Алексей Сальников «Петровы в гриппе и вокруг него»

Довольно шизофреничная книга о бытовухе. Достойный продолжатель Достоевского.

В рамках своего жанра она написана хорошо. На этом можно бы и закончить отзыв, потому что вам либо нравятся подобные вещи — от «Преступления и наказания» до «Москвы-Петушков» — либо нет. Насколько мне кажется, читателей можно разделить по отношению к ним на три группы:

1) Те, кому они почему-либо нравятся,

2) те, кому не нравится содержимое книги, но они считают, что иногда такие вещи _нужно_ и _полезно_ читать; они вроде как обличают то, что в них описано,

и 3) те, кому они просто отвратительны и всё.

К группе (3) отношусь и я, поэтому, если писать отзыв, он неизбежно выйдет ругательным. Ругаться тут легко: невыносимо затянутые описания, абзацы в несколько страниц, всепоглощающее уныние и отсутствие сюжета, вялое...

стоп. Именно этого я решил не делать. Глупо придти в обсуждение какой-нибудь фэнтези и раздражаться на эльфов и гномов. Не нравится — не читай. Так же и здесь: не нравится бытовуха — не плюйся ядом, а просто найди почитать что-то ещё.

Если у Достоевского мы встречаем слегка бытовушную чернуху, то эта книга помягче — слегка чернушная бытовуха. Подробная, дотошная, очень узнаваемая для любого жителя постсоветского пространства. Есть несколько очень метких наблюдений. Никакой «развесёлой хтони и жути» тут и в помине нет: мистический элемент эпизодический, подспудный и крайне... недоброжелатели скажут — блёклый, фанаты скажут — тонкий. Вот и всё.

Однако я хотел заострить внимание на двух моментах в этой книге, которые меня очень сильно напрягли и были крайне нездоровы, а автор пишет о них так, словно это — нечто нормальное.

Первый — это когда

Второй, похожий — это когда

Не знаю, что автор хотел этим сказать, был ли это какой-то странный литературный приём или он действительно считает такое нормальным, но это ненормально. Совсем.

Я категорически против цензуры, но если бы она существовала и я был цензором — то, честное слово, из-за этих двух моментов я бы книгу завернул.

Удивительный роман, нарочито стилистически небезупречный, с отсутствием какой-то четкой сюжетной линии и в то же время притягивающий и увлекающий. Шизофрения обыденной жизни, тонкие психологические наблюдения, отличный юмор, выверенные временные мостики, закольцовывающие какие-то события, даже весьма второстепенные — это очень увлекательное литературное путешествие. Я соскучился по вкусному повествованию, а Сальников дает именно такую плотную, основательно приправленную пищу, пусть иной раз и без чувства меры. И в конце прочтения мне было жаль, что все вдруг закончилось, и Петровы исчезли, растворились...

Сложно давать оценку этой книге. С одной стороны, я ее дочитал и не жалею. С другой — не очень понял, что мне это дало ) Сюжета здесь нет, все строится на конкретных сценках и их описании. Если не знаете, стоит ли читать — просто откройте в любом случайном месте и прочтите пару абзацев. Вся книга будет точно такая же. Ровная как стол. Не будет ни кульминации ни развязки.

Про мистическую изнанку произведения и его тайные намеки: ну знаете, мне кажется это настолько всем тут по фигу, настолько это не имеет значения, как пытаться определить вкус гомеопатического зелья от прыщей, может даже интереснее. Я либо не понял, либо понял не так, либо автор вообще ничего не хотел сказать... Ну абсолютно фиолетово, как можно видеть в этом какие-то пророчества и откровения? Совершено непонятно.

А вот когда книга кончилась, я долго смотрел на последний абзац и не мог поверить, что это все. Такой резкий грубый конец, словно последнюю пару глав автор сжег в память о Гоголе. Ощущение недосказанности, незаконченности буквально висело в воздухе. Хотя в принципе генерировать такое чтиво можно до бесконечности, ведь оно не привязано ни к каким незаурядным событиям и персонажам. Просто автору нравится играться словами, собирая их именно таким образом, а про что именно — не так уж и важно, повод всегда найдется.

Тем не менее, больше всего у автора получилось за детей. Взрослые вышли беспричинно глупыми и каким-то жестокими. Лично у меня большинство их тупизма вызывало только недоумение и не развлекало. Особенно «хорошо» вышло начало за пьяного мужика, которое в принципе-то ничем не отличается и от реального поведения, почти без всякого сарказма. Так что можно сказать, что книга в начале даже пытается прикинуться чем-то другим. А вот младше-петровские главы были интересны.

По прочтению романа даже немножко растерялся. Тем более, что прочитано было на работе, что несколько отвлекало от размышлений о прочитанном ))

Первое впечатление по мере чтения было таким — вот если такое явление, как поток сознания в художественном произведении, нам уже давно известно, то теперь мы, как читатели, а Сальников как автор, постигли подлинный дзен данной стилистики — поток бытописания. Если о романе «Отдел» я сразу сказал, что сюжет там вторичен, то в «Петровых» автор пошёл ещё дальше и написал почти бессюжетный роман. Читатель всю книгу занимается созерцанием. Созерцанием авторского бытописания вообще, и протеканием болезни у конкретной семьи в частности.

Вы думаете, я сарказмом побрызгиваю? Да, так может показаться. Но — нет. Ибо даже если бы всё было так просто, уже было бы хорошо. Удержать читателя весь роман и дать наслаждение романом одним лишь бытописанием — уже Талант. Но это лишь первый слой. Первое впечатление.

Если вы позволите себе прочитать этот роман вдумчиво, осмысливая мелочи в формулировках, то придёте в некоторое замешательство — уж больно странная семейка нарисована автором. И всплывает второй слой — магреализм. Магический реализм здесь неявный (то есть такой, как, например, в «медведках» Галиной). Что по моей вкусовщине — в минус. Я бы взялся на спор доказать и то что весь роман чистый реализм, и то, что весь роман — магреализм. Лично мне по вкусу более явные маркеры фантастического (как, скажем, в «Затворнике» Кузнецова), но это мои проблемы, а не автора или произведения. Но и оценка — мой субъективизм. Потому минус балл. И ещё минус балл — за финал. Вот с финалами у автора точно проблемы, это я ещё в «отделе» отметил. Финалы даже не открытые, а просто никакие.

Тем не менее, я отлично понимаю, за что роман получил премии. Вижу, чем хорош роман. И получил от чтения изрядное удовольствие.

Шикарный авторский язык. Масса интереснейших точных деталей взаимоотношений и ситуативного поведения людей. Концентрированная шизофрения окружающей нас с вами повседневной реальности. Большинство персонажей, начиная с самих Петровых, вокруг нас. А то и кто-то из нас. Я, вот — Иванов. Ну чем не Петров....

Жанр этого произведения — магический реализм, но чтобы прийти к такому выводу придётся приложить некоторые усилия. Начну с самого магического персонажа.

«Петрова не помнила, сколько их у неё было. Если бы она оглянулась на свою жизнь глазами* нормального человека, то ужаснулась бы, что даже первый уже исчез из её памяти или перемешался с остальными настолько, что она не только не помнила первого, но и даже не помнила, в какое время дня и в какое время года у неё с ним это произошло.» Прочитав эти строки и немного дальше о том, что Петрова «обычно как-то планировала свои действия и присматривалась к будущим мужчинам попристальней, чтобы не было потом так стыдно, чтобы не думать потом о разбитой чужой семье, плачущих детях и собаке, которую некому будет выгуливать; такие моменты накатывавшего стыда были Петровой тоже не чужды.», ... так вот, прочитав это, а позади уже более трети книги, начинаешь понимать, что описываемая в ней семья уж никак не среднестатистическая для России, а долгое время именно так и казалось. Петрова-то не совсем человек, а демон в человеческом облике, попавший неведомым путём в тихую городскую жизнь из какой-то бесконечной огненной пропасти. И этот демон уже потерял счёт мужчинам, которых зарезала эта женщина! Она, безусловно, самый колоритный персонаж романа, что подчёркивается наиболее полным представлением её читателю. Зовут её Нурлыниса Фатхиахметовна**. Это вам не какая-нибудь Татьяна Ларина, хотя, с другой стороны, ничего особенного в этом сочетании, как будто бы и нет. С удовольствием повторю — Петрова Нурлыниса Фатхиахметовна — звучит, по моему, очень приятно, даже гармонично.

Для Петрова-старшего Автор на имя и отчество поскупился. И это справедливо, поскольку Петров за свою жизнь убил всего лишь одного человека, правда, своего друга и, что весьма существенно (смягчающее обстоятельство !), по настоятельной просьбе убитого. Ну, какая уж тут среднестатистическая?!

Но это для нашей реальности, а если дело происходит в параллельном мире (одной из Земель Веера миров по-Головачёву), тогда почему нет? А реальность-то и в самом деле другая, и на эту мысль наводит одна малозаметная, теряющаяся в потоке других таких же, сцена, когда Петров наблюдает за старичком, выбивающим пыль из половиков — «... старичок продолжал бить пыль пластмассовой хлопалкой, похожей на эмблему олимпийских игр на ручке, только, как если бы материков на Земле было не шесть, а около двенадцати.» Отсюда с очевидностью следует, что в олимпийской эмблеме этого мира шесть символов (не обязательно колец) материков, а не пять, как у нас. А это, в свою очередь, означает не более и не менее, как то, что Антарктида там, у них, не покрыта многокилометровым слоем льда, а представляет собой нормальную, обитаемую землю с пригодным для жизни климатом. Есть и другая более заметная разница между мирами, которая тоже не сразу бросается в глаза, тоже слегка припрятана в огромном количестве слов, как последнее зелёное яблоко среди многочисленных трепещущих на ветру листьев. Это поистине чудесный факт исцеления находящегося в шаге от смерти Петрова-младшего таблеткой аспирина двадцатилетней давности. В нашем мире фармацевтическая промышленность даже и мечтать не может о таких сроках годности лекарств. Завершает эту картину маслом странная фигура с инициалами АИД, которая каким-то чудом через много лет находит ставшего взрослым мальчика, когда-то прикасавшегося своей горячей ладонью к холодной ладони только что пришедшей с мороза Снегурочки, благодаря чему была спасена жизнь ещё не родившегося ребёнка.

Но и в этой, параллельной реальности, был некто, написавший историю девочки со спичками, хотя звался ли он Гансом Кристианом Андерсеном, читателю остаётся неизвестным. И, разумеется, там есть «Звёздные войны» — непременный атрибут любой реальности.

Итак, реализм, почти всегда нарочито детальный, в этом романе смешан с фантастикой, добавка которой, пусть и в гомеопатической, но тем не менее убедительной дозе, превращает его в реализм магический. Что и требовалось доказать.

*) Оглянуться глазами — словосочетание русскому языку, мягко говоря, несвойственное, и сразу трудно сказать, развитие это или деградация. Задачка для специалистов.

**) Не обиделась бы на Автора за такое имя для демона-убийцы весьма значительная часть российского народа! Шутка же!

Долго не решался писать отзыв, но потом захотел поделиться забавной ситуацией.

Книгу эту читал летом прошлого года. За несколько дней до чтения сдал на конкурс Литкреатива рассказ,

который в финале Елена Щетинина прокомментировала примерно так: «На вас явно произвели впечатления «Петровы в гриппе...».

Мне было приятно, что мой рассказик оказался «независимым» от творчества Сальникова, с которым сравнили мой текст )))

«Петровы...», помню, произвели во мне маленький фурор.

Изумительный язык, обороты, метафоры, изящнейший стиль и добротный сочный юмор, -- как еще расхвалить роман?

Но самое удивительное в том, что я сегодня АБСОЛЮТНО НЕ ПОМНЮ... о чем там речь, чем занимаются главгеры, как закручена интрига.

В памяти сохранилось начало: кто-то куда-то едет на троллейбусе (или трамвае?),

причем с первых строк все выглядело увлекательным и вкусным, приглашало к чтению...

и уникальную, имхо, концовку -- хладнокровно выстрелил в друга,

который пронзительно надоел ему своим нытьем и экзотической мечтой о суициде.

Вот и все.

Остальное стерто из памяти.

Можно ли, таким образом, утверждать, что книга оказалась пустышкой и погремушкой?

Ни в коем случае!

Название живет во мне, как маяк, периодически вспыхивает и зовет вернуться.

Я обязательно перечитаю еще раз эту очаровательную вещь, поскольку она незаурядна в плане положительной реакции организма

на столь эффектный деликатес.

Довольно сложно оценивать эту книгу или сказать о ней что-то определенное. Понравилась ли она мне? Затрудняюсь ответить. С одной стороны, написано здорово, Сальникову очевидно не откажешь в таланте составлять слова друг с другом. С другой стороны — книга вообще ни о чем. Зацепившись за факт эпидемии гриппа в одной отдельно взятой семье, автор умудрился поговорить? прочитать монолог? рассказать? посмеяться? сразу обо всем, что приходит на ум. Так, обычная необычная жизнь обычных необычных людей (из провинции? не понял) — возможно именно это и цепляет, так как получившееся в результате произведение заметно больше суммы биографий трех разнополых и разновозрастных людей, связанных родственными узами. Вся книга — хождение по кругу и хождение по мукам,

как будто взяли весь хлам, копившийся на антресолях годами и осторожно, с любовью и любованием, разобрали. Все эти обрывки, обмылки, осколки для рассказчика — манифестации определенных историй, памятных и важных, сцепленных друг с другом, все это занятно, но все равно хлам и мусор. Из книги мог бы получиться полифоничный (полифонический?) роман, но не получился, и возможно, у автора не было такой задумки. Литературный эксперимент, что ли? Я слишком стар консервативен для такого дерьма.

Слепленный в один аморфный ком сборник полубаек-полуисповедей на переломе СССР/РФ, написанный увлекательно, живо и убедительно, однако бесцельный и бес/конечный, с каким-то туманным нрзб намеком на мистику и странную связь между персонажами. Чем закончить, автор то ли не знал, то ли сроки поджимали, в результате пропали и Петровы и грипп. Не жалею, что прочитал, но советовать другим не буду.

Сальников поступил хитро – в первых главах вроде бы ничего не происходит: лишь многословное, с обилием деталей бытописание персонажей. Все это так знакомо, тут и там узнаешь ситуации, в которых бывал сам. Читать реально скучновато, порой начинаешь уже плеваться от многословия – мне лично все время хотелось бросить, на 30, потом на 50, потом на 100 странице, и вот уже середина книги, но все не бросаешь… почему? Думаю, дело в реалистичности. Пусть тут нет экшена и автор будто намеренно не заботится о создании интриги – но обилие (даже переизбыток) деталей делает рассказ очень жизненным. Тем, кто решился читать и быстро заскучал, советую потерпеть до середины, станет интереснее. Кусочки истории начнут собираться в паззл и к концу романа все встанет на свои места. Тягучая, длинная, «кирпичная» подача в итоге себя оправдывает. Содержание определяет форму: от скучных реалий, сдобренных гриппозной бредовостью, через вспышки трэша к мистической концовке. Языком автор владеет мастерски, язык богатый фигурами речи и сдобренный юмором, так что совсем скучать не придется. А стилистические «корявости», на которые пеняют критики, введены явно с умыслом.

Теперь о собственно истории. Она заставила вспомнить роман Брета Истона Эллиса (кстати, Сальников упоминает его в тексте) «Американский психопат». Нет, сюжет несколько другой, однако сам принцип построения цепочки «герой – мир – сюжет – идея» схож: персонажи – на первый взгляд заурядные члены общества, но с жуткими скелетами в шкафах. О книге Эллиса заставила вспомнить манера протагониста вдруг не к месту рассуждать о современных фильмах, книгах и т.д., это прямая аллюзия на «Психопата». Помимо Эллиса на ум пришли ранние фильмы Тарантино – он тоже любит долго погружать зрителя в обыденные и по-своему интересные ситуации, заканчивая их неожиданными кровавыми вспышками. Поведение героя в «Петровых» выглядит естественным и на удивление хладнокровным, когда надо вдруг разнести из пистолета голову своему лучшему другу и потом подчистить следы самым рациональным и где-то даже благородным способом.

Обозначение всех членов семьи просто фамилией «Петров», даже без имен, превращает ее в коллективного героя. По ходу сползания кусочков паззла в единую картину – сползаются и родственно-дружеские связи едва ли не всех персонажей, и возникает что-то вроде коллективного мегагероя – у которого нет определенной сюжетной задачи: это большой портрет вроде мистерий Ильи Глазунова, перенасыщенный деталями, нарисованный на фоне новогодней екатеринбургской суеты, слегка размытый гриппозным сюром. Вчитываясь, внимательнее присматриваясь к деталям, начинаешь прозревать: все это нагромождение персонажей и вовсе является грандиозной фантазией самого Петрова. И жену-маньячку он выдумал. Между прочим, ни одного убийства она по сюжету так и не совершила, лишь даны какие-то бледные намеки-фантазии. «Не нужно уподобляться юному Сергею, — думает Петров о своем творчестве, — и поэтому идея про супергероя-женщину, которая днем учит детей в начальной школе, а по ночам режет всяких отморозков, — это очень плохая идея». Выдумал и друга-покровителя Игоря (воплощение его мечты об успешности). И сына (его внутренний ребенок, персонаж его комиксов — то есть воплощение мечты о супергеройстве). И друг юности, писатель Сергей – это часть личности, которую он в себе метафорически убил. В итоге Петров – это одинокий, неустроенный, бедный современный русский человек около тридцати лет, живущий в значительной степени в своем воображаемом мире. К тому же больной и пьяный.

Интересно, что на этот роман много восторженных отзывов и много ругательных. И забавно, что и те, и другие по-своему правы. Автором проделана очень хорошая работа. Но читатель (даже «квалифицированный», ха-ха) не всегда способен считать скрытые послания, даже если спокойно и скрупулезно читает книгу дома на диване – а не листает торопливо «читалку» в транспорте в коротких промежутках между офисными и домашними хлопотами. Даже современный читатель, знакомый с довольно сложными литературными конструкциями. И как автор имеет право затеять на страницах прихотливые игры разума, так и читатель имеет полное право заявить, что он так не играет.

Роман Сальникова заслуженно отмечен премией «Национальный бестселлер». Книга достойна встать в длинный ряд современных талантливых (без всякой иронии) авторов, живо, с юмором, рисующих свинцовые будни одинокого и неприкаянного героя, бухающего в депрессии, сходящего с ума, бредущего за ложными или неясными целями, или просто плывущего по течению. Под серым знаменем, на котором начертано «не мы такие – жизнь такая». Наверное, и в самом деле у современной российской интеллигенции такая жизнь, а все эти презентации с винишком, красивые интервью, округлые улыбчивые лица авторов – просто маска, чтобы скрыть кричащий экзистенциальный вакуум.

Начну с того, что роман мне понравился. Практически всем, хотя этот тот случай, когда основную массу впечатлений приносит концовка, а не сам процесс. Вернее — не сама даже концовка, а скорее окончательное понимание и осознание того, что же действительно в книге произошло, о чем она на самом деле была. Именно в этот момент понимаешь, насколько все в романе взаимосвязано, насколько все переплетено и все те детали, которые казались лишними, выстраиваются в четкую картинку общего смысла.

Внезапно оказывается, что все ответы на твои вопросы уже были в книге, что ты их уже прочитал, просто не понял, тогда еще не понял, или даже пропустил мимо ушей (или глаз, что точнее), но концовка ставит все на свои места, и тебе приходится лезть в самое начало книги (и не только) и перечитывать уже прочитанное. Только тогда все окончательно становится ясно. При том, что трактовок сюжета здесь может быть несколько, хотя лично мне нравится только одна, к которой я больше всего и склоняюсь.

Язык — замечательный. Он словно течет одним неспешным потоком, слова и предложения перетекают одно в другое, глазу просто негде споткнуться, отчего остановиться читать очень сложно. Порой возникало ощущение, что Сальникову не нужны даже знаки препинания — настолько текст плавный и текучий, что все эти знаки его как будто даже и тормозят.

Атмосфера — замечательная. Сальников в «Петровых» коснулся практически всех аспектов жизни современного человека, таких обыденных и привычных вещей, которые мы уже практически не замечаем из-за их обычности и однообразия, но тем они и прекрасны, что каждый может сказать: «Да, а ведь так оно и есть». Общественный транспорт, больницы, поездки на дачу, работа, походы на елку в ТЮЗ — да много всего.

Есть один момент, который поразил лично меня. В одной из глав Петров рассматривает книги своего отца. Берет одну в руки и начинает описывать картинки, которые в ней изображены. Сальников при этом не говорит название книги, не говорит о чем она. Только описывает картинки. И уже по первому описанию я начинаю понимать, что тоже это видел. В этот момент я словил мощнейшее дежавю. Да, это были «Звездные войны». Именно та книга, именно то издание, которое я также в детстве, как и Петров, любил рассматривать, хотя даже читать тогда еще не умел и фильмов по теме не смотрел. Я понимаю, что эта книга в те времена могла быть почти в каждом доме, ибо выбора-то особо не было, но все-таки... Этот момент очень тронул.

Отдельно хочу сказать про аннотацию к книге. Она ужасна. Серьезно. Будто бы человек, который ее писал, книгу не читал вообще, хотя на самом деле скорее всего читал, конечно, но от того еще более не понятно, почему написал именно такое. Какая развеселая хтонь и инфернальная жуть? Что это вообще и где оно там? Книга до самой последней главы читается как обычный реализм, но и даже после осознания сюжета все равно никакой хтони и жути не лезет. Про какое выбивание почвы из под ног у читателей нормальных книг идет речь? У читателей, которые сложнее Колобка ничего не читали? Пишет Сальников интересно и здорово, но абсолютно доступно для читателя любого уровня. Даже детям дай — они и то прочитают без проблем, разве что, может, итоговый смысл не постигнут, так сказать. И это хорошо, на самом-то деле, это плюс, но вопрос в том, зачем писать в аннотации непонятную чушь?

Итого — буду ждать новых книг Сальникова, это без вопросов. «Петровы» вещь действительно сильная, интересная и атмосферная, к тому же очень грамотно и занятно построенная. Отлично.

Почему: «бесспорно» лучший роман прошлого и этого годов по мнению всех рецензентов. Даже как-то боязно было начинать такой шедевр. «Нацбест» роман уже получил, на «НОС» и «Большую Книгу» номинировался. Уже успели издать ещё один роман Сальникова на волне хайпа.

В итоге: очень, очень своеобразное чтение. Безостановочная вязь метафор и бытовых зарисовок, непрерывных аллюзий и обычной жизни. Плотно написано, но очень легко читается. Глава про детство Петрова вызвала острый приступ ностальгии по детству, благо времена как раз моего детства описывались. Причём ностальгию спровоцировала не какая-то там сентиментальность, а именно описание ощущений ребёнка, который особо и не понимает, что с ним происходит, зачем его куда-то ведут, и так далее. И всё это просто с огромным количеством точно подмеченных деталюшечек. Этих деталей так много, что начинает казаться, что это происходило именно с тобой и ты просто вспоминаешь прошлое.

Отлично написанный, немного путанный роман.

Взяла почитать в библиотеке эту книгу, которую только ленивый не похвалил. Почему-то ожидала чего-то забавного и ироничного. Начала читать... Первые 50 страниц — просто унылая чушь. И надежд (исходя из стиля автора) немного, так что время тратить жаль.

Уважаемые товарищи пояснили, что здесь цепляет «магия погружения в этот будто бы бессмысленный и необязательный, чуть ли не случайный мир, в котором живут эти фантасмагорические = обычные люди. Причём никаких особых красот или, тем более, изысков стиля совершенно не наблюдается».

Задумавшись, поняла, что именно это мне и не нравится. Именно вот эта «обыденность абсурда» или даже скорее «абсурд обыденности». У меня вообще тяжело с абсурдом, видимо из-за нехватки воображения и тонкости восприятия. А когда еще он упакован в рамки будничной серости дождливого мира сквозь бликующее стекло алкогольного морока, так и вообще...

С каких пор живенькие тексты ни о чем стали у нас эталоном хорошей литературы? Я, конечно, извиняюсь, но через сто лет после Джойса можно было бы рассчитывать на что-то более оригинальное, чем эти очень слабые потуги на тщательно замаскированную эпичность бытовых деталей. А у Сальникова ничего кроме этого нет, и даже эпичности-то никакой не видно, сплошная скучная бытовуха. Первую главу мне было очень противно. Господи, до каких пор современные авторы будут считать, что герой, бухающий по кухням и подворотням с сомнительными корешами — это «герой нашего времени»? Ребята, опомнитесь, времена вашей юности давно прошли, у нас тут в моде ЗОЖ и тревел-блоги, а не вот это все.

Дальше пошло чуть более терпимо, хотя и непонятно, зачем. Ну то есть вот есть семья Петровых, мама-папа-сын. Екатеринбург, дело под Новый год и все хором болеют гриппом с высокой температурой. Петров-старший при этом умудряется жестко бухать и ввязываться в какие-то приключения в стиле 90х типа катания на катафалке с покойником. Петрова работает библиотекарем и подрабатывает местным Чикатилло. Петров-младший хочет (и идет в итоге) на елку в ТЮЗ. А больше в романе ровно ни черта не происходит.

То, что автор умудрился все это изложить так, что можно прочитать, не вывихнув челюсть за зевотой, конечно, большая заслуга и редкий талант. Я только не могу понять, зачем он это сделал. Нет, я не получила никакой радости от собственно текста — он оставляет как раз какое-то довольно небрежное впечатление, что автор навалил грудой всего, чего у него там было, включая скрытые ссылки на того же Джойса (ну кто бы мог подумать!), присыпал это какой-то неестественной кучей бытовых деталей, которые в нормальном быту человек и не замечает даже. Но никаких красот стиля или языка, чтобы можно было что-то процитировать и сказать, как же это хорошо, извините, не заметила. Да, читать можно, и на фоне тотальной убогости многих других текстов этот может в чем-то выигрывать, но это вопрос, на что мы ровняемся. Мне все-таки хотелось бы что-то выносить их литературы, интерес в процессе, наслаждение текстом в процессе, новые знания, эмоции от героев и сюжета. Из «Петровых» нельзя вынести ничего из этого, и я давно не помню книг, которые бы умудрились не произвести ровно никакого эмоционального или эстетического впечатления. Такое образцовое никак.

Букв будет много – книга заслуживает.

У этого романа непростая дорога; ко мне он тоже шёл долго, через неприятие и скепсис, как и к широкой публике, и я очень благодарен глубоко уважаемым мной Галине Юзефович и Владимиру Ларионову – именно их искреннее восхищение сподвигло в конце концов меня на прочтение. Если честно, я хотел расковырять «эту пустышку», чтобы аргументированно, с оттяжкой, с удовольствием разгромить, предъявляя экспертам косяки и кривости.

Получилось ровно наоборот.

Где-то слышал мнение, что уральцы просто пищат от романа, вызывающего узнавание. Когда-то я был лучшим выпускником спецкласса и должен был поступать, как минимум, на физфак Ленинградского университета (но лучше бы в МФТИ или Баумана); однако судьба хмыкнула и, обернувшись инструктором ЦК ЛКСМЭ, выписала мне комсомольскую путёвку в Свердловское военное училище. И я прожил в столице Урала четыре года.

Первые впечатления были ужасными: барак при заводе, а не город. И это после великолепного Ленинграда, в котором я родился, после неповторимого Таллинна, в котором вырос.

Однако очень быстро я понял: Свердловск/Екатеринбург не пытается влюбить в себя, понравиться; ему вообще на тебя плевать. Он работает, выживает, кашляет грязными испарениями в серое небо; ты либо становишься своим, либо сбегаешь – и тебе даже не посмотрят презрительно в спину, потому что презрение – это тоже эмоция, а на эмоции здесь не особо размениваются.

Да, я узнавал в романе Сальникова эти улицы, эти троллейбусы, этих людей; это скрипящее существование, пропитанное истиной – несложной и настоящей. Я читал роман и тонул в тексте, словно в тёплом болоте; ветер растаскивал мою душу над ледяными пространствами зимнего Екатеринбурга, пустыми и наполненными одновременно – как страницы «Петровых». Сальникову часто пеняют за «примитивный язык», за воду и пустоту; они не знают, наверное, что Алексей – поэт, то есть знает цену каждой букве, каждой запятой; что автор чувствует язык хребтом, всей своей сутью, и никогда не потратит вхолостую и абзаца. Мне это напомнило тщательное грунтование холста – просторного, широкого, бесцветного. На таком метафоры взрываются подобно салюту – и надолго зависают в душе читателя, как в ночном небе. А метафор там богато; вы запомните на всю жизнь и нервно курящую перед свиданием урну, и серых усталых осликов в погонах, и многое другое.

Возьмём, например, водку. Что может быть проще? 60% воды, 40% дешёвого химического продукта; состав примитивен, каждый мог бы догадаться, но сумел только Менделеев. И каков эффект!

Сальников не использует сложных ингредиентов; язык его – это язык обычных людей. Но каков эффект!

Это совершенно волшебная, алхимическая, колдовская книга; она затягивает, топит, реанимирует – и совершенно непонятно, как она это делает.

Если не боитесь, что изменитесь навсегда – читайте.

Эмоции при чтении «Петровых в гриппе» колбасило от «Что за бред?» до «Ох ты ж блин!». Глава, в которой Петрова сходит с ума, зашла на одном дыхании и вызвала сплошной восторг. Текст умопомрачительно поэтичен. Нет, не белый стих, не, Боже упаси, поэзия в прозе. В описании бытовухи присутствует какая-то зашкаливающая метафоричность, доводящая читателя до эстетического экстаза, мозгового ступора и высокой температуры. При мысли о том, что же хотел сказать автор, хочется принять антигриппин (желательно, просроченный) , растворив его в водке (желательно, паленой) — для усиления эффекта.

Рекомендация к прочтению: читать без перерывов. Не идёт — терпите. Залпом, как микстуру (горькую, совдеповскую). Потом будет легче, а то и вовсе пронесёт.

Это было по-странному прекрасно. Невообразимо увлекательно, тягуче, обволакивающе, как тот самый грипп в острой форме, который сначала проявляется легкими симптомами, но к пику переходит в жар и горячечный бред, а ближе к концу выздоровления ты чувствуешь облегчение и пакостное желание пойти начихать на кого-нибудь здорового, поделиться бактериями aka эмоциями от прочитанного. Книга на первый взгляд кажется кирпичом из неуемной графомании с практически полностью отсутствующими диалогами. Сплошные мысли, авторские колкости и остроумные подмечания, совершенно бытовушные действия и бесконечные повторения известной русской фамилии. Кстати, только фамилии, имена из автора приходится вытягивать буквально как трехметровую аскариду из задницы пациента, жрущего суши на завтрак, обед и ужин: то Сальников сошлется на ребус с частью первой буквы имени героя, симметричной своему отражению, то впервые адски непроизносимое имя представит как невразумительный набор букв, оказывающийся зеркальным отражением ровно столь же стремно звучащего имени, так что разница между их написаниями практически нулевая в плане запоминания. Еще у каждого Петрова есть некий кровавый пунктик: кровавые помыслы, наиболее яркие в воспаленном от гриппа сознании, или, наоборот, полное безразличие к крови, а то и вовсе целый эпизод посвящен кровотечению из носа или из порезанного пальца. А некоторые кровавые подробности подаются настолько ненавязчиво и одномоментно, что можно запросто их пропустить, как, например, мимолетное упоминание автором Храма-на-Крови или что кровь по ч/б телевизору была серой, или эпизод в прошлом Петрова, где тот, будучи ребенком, сравнивает цвет маминых сосков с пятнами высохшей крови. И вот, кажется, из таких мини-ребусов, игр с читателем в западающие в память сценки (последняя глава книги намеренно повторяет некие уже упоминавшиеся события от другого лица, и вообще все заворачивается в какой-то пространственно-временной хтонический рулет с легким налетом мистического трэша и совпадений, что даже не раздражает, а наоборот – забавляет) и показушного владения русским языком где-то на грани лютого выпендрежа и состоит вся книга. По стилю построения сюжета – если так можно назвать связь отдельных сценок! – и описанию бытовухи это больше всего ассоциируется с чернухой и беспросветностью Данихнова, написанной метким колким языком Пелевина или Задорнова, что мигом расцвечивает всю тьму, унылость, прозябание, болезненность и грязь в жизнях Петровых, словно включенная гирлянда на полностью опустившей лапы, оставшейся почти без хвои ёлке, которую так и не убрали до мая. Жалкое, но вместе с тем какое-то по-ироничному легкое и смешное зрелище обшарпанности, разбавленное кленовым сиропом или мишурой для придания безуминки и жизненной силы. Живости. Жизнеутвердительности. На подобных контрастах, метафорах, авторских подмечаниях интересных вещей, совпадающих с жизнями миллионов таких же семей, и высасывающей мозг бытовухе вся книга и строится. И заканчивается она будто в традициях русского народа что-то строить до поры до времени, а потом забухать и все свернуть.