Использование чужих произведений для высказывания своих собственных мыслей — не новое изобретение. Различными авторами пересказывались в собственном ключе книги Мэри Шелли («Журнал Виктора Франкенштейна» Акройда), Фрэнка Баума («Ведьма» Магвайра), Артура Конан Дойла (имя им легион) и многие другие. Теодора Госс решила использовать в качестве кафедры повесть Герберта Уэллса «Остров доктора Моро».

Госс дает слово титульной пуме, той самой, убившей доктора, и выбор этот не случаен: основной акцент рассказа сделан на роль женщины в викторианскую эпоху (и шире — в мужском мире), ее правах, их ограничениях и возможностях. В достаточно небольшом по объему рассказе автор умудряется сжато, не растекаясь мыслею, и не впадая в воинствующий феминизм, поведать свою точку зрения на гендерный вопрос в эпоху вивисекции, евгеники и стремительного развития науки и техники, заодно поведав судьбу выжившего после гибели Моро и Монтгомери мистера Пендрика. Завершается эта изящная и весьма напористая фичуретка потрясающей воображение картиной чисто уэллсовского размаха о целой расе очеловеченных с помощью скальпеля кошек (доктор Моро умер, но дело его живет) и сложносоставным постмодернистским намеком на потрошителя из Лаймхауса. В общем, Теодора Госс крайне удачно и убедительно использовала чужую повесть в качестве рупора для собственных идей.

Феликс Пальма сам вуайерист и других подбивает. Конечно, чтение почти любой книги, по сути является актом вуайеризма, но нигде я не находил стол яркого подтверждения, как в Карте времени. Постоянно балансируя на грани извращения (и иногда с нее срываясь) Пальма, несомненно, наслаждается подглядыванием в души, грязное белье, сортиры и мысли своих героев, независимо от того, выдуманы они им или являются историческими персонажами. При чтении чувствуешь себя немного неловко, появляется некоторая брезгливость, но одновременно потираешь потные ладошки и нервно, мелко хихикаешь со стыдливым румянцем на щеках — ну а кто без греха? камней не напасешься. Пишет Пальма чудесно, увлекая своими фантазиями и разворачивающимися в книге событиями, оторваться от попахивающего безумием сюжета было довольно сложно — очень уж хотелось знать, что же там еще может произойти. Авторское положение одновременно кукловода и конферансье создает оригинальную атмосферу, а некоторая стилизованность под литературу девятнадцатого века идет только на пользу.

С лукавой улыбкой Пальма разыгрывает ладно скроенный и крепко сшитый викторианский фантастический балаганчик, ставя «рожки» героям и время от времени показывая язык читателю, ненавязчиво, но и не скрываясь, управляет ходом событий, ведя тебя за ручку в прикидывающуюся реальностью фантасмагорию (или наоборот), раскидывая по тексту миражи, философию и постмодернизм в выверенной пропорции. И за всем этим подмигиванием, скоморошеством и кривлянием скрывается одна из самых нежных, оптимистичных и озорных историй любви, что я когда-либо читал.

Отличная подростковая фантастика, написанная вполне адекватным сюжету и целевой аудитории слогом. Жанр — альтернативная история с элементами (выражаясь словами Пола Ди Филиппо) рибофанка и, возможно, паропанка — от последнего, скорее, общая эстетика без соблюдения жестких канонов. Написано действительно очень увлекательно, автор не растекается мыслею по древу, а уверенно и намеренно гонит действие вперед, скупыми мазками добавляя описания только там, где действительно необходимо. Сюжет довольно прямолинеен, но здесь, как ни странно, это только в плюс, да и опять-таки, главные герои — подростки. Книга весьма небольшая, и когда переворачиваешь обложку, основное желание — найти и прочитать продолжение, а это говорит о многом: Скотт Вестерфельд действительно умеет захватить внимание читателя и, несмотря на определенную предсказуемость сюжетных поворотов, удерживать его до конца. Вполне конкретно обрисованные правила выдуманного мира, своеобразная атмосфера, живые персонажи, нестандартные приключения — что я еще забыл? А, да — шикарные иллюстрации художника Кита Томпсона.

Делать центром повествования подросткового фентези магическое учебное заведение быстро стало после книг Роулинг общим местом и где-то даже банальностью. Однако если Хогвартс можно сравнить с элитным закрытым английским образовательным учреждением, то магический университет в книге Вольфганга и Хайке Хольбайнов является, скорее, колонией имени Макаренко для трудно воспитуемых подростков: разваливающееся здание, разбежавшиеся преподы, подростковые банды, терроризирующие сверстников, и тому подобное. В общем-то сюжет местами довольно предсказуемый, ну это для меня, опытного и цыкающего зубом, а вот для целевой аудитории, думается, будет в самый раз. Пикантности добавляет то, что учатся здесь не человеческие детеныши, а всякая сказочная шваль — от крохотных пикси до огромных огнедышащих драконов (которые, однако, при всем при том остаются детьми).

Действие происходит в одном месте — Драхенталь, но в двух параллельных мирах: в современной Германии и волшебном Marchenmond. Соответственно и героев двое — незадачливый волшебник Фемистоклюс, брошенный начальством разгребать авгиевы конюшни магического университета, и девочка Ребекка, которую родители оставили в пансионате Драхенталь на год, укатив в Штаты на работу. Как раз девочкам-подросткам книга понравится больше всего — здесь есть дружба, вражда, предательство и рыцарь печального образа. Реальный и сказочный миры связаны с собой неким Черным зеркалом, разбитым сотню лет назад, и зеркала играют важную роль: некоторые сцены, происходящие в разных мирах, зеркально друг дружку повторяют, что добавляет композиции постмодернистский оттенок. Читается все это довольно бодро, шуточки про Фемистоклюса забавны, размер книги небольшой, так что я, скорее всего, ознакомлюсь с продолжением, хотя изначально не планировал.

Творчество Горнова мне очень нравится с тех пор, как он начал печататься — страшно напоминает молодого Лазарчука по своей манере совмещать сложные политико-экономические интриги с мистикой и альтернативным взглядом на мир. Данный рассказ не исключение: автор сумел в сжатом виде продемонстировать все сильные стороны своего таланта, развернуть сюжет в вполне понятный нарратив (при том, что детали мы не знаем, но восприятию это не мешает), маленькими штрихами описал всю картину, связаную с Зародышами и группой людей, обнаружившей эти страные явления в социо-финансовой жизни мира, самих этих людей, их характеры и взаимотношения. Ну и концовка — вполне логичная и тем не менее неожиданная. Мне кажется, что рассказ вполне цельный, но лучше бы его развернуть в роман — как Лазарчук в свое время сделал с «Иным небом», превратившимся в «Все, способные держать оружие».

Очень увлекательный роман, который увлекает непонятно куда и непонятно чем — на протяжении всей книги я никак не мог понять, а куда же все-таки автор ведет и какой здесь все-таки сюжет.

Завязка основана на странной смерти одного из самых слабых и коррумпированных президентов США Уоррена Гардинга, помершего неизвестно от чего после двух лет никакущего правления. Глен Голд довольно точно воспроизводит все обстоятельства его кончины, добавив только одно (которое, однако, все усложняет) — мол, президент перед смертью посетил магическое шоу, а что там произошло — никто не знает, но всех (и особенно Секретную службу) очень интересует.

Автор постоянно меняет используемые атрибуты различных жанров и поэтому до конца осознать, что же это — роман об иллюзиях, о становлении и взрослении, политический ли триллер или детектив, в конце концов, мне не удалось. При том, что это не фьюжн какой-нибудь, не коктейль — жанры здесь особо не смешиваются, но переходят друг в друга незаметно, пока Голд, как завзятый фокусник, не отвлекает читателя трюками с львами, пиратами да анархистскими сходками.

Помимо Гардинга в книге целый букет реальных исторических лиц, но если заранее не знать, то ни по чем не догадаешься, что главный герой — реально существовавший фокусник Чарлз Джозеф Картер, да и появляющийся в третей части изобретатель-неудачник — действительно существовавший конкурент Зворыкина в деле создания телевидения.

Да, автор иногда подыгрывает своему герою, давая ему возможность проводить небывалые и откровенно фантастичные фокусы, но прямо скажем — получается отлично, да и роман-то в конце концов не об этом. Роман получился о каких-то сопливых вещах вроде любви там, искуплении и возможности прийти все-таки в тихую гавань даже для самых поломанных и несчастных людей.

Великолепный роман взросления, произведший на меня огромное положительное впечатление. Обычно я мало симпатизирую детям и подросткам — давно вырос из этого возраста, меня больше интересуют взрослые персонажи, однако Коу сумел увлечь меня проблемами и волнениями не столько родителей героев, сколько в первую очередь именно школьников. В романе потрясающе воссоздана атмосфера и дух Англии 70-х годов — мне сложно сказать, насколько это аутентично, однако эпоха засилья лейбористов и постоянных забастовок рабочих кажется реально живой, этому помогает отлично сработавший прием — повествование от разных лиц и с использованием разных посредников: дневников, школьной газеты, расшифровок магнитофонных записей и тому подобного. Нельзя не упомянуть занятный ироничный стиль автора, весьма неплохо переданный переводчиками (которые, впрочем, иногда заигрываются и начинают употреблять странные словосочетания вроде «бруталистые башни» или «секомый дождем»).

Суть этого довольно жутенького в своей обыденности рассказа (такой, наверное, мог бы написать Стивен Кинг) легко укладывается в максиму: «Хочешь чтобы что-то было сделано — сделай это сам». Уверенная, что все в ее семье происходит от скульптуры Cat in Glass некоего Александра Челищева, основателя дадаизма (имеется в виду, вероятно, Павел Челищев, основатель сюрреализма), главная героиня, однако, не пытается сама избавиться от нее (уничтожить, продать, передать в музей), а постоянно сбегает, перекладывая ответственность за решение на других — отца, муж, дочь — и только в конце, когда уже ничего изменить и исправить нельзя, совершает необходимый поступок.

Понимание происходящего несколько затруднено, поскольку героиня очевидно имеет проблемы с головой вследствие пережитого в детстве кошмара — кровавой гибели ее сестры, половину жизни провела в психушке (поименованной в рассказе весьма эвфемистично: instituion), и вполне возможно, зло находилось не в скульптуре, а в самой рассказчице: все события мы знаем только с ее слов, с ее точки зрения, и если попытаться реконструировать что же произошло на самом деле, то мистику и стеклянного кота можно, в общем, убрать. Как бы то ни было — сумасшедший ты или нет — хочешь что-то сделать, сделай это сам и прямо сейчас, не жди, когда за тебя это сделает кто-то другой.

Если бы меня попросили охарактеризовать стиль Вальтера Скотта одним словом, я бы, наверное, использовал слово «избыточность». Скотт подробно описывает героя, его одежду, материал, из которого сделана одежда, ее покрой и декорирующие элементы, чуть ли не историю возникновения такой одежды, оружие, материал оружия, историю оружия, внешность, выражение лица, выражение морды коня, деревья, камни и остальные элементы пейзажа, который герой лицезреет... С одной стороны это позволяет лучше прочувствовать эпоху и персонажей, ярче и четче представить себе картинку, с другой стороны время идет, а действия нет. Подобный стиль засасывает как лесная трясина, оторваться невозможно, хочется плюнуть на все, но нет — рука сама поворачивает следующую страницу, ты уже начинаешь думать на этом жутком английском начала XIX века, когда половина слов устарела еще до твоего рождения, а вторая половина используется в каком-то странном извращенном смысле, и вербальная избыточность оборачивается магией слова, переносящая читателя в нужное время и в нужное состояние ума.

Несмотря на то, что в «Айвенго» соблюдены определенные элементы рыцарского романа (заглавный герой идеал рыцарственности без страха и упрека, а Ричард Львиное Сердце — идеал без страха упрека в кубе, злодеи отвратительно злодеисты, а дамзельки прекрасны как Богоматерь), он достаточно реалистичен, жесток и кровав (жил бы Скотт в наше время, сериалы ставили бы по его романам, а не по Мартину), а от будничного описания костоломного рыцарского турнира кровь стынет в жилах, особенно когда автор как бы между делом перечисляет, сколько сквайров и баронов умерли, сколько покалечились, а сколько навсегда остались инвалидами. Злодей-храмовник в нужный момент демонстрирует вполне положительные если не качества, то чувства, гроссмейстер ордена — жестокий аскет — вызывает уважение своей принципиальностью, Айвенго в глаза упрекают в том, что он сначала делает, а потом думает, а король Ричард регулярно получает авторских пинков за то, что будучи отличным воином, был плохим монархом. Классический хэппи-энд, когда все герои награждены, а все злодеи повержены, сбалансирован эпизодом штурма замка бандой Джона Локсли (он же Робин Гуд) и великолепно выписанной сценой суда над «еврейской ведьмой», и все это на фоне разборок саксонской и норманской знати.

В целом роман, написанный почти двести лет назад, неожиданно для меня оказался весьма интересным как в смысле сюжета, оригинальности стиля, так и исторических декораций с колоритными персонажами.

Дары Смерти совершенно неожиданно — намеренно или случайно — раскрыли самую главную тайну сериала. А именно — кто является главным героем. Выясняется, что вовсе даже не Гарри Поттер. Гарри всего лишь пешка, хоть и королевская, в игре, которую в течение всех семи книг разыгрывал Альбус Дамблдор — истинный главный герой. Гарри должен был отвлекать главного противника Дамблдора и его сикофантов, а при удачном прорыве на восьмую горизонталь — еще и стать новым ферзем, супероружием против Волдеморта. Гарри знал лишь то, что хотел ему сказать могучий старик, и делал лишь то, что от него требовалось. По сути, Дамблдор почти всегда успешно манипулировал Потером, хоть это не уберегло его от ошибок. Но даже свою смерть он сумел использовать на все сто процентов. Действительно, страшно подумать, что же мог сделать директор Хогвартса, получи он неограниченую власть министра магии — при его-то талантах и способностях! Гарри никогда не сможет подняться до высот своего учителя — харизмы не хватает. Книга ведь заканчивается трагично: Поттер навсегда остался Мальчиком-Победившим-Волдеморта. Не меньше, но и не больше. Недаром в заключении Роулинг ни словом не обмолвилась, что же было с ним за эти немалые полтора десятка лет. Не о чем говорить — Гарри так никем и не стал. Учеба в Хогвартсе стала вершиной его карьеры — что может быть печальней?

Сказать, что я удивился, когда узнал, что книга написана в 1928 году, значит сильно преуменьшить мои чувства. Фактически этот опус является не только зачинателем того вала героических попаданцев, который захлестнул литературные просторы нашей родины в девяностые годы и даже и не думает спадать, он не только собрал все штампы этого жанра, но еще и вволю поглумился над ними, став пародией на жанр, которого тогда еще просто не существовало.

Главный герой — ролевая модель для всех, кто мечтал попасть в прошлое и стать там, благодаря своим якобы обширным знаниям и умениям (по сравнению с неграмотными местными) великим деятелем, реформатором, канцлером, королем, на худой конец главным советником кого-нибудь известного, изменив ход истории, предотвратив войну, революцию, голод, холод и чуму. Советский инженер Роман Владычин с помощью своего таинственного механизма попадает аккурат на поле сражения под Ватерлоо и, вместо того, чтобы быть убитым на месте военными жандармами за шпионаж и скверный французский, добегает до Наполеона и спасает его от поражения. Дальше катится как по маслу — император в восторге, осыпает нового любимца титулами и властью, женщины бросают чепчики в воздух и валятся штабелями в постель к герою, он реформирует все и вся, Фуше и Аракчеев устраивают против него заговоры, Пушкин ест у него из рук, сам Теодор Амадей Гофман — не шутка! — признает его величие, и даже поучаствовать в крестинах своего собственного дедушки удается.

Читать все это было бы абсолютно невозможно, если б не вполне четко прослеживаемая ирония и даже сарказм авторов по отношению к собственному персонажу. Авторы с удовольствием играют с различными стилями, слог книги энергичен, стремителен, бесцеремонен, ни на чем не задерживается, имена и события валятся как из рога изобилия, с заговорщицким подмигиванием, историческими аллюзиями и литературными реминисценциями; да и сюжет есть, и не самый плохой, кстати сказать, и в истории авторы вполне шарят (несколько раз думал, что вот-вот схвачу за руку, ан нет, ловкие бестии, все у них верно), хоть и обращаются с ней крайне вольно и разнузданно. Все выпукло, ярко, персонажи довольно карикатурны (особенно это касается Аракчеева, рыгающего и высокопарно выражающегося), движения размашисты, дамы умопомрачительны, революционеры решительны. В общем, весьма занятный и элегантный опус, гротеск и пародия, буйная, но далеко не бессмысленная оперетка.

Не могу обойти стороной крайне странный перевод Максима Немцова, который произвел на меня шокирующее впечатление абсолютно аматерского — будто переводчик буквально на днях проштудировал самоучитель по английскому и решил, что этого достаточно. Довольно стремный буквализм, при котором название группы «Doors» переводится как «Двери», а «Rolling Stones» как «Перекати-камни» — и я вполне могу понять эту логику. Чего я не могу понять, так почему она используется только местами. Почему тогда Битлз и Гудиер не переведены? Какие-то фамилии переведены, а доктор Браун почему нет? а в фамилии Вулфмана переведена только первая часть? Получается и трусов нет, и крестик болтается. Смелости не хватило написать «группа Жуки» (или «Розовый Флойд»). Вроде как у переводчика мания величия и он считает, что все остальные переводят неправильно, а он сейчас весь в белом покажет как правильно. При этом Немцов не критично относится к друзьям переводчика — nation не всегда нация, bathroom не всегда ванная, enterprise — не всегда предприятие, а money shot нельзя переводить как «денежный кадр» (забавно, что четвертаки при этом называет квортерами, а слово батут заканчивает буквой д). Вообще Немцов переводит как в девятнадцатом веке, когда переводчики не до конца понимали язык и его особенности, многое переводилось на слух и не по смыслу, но по удобству, и считалось нормальным использовать ы и ъ в английских именах.

Результатом надмозговых потуг Немцова стал мой регулярный ступор, когда я зависал на несколько секунд, чтобы понять, что именно толмач имеет в виду, а когда понимал, хотелось то плакать, то смеяться попеременно (то, что хиппи обращаются друг к другу на «вы», это отдельная тема для лулзов). Я не думаю, что ситуация, когда перевод отвлекает внимание от авторского текста, комплиментарно говорит о переводчике. Лучше б Немцов сосредоточился на примечаниях. Крайне мало крайне необходимых для понимания текста комментариев и ссылок — тех, что есть, с гулькин нос, вообще недостаточно, они как тизер, скорее намекают, чем объясняют. Даже со знанием специфики американских шестидесятых-семидесятых все равно сложно читать — слишком уж много деталей.

Я не знаком с другими творениями Томаса Пинчона, но эта книга, похоже из разряда контркультуры — всякие там Буковски, Паланики, Хантер-Томпсоны и иже с ними. Все это сочно, ярко, движуха, колоритные персонажи, странные диалоги, все посыпано дурью и белым порошком, везде пирсинг, петтинг и фистинг. По факту книга ведь не детектив, а просто энциклопедия торчковой культуры — позднеторчковой, на закате уже. Чего курили, что слушали, чем жили да как думали, как себя вели, какие фантазии циркулировали, каким теориям заговора верили и как старчивались и сходили с ума. В общем-то книга дает неплохое представление, почему нормальные законопослушные граждане так люто ненавидели всех этих грязных хиппанов. Меня они конкретно выбесили, хотя я только книгу прочитал, а с реальными-то никогда и не встречался.

Что покоряет — так это идея сделать детективом закоренелого торчка. Нет, это надо додуматься — поместить в центр расследования человека, способного смотреть документалку по кокаиновому кирпичу. Снимаю шляпу перед вящей оригинальностью такой задумки и отличным ее исполнением.

В чем-то похоже, как будто читаешь National Geografic, но только не про бушменов там или индейцев Амазонки, а про скрытый белый народец, носящий длинный волосы, живущий сегодняшним днем и постоянно употребляющий различные вещества. Натурально — описываются способы питания, повадки, брачные танцы, религиозно-философские взгляды да прочая этнография.

Текст заморочный, героя болтает как говно в проруби, у него проблемы с памятью, вокруг овер до хрена персонажей, история постоянно искажается. Да и вообще думается, смысла какого-то в книге нет, ибо герой чисто случайно летящей походкой оказывается в нужных местах в нужное время и большая часть истории идет у него за спиной. Да и сюжета нет, это чисто трип по хиппилэнду. Но чего не отнять — так это стиля: реально погружаешься в эту свою атмосферу, затягивающий темп повествования и специфическое чувство юмора.

Книга написана в популярном сейчас литературном ключе, превалирующем в современной Америке, и дает голос угнетенным меньшинствам, то есть женщинам и черным. Это не плохо и не хорошо, а просто есть и надо учитывать — некоторых в нашей стране подобный уклон коробит, а то и раздражает.

Ближайший аналог книги — замечательный, но прошедший незамеченным сериал For All Mankind, где те же декорации, связанные с освоением космоса и борьбой женщин за свои права, и тот же пафос. Поскольку и книга и сериал касаются одной и той же американской ракетной программы, то временами они едва ли не копируют друг друга, хотя сюжеты и изначальные условия (в книге падение метеорита, в сериале — высадка русских на Луне) различаются, конечно. Однако самое главное различие — это персонажи. Коваль концентрируется на своей героине и других женщинах, в результате нормальных мужских персонажей не остается. Фактически мужчин здесь всего два — это враг ГГ, «американский Гагарин» и махровейший сексист полковник Паркер, и муж ГГ, воплощенная мечта сильной и независимой, покладистый и удобный как валенок. Противостояние героини с Паркером, пусть и живописное и эмоциональное, по сути, затмевает собой все остальные челленджи — выход в космос и запуск ракеты на луну, и борьбу за уважение и гендерное и расовое равноправие, делая их какими-то акварельными и оттесняя на периферию истории. То есть борьба с системой заменяется борьбой с человеком — это пример того, как Мэри Коваль упрощает нарратив для собственных целей.

Автор довольно топорно выкидывает из картины мира Советский Союз, одним росчерком пера заставив его распасться — что послужило причиной распада, неясно, неясно также, почему коммунистический блок при этом сохранился. Возможно, Коваль просто не хочет вставлять в свою книгу этих ужасных русских с их ужасными именами, а может, намеренно упрощает ситуацию, подстраивая мир под свою фантазию и свои цели — в любом случае прием использован неудачный и оставляющий после себя больше вопросов, чем дающий ответов. По-видимому, Коваль решила убрать конкурента своей страны с мировой арены, дабы сосредоточиться на других темах, в результате пойдя по стопам многих других нынешних американских фантастов, на голубом глазу игнорирующих одну шестую часть суши; это еще один пример стремления автора срезать углы и выдавать желаемое за действительное.

Героиня отличный математик, бывший военный летчик и у нее классный во всех отношениях муж. Поняв, что еще чуть-чуть и это будет МэриСью, Коваль спохватилась и навесила на нее детскую психологическую травму, которая осложняет появление на публике и вызывает страх перед критикой. Так что помимо преодоления своей роли женщины в обществе пятидесятых годов (с процветающими расизмом и сексизмом), героиня вынуждена еще и справляться как-то со своими тараканами в голове. Ну, хоть то, что она еврейка, особой роли не играет — автор сообразила, что здесь уже будет перебор.

Несмотря на всю мою критику, отмечу, что написано при этом вполне неплохо, а местами так даже хорошо: Мэри Коваль вполне талантливая рассказчица, хоть шибко увлекательной книгу не назовешь, как-то автор копает все больше вглубь, упирая на эмоциональность и глубокий внутренний мир героини, но тем не менее выполнено на довольно высоком уровне, сюжет не провисает, в наличии сложные взаимоотношения и психологическое взросление (героиня не раз сталкивается, например, с собственным скрытым расизмом). Хорошо выписана как начальная, катастрофическая часть (рядом с Вашингтоном падает огромный метеорит, выжигая столицу и обрекая планету на грядущую жарищу), так и основная, производственная, посвященная будням канзасского ЦУПа и подготовке астронавтов.

Написанный в 1973 году роман, насколько я понимаю, стал одним из первых (наряду с книгами Семенова о Штирлице), с которыми получила признание, популярность и даже определенную рекламу деятельность отечественных органов контрразведки. Я, конечно, не знаком с большей частью данной литературы, но даже мне очевидно, например, откуда есть пошел на земле русской писатель Бушков и сонмы его разноталантливых апологетов. Понятно, почему роман был и остается таким востребованным и выдержал более полутора сотен переизданий: подробное, со знанием дела описание специфической деятельности Смерша, тщательная подача информации, создание нужной атмосферы с помощью (псевдо)документальных вставок, множество выпуклых, живых, с реальными биографиями персонажей, каждое действие которых логически обосновано их опытом и психологическими особенностями, демонстрация работы командной цепи вплоть до Ставки и самого Сталина.

Но вот авторская манера повествования мне не понравилась. Ужасно коробили меня время от времени какие-то странные провалы в стилистике. Как будто писали два разных автора. Один — вполне себе крепкий такой ремесленник, звезд с неба не хватающий, но вполне заслуживающий читательское внимание. Второй — рабкор Урюпинского Комсомольца, не способный двух слов связать без перехода на газетные шаблоны. Как мне кажется, Богомолов пытался писать, подражая другим известным ему писателям, пытаясь делать то же, что и они. Однако в результате временами у автора прорывается какой-то картонный слог, словно он старательно вырезал все образы и описания по лекалу, причем не лучшему. То много лишнего, то явно чего-то не хватает. То многовато определений или находятся они там, где, в общем не нужны. То сбивается на газетный стиль и суконные фразы, отчего целые абзацы выглядят насквозь фальшивыми. Чрезмерная подробность описаний зачастую выглядит механической, скопированной. Впрочем, стоит заметить, что у такой манеры есть сильная сторона: Богомолов скрупулезно описывает внешний вид почти всех персонажей, даже эпизодических, четко указывая не только вид одежды, но и обувь, тип головного убора, нашивки, ордена, погоны и прочие аксельбанты: это производит немалое впечатление наличия по-настоящему уникальных, настоящих, реальных персонажей.

Не понравилось, что последняя часть безбожно затянута, сводки, ранее помогавшие создать атмосферу и добавлявшие нужные и точные детали, здесь только мешали и раздражали, авторские намерения увеличить напряжение были видны как на ладони и нужный ударный момент Богомолов упустил: к развязке мне уже было скучно, весь азарт испарился, что приехала бабушка, что не приехала — мне уже было все равно. Да и обрывается книга на полуслове — не знаю, кому как, а лично мне было бы интересно узнать о последней фазе операции, а ведь захватом троицы шпионов дело очевидно не закончилось. В общем, роман отличный, несмотря на все мои субъективные претензии к авторской стилистике, но концовку автор не дожал, что изрядно разочаровывает.

Буджолд дважды ломает сюжет о колено: первый раз затянувшееся вступление взрывается путчем Фордариана, однако партизанские будни тоже скоро успокаиваются и тогда вступает в дело экспедиция за заложниками. Последняя треть книги написана ураганным темпом и оторваться от нее сложно, но в целом книга вышла слабее «Осколков чести»: у автора элементарно не получилось выстроить непротиворечивый, убедительный мир Барраяра. Условные крестьяне, условные горцы, условные солдаты — картинка расплывается, нечеткая, словно в фокусе только главная героиня, а все остальное на переферии зрения. Заметно, что Буджолд плохо даются подробности, нефункциональные описания обстановки, второстепенных персонажей и тому подобного. С одной стороны, если бы она писала обычные любовные романы, проблем с деталями у неё бы не возникли, с другой стороны — такие авторы, как Буджолд, делают фантастику более человечной.

Если в стакан налить слищком много воды, она перехлетнет через край. Логинов бухнул в стакан целый чайник — давно я не видел такой расточительности. Одна только завязка с Истельнской магократией может послужить сюжетом роману, а то и не одному — идея-то колоссальная. А в повести ещё и подробное описание житья-бытья магов, их взаимоотношений и отношения к оружающему миру... А еще сам Мир — сложный, стоящий на черепахе и одновременно шар, несущийся в космосе, мир без неба, но с Покровом Небес, мир равновесный, но стоящий на краю, разваливающийся на части по глупости и невежеству сильных сего мира... И надо самому оказаться на самом краю, чтобы начать собирать свой мир по камешку, по тряпочке, с помощью врагов — пока не придет время последнего гвоздя.

Как ни странно, но «Пир стервятников» выглядит во многом лучше, чем предыдущие книги из «Песни льда и пламени». Со стилем по-прежнему плоховато, зато Мартин почти перестал писать ересь в духе «ведра с горящим торфом освещали палатку». Да, действия почти нет, ибо всех главных героев, чьи поступки и планы двигали сюжет, уничтожила злодейка-судьба (то бишь Джордж Мартин), зато вперед вышли второплановые герои, те, кто стоял за спиной и не привлекал читательского внимания. Теперь события складываются не из глыб, а из кирпичиков, картинка стала более мозаичной, увеличилась роль случайностей и незначительных на первый взгляд событий. Мы закончили знакомиться с историей королей и десниц, началась история бродячих священников и безземельных рыцарей, что придает саге логичность, глубину и новый интерес.

Наконец-то проявились вера и религия, а то в предыдущих трех книгах Мартин развел настоящую религиозную толерастию: одни поклоняются Старым, другие — Семерым, третьи — вообще непонятно кому. Теперь на авансцену выходят фанатики и нетерпимость, а толпы крестьян диктуют свою волю королям и лордам.

Кроме того, заслуживает внимания тот факт, что Вестерос — слава богам — обрел плоть и кровь: если раньше он напоминал пустыню с десятком замком и Королевской гаванью, то сейчас мы видим города, поселки, деревни (а не только сожженые таверны) и множество живых крестьян и горожан (а не в виде трупов, как в предыдущих книгах). Вестерос больше не является слепком с европейского средневековья (хотя Браавос настолько похож на Венецию, что там даже Арсенал есть!), очевидно, что он развивается иначе — пусть ненамного, но изменения и отличия накапливаются и в итоге дают другую перспективу.

Однако существует один огромный недостаток, который в значительной степени перехеривает упомянутые положительные тенденции: абсолютная недостаточность книги, ее неполноценность. Сложно понять, зачем Мартину понадобилось идти на такой эксперимент и делить события одного временного периода на две книги. Незнание того, что происходит на Севере, на Стене и за ней за Узким морем оставляет читателя даже не с одним глазом, а скорее, с половинкой мозга. Полмира как будто отрезали: Сноу, Станнис, Дейенерис, Тирион словно бы и не существуют; из-за отсутствия информации о них сложно предположить, как будут развиваться события дальше, уменьшается вовлеченность читателя в происходящее — и в целом это не идет книге саге на пользу.

Это не столько фантастика, сколько детектив — классический детектив, где детектив (извините за каламбур) неспешно так обходит свидетелей, неспешно их опрашивает и собирает детали в общую картину. Слава богу, не нуар, и герой вообще-то не из органов, а так — частное лицо, с большой неохотой выполняющее долг перед покойным родственником. То, что перелеты здесь межзвездные, особой роли не играет.

Впрочем, расследуется и не убийство какое-нибудь, а загадочная загадка, связанная с историей легендарного восстания и войны-основания, астроархеологическими раскопками и правительственным заговором, так что ставки высоки, звезды — холодны, а оружие — массового поражения.

Написано весьма недурственно, Джек Макдевит никуда не торопится, экшена здесь нет, все очень неспеша и с достоинством. Даже в описании сражения в космосе превалирует ожидание, а не сам бой. Поэтому единственная сцена, насыщенная саспенсом и напряжением, очень сильно выделяется в череде спокойных, основанных на размышлениях и воспоминаниях.

Как и в большинстве космоопер, сам по себе космос здесь особо не нужен и больше напоминает картину над очагом в каморке папы Карло. Например, противостояние человеков и ужасной расы пришлецов-телепатов легко заменить советско-американским в разгар Холодной войны — благо одним из основных камней преткновения является разница в мировоззрении и менталитете. Также стоит покритиковать один из основных минусов — все страсти здесь происходят из событий войны двухсотлетней давности; это как если бы мы сейчас бегали с будоражащими кровь вопросами «а был ли Кутузов действительно одноглазым?» или «не император ли Александр лично поднес факел к облитой бензином Москве?» На этом пепле давно уже цветы выросли и не один раз.

Книга вполне себе философична, ибо во флэшбэках и реконструкциях здесь много нерешаемых дилемм вроде пацифизма во время войны, этичности коллаборационизма, оправданных целями средств, цене слезинки ребенка (не в буквальном смысле) и тому подобному, что, впрочем, подается мягко и ненавязчиво. Многогранность героев раскрывается постепенно, информация подается дозированно и сложившийся уже паззл может пересложиться и по-иному.

Сказать, что детектив очень уж сложный и весь такой внезапный, не получится — все эти хорошо похороненные военные тайны и скелеты в шкафах у прославленных героев, спасших человечество, на оригинальность не тянут, ибо многократно использованы в истории, литературе и журналистике, но читать интересно и интересно следить как автор снимает слой за слоем, делая четче характеры, судьбы и события. Впрочем, самый последний скелет все-таки производит знатный эффект.

Приятное впечатление оказывает реализм описанного мира — массовка и эпизодические персонажи вполне убедительны и попадающиеся в романе города да села живут своей жизнью, не останавливающейся после отъезда героя. Не возникает ощущения декораций, как это часто бывает у авторов межпланетарной фантастики — возможно именно потому, что акцент не на приключениях, не на экшне, а на людях.

Вадим Шефнер, наверное, последний, кто писал в жанре соцреализма. Другое дело, что жанр этот под его пером, смешавшись с триумфом либеральной толерантности (тогда еще делавшей первые шаги и далеко за пределами нашей родины), мутировал во что-то невыносимо прекрасное, где люди как боги, и жить нам с вами совершенно невозможно, а от яркого блеска этого полдня человечества надо прикрываться рукой, мучительно стыдясь своей грязной одежды и далекой от идеала сознательности. Это уникальная ниша, аккуратно и с любовью вырезанная и выскобленная советским поэтом в советском литературном жанре, годная исключительно для одного человека и идеально для него подходящая — шефнеровский турбосоцреализм.

Мне жаль, что автор, имея на руках такую роскошную идею (пускай логически и фактически не до конца выверенную и убедительную), не сумел/не захотел использовать ее во всем ее богатстве, воплотить в цвете и деталях, предпочтя сфокусироваться на той самой лачуге должника — философских переживаниях о вине невиновного, цене мук совести и возможности прощения и обретения себя.

Рассказ вышел весьма безыскусным, сухим и дырявым из-за персонажа, от лица которого Шефнер ведет повествование. Этот прием — человек с ограниченным воображением рассказывает о совершенно фантастических событиях, коим он становится свидетелем — автор использует не впервые и понятно, что использует для большего контраста и эффекта. Однако в данном случае это вымывает почти полностью событийную ткань романа (что еще более усугубляется постоянными отсылками на некий общий отчет), которая по праву бы могла занять важное место: происходящее на планете Ялмез очевидно из ряда вон по всем возможным стандартам и оригинально даже по нашим пресыщенным временам.

Это, наверное, не проза, а все-таки поэзия. И дело даже не в этих частушкообразных моралите, которыми главгерой сыплет по любому поводу и даже без оного. Дело скорее в настроении, в том, что принято называть атмосферой, в лирике повествования. Такое мог бы написать строитель коммунизма со сломанными ногами — меланхолическая тоска по несбывшемуся и надежда на неизбежное светлое завтра.

Если судить по этой книге, то Андреас Эшбах это такой немецкий Дэн Браун. Только сюжеты у него посложнее, поумнее и интересней, знания поглубже, количество персонажей значительно больше и взаимодействуют они друг с другом в более сложных комбинациях. Можно сказать, что если бы Дэн Браун действительно умел писать, он был бы похож на Андреаса Эшбаха. Другое дело, что для американского писателя существует фактически один сюжет, который он активно и обрабатывает, для немца же он — один из многих возможных.

Наверное, стоит отметить, что в этой книге (впрочем, для Эшбаха это, кажется, обычное дело) очень много описаний технических деталей: автор с видимым удовольствием рассказывает, как работают различные компьютерные девайсы, гаджеты и приблуды. И хотя для 98 года это было, вероятно, уместно, сейчас же выглядит как пересказ первого закона термодинамики — лишняя трата времени, внимания читателя и печатного пространства.

Долго пытался понять, чем может закончиться закончить сюжет о поисках видео с прижизненным изображением Иисуса — прямо скажем, пространства для маневра маловато, и концовка довольно предсказуема (и несколько неубедительна). Однако Эшбах выбрался из этого тупика тем, что создал несколько концовок (в одной из них, кажется, продекларировал свои воззрения на церковь и религию), накладывающихся одна на другую. К тому же благодаря таланту автора из этой несколько бредовой истории с беготней по Палестине, раскопками и блужданиями по древним монастырям получился вполне интересный сюжет, очевидно заточенный под экранизацию, с множеством занятных персонажей, выглядящих достаточно живыми, каждый со своей логикой, характером и целями. В итоге книга выглядит как хорошее развлекательное чтиво — не без недостатков, но увлекательное и внятно написанное.

Скептический от множества отрицательных и издевательских отзывов, я оказался приятно разочарованным. Вторая книга Энди Уэйра производит вполне хорошее впечатление — и сюжетом, и сеттингом, и производственными задачами.

Пока читал, все ждал, когда пойдет анонсируемое многими сходство с «Марсианином», но так и не дождался — абсолютно самостоятельная работа. Другое дело, что на середине роман превращается в стандартный политико-шпионский триллер, в меру интересный, но не шибко оригинальный, и разница между земными и лунными декорациями в некоторых моментах стирается. Однако неожиданные события в напряженной концовке многие минусы компенсируют.

Мне очень понравилось, что автор старается объяснять, как работает та или иная используемая в книге технология с поправкой на местные условия, а не просто «Я надел лунный скафандр, сел в лунный луноход и покатил по своим лунным делам». Уэйр уже доказал в «Марсианине», что умеет писать производственную научную фантастику и спасибо ему за это — жанр прямо скажем не очень распространенный.

Позабавила переписка между героиней в пубертатном возрасте и ее кенийским другом: прием не новый, но удачно раскрывающий, как Джазз Башара дошла до жизни такой и как ее «потенциал» ушел в свисток, а временная работа курьером стала постоянной.

В целом заметно, что автор не профессиональный писатель (пока) — «синдром второй книги» налицо. Однако это не делает «Артемиду» плохой — просто планку Уэйр задрал очень уж высоко, и в итоге ему пришлось бороться с самим собой. Это хорошая фантастика, и есть шанс, что автор учтет все ее недостатки и сохранит все достоинства.

Довольно неожиданный парафраз двух средневековых сказочных сюжетов: о принцессе, чьей руки домогаются различные принчики, и проклятии получеловека-полумедведя, чья жена пытается сжечь его шкуру и огребает последствия. Поданы эти истории в феминистском духе и в общем-то этот дух вполне убедителен, несмотря на махровейшую притчевость рассказа. Поначалу скудость антуража и мотивации раздражает, но когда понимаешь, что происходит и что хочет сказать автор, то все эти стеклянные холмы и железные башмаки довольно изящно вписываются в смену и переосмысление вроде средневековых, а на самом деле современных архетипов.

Рассказ за последний год получил три знатных премии — Локус, Небьюлу и Хьюго — и очевидно, что в том числе этому помогли пол автора и модный феминистский анализ ранее маскулинного домена, вывернутого наизнанку — с травестией формальных ролей и гендерной переориентацией. Однако это, во-первых, не принципиально — рассказ написан хорошо, внятно и образно, а во-вторых, любая премия по сути своей конъюнктурна: вчера было одно модно, сегодня — другое, завтра будут давать за третье.

Очень неплохо написанный и грамотно выстроенный политический триллер в декорациях загнивающего Третьего Рейха. Большим плюсом книги является то, что альтернативная история Германии выглядит вполне реалистично — конечно, серьезной критики картина, представленная Харрисом, не выдержит, слишком уж много «если», есть мелкие глупости вроде города Днепропетровска, умудрившегося сохранить свое название в нацистском рейхе и черных мундиров эсэсовцев, но в целом довольно убедительно, с минимумом клюквы и штампов, настоящие люди в настоящей стране, что отличает книгу от слабенькой экранизации, где Третий Рейх именно по-голливудски архитипичен — как его представляет средний американец.

Интерес к происходящему в книге просыпался у меня довольно медленно и постепенно. Этому сильно способствовали главные персонажи. Ни Рауль Эндимион, бывший траппер, а ныне охранник девочки-мессии по имени Аенея, ни отец-капитан Федерико де Сойя, возглавляющий по приказу Его Святешейства охоту за Аенеей не являются особо героическими героями: у первого выбора особого не было, второй выполняет приказ. Сюжет укладывается в рамки не самой стремительной и богатой на события истории бегства и преследования. Аенея и ее спутники несколько вальяжно перемещаются между мирами, воины Христовы за ними, соответственно, гонятся. Кажется, у Симмонса была задача продемонстрировать читателю, как изменился мир Гегемонии после разрыва с Technocore и уничтожения возможности телепортации, а не рассказать интересную историю, как в Песнях Гипериона. Если так, тогда эту задачу он выполнил на ура: герои попадают в разнообразные миры с разнообразным бэкграундом, и все вместе они создают вполне четкую и в общем-то, непротиворечивую картинку.

Отец-капитан де Сойя, наверное, более интересный персонаж: задача, стоящая перед ним, гораздо более сложная по большей части, чем у Эндимиона, и для того, чтоб понять маршрут Аенеи, ему зачастую приходиться просеивать в буквальном смысле целые миры через мелкое сито, да и характер, воззрения и личность его испытывают куда более глубокие внутренние изменения, и подвергается он куда более серьезным искушениям и дилеммам. Несколько утрируя, можно даже сказать, что Мессия и ее спутники участвуют в приключениях тела, а отец-капитан и его штурмовики — в приключениях духа; что, если задуматься, немного странно, ведь логичней было б наоборот.

Из-за того, что развитие сюжета сильно напоминает «Апокалипсис сегодня» с этим непонятным и кажущимся вечным путешествием по реке, оно довольно неочевидно — предугадать его сложно, поскольку автор не стеснен какими-то жесткими рамками, и только под конец становится предсказуемым: в последних нескольких главах происходит ровно то, что и должно было произойти, что только и могло произойти: Симмонс неожиданно загнал себя в собственную ловушку, и выпутаться не смог. В целом же, как и в любом произведении, основанном на идее дороги, в романе чудится больше смысла, чем есть на самом деле, но все равно как-то исподволь и незаметно цепляет.

Есть такой прием в фантастике — поместить героев и события в мир, соответствующий определенным (хотя и ошибочным) воззрениям о нем. И вот советские звездолеты разбиваются о небесную твердь, отважные путешественники сражаются с морскими драконами (теми самыми, которых изображали на картах), а достигнув Края Земли, видят далеко внизу ноги слонов, держащих диск. В этой книге Эко как раз и использует подобный прием, но поскольку он не какой-то там жалкий писака-фантаст, потакающий низменным вкусам обитателей литературного гетто, а весьма уважаемый философ и преподаватель, то делает ловкий финт: не сам автор помещает героя в воображаемый мир, но герой это делает сам с собой. Однако выглядит использование данного приема довольно спорно — обычно это преследует какую-то определенную цель, у Эко же ничего подобного нет, или же он очень хорошо маскируется.

Главный герой,крестьянский сын, волею судьбы становится приемным сыном императора Фридриха и, поражая всех своей способностью к языкам и убедительному вранью, начинает разрабатывать идею мифического царства Пресвитера Иоанна, якобы находящегося где-то далеко на Востоке. Убедив в этом всех, в том числе даже себя, он отправляется со своими друзьями в далекое путешествие и — поразительно — добирается до цели, хотя и не совсем. Попадая из вполне себе историчной средневековой Европы в неизведанные земли, он натыкается на всевозможных мифических уродцев — пигмеев, одноногих, кинокефалов, ушастых, безголовцев, птиц рух и тому подобный сброд. И здесь наступает странность — все это путешествие и нахождение в преддверии царства Пресвитера Иоанна по сути используется автором для поверхностного описания разнообразных христианских ересей. Это как микроскопом гвозди забивать — а стоило ли для такой цели огород городить?

И если первая часть книги — изящнейшая смесь авантюрного и плутовского романов — представляет из себя четкое и логичное повествование с внятным сюжетом, бесспорной внутренней логикой, определенным смыслом и видимой целью, то про вторую такого не скажешь. Про нее вообще ничего говорить не хочется. Изумительного качества нарратив превращается в бубнеж, драматические подробности — в сухое перечисление, события становятся синопсисом, картинка бледнеет и уплощается. Диалог главного героя с византийским летописцем Никитой Хониатом (именно ему Баудолино рассказывает всю свою историю) затухает до отдельных реплик, идет редким пунктиром, почти исчезая. Хочется возопить — Умберто! что ж ты делаешь, сукин сын! Все эти заморочки в Священной римской империи, вся эта криптоистория, заруба североитальянских городов и Барбароссы — это было так интересно, так мозгодробительно и познавательно. Зачем же менять яркую искусную мозаику на тусклое марево далекого миража? Конечно, здесь тоже есть какой-то смысл и понятные высоколобым критикам аллюзии и символизм, но я как читатель чувствую себя обокраденым. Как и героям, мне вместо драгоценных лалов и смарагдов подсунули речную гальку на бечевке.

В 1940 году Конгресс США рассматривал так называемый проект Слэттери, предлагавший ускорение развития Аляски за счет еврейских беженцев из Европы (при поддержке части аляскинских городов). Его не поддержала администрация Рузвельта, основные еврейские общины страны, и самое главное — Энтони Даймонд, сенатор от Аляски (в честь него в штате отмечают «День Энтони Даймонда»), сделавший все, чтобы законопроект завалить. В романе Чабона сенатор погибает под колесами еврейского бомбилы, и — ТА-ДАМ!!! — город Ситка распахивает свои гостеприимные объятья бегущим от нацистов евреям. Население стремительно разбухает до двух миллионов и город получает статус федерального округа, правда — временный, на шестьдесят лет. Время действия романа «Союз еврейских полисменов» происходит как раз за два месяца до истечения этого срока — вот-вот наступит Реверсия.

Костяк романа ничего нового или особенного из себя не представляет: стандартный сильно пьющий детектив, с бросившей его женой и самоубившмеся отцом, живет в дешевом мотеле, ходит в мятом и грязном костюме, часто небритый, в углу рта — сигарета; он посылает начальство на три буквы (или сколько их там в идише?), быкует с отмороженными хасидами и устраивает перестрелки. Общая атмосфера всемирного трындеца усугубляется скверной аляскинской погодой, наступающей Реверсией и тем, что вокруг одни евреи (про евреев вообще трудно писать, потому как любой пишущий — либо сам еврей, либо гой, но Чабон справился с этой нелегкой задачей). И вот именно в этом весь цимес книги.

Сюжет — расследование странного убийства странного наркомана — здесь не шибко важен (хотя и хорошо, что есть), он скорее выполняет функцию соединительной ткани, клея, связывающего многочисленных и крайне колоритных, в высшей степени живых и выпуклых персонажей, их диалоги и взаимоотношения. Все эти хасиды, шахматисты, русские бандиты, тлингиты и полицейские создают вполне реальную, убедительную Ситку, чему только способствуют многочисленные вкрапления на идише — многие из них (шамес-пистолет, шойфер-мобильник) понятны из контекста, другие (ноз-полисмен) объяснены прямо в книге. Автор заваривает густую кашу из нуара, вечного иудейского ожидания мессии, высокой политики и геополитических амбиций. Финал скорее скомкан, нежели логичен, но и это не сильно портит книгу: «странное время сейчас быть евреем».

Начало книги — ну чисто Джейн Остин для мальчиков, эдакое Нортингерское аббатство с мужской точки зрения. Как и первую книгу, эту также можно назвать энциклопедией быта, но если Master and commander подробно описывал жизнь английского моряка времен наполеоновских войн на борту, то Post-captain во многом демонстрирует жизнь на суше — детали быта английского провинциального и мелкопоместного дворянства, столичные салоны и систему патронажа, бюрократические интриги.

Стоит отметить, что события развиваются очень неочевидно, что большой шаг вперед по сравнению с первой книгой, и гораздо разнообразней, и неожиданных моментов даже больше, чем надо — Патрик О'Брайен как-то очень уж разбрасывается эпизодами, вокруг которых можно было б много чего построить. Я полагаю, это можно связать с тем, что значительная часть романа происходит на суше, где возможностей для маневра больше, чем в море. Но вообще единого сюжета в книге нет, и непонятно — то ли автор в принципе не способен на такое, то ли намеренно избегает его, просто имитируя жизнь, где сюжета нет также, а просто наличествует набор эпизодов, иногда связанных друг с другом, а иногда, что характерно, нет. Три линии — любовная (то ли треугольник, то ли квадрат), военная и шпионская тесно переплетаются, разбавляясь беготней капитана королевского флота от кредиторов в абсолютно идиотическом беннихилловском духе.

О'Брайен активно и со знанием дела использует разговорный английский начала XIX века с постоянно пропадающими глаголами, множеством речевых оборотов и восклицаний с неясным смыслом и устаревшим значением слов, из-за чего мне не всегда было понятно, о чем идет речь конкретно в этом абзаце. Меня по-настоящему торкает этот старый джентльменский английский, где все — даже матросы — ровно на балу и даже на пике эмоции используют сложно составные фразы, призванные оскорбить даже не конкретными словами, а извращенным синтаксисом. Плотность этого языка неимоверно высока, его можно пощупать и увидеть, мелко нарезать и набить им трубку.

В неприятном смысле поразила трансформация спутника главного героя — доброго доктора. Очень странно, что у него оказалось столько скрытых и ранее неведомых достоинств — и рубится-то он на шпагах, и стреляет без промаха, играет в карты как Фандорин, да и замок в испанской Каталонии также имеется. К тому ж уровень эксцентричности, в первой книге вполне умеренный, здесь просто зашкаливает — О'Брайен заставляет доктора ходить в совершенно неприличных костюмах и разводить пчел на корабле. Единственное, что скрашивало недоумение от таких авторских фортелей — иногда у автора прорывается из-под спуда обычно скрытое чувство юмора и диву даешься тонким английским шуткам, как будто вышедшим из-под пера той же Остин.

За такую пунктуацию надо убивать. Отсутствие каких-либо знаков препинания и обозначения прямой речи приводит к тому, что разобраться, кто какую реплику говорит, можно далеко не всегда. Каждого персонажа Кормак МакКарти называет просто he, так что зачастую даже не знаешь, а о ком идет речь, собственно, пока наконец автор не сжалится и не назовет имя. К тому времени, когда он это сделает, ты уже успеешь забыть или запутаться в происходящем, и придется перечитывать несколько абзацев или диалог заново.

Слог у автор тоже нелегкий — очень близок к разговорному, с пропавшими глаголами, массой просторечных выражений, которые даже по контексту не всегда понятны, с множеством нарушенных грамматических и синтаксических правил (вроде повсеместного двойного отрицания), слава богу хоть техасский акцент не имитирует. К сожалению, заметно, что все персонажи говорят одинаково — что маньяк-убийца, что шестнадцатилетняя девушка — то есть очень сдержанно, с ограниченным вокабуляром, постоянно повторяя последнюю фразу собеседника, как будто соревнуются, за кем окажется последнее слово.

Стиль смахивает на необработанный сценарий — простое перечисление действий персонажа, излишняя детализированность, явно нацеленная на готовую картинку, а не на воображение читателя, когда даже фраза «вытер руку о джинсы» подается в форме «вытер руку о шов джинсов» — точное указание, что именно актеру делать.

Несмотря на все странности стиля, книга производит немалое впечатление — в первую очередь, конечно, благодаря мощной истории и эффектным персонажам, так что цепляет сразу и не отпускает почти до самого конца. Почти — потому что остановится вовремя автор не сумел и концовка завалена: вроде бы уже все закончилось, а шериф все нудит и нудит.

Другое дело, что в книге очень легко идентифицировать момент, сильно выделяющий ее от массы подобных историй про наркоденьги, наемных убийц и крутых шерифов. И нет, это не постоянное нытье шерифа Белла про то, что раньше было хорошо, а теперь все плохо, я слишком стар для этого дерьма, сплошной понос и падение нравов. Это фигура антигероя (сложно сказать злодея, больно уж он далек от добра и зла) Антона Чигура, добавляющего в текст непреходящее ощущение хтонического зашквара. Потом, в более смягченном варианте этот прием будет использован в первом сезоне сериала Фарго — также весьма успешно.

Ознакомиться с этой далеко не развлекательной книгой стоит ради одного только языка — богатого, сочного, образного. Редкие, но меткие вкрапления описаний элементов окружающей природы созвучны всему происходящему, а не вставлены за ради красивости, но и не сами по себе, а отражают настроения героя и его миросозерцание: саму по себе природу по этим описаниям представить все-таки трудно, настолько они метафоричны. Иногда ловил себя на мысли, что это просто белый стих или стихи в прозе — настолько легко чувствовался внутренний ритм, четкая и мощная поэтика. Федор Гладков как будто экспериментирует, составляя из разных слов и определений уникальные катахрезы, нестыкующиеся сочетания, создавая новые значения и новые знамения. Сразу вспоминаются неизвестно чьи слова: «дабстеп-это подсознательная тоска молодого поколения по шуму работающего завода». Вот здесь тоже читаешь и чувствуешь этот дабстеп и эту тоску. Уже не футуризм, но еще не соцреализм — что среднее, сродни платоновскому «Котловану».

Впечатляет обилие и разнообразие бытового разговорного языка первой половины двадцатых, активное использование суффиксов и приставок для создания новых слов, не всегда понятных, и использования старых в неведомом диком смысле. Даже убогий пролетарский канцелярит, за употребление которого просто хочется в рожу плюнуть и кирпичом добавить, здесь выглядит вполне уместным: наверняка именно так и говорили, такие фразы пользовали, такая трескотня стояла в разговорах — благо Гладков не из вторых рук все рассказанное берет, а сам в подобном участвовал, да и книга написана буквально по горячим следам, еще Ильич не помер. Диалоги отдают театральщиной, вроде как каждый поперек батьки пытается толкануть речь и задвинуть философию, но поскольку текст скорее поэтический, нежели приземленная проза, то все это представляется вполне уместным.

Впрочем, долго читать книгу не так-то легко — возникает ощущение, что ты обдолбанный, причем трава не самая лучшая, иначе с чего бы эйфория временами сменяется приступами дурноты, жажды и жора. Персонажи слишком часто смеются без причины и непонятно — это признак тотальной шизофрении, дурачины или просто клятые большевики чем-то окуривали народ? Особенно показателен момент, когда все действующие лица «не могут сдержать радостной улыбки» при получении винтовки с патронами.

О чем книга? О врагах. Враги в собесе, враги в наркомпросе и промбюро, враги в совнархозе, райлесе и совнаркоме, все, кто не с нами — враги, и те, что с нами — тоже враги, только хорошо замаскировавшиеся; враги в продкоме, эркаи и главцементе, и только в Москве — Ленин в ушанке. Обыватели ходят, играя бровями при встрече, явно замыслили социал-предательство, бюрократы окопались, днем и ночью проталкивают кооперацию, концессии и спекуляции, чека спит, функционеры вставляют палки в колеса. Эта книга — о ненависти. Ненависть движет главным героем Глебом Чумаловым. Три года он сражался на фронтах и привык ненавидеть своих врагов, но вернулся и ненависть никуда не делась, просто приобрела другие формы: сто оттенков серого. Непонимание и злость к жене, которая не дает и строит из себя новую женщину, тревога по отношению к нэпманам и сверкающим витринам — разве за это боролись? отвращение и гнев к переродившимся коммунистам с портфелями в конторах, недоверие к спецам. Но Глеб правильно использует эту ненависть — в качестве топлива для работы, для строительства. Потому как хорошее надо строить из плохого, больше ничего просто нет. Так что книга о созидании.

В Цементе немало емко выписанных персонажей. Сам герой, солдат, вернувшийся на завод и сражающийся гидрой советской бюрократии; его жена, ставшая женотделовкой и кипучим организатором; местный функционер, предисполкома, монолитный, квадратный карьерист и насильник с оловянными глазами; руководитель какого-то планбюро, забаррикадировавшийся за революционной терминологией, с мертвой маской вместо лица; чекист, которого все боятся и который ни черта не делает — он колеблется вместе с линией партии и НЭП ему не страшен; дерганый популист и агитатор, мутящий рабочих не понятно на что; руководительница женотдела, поймавшая нервный срыв на фоне пришествия витрин, спекулянтов и нэпманов; бывший инженер завода, старый седой технарь, словно сотканный из паутины и тлена. В принципе, не трудно сделать пьесу из всего этого красного бедлама — было бы посильней, чем «Фауст» Гете.

Впечатлила линия с женой героя, которая от забитой бабы с борщом и дитятей становится настоящей коммунисткой, борцом за права женщин. Очень здорово выписан конфликт с вернувшимся с войны мужем, его (мужа) постепенная трансформация (не важно, реальная или нет) в спутника и более-менее равноправного партнера. Если б Гладков взял бы этот конфликт как сюжетообразующий, могло бы получиться не только очень круто, но еще и на века, потому как в нынешней конфигурации книга как комар в янтаре — красиво, но мертво.

Несмотря на мою высокую оценку и немалое удовольствие, полученное при чтении, советовать я ее никому не буду — книга весьма своеобразная, на любителя покопаться в исторических свистелках и для фаната всей этой безумной и безумно интересной эпохи. Ближе к концу она становится чрезмерно утомительной, концентрация двадцатых годов здесь такая ядреная, что аж слезы из глаз и унутре все волнуется. Так что с дозировкой осторожней — запивайте молоком.

Забавно, конечно, что до одной из первых книг Нила Стивенсона я добрался, только прочитав все остальное — от Барочного цикла до Д.О.Д.О. и Семиевия. И в результате этого кульбита мне хорошо видно, как сохранив свой узнаваемый стиль, Стивенсон стал писать гораздо лучше.

Вступление затянулось, и уже на трети книги я потерял интерес к происходящему — то ли перенасыщение информацией наступило, то ли этот подростковый пафос изрядно поднадоел. Однако Стивенсон спохватился и ближе к середине романа интрига воскресла благодаря оформившейся маргинальной теории, связавшей воедино шумеров, христианство, вавилонскую башню и компьютерные вирусы. Впрочем, здесь автор тоже затянул.

Развернутая Стивенсоном история о древних вирусах и аналогии между добиблейскими мифами и компьютерной терминологией волей-неволей вызывают ассоциации с Дэном Брауном и Андреасом Эшбахом — те мастера писать завлекательные и вроде бы аргументированные враки. Однако манера подачи этой информации, на которой, собственно базируется сюжет, напрягает своей монотонностью (хотя Стивенсон попытался сделать все через диалоги) и дидактичностью. Если впоследствии он подобные лекции стал писать о реальных вещах, то тут какое-то филологическое безумие. Сложно объяснить, почему о становлении финансового рынка в Европе (Ртуть) или деятельности Бенчли-парка (Криптономикон) читать интересно, а о байках про Энкиду и глиняные таблички — нет. Вся эта смесь нейролингвистики и библейских штудий вполне убедительна ( с оглядкой на жанр, конечно) — представленная автором картинка серьезней и глубже, чем любой аналог Брауна — но утомительна: ты уже все понял, а теперь продолжают капать на темечко. К тому ж дополнительной проблемой стал тот очевидный факт, что сюжет подчиняется логике шумерских мифов, а не использует их.

Временами автор разбрасывается: зачем, спрашивается, нужен был экскурс в меморандум об использовании туалетной бумаги в федеральном офисе? В ДОДО он бы зашел на ура — там вся книга издевательский гимн бюрократии, здесь же это выглядит откровенно инородным телом, да еще и написанное мозговыносящим канцеляритом, ничего не добавляющем ни истории, ни декорациям, ни урби, ни орби.

Мне было сложно понять, зачем было помещать события книги в ближайшее будущее, почти настоящее. Учитывая, что один из персонажей, хоть и старенький, но ветеран Вьетнама (грубо говоря, Джон Маккейн), получается развал государств и стремительная киберпанкизация случились буквально у нас на глазах. Однако ни причин, ни обоснований автор не приводит, что очень странно — как будто будущее выскочило внезапно, как черт из коробочки; легли спать при одной общественно-экономической ситуации, а проснулись при другой.

Чувствуется, что в этой книге автор себя еще нашел не до конца, не нащупал свою дорогу в литературном болоте. Несмотря на множество удачных находок и бесспорный писательский талант Стивенсона, полностью Лавиной (в отличие от других его книг) я так и не проникся, все было впечатление, что смотрю голливудский блокбастер с избыточном экшеном.

Желчь и сарказм, помноженные на культурный шок и откровенное изумление советскими порядками и советской бюрократией, составляют ядреную смесь, которая производит потрясающее впечатление. Комментарии Памелы Треверс обо всем увиденном и испытанном в Ленинграде и Москве 1932 года дико смешные даже когда обидные — она вполне бы могла сделать сейчас карьеру стенд-ап комика. Пишет довольно цветасто и с обилием откровенного троллинга, я хотел сначала выписывать цитаты, но потом понял, что выписывать придется всю книгу. Правда, по-моему, она сгущает краски и, игнорируя контекст, временами передергивает для пущего драматизму и комического эффекту, а некоторые моменты (с колхозом, например) вообще сильно сомнительны.

Понятно, что кругозор у Треверс ограничен и искажен — частично из-за одиозной манеры работы Интуриста, частично из-за того, что она просто не знает, как дела обстояли до революции (да и вообще про Россию ничего не знает), и игнорирует положение низших классов на Западе и продолжающуюся Депрессию; зато довольно удачно проводит параллели между коммунистическими экспериментами и практикой британского империализма, между большевизмом и религией.

Однако взгляд англоавстралийской пока еще журналистки кажется мне вполне честным и искренним, ее очевидно в первую очередь интересовали простые люди, а не достижения идеологии и построения нового человека — заметно, что Треверс ничего в идее коммунизма не понимала и не хотела понимать, путаясь в догадках, почему же ей показывают именно ясли, фабрику и тюрьму. Несомненно, в ее словах сквозит культурный снобизм («корявый варварский язык», «варварская необузданность»), но она в общем-то, с удовольствием тратит яд и на своих соотечественников, критикуя их консерватизм, зашоренность и высокомерие.

Книжка маленькая, скорее брошюра — половину занимают полдесятка писем на родину, вторая половина — несколько неряшливые комментарии к этим письмам; комментарии написаны Ольгой Мяоэтс, во многом она повторяет, обильно цитируя, впечатления Треверс, всячески и не всегда убедительно защищая точку зрения забугорной гостьи. Брошюра, впрочем, весьма занимательная, но подходить к ней как к историческому источнику, следует с осторожностью — это талантливо написанный фельетон.

Сказать, что в книге нет сюжета, нельзя (герой оказывается в Верховном Суде, обвиняемый с Самом Ужасном Преступлении в Истории Черных, и вспоминает свои детство-отрочество-юность, пытаясь понять, как он, по собственным словам «один из немногих черных в стране, который никогда не воровал, не слушал рэп и не мастурбировал в общественном транспорте», докатился до такой жизни), но сюжет этот скорее выглядит фоном для выступления стенд-ап комика. Любое событие, любой эпизод, любая сцена служат всего лишь поводом для автора порассуждать о какой-нить расистской, антирасистской или псевдорасистской лабуде. Значительная часть мизансцен наличествуют очевидно только ради очередной возможности для автора порефлексировать, поглумиться и вставить свои пять копеек.

Если хотите знать, как выглядит современный американский английский — эта книга в самый раз. Она битком набита негритянским арго, разговорным сленгом и калифорнийскими диалектизмами. Однако проблем с пониманием, как ни странно, не возникает, и в словарь я залезал считанное число раз — смысл всегда (за малым исключением) ясен, хотя я искренне сочувствую тем, кто будет переводить творение Пола Битти на русский. Хуже другое — автор постоянно упоминает массу культурных и не очень деятелей Соединенных Штатов, всевозможных спортсменов младших лиг, актеров забытых сериалов, ведущих местных радиостанций, телевизионных проповедников и тому подобную полуизвестную шушеру. Так что зачастую не совсем понятно, в чем соль той или иной шутки, на что активно намекивает автор и какой там подтекст.

Книга, как известно, свежеиспеченно наделена Букером, но с тем же успехом могла бы его и не получать, потому как очень уж большой художественной ценности я в ней не заметил. Помните анекдот «темно-зеленые назад, светло-зеленые вперед»? Вот вся книга Битти и есть такой анекдот, за той поправкой, что для нас это абстракция, а для Штатов — реальность. И ведь не скажешь, что в этом анекдоте нет сюжета и драматического накала; но каким бы хорошим анекдот ни был, он все равно остается анекдотом.

Видно, что автор начитан и образован, намеренно неполиткорректен (был бы белым, его бы уже линчевали за этот текст, а особенно за слово pigger), умеет писать и неплохо выражает свои мысли. Иногда это смешно, иногда остроумно, иногда прям в точку, иногда навязчиво, а иногда просто раздражает (особенно когда он сам ударяется в расизм, сваливая в одну кучу загорелую кожу и черную форму эсэсовцев) — авторский стиль, многословный, многообразный, с массой отсылок и аллюзий (вполне подходит определение вербальная диарея) перестал меня цеплять уже на середине. Книга, как мне представляется, ужасно конъюнктурна, очень местечковая и будет быстро забыта (как и половина современных нобелевских лауреатов по литературе), а меня все эти гетто-страдания оставили равнодушными, при том, что например, сериал «Show me a hero» в свое время изрядно меня зацепил.

З.Ы. Есть в России анекдот, заканчивающийся словами «Я всего десять минут русский, а уже так от вас, жидов, натерпелся!» Оказывается, у наших соседей за океаном есть аналогичный, только конец там звучит так: «Всего десять минут как белый, а уже так вас, ниггеров, ненавижу!»

Перефразируя Достоевского, можно сказать «Широк Чайна Мьевиль, очень широк — я бы сузил». Бешеная фантазия автора служит для книги плохую службу — у читателя просто нет точек опоры в описываемом мире, невозможно понять логику событий, он не то что не может догадаться, что будет дальше, он не может даже догадываться — теряется элемент сотворения, сосозидания, соучастия в книге, а стало быть — симпатии к персонажам, способность и необходимость сочуствовать им. Нет системы координат, автор в любой момент может придумать очередную летающую обезьяну и легко вставить ее в текст, и будет не хуже и не лучше, потому как к сотой странице устаешь от этого праздника жизни и нежизни. Впрочем, нет, кое-какая опора есть, но она ложная, в виде приветов из нашей реальности, вроде Коллектива (прозрачный намек на Коммуну 1871) и Иуды Лева (еще более прозрачный намек на рабби Иегуду Бен-Бецалеля), и не только не помогает, но еще более усложняет восприятие, создавая бессмысленные параллели. Ведь если отбросить все фантасмагорические нагромождения, останется две истории: социальная революция в крупном промышленном городе и строительство трансконтинентальной железной дороги. И про то и про другое читать интереснее, когдане надо отвлекаться на жукоженщин, лунных элементалей и шептунов-кукловодов. Самые интересные персонажи почти не раскрыты — это Спиральный Джейкобс, использующий революционное подполье для масштабной провокации, и Яни Правли, могучий старик с великой мечтой, задвинутый на переферию нарратива. В результате читать книгу тяжело и муторно, в глазах рябит, взгляд остановить не на чем и не ком, и только авторская атмосфера — смесь нуара, декаданса и революционного угара — а также мощная концовка позволяют утешиться мыслью, что время, проведенное над «Железным советом» потрачено не зря.

То, что наши потомки в отдаленном будущем будут недоразвитыми дебилами, идея не новая — об этом ещё Герберт Уэллс писал. Однако сделать человека, страдающего от синдрома дауна героем произведения, кажется ещё никто не додумался. Первушин рискнул — и выиграл. То ли автор сам очень хорошо разбирается в проблемах воспитания, то ли его грамотно консультировали, но страницы, посвященные общению прищельца и главной героини нписаны не просто хоршо, а очень здорово — сделить за развитием их отношений было одно удовольствие. К сожалению автор зачем-то тщательно готовит читателя к развязке и так получается, что заранее выбалтывает её, что делает концовку неинтересной — а ведь при чтении реально ломаешь голову, пытясь сообразить, что скрывается за болезнью прищельца из будущего. Но мотивация героев на хорошем уровне, их характеры выписаны точно и убедительно, диалоги не страдают картонностью, и вообще вся история проработаная тщательно и читается с увлечением.

Во время чтения этой книги надо очень четко отдавать себе отчет, что книга во вторую очередь о русской литературе, а в первую — о самой Вив Гроскоп. Это важно. Попытка посмотреть на книгу как-то по другому приведет к полному провалу. Комики, о чем бы они ни говорили, всегда говорят о себе.

Кроме того, следует учитывать, что Гроскоп побывала и пожила в нашей стране в довольно-таки неудачное время — а именно пресловутые девяностые, причем в первую половину (уже лет десять спустя многое было бы по-другому), так что воззрения на Россию и русский народ у нее специфические, из-за которых она смотрит на нас словно сквозь мутное стекло.

Тем не менее пишет она бойко, легко, видно, что она всегда знает, что хочет рассказать и к чему ведет — сказывается опыт публичных выступлений. Гроскоп самокритична, но широко образована, несомненна умна, кое-какие вещи я узнал впервые (первооснова Преступления и наказания, к примеру), и вообще книга создает впечатление беседы с живым, знающим и разговорчивым знакомым — даже если ты и не согласен по каким-то вопросам, все равно интересно узнать другую, понятную и логиную точку зрения. Иногда ты думаешь — до чего уж умна, как оригинально и свежо, а иногда — да ты что хрень ты городишь?!

Гроскоп по-видимому полагает, что ее шутки смешные. Не знаю, какая она стенд-ап комик, но ни одной смешной шутки в книге нет. Даже когда она повторяет их несколько раз, возможно, рассчитывая, что в какойто момент они все-таки сработают, они все равно не смешные. В этом смысле очень показательна шутка про Толстого и яйца, которая была так себе в первый раз, а в третий просто вызвала фейспалм.

Читать Гроскоп немного неловко, как в свое время было неловко слушать рассуждения Задорнова про американцев, что они «ну тупые». Она регулярно вставлет какие-то кринжовые глупости про русскую историю (особенно много стандартной ахинеи про Сталина, который конечно же везде и всюду и все по его приказу) и русский язык («прислоняться» от слова «слон») — впрочем, ей как иностранке вполне простительные, я знаю немало русских, которые пишут и говорят о собственном языке гораздо более дикие вещи.

Большой плюс книги — энтузиазм автора заразителен и возникает сильное желание пойти и перечитать ну хотя бы Один день Ивана Денисовича, а то и стихи Ахматовой. Ей нравится русский язык, ей нравится русская литература, и она пытается передать другим эти чувства и у нее это весьма неплохо получается.

Книга является концентрированной космооперой со всеми ее недостатками. И если на наличие галактического императора и всегалактической церкви, а также на дурацкие названия планет (и еще более дурацкие названия космических кораблей — вроде «Потому что я так сказал» и «Если хочешь петь — пой») можно забить — традиции жанра, то другие моменты так легко не отмести. Здесь, например, есть невозможные монополии, даваемые одной семье: скажем, монополия на продажу коров и свиней и всех продуктов из них — от молока до кожаных ремней; как такая система может существовать на пространстве множества планет, я не понимаю. При этом подобная экономика является сутью империи, называющей себя Взаимозависимость (Interdependancy). Автор, конечно, указывает, что система искусственная и очень хрупкая, но вопросы все равно остаются.

Сюжет вращается вокруг восшествия на престол новой императрицы, особо к власти не стремившейся и узнающей, что Поток, обеспечивавший связность человеческой империи, вот-вот исчезнет и сверхдальние путешествия между планетами станут невозможными, а большая часть человечества, скорее всего, вымрет. Конец, в общем, подкрался незаметно.

Это покажется странным, но фактически весь роман состоит из диалогов — отличных диалогов, смачных и насыщенных эмоциями и действиями, с матюками и перестрелками. Диалоги здесь занимают девять десятых, в принципе книгу легко перевести в формат пьесы. Каждый персонаж здесь выписан очень выпукло, ведет самостоятельную игру и действует как настоящий человек, а не как авторская марионетка, каждый обладает уникальным набором черт и преследует собственные цели, основываясь на тех данных, что имеет.

Это первый роман цикла и стоило бы ожидать расстановки фигур и медленного знакомства с миром, но нет. Хотя это действительно пролог к глобальной катастрофе, Джон Скальци берет быка за рога и почти сразу начинают сыпаться покушения, корабельные мятежи, теракты и интриги. Это вроде как противоречит тому, что я сказал в предыдущем абзаце, но экшн и диалоги не мешают друг другу — не знаю, как автор это делает, какой-то сильное колдунство. Вроде бы почти все, чем занимаются герои — это постоянные разговоры, но в то же время действие мчится вперед семимильными шагами.

Ничего нового в фантастику или даже жанр космооперы книга не добавляет, но Скальци пишет бойко и уверенно, текст проглатывается просто на ура, интриги интригуют, персонажи колоритные, есть экшн, юмор и секс в нужных пропорциях, так что книжка получилась на славу, и я обязательно ознакомлюсь с продолжением, благо оно уже вышло и его не надо ждать несколько лет.

Отлично написанный (и также отлично переведенный — Александр Гузман как всегда на высоте) довольно стремный и никчемушный недороман. По завершении чтения оглядываешься назад и понимаешь, что все это замучено единственно ради финта в концовке. Сюжета-то в книге с гулькин нос, и если выбросить все живодерство, хитроумные механизмы и недружбу-с-головой, то суть не изменится. Йэн Бэнкс, как мне кажется, ошибся с форматом. Если бы он написал это в виде рассказа — плотного такого, насыщенного long story, то подобная концовка была бы крайне уместна, ее ударность была бы неоспоримой и впечатляющей. Но здесь — ни катарсиса, ни перелома. ГГ просто пожимает плечами и идет дальше.

Из-за отсутствия какой-либо осмысленности в происходящем читатель довольно быстро начинает подозревать, что картина, демонстрируемая нам (или как минимум, ее часть) выглядит вовсе не так, как кажется; я, правда, полагал другую развязку, но это не важно. Конечно, автор в конце навешивает нам на уши порцию философских спагетти про выбор пути, но это скорее эрзац, призванный замаскировать намеренный (то ли от лени, то ли от понтов) отказ автора написать нормальное заключение истории.

Бэнкс загрузил книгу таким множеством символов, что каждый с легкостью найдет в ней что-то свое больное и будет в полной уверенности, что Бэнкс именно об этом и написал. В комнате просто слишком много черных кошек, чтоб был хоть какой-то смысл их там искать. Спасает только то, что во-первых, это первое произведение Бэнкса — и прямо скажем, весьма эффектное, всем бы так, а во-вторых, написано в далеком 1984 году, когда подобное было круто, дерзко и свежо.

Мир делится на две части: тех, кто сначала смотрит фильм, а потом читает книгу, и тех кто все делает ровно наоборот. Я отношусь к первым, и вот почему. Когда смотришь экранизацию уже читанного произведения, все время недовольно морщишься — а где этот персонаж, а где эта линия, а где этот эпизод: вся книга, естественно, влезть в фильм не может, и чувствуешь себя не то чтобы обворованyым, но обделенным. Когда же читаешь какой-нить нашумевший роман после похода в кино, то постоянно ловишь себя на мысли — ага, вон оно как было, ага, а это что-то новенькое, ага, боковая линия, ага, у героя был дядя-психопат! — получаешь больше, чем рассчитывал. С сериалами, конечно, это происходит в гораздо меньшей степени, но и там есть чем поживится.

Думаю, уже понятно, что я сначала посмотрел сериал Wayward Pines, а потом только начал читать книгу «Pines», первую из трилогии про странный городок со странным названием. И мой расчет опять оправдался. Множество мелких деталей, ничего в сюжет не добавляющих, но достраивающих образы как героев, так и города. Серьезные отступления, позволяющие посмотреть на уже знакомые событий под другим углом и ставящие новые проблемы, по разным (кинематографическим или этическим) причинам исключенные из экранизации. И даже читая хорошо мне известные моменты с заранее известным мне развитием, я получал огромное удовольствие от великолепно выписанных саспенса и напряжения, с азартом надеясь, что в книге все будет как-нить по-другому, и иногда получая это «по-другому». Доска та же, все фигуры наличествуют, но стоят на других местах, и ходят по-разному.

Наверняка в книге есть сюжетные косяки, какие-то нестыковки или упущенные автором подробности, неважно. Она отлично написана, легко читается, даже несмотря на обилие разговорной лексики и не всегда понятных аббревиатур. Единственно, что мне сильно не понравилось, так это, что при попытке бегства из городка герой становится совершенно неубиваемым, независимо от своего состояния и силы противника; в сериале этот эпизод подан более логично и убедительно. Однако это неудовольствие компенсируется очень мощной развязкой книги. Пока читал, постарался абстрагироваться от виденного и решить, а что же все таки происходит. Несмотря на то, что я подмечал детали и связывал концы с концами, вынужден признать — настоящей развязки, задуманной Краучем, я вообразить так и не смог. Придумать оригинальную концепцию в наш век постмодернизма и так сильно и четко подать ее — это дорогого стоит.

Много лет назад Светлану Мартынчик спросили о ее романе «Болтливый мертвец» — не является ли он своеобразным отображением работы отечественных СМИ; «мама» Макса Фрая радостно подтвердила правомерность подобного предположения, при том, что лично я при прочтении ничего такого не обнаружил — по-видимому, смысл, заложенный автором, находился глубоко и хорошо замаскирован. Так же Мартынчик высказалась и об остальных романах из цикла об Ехо — мол, все они являются интерпретацией современных нам социальных и политических тенденций и явлений. Насколько я понимаю, тоже самое можно заявить о романах Пратчетта, и хотя большинство из них кажутся просто смешной постмодернистской пародией/приключаловом без особого смысла, к роману «Ноги из глины» это не относится.

Здесь даже копать особо глубоко не надо: открытый способ добычи смысла вполне уместен, ибо позволяет без труда вычленить два основных смыслосодержащих слоя. Первый — это сюжет о големах, в котором проталкивается (иногда экивоками, но чаще — напрямую) идея свободы, как внутренней, так и внешней, и ее обретения. Идея того, что нельзя получить свободу из чужих рук, потому как после такого люди начинают ковать себе новые цепи взамен отобранных, идея того, что «много званных, да мало избранных» и «в борьбе обретешь ты право свое». Перефразируя Розанваллона, голем Дорфл в конце чуть ли не прямым текстом говорит, что свобода — это каждодневная борьба, не только с теми, для кого твоя свобода — богохульство и святотатство, но и с самим собой.

Второй смыслосодержащий слой — это сюжет о вервольфе Ангве и гноме/гномихе Задранец, с их неспособностью и нежеланием быть такими как все, вынужденными прятаться и скрываться, страшно от этого страдающими и пытающимися добиться хоть какого-то признания своих прав быть не как все (даже странно, но сюда стоит отнести и события, происходящие вокруг капрала Шноббса, люто и даже бешенно отбивающегося от попыток вытащить его из этого «как все») В чем-то этот смысл переплетается с первым, а в чем-то является независимым, оба они перетекают друг в друга, обмениваясь и обогащаясь персонажами, событиями и идеями, и совершенно не мешают воспринимать книгу как отличный детектив о попытке покушения на жизнь патриция Витинари. Шутки, как всегда у Пратчетта, убойные

персонажи харизматичные, диалоги крышесносные, абсурд крепчает, а Витинари не умрет никогда.

С чтением книг Ффорде есть одна закавыка — читать их в оригинале довольно сложно из-за многочисленных авторских неологизмов, языковых шуток и игр со словами; с другой стороны, на русском значительная часть шуток и аллюзий теряется из-за невозможности буквального перевода, то есть текст частично из авторского мутирует в переводческий, что приемлимо для поэзии, но не для прозы. Так что тут как с Вудхаузом и Пратчеттом — каждый решает сам, но предпочтительней оригинал, даже если что-то из пошученного останется непонятным.

Большим плюсом для очередного романа про Четверг Нонетот стал четкий сюжет, что для предыдущих опусов не было свойственно: основная линия повествования обычно погребалась под таким количеством боковых квестов и историй, что в какой-то момент приходилось закрывать книгу и мучительно вспоминать, а что же все-таки происходит. В данном романе автор как взял сюжет под свой контроль в самом начале, так жестко довел его до конца, так что мнение, что Ффорде с каждой книгой пишет все лучше в очередной раз подтвердилось.

Неожиданностью стало то, что главная героиня оказалась вовсе не Четверг, точнее — не совсем, а именно — ее литературная (written) ипостась (время от времени подозревающая, что она все-таки настоящая). Причем ипостась эта не идентична оригиналу, поскольку происходит из книг, сильно подправленных настоящей Четверг, коей не понравилось обилие насилия и секса в предыдущих романах о ее похождениях. И вот тут вскрывается интересная деталь, заставляющая по-иному посмотреть на весь предыдущий цикл: получается, что это не совсем оригинальное описание событий, а литературная обработка — где-то события изменены, где-то имена: например, Джека Деррмо (Jack Schitt) зовут вовсе даже Антуан Дорсет. То есть наши книги, которые мы можем купить в магазине, можно также купить и в мире Четверг Нонетот — забавный финт. И, конечно, отличный финал, где автор сумел пойти по очень тонкой грани между клише и читательским разочарованием.

Начинаешь понимать, почему в свое время многие граждане просматривали фильм «Чапаев» по нескольку раз, надеясь, что легендарный командир все-таки выплывет. Когда читал «Шпионский роман» тоже до конца надеялся, что наши все-таки вывернуться, обманут немцев и война не начнется 22 июня. Эх, не вывернулись. Подобная манера роднит данную книгу с романами из цикла «Смерть на брудершафт», где при всех стараниях царской военной контрразведки нас все равно накрывает медным тазом. Несмотря на довольно изящный альтернативно-исторический конструкт, нельзя не заметить, что при всей логичности он весьма шаткий — очевидно немцам была выгодней смерть Сталина: автор заигрался. К тому же книге недостает романной солидности, все как-то бочком да вприпрыжку. Конечно, Акунин физически не способен писать плохо (чего стоит только описание стремительной психологической деградации Дорина — мало кто из авторов решится проделать со своим героем такое), но от шпионского детектива в исполнении Георгия Шалвовича ожидалось большего.

Поначалу Мираж выглядит довольно забавной, но несколько примитивно сделанной альтернативкой: просто отзеркалена существующая история, путем переноса современных западных реалий в арабский мир. И вот теракт происходит 9 ноября, здесь действуют христианские фундаменталисты, передача Улица Сезам превращается в передачу Сезам, откройся, а Википедия — в Александрийскую библиотеку, башни-близнецы располагаются в Багдаде, а Израиль — в Германии. Временами коробит от такой лобовой замены, временами очень смешно (сериал 24 превратился в сериал 24/7: Джихад, религиозная революция произошла в Англии, которая теперь варганит ядреную бомбу и угрожает ей Израилю, и попробуйте угадать, чем здесь занимается Дэвид Кореш). Но довольно скоро Мэтт Рафф вытаскивает роскошный козырь, который все ставит с ног на голову и добавляет новые, странные значения происходящему и новые измерения.

Книга очень похожа на Союз еврейских полисменов в том смысле, что альтернатива служит фоном: у Майкла Чабона для провинциального детектива, а у Раффа — для триллера про антитеррор с элементами боевика. Но если у Чабона фон колоритен, но не более того, то у Раффа он все-таки играет важную, сюжетообразующую роль, иначе это мало бы чем отличалось от какого-нибудь пятого сезона сериала Homeland и схожих с ним штампованных боевиков про героических агентов разведки, борющихся с воинами джихада, которыми манипулирует жаждущий власти и денег американский сенатор.

Так что в романе многое вполне традиционное в жанре — взаимоотношения между напарниками, проблемы в семье у различных персонажей, шантаж, коррупция и жестокий враг (не буду писать кто это — испорчу удовольствие). Только все в арабских декорациях и мусульманском варианте — даже Вторжение похитителей тел. Так что будет многоженство, временный брак, разборки суннитов с шиитами, пятиразовые молитвы и все остальное, что вы могли знать из замечательной песни Арабская ночь.

Подозреваю, что клюквы здесь море разливанное. Для меня все выглядит более-менее логично и натурально, но что я знаю о Ближнем Востоке? Как бы то ни было, вроде все на своих местах: люди ходят в дишдашах, через слово поминают Аллаха Всемилостивого, стараются не употреблять алкоголя и свинины и вместо фамилий носят указания на место происхождения или внутрисемейный статус.

Помимо этого и талант у Раффа не отнять, так что написано элегантно, крепко, здорово, с множеством вкусных и полезных деталей, сочно выписанными персонажами, отличными диалогами и неожиданными поворотами сюжета. Довольно стремительно погружаешься в плотную атмосферу межрелигиозных разборок, странной городской легенды, бандитских перестрелок и бюрократической волокиты в духе Прослушки. Не представляю, как американцы читают эту книгу — о том, как арабские морпехи воюют с христианскими фундаменталистами и как они вытаскивают диктатора Линдона Джонсона из норы, чтоб судить его за преступления перед человечеством, зато представляю, как это читают все остальные. Лично мне понравилось.

Легкий смешной комикс, исполняющий на все сто свою развлекательную функцию, изобретательный, с некоторой долей не какой-то там воздушной и эфемерной, а вполне земной эротики. Неглубокий — здесь нет каких-то серьезных мыслей и сложного сюжета, но увлекательный. Немного мистики, немного шуток, все это отлично нарисовано Алессандро Барбуччи (шикарные, детализированные фоны каждого стрипа можно рассматривать долго и с удовольствием — придуманный Кристофом Арлестоном мир живет и дышит вне зависимости от событий вокруг главных героев), время от времени происходят неожиданные повороты достаточно линейного сюжета, диалоги вполне себе на уровне, хотя чем-то особенным не блещут. Жанр комикса определить не то, чтобы трудно — это популярный сейчас фьюжн: история про то, как девушка и парень из нашего мира (парня зовут Юрий Бодров, кстати) попадают в параллельный мир без электричества, но с динозаврами в качестве транспорта и тягловых животных, сплетается из отдельных кусочков ситкома, детектива и даже иногда триллера, не становясь чем-то одним. Идеально развлекательный комикс, который ничего от вас не требует, зато дает очень многое.

Довольно сложно относиться серьезно к произведению, к которому сам автор относится как к безделке, не стоящей особого внимания. Пушкин, со всеми его постоянными отступлениями — честно говоря, неуместными и по большей части непонятными (по прошествии времени и незнанию конъюнктуры) — кажется, рассматривает эту поэму как фон для чего-то другого, каких-то разборок между поэтами и критиками, частных делишек и тому подобного, что выливается в какой-то момент в пересказывание синопсиса, а не вменяемый нарратив. Сюжет и без того упрощенный и не шибко детализированный, так в нем еще и изобилуют линии откровенно лишние (вроде Ратмира, который появляется из ниоткуда и пропадает в никуда), сумбурные события, нелогичное и неубедительное поведение всех подряд. Отдельные попытки поиронизировать над классической поэзией и законами жанра так ни к чему и не приводят, а остаются трололо и шутками юмора, к тому же постоянно сбивают настроение и атмосферу. При том, что в поэме есть чем поживиться при желании — одна голова чего стоит. Ссылки на то, что это сказка, меня не убеждают — мы прекрасно знаем, что если бы Пушкин захотел, его бы это не остановило. Стало быть, не захотел, стало быть, для него это был просто рабочий черновик — можно заметить, как некоторые наработки РиЛ потом более полно проявились в «Евгении Онегине». При том, что написана сказка замечательно, стихи изумительны, остроумны и точны, а некоторые моменты описаны просто потрясающе. Тем не менее воспринимается как одноразовое чтиво без какой-либо осмысленной нагрузки, без пищи уму и оснований подумать. Так, второпях придуманная сказочка на ночь для детишек.

Не знал бы, что это Анджей Сапковский, в жизни бы не подумал на него, да и вообще на любого нерусского автора. Очень уж убедительно получился у него советский солдат и его житье-бытье на Афганщине. Однако когда знаешь, кто автор, подмечаешь многое из того, что иначе бы пропустил. Например, диалог главного героя с одним из подчиненных чуть ли не один в один похож на диалоги из «Цикла о Геральте и Цири» — все те же понты, скрытые цитаты, неумеренная тяга к философствованию и якобы глубокие, а на деле тривиальные мысли: пока читал, подсознательно ожидал, что вот-вот появится знаменитая фраза «Ты перепутал небо со звёздами, отражёнными ночью в поверхности пруда» — она была бы очень в тему.

Показалось странным то, что автор иногда сбивается на излишне литературный слог в некоторых диалогах. Я бы решил, что это такой прием — смешение низкого, профанного действия и высокого штиля, но у Сапковского такое уже прорезалось — в «Саге о Рейневане» — просто там это было менее заметно, а язык советских газет сложно замаскировать даже активным использованием артикля «б***ь».

Вообще все, связанное с Афганом, мне понравилось — это было интересно; остальное — так себе. Мысли в «Змее» несложные, да и не новые, но поданы четко и ясно, небольшой размер повести пошел ей на пользу — если бы Сапковский растянул это на роман, быстро бы приелось, а так зашло аккурат в тему, да и концовка получилась удачной.

Первая, наверное, книга у Пратчетта, которая мне понравилась от начала до конца, которую я читал с неослабевающим интересом, и где я испытывал четкую симпатию и держал кулаки за главного героя — мелкого мошенника Мойста фон Липвига, в добровольно-принудительном порядке (столь излюбленном лордом Ветинари) брошенным возрождать почтовое учреждение Анк-Морпорка, и столкнувшимся с такими хтоническими ужасами, что не снились и старине Лавкрафту.

Несмотря на стандартную для Пратчетта композицию романа, состоящую из параллельных взаимосвязанных линий разных персонажей, здесь она сильно редуцирована: Мойст перетягивает на себя почти все одеяло, выдавая самый настоящий бенефис; лично мне это пришлось по душе, потому как обычный пратчеттовский разнобой и сумбур вместо музыки приводит к тому, что многие моменты я упускаю из виду или почти сразу забываю, с трудом связывая концы с концами — здесь такого не было благодаря сосредоточенности на фигуре главного «героя».

Нет смысла перечислять все то, что Пратчетт пародирует в этом романе: он, как всегда с удовольствием тыкает палочкой в современное общество и литературу — то ли проверяя, живое ли оно, то ли ради чистого троллинга и лулзов. При этом общее развитие сюжета, конечно, довольно предсказуемо, ибо укладывается в рамки формата книг про то, как незадачливого главного героя отправляют разгребать очередные авгиевы конюшни и как он, используя свои специфические навыки и смекалку в качестве молотка, идет к успеху к изумлению окружающих, наблюдающих за этим процессом: в каком-то специфическом, терри-праттчетовском смысле это производственный роман.

Слово tale в названии стоило заменить на confession или, еще лучше, monologue. Больше всего это похоже на то, что какой-нибудь условный Гришковец расхаживает по сцене театра (или сидит на высоком стуле на сцене клуба с сигаретой в руке) и рассказывает зрителям историю мантикоры, родившейся в плодах ядовитого дерева Upas, но не успевшей порезвиться на пустынных просторах и полакомиться антилопьим мясом, а схваченной некими wranglers (в данном случае это слово означает, по-видимому, что-то вроде скотовода) и проданного в личный зоопарк правителя города Amberobad для удовольствия его избалованной дочки. Рассказчик отличный — держит публику в напряжении, удачно использует паузы, в каждую фразу вкладывает особую интонацию, завораживает зал неподдельной искренностью эмоций. Нельзя не сочувствовать герою (героине?), когда оно восклицает: I — was — happy! Мантикора то ревет от ярости и гнева, то мурлычет от радости, встретив родственную душу, ее речь переполняется то горечью при осознании своего положения, то счастьем при виде согревающего солнца (Sun was high in the sky!). И даже использование сказового слога только добавляет глубины и резкости, готовя слушателей к грядущей развязке... Последние слова монолога отзвучали, зал взрывается заслуженными аплодисментами, рассказчик сдержанно кланяется; прожаренный солнцем древний пыльный город растворяется, мантикора улетела.

Чтобы цикл не выдыхался, надо постоянно что-то менять, дабы у читателя глаз не замыливался. Можно поменять логику происходящего, локацию, героев. Фрай использовал все, и вот теперь поменял рассказчика. Конечно, и раньше давли слово сэру Джуффину и леди Меламори, но эти персонажи настолько откровенно являются «зеркалами» сэра Макса, что ничего в нарративе не изменилось. Сэр Шурф Лонли-Локли последний, кого можно подозревать в отражении главного героя сериала, и автор постарался сделать все, чтобы это было заметно. Несмотря на появляющуюся время от времени дурашливую рожу Макса, стиль Шурфа выдержан почти идеально: в нужной пропорции назидательство, рефлексии и занудства. В принципе, подобную смесь читать невозможно, но все спасается темами, раскрываемыми в книге: Смутные времена, становление Безумного Рыбника и появление Мастера Пресекающего жизни, а также поимка Лойсо Пондохвы. Макс Фрай в очередной раз удивил.

Забавный образчик жанра — своеобразная проповедь против одного из главных грехов, в данном случае — жадности. За что боролись, на то герои и напоролись, каждый получил, что хотел, автор изящно и ненавязчиво раздал всем сестрам по серьгам. При том, что главную мысль рассказа можно проглядеть только если не читать его, никакого принуждения или морализаторства не чувствуешь — очень уж слог легок и ироничен. Конечно, автор пару раз помог главному герою, ну так пуркуа бы и не па? Забавно сконструированная фабула, развязка в строгом соответствии внутренней логике — рассказ хорошо читается и запоминается, прозит!

Это, наверное, самая неожиданная книга изо всех, что я прочитал, или как минимум в первой пятерке. Здесь не ясно не то что на соседней странице произойдет, а в следующем абзаце. Какая-то логика поломанная, или точнее — очень авторская, как пунктуация у Толстого.

Очень странный текст, очень странный детектив, который если честно, до конца так и не понятен — что-то Питер Хёг перемудрил и переусложнил. Это что-то совершенно нечеловеческое. Как сериал Ганнибал, который сняли маньяки для маньяков, так и эту книгу написал какой-то сверхчеловек для сверхчеловеков.

Чем-то похоже на комикс. Какая-то извращенная супергероика с неформатным супергероем, лажающим на каждом шагу. Боевые православные монашки, все знающие и все умеющие, супердетишки, способные останавливать время и вызывать потопы, а также суперзлодей, чья мотивация и злобная деятельность в итоге для меня остались весьма смутными. Темная изнанка Копенгагена, фриковые персонажи, иногда отсутствует осмысленность поведения, многие события происходят ночью. Главный герой чем-то напоминает Роршаха из Хранителей, но более вменяемого и одаренного.

Довольно быстро у меня появилось ощущение, что книга вот-вот закончится. Когда я прочитал четверть, я подумал — странно, текста еще много, а ведь уже конец виден. Когда я прочитал треть, подумал тоже самое. Потом половина, две трети, и книга, постоянно балансирующая на грани концовки, никак не хотела заканчиваться и все длилась и длилась. Самое интересное, что ближе к концу начинаешь осознавать, что книга не закончится никогда, и всегда будет оставаться еще один непрочитанный кусочек — все меньше и меньше, но так в итоге и не исчерпаемый — что концовка книги только подтверждает.

Читать мне было интересно. Стиль автора интригует и завораживает. Как будто смотришь занимательные иллюзии опытного фокусника, и никак не можешь угадать, что он будет делать в следующий момент и как еще он тебя удивит. Кроме того, сильно забавляло, насколько все события плотно подогнаны друг к другу. Все персонажи появляются ровно в нужный момент, ни секундой раньше, ни секундой позже, как будто стоят за кулисами и ждут своего времени и отмашки автора. Тишина работает как идеально заведенные ходики, и персонажи как будто двигаются по кругу, все время появляются одни и те же личности в разных ипостасях, это удивляет даже самого героя.

Однако при этом роман страшно выматывает — очень уж сильные и протяженные эмоции, очень глубокие и насыщенные, автор очень качественно переводит слова в тактильные ощущения, осязание и соучастие. Это сложно долго выдерживать, хочется с криком броситься в ближайшее окно, чтоб все наконец закончилось.

Если рассматривать книгу как жанровую, то это полный провал — книгу штормит, автора перекидывает из темы в тему, жанры смешиваются и размешиваются, различить основной сюжет довольно сложно (даже детективная линия в результате вырождается). Однако если не пытаться искать нужные тэги, жанровые черты и координатную сетку, то книга обретает связность и не то чтобы осмысленность, но какую-то сферичность. Произведение очень авторское, и воспринимать его надо со всех сторон сразу — а это трудно, и лично у меня, как представляется, это не получилось в полной мере.