Аркадий и Борис Стругацкие «Жук в муравейнике»

Буду ругать. Впервые я прочитал эту книгу много лет назад. Впечатления те свои, даже уже и не помню. Смысл книги так же был стерт из памяти почти полностью. Сейчас решил перечитать и по свежаку написать отзыв.

На мой взгляд, очень переоцененная книга. Конечно во времена СССР для неизбалованного читателя может эта книга и выглядела лучше, просто за неимением чего либо другого. А подобные книги могли писать только те, у кого была печатная машинка под рукой. Но вот просто представил себе, что эту книгу бы выпустили сейчас и написал бы ее какой-нибудь Иванов, эта книга просто бы потерялась. То есть вообще потерялась в общем потоке других книг!

Практически никаких достоинств у нее нет, разве что предложения скроены ладно. Ни эмоций тебе (как обычно у Стругацких все пресное), ни действительно острых моментов. Интрига какая-то вялая с кучей механических диалогов, динамика хромает, отступления эти многостраничные с рассуждениями — что разве нельзя их было размазать по повести равномерно?

Единственное, что более менее вывозит книгу это воспоминания про похождения Льва Абалкина на другой планете, да и то судя по всему, антураж взят из романа «Саргассы в космосе», который Стругацкие переводили раньше, за несколько лет до написания своего произведения. Ближе ко второй части повести уже и жалеть как-то стал, что вообще начал читать и тупо ждал, когда же дочитаю до конца, чтоб плюсик себе поставить, и все это закончится.

Я не люблю трилогию про Максима Каммерера. Это деконструкция — наверное, самая болезненная для читателя форма, которую может принять художественная литература. Автор разрушает созданную вселенную, и ты не можешь с этим ничего поделать, а только безучастно или, напротив, участливо взираешь на сумерки мира. Вчера ты восторгался утопическим светом коммунизма будущего, с мудрыми наставниками и отважными структуральными лингвистами. А сегодня все иначе, и вариантов для отступления больше нет: это не провонявший нечистотами и клопами Арканар и даже не выжженный радиоактивным огнем полупустынный Саракш. Теперь все происходит на Земле. И читатель понимает: светлый мир Полудня полон проблем. Цивилизация обречена на новую итерацию естественного отбора, и несмотря на все ее технологическое совершенство и моральное превосходство над предыдущими поколениями, может не избежать кровавой бойни.

Как мы помним, «новым богам будущего трудно быть таковыми», что мешает им хорошо скрывать цинизм и лицемерие. Не зря начальник Каммерера, в прошлом носивший загадочное прозвище Странник, взял новый псевдоним, вызывающе звучащий как «превосходительство». Посмотрите-ка на КОМКОН-2. Мы все это уже видели: создана административная структура госбезопасности, функционируют различные отделы — от аналитических до силовых, никто не брезгует применять насилие даже по отношению к своим. Высокие идеалы, которым руководствуется шеф Каммерера Рудольф Сикорски? Ну а кто в истории не прикрывал собственные злодеяния стремлениями к общему благу?

Человека испытывают, проверяют на терпимость к загадочному, непонятному. И всякий раз человек проваливает тест. «Сидели звери около двери» — а кто же тогда сидит в комнате, если не сам человек? Дрожащий, напуганный, оскалившийся в озлобленной гримасе. Страх парализует его мышление, отравляет сердце — и вот он уже готов бездумно палить в несчастных искалеченных и никому не нужных существ, что выстроились у порога и тупо ждут своей участи. Недостанет времени понять, чего же они хотели: ласки ли, жалости, а может просто понимания.

«Жук в муравейнике» не имеет очевидного главного героя. По ходу романа мы следуем вместе с Максимом Каммерером, но быстро становится ясно, что он такой же сторонний наблюдатель, как и мы. Каммерер преследует одушевленного макгаффина — прогрессора Льва Абалкина. Абалкин — неприятный тип. Закрытый, угрюмый, с бледной тонкой кожей, большими глазами и черными волосами. Типичное такое описание для самодостаточного мизантропа-одиночки, привыкшего полагаться на свои силы и не ждущего добра от внешнего мира. Абалкин любил животных и недолюбливал людей. Он унижал и бил свою девушку, но перед лицом смертельной опасности не побоялся встретиться с ней. С легкостью был готов пойти на убийство (возможно и на массовое — кто знает?), когда усомнился в собственном происхождении, но оказался достаточно выдержанным, чтобы не выстрелить первым.

Абалкин может вызывать жалость, но не симпатию, и у меня нет ни малейших сомнений, почему авторы его таким сделали. С детства носивший клеймо чужака и изгоя, в тайне своего рождения он скрывал потенциальную угрозу всему человечеству. Человечество, которое так ловко управлялось с судьбами иных миров, пришло в ужас от осознания того, что оно само находится под чьим-то пристальным изучающим взором. Поэтому и «агенты» этих молчаливых наблюдателей были отчуждены от нормальной человеческой жизни, хотя биологически оставались обычными людьми и воспитывались в земной культуре.

Сочувствовать несчастному Абалкину или разделять точку зрения начальства Каммерера — выбор, который сделает сам читатель. Стругацкие выдержали идеальный баланс независимой позиции, максимально отстранившись от читательского решения. Мне лично в большей мере импонирует руководство КОМКОНА-2 и лично Рудольф Сикорски. Его тяжелая и неблагодарная работа может вызывать отвращение, но нельзя отказать ему в решимости защитить человечество. Да жестокое, да лицемерное, да втайне готовое рвать глотки ради собственного благополучия. Но когда прямой альтернативой этой тайной неспешной работы является мясорубка, не стоит ли продолжать ее? Ну а если великая цель стоит одной, пусть самой малой, но подлости, достойна ли такая цель осуществления? Страшное произведение. Выбор есть, но захочется ли вам выбирать?

«Жук в муравейнике» — как огромный вопросительный знак, который ни обойти, ни разогнуть. Страшно быть тем, на кого нацелено ружье, но и держать в руках его ничуть не лучше.

Сразу хочу отметить, что никакого священного трепета к советской фантастике и, в частности, к Стругацким у меня нет. Я вырос совсем на другой литературе и поэтому могу оценивать их произведения без каких-либо дополнительных эмоций. И оценка моя — это чуть выше среднего. Крепкое произведение, с хорошей интригой, но с неубедительной развязкой.

Для начала, я не согласен с классификатором. Для меня это был больше фантастический детектив, чем «Твёрдая научная фантастика». Здесь есть убийство, расследование, саспенс и интрига до последних страниц. Дальше, что хотелось бы отметить — это присущая советской литературе многослойность. Я не удивлюсь, если Лев Абалкин — это действительно собирательный образ советских эмигрантов (в первую очередь, евреев), для которых закрыта дорога назад.

Из неудачных моментов для меня — это концовка. Завязка всей истории, это убийство Тристана. Но,

И последнее. Я в первый раз вижу, чтобы концовку книги, финальную сцену выносили на обложку книги. Т.е. можно даже не скрывать в спойлеры — Абалкина убьют. Просто невероятно-наплевательское отношение к читателю от составителей серии.

Переосмысливать произведения, будь то классика или же нет, необходимо.

Обычно это происходит само собой, когда то или иное творение нечто сотавило от себя, въелось в память, почему на жизненном пути человек время от времени возвращается к нему через какие-либо житейские моменты, осознавая их по-новому, а вместе с тем по-новому открывая для себя и авторское измышление. А иногда же это происходит под давлением объёма произведений, прочитанных (возьмем за пример именно книги) человеком, и написанных одним автором, или дуэтом авторов, как в данном случае. Именно так случилось со мной.

«Жук в муравейнике» — это словная малая капля в море, в океан необычайного мультивёрса братьев Стругацких. Мультивёрса, который начинаешь осознавать только после прочтения какого-то определённого ряда книг. И это осознание меняет всё. Лично у меня это случилось именно на данном тексте и от того, я думаю, он мне запомнится ещё больше: вся нелепость ситуаций внутри творений Стругацких исчезает, вся сатира и комедийность пропадает, везде открывается новый смысл, двойной посыл или тройное дно. Рудиментарные фразы, полупонятный бубнёж окружения, нелогичные поступки — везде сходит налёт нелепости и шаржевости, всё становится монолитным, аутентичным и ясным. НО! Сугубо только для той реальности, в которую погружают читателя авторы. И это необычайное ощущение!

Почему так произошло? Всё просто: «Жук в муравейнике» — это вторая часть трилогии о Максиме Краммерере. То есть, когда на примере иных произведений очень трудно прочувствовать связь, эмоциональную, смысловую и так далее. То здесь — она неразрывна. И вместе с тем «Жук в муравейнике» — это очень практичное, локальное и типичное для братьев произведение, в котором динамика уходит на задний план, давая волю размышлениям. Притом не столько авторским, сколько читательским. Это необыкновенное соединение дарит осознание, от которого приходит понимание иного факта: надо перепрочесть впредь то, что было прочитано ранее. Из репертуара Стругацких, понятно. А может не только их... В любом случае — надо.

Так же надо, как надо и что-то сказать о самой книге. Но вот тут дело в том, что, ссылаясь на свою фразу о вольготности для читателя, говорить о книге и не хочется: её надо прочесть. Это глубокое исследование кулуаров людского восприятия себя. Это тонкая драма, которая будто не имеет конца, и вместе с тем закончена так, как нельзя было её окончить инаеч, ибо всё казалось бы слишком приторно, неестественно. А она... Эта книга другая. В отличие от первой части, «Обитаемого острова», она не динамична и чересчур реалистична. Нет чувства приключения, есть чувство расследования. Нет волевого героя, чьё мировоззрение переворачивается в конце, есть потерянный человек в возрасте, удостоверяющийся лишь в очередной раз в несгибаемой мрачности бытия. Нет порывов страсти и желания, есть детектив с акупунктурными крапинами действия, которые раскрывают противоборствующую сторону, вместе с тем оставляя неразгаданной загадку всех событий, что, конечно, ещё больше взывает к желанию продолжения. Которого не будет — нет его. Ведь такова реальность, такова жизнь. Таков мир, в котором мы живём. И лишь вы сами угодны им управлять в меру своих возможностей.

«Жук в муравейнике» — это медитативное расследование, которое пытается расставить по местам все социально-философские точки над буквами Ё, которое приводит читателя к дилемме о выборе, выборе сложном и неукоснительно влияющем на само мировоззрение и отношение к жизни и ее безопасности, на отношение к тому, кто и как должен эту жизнь контролировать ради обеспечения стабильности и процветания или не контролировать вовсе в угоду свободе и нерациональному развитию. Это повесть об ограничениях, которые оправданы и существуют ради погашения рисков и катастроф, но которые неумолимо поместят на весы правосудия чью-то невинную жизнь. И наверное, в рамках данной предметной области стоит рассмотреть основные проблематики дилеммы о свободе и безопасности так, как видели ее братья Стругацкие.

1. Существование ограничений в условиях развитой цивилизации. Авторы ставят знак равенства между развитием (стремлением к прогрессу) и обеспечением безопасности и контроля, обусловливая такую зависимость большой ответственностью и глобальностью тех категорий, в которых эта цивилизация существует. Это та же самая проблематика, которая была озаглавлена в произведении «Беспокойство» персонажем Леонидом Горбовским, который буквально видел угрозу в том, как цивилизация подходит к получению и применению новых знаний, и какую минимальную роль в этом всем играет обеспечение безопасности. Это та же самая проблематика, которая была описана в качестве отрицательного примера в произведении «Далекая радуга»: когда на планете Радуга происходит катастрофа из-за халатности в обращении с новыми технологиями прогресса. И если углубиться в анализ всех упомянутых мной произведений станет ясно, почему авторы считают такую зависимость очевидной и необходимой для цивилизации, стремящейся в далекий космос.

2. Неизбежность трагедии от действий из лучших побуждений. Основная драма произведения заключена в разности и столкновении мировоззрений персонажей Льва Абалкина (либо потенциальная угроза для человечества, либо жертва из-за ошибочных суждений руководства человеческой цивилизации) и Рудольфа Сикорски (выступающего на стороне защиты человечества, но руководствующегося радикальными принципами). Понятно, что Рудольф Сикорски — это НЕ воплощение чистого зла, а довольно глубокая личность, в которую заложены принципы стремления к сохранению порядка и мира, к достижению лучших результатов только в интересах безопасности всей цивилизации. Это человек, который никогда не пойдет на огромный риск, если на кону стоит все человечество со всем его прогрессом и развитием. И с точки зрения Рудольфа (Экселенца) ситуация, в которой оказался Лев Абалкин, будет выглядеть, как вероятность некой угрозы, большой угрозы, и влекомый все теми же моральными принципами он никогда не допустит осуществления того самого худшего исхода, а значит пойдет на все, даже если для этого должна оборваться чья-то жизнь. Но ведь это всего лишь вероятность, домыслы, теории, а значит Экселенц пресекает не только возможную катастрофу, а так же и жизнь возможно невинного человека — и в этом и состоит дилемма: что важнее — безопасность ради стабильности и защиты или доказательство невиновности ради справедливости и спасения жизни? Авторы оставляют читателя наедине с этим парадоксом, делая финал открытым, не раскрывая истинных мотивов ни Абалкина ни «Странников», тем самым отдавая на откуп поступок Сикорски и даруя возможность решить для себя: к каким выводам вы придете, рассуждая и действуя в подобной ситуации. Либо это спасенная цивилизация и муки совести о загубленной возможно невинной жизни, либо это спасенная отдельная жизнь и возможные необратимые последствия для всего остального человечества — решайте, друзья, но в мире Полудня решение будет только одним и оно, к счастью или к сожалению, неизбежно.

3. Ксенофобия или страх перед необъяснимым. От дилеммы сугубо человеческой натуры авторы плавно переходят к проблеме глобального толка, рассматривая её все под тем же углом. Линия Странников уже прослеживалась в более ранних произведениях, наиболее остро и ярко проявляла себя в произведении «Малыш». В данном же случае она получает некое развитие, создавая всю ту же полемику между возможностью получения необходимых бесценных знаний наперекор возможным опасностям и банальном страхе перед необъяснимыми технологиями и их назначением, а так же перед непониманием чужой психологии. Этот страх по сути и является мотивом для проявления осторожности и обеспечения максимальной безопасности для всей цивилизации, является некой предпосылкой для действий Экселенца а так же для возникновения неминуемой трагедии. И тут авторы подводят черту перед осознанностью своей цивилизации, перед уровнем того осознания, на которое оно способно в вопросах понимания чужого мировоззрения. Стругацкие не объясняют мотивов Странников (наверное, так и не объяснят и в поздних произведениях), но, как мне кажется, в этом вопросе они в какой-то степени встают на сторону И. А. Ефремова и его теории о дружественности прогрессивного разума во вселенной, которую он раскрыл в произведениях «Звездные корабли» и «Сердце Змеи». Тем самым для себя я делаю некий вывод, что Странники — это дружественный и созидательный разум, просто неподдающийся анализу и осмыслению. Именно из-за этого недопонимания и страха перед необъяснимым даже в прогрессивном мире Полудня могут возникнуть трагические последствия, хотя бы банально потому, что человеку свойственно бояться не то чтобы за себя, но за свой вид определенно. Ведь никто из нас, читателей, или персонажей книг братьев Стругацких не отождествляет себя со всеми проявлениями разума во вселенной, а наоборот отделяет, возможно где-то на психологическом уровне держась именно за свою цивилизацию. Для мира Полудня пока это еще не взятая высота, до которой он, возможно, еще повзрослеет.

P. S. Отдельного внимания заслуживают главы с приключениями Абалкина на планете «Надежда», в которых так же немного раскрыты мотивы Странников, их вовлеченность в процессы становления других цивилизаций, а так же технологическое превосходство. Так же раскрыта неоконченная тема из произведения «Обитаемый остров», связанная с расой разумных голованов, которую открыл Максим, но продолжил и наладил сотрудничество именно Лев Абалкин, что говорит о нем, как о положительном герое, но над которым все же (по замыслу повести) висит тень сомнения.

Так или иначе у братьев получилось сложное для осмысления и выводов произведение, которое скорее больше задает вопросов читателю, чем предлагает ответов на самые философские темы, наверное, потому, что однозначных решений просто не существует в природе, как и не существует ответа в голове у Максима Каммерера, когда он видит перед собой Льва Абалкина, на вопрос — кто перед ним: «жук в муравейнике», или же это «хорек в курятнике»

Жук в Муравейнике находится несколько в тени своего предшественника — Обитаемого Острова. Когда вспоминают о Камерере, вспоминают в первую очередь ОО, первая экранизация — тоже его.

На мой взгляд — это неверно. Это полностью самостоятельное произведение. Да и Максим, в отличие от ОО не является главным героем, хотя повествование и ведется от его лица. Он скорее выступает регистратором и свидетелем событий, происходящих при минимальном его участии. Главными героями выступают тут два антагониста -Абалкин и Сикорски.

И у каждого из них своя правда.

Абалкин — жертва. Жертва ограничений, наложенных на его жизнь по факту его рождения и даже до его рождения. Ограничений, сломавших его жизнь, ограничений, заставивших его избрать нелюбимую профессию, ограничений, которые и привели его к финалу. Абалкин желает восстановить справедливость, желает понять — кто он и желает призвать к ответу тех, кто причастен к вмешательству в его жизнь. И мы не можем не сочувствовать ему.

Но и у Сикорски есть своя правда. В отличие от Абалкина он ответственен не только за себя. Он отвечает за все человечество. Безусловный талант Стругацких и заключается в том, что мы смотрим на одни и те же события как с точки зрения Абалкина, так и с точки зрения Сикорски. И что же мы видим? Нелюдь, (а как ни крути Абалкин это нелюдь, несмотря на его генетическое тождество с остальными людьми, потому как ни один обычный человек не связан с металлическими кружочками неясного происхождения вплоть до того, что они вызывают преждевременную смерть симбионта) при непонятных обстоятельствах, вызвавших гибель приставленного к нему сотрудника КОМКОНа бросает все и мчится на Землю, где применяя насилие к другим сотрудникам, отвергая все просьбы и предложения идет напролом к одному ему известной цели. И что должен думать, а главное предпринимать Экселенц? Кто как, а я не могу осуждать его за жестокое, но вынужденное решение.

Безусловный шедевр, вызывающий только одно сожаление — почему Стругацкие не написали больше книг.

Когда эта повесть появилась в печати — в 1980 году — язвительная израильская эссеистка Майя Каганская проанализировала языковую, визуальную и номерную символику «Жука в муравейнике» и пришла к выводу, что это — слегка, минимально завуалированная история сотрудника КГБ, в сорок лет узнающего, что он еврей и что его родители «погрузились в черную дыру» ГУЛАГа в 1937 году. И что его начальники прекрасно знают, кто он, и потому последовательно, умело и упорно ломают ему жизнь. Реакция на эссе Каганской была, мягко говоря, бурной, в ней принял участие даже Станислав Лем, а Стругацкие промолчали и через некоторое время выпустили повесть «Волны гасят ветер», где проблематика, выявленная Майей Каганской в «Жуке в муравейнике», была даже не замаскирована.

Майя Каганская, конечно, права, всё, отмеченное ею, в повести присутствует. Но это лишь скелет, каркас на который надета собственно повесть. «Жук в муравейнике» не исчерпывается аллюзией «чужого в чужой земле» и он не только о судьбе темноволосого мальчика из интерната в мире голубоглазых блондинов. Там и помимо этого есть много, много всякого, очень разного.

Стругацкие с ювелирной точностью распределили равновесие всех сюжетных и повествовательных элементов «Жука в муравейнике» так, что эта повесть становится тестом личности каждого читателя. Можно безошибочно составить психологический портрет каждого, высказывающегося по поводу «Жука». Никакое лукавство, никакая маскировка при вынесении суждений об этой повести невозможны. Фашист видит одно, либерал — другое, социал-демократ — нечто совершенно иное, третье. Это как усложнённый тест Роршаха, где каждый обнаруживает свою и только свою картинку, невидимую для людей с другим психологическим профилем.

У каждого из нас есть свой, сугубо личный, полностью индивидуальный взгляд на повесть «Жук в муравейнике».

Я немножко в замешательстве. В книге поднято столько действительно умных и серьезных мыслей, что одновременно все их обмыслить тяжело.

Главной мыслью, наверное, для себя я бы выделил противопоставление «животного страха» и «разума».

«Стояли звери у двери...»

Мы боимся того, что не понимаем. Но именно способность преодолевать этот страх дало нам электричество, автомобили, технику, избытки еды и прочие прелести современной цивилизации. Если бы все люди боялись всего нового, то жили бы аборигены тысячу лет, две, три, миллион, пока очередной метеорит не обновил бы климатические условия на планете. Иногда мы не трогаем что-то новое, ибо знаем моральную цену этого. Например, предложение изучить работу мозга живого человека в 10 веке и в 21 веке звучат совсем по-разному, ибо предполагаются разные инструменты. Отсюда и моральная блокировка на одно и то же предложение в разных технических условиях будет работать по-разному. Сегодня можно изучать мозг, не убивая, не калеча, не причиняя вреда, в отличие от средних веков или более ранних времен, когда пришлось бы хирургически вмешиваться и убивать, например, рабов ради достижения научной цели.

То есть ограничения в науке есть: не навреди человеку. Мне кажется, это вполне эволюционное ограничение не только в науке, но и в социальной сфере. С каждой новой революцией общественной формации люди все больше заботились о том, чтобы не навредить. Раньше эту блокировку обходили путем перевода человека в категорию нелюдя (раб, например, не человек). Сегодня вроде договорились, что все люди равны.

И вот мне не совсем понятны действия Комкона и Мирового совета в книге.

Нужно быть действительно настоящими мыслителями, чтобы создать такую историю. Настолько глубокую и многогранную. Хотелось бы сегодня встретить таких же умных писателей, но увы, при капитализме важнее потребительство, чем размышления об истинах. Сегодня литература — это экшен, секс, насилие, интриги, зрелище или просто наслаждение деталями. Сегодня тяжело найти мыслящего человека, хотя такие еще не вымерли окончательно.

Оценивать АБС — как-то странно. Явление не оценивают, его изучают.

Но вот конкретно эта вещь — очень своеобразна. Даже для АБС. И по отношению к ней — очень хороший индикатор. «Рыбку не задави».

С Абалкиным всё понятно. Любая большая система будет регулярно давать сбои. Чаще ли, реже ли — но будет. Лёва здесь не герой. Он так, декорация. Главный герой ЖвМ — Эксленец. Припереться гарантированно сдохнуть в белом — невелика заслуга. А вот раз за разом разгребать говно ради тех, кто тебя же за это с этим же говном смешает — вот это достойно уважения. Заниматься производством святой вод под презрительный смех специалистов по молекулярным флюктуациям (которые могут ковыряться во флюктуациях только благодаря бесперебойным поставкам святой воды) — много кто в коммунарском мире на это способен?

Ах, да, как же нормальный «бурильщик» может вызывать положительные эмоции, о чём это я... Инфантильное геройство гораздо эстетичнее.

«Я знаю, что случиться дальше. Ты меня убьешь. Не из злобы, ненависти, не потому, что я представляю реальную опасность. Ты убьешь меня просто так, на всякий случай, потому что не представляешь, чего от меня ждать.

Я мог бы привести тебе десяток доводов против. Но тебя они не проймут. Ты не станешь рисковать. Я знаю это. Знаю потому, что окажись ты на моем месте, я, возможно, поступил бы также».

Примерно что-то такое я мог бы выдать бывшему Страннику, если бы однажды он пришел меня убивать. Не одобряю (мне жить, знаете ли, при любом раскладе хочется), но понимаю.

Сразу оговорюсь, о произведения есть недостатки, что не дают мне выставить высший бал. Например, неоконченная инопланетная линия из воспоминаний, которую, на мой взгляд, либо надо было раскрыть полнее, либо не вводить вовсе. Но речь пойдет не о них, а о том, чем же произведения оканчивается. История о том, что людей убивали просто для того чтобы «не вышло чего» стара как мир, хоть как правило имела место быть в различных династических противостояниях. Казалось бы, чего тут можно преподнести нового. Как оказалось, ответ как это часто бывает в творчестве АБС, на поверхности, но кроме них в фантастике до него почему-то редко кто доходил. Показать ситуацию и с другой стороны, с точки зрения убивца юных дев и душителя младенцев. Он не зло во плоти и не воплощение ада. Просто он не может рисковать. При этом в отличие от многих реальных ситуаций, у его жертвы был шанс, ее по крайне мере не стали сразу же душить в колыбели. Но она, жертва, пошла на поводу эмоций и столкнулась с чужим холодным расчётом. Суровым, беспощадным, но вполне логичным. Что нам сам палач в конце и объясняет. С его доводами можно соглашаться или нет, но их логичность вполне можно понять. Этот персонаж многим кажется отрицательным, потому что герои большинства других художественных произведений в подобных ситуациях начинают разводить лирику и сомневаться. И в итоге либо они всецело правы, оказав пощаду, либо терпят полный крах. Но тут иное. Местный палач — просто матерый профессионал, что думает головой, а не сердцем, просчитывая все риски, для которого паранойя уже не психоз, а читай достоинство. А прав он в итоге был или нет, читатель так напрямую и не узнает. Как скажем иной историк никогда не узнает, был ли хотя бы малейший смысл в истреблении потенциальных наследников того или иного рода конкурентами. Читатель должен решить это сам.

Читала давно в журнале с продолжения ежемесячными,очень понравилась. Единственное — заинтересовал сюжет с голованами,но почему-то о них отрывочно и очень мало. Хорошо бы если бы кто-нибудь из учеников Стругацких разработал и написал книгу именно о голованах и планете,где они поселились и дальнейших их отношениях с человечеством.

Если вдуматься, если вдуматься — страшная повесть. Сломали человеку жизнь. Да, именно сломали. Да, именно человеку. Абалкин ведь до последнего был человеком. А ему не дали заниматься тем, к чему он был предрасположен, направили на профессиональный путь, к которому вообще не было склонности. А затем, когда он узнал что происходит и в бешенстве начал выяснять правду...

Жутко.

И я тут целиком на стороне Абалкина (если поставить себя на его место) . Отлично понимаю каждое его действие.

И всё бы ничего. Но стОит рассматривать ситуацию под другим углом, с точки зрения Экселенца (языком которого ещё в самом начале повести проведена аналогия ситуации с тем,что творил Максим на Саракше) — и да, получается, что всё правильно Экселенц делает.

Чью сторону вдумчиво ни рассмотри, все правы. Гениально. Кстати, в этом и есть одна из главных проблематика даже в реальной жизни = у каждого своя правда. Одна лишь истина. А вот истина (реальные цели, намерения Странников) нам неизвестны. И оттого каждый сам для себя решает дилемму произведения.

Стругацкие это классика! По ним уже в пору защищать диссертации и писать талмуды исследований. На мой взгляд, они одни из немногих фантастов, которые ставят и раскрывают перед людьми морально этические проблемы высокого порядка. Они не идеализируют советское будущее. Они говорят о том, что у людей всегда будут сложности и проблемы. Жук в Муравейнике, для меня как раз такая книга. Она рассказывает о том, как общество пытается остановить «Особого«! Того, который ищет себя, того который хочет развить страну. Но его целенаправленно загоняют и убивают. Но не из злобы, а чтоб сохранить тот мир. который существует.

Эту книгу обязательно читать тем, кто не согласен с государством хоть в чем то. Она отвечает на многие вопросы. Ну и кроме того, просто написана в стиле Стругацких, что само по себе круто!

Едва ли не лучшая вещь Стругацких, на мой взгляд. Социально-политический и философский роман, напрямую отсылающий к обстановке в позднем СССР и затрагивающий очень многие вопросы, до сих пор не нашедшие своего разрешения. Фантастика здесь не более чем антураж. Главный конфликт — между властью и интеллигенцией (Сикорски = Андропов, Абалкин — собирательный образ понятно кого), и уже на заднем фоне такие вечно актуальные для Стругацких темы, как цена прогресса, границы научного познания, этика исследователя и т.д. Сила АБС всегда была в том, что они с исключительной точностью фиксировали проблемы, причём сразу на глубинном уровне, и давали описание, так сказать, «эзотерической» (т.е. скрытой, неявной) подкладки того, что происходит. Здесь им равных не было и нет, можно сказать, что вся российская история последних 40-50 лет есть не более чем иллюстрация размышлений АБС. В этом смысле мы по-прежнему находимся в рамках дилеммы Сикорски. Какой может быть приемлемая цена прогресса общества и в чём, собственно, этот прогресс заключается? «Стрелять» или «не стрелять»? Консервация или модернизация? Ответа нет. Думается, в рамках действующей последние лет триста парадигмы его и не будет. Надо искать другую точку опоры, вот только где?

Когда-то давно пришлось мне увидеть фрагмент концерта небезызвестной группы «Пилот». «А теперь мы споем песню...» (никогда не была их поклонником, поэтому, что за песня, сказать не смогу) — рев фанатов в ответ, звучит вступление, Илья Черт выставляет микрофон в зал и... вкушает заслуженный отдых, потому что зал без запинки и очень дружно исполняет песню вместо него. Все счастливы.

Вот таким вот фанатом я чувствую себя, читая иные книги братьев Стругацких.

Долгая, очень долгая экспозиция, на протяжении которой авторы то и дело дотрагиваются до разных глубоких вопросов, очень постепенно и почти незаметно превращается в завязку. Читатель заинтересовывается, начинает сопереживать, искать ответы и разгадки (только-только начинает!)... Но — бац! — неожиданно случается кульминация (параллельно нам предъявят — просто так, на блюдечке — краткую историю развития обстоятельств, связанных с загадкой, которую, вероятно, предлагается принять за разгадку), так же неожиданно оказывающаяся развязкой, финалом и... Майя Глумова закричала. Занавес.

А дальше начинается то самое исполнение песни хором. «Думайте», — призывает автор (Аркадий Стругацкий в Саратове. 1985 год). Вон сколько вопросов, и все как на подбор глубокие, и все как на подбор без ответа. Читатель думает — без запинки и очень дружно. Читает пояснения, послесловия, ответы на вопросы, опусы собратьев по...(залу? несчастью? удаче?). Собравшись вместе, они углубляют, надстраивают, приукрашивают (кстати, «виновники» этой активной деятельности, поначалу предложив думать, позже и сами с радостью включались в нее). Все счастливы.

Да только подвалы, пристройки и балкончики — это уже не книга, — вот в чем беда. Песня, наверное, была неплохая, да только петь за других мне почему-то не хочется.