Признаться, очень долгое время побаивался браться, увидев значительное число негативных отзывов.

Я ошибся — и рад этому. Повествование куда бодрее и увлекательнее, чем в первых томах «Гибели богов-2». Да, это не накал страстей «Войны мага» (ну разве что за исключением кое-каких фрагментов последнего тома «Имени зверя»). Между философскими (или скорее этическими) отсутуплениями-рассуждениями и действиями найдено правильное (на мой взгляд) соотношение. Отсутствие вселенского масштаба (масштаб скорее планетарный, и Перумов, как и в «Гибели богов», и в «Рождении мага», и ряде других работ) помогло найти правильный (как по мне) баланс произведения. Возможно, этому помогла относительная краткость эпопеи (может быть, нечто лишнее и было в «Терне», местами- в «Алиедоре», но уже в «Имени зверя» повествование мчится вперед на всех парах, порой даже перепрыгивая кочки). Достойная, очень достойная работа. Лучше, например, чем «Странствия мага» и «Одиночество мага», значительно лучше первой дилогии «Гибели богов-2», куда лучше «Дочери некроманта» или некоторых других работ, на уровне «Рождения мага», но уступает, к примеру, «Алмазному мечу, деревянному мечу», «Войне мага», первой «Гибели богов». Словом — достойный уровень мастера. Читая, понимаешь, почему многие видят в Николае Даниловиче мастера (грандмастера) отечественного фэнтези. Надеюсь, что в еще неизданных томах «Гибели богов-2» автор превзойдет уровень «Семи зверей Ральега». несомненным плюсом является также наличие достойных врагов для главных героев. До последнего ждешь, каким же будет финальный бой за мир. И, признаться, такой развязки я все-таки не ожидал. Вместе с тем, она вполне обоснована. (хотя, конечно,

, а точнее,

скорее дань уважения и мостик к послесловию.

P.S. Николай Данилович, капитан, надеюсь, Вы еще проглядываете тему. Я надеюсь, что мы увидим в «Гибели богов-2» не менее прекрасные страницы, чем в «Алмазном мече, деревянном мече», «Войне мага» или «Семи зверях Райлега».

Сделаю замечание, потому что оно важно: огнеприпасы- это термин, применявшийся в Первую мировую войну. Боеприпасами их стали называть потом. Можно посоветовать почитать воспоминания военных тех времен либо же работы по военному снабжению Первой мировой.

Мне вообще тяжело даётся чтение современной фантастики (не фэнтези). Меня мало затрагивают(или вообще не затрагивают) проблемы о том, сколько же измерений во Вселенной, сколько суперструн насчитали физики и сколько процентов генома расшифровали генетики. Меня больше волнуют проблемы человека, а применительно к этому рассказу- не совсем человека.

Интересная проблема — поиска своих корней и возвращения « в семью» (условно, товарищи, условно, я именно этими темами и заинтересовался) — поднятая автором, как мне кажется, была раскрыта настолько, насколько требуется в коротком рассказе.

И как минус, и как плюс может рассматриваться ощущение того, что вот-вот автор нам чего-нибудь подсунет, какой-нибудь хитрый выверт, и когда это наконец-то случается — не воозникает уже ощущения, что всё перевернули с ног на голову, это та самая ожиданная неожиданность.

Надеюсь, что автор таки соберётся писать крупную прозу, без которой, к сожалению, сейчас редко кого принимают за «серьёзного писателя». А пока что скоротаю время за чтением других рассказов Альберта, которые (какая удача)опубликованы в этой же антологии.

«В сущности, хорошее произведение искусства даёт материал для обсуждения почти всех взаимных отношений данного типа в обществе. Автор, если он мыслящий поэт, уже сам — сознательно, а чаще бессознательно — принял в соображение всё это. Почему же критик не может раскрыть пред читателем все эти мысли, которые должны были мелькать в голове автора, иногда полусознательно, когда он создавал ту или иную сцену или рисовал такой-то уголок человеческой жизни?»

П. Кропоткин

«Может быть, и наступит пора,

Когда хищник не тронет ягнёнка, —

Но сейчас — твоя мать и сестра

Вся во власти любого подонка…»

Жак Нуар

«Я –то — Гусь, а вот за мной придёт лебедь…»

Ян Гус

«Ich stehe hier und Ich kann nicht anders — Я стою здесь и не могу иначе»

Мартин Лютер

Говорят, что мифы и легенды не только отражают характер, суть народа, но и создают идеал для человека, идеал, далёкий, но всё же достижимый. Так можно сказать о цикле легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, идеалах честности, чести, достоинства и религиозного, даже мистического поиска. То же самое применимо и к легендам об учёном Фаусте, едва ли менее известном, чем древний английский король. Наиболее известен «Фауст» Гёте, но существуют и другие, более ранние (и кровавые) литературные воплощения Фауста, искателя знаний. В нём отразилась суть немецкого характера: аккуратность, желание расставить всё по своим местам, упорядочение Вселенной по ведомому лишь одним германцам образцу.

Гёте вдохнул новую жизнь в легенду о Фаусте, казалось бы, взяв недосягаемую высоту образности и изощрённости повествования, качеству и глубине не только текста, но, что самое главное, подтекста. Однако что сделал один человек, другой захочет — и сможет — превзойти.

За новое воплощение легенды о Фаусте взялся Майкл Суэнвик, известный неоднозначными, во многом спорными романами и рассказами. Взяв за основу текст всё того же Гёте, Суэнвик по-новому огранил этот драгоценный камень немецкой литературы.

Перед нами — всё тот же искатель знаний и истины, желающий принести людям новые, чудесные открытия, сделать мир лучше, доктор Фауст. Он тоже влюблён — и, вольно или невольно, на историю мэтра Фауста лёг отпечаток биографии ещё мэтра Гёте — достойный отдельного художественного романа. Призывая беса-весельчака Мефистофеля, желающего гибели Человечеству, Фауст пока ещё идеалистичен, он пока ещё дитя века германской идеалистической философии. Но постепенно, исподволь, Суэнвик добавляет красок в полотно древней легенды — и она из гимна немцев-идеалистов XVIII века становится знаменем немцев-милитаристов века XIX, а затем...Но о том, что же нас ждёт после милитаризма века XIX, сказано будет несколько позже.

Пока же Фауст стремится подарить миру новые открытия, новые знания, новые чудеса — практически безуспешно. Та Германия только кажется страной, готовой принять передовые знания. Куда там! Ещё не отгремели поединки «кулачного права, только-только в Нюрнберге отменили двоежёнство (да-да, после очередного бедствия практичные нюрнбергцы разрешили двоежёнство, чтоб, значится, демографию-то улучшить), отпылали костры Первой, а затем и Второй инквизиции, ещё нескоро последователи Якоба Бёме будут гореть на далёком Кукуе, и никто даже не предполагает, что Бог умер, а Германия вновь когда-нибудь станет единой. Технологии идут в народ тяжко — все, кроме военных и промышленных. Людям некогда думать о теории относительности или законе сохранения энергии, невдомёк им о супер-струнах и прочем, зато они любят выходить на убийство своих сородичей с хорошей ружбайкой. Неудачи толкают Фауста в Англию, набирающую мощь и вбирающую в себя технические новинки. И вновь — в основном военные или промышленные, остальное им не так уж и важно…

И вот здесь-то, в Англии, начинается перерождение Фауста: он перестал быть тем самым искателем знаний, он ныне — всё более практик, циник, богач и символ английского могущества. Потоплена Великая Армада, для которой испанцам в реальной истории пришлось закупать гвозди в Голландии. Дымят заводские трубы Ньюкасла и Лидса, рабочие угнетаются и обозляются, возлюбленная подталкивается самим Фаустом, всё более похожим на Мефистофеля, в руки другого. Книга всё более из романа превращается в фантасмагорию — и тем самым повторяет структуру и стиль своего прообраза, поэмы Гёте. В произведении последнего первая, более известная и более простая часть сменяется второю, более философской, образной, хранящей в глубине своей множество символов и аллюзий. Вторую часть понять трудней, чем первую, трудней — но оттого нужней это сделать. В биографии Фауста — жизнь германской мысли, от Якоба Бёме и Канта — к Ницше и далее. Она всё более практична, бесчеловечна и выхолощена, всё более — универсальна, но в рамках лишь германской нации, для остальных эта универсальность обратится гибелью, презрением, уничтожением, обращением даже хуже, чем в рабов, бессловесные вещи, — в сырьё. Между тем, может показаться, что всё это только из-за технологий, принесённых Фаустом, того дара, который обернулся кровью. Нет, машины — это воплощение духа, в основе каждого механизма лежат и идея, и дух. По сути, Фауст как истинный германец ощущает хаос и тьму в изначальном, чувствует иррациональное в мировой данности, он не потерпит хаоса и этой иррациональности, он не относится к этому миру с братским чувством — но хочет упорядочения мира, а для этого хаос нуждается в прикосновении германской руки. Этот взгляд присущ до определённой степени большинству европейских этносов, в которых течёт кровь древних германцев, но преобразившаяся. Машины и технологии — лишь способ преображения, орудия, но не источник этого преображения и не цель его. Мир должен быть преображён — потому и Фауст преображается. Это можно увидеть не только на изменяющихся взглядах его на Человечество, но и во взглядах на человека — его возлюбленную, Гретхен. Суэнвик довольно-таки точно указал на преображение женщины в глазах немцев. Изначально она — существо из другого, более прекрасного, мира, пророчица, валькирия, символ. За обаинение её в колдовстве — смерть ждала самого обвинителя. Но затем — и она должна быть преображена, и будет преображена, оставив за собою только три бюргерские функции Kinder, Kirche, Kuchen (Дети, Церковь, Кухня). Вот и Гретхен преображается — и в этом преображении заложена её погибель, погибель, в коей повинен и сам Фауст, может быть, более, чем кто-либо другой из персонажей романа Суэнвика.

Гретхен гибнет — а что же происходит с самим Фаустом? Он возвращается в Германию, откуда начался его путь, в Нюрнберг, и преображается. Он достигает заключительной стадии триады немецкой мысли: идеалистическая мысль — империалистическая мощь — национал-социалистическая мразь. Фауст видел толпу, скандировавшую его имя, взметавшую руки в фашистском приветствии, размахивающую флагами, где красное поле с белым кругом заключало « в объятия» чёрный кулак, кулак мощи технологии, холода, расчётливости, упорядоченности и бесчеловечности. Фауст видел, как призывает сорвать ту последнюю человечность, что ещё сохранилась в людях, обещая даровать новый мир…

«Он уже вступил на последний путь. Даже все демоны ада теперь не способы заставить Фауста сойти с него. Сами небеса не в силах остановить его…» — кажется, что вот он, конец мира, обращение Хаоса в Упорядоченное…Только последние строки даруют надежду — «Пусть Бог поможет им! — вскричал он. — Бог да поможет им всем!». Предстоит битва, война, которая виделась современникам самой страшной — и последней в мировой истории.

Христианский Бог, в которого сам Гитлер не верил, здесь упомянут в качестве символа, символа того, что расчётливости, упорядоченности и бесчеловечности может противостоять лишь человечность, самопожертвование, искренность и вера.

Фауст Суэнвика ещё не знает, к чему приведут его призывы к обесчеловечиванию, к снятию «маски» человечности с человека. Но он не одинок в этом: многие интеллектуалы, учёные призывали и призывают к этому. Но почему призывают? Зачем? Они просто не думают, не примеряют на себя то, к чему призывают. Для этого им нужно отправиться в прошлое, в 39-45 годы. Пусть почувствуют на себе весь жар объятий Рейха — жар печей, в которых сгорали поляки и чехи, украинцы и русские, белорусы и русины, евреи и сербы, и многие, многие другие. Но если они минуют жар печей — то мне очень хотелось бы, чтобы они почувствовали всю практичность тех, кого так боготворят: пусть они почувствуют, как с них сдирают кожу, чтобы затем пустить на перчатки и чемоданы. Миновали и это? Пусть отправятся на мыловаренные заводы, в которые узников концлагеря отправляли на мыло. Пусть с них живьём будут сдирать волосы, которые после отправляют на вязку канатов и верёвок. Пусть они отправятся на рудники. Пусть они, подобно генералу Карбышеву, будут заживо заморожены в лагере Маутхаузен.

Пусть они окажутся в числе двадцати пяти миллионов советских граждан (и, особенно, среди трети населения Белоруссии, уничтоженной, расстрелянной, задушенной), пусть окажутся в числе шести миллионов польских граждан, пятой части населения Польши, отправленной на тот свет, или в числе полутора миллионов жителей Югославии. Пусть окажутся на месте жителей блокадного Ленинграда или в сгорающем танке под Прохоровкой. Пусть поймут, что их призыв к снятию покрова человечности — это требование к воврату национал-социалистической сволочи, которая видится Фаусту в финале романа — и которая в реальности приходила на нашу Землю.

И всё же те технологии, что принесёт Мефистофель через Фауста в мир, окажутся никуда не годными: они проиграют. Проиграют человеку и человечности, тому, чего нацисты понять так и не смогли. Люди победят нелюдей. Люди.

«Бог да поможет им всем!»…

Да услышат они, люди, эти слова суэнвиковского Фауста, и пусть никогда он не вернётся в мир…Да не придётся снова пережить этот катарсис…

«Ещё менее понятен для нас реализм как изображение лишь наиболее низменных сторон человеческого существования, потому что писатель, добровольно суживающий таким образом круг своих наблюдений, с нашей точки зрения, вовсе не будет реалистом. В действительной жизни наряду с самыми низменными инстинктами уживаются самые высокие проявления человеческой природы...Рядом с вырождением идёт возрождение...Вследствие этого художник, останавливающийся лишь на низменном и вырождающемся...такой художник вовсе не понимает жизни какой она есть, во всей её целости. Он знаком только с одной её стороной, и притом далеко не самой интересной»

П. Кропоткин

«И на Западе гуманизм исчерпал себя, изжил себя, пришёл к кризису, из которого мучительно ищет выхода западное человечество...»

Н. Бердяев

Появление «Слуг Тёмного Властелина», а после и «Воина кровавых времён» Скотта Бэккера можно считать явлением в фантастике зарубежной, явлением, одновременно неожиданным — и вполне закономерным. За веком богов следует век героев, а за ним настанет и век людей. Эпическая литература пережила сперва появление богов — романский эпос о богах-асах, затем (применительно к эпическому фэнтези) увидела рождение века героев, героев, объединённых в Братство Кольца гением Толкина, а затем — пришествие людей, придуманных Джорджем Мартином в «Песне льда и огня». Куда идти, куда же дальше стопы направить? Но, оказывается, за веком людей настаётт время машин, торжество разума над человечностью, цивилизации над культурой, Логоса над Эросом. Его ждали — и он не мог не придти, так же, как не может не загореться дом, о поджоге которого судачат много дней кряду.

«Чёрный отряд» породил «Малазан», «Малазан» породил «Слуг тёмного властелина», начало цикла, которое можно назвать вершиной эпического тёмного фэнтези — или одной из вершин фэнтези вообще. Во всяком случае, данный цикл почитается за таковой. И этому есть множество причин.

Во-первых, атмосфера мира. Не романтическая атмосфера, не та атмосфера, которая даёт надежду на свет в конце сюжетного тоннеля. Холодная атмосфера, невероятно холодная — и грязная. Грязи здесь хватает, ох как хватает, той грязи, которая сопутствует войнам, катаклизмам и вообще — человеческому обществу. Без грязи никак. Не может быть монеты без обратной стороны, инь без янь и так далее. Но многих (особенно поклонников жанра «тёмного фэнтези») это как раз и привлекает. Эта атмосфера кажется наиболее близкой к реалиям нашей жизни, более близкой, нежели свет, романтика и тепло. Кажется...Запомните это слово.

Вторая причина — проработка мира. О ней, как минимум, говорит объёмный глоссарий, множество народов, населяющих мир, созданный Скоттом Бэккером, история этого мира. Да, она захватывает — в том числе и потому, что перипетиями своими похожа на историю реальную. Поход Святого воинства внешне практически ничем не отличается от Крестового похода в Святую землю. Присутствует и Священный город — Шайме (Ершалаим, Иерусалим), и своя «Византия», и свои сарацины, и свои «кочевники», и свои сволочи, и свои «тайные правительства», «тайные заговоры», «тайные общества».

Третья причина — непредсказуемость сюжета, конечно, в определённых рамках: общую канву похода на Шайме человек, знакомый с историей Первого Крестового похода, знает. А потому внешняя сторона сюжета ему будет относительно скучная. Внутренняя сторона сюжета — жизни персонажей, «героев», перипетии, хитросплетения судеб, тоже подарит уйму сюрпризов. Правда, обе стороны этого сюжета покажутся многим лишёнными динамики, во всяком случае, такое наблюдается в первых двух книгах трилогии.

Четвёртая причина — идея…

Идея? Смысл, несомый книгой…Эта четвёртая причина станет и первой причиной неуспеха среди многих читателей, ищущих в литературе Сверхидеи, того, что именуется Смыслом и сотней прочих имён.

Много чего интересного поведают в монологах и диалогах «герои», особенно — Келлхус, по-моему, один из любимейших персонажей автора. Много из того, что ныне именуется «имеющим смысловую составляющую текстом». Некоторые читатели также упоминают и о том, что в книгу вложен гностические мотивы. К сожалению, я не специалист в гностике. При упоминании этого слова приходят на ум офиты (почитавшие Змея за доброе начало, верившие, что мир сотворил демиург, ремесленник, которого осуждали), египетские гностики (для них Бог — это дух, который выделяет эманации, которые попадают в материю, которой, в общем, но после «получения» эманаций материя начинает существовать и препятствовать духу вернуться к источнику, из чего следовал призыв к борьбе с материей), антиохийские гностики (материя- это плохо, дух –это хорошо), после которых появились манихеи (которые затем стали известны как альбигойцы, катары, патарены и т.д.). Сперва думается: «Ребята, а где это, а? Где это Бэккер расписал такое? Кажите!». А потом, во вторую очередь, приходит на ум другое. Да, гностицизм тут есть…Есть…Основа его есть…

Пустота и холод есть, порождённые Разумом и подчинённые ему. Разум — холоден. Келлхус, самый «разумный» персонаж книги, плоть от плоти и кровь от крови этого холода, этого Гнозиса. Он во многом лишён эмоций, он чужд их, они для него — оружие, даже орудие управления людьми. Автор оттеняет Келлхуса другим персонажем, тем самым сновидцем, видящим сны Сесватхи. Этот, кажется, и вовсе — сплошные нервы и рефлексия, постоянная, узкая рефлексия. Посередине стоят Найюр с Икуреем, для которых слова «разумное, доброе, вечное» — когда-то, где-то слышанные глупости, не более. Внешне — о, они очень интересны, те, кого прежде назвали бы мерзавцами, тщеславными пройдохами, истериками (применительно к нашему сновидцу) и ещё тысячью «ласковых слов». Внешне…Кажутся интересными…Снова- кажутся…

Пусты они внутренне. Те, кто видит в этом реализм — прочтите эпиграф к этой заметке, первый эпиграф, вы поймёте, что я думаю о таком реализме. Может быть, именно поэтому я никогда не буду перечитывать эти книги, может быть, именно поэтому у меня не вызывал интерес этот мир и его история. Книга холодна до необычайности, а её персонажи не кажутся мне достойными сопереживания, столь ценимого мною в литературе. Сравнивая с Толкиным, Бэккера именуют превзошедшем Профессора в мастерстве мироописательства и миротворчества. Мне это кажется неправильным: хорошо следить за миром, когда сопереживаешь его обитателям…Но читая эту книгу, мне как-то оно было всё равно, кого и сколько убьют, как убьют, где убьют…Персонажи-функции, которых хотели лишить «георичности» — но лишили человечности. Отчего так? Прочтите второй эпиграф к этой заметке, вы поймёте, отчего: среда, в которой творит Бэккер, теряет идеалы духа и духовности, человечности. Бытие определяет сознание — и потому рождаются в книге Бэккера не герои, а персонажи…

Оттого совершенно иные очертания принимают и местные народы черты их реальных прототипов…Принимают черты — но не становятся народами. Местные «византийцы»- это не византийцы, а взгляд европейцев на византийцев, местные «варвары» — взгляд европейцев на степняков-кочевников (который европейцы во многом переносили и на русских). Бэккер талантлив в этнографии — но талантлив в рамках западного взгляда, пристрастного, во многом…не чванливого, но зачастую не способного понять суть народа, его культуру, его инаковость, душу его.

Душа — вот самая большая проблема книги. Душа здесь подменяется …Разумом, подменяется, но книга без души не может жить. Герои же здесь бездушны, прообразами их взяты себялюбцы, манипуляторы прочая «честная» компания. Разумом трудно понять, отчего человек идёт на подвиг, отчего человек готов отдать жизнь. Запад становится слишком разумен, и оттого всё отдаляется от души, от духовности. Разумом трудно осознать, невероятно трудно понять смысл жизни, смысл бытия и творчества. Ну не объяснить формулами любовь, точно так же трудно теорему геометрическую описать чувствами без конкретных чисел, терминов и прочего. Вот отчего и здесь Смысл кажется ускользающим — но, по моему мнению, Смысл здесь подменяется мыслями, рассуждениями. Творчество должно давать людям идеалы, должно давать смысл бытия, должно зажигать людей — здесь же оно оставляет лишь холод. И, что самое главное, оно должно помогать людям жить. Жить — а не существовать. Только благодаря разуму, без души, жить нельзя и невозможно, возможно только существовать.

Интеллигенция, та русская интеллигенция, которая сотворила бессмертную русскую литературу, постигающую глубины человеческой души, ищущие пути развития и духовного очищения человека, это понимала. Западные интеллектуалы, ищущие факты вместо понимания и цифры вместо сочувствия, этого сделать не могут. Они оставляют холод. Оболочку. Людей там нету, в этой оболочке, то, без чего не важны ни мир, ни сюжет, ни остальное, пусть трижды, четырежды вычищенное до блеска.

Толкин в фэнтези такое дал: символ, душу он вдохнул в Средиземье. Спросите у поклонников Толкина — что чувствуют они, когда услышат имя Феанора? О мятежном духе. Духе. А не разуме. Дэниэл Киз нащупал сердце в герое «Цветов для Элджернона», был близок к тому, чтобы копнуть глубины сути человеческой, но от Разума он не смог окончательно отделаться. Помните последние строки романа? О чём просил герой этого замечательного произведения? Помните? Щемило сердце при чтении этих строк, ведь так?

А что останется после чтения Бэккера? Сюжет, хитросплетения мира…А души…Вот только души не остаётся....Только холод, пришедший задолго до Бэккера…

Чем известны кельты? Ну кроме участия одной замечательной парочки представителей этого народа в Олимпийских играх и прочих шалостях?

Они известны своею культурой, ставшей основой Ойкумены «по-кельтски»: от берегов Эрина до Малой Азии, от Испании и до Венгрии, от Швейцарии и до долины реки По. Их искусство славно тем, что там нет чётких линий и пустого пространства, невероятно трудно понять, где заканчивается природа и начинается человек. Их устное творчество — это красноречие, красная. красивая речь, которую кельты ценили, может быть, не меньше римлян. Их ценность — это свобода, воля.

Их история — это история Изабель. Гай Гэвриэл Кей верно угадал самую суть кельта. В романе подчас невозможно отличить, где начинается вымысел и заканчивается реальность, где — царство прошлого, капище кельтов — а где современный Экс-ан-Прованс, где выразенный из камня лик прекрасной дамы- а где католический собор. И, может быть, ещё труднее понять, какой герой — отрицательный, а какой — положительный. Хотя — их, положительных и отрицательных, здесь — нет. Есть только — люди.

И всё же прекрасно видно, как современный мир подёргивается, отступает, давая дорогу прошлому. Что такое Гугл и мобильники? Так, всего лишь пыль по сравнению с древностью, которая здесь живее всех поп-звёзд и изящнее самых сложных микросхем. Но даже это отступает перед главным- Любовью.

Что такое любовь для героев? Яростный, чувственный поток?О, представьте «проклятого римлянина» в ярости — он посмеётся вместе с вами. Тепло и спокойствие?О, взгляните на Изабель — порою девятый вал приятней в общении и теплей. Радость познания, постоянное открытие нового? Может, так и было в тот, первый раз, но отнюдь не в десятый-пятнадцатый «круг перерождения»,

Я думаю, что Любовь в этом романе — всё и сразу, и ещё немножечко чего-то, что нельзя выразить словами. Это чувство пропитывает, пронизывает весь роман, давая возможность пережить вместе с героями настоящее чудо.

Быть может, эта пьеса весьма «своеобразна» -или попросту говоря странна, несколько сумасшедша. Пускай и главные герои могли бы стать пациентами психоаналитика, пускай с нелицеприятной стороны показаны доны Кехано. Но, Мигель де Сервет побери, как же нам не хватает таких Донов Кихотов сейчас, когда даже с мельницами никто не хочет сражаться, когда некому заступиться за слабого, когда люди отворачиваются, если их просят помочь, когда...когда...когда над Кихотом смеются, а должны плакать, понимая, что он был героем, он был Рыцарем...

Сперва произведение не цепляет — ровно до того момента, как герои оказываются у Горелой башни. Вот здесь-то Дяченко и «выпускают себя на волю»: знакомый моральный выбор, поставленный авторами перед героем, сомнения, страх, слабость...И — обязательно, в конце концов, этот выбор будет совершенно не однозначным, но правильным...

Мне показалось, что авторы несколько устали от их мира «Фэнтези», натянутого между Нижней мамой и Вышними эмпиреями. Да, лексика и стиль красивы, профессиональны, но вот композиция — композиция рвётся, рассыпается на кусочки. никак не желая складываться в единую, красивую, изящную мозаику. Самое главное — не очень чтобы очень хочется узнать, «а что будет дальше-то?». Читаешь скорее из...желания дочитать, может, из любви к таланту (или мастерству) Олди. Но как-то...тоскливо на душе, знаете ли. Очень хочется верить, что следующее произведение по этому миру будет (если вообще — оно будет) лучше.

Та новизна, та свежесть, которой была пропитана буквально каждая страница первого романа цикла, уже не очень чтобы очень ощущается. Спасает (да, именн спасают!) только последние страницы, хотя, конечно, там я почувствовал...фальшивость, что ли, притянутость положения, в которое попали герои. Что-то не так было...Что-то...Кое-что...Ну да ладно

И все-таки, концовка удалась. Именно -удалась. Мощная, оживившая начавшее рассыпаться в прах повествование.

Прочтя этот роман, понимаешь, почему кто-то уважает ранних Олди, при этом говоря о «замудрености, излишней тетральности» их более поздних (или зрелых?) работ .Мощнейшая фантазия, подкрепленая идейностью, талант демиургов, причем — демиургов молодых, юных, творящих нечто новое, то, что позже назовут «центоном».

Благодаря многим удачным находкам порой чувствуешь себя бесом с кипящей от ярости кровью , вдыхаешь пыль Арены, бежишь по сошедшему с только-только обретённого ума метро, сражаешься за жизнь в «разумном доме», играешь на очеловечивающихся инструментах...

Словом, если вы хотите прочесть что-нибудь, что весьма и весьма сильно отличается от нынешнего формата, «Дорога» — это ваш выбор. Узнайте, как начинали Олди...УЗнайте, как зародился центон.

Я общался с немцами, литовцами, латышами, поляками, эстонцами, евреями, арабами, англичанами, гражданами США и тд и тп. И я, главное, общался с русскими. Чем они отличаются? Да ничем, господа, товарищи и барины. У души нет национальности,и она, душа, или добрая — или не очень добрая. Или даже очень не добрая. Олег, по-моему, слишком увлекся идеей всеобщего ополчения против русского народа. Уверяю, есть за что на нас ополчаться, и есть за что нам ополчаться на иностранцев.

В самом тексте ошибочным было, по-моему, использовать терминологию и лексику не конца 20века, а его начала. Особенно режут глаза ругательства времен Гражданской войны, как и звания. А также «штыки».

Отвлекают от текста «новостные ленты» — именно отвлекают. Потому что они, мягко говоря, нереалистичны. Каждый читатель (ну ладно, процентов 70 читателей — минимум) должен ВЕРИТЬ, что это может происходить в этот момент, даже — что происходит рядом, за твоим окном. А здесь нет такой веры, она не возникает... Автор с этим, похоже, не справился.

Нереалистичны и сведения о раненых. Да, может, и нет там людей, которые из-за ранения в руку или контузий не выбывают из строя, а продолжают сражаться. Разные есть ранения в руку.… Разные есть контузии.

Не вызвали у меня сочувствия и …действующие имена (лицами почему-то не могу их назвать). Они похожи на агитплакаты, но плакат не всегда вызывает сочувствие или сопереживание, не веришь агитплакату.

В этом, по-моему, основная проблема произведения: он стал агиткой для весьма и весьма специфически настроенных националистов. Я никогда не понимал националистов. Например, слова о великоросах всегда вызывали у меня легкую усмешку: «великоросы» — это восточные славяне плюс угро-финны… То есть эстонцы, финны и венгры нам, так сказать, родичи, не хуже и не лучше, чем украинцы или белорусы. Но я отвлекся, это к теме не относится…

Но к теме относится то, что автор решил выделить унтерменшев (вот тех самых «натовских прихлебателей», которые пошли против России и «безмолствующий народ России») — и «истинных арийцев» (те 4-5 тысяч «штыков»). Мой прадед сгорел в танке под Прохоровкой. Мой дед дошел до Будапешта. Они показали, что «унтерменши» могут смести ко всем геббельсам всех этих «истинных арийцев». Почему-то автор этого не учел... Наоборот, он воспевает своих «арийцев». Пусть. Пускай воспевает. Пускай делает их в своих произведениях. Когда-нибудь и для них найдется и своя Прохоровка, и свой Сталинград, и свой горящий рейхстаг.

P.S. Если кого-либо моё личное мнение задело, то можете выискать меня по адресам, указанным в личной информации в моей аватарке на Фантлабе.

Здесь мало веселой иронии, много сарказма. Здесь мало веселого Пратчетта — зато уйма Пратетта «с грустной улыбкой». Здесь мало правд — здесь много Правды...

Две книги цикла -это два взгляда на Спартаковскую войну, взгляд «снаружи», с высоты птичьего полёта — и взгляд «изнутри», из глаз Папии Муциллы, внучки последнего консула Республики Италия. Вот только есть один большой недостаток: при переходе на взгляд «изнутри» нельзя окинуть с высоты птичьего полёта весь ход событий, и наоборот, с высоты птичьего полета почти не разглядеть людей в их истинном облике. Из-за этого возникает множество вопросов, на которые придётся отвечать самим читателям. С одной стороны, это правильно, с другой -хотелось бы узнать ответы самого автора...

Хотел было ставить «7», но...ну люблю я историю, люблю, особенно альтернативные взгляды на довольно-таки «известные» события. Точнее, те события, которые кажутся нам известными. Андрей Валентинов ещё в «Спартаке» сумел доказать, что мы слишком мало знаем о Спартаковских войнах, о героях и подлецах той войны, о Римской республике. Здесь же — Спартаковская война изнути, так сказать. Хотя..все-таки...очень пунктирный роман, одеяло текста получилось весьма и весьма лоскутным. Как истинный историк, Валентинов ставит множество вопросов, но ответы на них предлагает искать самому читателю. Пред нами встают Люцифер, Цезарь, Чуть-чуть — Красс, немножко — Спартак, и очень много- Италия времен Спартаковской войны. И все-таки постоянно хочется большего, хочется увидеть собственный взгляд Валентинова-романиста на ту эпоху, прочесть его ответ...Молчит Валентинов: нету ответа...

Да, как уже отмечалось ранее, лучше «начинать Камшу» именно с этого сборника. Тут и малая, и средняя, и крупная проза. Любимые типажи автора — сильные мужчины, интриганы. способные на то, чтбы первернуть понимание мира о том. что является для челоека возможным, а что- нет. ЗДесь же и любовь Веры Камши к историческим реалиям. На этот раз — к Священной Римской империи и Испании этак 16-17 веков. Правда, роман «К вяще славе человеческой» вышел, так сказать, очень рваным, автор явно спешила, прыгала от одного героя к другому, от одной сцены к другой, но все-таки в итоге получилось очень даже неплохо...

И вправду, для нашего общества, в котором не раз плохое становилось хорошим, герои оказывались редкими сволочами — и ноборот, метания героев кажутся странными, наигранными, глупыми. И знаете — это страшно. Правда, страшно. Чудится, будто глупые они какие-то, эти люди, отстаивающие свои идеалы, верящие в них, убивающие иживущие ради них...

Да. Дяченки написали хорошее десткое, а потом даже и подростковое фэнтези. Ведь для детей как надо писать? «Как для взрослых -только лучше». И я думаю, что авторы справились. От книги к книге мир меняется — меняется вместе со взрослением Лены Лапиной, главной героини цикла. От «плохих и «хороших героев постепенно повествование придёт к описанию людей.

Мир также удался. Чего стоит только Королевство, вокруг которого реальность становится уже не такой уж и реальной! Хочется в него вернуться еще раз. Но..знаете, лучше не надо. Финал удался. Не надо длинного цикла. Этих трёх книжек хватит...

Ну вот и подошла к концу история Лены Лапиной!

Мир, описанный в эьтой книге. заметно разнится с тем, что мы видели в двух предыдущих. В нем стало больше полутонов, так как поменялась сама Лена и ее взгляды на окружающих. Не стоит ждать здесь односторонних персонажей, кто-то может показаться и последним гадом, и величайшим героем- хотя здесь просто люди, ни абсолютно чёрные, ни абсолютно белые.

Думаю, авторам удалась их задумка!

Валентинов здесь только набирает обороты, и это прекрасно видно.Позже он отойдет от такого однобокого взгляда на красных и белых, на войну, на наш народ...Но — это потом. а сейчас- 90-е годы, начинающий писатель А,Валентинов творит произведение о последних днях колчаковщины, таинственном прокте «Владимир Мономах», вампирах, нежити, маленьком народе Сибири и о борьбе с «красной заразой»...

Вот только жаль, что мне довелось почитать это произведение уже после «ФЛегетона» и «Капитана ФИлибера», я просто сликом многого от этой книги ждал. Но для начал -очень и очень хорошо...Посмотрим, что будет дальше...

Автор в этом романе несколько сдал. МОжет быть, «передыхает» между первой и второй частями.Да, повествование тут уж слишком быстро несется вперед, иногда не успеваешь оглянуться. К тому же многие эпизоды, вещи, герои показаны мазками, а не цельно. Кому-то это может понравиться, но здесь это только идет в минус...

На героев этого романа нельзя смотреть одинаково на протяжении всей истории, что иногда раздражает, а иногда завораживает и придаёт интереса к чтению. Такое чувство сохранится на протяжении всего цикла, кстати) Во всяком случае, у меня именно так и произошло.

В мир автор обрушивает нас не хуже, чем на Индиану Джонса Лукак и Спилберг — кучу проблем и приключений. Он в чём-то похож на наш, в чём-то — нет. Оосбенно заинтересовала идея отсутствия Папы Римского, которого здесь после смерти Кальвина (ага,того самого, он здесь все-таки воссел на папский престол) заменил Магистериум, объединение всевозможных религиозных организаций. Правда, отчего под власть Магистериума подпадаети Московия — мне не совсем понятно.

Но особенно понравилась тема бунта. мятежа. борьбы против начал. Постепенно эта мысль станет несколько даже навязчивым мотивом повествования...

Да, мощный роман. Армагеддон не наступит, он — уже наступил. Чувствуетс рука и Олди, и Валентинова. Концовка захватывает дух, оставля множество вопросов, правда, но это уже привычное дело, когда читаешь романы Олди:glasses:

Великолепно подана картина защищаюшегося всеми силами города, который жители не хотят бросать — ведь «нам здесь жить». Вспоминается бедный Минотавр, появившийся по воле Автора, которого обвиняли в безделии, тогда как он спасал мир — так, как умел...

P.S. Снизил балл за...все-таки. по-моему, очернение русской армии. Кстати, по-моему, в этой реальности Украина и Россия -единое государство. Вот такое вот впечатление у меня почему-то создалось. И интересно, Олди угадали, что следующим лидером страны будет человек военный...Или — дописали упоминания об этом уже после появления В.В.П. на политическом небосклоне?

Да, роман прямо-таки просится на экран. Особенно — развязка. да, именно киношная развязка...Но, знаете, мне все-таки нравятся счастливые концы романов Саймака. Нельзя же, все-таки, только негатив. отсутствие надежды и прочее оставлять, нужно давать веру в будущее. Даже «ущербным» людям, якобы «недочеловекам», эксперимент по созданию которых просто не удался, и о них решили забыть. Нельзя бросать того, кого ты так и не смог приручить, решив выбросить на свалку, нельзя бросать свое создание...

Да, идея с обликом и целями пришельцев очень интересная, видно, что она рождена именно на Западе: обственность, бизнес, даже не мировой, а межпланетный заговор олигархов и прочее. Правда. иногда казалось слегка затянутым, да и некоторые сцены..оставались, мягко говоря, несколько непонятны, не стреляли так, как надо, эти ружья...

Нередко удивляет, даже отталкивает желание главного героя быть независимым, отказаться от красного флажка. бежать от него -и терять свою любовь. Но, в конце концов. он оставался верен своим идеалам до самого конца. Это — трудно. Это сложно. Это почти нельзя понять, это можно только принять...

Главная героиня взрослеет — и ощущение мира вместе с возрастом меняется. Да, она сильно изманилась — и мир приобрел полутона, теперь уже трудно разделить его на «зло» и «Добро», на абсолютную «тьму» и абсолютный «свет»...

Замечательная детская книжка, увлекательный мир — авторы справились, по-моему, с поставленной ими самим задачей как нельзя лучше.

Одно из самых сильных произведений Дяченко. Перед нами- превращение натуральной сволочи в ...положительного героя, которому можно сострадать — и получается сострадать...Да. он, убийца, но он ответил, наверное. с лихвой за совершённый поступок.

то как не могут другие простить?

Но вообще. я ненавидел Солля за то, что он сотворил в начале...

Да, авторы и вправду сделали так, что вроде как неправильному. неправому, даже отрицательному герою начинаешь сочувствовать, в то время как на «правых» поглядываешь с некоторым подозрением. Может, это удалось создать благодаря красоте повествования, игре на тонких струнках психологии...Не знаю — но как-то же это получилось)

Здесь чуть-чуть истории переплелось с ворохом сказаний, сонмом сказок и океаном воображения, можно сказать, что это произведение чем-то напоминает сон-явь Мерлина, когда не разберешься, вправду ли это всё происходит или происходило, или это — только плод воображения?

Впервые Мерлинус предстает не как маг, а как человек, у которого были свои чувства, было тяжелое прошлое, была цель в жизни. Иногда кажется, что его талант, его магический дар -само собой разумеещееся, то, что и впарвду существовало, настолько органично вплетено волшебство в ткань повествования и реальности.

Здесь мы вообще не увидим сказочных, легендарных героев — только людей...Всего лишь людей? Нет, ЛЮДЕЙ. БОЛЬШИХ ЛЮДЕЙ,..

Концовка этого романа просто потрясает...Столько..смысла в ней заложено.

Перед нами-окончание истории Мерлинуса...Мэрлина...Величайшего мага в истории не только Англии, но и мира. спутника Артура, и просто человека, который всегда жил ради кого-то...Даже в последние свои дни он это доказал. И он не сдавался. несмотря ни на что....

Всё-таки мощное впечатление производят произведения автора о ГРажданской войне. Думается, каждый историк, проработав долгое время, увлеченный предметом, однажды начинает думать, «а что было бы. если»...

ЗДесь же Валентинов доказывает, что общая канва истории вряд ли изменилась бы. но хоть что-то, хоть чуточку, не без бабочки Брэдбери — получится.

А на фоне ИСТОРИИ БОЛЬШИХ ЛЮДЕЙ рождается любовь человека Не Отсюда, Творца, Антихриста или Спасителя...Или просто маленького человека,решившего прожить последние дни в Q-реальности, растянув мгновения в вечность...

Роману только на пользу пошла его «фэндомовость». Во-первых, получаешь возможность вглянуть изнутри, хотя бы в дырочку на то, что там творится. Во-вторых, без этого было бы трудно отработать идеи, затронутые в романе. Например, о власти творца над своим творением, оотношением реальности и сказки, и о том, что «мы в ответе за тех, кого приручили».

Очень и очень удался сумасшедший мир «романа в романе»: мира, над которым трудится Влад Снегирь. Конечно, без изрядной доли сумасшедшинки такое не сотворить...

Считаю эксперимент всё-таки скорее удавшимся, чем не удавшимся. Особенно если позабыть о том, что этот сборник позиционируется как «Новый Миргород», хотя совершенно и не похож на него, разве что областью действия, изредка- временем действия, да мотивами некоторыми.

Читается иногда трудно, думаю, это из-за неспаянного, «экспериментального» соавторства. Другие получаются получше, особенно те, что посвящены времени во время и после Гражданской войны.

Как по мне, рассказ получился слишком уж своеобразным и «рваным», по-моему, он не слишком удался.

Борьба за душу -и за мир. А всё из-за какого-то камня, собирающего отрицательную энергию. Как мало, казалось бы, требуетя, чтобы стать героем...

А знаете, юмористические рассказы с мистической составляющей у авторов получаются очень и очень даже неплохо. Думаю, хороший рассказ, один из лучших в сборнике.

Своеобразный рассказ, можно сказать, о проклятии, которое превратило человека в оборотня. Только время нычне не те, так что и оборотни стали совершенно непохожи на древних...

Да, старая гвардия ещё ого-го что может сделать! Не чета им новая «шушера», которая лезет в сатанисты и прочие секты и учения...

Еще одна посылочка из прошлого. Очень даже неприятная посылочка...

А вот тут, по-моему. поработали супруги Дяченко или один из супругов в паре с кем-то из Олди.

Да. мощный рассказ, особенно когда начинаешь вдумываться во фразу «один плюс один будет три»...

Хм.Чувствуется Валентинов и его воспоминания о раскопках Херсонеса.

Вообще, конечно, немало тут неясностей. непонятностей, неосязаемостей, не знаешь, вчему тут верить, а чему-нет...

Почти что и нет мистики здесь, так. только слухи. Суровая действительность похлеще сказки бывает..

Не самый интересный рассказ. Все кажется, что авторы начинают выдыхаться.

И вечный бой, вечное ожидание, когда тебя заберут отсюда, из тленного мира...

Этот рассказ тоже очень и очень удался. Иногда жуть, к которой привык- совсем и не жуть, а твои друзья шарахаются...ИА другие люди-вообще в дурдом попадают...

Хм. Тут скорее намеки на советские анекдоты. чем рассказ. этакий «краткий пересказ»

Да, конторка есть и у ковена. Или, скажем так, профсоюз. ПРичем у профсоюза тоже бывают свои «вышибалы»...

Иногда лучше идти самому, без поводыря. Особенно такого поводыря, что пытается навязать тебе свою волю.