Аркадий и Борис Стругацкие «Беспокойство»

Слегка преувеличил автор в предсловии по поводу отличий от более поздней версии, конечно, и странно удивлялся невостребованности «Беспокойства» — простите, но она по ощущениям минимум на три четверти повторяет «Улитку на склоне», а только самые верные фанаты и принципиально-дотошные читатели станут интересоваться просто ранней редакцией. Если что — я о прочтении не жалею ни капли, в целом, благодаря другим акцентам и несколько иным настроениям, этот вариант понравился даже больше поздней «Улитки на склоне». Да и в рамках «Мира Полудня» такой интересный объект выглядит очень интересно.

Я эту повесть просто «проглотил», на мой взгляд — входит в пятерку лучших произведений АБС. Столько всего сказано — и не(до)сказано, столько намёков и возможных линий. Равнодушная и даже не желающая «вникать» технотронная цивилизация Земли, для которой этот мир — просто экзотичный и опасный полигон для охоты. Обманчиво «дикий» и безлюдный лес, в котором на самом деле производятся направляемые едва ли не деградантным разумом -и уж не вырвавшиеся ли уже давно из-под контроля? — сложные биотехнологические операции. Ощущение невнятной — а на самом деле призрачной, слишком уж она далека и отстранённа — угрозы. «Человечество стало слишком могущественным и потому слишком беспечным» (Ван Вогт). Более поздняя «Улитка на склоне» суть просто испохабленный и никчёмный вариант «Беспокойства»

В отличие от «Улитки на склоне», грешащей излишней гротескностью в линии Переца, «Беспокойство» сохраняет баланс лиризма и философичности. Трудно понять, что не устроило авторов в этой версии повести, ведь это несомненный шедевр мировой фантастики своей эпохи. Я бы сказал, что «Беспокойство», «Хищные вещи века» и «За миллиард лет до конца света» это лучшие произведения АБС, а вовсе не ТББ, ПнО и ПНС.

Очень сложное для восприятия и понимания произведение. Да и для прочтения — сложное. Пытаешься, шерсть на носу, пролезть сквозь дебри словоблудия жителей деревни и через философские недомолвки обитателей базы, вникнуть в суть происходящего, но при этом отчётливо ощущаешь, что самое главное, смысл, так и остался где-то вне фокуса внимания. Вполне возможно, что если бы написали не Стругацкие, то отмахнулся бы, пожал бы плечами в недоумении и пошёл бы мимо, однако внутри уже созрело желание дойти до конца, докопаться до сути. И отсюда вывод: нужно... нет, просто необходимо оставить пока эту книжку как есть, прочитать «Улитку на склоне», через «не могу», через «не хочу», но дочитать, в ней тоже ничего не понять и отложить решение вопроса на полгода. А потом вновь прочитать оба произведения, и тогда, вероятно, что-то прояснится.

Вообще, у меня сложилось впечатление, что «Беспокойство» — это такое послесловие к циклу Полудня. Да, именно так: если «Волны гасят ветер» — это заключительная глава, итог, то «Беспокойство» — это именно не эпилог, а послесловие, где, можно сказать, расставлены точки над i. Хотя те же «Волны» и многое из Полудня было написано намного позже «Беспокойства». Но тем не менее, здесь дана очень любопытная картина: люди Полудня в тупике, погрязли в своей беспечности, порождённой ощущением собственного могущества. Ну, а кроме того, обитатели Полудня оказались в ловушке заблуждений относительно своих возможностей к познанию.

Не до конца уверен, что интерпретировал всё правильно, но пока остановимся на такой оценке.

Ну, и напоследок пара, так сказать, организационных моментов.

Первое, я не совсем понял, почему на Фантлабе «Беспокойство» не включено в цикл «Мир Полудня». Ведь очевидно, что место и время действия — те же самые. Да и герои. И логика. Но почему-то «Беспокойство» фигурирует в цикле «История будущего», а вот в «Полдень» не входит.

Ну, а второе, хочу обратить внимание читателей пятого тома серии «Миры братьев Стругацких» издательства Terra Fantastica ( https://fantlab.ru/edition951 ): повесть «Беспокойство» в этой книге дана, шерсть на носу, в сокращённом варианте — здесь присутствуют только главы о Горбовском, что, на мой взгляд, принципиально ограничивает произведение. Собственно, именно в этой книге я впервые прочёл «Беспокойство» и остался в некотором недоумении. Лишь на днях, решив перечитать, заметил в примечаниях на Фантлабе соответствующую запись. Спасибо автору примечаний и просьба на будущее — писать такие примечания большими жирными буквами. А то один тут тоже читал-читал, дали ему книжку с сокращённым вариантом, он ничего не понял, теперь уже ничего не читает)))

База землян на планете Пандора, сотрудники, изучающие непонятный и таинственный, чужой лес, обступивший со всех сторон — среди этих вроде бы привычных, суетливых декораций, неизбежно сопутствующих научной работе, Леонид Андреевич Горбовский чувствует себя странно чужим. Страстно желая увидеть лес, но не имея на то пропуска, он слоняется без дела, ощущая смутное беспокойство. А где-то за пару тысяч километров, в том самом лесу, Михаил Атос Сидоров, уже записанный землянами в покойники, практически превратился в Молчуна и совсем плохо помнит, кто он, откуда и зачем.

Повесть представляет собой эдакий черновик «Улитки на склоне», которую я в данный момент читаю. Тем интереснее мне писать отзыв на «Беспокойство», учитывая тот факт, что я совершенно не знаю, чем закончится история, и будет ли она иметь логическое окончание.

Что касается данной повести, этого самого логического окончания тут вовсе нет. Есть лишь экспозиция и завязка, если оперировать традиционной терминологией. И тут я могу сделать два предположения: либо произведение действительно является неким неоконченным черновиком, либо авторы сознательно отступили от традиционной схемы построения фабулы.

В итоге читатель словно движется из некоего понятного и привычного мира в область бессвязного, подсознательного, непознаваемого. Столь же непознаваемого, как и лес Пандоры, как и приснопамятный океан Соляриса (роман Лема был выпущен четырьмя годами ранее). Переломные годы в космической фантастике, заставляющие посмотреть на проблему контакта с совершенно новой стороны, без наивных штампов о гуманоидных расах, чей язык можно будет обязательно разучить, дай лишь волю толковым филологам-лингвистам.

Неожиданно (или вполне ожидаемого) такая постановка вопроса, столкновение человека с непознаным, создает условия, при которых волей-неволей субъект, оказавшийся в столь странных условиях, цепляется за то единственное, казалось бы понятное и знакомое — имманентное ему Я. И здесь Стругацкие, как творцы, скорее приближаются к видению Тарковского, чем наследуют идеи Лема. Впрочем, это куда более выпукло проявляется в «Улитке на склоне».

Такое вот «возвращение со звезд», когда фокус внимания с космоса и вопросов его освоение вдруг возвращается к нашим, земным проблемам. Тем более, что Стругацкими вектор был намечен еще раньше.

И на этом месте мои мысли по данной повести обрываются так же резко, как обрывается и сама повесть. Ощущение чего-то намечающегося, но не ясного, лишь слегка подстраивающего и подготавливающего инструменты восприятия к «Улитке», но все же ничего конкретного.

Тем не менее, никак не ниже восьмерки.

Сами авторы признали повесть никуда не годной в части глав о Горбовском и Управлении. Непонятно было при чем тут Горбовский, если повесть как-бы о Лесе. И тогда появился Перец вместо Горбовского, и Кандид вместо Атоса, а повесть из научно-фантастической стала фантастически-сатирической. Но разобраться, что не так с Горбовским все же попытаться можно, но для этого следует вернуться в советскую действительность. И провести небольшой ликбез для людей не знакомых с научным коммунизмом — единоправильным учением объясняющим прошлое, формирующим настоящее и предсказывающем будущее.

В фундаменте сего учения, кроме марксистской экономической теории, лежал диалектический материализм, опять же единоправильная философская концепция. В соответствии с диалектикой движущей силой всякого прогресса был конфликт, общественного прогресса — кофликт между производящими силами и производственными отношениями (единство и борьба противоположностей). Этот конфликт обострялся (переход количества в качество) и заканчивался революцией сметавшей старый общественный строй (отрицание отрицания). Так, если коротко,человечество прошло путь от каменного века до коммунизма — идеального общества без конфликтов и противоречий.

Все казалось бы просто и очевидно, это понимал каждый советский школьник старших классов. Но был один каверзный вопрос вводивший не поготовленных учителей обществоведения в некое подобие ступора. Если коммунизм идеален и бесконфликтен, то что является движущей силой этого общества? И уверенно цитирующие классиков корифеи диамата начинали в ответ мямлить нечто невыразительное.

Вот тут мы и подходим к сути вопроса: что не так с Горбовским? В мире Полдня — мире изобилия (сам Горбовский говорит, что на Земле всего с избытком), где «от каждого по способностям, каждому по потребностям», чем вообще занято человечество? Когда, отвечая классику «все задачи выполнены, все цели достигнуты»? Ответ — скука. От скуки коммунары прилетают на Пандору охотиться, от скуки сидят над обрывом и бросают в Лес камешки, зная, что Лес не ответит. Общество утратившее смысл своего существования уязвимо — это понимает Горбовский, вопрошая: а что если из тумана под обрывом к нам придет НЕЧТО?

Странно, но ответ на вопрос, что будет, если общественный (социальный) прогресс достигнет высшей точки имеется в скрытой форме и в этой редакции повести, и в явной — в окончательной «Улитке на склоне» (Перец — Кандид). Подсказкой служат другие произведения авторов закрывающие мир Полдня. Там появляется новая раса — людены, эволюция социальная сменяется эволюцией биологической. Противоречия двух путей развития обостряются, количественные изменения переходят в качественные, новое человечество отрицает человечество старое. Так рождается Новый Мир. В этой же повести таким будущим видится сам Лес, немашинная цивилизация, где все сущее есть Жизнь.

Пока читал повесть, все никак не мог понять, что же беспокоит Горбовского. Какие-то натужные разговоры ни о чем, скрытое раздражение друг к другу. И вот на последних страницах стало ясно. Проблемы две.

1. Проблема морального выбора при вмешательстве в дела иных цивилизации.

2. Ответственность человечества за свое развитие.

С первой проблемой человечество уже давно столкнулось. В амазонской сельве в пределах даже одного племени враждут деревни. Убивают, мстят, воруют женщин. А фермеры ждут, когда индейцы поубивают друг друга и освободят земли. Похоже? Или ещё. Северный Кавказ, традиции там явно отличаются, от тех, что в других частях России. И что с этим делать? Что для русского хорошо — для немца смерть. И так далее.

Вторая проблема ещё интереснее. Ведь лес — это возможное будущее землян. Скорее всего цивилизация Пандоры была высокоразвита, владела на высоком уровне биотехнологиями, но потом выродилась и деградировала. Есть намеки на это. Вот и землян Горбовский упрекает в инфантилизме. А теперь посмотрим на нас сейчас. Никто не формулирует стратегию развития современной цивилизации. Цель и смысл нашего развития? Куда мы движемся и зачем? Просто живём и стараемся, чтобы жить получше было. Вот и все.

В отличие от многих, я не считаю, что это какие-то запредельные философские глубины. Обычные, простые вопросы. Заданы они не очень остро (как например на «Далёкой Радуге» — кого или что спасать? Или как в «Трудно быть Богом»). Да и есть шероховатости. Странно, что Горбовского не беспокоит, что неисследованная планета используется как полигон для охоты. А вдруг кого-то разумного подстрелят?

Короче говоря, не из-за философии мне нравится эта повесть, а за невероятно яркую красочную небывалую биосферу Пандоры. Читать главы о лесе — сущее удовольствие, хочется ещё и ещё.

И «Беспокойство» мне понравилось значительно больше, чем «Улитка на склоне». Здесь твердая НФ. Это твердая почва для постановки вопросов, сюрреализм для этого менее подходит.

К сожалению читал только главы о Горбовском из первого издания «Миров братьев Стругацких». Но, может быть, если они ничем не отличаются от аналогичных глав в «Улитке на склоне», это и лучше — впечатление о повести получается более чистым. И, пожалуй, братья правы, что не стали публиковать эту вещь сразу после ее создания — «Улитка», если говорить о главах, посвященных Управлению (Базе в терминах «Беспокойства») выглядит поинтереснее.

Что есть интересного в главах «Беспокойства», посвященных Базе: глава с кусочком того непостижимого Леса, который так очаровывает нас в истории с Сидоровым/Кандидом, да несколько туманные, но очень интересные сегодня и при этом совершенно неприемлемые для 1965 года мысли Горбовского о том, что человечество в своей самоуверенности может однажды нарваться на Проблему. которая окажется ей не по плечу — хотя бы потому, что не сможет по-настоящему понять её. Да, это интересно, но в остальном эти главы кажутся заметно сыроватыми.

Смотрите, вместо внятного сюжета весь этот текст выглядит всего лишь подготовкой к тому, что скажет Леонид Андреевич в конце повествования. Разговоры над обрывом, в столовой, в кабинете Поля Гнедых — все они скорее вяловато-странные, чем интересные, а образ Горбовского здесь выглядит какой-то бледной тенью того умницы-Горбовского, которого мы знаем по другим книгам авторов.

Тем не менее, огромное спасибо братьям Стругацким, что эта повесть не потерялась, что она есть и что мы можем еще раз окунуться в чудесные миры братьев Стругацких и вновь встретится с давно уже полюбившимися героями.

Братья Стругацкие переработали это произведение в «Улитку на склоне», но первоначальный вариант повести сохранился и позже был издан под названием «Беспокойство». Сами авторы, хоть им и стали в какой-то момент неинтересны темы, используемые в этой повести, позже признавали, что первоначальный вариант тоже получился очень удачным.

Мне «Улитка на склоне» не понравилась, чего нельзя сказать о «Беспокойстве». «Улитка» — это сюрреалистическая сатира на бюрократию и мещанство. Интересная по задумке и структуре, но не вызвавшая лично у меня отклика. В «Улитке» показано соприкосновение одной нечеловеческой логики с другой, также нечеловеческой; и это вызывает недоумение. В «Беспокойстве» обычная человеческая логика встречается с непонятной и нечеловеческой; и это действительно интересно. «Беспокойство» показалось мне интересней даже «Пикника на обочине», с которым у этой повести есть точки соприкосновения (там Непостижимое приходит к людям, здесь люди сами приходят к Непостижимому). Кроме того, Горбовский — вообще мой любимый литературный герой. Ну и наконец, «Беспокойство» само по себе очень необычное произведение, ни на что не похожее, в меру сюрреалистичное и с блестящими философскими диалогами и мыслями.

Перед нами уникальное произведение, отличающееся от любых других представителей этого жанра, как и в самом творчестве авторов. Начиная от тем психоделики, социума, заканчивая темами партеногенеза и прочими биологическими терминами о зарождении жизни. Но внутри этого произведения приводится очень сложная и многоступенчатая схема генезиса, которая одновременно и завораживает и наталкивает на глубочайшую мораль.

Как и прежде внутрь Стругацкие зашили множество проблематик, которые раскрываются на примере иного социума, который представлен некоторыми сюжетными мазками, а сам взгляд на ситуацию ориентированно сосредоточен на двух персонажах, которые со своему ее интерпретируют и от того совершают те или иные действия, на которые и хочется обратить внимание. Истинный же смысл происходящего доподлинно не раскрывается, оставляя всю эту схему необъясненной, но все же на поверхности, давая читателю додумать все ее основные алгоритмы самому. Это, наверное, одно из самых запутанных произведений, внутри которого кроется хорошо продуманная история, которая для читателя разбивается на две, по новому интерпретируясь и преображаясь по мере раскрытия сюжета:

1. Атос и его история о преодолении. Это, наверное, самая важная и интригующая часть произведения, в которой показан иной социум, условия существования которого все более и более нагромождаются по мере сюжета. Начиная от приземленного быта довольно странной деревенки в глубинах лесов и болот Пандоры, заканчивая попытками осознания организации более высших законов иного генезиса, а так же преодоления собственных психологических барьеров, в которых, как в болоте тонет сознание разумного человека с Земли. Психоделика происходящего — это самый важный в данном случае литературный прием, который самым непосредственным образом показывает всю тяжесть преодоления разумом примитивных психологических барьеров окружающего социума, который стал для Атоса базисом для существования. И вот именно из-за этого нового базиса истинному нутру разумности адекватности и сознательности так сложно пробиться на поверхность, пробиться и осознать как всё есть на самом деле. Авторы очень тонко играют с восприятием, максимизируя градус этого психологического безумия все больше и больше по мере развития сюжета.

Но основная проблематика истории Атоса снова сводится на методах борьбы против разрушающей недетерминированной системы, представленной сверхсильной и непреодолимой для этого нового социума. Атос делает ставку именно на социуме, в котором прожил, как оказалось, около трех лет, мотивируя и объясняя свой выбор на основе человеческой морали о гуманизме и взаимопомощи, в конце концов личной привязанности к тем людям, которые его выходили и приютили, но при этом осознавая и понимая страшную неизбежность, под которой этот социум будет раздавлен вопреки прогрессу, странному бесчеловечному до конца необъяснимому, но все равно прогрессу. Но Атос-Сидоров все равно решает бороться с этой системой, понимая и принимая свою новую принадлежность в этом новом мире.

2. Горбовский и его попытки понять и предупредить будущее. Это довольно философская часть произведения, в которой раскрывается проблематика человеческого знания и готовности человечества к возможным последствиям. Человечество неустанно развивается, увеличивая свои знания и применяя их для дальнейшей экспансии и прогресса, но сможет ли оно выдержать непредсказуемые возможные последствия своих довольно решительных и возможно необдуманных действий. Ведь прикасаясь к знаниям, повышается и ответственность за эти новые уникальные знания. Готово ли человечество понести эту самую ответственность? Именно этими вопросами и задается Леонид Андреевич, пытаясь предостеречь цивилизацию от самых страшных возможных вероятных событий. Для него, способного осознать эти самые последствия, человечество кажется этакими детьми, которым всё любопытно и они, влекомые этим самым любопытством, берутся за всё, что смогло бы его удовлетворить. С одной стороны познание, как причина любого любопытства, должно превалировать в прогрессивной цивилизации, которая накапливает знания о вселенной и окружающей действительности, ведь именно знания определяют вектор развития. С другой стороны должен быть какой-то контроль, который убережет непослушного, но любопытного ребенка от падения с высокого стула. И Горбовский готовится к этому, пытаясь быть там, где по его мнению это падение и может произойти. Видимо, его слова — это такое пророчество — мостик к будущим событиям на планете Радуга, куда так же прибудет Леонид Андреевич, влекомый всё теми же мыслями о человеческой беспечности (произведение «Далекая Радуга»).

В конечном итоге мы имеем глубокую повесть о попытке человечества осознать окружающую действительность, попытке на нее повлиять, борясь с непреодолимостью (действия Атоса), а так же о попытке осознания человечеством собственной беспечности (мысли Горбовского), но пока лишь только попытке. Тем не менее у авторов получилось непохожее ни на какие другие уникальное произведение, в котором так много почвы для новых споров и рассуждений о прогрессе, развитии (так же новой модели развития разумной жизни) и его возможных последствий.

Сами Стругацкие относились к «Беспокойству» пренебрежительно («мы почувствовали, что проблемы Горбовского нам неинтересны»), но, судя объективно, это один из лучших их текстов.

Просто получилось так, что эта короткая повесть сильно опередила своё время. Тогда, когда она писалась, ситуация ожидания катастрофы, вызванной комфортом и гипертрофированной безопасностью цивилизации, казалась слишком абстрактной. Но сейчас, в первой половине XXI века, самые умные из нас сидят на краю обрыва рядом с Горбовским и ужасом ждут, что непредставимое будущее, скрытое в тумане (который на самом деле не туман) всего в нескольких сотнях метров от нас, вот-вот проснётся и двинется нам навстречу.

Что делать если гуманоидная цивилизация близкая землянам по духу, обречена на исчезновение, в результате прогресса иной, негуманоидной цивилизации? Как разобраться, что вообще идёт война между цивилизациями,а не имеет место явления природы, на чуждой землянам планете? Каким образом уберечь заигравшееся во всемогущество человечество от шока и ненужных смертей, когда оно осознает, что не все вопросы можно решить с помощью высокоразвитой науки и технологии? Вот основные проблемы поднятые в короткой, но ёмкой повести. В таком виде это произведение сильно отличается от \ Улитки на склоне\. Перед нами вполне связная научно фантастическая повесть, где одна линия дополняет и обогащает другую. Может она лишена абсурдисткого блеска, но несмотря на почти дословно сохранённую линию Кандида, это два различных произведения, даже в разных жанрах.

Вариант повести с Атосом мне почему-то нравится гораздо больше, чем вариант с Кандидом. Он, как мне кажется, таинственней и романтичней, в чем-то сродни «Солярису»: высокотехнологичные земляне столкнулись с иным разумом, чьи технологии и представления о жизни сильно отличаются от земных. Вплоть до того, что эту цивилизацию не особо и заметишь.

Линия Переца в «Улитке-2» в значительной степени сатирична, и кажется чуждым элементом. Там были ученые специалисты — а тут какие-то колонисты-бюрократы, не особо-то и удивляющиеся происходящему.

Увы, оба варианта повести кажутся мне неоконченными. Иногда такая неоконченность придает таинственности — но здесь она неуместная, мучительная. Так и не выяснились цели хозяек Пандоры, так и не выяснилось, выбрался ли Атос обратно к землянам...

А знаете ли вы, что высказывались мнения, что с «Улитки...» скопирован... фильм «Аватар»?! Дескать, и там, и там — дикая планета Пандора со своей странной биологией. Впрочем, я не верю в это. Всего лишь совпадение. Зато мне кажется, что «Улитка...» оказала влияние на «Кысь» Т. Н. Толстой.

Не знаю, почему, но мне «Беспокойство» всегда нравилось намного больше «Улитки». Наверное, я, как человек уже не советский, хоть и отдаю должное остроумному стилю, которым описаны злоключения Переца и его «антибюрократическая борьба», но они мне не близки. А вот Лес прекрасен и ярок, как и описания вялой и тянучей жизни допотопной глухой деревеньки. Иными словами, «Улитка» — это ювелирное изделие, а «Беспокойство» — просто чистый бриллиант.

Теперь когда я запланирую сделать что-то, но долго не могу начать действовать, то вспоминаю с самоиронией:

И попытка объяснить людям что ты хочешь, иногда может выглядеть вот так =)

В общем, повесть оставляет очень яркие впечатления.

Довольно сложная для восприятия повесть. Я также, видимо не уловил сильной сюжетной линии и мне данное произведение показалось довольно скучным.