Джордж Р. Р. Мартин «Портреты его детей»

Эх, да... Никогда не смотрите на гения в домашних тапочках. Ведь все что он создает, он создает на основе и за счет своих близких. А из чего и кого еще?

Первое произведение Мартина, которое я прочитал. Сильная, атмосферная история, которую сложно забыть вне зависимости от того понравилась она читателю или нет (мне как раз «Портреты его детей» не понравились, уж больно неприятным оказался главный герой).

По итогам прочтения у меня возникли ассоциации с рассказом О. Генри «Исповедь юмориста». Ведь между произведениями столь разных авторов много общего. И там, и там рассказывается история о писателе, который теряет уважение родных из-за того, что в своих произведениях он использует образы своих близких людей. Только если герой рассказа О. Генри смог в итоге остановиться, сменить работу и в итоге возвратить любовь своих близких и родных, то герой Мартина в погоне за славой переступает ту черту, после которой общение с дочерью становится невозможным.

Наверное, с подобной проблемой сталкивается каждый писатель, ведь своё вдохновение они черпают из собственного жизненного опыта или из жизни окружающих его людей. И действительно, читателю лучше не знать, что лежит в основе понравившегося ему произведения.

Итог: история, рассказанная Мартином служит прекрасным примером того, что далеко не все сюжеты, что приходят в голову Автора следует доверять бумаге.

Безусловно, «Портреты его детей» сильнее, чем «Исповедь юмориста». Но вот ведь какая штука: рассказ О.Генри я периодически перечитываю, а рассказ Мартина я вряд ли ещё раз возьму в руки, слишком уж неприятные эмоции он вызывает во мне.

Автор всеми силами пытался убедить нас, что кончится всё в духе Стивена Кинга — придёт ужасный насильник и ... :box:

Автор до самого конца приучал нас к мысли, что променять реальную жизнь, на жизнь с вымышленными героями — это плохо...

Но. Финал заставил задуматься. Получается, что Кантлинг совсем не разочарован в прошедшей жизни:dont: И кто сможет утверждать, что он прожил ПЛОХУЮ жизнь?!

Короткая, но очень ёмкая трагическая повесть о человеке, писателе, всю сознательную жизнь следовавшем своему творческому призванию, нередко в ущерб интересам самых близких. Печальный, но закономерный итог: рядом ни жены, ни дочери, ни друзей. Но поступать по-другому он, судя по всему, не мог. Его талант — его дар и проклятие — руководил им и вёл его.

С другой стороны, ведь ГГ получил то, к чему стремился, к чему у него лежала душа, то, во что он верил. Своим талантом он создал для себя, в определённом смысле, идеальную семью, пожертвовав при этом семьёй реальной. Таков его непростой выбор, его путь.

Однако, видимо, эта повесть сложновата для меня. Вот цитата: «Николь, дочь, которой у него никогда не было.» Из этого предложения можно понять, что у писателя не было дочери по имени Николь (а только персонаж). А можно — что у него вообще никогда не было дочери. И скорее именно так! Тогда Мишель тоже оказывается в области его фантазий. А вместе с ней и его жена Хелен? И его одиночество оказывается гораздо глубже, возможно, оно с самого детства, когда ГГ «был очкариком и жался у игрового автомата.» Тогда это вовсе ужасная история.

Психологичный рассказ. Читается с интересом, быстро и легко. Но тема затронутая безгранична. Творчество и межличностные отношения. Творец и его произведения. Герои этих произведений и их создатель. Но еще глубже лежит тема о покаянии. Главный герой не мог примириться со своими близкими: женой и дочерью, в разрыве винил их, а его герои произведений помогли ему осмыслить, искренне раскаяться и примириться с самим собой. Для писателя интересный вопрос: а что бы тебе сказал герой твоего романа, если бы зашел в гости?

Прекрасная илюстрация к сентенции: «Больнее всего бьёт тот, кто ближе».

Форма для содержание, не содержание для формы.

Драма, которую с первых слов подозреваешь в клишированности, с середины осознаешь новаторство и лишь конец срывает покров с трагедии.

Многослойное произведение, первый и видимый, грубый, омертвевший слой которого лишь прикрытие для чего-то более свежего, личного и трепетного. Полный антипод большинства вещей, где интрига — афиша и видимость, за которыми нет абсолютно ничего.

Весьма нехарактерная вещь для Мартина. Если бы я не знал автора, то подумал бы, что это Стивен наш Кинг. Писатель получает посылками картины с изображением главных героев его произведений. И все бы ничего, но ночью герои оживают и ведут со своим литературным отцом задушевные беседы. А герои то все разные, и не все положительные... Концовка тоже весьма неожиданная.

Один из тех редких случаев, когда я затрудняюсь с отзывом. В рассказе столько уровней смысла, что мысли разбегаются и не сообразишь о чем писать... Наверное, в первую очередь это рассказ о пределах допустимого в творчестве. Писатель придумывает свои миры, он свободен в своих фантазиях, но иногда, и, наверное, нередко, его фантазии имеют конкретные источники и цели. В этом случае литературное творчество пересекается с психоанализом и способно не только расширить границы кругозора читателей, но и причинить глубокую душевную травму, или, напротив, что-то исправить внутри.

Каким образом подействует литературное произведение на человека, прочитавшего его, никто не может знать заранее. Писатель — не священник, не врач, не адвокат. Его не связывает профессиональная тайна. А самое сильное воздействие на читателей оказывают истории, взятые из жизни. Причем такие, в которых страдания человеческие анатомируются, как трупы в медицинской лаборатории. И люди, наделенные литературным даром, знают это. Однако, далеко не все писатели становятся вивисекторами.

Видимо, гвоздь этой проблемы в умении генерировать собственные идеи. Кому дано, тот может взять что-то из жизни, что-то из других книг, что-то из собственной головы, и выдать в результате текст, который будет идентифицироваться только с ним самим в какой-то части. Но умение придумывать сюжеты или творчески оранжировать компиляции дано не каждому, кто наделен умением писать книги. Если не работает фантазия, источник сюжета один — жизнь. И попадают на страницы люди, жизни которых автор поначалу пытается присвоить, чтобы стать тем, кем хотелось бы быть, любить тех, кого хотелось бы любить. А книги читают и близкие писателя тоже, и узнают из них то, что вне книг никогда не произносилось, но было, и есть, и не может быть принято.

Когда возможности замещения исчерпываются, наступает следующая стадия — нарушение тайны, выставление напоказ чужой боли. А поскольку знаем мы только о боли самых близких людей, то объектом такого предательства они и становятся. И не важно, что никакой дочери у героя не было (а может, была, но он об этом забыл, увлеченный своими персами), важно то, что в его голове сложился сюжет такого изощренного предательства. Даже если дочери все-таки нет и писатель всего-лишь конструирует сюжет очередного бестселлера, это открывает неожиданную грань литературного творчества, неприятную, грязную. Так и хочется заклеймить героя. Но останавливает вопрос: а была ли девочка?

Ведь если не было, если портреты своих детей (то бишь героев книг) сам автор заказал некоей художнице, чтобы полнее проникнуться настроением нового сюжета, клеймить его не за что. Все придумано, все в рамках литературного вымысла. А то что вымысел такой болезненный, так это не к автору претензия, а к читателю. Автор выдает нам то, что мы хотим.

Рассказ производит сильное и болезненное впечатление, как будто в грязь босой ногой наступаешь. И вывода из него два напрашивается. Первый: если автор с помощью литературы намерен заниматься коррекцией своих комплексов, ему лучше оставаться одиноким — и пространства для коррекционных экспериментов больше будет, и совесть чиста. Второй: никогда, никому не показывай, где болит — ударить по больному может даже тот, от кого этого ни при каких условиях не ждешь.

Литература — вещь далеко не безобидная. Такое суждение кажется абсурдным в первый момент. Требуется пример. И Мартин дает нам этот пример — яркий, безжалостный, пугающий. Вещь сильная, но со знаком минус, из тех, по мере чтения которых подходишь к какому-то краю, заглядываешь за него, отшатываешься и стараешься быстрее забыть. Хотя ничего запредельного за этим краем нет, и нового нет тоже — все знакомо так или иначе, все в рамках возможного. Просто на некоторые возможности смотреть не хочется, защита психики срабатывает, видимо.

Эта история писателя о писателе, конечно, очень привлекательная, но чего-то ей не достаёт. А может, наоборот, от того, что все внутренности рассказа в принципе на поверхности, все чувства, все мысли и переживания Ричарда Кантлинга описаны довольно подробно, без обиняков, может от того кажется, что для читателя переживаний и эмоций осталось чуть меньше, чем хотелось бы, по крайней мере, мне.

Нет, написано-то откровенно хорошо. Откровенно – сочно (писатель и его «дети»), откровенно – живо (сама идея, внутренний посыл), откровенно – остро (у каждого человека все его проблемы достаточно остры), и откровенно – откровенно (тавтология, конечно, но некоторые сцены немного, хм… нет, не шокировали, но – смущали).

Да, Мартин настолько искусно обманул меня своими намёками, обозначенными предчувствиями Кантлинга по поводу своей кончины, его ожиданий возможного конца, настолько харАктерно написал эту историю, что я пребываю почти в восторге. Почти, ибо как выше сказано, мне не достаёт некоторого количества нерва.

Рассказ по своей структуре напоминал мне реку, взявшей начало с первой бандероли, и по мере добавления бандеролей, как притоков реки-основного сюжета, обрастала новыми и всё более откровенными эпизодами из жизни писателя. Его герои, его «дети» несли своими речами подробности его поступков, а всё больше проступков, впрочем, не вполне однозначных в понимании.

Что я вынес из этого рассказа, что я понял? Достаточно непрозрачные намёки Мартина о том, что все персонажи писателя сродни его детям, родным, выстраданным, на которых он положил годы жизни, вынашивая их как беременная женщина, как плод, которым позже разрешается, и которые все для него любимые, но есть самые-самые-самые любимые, в которых он вложил значительную часть себя самого – это всё понятно, наверняка, каждому читателю. Но заходя дальше этих намёков, Мартин, мне кажется, предлагает каждому читателю задуматься, а как далеко может простираться эта любовь к своим персонажам? А в каком тогда (далёком) месте теряется любовь и внимание к твоим реально близким людям? Как быстро ты теряешь жену, и как скоро действительную твою кровинушку, твою дочь? Какие оправдания уместны в таком случае? Почему Ричард на протяжении почти всего рассказа несмотря ни на что оставался в относительном спокойствии, даже когда в его сторону швыряла тарелки с недоеденным завтраком жена Хелен, или когда его собственная дочь швыряла ему обвинения, оскорбления и его же книги? Хотя нет, книгу он потом бережно погладил и прижал к груди… Можно ли его обвинять за это? Можно. Но я не решусь. Нет, я Кантлингу нисколько не симпатизирую, и ни капельки не выгораживаю, дескать, мол, он – творческая личность, он – жертва обстоятельств, он – в своей последней книге выразил трагедию дочери, наживая себе при этом ассигнации, тиражи и славу (хотя всё это справедливо). Но где грань между пережитым (и даже не тобой истинно) и рассказанным? Она определена официально? Нет. Рана Мишель не зажила ещё, хотя она очень этого хотела, а отец взял эту рану двумя руками за края и потянул в стороны, обнажая, и вот в чём дело – в том, что рана не зажила. Но в другой ситуации, и рассказа-то этого и не было бы вовсе.

Мартин вообще оставил много вопросов, незвучно так, мимоходом. Кто может однозначно ответить, кто любимое дитя Ричарда: Хью, первенец? Сисси, его влечение (хотя и названное «его истинной любовью», но я в это не верю; скорее всё же фантазия, passion, но не самая главная)? А может Барри Лейтон, газетчик, его «усталое второе «я»? Или всё же Мишель? Мне хочется думать, что всё же Мишель, ведь он, несомненно, любил её, любил свою дочь. Пусть неумело, нелепо, невесомо для окружающих, но таки искренне!

Но, о Господи, я отрекаюсь от своих слов, — я всё-таки симпатизирую Кантлингу! Или нет, правильнее будет сказать, что я просто хотел его понять, ведь, в сущности, он всего лишь показывал «где ему больно»… Но, возвращаясь к первому абзацу, мне от прочтения не особо больно, ибо вся боль за прожитое осталась наедине с Ричардом Кантлингом…

P.S.: Много написал, а ещё больше не включил в отзыв, но таков рассказ!

Иногда очень полезно взглянуть на свою прожитую жизнь со стороны, писателю в этом рассказе помогли его же собственные литературные герои. Неплохой рассказ, который заставляет задуматься, что же действительно важно в жизне.

Любое творчество — это жертва и несчастье для твоих близких ? И люди же продолжают писать , несмотря на все это...

Если вы сами не писатель, то у вас эта вещь вызовет разве что чувство уважения. У меня, например, вызвала.

Что меня дернуло прочитать эту повесть пару недель назад скучая в один прекрасный вечер — не знаю. Но без сомнения скажу, что это один из лучших трудов Джорджа Мартина. Когда читал полностью проникся его работой, увлекся и влюбился, и даже пожалуй поболее чем в любое другое произведение написанным уже ставшим легендой автором фэнтези. Как бы был неплох мир «Песен Льда и Огня», именно эта повесть сумела меня задеть сильнее. Уложить все что лезет в голову после её прочтения, даже спустя две недели очень сложно. Зато впечатлений — уйма.

Эта история о том как один талантливый писатель заменил свою жизнь на выдуманную им же реальность. Как он предал память своей дочери, влюбившись в своих персонаже лелея и выхолащивая их своим словом. Перво наперво «Портреты его детей» эта повесть об отцах и детях, трудному взаимопониманию еще затронутому классиком как Тургенев, все что выливается после это уже следствия и причины. Тут мы и встречаем уже причину вражды как любовь писателя к выдуманным персонажам. его отрешенность от реальности любование нереальным и желание прикосновения к сокровенному. Именно этим всем она и цепляет, и еще мартиновской манерой подачи материала, жесткой и правдоподобной, несколько моментов так вообще сильно поразили.

«Портреты его детей» очень жесткая и психологическая вещь, суровый реализм на грани магического. Произведение завораживает и радует, да и вообще отличный стиль плюс идея с подачей выстрелили на ура. Ну и в довершение моего маленького отзыва хочется сказать что по мне так «Портреты его детей» лучшее что писал Мартин, как бы не нравился ПЛиО и его приквелы вместе с «Песнь о Лии», эта повесть оказалась лично для меня на порядок выше.

Итог: невероятный сплав литературности, психологичности и фантастичности. Шедевр.

Прочитал отзывы.

Честно говоря, с моей точки зрения, текст вообще не о том. Мне кажется, тут не в том дело, «ну чью сторону» встать, — просто не нужно ни на чью сторону становится. Нет такой необходимости. Ммм.. Может быть не ясно выразился: кинематограф, особенно зарубежный, в 90% случаев подразумевает, что зритель подсознательно должен принять ту или иную «сторону». Какая это будет «сторона» не столь важно – симпатия к определенному герою киноленты подразумевает положительные эмоции, которые приведут к успеху картины. То бишь, – нравится Вам Дарт Вейдер или Люк Скай Уокер ну никак не повлияет на то, что Вы будете пересматривать известный сериал несколько раз.

В жизни, как и в этой (как мне видится) книге, все несколько по-другому. Краски размыты. Не серы, а просто не так контрастны, как некоторым бы хотелось. Нет в настоящей жизни чудовищно плохих или идеально хороших людей… Если уж говорить откровенно, то она (жизнь) вообще говнецо еще то, ну да не о том речь… Так вот: в данном конкретно случае, ни в задумке, ни в реализации (опять же и снова – с моей точки зрения) автором не задумано «заставлять» читателя делать выбор или проводить оценку поступку. Как полноценный персонаж, дочь главного героя вообще практически отсутствует (и еще не известно – то ли по причине маленького объема текста, то ли по задумке автора), сам главный герой… ну я действительно считаю, что он слишком экстравагантен, чтобы на полном серьезе давать ему «5+» или «1-»…Это все равно, что оценивать адекватность..ммм..Мэнсона или Жанны Агузаровой (и я, что бы всем было понятно НЕ хочу сказать что тот, или другая НЕ адекватны – просто само занятие не благодарное). Так вот, о чем это я… Ах да: из двух мало-мальски присутствующих в книге героев нет, по моему убеждению, из кого делать «позитивного и негативного» персонажа. «Униженную и растоптанную», «преданную», «непонятого и никому ненужного» — да, тут я могу подобрать из текста героев, но никак не «главный герой – плохой, его дочь — хорошая». В жизни нет таких категорий. А мне кажется книга именно о жизни. Такой, какая она есть на самом деле…

Исходя, так сказать, и «в заключение»: в книге важно, как мне видится, не кто там какой, не что кто кому сказал и даже не чудовищность сложившейся ситуации в целом… Мне кажется, что важен тот гадкий осадок и боль в груди, когда заканчиваешь читать последнюю строчку. Потому, что если все так, значит – ты еще можешь понять, что пусть жизнь хоть трижды говно, есть грань за которую тебе все-таки, как человеку еще стыдно заступить.