В самой идее «Сказочника» нет ничего такого, что может поразить матерого читателя. Люди издавна ассоциировали смерть с некой мрачной личностью. От религиозных, пропитанных пиететом образов мифологии, к примеру, древнегреческого Танатоса или египетского Анубиса, через более очеловеченных героев классической литературы, например, Смерть (кстати, тоже «Он») у Шекспира — до персонажей современных книг, у которых появляются совсем уж человеческие эмоции и даже своеобразное чувство юмора. Можно вспомнить «Смерть и деву» Р.Бредбери или цикл «Песочный человек» Н.Геймана; наиболее знакомы читателю, наверное, Мрачный Жнец Пратчетта и Смерть и ее помощники из «Грязной работы» Кристофера Мура. В наши дни у Смерти есть: декорированный по его/её вкусу дом; нелюбимая и отягощенная бюрократией работа; нерадивые служащие; не очень приятные родственники; и — возможно от скуки и однообразия — неосознанная тяга к постижению человеческой природы. Zотов придерживается той же современной традиции.

Особенной и не похожей на другие эту книгу делают три вещи: неожиданная привязанность Танатоса к тяжело больному ребенку; пронзительно-точное описание встреч Смерти с известными личностями — Бредбери, Каддафи, японской девочкой с бумажными журавликами; а также сами сказки, отражающие увлечённость автора историей и его замечательный талант рассказчика. Первые две сказки – «Игрушечный император» и «Молитва Клары» — мне показались великолепными самостоятельными произведениями, а третья и четвертая — «Лиса Патрикеевна» и «Гроб на колёсиках» — просто ироничными рассуждениями о странностях фольклора, будь то народные сказки или детские страшилки.

Еще одна особенность «Сказочника» – в том, КАК написана эта книга. Все-таки у Zотова есть свой неповторимый стиль, который определяется не только жестко-насмешливым взглядом и уникальностью авторского языка. Не последнюю роль играют трёхмерная картинка, запоминающиеся названия глав, сбалансированное построение и внутренний ритм романа (если вы заметили, все части примерно равны по объему, как и пролог с эпилогом; в каждой части есть эпиграф и одинаковое число симметрично расположенных «лирических отступлений»). Но самое главное – искусно создаваемая автором атмосфера, общее настроение. На сей раз настроение весьма мрачное, с минимумом стёба, характерного для Zотова до «Москау». Тем не менее, «Сказочник» — одна из его лучших книг, соглашусь с уже данными тут оценками.

В отзывах читателей высказывается разное мнение о финале романа. Присоединю свой голос к тем, кто считает финал интересным и неожиданным. Пожалуй, на сей раз тротиловый эквивалент бомбы, заложенной в развязку, не столь велик, как бывало в других книгах автора, но взрыв мозга/эмоций/сюжета все равно происходит.

Что мне не понравилось: небольшой объем «Сказочника». Удручает сама тенденция: книги становятся все короче, а промежутки между их появлением – все длиннее. Эдак можно в конце концов ожидать стилизацию под японское хокку раз в пятилетку. Не в укор автору говорю, а в плане общих наблюдений за несовершенством жизни.

Вердикт по книге: рекомендуется к прочтению.