Владимир Сорокин «Заплыв»

ДЕКОНСТРУКЦИЯ ДЕКОНСТРУКЦИИ

Сатира — в принципе жанр злобный, и, кстати, плебейский. Сатира всегда лубок, потому что она нацелена на народ. Я не считаю Сорокина сатириком; правильнее будет сказать, что сатира — лишь одна из граней бриллианта его таланта, причём одна из самых незначительных. Да и сложно на этом поле сказать в литературном плане что-то после Рабле. Если попробовать копнуть и проанализировать другие произведения ВГС, то мы увидим, что он с равной долей нетерпимости (уточнил бы, что с долей пренебрежения — смотрите «Сахарный кремль» или «Теллурию») относится к любым проявлениям власти, хотя прямо нигде об этом не говорит — это было бы совсем уж нелепо. Я бы назвал Сорокина криптоанархистом, и, в целом, это не лишено смысла, если вспомнить, что он немало общался в нонконформистском кружке Пригова.

Более того, Сорокин сатиру деконструирует. В этом плане уместно вспомнить «Норму», которая сослужила ему плохую (а если вдуматься, то хорошую) службу, потому что именно после «Нормы» Сорокина прозвали «калоедом», и от этого прозвища ему уже никогда не очиститься. В то же время «Нормой» он (простите, прозвучит по-снобски, но мы же тут дружески беседуем, верно?) отсёк огромный пласт читателей, которые увидели форму, не приняв сути. Здесь уместно вспомнить Гнойного, который, по сути, весьма схож с ВГС в творческом подходе — достаточно вспомнить дисс на Дудя, который слушается как говно, но им не является. Гнойный деконструировал русскую рэп-поэзию примерно так же, как ВГС — русскую прозу, нарочито провокативными образами и метафорами, которые становятся эдаким хитрым фильтром от чужака. От хорошей, типа «не плебейской» сатиры ждут эзопова языка, тайного языка нищих, через который рождается ощущение сопричастности к безнаказанному сообществу владеющих неким шифром, секретом… властью, в конечном счёте, недостижимым чужакам пониманием тренда. Особенно в сатире, созданной в тоталитарном обществе типа того же СССР. И тут вам на стол вываливают пакет говна. Грубо! Происходит слом парадигмы, человеку кажется, что его обманывают. Однако сатирой это быть не перестаёт, но она перерождается, словно какой-нибудь лёд-9. А под этим льдом — океан.

Я привёл лишь краткое пояснение, почему творчество ВГС может быть отталкивающим, а ведь таких примеров — тьма. Тот же «Заплыв», к примеру, вообще не вызывающий, но тем не менее спонсирует отторжение. Человеку важно облечь своё непонимание, свой страх в форму — тогда это становится явственным, чётким и, как следствие, приемлемым. Становятся понятны методы противостояния, исчезает ужас (здесь интересный момент, т.к. ВГС ни разу не мастер хоррора, но его творчество пугает). Человек ищет, за что зацепиться и находит, к примеру, антисоветчину. Фишка в том, что Сорокин деконструирует также персонажей. Мы все знаем «тургеневского героя», «толстовского героя», даже «героя Мариенгофа», почему нет. Но не существует сорокинского героя. У Сорокина люди расчеловечены, они не субъекты и даже не объекты, а предметы. Это хорошо прослеживается в таком омерзительном рассказе, как «Вызов к директору», например; абсолютно кроненберговская вещь, пугающая не натурализмом, а сюрреалистическим, не укладывающимся в голове ужасом уже упоминавшегося сращения сна и реальности. Кстати, в таком же ключе в лучших своих вещах работал Клайв Баркер, если интересно, рассказ «Холмы, города». Но там, где Баркер скрипя и натужно выбирается на свой маленький персональный Эверест, ВГС только раскачивается, и в этом его величие.

А антисоветчину и в Масяне найти можно при желании.

Безусловно яркий образ — плывущая по реке живая огненная фраза. Что может быть почётнее: не винтик в государственной машине, но запятая в бессмысленной цитате...

В одной из недавних бесед с журналистами В. Сорокин чрезвычайно высоко оценил эстетический компонент так называемого искусства «Большого Стиля» — главным образом, советских и немецких фильмов 1930-1940-х гг. Ранний сорокинский рассказ «Заплыв» — сверхудачная стилизация под такое искусство. В этой фантасмагорической антиутопии Сорокин буквально несколькими штрихами набрасывает яркий образ некоей сверхтоталитарной империи далекого будущего.

...Ночью, по широкой Реке, протекающей через Столицу, плывет огненная цитата, составленная из тысяч и тысяч факелов, горящих в руках у пловцов специализированного водно-агитационного полка... «Заплыв» содержит в себе глубочайший культурный «бэкграунд», отсылающий не только к кинематографу тридцатых годов прошлого века (рассказ является подчеркнуто визуальным, кинематографичным), но и к произведениям Замятина, Юнгера, Эволы... Мерцающая огненными точками черная Река и ослепительный блеск Золотого Города — Особого Пространства... Настоящая алхимия слова и образа...