесты. Вот пятнадцатилетняя стервица, совращающая скромного конторского служащего. Вот отъявленная феминистка-правозащитница, пытающаяся засадить в тюрьму собственного отца-коммерсанта. На их фоне наш герой, сам Мавр, человек, живущий и стареющий вдвое быстрее остальных, даже как-то теряется. Потому, что остальные замечательны своими делами и характером, а Мавр — исключительно своими физическими отклонениями, что гораздо скучнее. Из всех их голосов голос Мавра — самый занудный, может быть, потому, что он один рефлексирует, а остальные только действуют. Более того, фигура Мавра как-то выбивается из остальной картины, потому что все остальные, даже со своими заморочками, активно участвуют в игре, а Мавр всегда стоит немного в стороне.

Сюжет развивается с одной стороны очень бурно, а с другой — очень непоследовательно. За счет этого невозможно предсказать, как в итоге обернется дело, и последняя часть романа оказывается совершенно неожиданной. Мне это скорее понравилось, потому что как бы ни были хороши сказки, они наскучивают, когда ты понимаешь, что по сказочным законам все будет именно вот так. В мире «Вздоха» стандартные сказочные законы не действуют, но не действуют и законы реальности. Что делает роман по-своему очень необычным. Не скажу, чтобы что-то в нем задело меня за живое — но читать было ужасно интересно.

Отдельно хочу сказать большое мерси переводчику Мотылеву. Судя по обилию и великолепной передаче игры слов, это был большой труд.

Пряный — вот лучшее определение для романа Салмана Рушди «Прощальный вздох мавра». Читая строки этого страстного, яркого, удивительного произведения, словно ощущаешь запах паприки, корицы, имбиря. Повествование захватывает с первых минут, и уже на рассвете, дочитывая книгу, ты коришь себя, что прочёл «Прощальный вздох ...» так быстро, не растягивая удовольствие. А после завершающей строчки возникает жуткое желание перечитать — ведь я что-то упустил, я должен... и т.д.

Собственно о романе. История Мораиша Зогойби — это история не просто отдельного человека, это рассказ о судьбе Индии, горькой, часто трагической, но несомненно с хорошим концом. Безумная семейка, в которой не повезло родиться Мавру, «никак не может успокоиться» — это, пожалуй, самое точное определение жизни Да Гам — Зогойби. Отец, торгующий героином, оружием и девушками; мать, уродующая жизни своих детей; сёстры Мавра, одна из которых желала засадить папашу в тюрьму, другая ушла в монастырь, а третья... я даже не знаю как описать жизнь Кристины Зогойби. Не стоит забывать и о судьбе самого Мораиша, но все секреты я выдавать не буду. И всё это становится частью одной большой картины — «Последнего вздоха мавра». Рушди сумел на примере одной семьи (но какой!) показать историю целой страны, при этом не превратив героев в персонажей кукольного театра.

Браво, мастер!:appl:

Когда я читал эту книгу, меня преследовало плотное чувство дежавю. Потому что это я уже читал. Где? В романе «Дети Полуночи». Тут – то же самое, один в один. Та же история послевоенной Индии в разрезе, препарированная подобно лягушке, и всё это глазами странного человека по прозвищу Мавр, который стареет в два раза быстрее, чем нормальные люди, а на правой его руке нет пальцев, и удар этой руки страшнее удара кувалды. В момент окончания романа ему 36 лет, и он умирает, потому что физически ему 72 года, и всё это странно, перевито и перелито аллюзиями, сведениями об индийских перипетиях, именами, датами и фактами. Может, у Рушди все романы одинаковые? Или это я просто так неудачно попал на римейк «Детей Полуночи»? А впрочем, чего тут говорить. Римейк это или нет – он всё равно совершенно прекрасен.