– То, что ваш роман был одним из самых обсуждаемых за последний год, вас удивило?

– Откровенно говоря, я предполагал, что роман может вызвать споры. В него изначально было заложено некоторое количество провокационных фугасов. Так что в определенном смысле я как раз к чему-то подобному готовился. Другое дело, что готовься не готовься, но когда такое происходит в действительности, первое время чувствуешь себя несколько ошеломленным. Особенно если нет соответствующей привычки, а у меня ее нет. Ведь «Война за “Асгард”» – это почти дебют. То есть это мой второй роман, но первый был написан очень давно и совершенно в другой стилистике. Нельзя сказать, что это был пресловутый первый блин, но ни критики, ни читатели его не заметили. Поскольку я никогда не был склонен винить в своих неудачах кого-то, кроме себя, то постарался трезво взглянуть на ситуацию и определить, чего же мне не хватает, чтобы написать книгу, которая бы всех зацепила. Приятно сознавать, что я не ошибся.

– Что за фугасы? Вопрос с подтекстом – потому что книга может быть проповедником какой-то идеи, может быть парадоксальной, острой... А может быть построена на поэтике описаний, точности метафор и стиля. Иногда это смыкается, но все же...

– Нет, нет, стиль романа изначально был выбран ровный, нейтральный, немного суховатый даже. В «Войне...» стиль подчеркнуто функционален, это не самоцель, а инструмент. Все фугасы были заложены в идеологическую составляющую. Прежде всего, образ России 2053 года – урезанной почти до границ Московского княжества, потерявшей независимость (официальное название государства – Протекторат Россия), но при этом вполне благополучной страны с возрожденной системой крепостного права, помещиками (бывшими сырьевыми магнатами, вложившими капиталы в землю) и рабами. Во-вторых, центральная идея Белого Возрождения – разделение человечества на «чистых» и «нечистых» по данным генетического паспорта. То есть формально вроде бы все строго по науке – изолируются только носители дефектных генов, – но на самом деле отбор происходит по расовым и национальным критериям, и квота для избранных народов оказывается неизмеримо больше, чем для «унтерменшей», к которым, кстати, относятся и славяне... Олег Дивов заметил, что я нашпиговал роман «зловещими футурологическими штампами». Возможно, он прав. Я много лет занимался политической аналитикой, а это накладывает свой отпечаток...

– Кажется, что роман изначально написан так, чтобы оставить пространство для продолжений и предваряющих события текстов – сиквелов и приквелов. Это как арабы, которые, строя дома, всегда оставляют на плоской крыше заготовки еще для одного этажа – пучки арматуры торчат, сваи в небо смотрят...

– Да, продолжение будет. Будет и приквел, рассказывающий о том, какие события предшествовали торжеству Белого Возрождения и строительству Стены. Причем сначала, по-видимому, будет именно приквел. Вообще-то изначально «Война за “Асгард”» задумывалась как пролог к циклу романов, объединенных семью главными героями, причем пролог относительно небольших размеров. По ходу дела пролог несколько разросся, но от идеи написать «основной текст» я пока не отказываюсь. Что же касается нераспутанных сюжетных узлов, то они, действительно, оставлены специально. В первую очередь это касается предсказанного доктору Танаке будущего и судьбы нерожденного сына Мнемона и Радостины...

– А почему «фугасы»? Изначально казалось, что читатели должны взорваться по поводу «неполиткорректности»? Беру это слово в кавычки потому, что никто не знает, что такое настоящая политкорректность.

– Ну, вопрос спорный, конечно. По большому счету, политкорректность – это эмансипация, доведенная до своего логического предела. Эмансипация, в свою очередь, трактуется не только как уравнивание женщин в правах с мужчинами (это частный случай), но и как борьба с традиционной общественной системой, построенной на принципах иерархии. В этом смысле мир «Войны за “Асгард”» абсолютно неполиткорректен, это глобальное торжество иерархической системы, очень четко разделенное на «верх» и «низ», господ и рабов, «юберменшей» и «унтерменшей». Но мне казалось, что у нас в стране не так много убежденных сторонников политкорректности, как, скажем, в США. И провокация была направлена не столько против них, сколько против прекраснодушных мечтателей, искренне верящих в то, что при делении на «чистых» и «нечистых» мы, русские, окажемся в числе первых.

– Понятно. Но ведь вы состоялись профессионально совсем в другой сфере. Кстати, а каким консультированием вы занимаетесь? А то ведь есть такой образ консультанта, что за бешеные деньги дает бесполезные советы, как крутить людям мозги.

– Видите ли, консалтинг (красивое слово, правда?) бывает разный. Если люди готовы платить деньги за соответствующим образом оформленную чепуху, они, по большому счету, ничего лучшего не заслуживают, не так ли? Но мы такими вещами не занимаемся. К нам обращаются серьезные люди, и мы предлагаем им вполне квалифицированные услуги. Говорить о специфике нашей работы я бы сейчас не хотел. Все интересующиеся могут заглянуть на сайт нашей организации.

– А вы можете себя идентифицировать как писателя? Сейчас я поясню, что имею в виду. Есть такой почти психотерапевтический образ – ворота в рай, святой Петр, рамочка там стоит, металлоискатели попискивают. И вот тебя спрашивают, кто ты. Ну, конечно, совсем не обязательно представлять себе финал жизни. Это не подведение итогов, конечно, но многие из нас могут сказать: «Я – писатель, который занимается зарабатыванием денег на стороне». Или – «Я – ученый-физик, которому нужно выплеснуть свои эмоции в книгах», или даже «Я хочу жить в писательском мире, в этом сообществе, поэтому написал книгу». Итак, что мы можем сказать о Борне?

– Да уж, финал жизни представлять как-то не хочется... Понятно, что он наступит рано или поздно, но хорошо бы попозже; за это время можно будет призадуматься о своей идентификации. Пока что я могу сказать так: я ощущаю себя свободным человеком, занимающимся литературой и зарабатывающим себе на жизнь другими способами. Это значит, что я не связан кабальными условиями ни с организацией, в которой мне платят деньги, ни с издательствами. Замечу в скобках, что консалтинг – довольно удобная форма совмещения полезного с приятным. Сказать, что я хочу жить в писательском мире, я не могу. Я хочу жить дома, со своей семьей, а в мир (что на работу, что на конвенты) предпочитаю выбираться по случаю.

– Но ведь есть сильная разница между миром – условно – «академическим» и миром – опять же условно – «писательским». Зачем вам туда? Там плохо, планка занижена, у всех гнилые зубы, пьют много...

– Разница есть – это правда. Дело даже не в зубах и не в количестве водки (в академических кругах тоже пьют немало), а в том, как те и другие воспринимают себя и свое окружение. Скажем, в академической среде ты должен делать умное лицо и изъясняться сложными фразами – это непременное условие игры. Значит ли это, что бытовых дураков в «академическом» мире меньше, чем в «писательском»? Да нет же. В «писательском» мире выгодно иметь богемную внешность, пить много и напоказ и время от времени устраивать громкие скандалы с мордобитием. Тот ли это критерий, которым можно измерить глубину творческого потенциала? Вряд ли. Что касается уровня, то главную планку каждый для себя устанавливает сам.

И потом – немаловажный момент – я вовсе не покинул один лагерь ради другого. Я же не перебежчик. Мне интересно в разных местах и с разными людьми. Я вообще хотел бы иметь возможность прожить несколько совершенно независимых друг от друга жизней. А вы – нет?

– Да я так и живу... А что вы думаете о всяких литературных объединениях?

– Вы имеете в виду постоянно действующие семинары типа «Бастиона»? Мне кажется, людям творческим просто необходимо объединяться – просто друг с другом, друг с другом против кого-то третьего или же вокруг некоей идеи. Для писателя нет перспективы ужаснее, чем вариться в собственном соку или же чувствовать свое космическое одиночество. Кроме того, некоторые современные литобъединения кажутся мне прообразами самостоятельных литературных течений дня завтрашнего – говорю об этом без малейшей иронии.

– У вас нет впечатления, что это всегда скатывается либо к профсоюзу, либо к психотерапевтическому выговариванию? То есть к вещам полезным, но к литературе отношения не имеющим.

– Как же без этого? Разумеется, в любом творческом объединении всегда найдется несколько человек, призвание которых – выстраивать в шеренги, собирать взносы, проводить партсобрания. И психотерапия имеет место быть, причем иногда совершенно неприкрытая. Мне случалось присутствовать на некоторых заседаниях, где выступали люди, мягко говоря, нездоровые. А прочие – вменяемые – тактично их выслушивали. Это немного походило на посиделки Анонимных Алкоголиков. Но я исхожу из того, что если литобъединение поможет проявиться и окрепнуть одному-двум-трем талантам, то вся сопутствующая деятельность (психологическая помощь, игры в политику и т. д.) будет приемлемой платой за этот успех.

– Я не об этом. Как лучше общаться? Может, ограничить визуальные контакты – писать друг другу письма, раз в неделю участвовать в перепалке на каком-нибудь сетевом форуме?

– А это уж как нравится. Кстати, среди упомянутых мной перспективных литобъединений есть и такие, члены которых общаются в основном в Сети, а лично встречаются, скажем, раза два в год. Писать письма – вообще занятие восхитительное, тут я с вами полностью согласен. Да и вообще я знаю многих талантливых людей, которым психологически тяжело появляться и на семинарах, и на конвентах. Они куда комфортнее чувствуют себя в Сети. В то же время в посиделках «в реале» тоже есть свой кайф. Так что давайте оставим право выбирать форму общения участникам этого процесса, ладно?

– Да кто бы спорил. «Путь расцветают все цветы». Но Сеть – это немного другой язык. Не хуже и не лучше, а просто другой способ литературной жизни, в котором фантасты преуспели, а все остальные стили литературы – нет. Но расплатой за это – другие языковые привычки, то есть другая вторая натура – литературная.

– Вы совершенно правы. Стиль – это человек, не так ли? Фантасты действительно ощущают сильнейшее искушение встроиться в сетевую культуру, приноравливаются к ней, меняют стилистику. Последний пример – повесть Олега Дивова «Другие действия», посвященная форумным войнам. Немалую ее часть занимают логи чатов, почти не обработанные, жестко встроенные в текст повествования. Возможно, это некий прообраз фантастики ближайшего будущего – не киберпанка, нет, а именно такой довольно реалистичной, сугубо «сетевой» литературы.