Не спешите разрядить


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «ЛысенкоВИ» > Не спешите разрядить бластер
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

Не спешите разрядить бластер

Статья написана 28 мая 2022 г. 21:25

Р. Лынев. Не спешите разрядить бластер. Заметки о научно-фантастической литературе (статья) // Советская Россия № 279, 5 декабря 1979, с. 4

Р. Лынев.

Не спешите разрядить бластер.

---

ПОГОВАРИВАЮТ, что после взлёта пятидесятых, шестидесятых годов в научно-фантастической литературе наступил спад, писатели стали мельчить, повторять давно найденное. Так ли это?

Литературная критика об этом умалчивает. Целиком погруженная в проблемы прозы реалистической, она, похоже, находит время лишь для нечастых набегов на фантастику, сугубо, критических. А фантастика между тем живёт своей, как бы обособленной жизнью. Ежегодно в нескольких издательствах выходят сборники — это обычно целый ряд имён и хорошо известных читателю, и открываемых впервые. Стало традицией печатать в этих сборниках не только собственно, фантастику, но и статьи ученых о перспективах науки и техники, о проблемах, с которыми мир столкнется в будущем. Традицией стало и публиковать в конце сборников хронику событий из жизни научной фантастики, библиографию: что, когда, где издано. География с каждым годом шире — Иркутск, Томск, Новосибирск, союзные республики. Целый клуб молодых писателей-фантастов сложился в Свердловске вокруг редакции журнала «Уральский следопыт». Все это мало похоже на спад.

Более того, на страницах сборников формируется как бы своя «внутриведомственная» критика. В ней отстаивается как своеобразие научной фантастики, так и органическая связь её со всей литературой, так и близость к науке и различие с ней в методах познания мира. Размышляя об этом, авторы и критики называют фантастику «поэтическим спутником науки», видят в ней «лирику интеллектуализма», «инструмент для моделирования внутреннего мира человека», способ подготовки сознания к ломке устоявшегося, привычного и восприятию неведомого, к открытиям, поджидающим нас и на нашей Земле, и далеко за её пределами. И естественно: одно из заветных наших желаний встретить когда-нибудь братьев по разуму. Или хотя бы убедиться, что они есть где-то в беспредельных далях Вселенной.

Но вот несколько лет назад С. Лему задали вопрос: не является ли исследование космоса причиной полного отмирания фантастики как жанра литературы? Ведь современный человек предпочитает подлинники.

«Я, — ответил писатель, — прочитал в 1969 году около 80 тысяч страниц научно-фантастической литературы и вздохнул с облегчением. Порция оказалась чудовищной: стереотипные сюжеты, оскомину набившие схемы. По-моему, научная фантастика зашла в тупик... Безответственное описание всего, что фантазия заставляет перо зарегистрировать, по моему убеждению, недостойно писателя. Молниеносно развивающаяся научно-техническая революция может стать плотиной и фильтром для подобного рода писанины».

Действительно может, да уже и стала. Значительно расширяя границы знания об окружающем мире и этим стимулируя творчество писателей, научно-техническая революция вместе с тем ставит их в более жёсткие рамки и как бы сужает сферу научно-художественных допущений. Возьмём полёт на Луну. Здесь реальность основательно потеснила фантастику. И так во многом.

Листая то одну, то другую научно-фантастическую повесть читатель испытывает досаду уже при этом поверхностном знакомстве: «было». И было не только у других фантастов, а, что ещё хуже для жанра, — в лабораториях учёных. Так научно-фантастическая литература как бы утрачивает свою душу, начинает превращаться в нечто вторичное. Ведь какой смысл фантазировать об открытия совершенном?

Но вот что любопытно. На Марсе нет никакой Аэлиты. И, сомнительно, есть ли жизнь вообще. Нет марсиан, зато есть роман А. Толстого о встрече с ними. Почему он не умер вместе с гипотезой о существовании марсиан? И почему оказались забытыми многие книги, более согласующиеся с реальностью, чем толстовская? Потому что литературе — будь она реалистическая или фантастическая — нужен талант. Нужно утверждение чувств, добрых и благородных. А не простое перебирание гипотез, рядом с которыми образы людей играют роль лишь некоего обслуживающего персонала. Ибо, как справедливо сказано в предисловии к одному из упомянутых научно-фантастических сборников: «Фантастика, как и литература вообще, должна затрагивать все струны сердца. Чтобы высказать научную догадку, сформулировать гипотезу, вовсе необязательно прибегать к жанру фантастической литературы. Это можно сделать значительно проще, в популярной статье, например».

С какими же проблемами сталкивают писатели своих героев, посылая их в дальние миры? Вот, скажем, ежегодник «Фантастика», изданный «Молодой гвардией» в 1976 году. Здесь было несколько произведений космической темы. В рассказе Р. Колонтайтиса «На горизонте — «Энигма» космонавтов одолевают болезненные видения: «Невиданная птица, напоминающая стрекозу: металлический острый клюв, горящие красным огнём глаза...» Ну а почему нет? Ведь литература, о которой мы говорим, — это литература научно-художественных предположений. В рассказе А. Дмитрука «Доброе утро, Химеры» космонавты имеют дело уже не с видениями, а явлениями вполне материальными: «Такая здоровенная гадина, круглая, толстая и плоская, вроде морского ската, только мягкая и горячая, вся в густой шерсти».

И снова: а почему бы и нет? Разве на земле мало такого, что внушает нам, особенно при первой встрече, чувство отвращения и страха? Где гарантия, что в дальних мирах не будет подобных встреч?

В рассказе Д. Де-Спиллера «Планета калейдоскопов» — это уже сборник «Фантастика» следующего, 1977 года, — звездоплаватели, едва приблизившись, увидели, что «...вся планета вспучилась, выгнулась горным седлом». Загадочные здешние облака принялись обстреливать пришельцев огненными лучами. Страшновато? Ну что же, извержения вулканов, сильные землетрясения, грозы — зрелища тоже грозные.

В повести В. Головачёва «Великан на дороге» («Фантастика-78») описана встреча землян с негуманоидной цивилизацией, обитающей на планете Тартар. Над головами исследователей угрожающе нависает гигантская паутина, им угрожают вспышки типа шаровых молний. То и дело возникают «белые призраки, похожие на скелет гиппопотама...»

---

В повести Е. Гуляковского «Атланты держат небо» — ещё одна гипотетическая негуманоидная цивилизация встречающая землян мощными энтропийными полями («Фантастика-79»). Здесь же, в повести А. Шайхова «Загадка Рене», читатель попадает на планету, где действуют агрессивные камни, пожирающие металлические конструкции ракет...

Аналогичным образом обстоят дела в произведениях, помещенных в сборнике научной фантастики, вышедшем в издательстве «Знание» (выпуск 21).

Как видно даже из этого беглого перечисления, авторы произведений на космические темы предполагают, что встречи землян с иными мирами могут быть не только радостными. Что тайны природы, с которыми столкнутся люди через энное количество лет, могут выступать в виде силы, не очень дружелюбной. И снова: а почему нет? Разве освоение даже близкого космоса это лишь приятные прогулки? Разве путь познания ровен, гладок? Наоборот! В научной же фантастике эта «неровность» служит, помимо прочего, средством и чисто литературным, обостряет сюжет.

Но дело, однако, не только в том, с чем столкнётся человек на других планетах, важно, а как он себя поведёт в трудную минуту? Каким окажется — добрым или злым? Умным или ограниченным? Коллективистом или эгоистом?

Каким же предстаёт он в названных и некоторых других научно-фантастических повестях и рассказах? Что несёт с собой в другие миры и утверждает там, встретившись с драконами, энтропийными полями и другими загадками и сложностями?

Читаем: «У Корша реакция была сумасшедшая. Он только чуть приподнялся на локте, зажёг фонарь и саданул в упор из пистолета. Мразь побилась по пещерке, подергалась и сдохла» (А. Дмитрук, «Доброе утро, химеры»). Вооружённые бластерами, гравистрелками, плазменными пушками и мезонными аннигиляторами, герои то одной, то другой космической повести, попав на чужую планету, пытаются действовать там удручающе однообразно, в духе, присущем скорее диверсионной группе, заброшенной во вражеский тыл, чем научной экспедиции. Столь же прямолинейна и мотивировка этих действий. Может быть, «поэтический спутник науки» не может без этого? Может быть, в этом и состоит «лирика интеллектуализма»?

Нет, не в этом. Выдающемуся писателю-фантасту, разведчику будущего и учёному И. Ефремову принадлежит мысль, что «человек по своей природе не плох, как считают иные зарубежные фантасты, а хорош. За свою историю он уже преодолел в себе многие недостатки, научился подавлять эгоистические инстинкты и выработал в себе чувство взаимопомощи, коллективного труда и ещё великое чувство любви». Ещё одна важная и настойчиво проводимая им мысль о том, разум достигает высшего расцвета, лишь преодолевая разобщение.

Конечно, не надо закрывать глаза на то, что влияние технического прогресса на человека, на его духовный и нравственный облик было и, вероятно, будет двояким, даже противоречивым и никто не налагал запрет на художественное исследование этого противоречия.

Но исследовать – дело непростое. Не проще ли, когда герои действуют по принципу «на войне, как на войне»?

«Под ударами силового поля белый спрут отпрянул от танка и взвился в небо» (В. Головачев «Великан на дороге»).

«Нужно постараться одним выстрелом уничтожить сразу всё. Уничтожить мезонной бомбардировкой...» (Е. Гуляковский, «Атланты держат небо»).

Правда, разум в конечном счете, одерживает всё-таки верх, стороны идут на мировую, но самый первый позыв — это разрушить, разбомбить, а уже потом разбираться, что там, собственно, разрушено. Неужели человек будущего и впрямь представляется нашим писателям таким ограниченным и агрессивным?

Верно подмечают некоторые авторы — Р. Колонтайтис («Последний враг», «Фантастика-77»), Д. Карасев («Доказательство» — там же) — это психология не силы, а скорее, слабости, страха перед неизвестностью. «Будем же чуточку умнее» — такой мыслью объединены вещи в сборнике научной фантастики, выпущенном в этом году издательством «Знание». Здесь пафос рассказов и повестей направлен как будто против шаблонов, вредных как на Земле, так и в космосе. Но преодолеть их, эти шаблоны, оказывается, не так просто.

«Наверное, мина-ловушка — оптимальное средство борьбы с ними, — размышляет герой повести К. Булычева «Закон для дракона» о том, как разделаться с фауной одной из планет. — Ещё лучше обзавестись зенитной пушкой».

Герой повести О. Ларионовой «Где королевская охота», вооруженный до зубов, преследует безобидную и беззащитную тварь, обитающую на планете Поллиола. Зачем? Для того, чтобы убедиться в безнравственности такой охоты?

---

В «ФАНТАСТИКЕ 75-76» была опубликована повесть А. Якубовского «Космический блюститель». В ней мысль о противоречивости научно-технического прогресса, о борьбе сил добра и зла доведена до гротеска. Автор, словно факир, достаёт всё новые и новые фокусы: ядовитые грибы и дымы, деревья-шары и деревья-кораллы, бронированных собак-мутантов и много всего... Но все это скорее пародия автора на страхи, которые любят нагромождать фантасты отправляя землян к дальним планетам. В этом же направлении, словно иронизируя над некоторыми устойчивыми приемами жанра, ищут Р. Яров в рассказе «Магнитный колодец», помещённом в том же ежегоднике, что и «Космический блюститель», В. Заяц («Были старого космогатора», «Фантастика-78»).

«Он пугает, а мне не страшно», — эту незлую усмешку М. Горького над некоторыми рассказами Л. Андреева можно отнести и к ряду научно-фантастических повестей и рассказов последних лет. И дело даже не в том, «страшно» или нет читателю при чтении таких вещей, а в том, содержится ли в них мысль» свежая и смелая, способная разрушать существующие стереотипы мышления, а не закреплять их, что вольно или невольно происходят, когда читателю вновь и вновь предлагают открытое, известное. Так что не отражается ли в «воинственности» некоторых героев несмелость, даже вялость мысли авторов, затрудняющихся увлечь нас дальше рубежей, уже осиленных наукой?

Открывая только что вышедший в издательстве «Молодая гвардия» сборник «Фантастика-79», дважды Герой Советского Союза, лётчик-космонавт В. Севастьянов пишет, что многие ситуации как при освоении Солнечной системы, так и на самой Земле были и, конечно же, будут драматичными. Но это будет особый драматизм — драматизм утверждения добра.

С этим трудно спорить, это надо утверждать в литературе.

Р. Лынев





84
просмотры





  Комментарии
нет комментариев


⇑ Наверх