— Мистер Шекли, вы оказались в Петербурге в разгар избирательной компании. Один из наших читателей хочет знать, что вы думаете о выборах губернатора Санкт-Петербурга, если, конечно, вас интересуют подобные вещи.

— Отчего же не интересуют, выборы — часть жизни любой нормальной страны. Другое дело, что я только начал вникать в ситуацию в вашем городе и вряд ли разберусь в ней до конца, а потому не могу сказать ничего конкретного. Судя по тому, что я прочел в газетах, здесь происходит что-то не то. Впрочем, лично для меня в этом нет ничего удивительного. Идеальные выборы бывают лишь в теории, а в реальности все идет так, как идет. В Америке во время избирательных компаний происходит такая же чехарда. Кроме того, всегда остаются вечные проблемы, такие, как борьба против коррупции. Я сомневаюсь, что эту задачу когда-нибудь где-нибудь удастся полностью решить, хоть и надеюсь на частичные успехи.

Я не могу и не хочу поучать, давать советы или оценки, особенно, не зная ситуацию до конца. На мой взгляд, если у тебя есть право голоса. ты должен пойти и проголосовать, а не игнорировать происходящее. Это будет самым правильным, хотя лично я голосую далеко не всегда.

— Напрашивается вопрос, почему.

— Я обязательно пойду на президентские выборы (кстати, я далеко не уверен в том, что Буш удержится в своем кресле), но на местных выборах голосую не очень часто. В штате Орегон, где я живу, слишком много законов. Я надеюсь, что все они обращены к людям, только люди часто не понимают этих законов, и потому голосование проходит не так массово, как должно. То, что я не голосую на местных выборах не очень хорошо, я не прав и не советую другим брать с меня пример.

— Вернемся к литературе. Многие ваши читатели хотели бы знать, что и по какому принципу читает их любимый писатель.

— Отвечать на общие, абстрактные вопросы, сложно, а этот как раз из них. Если попытаться ответить на него конкретно, перечисляя все, что я читал, читаю и собираюсь прочесть, мы проговорим часов восемь, если не больше, и я отнюдь не уверен, что мы исчерпаем эту тему. Я читаю очень много, выбирая книги импульсивно и не всегда осмысленно. Из новинок проглядываю все, что под руку попадется. Если книжка вызывает у меня чувство сопричастности, я ее читаю, а все остальные проходят как бы мимо. Для меня это основной критерий.

Иногда я берусь за книги, которые читал очень-очень давно. Недавно закончил «Скарамуша» Сабатини, «Капитана Блада» еще не перечитывал, но перечитаю обязательно. Книги должны или нести в себе много информации или просто быть интересными. Могу каждую неделю читать по книге, к примеру, по истории древних цивилизаций Центральной Америки. Или по мистике. Или по истории. От книг, действие которых происходит в Древнем Риме, до работ о племени индейцев навахо. В свое время я очень интересовался Наполеоном, его эпохой, его военными походами вообще и русской кампанией в частности. Но иногда я читаю не для того, чтобы что-то узнать, а для того, чтобы перестать думать. Мне нравятся жесткие жанры, со стремительно раскручивающимся действием. Разумеется, я отношу к таковым и свою любимую фантастику

— Мистер Шекли, вы упомянули о своем интересе к Наполеону. Как вы полагаете, почему он потерпел поражение?

— Почему он потерпел поражение в России, на мой взгляд, очевидно. Любая армия, которая вторгнется в вашу страну, рано или поздно потерпит поражение. Я считаю, Наполеон несколько обезумел, решив, что может завоевать Россию. У него вообще была привычка ввязываться в опасные авантюры. Так он вообразил, что может захватить Египет и Испанию, может противостоять всей Европе и всему миру, а закончил Ватерлоо.

— А кем вы считаете людей типа Наполеона — героями, безумцами, преступниками или теми, кто двигает вперед историю?

— Личностям с наполеоновскими претензиями нужно сначала доказать свое право на них. Минибонапарты весьма неприятны, по крайней мере, в ежедневном общении. Что до самого Наполеона, то он, без сомнения, был интереснейшей личностью, превносителем современного в той эпохе, в которой жил. В этом смысле он сделал очень много и для Франции, и для Европы. Но о Наполеоне, как о человеке, судить однозначно очень сложно, уж слишком много качеств в нем сплелось, качеств, которые в зависимости от проявления были то позитивными, то очень неприятными, чтобы не сказать больше. Он, безусловно, был гением, но его тщеславие, пренебрежение к другим, нежелание признавать чужую правоту или невозможность чего-либо разрушало то, что создавал его же гений. Наполеон забыл то, чего он хотел достичь, возомнил себя Александром Македонским, решил покорить весь мир и закончил свои дни на острове Святой Елены. Весьма показательно.

— А как вы относитесь к событиям, которые потрясают мир. Таким, как Великая Французская или Октябрьская революции?

— Великие потрясения очень важны, хотя бы потому, что благодаря им мир, в котором мы живем таков, как он есть. Без них он мог быть лучше, мог быть хуже, но история сослагательного наклонения, как известно, не знает. То, что случилось, уже случилось и нам с этим наследством жить. Я не знаю, можно было бы избежать тех или иных революций или войн, направить события в другое русло. Возможно, и Великая Французская и Октябрьская революции были необходимы и неизбежны. Возможно, они могли произойти позже или раньше. Возможно, окажись у власти другие люди, все можно было предотвратить или смягчить. А, может, развилки были гораздо раньше, и поворачивать следовало за сто, пятьдесят, двадцать лет до считающихся роковыми событий. Не знаю.

— Четыре года назад вы вместе с Полом Андерсоном принимали участие в проведенном в рамках конгресса фантастов России форуме Будущего, ставшего традиционным. Оправдываются ли ваши прогнозы, и какие из происшедших за это время событий кажутся вам наиболее важными?

— Я не могу сразу припомнить все, что говорил четыре года назад, но не думаю, что мое мировоззрение претерпело серьезные изменения. Записи сохранились, их можно поднять и проверить.

— Ну, в частности, вы сказали «я оптимист, я рассчитываю на будущее, в котором главной ценностью будут интересы личности, а не интересы общества. Так и будет, поскольку к этому осознанно или неосознанно стремится большинство людей. Я не верю в третью мировую войну, в реализацию антиутопий, глобальные катастрофы... Если человечество этого не хочет (а оно не хочет, отдельные больные люди не в счет), этого не случится. Вероятность же космической катастрофы ничтожно мала».

— Значит, я переменился еще меньше, чем мне казалось. Что до знаковых событий, то для меня, как для американца, не могло пройти бесследно 11 сентября и то, что за этим последовало. Этот день можно считать своего рода поражением Америки. Я был неприятно поражен паникой, которую вызвал теракт. На мой взгляд, реакция была слишком эмоциональной и непродуманной. Решив ответить агрессией в Афганистане и Ираке, США замахнулись слишком на большой кусок. Полная цена подобных действий до сих пор неизвестна, но уже очевидно, что это очень сильный удар по экономике США.

— А в России многие полагают, что Штаты, наоборот, укрепили свои позиции, в том числе и экономические.

— О каком укреплении можно говорить, если люди остаются без работы? Может, какие-то большие компании и выиграли, но ситуация с безработицей стала еще хуже. На мой взгляд, никаких благоприятных для Америки последствий от афганской и иракской авантюр нет. Ни в экономическом, ни в политическом, ни в моральном плане.

— Вас не волнует опасность западной цивилизации со стороны ислама?

-Мне очень стыдно, но видимо, в силу моих врожденных недостатков, меня глобальные и суперглобальные проблемы волнует меньше того, что будет на ужин. Это ужасно, но я не просыпаюсь в холодном поту, увидев во сне страшных исламских фанатиков и не сижу целыми днями, глядя в стену, старательно решая мировые проблемы, дабы потом объявить благодарному человечеству, что знаю, как надо.

— Вы верите, что будущее можно предсказать?

— Я бы сказал, что, что идеи, высказанные вслух, имеют свойство материализовываться. То, что человек себе представляет, озвучивает, это один из вариантов будущего, который, в конце концов, становится реальностью.

— Мистер Шекли, один из наших читателей хотел бы знать, не являются ли ваши книги своеобразными антиутопиями, замаскированными под приключения и густо приправленными иронией.

— Можно сказать и так. Я всю жизнь старался быть не слишком серьезным. Я не считаю себя политическим мыслителем и пытаюсь все доносить до читателей в легкой, неназойливой форме. Ирония — это мой стиль. Я не выбирал иронию, как природную основу своего мышления, так вышло. Мне кажется, людям интереснее насмешка, а не поучение, занимательная история, а не многословное рассуждение. Если же то, что я говорю, остается непонятым или понятым не до конца, если люди просто читают забавную историю и при этом отдыхают, меня это вполне устраивают. Я весьма далек от мессианства.

— Складывается впечатление, что Роберт Шекли не очень любит людей, полагающих себя истиной в последней инстанции и думают, что несут человечеству некие откровения. По крайней мере, ваш спич на Форуме будущего, в котором вы советовали ораторам уважать аудиторию и говорить с ней на понятном ей языке, говорит именно об этом.

— Дайте подумать, как отвечать... Я довольно давно заметил, что когда поднимают так называемые «вечные» вопросы, очень сложно не принимать высокоумных поз и не вести себя слишком серьезно. Напыщенность, ненужное наукообразие, замена понятного всем языка звучными, но ненужными терминами распространены во всем мире. Русские увлечены интеллектуальными беседами больше многих, а это приводит к тому, что ораторы допускают ошибку, забираясь на пьедестал и поучая. Кстати говоря, я в нашем разговоре, допускаю ту же ошибку, говоря серьезно, о серьезных темах. Ну а термины... Если перед вами собралось больше трех человек, говорите с ними на понятном им языке. Мысль, выраженная доступно, остается мыслью, но усваивается быстрее. Если же ваша речь, если ее перевести с научного языка на нормальный, превратится в бульон от яиц, лучше вообще ее не произносить.

— К счастью, серьезные вопросы подошли к концу. Один молодой любитель фантастики спрашивает, смотрит ли мистер Шекли «Звездные войны», и, если да, то что он о них думает.

— Я видел эти фильмы. Очень хорошо, что их сняли, а спецэффекты и вовсе выше всякой критики. Кроме того, в каждом фильме есть, по крайней мере, несколько удачных сцен, но лично мне «Звездные войны» не то, чтобы не очень нравятся, просто есть вещи, которые мне нравятся больше.

— А что вы думаете о фильмах, снятых по вашим книгам?

— Мне хотелось бы увидеть экранизации некоторых своих книг, но в целом мое отношение к экранизациям таково: если я не участвую в работе над картиной, мне она не очень интересна. Из того, что уже снято, я бы выделил «Десятую жертву». Не могу сказать, что я в полном восторге, но очень неплохо, хотя Марчело Мастрояни в виде блондина мне не нравится. Насколько мне известно, сейчас собираются делать ремейк этого фильма, но меня, если честно, это особо не занимает.

— Какие иллюстрации к вашим книгам кажутся вам наиболее удачными?

— Никакие. Не могу назвать ни одного художника, который «схватил» бы то, что я написал. Может быть потому, что мне нравятся картинки той эпохи, когда фантастика только зарождалась.

— Если бы у вас была возможность привлечь к работе над оформлением ваших книг любого из великих художников, кого бы вы выбрали?

— Сальвадора Дали, но он умер. А почему именно Дали? Потому, что его искусство экспрессивно и при этом парадоксально. Кроме того, он умел рисовать, а не делал вид, что умеет, играя на чужом тщеславии и желании показаться знатоком, способным «понять» то, чего понять нельзя, потому что понимать нечего.

— Вы назвали Сальвадора Дали, известно, что вы владеете испанским языком и какое-то время жили в Испании. Вас привлекает испанская культура?

— Я жил в Каталонии. Там испанский является вторым языком, а местные жители говорят по-своему. Испанский я учил в школе, но я и впрямь интересовался испанскими писателями. Зачастую национальное самосознание, национальный характер возникают из творчества писателей, которые его, собственно говоря, и формируют.

С моей точки зрение на формирование национального русского характера громадное влияние оказал Достоевский, испанского — Кальдерон, Лопе де Вега, Тирсо де Молина, а американского — Марк Твен, знавший нас, своих соотечественников, как никто, и любивший вопреки всему.

— Художник Луис Ройо, ставший лауреатом прошлого «Странника», говорил о сходстве испанцев и русских. Вы с этим согласны?

— Испанцы не читают. Они предпочитают комиксы и графические новеллы, а не книги. Зато у них были очень хорошие писатели. Что до характера, то, пожалуй, что-то общее есть. И у вас, и у испанцев, да и вообще у европейцев есть прошлое. Те руины, без которых не станешь полноценной великой нацией. Это может показаться странным, но, возможно, главное различие между Америкой и Россией, а также между Америкой и Европой в целом, заключается в том, что вы живете в зданиях старой постройки: начала этого, середины прошлого века. У нас же здания более чем двадцати — тридцатилетней давности уже почти старина. Можно сказать, что мы — культура нового, а вы — культура прошлого, но это вовсе не означает, что ваша или наша культура плоха или обречена. Просто у людей, взрослеющих среди памятников прошлого, немножко другие идеалы, немножко другие ценности и немножко другое отношение к жизни.

Нам в Америке нужны руины, нужна классика, нужно то, что нельзя не купить, не сконструировать. У нас нет старых замков, овеянных древностью преданий, все новенькое, скороспелое. А мы, вместо того, чтобы захватить страну, в которой все это есть, то хватаем Афганистан, где вообще нет ничего, то Ирак с нефтью. Но нефть на весах вечности — ничто, а древние камни — все

— Один начинающий писатель-фантаст спрашивает, чтобы вы посоветовали и пожелали ему и его коллегам?

— Пожелать и посоветовать ничего не могу. Тут все решают удача и, личные качества. Хотя всем писателям можно пожелать, чтобы вдруг куда-то исчезло телевидение и возникло большое поле для литературы. Начинать же, не знаю, как в России, но в Америке удобнее в журналах. По крайней мере, я начинал именно так. Надо изучать рынок и пытаться найти перспективный, пока еще никем не занятый участок, и уж точно не стоит подбирать крошки чужой удачи, надо искать свою.

Ну а петербуржцам и россиянам я бы пожелал увеличения возможности реализации и роста благосостояния. И не слушайте, если мы начнем учить вас жить и быть настоящими русскими. Сопротивляйтесь изо всех сил, мой вам совет. У вас за плечами такая история, что вы просто не имеете права сдаваться и не верить в свои силы

— Мистер Шекли вы еще приедете в Россию?

— По крайней мере, я очень этого хочу.

Огромное спасибо Амоку за помощь с переводом, это интервью получилось только благодаря ему.