Когда какому-либо писателю катастрофически не хватает пространства сотворенного им произведения, он недрогнувшей рукой распахивает его до необходимых пределов. Так и рождаются дилогии, трилогии, циклы. Причины такого действа могут быть самые разнообразные. Приведу лишь некоторые соображения.

  Трилогия Аркадия и Бориса Стругацких о Максиме Каммерере создавалась как продолжение «полуденного цикла», но с самого начала порыв изобразить лишь безобидные приключения «мальчика из будущего», комсомольца XXII века, все же перерос в мрачноватые картины тоталитарного общества на Саракше. Братья-соавторы уже прошли полосу безграничной веры в земное воплощение коммунистических идеалов и видели мир совсем иначе. Собственно, как раз это они и воспроизвели в «Обитаемом острове». Прозрение правоверного идеалиста. В предельно точной последовательности.

Но и такого дискурса им показалось мало. Действие было перенесено на Землю, и остальные две части – «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер», написанные значительно позже, демонстрировали еще неубежденным, во что может вылиться стремление некоторых властных структур принимать решения и реализовывать их втайне от общества. Даже в светлом «полуденном» будущем, где человеческие жизнь и свобода ценятся превыше всего, неверные декреты ответственных руководителей создают предпосылки для гибели людей (судьбы «подкидышей» из «Жука в муравейнике») или довольно болезненного разделении социума на противостоящие друг другу группы (людены vs остальное человечество в «Волнах…»).

  Не вызывает сомнений, что расширение биографии Максима Каммерера до размеров трилогии преследовало сразу несколько целей, и среди прочего не последнее место занимало желание авторов показать:

а) насколько меняются мировоззрение и приоритеты человека с возрастом;

б) какое влияние на мотивацию поступков оказывает положение, занимаемое

   в обществе;

в) какова цена ошибки, допускаемой при недостатке информации либо ее        

  неверном истолковании.

  При особенно сильном желании список, разумеется, можно продолжить, братья Стругацкие никогда не ограничивались узкими рамками.

  В отличие от мэтров отечественной фантастики популярные авторы тех времен ставили перед собой более лаконичные задачи.

  К слову, Еремей Парнов, автор трилогии «Ларец Марии Медичи» (1972) – «Третий глаз Шивы» (1975) – «Мальтийский жезл» (1987), объединил романы сквозным главным героем – инспектором Люсиным, расследующим преступления, уходящие корнями в далекое прошлое. Вероятно, толчком к продолжению рассказа о приключениях капитана милиции Люсина послужил успех первой книги, которая даже была экранизирована («Мосфильм», 1980). В ней предприимчивый инспектор уверенно раскрывал тайну древнего ларца, хранившего зашифрованный план кладов ордена альбигойцев, спрятавших свои бесценные сокровища после падения крепости Монсегюр в 1244 году.

  Вдохновленный заинтересованностью читателей Парнов через три года явил миру свой следующий роман, озаглавленный «Третий глаз Шивы», где рассказывалось о крайне трагичной и кровавой судьбе драгоценного камня, прообразом коего послужил бриллиант «Орлов», его запутанном восточном следе и обстоятельствах, заставивших Люсина вновь взяться за дело. И только пятнадцать лет спустя после выхода «Ларца…» публикуется заключительная часть трилогии – «Мальтийский жезл», посвященная раскрытию тайны исчезновения профессора-химика, который пытался восстановить рецепт «эликсира бессмертия», якобы созданного на заре веков магами и чародеями. Попутно проясняется целый каскад фактов, оставшихся за кадром в первом романе. То ли времена переменились, и цензура поувяла, то ли выплыла наружу новая информация. Во всяком случае, интерес Еремея Парнова к оккультным обрядам и секретам архаичных мистиков был частично удовлетворен.

  Александра и Сергея Абрамовых волновала совершенно другая тема, а именно возможность контакта с чуждым разумом. Их роман «Всадники ниоткуда» (1968) как раз и открывал дверцу в неизведанное. Появление на Земле странных «розовых облаков», посланцев высокоразвитой цивилизации, приводил к событиям значительным и порой конфликтным. Пришельцы не вступали в контакт с человечеством, а только внимательно изучали земную жизнь, моделируя машины, заводы и даже целые города. Героям Абрамовых удалось связаться с ними и понять, что их появление – лишь первая ступень контакта.

  Во втором романе «Рай без памяти» ситуация обостряется. Действующие лица попадают в диковинный город, смоделированный «облаками» на некой планете, расположенной где-то в центре Галактики. Сразу же выясняется, что мир этот лишен памяти и наследия земной цивилизации, а значит, реплика пришельцев если и жизнеспособна, то развивается по каким-то вовсе другим, непонятным землянам правилам. Отсюда следует: «облака» несмотря на все свое могущество тоже чего-то недопостигли и недоувидели, а потому и пригласили старых знакомых, чтобы через их восприятие разом разрешить затруднение.

  Последняя книга трилогии, названная авторами «Серебряным вариантом», воспроизводит вторичное посещение героями псевдо-человеческого мира, созданного «облаками» где-то во Вселенной. С момента первого визита здесь прошло уже более пятидесяти лет, и ситуация, скорректированная когда-то землянами, снова зашла в тупик. Приходится персонажам засучить рукава и вновь помогать пришельцам. На этот раз более целенаправленно и, понятное дело, эффективно. И все же открытый финал приглашает к размышлению. Так что проблема контакта как была раньше, так и остается до сих пор темой незавершенной и многообещающей.

  Следующий этап расширения пространства созданного мира и, разумеется, границ произведения – цикл. Здесь тоже есть свои безусловные мастера. Сергей Лукьяненко, например, или Василий Звягинцев.

  Сотворив когда-то «Ночной дозор», Сергей Лукьяненко предложил читателям собственную разновидность кэрролловского зазеркалья. А пуркуа бы не па? Написано от души; реальность, вывернутая наизнанку, впечатляет и затягивает; возникает ощущение, что и сам автор из этих… скорее, темных, чем светлых. А единожды окунувшись в сумрак, обнаруживаешь, что у света и тьмы, оказывается, существует масса оттенков. И все они преломляют явь по-своему. И заставляют автора задаваться всё новыми вопросами, поиск ответов на которые рождает абсолютно свежие произведения. Отсюда и «Дневной дозор», и «Сумеречный дозор», и все последующие «Дозоры». Конец долгого Пути еще не определен, у Сергея Лукьяненко достаточно времени и вариантов.

  А Василия Звягинцева можно без обиняков назвать гроссмейстером одного сериала. Начало 90-х проросло в среде любителей фантастики неожиданной сенсацией. Ею стала книга «Одиссей покидает Итаку», как квинтэссенция недостижимого идеала свободы, пришедшаяся по душе всем, кто жил в эпоху тоталитаризма. После такого фееричного старта грех было автору оставлять на произвол судьбы придуманный им необычный мир. Он в нем и остался. То есть поступил, казалось бы, вопреки здравому смыслу. Но оказался прав. Всю оставшуюся жизнь он посвятил выстраиванию той Вселенной, куда изначально попали его герои. Она росла, менялась, обретала глубину и четкость, принимая все более причудливые формы. Неудивительно, ведь действительность, где вступили в схватку две могущественные цивилизации – аггры и форзейли – используя свое самое изощренное оружие, от гравитационных пушек до информационных бомб, меняющих суть вещей, просто не может оставаться неизменной.

  Втянувшись в процесс сочинительства, Звягинцев дал волю фантазии. Чего только он ни собрал под обложками своих книг. И перемещения во времени, и альтернативную историю, и телепортацию, и контакты с иным разумом, и параллельные миры, и даже оживших мертвецов. Похоже, не осталось ни одной темы в современной фантастике, которую бы он не затронул. Плюс к этому все новейшие представления физики, психологии, философии и истории. Получился очень впечатляющий букет. Из двадцати одного романа, добрая половина которых еще и двухтомники. Можно только позавидовать такой авторской плодовитости.

  Но пора уже сделать хотя бы частичные выводы:

1. Самое главное. Творцам романов с неизбежными продолжениям комфортно в придуманных ими мирах, поэтому и не меняются декорации в последующих сочинениях.

2. Оставляя прежних героев, можно не отвлекаться на выведение новых персонажей и целиком окунуться в изыскание идей и сюжетных ходов.

3. С точки зрения психологии заманчиво показать взросление героев.

4. Разработав характеры действующих лиц до мельчайших подробностей, невозможно удержаться от соблазна рассмотреть их поведение в новых (различных) ситуациях.

5. Недавно появившиеся знания (теории, открытия, идеи) рационально использовать в уже содеянных ранее сценариях для развития темы.

В 70-х годах политика издательств, находящихся под неусыпным взором идеологических структур «руководящей и направляющей» значительно ужесточилась. В первую очередь это коснулось издательства «Молодая гвардия», находившегося под патронажем ЦК ВЛКСМ. Комсомольцы, как наиболее активные «помощники» партии первыми взялись за дело, стараясь оправдать «оказанное им высокое доверие». В самом начале 70-х редакция фантастики, возглавляемая Сергеем Жемайтисом и выведшая отечественную НФ на новый уровень, была разогнана, и в кресле руководителя утвердился Юрий Медведев, можно сказать, эталон профессиональной неграмотности и недобросовестности, зато ярый приверженец «генеральной линии». Книги любимых народом авторов по инерции еще продолжали печататься, но их становилось все меньше и меньше. Постепенно их почти полностью сменили серые и унылые опусы штукарей, близких по духу и литературным вкусам новому главному редактору. Вскоре ситуация с фантастикой сделалась настолько безотрадной, что осенью 1976 года Комиссия по научно-фантастической и приключенческой литературе при Московском отделении СП СССР порекомендовала Медведеву не занимать чужое место. В 1977 году на вахту заступил Владимир Щербаков, оставивший политику медведевской редакции без каких-либо позитивных изменений, поскольку внушал своим сотрудникам: «Для философской фантастики я вижу только два пути: первый – в корзину, второй – в КГБ». Эпоха «волюнтаризма» Н.С. Хрущева тихо и безвозвратно перешла в эпоху застоя Л.И. Брежнева.

  И все же, как минимум, три новых одаренных писателя просочилось сквозь частое сито молодогвардейских цензоров – Роман Подольный со сборником «Четверть гения», Кир Булычев с «Чудесами в Гусляре» и Сергей Павлов с книгами «Океанавты» и «Лунная радуга». А если учесть, что существовали в нашей стране еще и другие издательства, то количество дебютных имен так и вовсе удваивается: Александр Мирер с романом «Дом скитальцев» (М.: ДЛ), Семен Слепынин с повестью «Звездные берега» (Свердловск, Средне-Урал. книжное издательство) и Ольга Ларионова со сборником «Остров мужества» (Л.: Лениздат).

Ну, и что отсюда следует? Под каким углом ни разглядывай, только одно – практически ушло многотемье, публиковались, в основном, «проверенные» фантасты, писавшие обычно «то, что надо». Тех, кто выбивался из колеи, к издательствам и близко не подпускали. Борис Натанович Стругацкий в своих «Комментариях к пройденному» замечал: «Сегодняшний читатель просто представить себе не может, каково было нам, шестидесятникам-семидесятникам, как беспощадно и бездарно давил литературу и культуру вообще всемогущий партийно-государственный пресс, по какому узенькому и хлипкому мосточку приходилось пробираться каждому уважающему себя писателю…»

  Я, человек тогда еще довольно молодой и не искушенный в злых баталиях, кипящих вокруг фантастики, просто читатель, ожидающий встречи с чудом, никак не мог взять в толк, куда подевались лучшие представители жанра, и по какому принципу отбираются авторы, книги которых не оставляют в душе никакого отклика, кроме безмерного удивления – а о чем это, собственно? И с какой вдруг стати по мере продвижения к светлому будущему скудеют на глазах книжные прилавки? После изобилия шестидесятых... Грустно…

С наступлением 60-х ситуация несколько изменилась. Особенно в первой их половине. «Оттепель» еще не пошла на спад, скорее наоборот, после XXII съезда КПСС, объявившего, что «нынешнее поколение молодежи будет жить при коммунизме», с фантастики осторожно сняли остатки шор «ближнего прицела», и сразу же выяснилось – в нашей стране достаточно писателей, способных увлекательно и многогранно рассказать о горизонтах развития человеческого общества и многих неожиданностях, подстерегающих его на этом тернистом пути. Результат превзошел любые ожидания. Прорезались голоса целой плеяды талантливых авторов.

  В декабре 1961 года журнал «Техника-молодежи», где фантастика давно уже заняла прочные позиции, объявил международный конкурс на лучший научно-фантастический рассказ, предпослав ему краткое напутствие: «XXII съезд КПСС принял новую Программу партии, которая раскрывает советскому народу и всему прогрессивному человечеству конкретные пути построения коммунизма, облик светлого будущего… Сейчас, как никогда, каждый хочет видеть мечты осуществленными, гипотезы – строгими теориями, проекты – величественными свершениями… Представленные на конкурс рассказы должны в интересной и занимательной форме раскрывать блистательные перспективы развития науки и техники, взлеты смелой творческой мысли, показывать романтику технического творчества. Тематика рассказов не ограничивается». Натурально, подобный призыв предполагал участие в конкурсе только авторов из стран социалистического содружества, потому что, как писалось в критических статьях того времени: «… наша советская жизнеутверждающая, полная оптимизма фантастика всем своим существом противоречит буржуазной фантастике, отмеченной печатью неверия в будущее, презрением к человеку и его идеалам».

  Конкурс проводился с 1 января по 1 июля 1962 года, и жюри, подбив итоги, решило «первую премию не присуждать, исходя из повышенных требований, предъявленных к произведениям». Среди тех, кто получил все остальные премии, есть имена, вошедшие в золотой фонд отечественной фантастики. Вторая премия была вручена Е. Войскунскому и И. Лукодьянову за рассказ «Алатырь-камень», третья – И. Варшавскому за «Индекс Е-81» и А. Днепрову за «Подвиг», поощрительные – С. Гансовскому за новеллу «Не единственные сущие» и дуэту М. Емцева и Е. Парнова за историю «Запонки с кохлеидой». Кроме перечисленных жюри отметило С. Павлова (Томск), И. Росоховатского (Киев) и А. Силецкого (Москва). Естественно, все, как один, работали в жестких рамках парадигмы построения лучезарного грядущего – коммунизма. Правда, в большинстве произведений об этом не говорилось прямо, но подразумевалось. Иначе и быть не могло. Иначе о публикациях не стоило и мечтать. Вообще, в 60-е годы, весьма бурное начало которых ознаменовалось «Программой строительства коммунизма» за 20 лет в одной отдельно взятой стране, диктовался именно такой подход в фантастике.

  Тем хватало с избытком – от освоения космоса и прорывов в биологии до глубинного бурения и сотрудничества между различными народами. Твердая science fiction, никакой fantasy. И этой магистральной линии придерживались свято, никому не хотелось себе в ущерб спорить с Главлитом. Сравнительно вольное обращение с сюжетом дозволялось исключительно классикам и молчаливо не замечалось у основоположников, вроде Александра Беляева и Александра Грина. Но избытка книг как-то не ощущалось, хоть и издавались они тиражами, несопоставимыми с нынешними. Перечень «одобренных» авторов был значительно короче. Спасали журналы, печатавшие фантастику почти в каждом номере.

  Однако, несмотря на искусственные преграды, 60-е годы принесли немало книг, привлекательных до сих пор. Настоящие любители фантастики, возраст которых перевалил за шестьдесят, бережно хранят «Молекулярное кафе» и «Солнце заходит в Дономаге» Ильи Варшавского, «Экипаж «Меконга» и «Очень далекий Тартесс» Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова, «Люди Приземелья» и «Особую необходимость» Владимира Михайлова, «Всадники ниоткуда» и «Тень императора» Александра и Сергея Абрамовых, «Ярмарку теней» и «Море Дирака» Михаила Емцева и Еремея Парнова, «Пурпурную мумию» и «Формулу бессмертия» Анатолия Днепрова, «Гианэю» и «Гостя из бездны» Георгия Мартынова, «Шаги в неизвестное» и «Шесть гениев» Севера Гансовского, «Легенды о звездных капитанах» и «Опаляющий разум» Генриха Альтова, «Сиреневый кристалл» Александра Меерова, «Люди как боги» Сергея Снегова, «Открытие себя» Владимира Савченко, «Сода-Солнце» Михаила Анчарова», «Марсианский прибой» Дмитрия Биленкина, «Загадку акулы» Игоря Росоховатского и, разумеется, основной массив произведений Аркадия и Бориса Стругацких, изданных в те годы и незаметно ставших библиографической редкостью. В сравнении с более поздними временами советской поры 60-е можно смело назвать периодом расцвета отечественной science fiction. Творили от души.

  Не секрет, что каждое время диктует свои лейтмотивы. И творец зачастую вынужден подчиняться общим правилам или, наоборот, идти против течения. Но тогда он рискует выпасть из поля зрения тех, для кого творит, на долгие годы, а иногда и стать незаслуженно забытым. Впрочем, случаются исключения. Тут уж «каждый выбирает для себя…»

  Кто помнит нынче, скажем, «Альтаир» или «Осколок солнца» Владимира Немцова, либо «Арктический мост» или «Подводное солнце» Александра Казанцева, которые были безусловными законодателями жанра в 50-е годы, идеологически выдержанными и ни на йоту не отступавшими от внезапных изгибов линии партии? Я уж не говорю о менее значительных фантастах тех времен, вроде Константина Волкова, Николая Лукина, Николая Томана… Зато каждый помнит Ивана Антоновича Ефремова с его революционной для тех лет «Туманностью Андромеды» (1957), хотя в более ранних «Рассказах о необыкновенном» он никаких рекомендованных установок в творчестве не придерживался. Писал себе об электрических червяках олгой-хорхой, дереве жизни или призраках прошлого Дены-Дерь. Без всякой партийной окраски.

  А в общем-то, в фантастике тех лет доминировали сюжеты о молодых ученых (инженерах, изобретателях, смекалистых рабочих), которые под чутким руководством вещих руководителей придумывали нечто чудесное (прибор, препарат, механизм или, страшно сказать, концепцию, полезные для народного хозяйства), попутно выявляя коварных врагов и иностранных шпионов. Это всё и называлось «фантастикой ближнего прицела» или более возвышенно «литературой крылатой мечты».

  И вдруг – «Туманность Андромеды». На исходе 50-х Ефремов рискнул – и выиграл! Вероятно, ситуация подоспела. Ну, еще бы. Вековая мечта людей о покорении космоса была растиражирована в самый раз накануне запусков первых спутников, да к ней – Великое Кольцо, оно же – братство народов, декларированное коммунистами. Формальности были соблюдены, автор не отступил от канонов, а посему роману даровали рождение. А тот распахнул калитку множеству желающих.

  Ближе к концу 50-х, после успешного закрепления советской техники на земной орбите, когда казалось, что до звезд уже рукой подать, литература о космосе вышла в лидеры. Скорее всего, не без благосклонного отношения к ней высокого идеологического начальства. Факт первенства в освоении космоса следовало надежно утвердить в незрелых умах (фантастика тогда считалась чтением для молодежи). Отдельными книгами были изданы «Каллисто» Георгия Мартынова, «Страна багровых туч» Аркадия и Бориса Стругацких; в различных журналах и сборниках напечатаны повести Александра Полещука «Звездный человек», Георгий Гуревича «Прохождение Немезиды», Олеся Бердника «Вне времени и пространства», Ивана Ефремова «Сердце Змеи», Владимира Савченко «Черные звезды»; рассказы Генриха Альтова «Икар и Дедал», «Сверхновая Аретина», Валентины Журавлевой «Голубая планета», «Звездная соната», «Шестой экипаж», Игоря Росоховатского «Чудовища лунных пещер» и прочие менее любопытные произведения. Для тех времен необычайно большое количество космической фантастики, просто лавина. Космос царил в умах и сердцах.

Роман «Невстреча» Ильи Герола можно, пожалуй, отнести не столько к жанру реалистической фантастики, сколько к жанру социальных произведений. Как, например, «Отягощенные злом» А. и Б. Стругацких или «Визит к минотавру» А. и Г. Вайнеров. Впрочем, устанавливать рамки жанра – дело неблагодарное, скорее, как в данном случае, любые рамки можно вообще убрать за ненадобностью. Действие романа разворачивается в двух временных слоях, разделенных тысячелетием. Условно разделенных. Потому что будущего без прошлого не бывает, прошлое творит будущее, а будущее перекраивает прошлое в глазах современников.

  Тон разворачивающимся сюжетным ходам задает ахматовская строка: «Таинственной невстречи пустынны холода». Это не эпиграф. Это – камертон. Если душа читателя настроена на него, он примет роман безоговорочно, если же нет, значит, – не судьба, он не сможет сопереживать героям, каждый из которых обречен на невстречу.

  Трагична участь одного из главных героев – врача и философа Иегуды Галеви. Нет пророка в своем отечестве. Да и отечества, собственно, тоже нет. Ведь он представитель вечно гонимого народа, гонимого потому, что полностью укладывается в определение древнеегипетского жреца: «Евреи – плохие рабы». А кому нужны плохие рабы, люди, которые всегда «желают странного», не хотят существовать в прокрустовом ложе общеустановленных правил и стремятся изменить мироустройство в соответствии с собственным разумением сути вещей и явлений? Они хотят мира, а не войны, понимания, а не слепого поклонения. Но ведь война – это средство обогащения и власти для сильных мира сего, не важно против кого воевать – против строптивых соседей или собственного народа. Какое уж тут может быть понимание! Военное применение находят даже религиям, призванным обращать взоры людей к ценностям духовным, христианству – в средние века, исламу – в нынешнее время. Иегуда, живущий в начале второго тысячелетия, но связанный множеством незримых нитей с будущим, прекрасно сознает это, и тем мучительней для него такое знание. Даже соплеменники не понимают его, когда он решается на серьезный, с их точки зрения, проступок – берет в жены мусульманку Ширин, пусть и принимающую иудейство. Любовь не спасает мир. К великому сожалению. И самому заветному желанию Иегуды Галеви – увидеть Иерусалим и умереть в нем – не суждено сбыться, его останавливают на пороге мечты. Почему это происходит – достойный вопрос для читателя.

  Трагична судьба и второго главного героя – Ивана Васильевича Смирнова, воспитанника наших славных спецслужб, готовивших его с юного возраста для выполнения воли и предначертания закулисных правителей одной шестой части суши. Естественно, что чип в голове – условность, хотя эта условность принимает зловещие черты реальности, когда речь заходит о промывании мозгов, начиная буквально с ясельного возраста. А создание ЕВРЭЛа, всеобъемлющей организации, заменяющей и религию, и идеологию, и (даже!) здравый смысл, – это апофеоз извращенной человеческой изобретательности, направленной на подчинение большинства кучке любителей абсолютной власти. И хотя Смирнов, несмотря ни на что сохранивший внутреннюю порядочность, не желает быть марионеткой в руках тайных кукловодов – финал предопределен. Неподчинение карается смертью. Его тоже не спасает любовь.

  «Звук лопающейся струны оборвал так и не прозвучавшую музыку». Высшую музыку светлых свершений людей, чей путь был прерван по некоему далеко не доброму умыслу.

  Что же это за мир такой, где все заповеди, изложенные в Ветхом Завете, извращены до прямо противоположных? А это – наш с вами мир, с железным детерминизмом гарантирующий нам невстречи. И читателям романа предоставляется недвусмысленная возможность подумать над этим обстоятельством. Тем более, что на это работают и все «перепады во времени и пространстве», нечувствительно вставленные в текст произведения. Что будет, если Владимир Ильич Ульянов, в нашей развилке истории подцепленный на крючок тайной швейцарской полицией, не поедет делать революцию в Россию, а примет предложение Йоркского университета в Канаде? А ничего особенного не произойдет. Его место, скорее всего, займет Левушка Бронштейн, и, возможно, будет еще хуже. Исторический процесс, творимый миллионами воль, большей частью рабских, зависимых или (что еще хуже!) обманутых и слепо верящих во внушенные им ложные идеалы, чрезвычайно инерционен. И даже если Европа, которой вдруг надоест объединение, разобьется на множество мелких государств, подобных тому анклаву, куда попадает некий безымянный герой одного из «перепадов», внутри «самостийных» государств сохранится все та же жесткая трафаретная схема управления.

  Что же до людей, избравших сознательный путь служения диктаторам, то их участь, как правило, печальна. От тысяч верных «партайгеноссе», расстрелянных отцом народов, до доктора Геббельса, исповедующегося на страницах «Невстречи». Остальной массе еще хуже – они обречены на невольничье существование и смерть либо под дулами автоматов, либо под рупором штатного громкоговорителя, славящего кого-нибудь из тиранов. Выбор невелик. А все потому, что людей целенаправленно отучают думать о совершенстве, любви и душе. Так удобнее и безопаснее тем, кто наверху. Роман, в том числе, и об этом. Он порождает щемящее ощущение неудовлетворенности окружающим миром и стремление к переменам.

  И надежду на то, что, если всем вместе постараться, то, может быть, и наступят хорошие времена. Прав был Иегуда Галеви, когда думал, что золотой век человечества – это время, в котором он живет, потому что дальше люди вступают на путь наращивания средств уничтожения себе подобных, презрев то светлое, что есть у каждого из нас внутри.

  Отношение автора к своим героям начала второго тысячелетия трепетно и любовно. И к сибариту Дауду Эльмараду, «высокому подвижнику наслаждения и мудрости», бескорыстно снабжающему иудейского философа книгами, рукописями и раритетными письмами; и к девочке-женщине Ширин, с первой встречи не мыслящей себя без любимого; и к монаху Хо, стремящемуся охватить все многообразие окружающей его действительности. Религии и расовые предрассудки не являются для них преградой. Даже не преградой, а чем-то хоть сколько-нибудь существенным. Их чувства и мысли чисты и не замутнены порочными стремлениями. Их взгляд на мир ясен и дружелюбен. В описании их обстоятельств у Ильи Герола не возникает даже тени иронии.

  Совсем другое отношение к людям нашего времени, хотя автор некоторым из них тоже симпатизирует. Например, журналисту Тишину, человеку бесшабашному и необузданному; или казахскому немцу Володе Саблештерну, безнадежно пытающемуся помочь своему сыну; или заместителю Смирнова Андрею Юльевичу Суркову, вдруг оказавшемуся самоотверженным и надежным товарищем; или случайному предводителю дворянства Вове Абрамсону, практичному и достаточно в себе уверенному. Не говоря уже о Татьяне, любимой женщине «героя нашего времени». Здесь имеет место не только ирония, но иногда и весьма сильный сарказм. Нет согласия между ними и миром, в котором они вынуждены существовать. Ими движут страх и неприятие. Они все хотят уйти от мерзостей сегодняшней жизни. Только вот куда? Дорога в «золотой век» Иегуды Галеви им заказана. Так куда? Илья Герол не дает ответа на этот вопрос. Его взгляд на современников отстранен и полон скрытого сочувствия. Или беспощаден, когда речь заходит о кукловодах, либо их сознательных приспешниках. Вероятно, читатель сам должен определить «что делать»? и «кто виноват»?

  Но надежда все-таки остается. Пока есть люди, пишущие подобные книги.

  А Иегуда Галеви и Иван Смирнов обязательно встретятся. Где-нибудь в высших измерениях, существующих вне нашего несовершенного мира, но крепко-накрепко привязанных к нему, там, «где живут души и книги». Они просто не могут не встретиться.

  Таков роман, написанный Ильей Геролом еще в 2005 году. Он во многом предвосхитил нынешние времена. Он хорош, так же, как и язык, заставляющий его звучать. Нашим дням в тексте соответствует изложение, свойственное современной массовой литературе, а времени Иегуды и Кордовского халифата – язык, стилизованный под средневековые персидские, да и вообще восточные мотивы. Правда, в некоторых местах главы насыщены переусложненными предложениями, которые неквалифицированному читателю придется воспринимать с немалым трудом. Может быть, это и хорошо, потому что заставит зацепиться за них и начать усиленно соображать, что тут к чему, то есть стимулирует активность мысли.

  Полагаю, любым читателям, склонным к сопоставлениям и выводам, будет интересно …