Аркадий Аверченко «Трагедия русского писателя»
- Жанры/поджанры: Реализм
- Общие характеристики: Сатирическое | Ироническое
- Место действия: Наш мир (Земля) (Европа (Западная Европа | Южная Европа ))
- Время действия: 20 век
- Линейность сюжета: Линейно-параллельный
- Возраст читателя: Любой
Русский писатель в Париже через несколько лет перестает быть и русским, и писателем.
Впервые — «Юг России», 1920, № 167 (25 октября (7 ноября)) (под названием «Оторвыши»).
Перепечатано — «Новая вечерняя газета» (Владивосток), 1922, № 39 (22 декабря).
Входит в:
— журнал «Мухомор 1922'02», 1922 г.
— сборник «Записки простодушного», 1923 г.
— журнал «Смехач 1927'18», 1927 г.
— антологию «Юмористические рассказы», 1990 г.
— антологию «Инкогнито», 1991 г.
— антологию «Юмористические рассказы», 2011 г.
1922 г.
1923 г.
1990 г.
1990 г.
1991 г.
1992 г.
1994 г.
2007 г.
2008 г.
2011 г.
2014 г.
2014 г.
2020 г.
Периодика:
1922 г.
1927 г.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
[ 2 ]
technocrator, 4 марта 2019 г.
Внешне сатирическая, а внутри проникнутая ностальгией мини-зарисовка эмигранта. Часть грустно-иронических заметок «Простодушного» из Константинополя — города, ставшего прибежищем наводнившим его «белым» русским.
Повествует о неком мэтре, через год-два сытой жизни вконец офранцузившемся и забывшем как писать по-русски. Трудно сказать, имелась ли какая-нибудь реальная фигура в виду. Имхо, просто громкие показные изъявления любви к покинутой России противопоставляется желанию оставаться ближе к родине и её «осколкам»...
Не изменив своим словам, в Париж Аверченко не уехал, несколько лет спустя скончавшись после болезни в Восточной Европе...
[ -1 ]
zdraste, 25 января 2019 г.
Это очень короткий рассказ, который написан около сто лет назад, но имеет особую актуальность в наше время. А наиболее яркий пример для этого рассказа является — Набоков:
»
.......... Меня же только мутит ныне от
дребезжания моих ржавых русских струн. История этого перевода
-- история разочарования. Увы, тот «дивный русский язык»,
который, сдавалось мне, все ждет меня где-то, цветет, как
верная весна за наглухо запертыми воротами, от которых столько
лет хранился у меня ключ, оказался несуществующим, и за
воротами нет ничего, кроме обугленных пней и осенней
безнадежной дали, а ключ в руке скорее похож на отмычку.
Утешаюсь, во-первых, тем, что в неуклюжести предлагаемого
перевода повинен не только отвыкнувший от родной речи
переводчик, но и дух языка, на который перевод делается. За
полгода работы над русской «Лолитой» я не только убедился в
пропаже многих личных безделушек и невосстановимых языковых
навыков и сокровищ, но пришел и к некоторым общим заключениям
по поводу взаимной переводимости двух изумительных языков.
Телодвижения, ужимки, ландшафты, томление деревьев,
запахи, дожди, тающие и переливчатые оттенки природы, все
нежно-человеческое (как ни странно!), а также все мужицкое,
грубое, сочно-похабное, выходит по-русски не хуже, если не
лучше, чем по-английски; но столь свойственные английскому
тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка
между отвлеченнейшими понятиями, роение односложных эпитетов --
все это, а также все относящееся к технике, модам, спорту,
естественным наукам и противоестественным страстям --
становится по-русски топорным, многословным и часто
отвратительным в смысле стиля и ритма. Эта неувязка отражает
основную разницу в историческом плане между зеленым русским
литературным языком и зрелым, как лопающаяся по швам смоква,
языком английским: между гениальным, но еще недостаточно
образованным, а иногда довольно безвкусным юношей, и маститым
гением, соединяющим в себе запасы пестрого знания с полной
свободой духа. Свобода духа! Все дыхание человечества в этом
сочетании слов...»