Эстер Принн — моя любимая литературная героиня! Я обнаружила, что восхищаюсь ею и переживаю все то, что выпало на долю этой храброй и красивой женщиной. Она проявила стойкость и внутренний стержень перед лицом позора и страданий. И здесь есть чем восхищаться! Да, эта книга о вине, стыде, грехе, но главным образом она о том, как единственный порыв страсти может разрушить жизнь. Пуританское общество всячески ее клеймит и осуждает за разврат носить на одежде «алую букву» «А». Она проявила стойкость и внутренний стержень перед лицом позора и страданий. И здесь есть чем восхищаться!..

Матушка Ригби вышла оч колоритной, и её отношение к своему творению подкупает. А Хохолка даже жалко: всё-таки кажется, что человечности в нем оказалось в итоге больше, чем он себе приписывал.

Книга не то чтобы плоха, но мне не понравилась. Сейчас объясню почему.

1) Собственно, Алая буква «А» на груди у Эстер. Символ её греха и её же великой силы, упомянутый не раз и не два, к месту и не к месту. Раз уж «шутка, повторённая дважды, смешна вдвойне», то почему бы и символу не стать ещё глубже? Но практика показывает, что чрезмерный символизм дико раздражает.

«На чёрном поле алая буква А». Нет блин, «Подводная лодка в степях Украины».

2) Из всех главных героев более-менее целостно, интересно и многогранно прописана только сама носительница Алой Буквы. Хочется или нет, но эта женщина, оставшаяся сильной, несмотря ни на что, поначалу притягивает читательские симпатии, а её обидчики — осуждение. «Кто без греха, тот пусть первый бросит в меня камень». Это приходилось напоминать себе так часто, что к концу романа её жертва стала казаться абсурдом, гротеском и упрёком грешному читателю. Что до остальных, то... Артур Димсдейл — абсолютно стереотипный оху*нный служитель г-спода Б-га, пафосный до не могу. Излил своё семя в родовые пути Эстер и скромненько молчал об этом, пока не пришла пора умереть от неизвестной п*здецомы. Лишь тогда он во всём и признался перед честным народом. Его (ка)лечащий врач Роджер Чиллингуорт — такой же стереотипный злыдень, настолько преисполнившийся в своём познании, что каким-то образом сразу определил отца дочери своей жены и всячески старался отравить ему остаток жизни. НО НЕ ВЫШЛО!!! Ну а Пёрл... А что она? Цветок жизни, посаженный головой вниз и более стереотипный в своей ипостаси, чем вся троица вместе взятая!

В общем, ни к кому из персонажей сердце по итогу не легло.

3) Мистика в романе плотно соседствует с обыденностью, но никак не объясняется.

4) Своим, чего уж там говорить, хорошим слогом автор злоупотребляет так же, как и символизмом, из-за чего местами это произведение очень трудно читалось.

Искренне не могу понять двух вещей. Во-первых, запрета Алой Буквы в Российской Империи, в своё время подстегнувшего мой интерес. А во-вторых, нудноватого предисловия, в котором автор рассказывал о работе таможенным инспектором и перечислял своих коллег. Поняла лишь то, что он оказался не на своём месте и из-за этого испытывал сильнейший творческий запор. А потом как нашёл в пыльных архивах АЛУЮ БУКВУ и каааак творчески продристался!!!

Всей своей жизнью пастор иллюстрировал библейскую фразу «не суди, да не судим будешь», но никто так и не понял. Возможно пастор плохо объяснял, но с другой стороны, если бы объяснил прямо, то ношение вуали стало бы простым популизмом. Сложно. Очень сложно. Люди по своей сути существа простые, ведомые инстинктами и победить эти животные инстинкты человеку трудно даже в 21м веке. Всё, что отличается от обычного встречается с осуждением. Если что-то не понятно, значит это не правильно. Смысл очень и очень простой на самом деле.

Художнику здесь, конечно, уделяется куда больше внимания, и с этим не было бы проблем, если бы автор не создал интригу, которая не получает должного раскрытия — либо я просто не увидела его. В начале истории мы видим двух возлюбленных перед свадьбой, но невеста, кажется, скрывает некую тайну. Пара обращается к знаменитому художнику, который рисует их портреты, которые таинственным образом запечатлевают больше, чем можно увидеть на первый взгляд и, кажется, даже предсказывают нечто.

И вот ты задаешься вопросом: а что за тайна связана с невестой? Что должно случиться между возлюбленными, чтобы художник предсказал в своём портрете такое выражение её лица?

И ответ... нет его просто. Читателю не расскажут, художник просто очень удачно вернётся, чтобы увидеть «заключительный акт» их отношений и подтвердить, что его «предсказание» сбылось, не смотря на то, что героиня догадывалась об этом.

Может автор считал, что эти нюансы не важны для рассказа. Может он (очень) завуалированно вписал, что в итоге случилось между парой, в чем я сомневаюсь. Но это белое пятно вместо ожидаемого объяснения разочаровывает и сильно портит впечатление.

Двоякое чувство. Вроде задумка любопытная, интересные моменты и рассуждения в тексте есть, иногда мурашки бегут — не просто так рассказ в сборник мистических историй попал, в котором я его читала, но скорее кажется, что у автора была идея, с которой он не захотел ничего особо делать. По крайней мере, я на протяжении всего рассказа думала, что это некоторая подводка к какому-то сюжету, а потом рассказ закончился, а сюжет в нем так и не появился.

В отзыве на записные книжки Готорна я уже писал, что писатель говорил на темы ХХ века языком XVIII-го, если не XVII-го. Поэтому в романе для меня единственно интересным было колебание реальности: мы ЗНАЕМ, что НА САМОМ ДЕЛЕ Перл – это фейри («elf-child» повторяется даже слишком назойливо, как и всё в «Алой букве»), что Чиллингуорт НА САМОМ ДЕЛЕ – одержим дьяволом, но при этом мы можем читать «Алую букву» как «миметический», «реалистический» текст. Это будет неправильно – но неправильность эта не обязательно очевидна.

Удивительная вещь по своим двум моральным урокам. Если убрать моральные выводы, то была бы обыкновенная скучная история из жизни суровых американских первопоселенцев с их суровыми пуританскими нравами и замысловатым бытом, но именно моральный аспект делает ее столь необычной в глазах современного читателя. Делаю ударение на слове «современного».

Это фабула. Теперь про моральный урок № 1.

После истории Сомса и Ирен я не думала, что попадется еще книга, в которой мое личное чувство морального и правильного будет так расходиться с тем, что очевидным образом навязывает читателю автор, но нет. В этом романе моя лично совесть просто вопиет, потому что пострадавшей бедняжкой в конце оказывается — вы только представьте — не женщина, которую одну выставили на всеобщий позор и обрекли на вечное одиночество. И не обманутый пожилой муж, который не причинил ей, собственно, никакого вреда. Пострадавшим выведен тот самый священник, который, скотина, ах, так переживал, так переживал, что ничего не сделал ни чтобы признать перед обществом свой грех и отцовство, ни чтобы попытаться облегчить жизнь своей любовнице, которая столько лет тянула плод их общей вины в одиночку. Более того, он ни разу не поинтересовался даже судьбой ребенка! И при этом автор изображает женщину довольно сурово, мужа ее выводит сущим дьяволом, который норовит утянуть священника к себе в ад, а того — этакой безвинно пострадавшей непорочной душой, которая ну так страдает, так страдает! Ничего, ничего не делая, замечу, на протяжении многих лет, сохраняя свое тепленькое место и уважаемое общественное положение. Я возмущена этим поворотом до глубины души, и если уж мои симпатии где-то, то они на стороне старого мужа.

Моральный урок № 2 — про социальную инерцию. Казалось бы, молодая беременная женщина не привязана за ногу к тому поселению, где суровые нравы осудили ее на вечное презрение и отторжение от общества. Она свободна уехать куда угодно и в Америке, и вернуться в Старый свет, тем более, что муж ее подевался действительно непонятно куда, и не составит труда придумать приличное объяснение ее положению на новом месте, чтобы ее там приняли нормально. У нее даже есть профессия, позволяющая неплохо зарабатывать на жизнь. И ее не ждет на этом месте ровно ничего хорошего, как и ее ребенка. При этом она остается, и терпеливо все сносит многие годы. Звучит это странно, но стоит задуматься, сколько бытовых и прочих неудобств мы терпим, ничего с ними не делая — и все встает на свои места.

Готорн — писатель с мышлением ХХ века, писавший языком XVIII-го. Поэтому его записные книжки идеальны: здесь он не рассказывает истории, а рассыпает семена сюжетов, предвосхищая всех, от Кафки до Борхеса. (Недаром пересказы готорновских рассказов у Борхеса настолько сильнее оригиналов!) Здесь стиль не оказывается преградой между замыслом и результатом: мы непосредственно наблюдаем тот жутковатый, опасный, завораживающий мир, который первым открыл Натаниэль Готорн.

Стоял тот дом всем жителям знакомый, его ещё Наполеон застал... (В. Высоцкий)

Старинная, пыльная, слегка паутинистая, морщинистая, замшелая недогоголевская история, с запевом в стиле незабвенного Николая Васильевича («Повесть о том как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем») — поссорились и никогда не помирились, вот и наши запевочные персоны-персонажи не помирились, мало того — дошло дело до проклятиев и почти что инквизиционных костров; и с покушением на последующую Страшную месть, которая пусть и преследовала целый род Пинчонов в течение полутора столетий, но так и не переросла в настоящее страшное.

Тягомотная — именно такая краткая и ёмкая характеристика авторского стиля напрашивается для этого романа — неспешная многословность и неторопливая вязкость проворачивания событийного маховика и происшественного жернова иначе как тягомотиной и назвать трудно — коли озвучить этот текст в том же темпоритме, в каком написан сей роман, так на первых же страницах сон начнёт клонить буйную читательскую головушку, да и не отвяжется почти что весь положенный на чтение срок, так и будет бубнить и мямлить и снова бубнить, разве что иногда вскидывая склонённую голову в попытке противостоять гипнотическому давлению (истово зевнул на этом месте).

Ретро, ретро, ретро — причём в моём восприятии ретро махровое и малосимпатичное — архаичен и язык повествования, и авторский стиль, и сам изображаемый мирок маленького городишки Салем; и если есть американские авторы — современники Готорна, чьи произведения читаешь с удовольствием и наслаждением (Вашингтон Ирвинг, например), то здесь никакого удовольствия, скорее равнодушие и ровносердие, и никакого пиетета перед более чем полуторавековым стажем.

Адреналинонезависимая в том смысле, что никакого адреналина от этого, тяготеющего к жанру готического мистического и психологического триллера, романа не дождёшься — только-только автор подведёт читателя к каким-то мистическим компонентам и местечкам, только-только алкающий хоть какого-то интереса читатель настроится на таинственное и мрачное, как тут же фигак — обычная проза жизни и смерти — «Скучно на этом свете, господа!» — приходит на помощь всё тот же Николай Васильевич.

Нудненькая, ибо от всего вышеперечисленного и нижеупомянутого остаётся только вот это нудистическое ощущение, будто неумелый рассказчик анекдотов сначала муторным голосом долго рассказывал тебе какую-то анекдотическую (по его мнению) историю, а потом ещё долго и вяло объяснял, что и почему показалось ему — рассказчику — анекдотичным и смешным (хотя сам при этом ни разу не прыснул восхихикиванием).

Неторопливая, ибо тягомотная, что в принципе одно и то же — почти четверть объёма романа автор подкрадывался к современной (на момент рассказа) истории; я уж начал сомневаться, что что-то станет происходить в романе «здесь и сейчас», однако автор затем неторопливо (опять-таки неторопливо) переступил-перетащился вялыми ногами в его современность и вновь в той же неторопливой и тягомотной манере принялся рассказывать, как одна из главных героинь романа пытается завести мелочную лавку и как она начинает «торговать» и всё такое прочее — уже порой просто хотелось пнуть повествование в откляченный зад; слава богу, что потом подкатила на коляске молодая племянница Фиби, и дело слегка оживилось, однако оживлением это можно назвать только в сравнении с предыдущими темпами повествования, а так это всё равно что посланная за пузырём крепкого черепаха — закуска выдохнется и завянет, пока алкоголь до честной компании доползёт.

Инфернальная в силу тяготения к каким-то готическим и мистическим моментам — всё-таки колдуны и ведьмы, и всякие духи умерших и прочая нежить если не полностью принадлежат к инфернальным сущностям, то вовсю соседствуют и зачастую сотрудничают с инфернальными тварями (профессия у них такая); однако в случае нашего романа и готизм, и мистицизм и инфернализм достаточно условны и весьма скромно и даже робко выражены — далеко вам, мистер Готорн, до Николая Васильевича, далеко, а ведь, следует сказать, современники.

Криминальная из-за финальных эпизодов и сцен с тайниками и кладами, да и некоторые поступки одного из персонажей явно отдают криминалитетом (хотя сам негодяй является судейским) — в принципе, автор упустил (скорее всего, сознательно) этот вариант развития сюжета своего романа, не стал крутить криминально-детективную линию, а пошёл туда, куда погнала его мрачная готическая романтика.

Аллегорический рассказ-притча в сатирическом тоне. Начинается как рассказ на экологическую тему: однажды (как пишет автор, «не очень важно, а может быть, вовсе не важно — в прошедшие ли времена или в те, что наступят») люди решили сжечь захламившие Землю кучи мусора, собрали всё в огромную гору и подожгли. А затём, разгорячившись, человечество стало бросать в костёр всё, что мешает в жизни — атрибуты аристократии и монархии, мировой запас алкоголя, чай, кофе, табак, оружие, орудия казни и пыток.

Дальше — больше. Каждый нёс ненужное прошлое, не дающее двигаться вперёд. Потом стали сжигать книги... Тут уже автор не отказал себе в удовольствии себе поиронизировать над некоторыми коллегами: «...стихи Шелли горели яснее любой книги его современников, выгодно отличаясь от томиков лорда Байрона, рассыпавших мрачные блики и испускавших клубы черного дыма. Что же до Тома Мура, то иные из его песен издавали запах горящей лекарственной облатки».

Главный герой, Оуэн Уорленд, живет идеей создать что-то безумно красивое, повторить красоту природы с помощью механики. Но окружен он людьми простыми, прагматичными, наделенными здравым смыслом, которые не в состоянии понять его, которые считают его витающим в облаках, не от мира сего и чуть ли не сумасшедшим. Оуэн очень одинок, но нельзя сказать, что так уж страдает от одиночества, ведь у него есть мечта, цель, идея — в общем, он поглощен делом (которое кроме него делом никто не считает) и страдать ему особо некогда. Хотя случаются в его жизни трагические события, которые подкашивают его, но спустя какое-то время он снова поднимается. Мне понравился финал, он оказался немного неожиданным для меня и такой грустно-жизнеутверждающий что ли.

Это первое прочитанное произведение Готорна. Мне то было скучно, то вдруг становилось интересно, язык автора то казался вычурным (впрочем тогда все так писали), то легким, ярким и точным. В целом, рассказ оставил туманное впечатление. Пожалуй, я бы почитала как-нибудь еще произведения Готорна, чтобы впечатление свое прояснить.

Роман интересный, особенно концовка. Но (как по мне) слишком уж много автор написал лишнего текста, не несущего никакой информации. По этому местами книга была нудной: много лишних мыслей людей, перебор с высокопарными речами, когда то же самое можно сказать и не используя столько лишних слов, и как по мне, совершенно лишним было превращать такую простую историю про любовную связь замужней женщины со священником, абсолютно не страшную, в хоррор (ну прям ужас Амитивиля какой-то). Тут и Черный человек, и ведьмы, и Дьявол рыщет в лесу, и упоминается об этом всем чут ли не на каждой странице.

Порадовало, что главной героиней книги, и это в 1850 году, автор сделал женщину, и женщину сильную, которая переносит все трудности жизни с высоко поднятой головой. Главный герой, священник, какой бы он ни был противоречивый персонаж, все же заставил меня ему сопереживать. Почти всю книгу он кажется слабым человеком, который мучается от своего греха, но в конце он находит в себе силы, и признается в содеянном.

В общем, роман стоит того, чтоб его прочитать, хотя кому-то он может показаться скучноватым.

Странный рассказ! Непонятно, зачем Уолтер попытался убить Элианор, чтобы было полное сходство с портретом?

Не рекомендую.

Оценка: 6!

О червивых яблочках и порталах из прошлого.

Этот роман насыщен многочисленными символами и тяготеет к готике! Несмотря на интригующий сюжет, повествующий об истории взлета и упадка одной семьи, произведение кажется тяжеловесным и затянутым. Но это не так, просто общая атмосфера угнетения, мрачности, замшелости пропитала не только родовой дом героев, но и их самих, невзирая на то, что они отчаянно стараются поддерживать видимость благоденствия. Именно эта жутковатая атмосфера и обеспечивает полное погружение в мрачный мир «Дома…». Ведь некоторые персонажи романа, словно Кощеи над златом, чахнут кто над богатством, а кто и над над прошлым своего семейства, забывая обо всем и пренебрегая собственной жизнью в угоду тщеславию и страстям. И поэтому, даже юные, попадая в «проклятый дом» покрываются налётом серости и чувствуют, как начинают ветшать.

Вековой раздор, родовое проклятье, тщательно охраняемые тайны накладывают свой отпечаток на героев, и стереть его практически не возможно. Застарелая бессмысленная ненависть и неупокоенные призраки прошлого порождают болезни и тление душ живущих. Лишь редкое здравомыслие и искренняя любовь в состоянии победить многолетнюю вражду.

Стоит ли земельный участок поломанных жизней нескольких поколений? Равноценно ли утоление алчности обретенной боли и страданиям? Должны ли отвечать за грехи предков потомки и насколько они унаследуют судьбу своих прадедов? Сделает ли добытое нечестным путем богатство его обладателя счастливым? Возможно ли искупление через страдания? Такие вопросы волнуют автора романа.

Наверное, если бы «Дом о семи фронтонах» был написан не 165 лет назад, а в 21 веке, то СМИ писали бы, что роман рассказывает о кармической предопределённости бытия. Но тогда это была книга об основополагающих принципах морали и человеческих ценностях.

Красивейший образный язык романа побуждает смаковать каждую строчку. Вот после прочтения таких произведений особо остро чувствуется, что современные литераторы совершенно не пользуются богатейшими возможностями литературного языка (как в создаваемых, так и в переводимых произведениях), используя по большей мере лишь небольшую часть лексического массива и абсолютно не пытаясь создавать стилистические изюминки. Так не хватает лиричности, напевности, мягкости слога… Так и хочется переделать одну из крылатых фраз Л.И.Брежнева: «Есть (хлеб) богатый язык — будет и песня!» («Целина»).

«Сатана там правит бал»...

«Миром правит Дьявол» — такие цитаты уместны, если характеризовать этот рассказ совсем кОротко.

Немного пафосная новелла.

По стилю же напомнило душещипательную Майскую ночь, или утопленницу Н. В. Гоголя.

В лучших традициях.

«А» — значит adulteress.

В замечательном психологическом романе «Алая буква» поднимаются вопросы совести и нравственности, а фоном для них служит трагедия двух человек, тонущих в болоте общественной системы, особенность которой состоит в таких принципах существования: «хочешь жить – утопи соседа» и «притворство – путь к спасению».

Внутренняя сила главной героини Гестер, обреченной на позор и одиночество, противопоставляются паническому страху мужчины (священника Димсдейла), такому сильному страху огласки, что он парализует волю, а муки совести, подкрепляемые природной мягкостью героя, постепенно выжигают в нем жизнь. Но все же ему удается совершить после долгих душевных страданий личный подвиг – победить собственную трусость и всенародно покаяться, и кто знает, возможно, он и смог искупить грех через раскаяние и принятые страдания, отчасти сумел стереть пятно вины перед своей дочерью и её матерью. В то же время символизирующая бесчестье алая буква на груди Гестер, не уничтожает её, а лишь закаляет в борьбе за существование, раскрывает её душевную красоту, позволяет преодолеть поругание с достоинством и нести добро нуждающимся. Колоритен и образ мужа героини, Чиллингуорса, – фанатичного, идущего напролом к своей цели, мстительного эгоистичного садиста, от которого попахивает дьявольщинкой-маньячеством.

Образы героев великолепны, прекрасно показаны в книге непростые человеческие взаимоотношения и конфликт личности с социумом. Отраженная автором мрачная атмосфера пуританства и моральной испорченности общества передает реалии суровой действительности американской протестантской общины середины 17 века. А фантастические элементы вроде самопроявления на груди грешника порочащего знака, полыхающих знамений в ночном небе, бесед с призраками и ведьмой, лишь подчеркивают дидактичность и аллегоричность романа.

И именно эти мрачность, дидактичность и аллегоричность скорее всего и оттолкнут от романа многих читателей, впрочем, как и вводная глава «Таможня», способная спугнуть любого упрямца длительными рассуждениями и экскурсами в жизненный путь самого Готорна. А жаль, книга стоит того, чтобы быть прочитанной.

P.S. Перевод тандема Емельянниковой и Фельдман-Линецкой чудо, как хорош!

Нет я порой понимаю мистику, и вроде не дурак уловить английский юмор. Но понять это... Хотя, все в жизни относительно. Нацепить на лицо вуалетку, хотя ты лицо публичное и ответственное. Ну это как-бы священник в церкви, повернувшись к вам лицом, оказался в маске. Но, этого мало, создать подоплеку своего поступка. Провести полжизни прикрываясь вуалью, создать образ «необычного», не похожего на других. И даже на смертном одре, отстаивать свои убеждения по открытию лица. Что-то здесь не так. Первая ассоциация с православными юродивыеми и тут же вопрос, а были ли среди протестантов такие. Ну, что в любой религии есть фанаты, держатели веры, это понятно. Но, здесь... И вроде религиозный фанатизм и в то же время обычный психоз. Нет мне не понять этого рассказа и поэтому, опять вернусь к словам Г. Грея «Пастор сошел с ума».

Этот роман мне даже больше «Алой буквы» пришелся по душе. Ведь в нем рассказывается о проклятии, тяготеющим над всем родом с тех пор, как один их предок, пользующийся положением в обществе, обвинил бедного человека в колдовстве, за что его сразу же повесили, ради земельного участка, на котором и был выстроен Дом с семью шпилями. Прошло около 200 лет, но вражда между двумя семьями и призрак предка все также преследовали домочадцев. Пока они не столкнулись в одном месте на страницах романа. Не буду вдаваться в подробности, так как свои впечатления от автора я изложила в рецензии к «Алой букве», но это произведение, затрагивающее множество важных тем и вопросов, мною когда-нибудь будет обязательно перечитано:)

Потянуло меня к лету на классику, захотелось почитать умные произведения с философскими мыслями. Выбор пал на давно купленный сборник Готорна, и могу сказать, что о своем выборе я не пожалела:) Натаниэль Готорн — автор, у которого вы не дождетесь резких и неожиданных поворотов сюжета, действий на каждой странице и интриг. Этот автор ведет повествование неспешно, красивым и плавным языком, читая который получаешь удовольствие. К тому же Готорн — настоящий «живописец». Он так описывает портрет персонажа, не только его внешний облик, но и малейшие детали характера, что хочется крикнуть: «Ба! Да я же его знаю!» В этом плане мне очень понравилось вступление к «Алой букве» — очерк «Таможня». Замечательный набросок! Как-будто вместе с автором там побывала! И еще очень жаль, что Готорн так и не решился написать роман о своих предках. Его пращуры были судьями и настоящими пуританами-фанатиками, участвовавшими в известном Салемском процессе, когда сожгли множество невинных женщин. Готорн даже считал, что с тех пор над его родом тяготеет проклятие и в конце концов навсегда покинул с семьей Салем. Думаю именно поэтому его романы насыщены мыслями о пуританах, о проклятиях, призраках ушедших предков и моральном разложении общества.

Об «Алой букве»:

Действие разворачивает в поселении Новой Англии, что в Америке, в обществе пуритан. Молодая женщина, муж которой занятый научными изысканиями оставил ее на пару лет одну, поддалась влиянию страсти, итогом которой стал ребенок. Думаю уже одно упоминание о пуританах дает представление о том, как с ней поступили за такой проступок. На самом деле, ее хотели казнить, но обошлись облегченным наказанием, видать у судьи было хорошее настроение, носить на груди алую букву, символ греха и адьюльтера. И как раз в тот момент, когда она стояла на эшафоте перед всем населением и отказывалась назвать имя отца, решившись вынести все испытания и людское презрение в одиночестве, на площади появился ее муж, который поклялся отомстить соблазнителю. Произведение у Готорна получилось очень мощным с моральной точки зрения. Оно наполнено мыслями, переживаниями, эмоциями. Есть очень много сильных сцен, когда я не могла не восхищаться силой духа этой женщины — Эстер Принн, а также недоумевать, как она могла полюбить такого слабого человека, а выйти замуж за такого двуличного. Конец расставил все по местам. Вдумчивым читателям эта книга понравится:)

«АЛАЯ БУКВА» Натаниэля Готорна, чьи произведения всегда украшены налетом мистики и тайны, не только классический хоррор, но и частично историческое произведение, события которого разворачиваются в Бостоне XVI века, в колонии Новой Англии в обществе мрачных пуритан и переселенцев. Речь идет о периоде правления Ричарда Беллингхэма, который в то время был губернатором штата Массачусетс; Ричарда Беллингхэма, сестра которого – Энн Хиббинс – была казнена после многочисленных обвинений в колдовстве еще при жизни губернатора.

Пуритане относились в те давние и мрачные времена с преувеличенным ужасом ко всему, что занимало их воображения. А верили они, что в девственных дремучих лесах Новой Англии бродит дьявол, которой то и дело дожидается заключения очередной сделки. Это было время охоты на ведьм. Но даже грехи, за которые в наше время едва ли грозит какое-то наказание – облекалось в те времена достоинством не менее мрачным, чес сама смертная казнь. Когда закон и религия слиты практически воедино, когда они так сильно переплелись между собой, то, даже самые мелкие наказание — на равнее с самыми суровыми — внушали уважение и благоверный страх.

И вот, в самом начале повествования Натниэля Готорна (который впитал в себя дух эпохи: вырос в Салеме, который был правнуком одного из наиболее кровавых судей, занимавшейся охотой на ведьм) к позорному столбу на всеобщее обозрение выведена женщина, с незаконно рожденным младенцем на руках. На лифе ее темного платья горит алая буква (заглавная Adulteress — прелюбодеяние) клеймо, которое она должна носить до конца своих дней. А среди многочисленных свидетелей ее публичного унижения находится муж женщины и ее соблазнитель. Их судьбы сойдутся в трагическом сплетении, а клеймо порока непостижимым образом приводит к гибели одних и духовному возвышению других людей.

Рассказ Натаниэля Готорна «Молодой Браун» написан на перепутье двух традиций – «страшной» истории и истории «с моралью». Отсюда – уникальная особенность повествования: «Молодой Браун» читается как текст с противоречиями. О самом важном из них автор пишет прямо, от «своего» лица: «Что же, молодой Браун просто заснул в лесу и бесовский шабаш лишь привиделся ему во сне?» Под сомнение ставится природа реальности – неясно, что было с молодым Брауном (или чего с ним не было). В конце концов, и самому рассказчику неведомо, что же именно случилось с его героем. На других противоречиях строятся все «оборотные» стороны явлений, людей и вещей, в изобилии встречающиеся в тексте произведения: так, каждый персонаж, о котором молодой Браун думает, что он-то уж точно «хороший», на поверку оказывается «плохим». Если же предположить, далее, что случившееся произошло «на самом деле», то собственно «хороших» в новелле нет вовсе – разумеется, за исключением самого молодого Брауна. В странном мире повествования «оборотыши» есть у всего. Своей противоположностью оборачиваются и предметы, с которыми имеет дело молодой Браун. Все они, как и полагается в сказке, даны в единственном числе – они уникальны. Так, обычная сучковатая палка превращается в извивающийся подобно змее магический посох. Однако самые важные – и самые страшные – превращения происходят на другом уровне: богослужение подменяется чёрной мессой, а священная и намоленная церковная утварь, это материальное воплощение божественного присутствия в храме, этот носитель священного и чудесного, уступает место своим «подложным» аналогам, связанным уже с дьяволом. В то же время эти последние суть не отражения или двойники, не параллели чему-то, взятому из нашей реальности, но существуют сами по себе, в своей собственной действительности. И в описании самой чёрной мессы нет ничего символического – все обряды, весь ритуал дан напрямую. Впечатление «данности» и «явленности» усиливается тональностью повествования, придающей всему описанию оттенки чего-то родного, знакомого с самого детства, хорошо узнаваемого. Другим таким же ужасным «перевёртышем» выступает предательство людей, в которых верил молодой Браун, которые играли важную роль в его жизни – начиная с пожилого и всеми уважаемого священника и заканчивая собственной женой. В итоге, уже после своего спасения, произошедшего по воле и с участием высших сил – или всё-таки пробуждения от кошмара? – герой оказывается в пространстве тотальной подмены. Здесь он и вынужден жить до самой смерти, в полном одиночестве, не в силах освободиться от открывшегося ему на миг «истинного» (или всё же нет?) положения дел. Но для молодого Брауна это не нацеленный в самую сердцевину мироздания взгляд, этакое благоприобретённое «мистическое зрение», столь почитавшееся в протестантских общинах как знак спасительной предопределённости, но ужасная в своей обнажённости реальность, перед которой его поставили. Среди тех, кто это сделал, помимо уже перечисленных близких людей, – предки; от них и получает молодой Браун своего рода проклятье: обязанность пройти путь посвящения, хотя он волен и отказаться (что он и делает в последний момент своего путешествия – или в последний момент своего сна). Рок здесь представлен в существенно непроявленном виде: он ограничен только тем, что молодой Браун должен выйти из дома в определённую ночь и пойти по определённой дороге к определённому месту. Именно на пути и создаются собственно «страшные» особенности рассказа: атмосфера пограничья, перепутья, старая дорога, где многое напоминает о происходивших некоторое время назад жутких событиях, наконец, общий хтонический фон повествования. Он уже привычен для читателя по психологическим пейзажам, мастерами которых были американские романтики. Ключевая характеристика, увязывающая детали страшного в ужасное целое и придающее ему столь мощный эффект – время. Именно оно определяет всю неизмеримую и жуткую старину, окружающую молодого и неопытного Брауна, насыщает самый воздух вокруг него воспоминаниями о кровавых событиях прошлого. Оживают все мифа старой Новой Англии, намёками в воображении героя встают салемские ведьмы, чтобы подтвердить чудовищную догадку: реально не только колдовство, но и его вдохновитель, присутствующий среди нас – дьявол.

Аннотация, к сожалению, раскрывает весь сюжет. В принципе, рассказ написан с юмором. Довольно интересно было читать

Это красивая, умная история, но с печальным концом. Автор предупреждает, что наука в руках злых гениев — опасная игрушка.

Красивая история о человеке, который посвятил свою жизнь поиску прекрасного!

Автор использует интересные приемы (начиная от фамилии самого протаготинста), до противопоставления быта прекрасному во всех мыслимых и немыслимых проявлениях.

О, классика-классика. Столько я был наслышан об этой книге, столько наслышан — и вот, наконец, прочёл. Ожидал большего. Потому что «Алая буква» — это довольно типичный викторианский романтический роман со всеми присущими тому стилю штампами, которые нынче смотрятся смешно. Речь персонажей ещё более возвышенная и искусственна, нежели у обожаемого мной Вальтера Скотта, их поступки прелестны и вызывают улыбку. Вообще, стиль, в котором творил Готорн, сегодня не вызывает тех эмоций, который он мог вызывать тогда. Сегодня хочется быть проще и естественнее, и сегодня чувства более притуплены, и романтика более обыденна, нежели тогда. Эдгар По несоизмеримо сильнее (а разница между этими двумя американскими классиками — всего одно поколение). Нет, это не моя книга.