В первый том вошли самые ранние рассказы, и это определенно не то, с чего следовало бы начинать знакомство с Грином. Первые его писательские опыты довольно посредственны и в лучшем случае напоминают недоделанного Замятина, только у Грина труба пониже будет. Кроме того, многие рассказы 1900-х годов посвящены тематике революционной борьбы, всяким кружкам недоделанных бомбистов и подпольных неучей — сложно представить себе тему более скучную и отвратительную одновременно. Опять же, воспринимая через призму своей эпохи, когда каждый день закрывают станции метро из-за «бесхозяйных вещей», начинаешь воспринимать всех, кто даже задумывается о терактах, как совершеннейших выродков — хотя, понятно, в глазах авторов и читателей, на которых рассчитывал автор, их деятельность должна была быть окружена ореолом жертвенности и высшей цели. Но все-таки во всех его героях и их действиях есть что-то от Раскольникова, это бурление чувств и энергии в молодом организме, не обремененном умом, образованием и воспитанием, зато хлебнувшем нищеты и одиночества. Они вызывают отвращение, хотя по большому счету должны скорее вызывать жалость — все это поколение 16-леток, записывающееся в подпольные кружки и делающее вид, что они уже взрослые, жизнь повидали и жертвовать ей не страшно.
Мне импонирует тут манера Замятина: взгляд на все это со стороны взрослого, сформировавшегося человека, взгляд очень понимающий и даже сочувствующий, но без малейшей романтизации и даже напротив. А у Грина все это окрашено в романтико-героические тона, и от этого очень противно. Производит впечатление, как та часть «Дара», что посвящена собственно Чернышевскому. Тоски и некоторой гадливости.
Другие рассказы, не революционного толка, какие-то слишком неопределенные. Во многих из них название — это единственно хорошая часть, некоторые и тем не могут похвастаться. Определенные наметки прекрасных идей и прекрасного языка уже чувствуются, всего того, чем Грин будет так знаменит в своих романах, но это какие-то маленькие и трудноуловимые вещи, сложно даже показать пальцем. Только про один, последний рассказ, «Пролив бурь», могу сказать, что он меня заинтересовал и понравился — он какой-то более взрослый и цельный, что ли. В нем нет того бестолкового нагромождения неловких масштабных диалогов и описаний, которые ни к чему не ведут, и есть четкий и при этом внезапный, в духе Грина, сюжет.