Бессмертная сказка, или Воспитание добротой

***************************************

«Я похож на детей, родившихся в воскресенье: они видят то, что не видно другим людям»

(Эрнст Теодор Амадей Гофман)

***

«Ах, братец, братец, ну и чудеса!».

(«Щелкунчик и мышиный король». Э. Гофман)

***

В самом деле, почему подавляющее большинство читателей во всём мире восхищается гофмановским «Щелкунчиком», написанным более 200 лет (1816 г.), им вдохновляются композиторы, художники, режиссёры, зрители и читатели, но находятся и такие, которые с размаху ставят «двойки», заявляя: «А вот не произвело на меня впечатление! Можете считать меня недалёким! Ну, вот о чём эта сказка? Чему она учит?»

Действительно, что в «Щелкунчике» такого особенного, что он покорил весь мир? Что привлекает в ней и детскую читательскую аудиторию, и взрослую? Есть ещё один аспект творчества Гофмана: мировое литературное наследие. В чём феномен произведения? К тому же интересный факт: современники не то, чтобы благосклонно, но скорее наоборот, восприняли самое известное произведение Гофмана. Причём на столько, что он посчитал его полным провалом! В результате появился короткий рассказ-сказка «Неизвестное дитя». Это тоже рождественская сказка, как и «Щелкунчик», о детях, которые дружат со сверхъестественным существом, гонимым и преследуемым своим врагом – мухой. Весьма символичное название сказки. Не правда ли? Она не приобрела широкой известности и популярности.

Попробую разобраться. Может быть у меня от «Щелкунчика» остались лишь детские, тёплые, ностальгические воспоминания, а сейчас, в зрелом возрасте, от их очарования не осталось и следа?

Читаю полный текст повести-сказки «Щелкунчик и мышиный король» Эрнста Теодора Амадея Гофмана, а также одновременно сокращённый вариант (для сравнения). И, вообще-то, — небо и земля, хотя суть та же … Неожиданно … Отличаются, как истинная сказка и её вольный пересказ.

…

Но вот сказка прочитана. Не побоюсь сказать, что я в восторге. Бесподобная повесть-сказка!

Сказка написана для детей возраста 7 лет, как и было главной героине Мари. В первую очередь восторг вызывает то, что талант Гофмана невероятным образом возвращает читателя в возраст семилетнего ребёнка. Он сам смотрит на мир его глазами, грезит и мечтает, как ребёнок, и читатель вместе с ним вращается на его орбите. Причём ощущение того, что всё происходило два века тому назад, атмосфера и дух того времени просто удивительны. Словно на машине времени переносишься в ту эпоху.

Оказывается, когда-то давно я читала сказку о Щелкунчике, но не ту, что сегодня. Это был сокращённый, «детский» пересказ. Две совершенно не сравнимые вещи!

Повесть-сказка абсолютно в европейском духе. Кондитерский рай для малышей того времени – это чудо из чудес. Сейчас наших деток не удивишь никакими сладостями и кондитерскими изысками. А тогда … Но пряничные домики, молочные реки и кисельные берега – все эти съедобные чудеса встречаются часто и в фольклоре, и в детских книгах. Вот таким чудесным раем заканчивается сказка. Это необычная сказка. Но, что же это я с конца начала? Давайте по-порядку.

В чём, на мой взгляд, необычность сказки? Гофман создаёт симбиоз мира иллюзий с реальным миром. Эти два мира так глубоко проникают друг в друга, что отделить их невозможно. Он смешивает чудеса различных времён и народов с собственным вымыслом. Волшебство у Гофмана проявляется в самых привычных вещах, в самой обыденной жизни. Например, игрушки оживают по ночам. Наделить обычные вещи фантастическими способностями – это придумка Гофмана. Позднее его приёмами будут пользоваться и пользуются до сих пор писатели-сказочники и пишущие в жанре фэнтези. Уже только за это мы должны сказать: «Браво, Маэстро!»

Знаменитая волшебная история «Щелкунчик и мышиный король» — это шедевр оживания механизмов. Она представляет собой сказку в сказке: «Орех Кракатук» (так могла бы она называться и так её называют в различных пересказах и произведениях), рассказанная в семье Мари. Невероятная волшебная сказка, которую воплощали в своих работах и художники-мультипликаторы, и другие творческие люди. История Мари и Щелкунчика – это и сказка, и фантастическая реальность. Волшебство, с которым читатель встретится в этом произведении, удивительно и незабываемо. За это ещё один весомый поощрительный бонус сказке.

Кроме того, удивление вызывает и загадочное обстоятельство, толи история с Щелкунчиком всего лишь приснилась Мари, толи произошла на самом деле. Необычно, не правда ли? Загадка … Необычно. Автор заставляет нас немного пофилософствовать. Разве это не заслуживает поощрения?

Хотя эта история написана для детей, проблемы, затронутые в ней, не совсем детские. Здесь читатель окунается сразу в три мира: мир людей, мир мышей и мир кукол. И во всех этих мирах автор затрагивает общечеловеческие проблемы морали и нравственности с помощью главных героев произведения – семилетней девочки Мари, Щелкунчика (игрушки и человека), Дроссельмейера и антигероев – Мышильды и Мышиного короля.

Разглядеть за неказистой внешностью честное и благородное сердце, полюбить не за внешнюю привлекательность, которая ничего не стоит, а за те качества, которые делают нас лучше и счастливее, — это ли не подвиг для семилетней крохи? Это не «ми-ми-ми» и не «няшность» и не «ой-какой-хорошенький», которые теперь мы видим вокруг. Печально делается от этого …

Сказка несёт в себе мощный нравственный посыл: она наполнена до краёв добром, великодушием и состраданием к ближнему. Счастья, как великой милости и награды достойны те, кто чист душой, благороден и честен. К сожалению эти понятия всё чаще уходят из нашего обихода. Если о них не помнят, не знают, то как тогда понять «Щелкунчика»? Страшно подумать, но не поэтому ли кто-то ничтоже сумняшеся ставит оценку «два» за изумительное по своей красоте и силе духа произведение Гофмана? Не понимают …

Конечно же, как и любая добрая сказка, «Щелкунчик и мышиный король» символизирует победу добра над злом. Кроме того, она – гимн стойкости, жертвенности, храбрости и невероятных терпения и веры. За все эти прекрасные качества Мари получает в награду друга и встречает свою любовь. По-настоящему счастливым может стать человек, который умеет верить и ждать, отдавать без сожаления во имя сострадания, проявлять заботу и чуткость. Учиться этому надо с младых ногтей. Поэтому эту сказку надо читать детям, обсуждать вместе с детьми. В этом тоже доброта, забота и воспитание.

Осталось пожелать всем быть чуткими и счастливыми. Читать умные сказки для себя и своих деток!

Своеобразное выражение признательности романтика Гофмана писательнице, напрочь забытой читающей публикой в период создания этой новеллы, но, несомненно, оказавшей влияние и на самого Гофмана и на его сотоварищей по романтизму.

Можно сказать (хотя так никто почему-то не говорит), немецкий романтизм начала XIX века был возвращением французской прециозной литературы XVII века на новом витке спирали развития литературы. Влияние де Скюдери ощущается, например, в «Крошке Цахесе» Гофмана, но современные ему читатели этого не замечали, поскольку создательница «Артамена» и «Клелии» изчезла из литературного ландшафта.

В своей новелле, бывшей — как правильно отмечают многие рецензенты — прорывом в литературу даже не XIX, а ХХ века, Гофман воздаёт честь забытой писательнице, заодно приоткрывая завесу тайны над своим собственным методом создания увлекательных и неоднозначных историй, полных поэзии и волшебства.

Из всего наследия Гофмана эту новеллу я люблю больше всего. В ней отсутствует фрагментарность, которую Гофман вводил в свои тексты по канонам романтиков Йельской школы. В «Крошке Цахесе» всё связано со всем. Есть начало, есть конец, а само действие развивается хоть и парадоксально, но логично. В общем, всё скомпоновано без лишних выкрутасов, которые милы сами по себе, но затрудняют восприятие целого.

Другими словами, в «Крошке Цахесе» есть все достоинства новелл Гофмана и нет его недостатков.

Странным образом новелла напоминает не столько романтические сказки современников Гофмана, сколько прециозную прозу XVII века, впрочем, поданную с нескрываемой иронией.

Кроме того, сказка начисто лишена морализма. Добрые феи расточают свои дары недостойным, обуяные лозунгом Просвещения администраторы безумствуют в манере инквизиции, а добродетель не вознаграждается. Положительные герои выигрывают своё сражение против лживого негодяя не потому что «в правде сила», а потому что оказываются хитрее самоуверенного интригана и сноба Цахеса. Добро побеждает Зло не потому что оно Добро, а потому что оно умнее — это аморально и пессимистично, но убедительно.

«Крошка Цахес» мог бы выглядеть ужасающе желчным памфлетом, но Гофман мастерски выстраивает дистанцию между читателем и героями, превращая интригу в своего рода «театр в табакорке» — ведь княжество, в котором бушуют страсти, невероятно маленькое, почти игрушечное...

Двоящаяся оптика сказки про «Золотой горшок» это не просто литературный приём. Это двойная пародия — Гофман одновременно высмеивает оккультные науки, соединяя алхимическую терминологию с банальностью городской жизни Дрездена, и вышучивает невероятно модные в тот период масонские ложи, создававшие своего рода параллельную реальность, в которой скромный чиновник городского управления мог быть каким-нибудь Великим Мастером или Повелителем Драконов.

Соединение повседневной пошлости с не менее пошлыми фантазиями о сказочных королевствах, где звенят хрустальные цветы и поют змеи, даёт поразительный эффект разрушения волшебства: перенёсшийся в сказочную страну Ансельм оказывается владельцем прелестного домика с садиком, как будто и не покидал берегов Эльбы.

Сказка про Золотой Горшок очень горькая и пессимистичная, но мрачный скептицизм Гофмана хорошо замаскирован разного рода литературными клише, так что печальный финал окончательного погружения в иллюзию выглядит триумфальной победой всех героев этой замечательной повести — лишь странная старуха с окраины Дрездена выброшена прочь из приличного общества волшебников-масонов и позитивистски настроенных бюрократов.

Сальватор Роза, герой новеллы, действительно существовал, это реальный (очень хороший) художник XVII века, значительно опередивший своё время. Его биография в подаче Гофмана немножко изменена, но, в принципе, соответствует фактам. Действительно, он был поэт, очень популярный, действительно, основал успешный театр и там сам выступал в пьесах своего сочинения — говорят, даже Понтифик инкогнито посещал эти представления — и, действительно, Сальватор Роза помогал молодым художникам.

В общем, новелла представляет собой не очень тщательную стилизацию под итальянскую новеллистику XVII века. При чтении немного мешает грубость портретов отрицательных персонажей, этакая фарсовость, свойственная простонародной «гробианской» литературе эпохи барокко, но довольно странно выглядящая в тексте рафинированного романтика Гофмана. Однако увлекательный сюжет и хороший темп повествования сглаживают этот неприятный оттенок. Ну, предположим, Гофман в момент написания «Синьора Формики» находился под впечатлением от чтения «гробианских» книг, типа «Шельмуффского», и внёс в повесть ненужную вульгарность.

Как бы там ни было, положительный эффект перевешивает. Интересная картина Рима эпохи барокко, данная с точки зрения уличного пройдохи, трогательность чувств молодых людей, визуальные отсылки к итальянской жанровой живописи XVII века и даже немножко «караваджинизма»... В общем, приятное чтение.

К тому же, я люблю картины Сальватора Розы и восхищаюсь его биографией, более сложной и запутанной, чем это изобразил в своей непростой новелле Э.Т.А.Гофман.

Любопытные сказки писал маестро Гофман, их и до конца детскими не назовёшь и вся эта феерия волшебства в понятия взрослой аудитории тоже не уместится. Картины которые он изображает словами часто сложно себе представить, например сражение на оптических приборах; чайник, который в тоже время колдунья; студенты, ведущие разговор, будучи заточённые в банках на столе и не ведающие об этом; напыщенный Цахес, присваивающие себе чужие достижения, да или тоже сражение кукольного и мышиного войска. Много таких картин и в Повелителе блох — настолько буйная фантазия у автора. В этом плане мне очень понравились иллюстрации Ники Гольц, насколько у неё получалось ловить те моменты которые и вообразить-то сложно:)

Сюжет Повелителя блох радует невообразимыми перипетиями, когда обычные люди вдруг оказываются пришельцами с незапамятных времён в новых телах (или как?): Принцами пиявок, Чертополохами, прекрасными принцессами, древними мудрецами, гениями или даже самим царём Секакисом. Былые страсти начинают разгораться по новому. Несравненная по красоте голландка Дертье Эльвердинк вдруг оказывается прелестнейшей принцессой Гамахеей, а то и называет себя малюткой Алиной. Главный герой Перегринус Тис, сам по себе интереснейший персонаж, продолжающий жить детством и сторонящийся шумной жизни, неожиданно становится вовлечённым в самую гущу всей этой круговерти. Он, который чудился заговорить с любой девушкой или просто посмотреть на неё, вдруг оказывается в рождественскую ночь на тёмных мёрзлых улочках ночного города с очаровательнейшей девушкой на руках, обнимающей его за шею своими нежными неземными ручками и осыпающей его поцелуями, и эту свою драгоценную ношу наш Тис тащит, конечно, к себе домой, поднимая волну пересудов и даже получая обвинение в похищении и попадает в тюрьму.

Но видно такова магия этой ночи, что несмотря на все перипетии сюжета, нашему герою таки доведётся разрубить этот гордиев узел и обрести наконец свою истинную любовь, попутно вернувшись в свет, к людям. А на страницах этой повести можно встретить, кроме всего прочего, такие описания зарождения романтических возвышенных чувств, или картины искусства соблазнения, которые мне не доводилось встречать в других сказках. Вот, например, лишь небольшие отрывки:

- «Но вдруг, бог знает как, губы незнакомки очутились так близко от его губ, что не успел он даже подумать о поцелуе, как уже поцеловал ее; а что после этого он снова и уже окончательно потерял способность речи, это само собой разумеется. ... И, несмотря на этот страх, когда он поднимал глаза и торжествующий взгляд прекраснейших черных очей сиял на него из-под длинных шелковых ресниц, когда он чувствовал сладостное дыхание прелестного существа, электрическую теплоту ее тела, — зарождался в нем чудесный трепет невыразимого влечения, какого он не знал до той поры!... И Перегринус без дальних слов схватил тут маленькую, легкую как перышко даму к себе на руки, точно ребенка, и заботливо закутал ее в свой широкий плащ. Но не прошел он и малой части пути со своей сладостной ношей, как все сильнее и сильнее стали его охватывать дикие порывы пламенной страсти. Как полупомешанный бежал он по улицам, осыпая горячими поцелуями шею и грудь прелестного существа, крепко к нему прижавшегося...».

Или вот ещё «сказочная» картина: «Принцесса лежала на софе, облокотившись на руку своей ангельской головкой, а ее черные локоны вились сквозь белоснежные пальчики. Что это была за красота! А платье на ней было из тончайшей серебряной тафты, сквозь которую просвечивали и чудная грудь ее, и полные ручки. На ножках ее были золотые туфельки. Одна из них, впрочем, свалилась, и видно было, что она не надела чулок: босая ножка выглядывала из-под платья, и она играла ее пальчиками — ну просто загляденье!»

Но смысл, глубина данного произведения много шире рождественских чудес или описаний метаморфоз героя под действием неизведанной любви. Здесь нашлось место отличному юмору или сатире, когда Советник Кнаррпанти пытается юридически обосновать арест господина Тиса, философским размышлениям на тему дружбы, отречение от возлюбленной ради старого друга или ради того, чтоб сдержать данное ранее слово; размышления о нюансах возможности вдеть настоящие, потаённые мысли окружающих людей и многому чему ещё. Это замечательная, волшебная, многоплановая, не похожая на других сказка, и не нужно всё сводить ко всеобщему умопомешательству обычных бургеров, ведь тот-же мастер-блоха действует и в настоящем времени, и Левингук при его помощи давал свои блошиные представления до проявения остальных превращений...

А мне было жаль несчастного уродца Цахес, чисто по-человечески. Когда все над ним насмехались, обзывались, ведь он и так от рождения был обижен судьбой... Хотя гадким от рождения он был не только снаружи, физически, но и изнутри. Так что тем более странно выглядел подарок «доброй феи», которая могла, надо думать, наделить его какими-то внутренними талантами, что бы хоть отчасти компенсировать уродства внешние, или наградить удачей, да хоть каким-либо мастерским умением, полезным, чтоб зарабатывать на жизнь. Вместо этого наша Крошка получает дар присваивать себе чужие заслуги! Именно так, кто-то удачно спел, выучил урок, написал стихи, сделал ещё что-либо достойное всеобщего одобрения, а хвалят за это нашего Циннобера, взявшего себе это более важное именование вместо селянского Цахес. Этот, с позволения сказать «дар», несёт всем окружающим несчастье, разочарование, вносит сумятицу и раздор. И что здесь, скажите на милость, доброго? Это действительно какое-то кривое зеркало, раз добрая фея не видит зла от того, что она творит.

Но это, так сказать, внешний слой, а есть здесь, как и в остальных сказках Гофмана, и глубина и философия, все нюансы которой мне помогают постичь, если я чего-либо пропустил уловить при чтении, здешние отзывы уважаемых фантлабовцев. Да, действительно, сказка повествует про «Мерзкого уродца, присваивающего чужие заслуги, околдовавшего целое государство настолько, что стал им управлять», и да, в нашем мире и в наше время эта история, к сожалению, остаётся актуальной как никогда, а племя Циноберов пока не переводится. Но вот намёка, что Гофман мог писать сатиру на Наполеона, я не разглядел, а любопытно если так. Хотя с другой стороны, я и на теперешнем властном Олимпе, и не в одной стране, легко могу разглядеть сразу нескольких Циноберов, и как-то странно, что они, в большинстве своём, оказываются недомерками...

А как интересно у автора выглядит понятие Просвещения? Ведь при этом слове представляешь себе строительство школ, развитие вузов, популяризацию науки и т.п., правда? А князь из сказки его просто взял и объявил! ..Указом! А я бы так не догадался. Но этого мало. Вместо строительства школ и остального по списку, мы можем много легче начать искать врагов Просвещения и начать с ними бороться! Эко замутил, молодец. А бороться значит запретить, выгнать, изнечтожить всех фей, магов и всё волшебство, что было в стране. Это вам ничего не напоминает (ну, помимо аллюзий к современной политике)? Конечно, это же начало культового мультфильма про Шрека! Вот откуда режиссеры вдохновение черпали! И фея «добрая», хоть и не Розабельверде, тоже присутствовала во второй части этого мультика.

А вот необходимость доброго волшебника Проспера Альпануса, последнего из великих, покинуть наш мир и переселится в свою далёкую волшебную страну, напомнила мне другой сюжет, сюжет когда эльфы собираются у моря, садятся на свои корабли и тоже покидают наш мир, унося с собой свою сказку... потому, что так надо.

Ещё упомяну очень образный, своеобразный, сказочный язык Гофмана, именно он придавал этой достаточно жесткой, философской сатире волшебной сказочности.

Наверно, самая известная сказка Гофмана, да ещё и связываемая с новогодними празднествами. Но ещё с детства она меня как-то не привлекала, оставляла равнодушным, что ли... Настолько, что кажется с нескольких попыток далёкого детства я её тогда так и не дочитал — забрасывал. По крайней мере начало помню: ёлка, подарки, семья встречает новый год, а потом эпичное сражение между армиями Мышиного короля и Щелкунчика. А что дальше было уже не помню. Возможно дело в изображении щелкунчика, которым обильно украшают детские книжки, оно меня подсознательно отталкивает до сих пор — с первого взгляда на картинку это уродец мне кажется негативным героем, а не наоборот.

И вот теперь этот пробел восполнен и я её таки дочитал. И что же? А ничего, и ведь я люблю время от времени почитывать детские книжки, я на них отдыхаю. А вот эта так и прошла мимо меня ничего во мне не затронув. Я просто не понимаю в силу каких обстоятельств именно эта игрушка оказалась принцем, и почему здесь же обитал мышиный король и замечательная карамельно-имбирная сказочная страна намного лучше удалась Родари в его «Торт в небе». И эпические сражения добра со злом, и принцы с принцессами мне полюбились больше в сюжетах других сказок, а здесь я их воспринимаю бледными подобиями. Хотя и Щелкунчика плохой книжкой тоже не назову — просто не моё, аналогично и сказка про небезызвестного Оловянного солдатика, тоже меня не затронула....

Первое, на что обращаешь внимание читая эту сказку — необычайно вычурный, витиеватый, даже несовременный язык. От этого и тяжеловато читать и создаётся какая-то необычайная, сродни Алисе в стране чудес, атмосфера (Алиса, кстати, мне меньше понравилась). И я вспоминаю, уже как-то, кажется, читал этот сюжет, следя за метаниями юного Ансельма за золотыми змейками по кустах бузины. Наверно брал в школьной библиотеке...

Но сюжет этой сказки не так и прост, за первым смыслом скрывается некий потаённый философский слой. За душевным трепетом влюблённого студента скрывается вселенская борьба зла и добра. И лишь тот, кто в состоянии рассмотреть, что заперт в стеклянной банке, может в ней выиграть, чтоб наконец обрести своё счастье и найти свою Атлантиду. Большинство же, стадо, жуёт свою жвачку, довольно специс-таллерами в своих карманах и никакой второй слой рассмотреть не может (сцена с, надо думать, не самыми глупыми писцами в банках на столе Саламандра). Мне эта картина показалась до боли современной, просто мастерски описанной аллегорическим языком.

Ещё можно отметить своеобразную авторскую концепцию сотворения мира, очень живописную и поэтическую, и лишь самые достойные, по вере своей, да обрящут свободу (Атлантиду и свой золотой горшочек счастья в ней).

Сложно, неоднозначно, но интересно. Это если вкратце. Подробнее высказаться о романе — задача нелёгкая, ибо граней, оттенков, смыслов, вопросов и выводов гораздо больше, чем кажется при прочтении. И, разумеется, впечатление первичное, то есть возникающее во время знакомства с текстом и сразу после завершения оного, и то, которое кристаллизуется спустя определённое время — отличаются друг от друга. Не радикально, но достаточно. В этом я убеждён, хотя и пишу отзыв всего через два с половиной часа по окончанию чтения.

На поверхности мы видим типичное столкновение мира мещанского, обывательского и мира чистого творчества и полёта мысли. Казалось бы, избитая тема даже по тем временам. Тем не менее, раскрыта он своеобразно, ибо Гофман — писатель неординарный. Более того, роман в определённой степени автобиографичный. Достаточно вспомнить, что один из псевдонимов Гофмана — Иоганн Крейслер, а его кота звали Мурр. Что ж, в этом улавливается и комедия, и драма произведения.

Центральное место произведения занимают рассужденим о творчестве и личности творца. Разделение на гениев и ремесленников — это не только боль главных героев (Крейслера и Мурра), но и данность реальности, эдакое диалектическое столкновение и единство противоположностей. Другой парой, очевидно, являются «нормальное» общество и творцы прекрасного.

На примере кота Мурра очень тонко показано становление гения, человека не от мира сего. Причём это подано с иронией и базапелляционной уверенностью в собственное совершенство, которое присуще, пожалуй, только котам. При этом видны терзания и метания в поиске места в жизни и признания, притягательность и губительность соблазнов. «Макулатурные листы» понравились куда меньше в силу того, что сама история с интригами в безвестном немецком княжестве не столь привлекательна, как похождения и рассуждения учёного кота.

К чему никогда нет претензий в произведениях Гофмана — язык и стилистика. Они привычно на высоте. Пусть манера весьма изыскана и слишком непривычна для нашего времени, она прекрасна. В наш век аббревиатур, сокращений и малоречивости, тексты Гофмана — настоящий кладезь красноречия и безупречного «высокого» языка. Собственно, «Житейские воззрения кота Мурра» являются хрестоматийным примером мастерства автора. Несмотря на вполне определённую сложность восприятия. Всё же роман философский, а не развлекательное чтиво.

Что стоит добавить?

Глубоко современная история в век толерантности. Когда милосердие становится идеологией, следующий за этим ряд абсурдных событий позволяет заметить, что с милосердием-то не всё так гладко и не всё так чисто. Иной раз — заметить уже глубоко про себя, так как замечания вслух наказуются идеологизированными властными органами. Что характерно, родина Гофмана ныне тоже одна из горячих точек в плане выпестования циноберящих Цахесов.

Ну да где нынче недостаток непогрешимых марионеток с задранными носами?

(Ого! Кто-то настолько обиделся на этот отзыв, что и по давнишним моим отзывом минусомётом прошёлся)))) Поскольку отзыв был об актуальности, по такому поведению делаю вывод, что верно нащупал болевую точку нашего современника).

Великолепная история. Захватывает с первой страницы и держит в напряжении до самого последнего предложения. Прекрасный образец хоррора с загадочным повествованием.

Как по мне название «Ужасная история графа Ипполита» подходит для рассказа как раз таки лучше. Странно что рассказ имеет название Вампиризм, по сути там этого то и нет. Хотя бы по простой причине что как мы знаем вампиры бояться дневного света,герои же рассказа блуждают смело в дневное время. Некоторые моменты к сожалению не совсем раскрыты, но история от этого отнюдь не проигрывает.

К своему стыду я ничего не читала Гофмана, кроме самых популярных детских сказок, и то в том возрасте, в каком их читают еще с картинками и в адаптированном варианте, так что «Повелитель блох» был для меня изрядным открытием.

Гм. Говорят, Гофман сильно пил, во всяком случае, это изрядно объясняет все, что происходит в тексте. Никакой нормальной фантазией сочинителя это объяснить решительно нельзя. Вот вам торговый город Франкфурт, в котором живет мирный, уважаемый и богатый человек; у него есть приятель, некий Йельский студент. И в один прекрасный момент этот студент, тоже вполне приличный на вид человек, вдруг заявляет с жутким пафосом: «Я — Чертополох Цахерит!» Далее оказываются, что у других окружающих нашего героя, господина Тиса, приличных бюргеров тоже есть двойники из области за гранью безумия. В целом это напоминает то, как построен Кинговский талисман, только герои действуют исключительно на «этой стороне» мира, или, извините, на стороне трезвых.

Все происходящее в тексте в целом опровергает авторитетное заявление папы дяди Федора, что «С ума поодиночке сходят, это только гриппом все вместе болеют». Начиная со второго приключения, когда появляются все эти девицы, про которых вдруг выясняется, что это «принцесса Гамахея, дочь великого короля Секакиса», Чертополохи Цахериты, «Гении Тетели» и «Мерзкий принц пиявок», которые по совместительству и на вид тоже являются вполне приличными бюргерами — в общем, в этого момента становится очень смешно. Я еще не читала, а слушала в исполнении актера Литвинова, знаете, такая старая советская актерская школа начитки, с выражением, в подделыванием голосов, с паузами и большим диапазоном тона — так еще комичнее, хотя как-то быстро утомляет и хочется почитать учебник по алгебре для отдохновения. Уж не знаю, насколько эта комичность была нарочитой — вряд ли, учитывая, что итоговый пафос точно не преследовал комическую цель (хотя достиг ее). Во всяком случае, прелесть текста в том, что градус безумия зашкаливает настолько, что нельзя предсказать дальнейшие события, и поэтому сохраняется интрига и определенный интерес. Хотя, конечно, происходящее в тексте все равно настолько выходит за пределы логики, что воспринимать сюжет сколь-либо линейно просто бессмысленно.

Я одного не поняла. Наш Перегрин Тис, который на протяжении всего времени действия оставался один самим собой, под конец, как выяснилось, оказался «самим королем Секакисом». С этим еще можно смириться. Но ведь он же крутил с девицей с непроизносимой фамилией, которая на полставки подрабатывала «принцессой Гамахеей, дочерью самого короля Секакиса» («Сам Себряк», практически). Получается, это был бы инцест...

Подводя итог, стоит признать, что по части кислотности Гофман этим текстом уделал практически всю современную альтернативную литературу. Как ему удалось такое без синтетических наркотиков — видимо, все-таки нужен талант.

Удивительно, что эта книжка числится в детской литературе, т.к. ничего детского тут, конечно же, нет. Потому что сюжет — совершенно не главное и не основное. Хотя мысль о том, что не всегда надо относиться с пиететом к уроду, только потому, что он урод, и прощать ему мерзкий характер и прочие гадости, вполне годится и для детей. Впрочем, дети обычно и так нетолерантны.

Меня удивил здесь язык. Все-таки, начало 19 века, а язык абсолютно современен и приятно ироничен. Конечно, это не та светская британская ирония, а скорее элегантное ехидство не без доли циничности, но читается приятно.

Для эксперимента с изящной прозой произведение несколько длинновато и изобилует одинаковыми на вид персонажами и порядочной долей абсурда, из-за чего хочется назвать его гурманским. В наше время текст назвали бы постмодернистским, но в 19 веке, кажется этот термин был еще не в моде.

Почему-то возникают аллюзии с гоголевским «Носом». По прочтению этой сказки особенно заметно, что Гоголь писал свои книги не без влияния Эрнеста Теодора Вильгельма. :)

Пожалуй, моя любимая вещь у Гофмана. Помню, как в детстве был очарован «вигилиями», заменившими опостылевшие «главы». Вигилия — ночное бдение; и вправду, нужно читать «Горшок» по ночам. Реальность и волшебство перемешаны так тщательно и искусно, что веришь всему — и безоговорочно: оживает ручка на двери архивариуса, рукава и фалды сюртука отрастают подобно сорнякам; гномы и альрауны кривляются на страницах справочника. Ансельм — милый чудак, оттеняемый своим другом, практичным реалистом Фабианом. Уж этого ничем не смутить: когда дворецкий архивариуса оборачивается цаплей, он лишь ограничивается замечанием: «Если ты пожелаешь дать этому парню на водку, то как найти у него карман?» Все волшебные приключения Ансельм воспринимает как должное, никаких там «боже, я схожу с ума» и в помине нет. Но Фабиан и прочие просто в упор не видят волшебства, призывая на помощь привычные шаблоны. Их способность любую невиданную вещь упаковать в прокрустово ложе обывательских представлений прямо-таки сверхъестественна.

А бой кота и попугая? А «научные» заметки о филистерах? В общем, читайте и наслаждайтесь!

С книгами Гофмана у меня отношения сложные. Тяжело он читается, долго, слишком витиевато и многословно выражается. Но как-то потом долго вспоминаются его книги, чем-то он всё-таки меня неизменно цепляет.

Вот и воззрения кота поначалу казались скучными, особенно же скучны были отрывки про княжеский двор, маэстро Абрагама и Крейслера. Но как-то постепенно пошло веселее, Гофману удалось заинтриговать меня сюжетом, так что даже стало жаль, что многие тайны так и не раскрылись и история Крейслера в связи со смертью кота и обрывом его записок осталась не завершена. Еще мне почему-то было очень досадно, что не указана причина смерти кота: как Мурра-персонажа, так и его прототипа.

В книге кроме житейских воззрений кота довольно много житейских воззрений собаки — пуделя Понто, приятеля Мурра. И надо сказать, что пуделиные воззрения отличаются куда большей житейский мудростью и многое в поведении человека изобличают прямым текстом, тогда как речи кота более иносказательны, и часто не очень-то умны, но в том-то вся и прелесть. Кот — во многом пародия на человека.

Выбранный Гофманом прием перемежать записки кота биографией Крейслера, причем обрывая на полуслове и то и другое, мне до сих пор нигде не встречался. Это было интересно. Юмор Гофмана тоже очень хорош и многогранен: где-то уход в пародию, где-то в сатиру, где-то в иронию.

Вот например: «... да и много спустя после того, как я столь решительно высказался против лености, никому не приходило в голову требовать, чтобы я на собственном примере показал проповедуемое мною геройство».

Гофмана-юмориста я увидела впервые, раньше совсем не замечала за ним этого качества.

Скажу сразу — это не сказка, а скорее притча. Философская, фантастическая, но всё же притча. И это не только автобиографический роман про кота.

Кто такой Мурр? Это кот, который в силу своего неограниченного таланта и тягой к знанию стал настоящей эстетской натурой. Но где и знания, там и горе от ума. Роман (а точнее — его главная часть) показывает, что бывает с теми, кто не может приспособиться к настоящей жизни; кто смотрит на происходящее через одну линзу очков. Кто считает себя умным, и страдает от неспособности противостоять реальному миру. Несмотря на то, что Мурру невероятно везло в некоторых ситуациях, ему всё равно приходилось переосмысливать свою жизнь. И эта история не только прекрасна, но и поучительна.

Вторая история — псевдобиография музыканта Крейслера (псевдоним Гоффмана). Замечательная иллюстрация иронии, шарма и богатства литературного языка Э.Т.А. Сюжетно — история любви на фоне постоянных дворцовых интриг и не простых отношений между княжеской свитой и членами семьи. Здесь Гоффман проводит замечательную параллель между Мурром и Крейслером — оба страдают от собственного ума, оба несчастливы в любви, оба пытаются адаптироваться в непростом обществе. Вот только исход у них разных. А точнее, его нет.

Роман, к сожалению, не закончен. То ли намеренно, то ли случайно. Как бы ни то ни было, со смертью Мурра (реального кота писателя) заканчивается и рукопись. В то время как история кота заканчивается весьма многообещающе

То история музыканта грубо обрывается на полуслове, и чем закончатся его непростые похождения и княжеские интриги уже не узнаем. Печально.

Тем не менее, роман стоит прочтения. Невероятно красивый язык — образец качественной литературы, философия, мораль уж точно не оставят никого равнодушным.

Рассказ о герое, который не мог быть одинаково добрым ко всем и объяснял это особенностью своего сердца, дескать, каменное оно.

Притча о карнавале или даже каком-то костюмированном бале, где герои сменяют друг друга, костюмы блещут своей вычурностью и необычностью, мужчины говорят такими высокими штилями, а женщины поют, плачут и влюбляются.

История, которой не хватает объёма, развив её, мог бы получиться и детектив и нравоучительный роман или мистика о борьбе Добра и Зла в одном Сердце или роман взросления. Письмо, отправленное чуть поспешно, ярко, но столь быстро тают вспышки, игриво, но без затягивания и интриги.

Сложно было читать, продираться через ликующий шум в воздухе, в водах, на земле, чудные ароматы, разноцветные насекомые, сверкающие алмазы выглядывающие из земли, благоухающие цветы с их ароматом как чудное пение тысяч флейт, хрустальные колокольчики с диссонансом, шевелящиеся кусты, взор дивных глаз с жарким влечением с пламенным желанием и так далее, и так более вычурнее.

Читая про старуху, которая со своими товарками занималась кликушеством а также проклинала за то, что наступили нечайно на ее корзинку, и которая за это выдрала последние деньги с рук, то вспомнила указ Петра Первого который видел в кликушестве притвороство с целью оговорить невиновного человека. Вспомнила, что 1715 году Петр Первый издал Указ : «ежели где явятся мужеска и женска пола кликуша, то, сих имая, приводить в приказы и розыскивать» (то есть допрашивать под пыткой). Но, это было в России, а описываемое действие происходило в Дрездене. Автор так красноречиво описал ведьму, и столь живописал переходы с одного образа на другой этой ведьмы, что прямо жутко становилось, вспоминая средневековую историю Европы, в которой так любили сжигать всех не понравившихся женщин, под видом уничтожения ведьм.

Главный герой Ансельм, — этот персонаж вызывает неоднозначное восприятие, потому как создалось впечатление, что живет он в каком то особенном мире, в котором и солнце ярче светит, и вода вкуснее, и воздух прозрачнее, куда уж до реальности. По мере прочтения, начинаешь думать о том, что всё что вокруг нас, что окружает, всё зависит от нашего всприятия, т.е. как говорят, — невозможно изменить окружение, а возможно изменить наше отношение к нему, и мир воспринимать в положительном ключе, а не в бледном подобии несчастного существования.

Прекрасный и мягкий язык, очень текучий, поэтому и читать само удовольствие. Хотя сам сюжет несколько сумбурный, растянутые описания смешиваются со скомканной историей самого главного героя, и иногда вдруг возникают целые пробелы: локации могут поменяться буквально в следующем абзаце, хотя до этого не было ни слова, что персонажи куда-то отправились. Особенно это заметно во второй части, где герой вдруг случайно убивает человека, а потом его каким-то непостижимым образом принимают за него, будто никогда не видели настоящего, да и сам он очень быстро согласился принять эту личину, хотя и остался собой — тут я просто запутался.

Поражают удивительные совпадения, когда Медардус встречает людей, так или иначе связанных с собой, с его знакомыми и людьми из монастыря, причем один из них, как и Медардус, тоже выпил дьявольского вина и начал творить не пойми что. История сумасшедшего художника тоже очень похожа на историю Медардуса, а потом вдруг выясняется, что в тех событиях участвовал отец Медардуса. Вот это совпадения.

Главный герой как бы видит себя со стороны, слышит, что о нем думают другие, понимает, к чему может привести его поведение, но ему не хватает воли, чтобы это предотвратить. Однако под конец он все же находит в себе силы, но при этом не столько в вере, сколько в любви.

Не особо понятна религиозная составляющая романа, то ли автор рьяно верует, то ли тонко насмехается над верой. Когда проповеди читал нудный старикашка, в монастырь ходило мало людей, как начал более интересный Медардус, сразу стало мест не хватать, все уверовали; так прихожане хотят слушать проповеди или интересные сказки?

Произведение довольное сложное для восприятия, особенно для тех, кто никогда или редко читает старые книги, в которых изобилует философия и глубокое самокопание. Когда автор начинает разъяснять, становится только хуже, особенно во флэшбеке о предках Медардуса и самый конец, где Леонардус рассказывает о похождениях Медардуса и его двойника, как это выглядит со стороны, и что не все так очевидно, как кажется.

Некоторые моменты просто необъяснимы, но на то он и жанр мистика, чтобы некоторые вопросы оставлять без ответов.

После ознакомления с множественными перипетиями в жизни Гофмана роман воспринимается скорее как трагическая автобиография. Под тончайшей иронией проступает неизгладимая боль по утраченной любви — чувстве, которое неведомо закоснелому душой обществу. Обществу, в которое так старается влиться Кот Мурр — он же сам Теодор Амадей. Отсюда, неизбежность возникновения некоего разделения жизненных идеалов, свойственная романтикам. Полет мысли, прерываемый серостью повседневности, приправленной, к тому же, однообразными лицами, побуждениями, всеобщим ханжеством. Эта двойственность сквозит и в самом построении текста — здесь и поэтические порывы Крейслера и рациональные рассуждения Мурра.

Книга становиться особенно актуальной в наше время, когда личность обезличивается, а желание показать себя заключается преимущественно лишь в эпатажных нарядах под «скорлупой которых нет ядра»...

Для «последних романтиков» роман, скорее всего, оставит горькое послевкусие пережитого собственного жизненного опыта. «Житейские воззрения...» могли бы быть автобиографией для многих, кто ощутил на себе непрощающую лицемерность современного общества.

Даже если отступиться от философских и теологических изысканий, «Ночные этюды» захватывают своей красотой, языком, тонким символизмом и настоящей романтической поэзией чувств. Гофман приподнимает завесу и, словно дым или туман, призрачное дыхание иного мира проникает в мир привычный, отчего случаются удивительные (хотя порой и довольно страшные) вещи, и разве достанет сил не заглянуть ТУДА? Но лихорадочный, часто граничащий с безумием, блеск в глазах тех персонажей, на долю которых выпали приключения, подсказывает насколько опасным может быть это соприкосновение с потусторонним.

Непременно читайте этот сборник глубоким вечером или ночью — тогда истории, собранные в нём, от прикосновения света месяца и звёзд раскроются подобно диковинному цветку, и по ту сторону книги Вы обретёте способности духовидца, магнетизёра и алхимика. Вполне возможно, этих знаний будет достаточно, дабы противостоять бродящему по миру в разных обличиях Диаволу и его искушениям, хотя пред неотвратимым, довлеющим Роком, коим пронизано творчество Гофмана и в котором судьбы людские увязают, как насекомые в янтаре, они потеряют всю свою ценность. Но всё же вновь и вновь пытливый дух будет искать ответов при встрече с тем ирреальным и необъяснимым, что запечатлено на страницах – и этой искрой в человеческой душе (именно в ней и свершаются самые великие мистерии), этим вечным странствием представленные этюды запоминаются более всего.

Так читайте же и вдыхайте нежные ароматы примулы и луноцвета; слушайте исходящую от книги благословенную тишину, нарушаемую разве что молитвой монаха да стуком влюблённого сердца. Но помните, что в любой момент в вашу дверь может постучаться Игнац Деннер, а то и сам Песочный человек, который заберёт Ваши глаза и унесёт их на луну

Сколь тонка материя привычного мира и сколь малых усилий достаточно нам для соприкосновения с тем, что находится по ТУ сторону, можно узнать внимательно (и с большим интересом) выслушав рассказ духовидца Теодора. Ведь может статься, что одного странного движения руку в окне пустого дома или дыхания на зеркале будет достаточно для возникновения магнетической связи с кем-то/чем-то иррациональным, зловещим. Так хорошо воплощаемая Гофманом в его творчестве «глубочайшая истинность окутывающих нас неисповедимых тайн» здесь выражена особенно явно и глубины эти повергают душу в смятение, напоминая, что человек — лишь пылинка на пюпитре Вселенной.

Пожалуй, самый мистичный рассказ из цикла «Ночных этюдов».

«Несмотря на свою слепоту и на темноту, окружающую нас, мы тщимся продвинуться вперед. Но подобно слепому, который по шелесту листьев, по журчанию и плеску воды узнает близость леса, в котором надеется найти прохладительную тень или ручей, который утолит его жажду, и достигает таким образом цели своих желаний, подобно этому слепому мы, прислушиваясь к тихому шуму крыльев витающих вокруг нас неведомых существ, предчувствуем, что странствие наше ведет нас к источнику света, перед которым глаза наши прозреют!»

И снова Гофман вводит своих персонажей во искушение, ввергает в сомнения, пробуя дух человеческий на излом. И, несмотря на всю «художественность» персонажей, в их муках и радостях чувствуется подлинное биение жизни, отчего такими волнительными и оказываются при прочтении эти строки. Победа добра над злом представлена здесь не столь триумфально, как, к примеру, в «Элексирах сатаны», но тяжелая борьба за добродетель оставляет столь же глубокий, неизгладимый след.

Сильная повесть, позволяющая не только вступить на путь такой борьбы, но и прикоснуться к чуткому романтизму и мистицизму начала 19 века.

Бременем грехов согбенный, молит дух мой сокрушенный!

Если бы было позволительно охарактеризовать этот роман одним словом, я бы выбрал «смирение». Ибо, несмотря на то, что Гофман все проявления чувств наделяет здесь какой-то первородной стихийностью, книга отличается медиативной медлительностью и монотонностью, напоминая то ли исполинское древо, то ли могучую реку, переправиться через которую можно только ценой неимоверных усилий. Это книга действительно из тех, которые даются нелегко, но в тяжелой атмосфере, пропитанной проклятием, грехопадением, кровью, ядом и ужасными двойниками есть нечто — готическая ли атмосфера, христианская мистика, немецкий ли романтизм, — касающееся потаённых, столько редко звучащих, струн души, что и не даёт отложить произведение. И, хотя, тема извечной борьбы добра и зла не станет откровением для современного читателя, едва ли можно остаться безучастным к «размашистой» судьбе Медарда, выписанной с таким тщанием, что в ней, как в бездонном колодце отражается вся двойственность человеческой природы, её крещендо и диминуэндо — немногие авторы отваживались заглянуть в такие бездны. Из этих же бездн роману передался и иррациональный страх, которому Гофман придал форму видений и одержимости и который страшен как раз своей близостью к человеку — он преследует читателя как тяжёлое, дурное сновидение.

Для глубокого, неторопливого чтения осенними вечерами сложно найти более подходящую книгу.

«Королевская невеста» — не самая знаменитая, но чудесная из сказок Эрнста Теодора Амадея Гофмана!

Живет такой себе милый старичок Дансуль фон Цабельтау — астролог, мудрец, немного маг. Имеет большой дом с башней и роскошный сад с огородом. Вечерами он поднимается на башню, надевает старинные одежды, странный колпак, фальшивую бороду, наблюдает за звездами, составляет гороскопы, варит снадобья.

Дансуль фон Цабельтау более всего обожает свою дочь милую Аннхен. Как-то Аннхен вырвала на огороде чудную большую морковь, на которую был надет перстень. Она неосторожно решила надеть перстень на палец (при этом её что-то укололо), и снять с пальца кольцо она не смогла.

И вскоре к дому прибывает король гномов Кордуаншпиц с роскошным почётом и сватается к Аннхен.

И не знала девушка, что выходит замуж за повелителя огородных овощей....

Это только зачин, но в сказке есть много занимательных, остроумных сцен.

Удивительно, что злых огородных кобольдов побеждает возлюбленный Аннхен, её верный Амандус с помощью магии слова — стихов.

Сказка очень интересная и оригинальная, предвещающая в будущем появление «Чиполлино» Джанни Родари и «Барвинка и Ромашки» Богдана Чалого. Так что и здесь Гофман выступил новатором.

В остросюжетной новелле «Счастье игрока» перед нами отлично созданная атмосфера игорного дома, глубокие характеристики героев, которым то сказочно везёт в игре, и они становятся богачами, то, наоборот, начинает фатально не везти...

И на фоне всех этих игровых эпизодов — людские судьбы, личные драмы, психологические мотивировки действий персонажей. Но всё же в этом рассказе ещё встречаются некоторые искусственные повороты, внезапные прозрения, характерные больше для романтизма, чем для психологической прозы.

Гофман очарователен своими нетривиальными сюжетами, тайнами, в которые он искусно затягивает читателя.

Можно сказать, что Э.Т.А.Гофман, немецкий романтик, стоял в самом начале зарождения жанра детектива или криминального (уголовного) романа. Он создал своё произведение в 1818 году. В повести «Мадемуазель де Скюдери» есть что-то от атмосферы «готического романа», поэтики ночных тайн, кровавых драм, призрачных незнакомцев, изломанных судеб. Но одновременно, Гофман заинтриговывает читателя чисто детективными ходами сюжета, предлагая окунуться в тайны жестоких преступлений в Париже. Задолго до Роберта Стивенсона, до его «Джекила и Хайда», Гофман демонстрирует двойственность человеческой природы: честный и бескорыстный в глазах окружающих ювелир, оказывается в конце концов жестоким убийцей и грабителем, водящим за нос полицейских и сыщиков. В повести есть уклон в психологию, автор пытается объяснить мотивы действий злодея — преступника.

Этот рассказ вызывает двойственные впечатления. С одной стороны это, несомненно, тонкий выпад в сторону критиков. Но... если копнуть глубже —

Великолепный рассказ, в котором Гофман с присущей ему простотой и яркостью персонажей, как и подобает истинному романтику, ставит духовные ценности превыше материальных, что особенно актуально в наше время. Браво, Мастер!

«Приключения в новогоднюю ночь»- сказка для взрослых, которая будет к месту именно в новогодние праздники, когда мы от вынужденного безделья все впадаем в легкую меланхолию, вспоминая прошедший год, а также думая о том, что Новый возможно мы встретили не там и не с теми. В то же время как не странно мы надеемся, что следующий год будет наш и всем пытаемся так или иначе об этом рассказать. И как раз в этот временной период мы можем оказаться в ситуации, в которую попал главный герой данной сказки. Времена меняются, но люди остаются прежними, а следовательно и события происходящие с нами просто чуть-чуть видоизменяются.

Судите сами, в истории Гофмана главный герой в новогоднюю ночь оказывается на приеме, где встречает свою бывшую возлюбленную. Чувства его переполняют и он желает общения с ней, но девушка оказывается уже замужем и он в шоковом состоянии бросается прочь. Кто из нас хоть раз не оказывался в похожей ситуации? Ведь мы все в праздники ходим в гости и сами приглашаем гостей и зачастую случается так, что мы встречаем людей, о которых уже возможно забыли, но увидев их вновь, сердце наше может встрепенуться, и мы даже можем расстроиться и покинуть внезапно знакомую нам компанию и оказаться в совершенно неожиданном для нас месте. И т.к. в новогодние праздники рефлектируют все, то шанс оказаться в обществе незнакомцев, которые ищут свободную «жилетку» достаточно велик. Так и у Гофмана, главный герой, бродя по улице оказывается в погребке в обществе незнакомцев, один из которых, как выясняется, потерял свою тень, а другой свое отражение в зеркале. И вот здесь начинается сказка...

Ну и, как водится, в каждой сказке есть своя мораль и мораль истории Гофмана для меня оказалась в том, что отдаваясь страсти, мы можем потерять многое, даже себя и ничего взамен не получить. И даже горький опыт не будет этому достойной компенсацией.

В общем желаю всем приятного чтения.

Эта сказка — урок для добросердечных. Досточтимая фрейлейн, давшая увлечь себя прирожденной доброте, одарила неразумного. Незаслуженные блага портят, поэтому маленький Цахес и стал таким негодяем.

Зловещий карлик, Циннобер, заколдованый и умевший наводить на людей порчу — счастливчик. Мне больше жаль сына пастора пригожего, золотокудрого трехлетнего мальчугана, о чьей горькой судьбе мы можем только догадываться.

Понравилось описание того, как причудливо чистейшая, сокровеннейшая любовь принимает во внешней жизни несколько шутовское обличье.

И запомнились слова Бальтазара: «ты, словно одержимый, гоняешься за мной по пятам и часто лишаешь меня наслаждений, о которых не имеешь никакого понятия».

Сказочен дом доктора Альпануса. Износившиеся талисманы каменного пола, чудесное зеркало, лягушки-садовники, карета, волшебный лорнет…

Для сказки здесь много философских отступлений. Например, о просвещении в государстве.

Также автор высмеивает «просветителей»:

И, читая сказку Гофмана, соглашаешься с ним: У каждого своя доля. Ни для человека, ни для целой страны не может приключиться ничего худшего, как не существовать вовсе.

И хочется повторить за Бальтазаром: Я сам – чудо! Волшебник-микрокосмос хозяйничает во мне!

История безумия не как постоянного состояния, а в описании человека, додумывающего и переосмысливающего свою навязчивую цель. Везде увидев лишь символы и знаки и, набросив одеяние Песочного человека на того, кто может им показаться, герой опускается на дно болезни.

Глаза, закрытые под тяжестью песка, и двери в душу, но светящиеся тусклым болезненным Лунным светом. Красота искусственная и механическая, столь точная, сколь и мёртвая. Способность самому создавать себе противников и предметы любви. Лишь небольшие темы рассказа.

Произведение, написанное немного тяжеловесным прошлым стилем, но обладающее моралью на дальнейшие годы. Почти сон. Почти сказка. Появился Песочный человек и исчез.

Собственно, первый детектив в истории жанра. Не такой «правильный» и классический, как истории Эдгара По о сыщике Дюпене (потому что отсутствует этот самый сыщик), но, тем не менее, самый что ни на есть настоящий — с убийствами и их разоблачением. Повествование выстроено безупречно зловеще и затягивает читателя целиком, без остатка с самых первых страниц — от вас требуется лишь толика воображения и готовность погрузиться в ту удивительную эпоху. В отзыве под ником Charly убийца выдан с потрохами, поэтому если вы не читали еще эту повесть и не в курсе, кто же злодей, тотчас бросьте отзывы и возьмите в руки саму книжку, благо она небольшая. «Скюдери» — одно из эталонных произведений Гофмана, потому что в нем напрочь отсутствует претензия, которая сгубила множество талантов рангом ниже. «Скюдери» есть мистерия в кристально чистом виде. Если бы я был писателем, я учился бы по этому произведению мастерству создания интриги.

Хорошая книжка, написана занимательно, обильно, но в меру снабжена тайнами, двойниками, потусторонними присутствиями. Хороший слог, разъяснения и рассказы персонажей необходимой длины (чем она выгодно отличается от «Мельмота скитальца», которая очень многословна). А здесь легкий язык, логичная история, загадки, кровь, смерть.

Хороший роман мрачных тайн

Жутковато... Мне больше нравится другой Гофман. (Кстати, также как и другой Брэдбери — не тот, который пишет ужастики и снимает по ним сериал...)

Присутствует:

= много готики, настоящей, авторской

+ хороший язык, очень современный (или это уже перевод такой — под современного читателя)

Отсутствует:

- волшебство, а также герои похожие на Ансельма...

Сильный рассказ. Творческим людям, на мой взгляд, стоит с ним ознакомиться. На меня он произвел гнетущее впечатление.

Детские страхи способны принимать самые неожиданные формы. Особенно, если человек предрасположен к расстройствам психики. Что именно произошло с отцом Натаниэля, из рассказа до конца непонятно. На мой взгляд, он погиб в результате неудачного алхимического опыта. Гибель отца в восприятии ребенка наложилась на страх перед сказочным персонажем Песочником, с которым мальчик ассоциировал адвоката Коппелиуса. Психика ребенка была серьезно травмирована, но никто этого не заметил.

Уже взрослым Натаниэль встретил человека, внешне похожего на Коппелиуса. И это дало толчок к пробуждению детских страхов и развитию психического заболевания. Он жил в ожидании чего-то ужасного, и это ужасное случилось. Натаниэль влюбился в девушку, которая оказалась механической куклой. Ничего непоправимого не произошло, просто неудачная влюбленность, обман, разочарование. Но расшатанная психика героя выдержать этого не смогла, сумасшествие вырвалось наружу. Справиться с болезнью Натаниэль уже не смог.

В рассказе мастерски нагнетается пугающая таинственность. С одной стороны, ничего страшного не происходит. Ну занимался отец героя алхимией в компании Коппелиуса, ну создал профессор Спаланцани механическую девушку, практически неотличимую от живой. Ни то, ни другое герою не угрожает. Однако, угроза чувствуется, ведь мы смотрим на ситуацию глазами Натаниэля, а он переживает иррациональный страх перед сказочным персонажем, черты которого усматривает к конкретном человеке.

Натаниэль действительно лишился глаз, страх перед Песочником лишил его способности адекватно воспринимать реальность. Обидно, что прекрасная Олимпия оказалась куклой. Но сам факт существования такой достоверной куклы — это почти чудо, это как минимум любопытно. Герой же полностью парализован мистическими страхами, хотя никакого физического вреда ему никто не причинил. Профессор Спаланцани поступил неэтично, тестируя свое создание на Натаниэле. Но никаких целей причинить вред герою я в его действиях не увидела. Он просто хотел проверить, выдержит ли Олимпия экзамен на идентичность человеку, а Натаниэль оказался под рукой.

Кстати, Ладзаро Спалланцани — исторический персонаж. Он жил во второй половине восемнадцатого века, занимался исследованиями теории самозарождения жизни и сделал ряд открытий в области микробиологии. Говорящая фамилия этого героя позволяет предположить, что целью его опытов было «оживление» Олимпии. Но в тексте рассказа это напрямую нигде не сказано.

Увлеченность Натаниэля Олимпией раскрывает некоторые глубинные струнки зарождения человеческих симпатий. Клара критически относилась к литературным опытам любимого: некоторые вещи ей нравились, некоторые — нет. Последнее раздражало Натаниэля. Олимпия просто слушала, молча, без комментариев. В ее молчании Натаниэль видел понимание, сопереживание, некое родство душ. На самом же деле она просто молчала. Натаниэль придумал себе Олимпию, получил свой идеал. Клару придумать было нельзя, она ведь была, она выражала свои мысли и чувства и тем самым показывала, какая она есть. Живая девушка неизбежно разрушает идеал, существующий в голове у возлюбленного. Наверное, поэтому механические куклы так привлекательны. В этом плане «Песочный человек» Гофмана предвосхищает «Степфордских жен» Айры Левина.

Натаниэль не выдержал противостояния с болезнью. Профессор Спаланцани потерял свою Олимпию. Безумие и обман уступили место нормальной человеческой жизни, прекрасной в своей простоте и приземленности. Финал рассказа выглядит успокаивающим, но лишь на время, ведь Песочники и создатели имитаций человека никуда не делись, они всегда на страже и готовы поймать излишне впечатлительного человека в свои сети. И наши внутренние страхи работают на них.

Гоффманское безумство. Мир, где все не те, кем являются. Мир, который не возможно понять и герои, которых не возможно осмыслить. Легенда о любви, вытекающая в реальность и, вновь превратившаяся в сказку. Хотелось бы увидеть экранизацию в духе Тима Бёртона.

Я считаю, что Гофман в сто раз лучше, чем какой-то там Эдгар По, и «Песочный человек» — один из лучших его рассказов, если не лучший.

По — писатель для подростков. Я помню, в школе восхищался им, особенно как поэтом — прочел «Ворона», «Улялюм», «Аннабель-ли» и впервые понял, что есть действительно великая поэзия, а не «Шаганэ ты моя, Шаганэ». Рассказы тоже поразили. Но сейчас, став постарше, перечел их и понял, что меня уже не впечатляет.

ПРоблема в том, что По слишком техничен. Ясно видно, где он стремится вас поразить и как выстраивает сюжет. По этому пути пошли все авторы ужасов и триллеров, По сильнее всосался в культурный мейнстрим, чем Гофман, и неспроста. По — это техника, то, чему можно ОБУЧИТЬСЯ. Все и обучались.

Правда, По в своей стране был первым, а в Германии все-таки во времена Гофмана уже была культурная традиция.

Гофман не был автором техники, он был невероятным мистическим духовидцем. Он делает вещи, которые трудно постичь путем анализа. Он не стремится быть правдоподобным. Он пишет так, словно записывает кошмары «с листа», еще не проснувшись, в реальном времени. И при этом ощущение такое, будто все происходит на самом деле. Я сомневаюсь, что можно научиться писать «под Гофмана».

Помнится, Стефан Цвейг писал, что в стиле Гофмана поражает «эффект растроенной мелодии, когда все звуки рушатся в ужасающем хаосе. Кто прочел хоть один рассказ Гофмана, никогда не забудет этого эффекта». Типа того, что в рассказе лицо прекрасной девушки вдруг превращается в сморщенное лицо хихикающего злобного старика. Или какой-нибудь старик, казавшийся серьезным, совершенно с бухты-барахты начинает скакать на одной ножке, противным визгливым голосом выкрикивая бессмыслицу, что-то вроде: «Ах ты, дьявольская куколка! Черти на твоем пиру! Глаза светятся! Тра-ля-ля!»

Может, я излишне впечатлителен, но на меня подобные вещи действуют так, что я не могу отойти дня три. Гофман умел писать в обход сознания, как бы напрямую из подсознания. По стремится объяснить ужас, пропустить необъяснимое через фильтр сознания, он сам не верит в то, что пишет. Он пишет как взрослый.

Гофман имел способность видеть глазами ребенка — одинокого, нелюбимого, испуганного ребенка, тонкого и ранимого, страдающего от душевной черствости всех этих юристов, буржуа и т.д. Отсюда все эти кошмарные метаморфозы, эти Щелкунчики и механические куклы, эти вечные сладости, пирожные и торты, которые постоянно упоминаются в его произведениях и странным образом усиливают эффект ужаса. От этих тортов и пирожных веет мраком и холодом. Все какое-то фальшивое, приторное, бездушное, за всем прячется фантастический мир ужаса. В мире Гофмана все течет, все сверхдинамично, как на картинах Дали.

В «Песочном человеке» маленького мальчика мать запугала рассказами об «ужасном Песочном Человеке, который крадет непослушных детей и уносит их на обратную сторону Луны». Кстати, я прекрасно помню, как меня в детстве бабушка пугала чем-то в таком духе. Короче, мальчик вырос, но детские страхи остались в нем. Ему кажется, что друг его отца — это воплощенный Песочный человек.

Юноша влюбляется в бездушную механическую куклу, которая «умеет танцевать, приседать и улыбаться», и ничем не отличается от других светских фройляйн (довольно тонкий намек!). Куклу эту изобретает Песочный человек. Но беда в том, что никто, кроме главного героя, на видит, что это механическая кукла! Его называют сумасшедшим, даже девушка, которая по-настоящему его любит, и ГГ сам начинает так о себе думать. И бросается вниз с балкона.

Рассказ потрясающий, и его можно смело включать в любой сборник самых страшных рассказов всех времен.

PC. Кстати, в России Гофман всегда был популярнее, чем у себя на Родине. И недавно я узнал, что оказывается, Гофман жил в Кенигсберге, то есть в нынешнем Калининграде, и его могила находится на территории РФ!

Короче, читайте Гофмана — великого русского писателя! Шучу. Надо будет съездить цветы ему положить.

Сказки Гофмана поистине удивительны. Это веселье, это пир, в котором принимаешь участие, это правда и неправда, мир, в который уносишься и забываешь про настоящий. Ну с кем не бывало? Прелесть в том, что в этих сказках правда и конечная цель не превращаются в утопическую затею. У него нет принцев, которые по доброте душевной спасают наивных бедняжек от деспотов, и нет тех розовых тонов, которые даже в минуты печальнейшей участи главных героев помогают им до исступления верить в светлое будущее, обещанное судьбой за тяжёлые испытания. В этом вся соль сказок, поэтому я бы даже и не назвал гофманские новеллы сказками, не будь они такими расчудесными. Автор постоянно обращается к читателю, и чувство того, что он искренне делится с читателем своим миром, всё усиливается.

В сказках весьма часто встречаются драконы, так что, раз их нет у Гофмана, они будут у меня; к тому же профессия убийцы драконов более романтична, нежели бочарное дело, поэтому я позволю себе на время такую замену! У весьма достойного охотника на драконов, Мартина, была дочурка. Будь он королём, она была бы принцессой, но почёт к охотнику, его гордость за своё ремесло, одно хитроумное предсказание и так возносили дочь на громадные высоты, которых не достигнет простой смертный, не являясь охотником. Сватались даже сыновья знатных господ, но и те получали от ворот поворот. Вскорости к нему на службу поступили два начинающих охотника, заронившие каплю света в душу Мартина. И ремесло его утратило былые краски и радости и преобразилось новыми. Завершил эту перемену третий охотник, вскоре изгнанный мастером. Мартин ощутил всё величие своей работёнки и теперь ещё больше жаждал увидеть в женихах своей дочери одного из своих преемников.

Время движется вперёд, и выбор неминуем. Строка за строкой мы подходим к окончанию рассказа, а Гофман так и не признаётся, кому достанется награда и останется ли хоть один счастливец в этой истории? Столкновение любви и дружбы особенно благоприятно для трагического окончания, вкус которого уже ощущаешь в растревоженном сердце. Романтические бредни лезут в голову, но не могут достойно завершить историю. Конец, безусловно, предсказуем, но всё же несколько иной. Как обычно, сказка ведёт к идеальному окончанию, причём дальнейшее развитие событий утрачивает всякий смысл, поскольку кульминационный момент эти события не превзойдут и страдать дальше не зачем, надеяться не на что — все счастливы. Гофман же не обещает сделать эту историю центральной в жизни наших героев. Это время — всего лишь достойный период в их жизни, но никак не окончательный!

Ха-ха! Рекомендую прекрасной половине нашего общества в качестве противоядия от болтливости и как инструкцию о том, как вести себя с мужчиной, чтобы выйти за него замуж. Это я про Олимпию и про умение молча слушать.

А, если серйозно, то рассказ интересный и поучительный. Если не считать чрезмерной высперенности слога, и увлечения автора сентиментальными описаниями. Да ещё эти письма в начале тоску наводят. Терпение тех, кто выдержит их, со второй половины будет вознаграждено.

Для любителей чистой мистики, без элементов хоррора.

О, сказка из сказок, о, превосходнейшая и первейшая из них! Вечная, незабываемая, непреходящая. О, лучшая из сказок Гофмана, лучшего в мире сказочника!

Можно писать о невероятной фантазии Гофмана, об его уникальном чувстве волшебства, о прекрасном языке и выразительных образах. О тонком и хитром введении бытовых деталей, так ловко подчеркивающих чудесное, оттеняющих его. О чувстве юмора, о чувстве прекрасного, о чувстве поэзии и музыки. Но все это будет впустую, если...

если вы хоть на секунду можете усомниться в том, что все, написанное в сказке — чистая правда! Если тот простой и очевидный факт, что живехонький и здоровехонький Антон ван Левенгук был «около ста лет тому назад похоронен в Дельфте» вызывает у вас хотя бы легкий намек на некое недоумение — Гофман не ваш писатель!

По началу роман казался плагиатом «Монаха» Льюиса, однако, где-то на 1/4 — 1/3 текста пошли новые идеи и события. В целом, довольно неплохой роман, но явно слабее «Монаха» , местами события нагромождаются друг на друга в таком темпе, что сложно уследить за нитью повествования, когда идет текст из дневника художника, то и совсем не реально построить в голове логическую цепочку событий из-за огромнейшего числа имен.

Подчеркну год написания повести — 1822.

А теперь, скажите мне, почему считается, что городское фэнтези оформилось только в конце 20 века? Вот перед нами отличный образчик жанра, написанный в начале 19-го!

Действительно, обычный город, обычные люди... Ну разве что главный герой Перегринус Тис — не совсем обычен, очень уж он обстоятелен и при этом застенчив — он и говорить-то в детстве начал только тогда, когда убедился в богатстве своего словарного запаса. Это могла бы быть поучительная рождественская история, но нет — Гофман предупреждает, что не будет долго и обстоятельно вводить читателя в курс дела и всё разжевывать и он держит слово: с первых же страниц огорошивает читателя странной сценой, а потом — бац! — влюбленные чертополохи, пиявки, блохи, принцессы, ученые с чудодейственными микроскопическими стеклами и, конечно, сам король Секакис из Фамагусты. Повествование феерично настолько, что иногда кажется, будто пропустил несколько страниц, или что они утрачены. Пролистываешь книгу — нет, всё на месте, всё прочитано.

Предположу, что для своего времени повесть была довольно-таки авангардной, если не авангардистской. К сожалению, кое-что из реалий начала 19 века, понятных читателю того времени, нам не говорит ничего. Много ли вам поведает имя Алины, королевы Голконды? А тогда это было широко известное произведение маркиза де Буфле.

Я бы оценил книгу на десятку, если бы прочитал ее вовремя, где-то в отрочестве или юности, когда еще интересны сказки, но в то же время уже серьезно волнуют вопросы любви и влюбленности. Увы, четверть века назад я Гофмана не читал, а сейчас довольно циничного меня образца 21 века подобная история уже мало трогает. Да что там — я уже одолел «Осиную фабрику» и «Тринадцатую сказку»! Прости, Эрнст Теодор Амадей, восемь баллов.

Рассказ о любви и дружбе, о чувствах и вере в себя и, конечно, о искусстве. Читать Гофмана одно удовольствие, в центре его произведений почти всегда стоит личность творческая, мечтательная и чувственная. Это настоящий романтизм, а Гофман один из лучших представителей этого замечательного явления в литературе.

Германия средних веков. Граф собирает лучших мейстерзингеров (хотя должны быть миннезингеры), для услады себя и двора, создания творческой атмосферы в своем феоде. В рассказе действуют реальные певцы средних веков. Вальтер фон дер Фогельвейде, Вольфрам фон Эшенбах (автор таких замечательных произведений, как Парцифаль и Титурель), Генрих фон Офтердинген. Двое последних являются главными героями. Их конфликт и положил основу рассказа. Они любят и любят одну. Но первопричина ссоры не любовь, а стремление к совершенству. Генрих фон Офтердинген, сначала не может выразить причин своей апатии, ссылаясь на любовь. На самом деле он не может найти свой идеал. Приняв Матильду за таковой, он стремиться к ней, но находит конкурента в друге. Тогда Генрих хочет поразить любимую любым способом, и он идет на сделку с дьяволом. Да, да, здесь есть фаустовские черты. Только здесь Гофман рассуждает на тему другой стороны искусства. Когда оно выходит за общие рамки, когда это что-то новое и необычное, но сделанное не душой, а стремлением к славе. Это темное стремление. Нет ничего плохого в новаторстве, но это должен быть пережитый опыт. Когда душа не может находиться в клетке устоев, когда мечта парит над разумом. Генрих хотел иного. Хорошо, что его друг и соперник, Вольфрам фон Эшенбах нашел чем разрушить колдовство. Он своим искренним пением преподнес урок и Генриху и другим.

Рассказ в полной мере передает дух Гофмана. История любви здесь выходит на второй план и служит хорошим завершением. Главное это искусство.

Рассказ в каких-то моментах напомнил сказку Бажова «Хозяйка медной горы». Возможно, Павел Петрович что-то заимствовал у Гофмана или они оба вдохновились одной темой. В любом случаи это сугубо субъективные ощущения и у вас их может не быть.

Юноша, запутавшейся и разочаровавшейся в жизни, лишившись всех родных и близких, решает бросить ремесло моряка. К этому его агитирует весьма странный, пожилой рудокоп. И вот, загоревшись желанием, он идет на рудник, где любовь придает ему сил в новом начинании. Все вроде бы хорошо и мечта близко, но подземная царица завладела юношей, и он стал ее каменной слугой.

В поисках лучшего (в данном случаи лучшее — руда и драгоценные камни) и с талантом, данным ему царицей, герой с фанатизмом преследовал идею найти лучшей материал. Тот камень, что он обещал принести невесте на их свадьбу, является его целью, его идеалом, но следуя за ним, герой погиб. Жалко, жалко мне бедного юношу. Сирота, потерявший смысл в мореплавании вместе со смертью матери (ведь он мечтал привести ей товары из иноземных стран), привлеченный на рудник с целью перемен, работавший ради любви и умерший из-за наваждения. Что за судьба!

Не менее печальна жизнь его невесты Уллы. Этот ежегодный ритуал надежды, встреча с любимым и их общий конец не оставляет равнодушным.

Грустный и мрачный рассказ с мистикой о любви и горе.

Как и в рассказе «Фермата» Гофман повествует о впечатлении или образе, оказавшемся настолько сильным, что человек, сначала невольно, но затем осознанно начинает вызывать эту память и следовать за ней, неизбежно сравнивая новое через призму того, полюбившегося образа. Иными словами это идеал. Он может быть разным, но суть остается неизменной. Поразившая тебя картина, человек, произведение и так далее, оставляют свой след, и ты сравниваешь новое с любимым.

В рассказе герой решает избежать жизни размеренной и упорядоченной и стать художником. Но он еще не нашел свой идеал в жизни. Невесту свою юноша явно не любит и в душе его полная сумятица. Но вот случай сводит его со странным стариком и его ребенком. Тут среди картин безумного старого художника герой находит изображение прекрасной девушки и влюбляется в картину. Вот тут-то его влечение к живописи и расцветает, а та нарисованная девушка становится его вдохновением. Он ищет ее, находит, но теряет. Наступают поиски, он даже встречает, так сказать, репродукцию своей вдохновительницы, но понимает что это не она, не его муза. В конце рассказа герой, тщетно ища далеко, хотя все было под рукой, понимает, что его муза, его идеал, просто женщина. Он быстро оставляет в себе только образ девушки в картине, отрешаясь от прочего.

Гофман показал поиски мечты, но не всегда она, осуществившись, так прекрасна, как фантазия о ней. Мечтать иногда бывает приятнее.

Множество восторженных слов вызвал у меня этот рассказ. История встречи трех друзей, их фантазия и влюбчивость чудесным образом переплелись с юмором, глубиной и какой-то легкой, как пух манерой изложения. Влюбиться в одну и ту же девушку, причем с первого взгляда, найти в своей любви собственный смысл, могли только очень чувственные натуры. Александру повезло больше, да и по характеру он более всего подходит Полине. Мечтатель Северин, с его крайне сильным восприятием сущего, показался девушке смешным, а Марцелл сам охладел к даме, как к свободной, а значит не интересной, тем более его живой характер казался Полине несерьезным. Александр, получив наследство, смог всецело окунуться в размеренный поток жизни состоявшегося человека. Как мне показалось, ему Полина понравилась меньше всего, но именно он стал ее мужем. Тут сыграл и его рациональный характер и натура самой девушки.

В рассказе много смешного, по-хорошему смешного, есть яркие образы, хоть и по объему произведение невелико. Есть и трагические моменты, как история несчастной любви тетушки и судьба ученого, соседа Марцелла. Однако Гофману удалось удивительно точно сложить все детали, юмор и драму в одну цельную конструкцию. Результат получился замечательным и, как всегда у немца, качественным. Рекомендую настоятельно.

Аллегорический рассказ, о споре или, скорее, обсуждении роли либреттиста и композитора. Начатый как обмен субъективными мнениями, диалог вскоре перерастает в суждение о творце как таковом. Видны в главном герое, как и в некоторых иных рассказах, черты самого Гофмана. Вся речь двух друзей пронизана эмоциональной линией, написать которую мог только человек, искренний в своих мыслях, верящий в свои слова. Истинный последователь завета Серапиона.

Начало рассказа приходится на войну, битву, гремящую вокруг, но это сражение в душе Людвига, его терзания. Верно сказано, каждый проходит такой отрезок в жизни, когда твой труд становится не нужен, твои взгляды рушатся, а верные казалось друзья предают. Выйти из этого, пережить и суметь примериться — вот что необходимо. Пройдя это, ты станешь крепче, сильнее. Вот он финальный диалог о буре и опыте между Людвигом и Фердинандом, замечательно поданный автором.

Хоть рассказ и короткий и статичный, он широк по охвату взглядов и интересен с точки зрения изучения взглядов Гофмана. Мне понравилось, собственно, как всегда.