Когда я спрашиваю об этом тех фэнов, что постарше, они всегда отвечают мне, что первая глава старых польских и советских НФ-романов представляла собой скучное описание коммунистического рая, и ее побыстрее пролистывали, томясь жаждой космических приключений отважных исследователей Вселенной.
(В этих вот книгах космоса нет и на медный грош, однако ведь на безрыбье и рак рыба. W.)
А вот современному читателю, имеющему широкий выбор литературы – от космической оперы до киберпанка – именно эти, пренебрегавшиеся читателями старших поколений фрагменты кажутся наиболее привлекательными. Ибо такие искренние и бескомпромиссные аж до наивности представления о будущем трудно отыскать где-то в другом месте.
Например, проблема климата. В эпоху опасения перед глобальным потеплением может шокировать тот факт, что принудительное таяние ледников было прямо-таки навязчивой идеей писателей 50-х годов. «Астронавты» (1951) Станислава Лема открываются сценой стройки термоядерного нагревателя в сибирской тайге.
Несколько ранее (действие романа происходит в 2004 году, и, хотя с момента упадка последних капиталистических стран миновало много лет, все еще существует деление на государства и народы) завершился проект орошения Сахары водами Атлантики. В свою очередь, в его следующем романе «Магелланово облако» (1955) Гренландия – тропический рай, покрытый апельсиновыми садами.
В тот же путь отправились Борунь с Трепкой в третьем томе трилогии – романе «Космические братья/Kośmiczni bracia» (1959).
Разница лишь в том, что у них вечнозеленым континентом, населенным миллионами жителей, является Антарктида. Глобальному антропогенному изменению климата сопутствует глобальный контроль погоды. Очередность пор года, летние грозы, морские бризы или холодные вечера назначаются в соответствии с графиком.
В курортных зонах царят вечное лето или вечная зима, а естественную, переменную погоду можно встретить лишь в природных заповедниках.
Не все из этого является умозрительной выдумкой. Одним из величайших геоинженерных проектов, планировавшихся в СССР, был поворот сибирских рек и направление их течения в сторону степей и пустынь Средней Азии, для орошения хлопковых плантаций и образования гигантского внутреннего моря.
Победа коммунизма основывалась на победе над природой. Ведь природа не менее жестока, исполнена неравенства и эксплуатации, что и капитализм. Биология также является объектом инженерных модификаций. Уничтожаются болезнетворные микробы и бактерии, хищники лишаются инстинктов и потребности в питании мясом.
Кто распоряжается всем этим? В тоталитарных государствах опасно было задаваться вопросом о власти. Писатели поэтому ограничивались едва несколькими фразами о некоем всемирном научном совете. Петецкий же в романе «На полпути» рискнул описать нечто вроде непосредственной демократии. У каждого совершеннолетнего гражданина мира установлен дома терминал, позволяющий ему принять участие в глобальном обсуждении той или иной важной проблемы. Независимо, однако, от технических деталей в коммунистической утопии исчезают такие понятия, как парламент или выборы. Нет партии, потому что осуществилось единение партии со всем обществом. Нет также уже и политики, потому что все властные решения принимаются на безусловной научной основе.
Столь же интересной, как организация утопического общества выглядит его культура. Я уже говорил о том, что коммунистический взгляд на попкультуру был не слишком доброжелательным. Вот и постулированное соцреалистической научной фантастикой искусство иное. Высокое и монументальное. В романе “Dalekie Szlaki/Люди как боги” (1966, польск. 1972)
Сергей Снегов живописует образ симфонии, воспринимаемой всеми органами чувств: музыке сопутствуют световые эффекты, запахи и даже управляемые погодные явления. В свою очередь великий Иван Ефремов предрекает в романе “Mgławica Andromedy/Туманность Андромеды” (1957, польск. 1961) исчезновение повествовательного искусства.
Ибо за каждым словесным произведением стоит какой-либо конфликт или драматическое событие, а в грядущем идеальном обществе ничего подобного уже не будет. Место литературы, театра и кино займут танец, музыка и художественная гимнастика.
Единственным небольшим исключением из этого правила явится покорение космоса – астронавтам среди звезд придется столкнуться с немаловажными и сложными проблемами, и отчеты о результатах их полетов будут звучать подобно героическим сагам.
Как в коммунистическом раю живет человек? Он всесторонне здоров и хорошо натренирован,
не занят ни на каких тяжелых работах, потому что живет в век всеобщей автоматизации. Если кто-то рубит дерево или копает мелиоративный канал, то лишь для развлечения, а на занятие этим выстраиваются длинные очереди. Все – ученые, артисты, художники или учителя. Все эти занятия считаются не столько обязанностями, сколько привилегиями.
Частичному отмиранию подверглась также семья – дети воспитываются всем обществом, фамилии не наследуются (или наследуется фамилия родителя того же пола – такое предложение выдвигают Борунь и Трепка). Проблемы сексуальной ориентации или половой самоориентации не затрагиваются – отчасти потому, что литература НФ была адресована прежде всего подросткам, а отчасти из-за того, что советская наука занимала точку зрения, согласно которой неопределенность в этих вопросах является результатом болезни или упадочным явлением позднего капитализма. На этом фоне исключительной кажется ситуация героя повести “Galaktyczny zwad/Галактическая разведка” (первой части романа «Люди как боги»), который, пав жертвой несчастливой влюбленности в многоликую веганку, выслушивает следующие слова утешения: «Любовь – продолжение вида, не так ли? Так начиналось. Грядет иное. Любовь – единение душ. Высшая стадия». Кроме этих немногочисленных исключений в мире коммунистической научной фантастики безраздельно господствует гетеросексуализм и моногамия, а в романе “Mgławica Andromedy” вокруг того и другого складываются особые общественные ритуалы – например, каждый подрастающий молодой человек с достижением совершеннолетия должен выполнить 12 заданий, называемых в честь мифологического героя «подвигами Геркулеса».
Преступности нет. Из этого не следует, что зло полностью исчезло. Иногда над человеком берет верх его эгоистичная, еще не искорененная сторона личности. Ефремов предлагает ссылать таких индивидов на тропический остров, где они перевоспитываются на общественных работах. В романе “Strefy zerowe/Нулевые зоны” (1972) Богдан Петецкий описал специальный корпус безопасности, созданный из гордых и мятежных людей, в котором эти люди могут тем или иным образом использовать особенности своих характеров для обороны Земли от угрозы вторжения извне.
Снегов, в свою очередь, считал, что лучшим средством воспитания является полет в космос. Трудная работа выработает по-настоящему твердый характер, а контакт с чужеродностью вынудит пересмотреть свои взгляды даже самого отъявленного ретрограда и шовиниста.
Все лучше, чем ссылка в Сибирь.
5.
Социализм завершился в 1965 году точно так и начинался – политическим решением. Сталинизм уходил в прошлое, и новые власти не видели нужды в аж настолько строгом контроле литераторов и деятелей искусства. Это не означало дарования настоящей свободы, но все же принесло некоторое облегчение в сравнении с прежними временами.
Лем смог, наконец, послать куда подальше радостный оптимизм и выразить свое неверие в исправление человека. Освободившись от ограничений, он написал лучшие свои книги. Борунь и Трепка многократно поправляли космическую трилогию в очередных переизданиях, сглаживая острые моменты (например, целестианского Бога заменили на нейтрального Владыку Космоса).
В Советском Союзе оттепель сочли доказательством того, что коммунизм можно реформировать, и еще несколько лет братья Стругацкие не были оппозиционными писателями. Позже, однако, наступило разочарование, и во всем восточном блоке почти каждый из авторов (одним из исключений был Петецкий) превратился в тайного оппозиционера.
Была ли красная фантастика единственно эпизодом и диковинкой?
Западная фантастика, функционирующая в совершенно других условиях, не раз и не два пускалась в тот же путь, что и ее восточная сестра. Все «Основание»Айзека Азимова (1951, польск. 1987) является его выражением веры в прогресс и непоколебимые законы, по которым вершится общественное развитие.
Артур Кларк предложил “Фонтанами рая/Fontanny raju” (1979, польск. 1996) собственную версию производственного романа – от коммунистического его отличает лишь участие частного капитала в строительстве космического лифта. Все остальное, от исполнения до цели, зеркально подобное.
И, наконец, в фантастику вновь возвращается жажда утопии. Появилась целая антология “Shine” (2010), посвященная оптимистической фантастике, а Нил Стивенсон в “Seveneves” (2015) возрождает старые мечтания человечества об устремлении в небеса.
Стоит также вспомнить о солярпанковском движении, у которого пока нет еще больших достижений, но вполне хватает амбиций. Солярпанк – это попытка писать современную оптимистическую фантастику в противовес киберпанку или модным ныне дистопии или постапокалипсису. Солярпанк отрицает также технический рай, предлагаемый трансгуманизмом, считая его слишком далеким, сотворенным для генерации новых неравенств вместо ликвидации старых. Панковская идеология вдохновляется DIY, экологией, феминизмом, экономией уравновешенного развития и такими литературными классиками, как Урсула Ле Гуин, Йен Бэнкс и Октавия Батлер.
Прямо-таки хочется увидеть, как Нил Стивенсон, солярпанковцы или авторы произведений из антологии “Shine” выглядели бы в столкновении с авторами забытой восточноевропейской литературы середины прошлого века. Лучше? Хуже? Или это было бы столкновением двух цивилизаций, вроде бы растущих из одних корней и имеющих одну и ту же цель, но совершенно разных? Наверняка инициативные проекты вроде издания журнала “Smokopolitan” на английском языке приближают нас к нахождению ответов на эти вопросы.
— Наш вольный кошачий прайд продолжает исследовать тот номер журнала “Smokopolitan”, о котором мы вам уже рассказывали. В нем среди прочего интересного оказалась напечатанной любопытная статья одного из постоянных авторов того журнала, с которым разбирается наш уважаемый мэтр – Петра Гурского. Надо сказать, что эта тема уже отчасти поднималась в журнале “Nowa Fantastyka” (см. здесьздесь и здесь), но там речь шла лишь о польской фантастике эпохи соцреализма, а Гурский затрагивает также советскую литературу. Ну и таки да – это автор сравнительно молодого поколения, и его точка зрения очень интересна. На наш, конечно, кошачий взгляд.
Czerwona fantastyka,
czyli fantastyka doby socrealizmu
Autor: Piotr Górski
Pomaluj mój kosmos na czerwono.
Красная фантастика,
или фантастика эпохи соцреализма
Покрась мой космос в красный цвет.
1.
Библия все внятно объясняет. Люди сотворены были Богом, который дал им планету Земля как страну вечного счастья и радостной жизни в соответствии с Его заветами. Однако некоторые люди отступились от заветов, навлекая на себя гнев Божий. Возмущенный Бог покарал их, отворив небесные врата, из-за которых выползли красные дьяволы. Люди утратили бессмертие, а их кожа почернела. Однако Бог не хотел полного уничтожения человечества. Поэтому он избрал 60 Праведников и наказал им построить Целестию. И Праведники строили Целестию пятнадцать лет, опираясь на помощь добрых духов Космоса. И пришел день Исхода, когда посланник Божий Торх отвлек внимание красных дьяволов, предоставив Праведникам возможность улететь. Им и их потомкам Бог предназначил новую Землю Обетованную – планету Ювенту, спутницу звезды Доброй Надежды. И хотя Торх погиб, он возродится, когда Целестия достигнет цели своего путешествия. И люди тогда восстановят связь с Богом, которую утратили в наказание за грехи. И согласно Библии, Целестия отправилась к звезде Доброй Надежды 2406 лет назад, с того момента и ведется отсчет годам…
В такую версию действительности верят герои «Загубленного будущего/Zagubiona przyszłość» — классического польского научно-фантастического романа, написанного Кшиштофом Борунем и Анджеем Трепкой и вышедшего в свет первым книжным изданием в 1954 году.
Понятное дело, слова целестианской Библии имеют с правдой лишь столько общего, что искажают ее во имя удержания политического и социального status quo. На самом деле «Целестия» – не космический Ковчег, а древний орбитальный центр командования армией США, а 60 Праведников были не избранниками Божьими, но элитой американского военно-промышленного комплекса. И спасались они не от преследования красными дьяволами, а от красной революции, которая (в описываемом варианте действительности) окончательно низвергла капиталистическую систему насилия и эксплуатации. Не было также никаких многолетних приготовлений. Господа с тучными брюхами и сигарами в зубах полагали, что революция на протяжении нескольких месяцев сойдет на нет, что обеспечит им триумфальное возвращение или хотя бы приглашение к переговорам. Когда оказалось, что новый порядок упрочился, было принято отчаянное решение о побеге в направлении звездной системы Альфа Центавра.
«Загубленное будущее» — наравне с «Астронавтами/Astronauty» и «Магеллановым облаком/Obłok Magellana»Станислава Лема – вершинное достижение польской научной фантастики 50-х годов. Их аналогами в советской литературе является «Туманность Андромеды»Ивана Ефремова и ранние произведения братьев Стругацких. Все они являют собой важную цезуру, отделяющую довоенную литературу от современной художественной литературы. С другой стороны, каждая из этих важных книг 50-х годов отягощена изъяном, перечеркивающим по мнению многих читателей их художественную ценность. Все они написаны в поэтике социалистического реализма.
2.
В СССР социалистической реализм (сокращенно – соцреализм) был введен декретом в 1934 году.
С этого момента все отрасли искусства – от архитектуры и скульптуры, через живопись и музыку до словесности – были подчинены единому стилю, единой поэтике и единому творческому методу. Авангардистам любого толка была запрещена их деятельность, их вынуждали эмигрировать. В литературе основные положения соцреализма излагались в статье Иосифа Сталина«О политике партии в области художественной литературы».
В Польше за дату начала соцреализма принимается 1949 год, когда после фальсификации референдумов и парламентских выборов, физической ликвидации открытой оппозиции и подавления вооруженного сопротивления остатков польской подпольной государственной власти коммунистическая власть решила заострить культурную политику.
Что означал соцреализм в литературе? Прежде всего он порывал с «бессмысленной» авангардной литературой, а его целевым читателем полагался не образованный критик или искушенный ценитель, а человек из народа. На практике это являлось возвратом к образцам реалистической литературы XIX века. Поскольку целью социалистического общества ставилось воспитание нового гражданина, основной упор делался на дидактику. И наконец, в сюжетной основе эта литература должна была описывать столкновение реакционности с прогрессивностью, в котором победу одерживал Новый Мир.
Соцреалисты писали исторические произведения (всегда сводя события прошлого к общему марксистско-ленинскому знаменателю, то есть Иван Грозный выступал в роли прогрессивного деятеля, а Спартак становился вождем пролетариата), прославляли героев революции (опираясь на образцы, почерпнутые из романтизма) или, наконец, сочиняли производственные романы.
Что представляли собой производственные романы? Они воспевали социалистическую перестройку страны.
Действие производственного романа развивалось главным образом на строительной площадке какого-либо мощного промышленного комплекса или образцового социалистического города.
Коллективным героем романа был трудовой коллектив. Простые работящие люди, не обращающие внимания на трудные условия работы, люди с идеальным социалистическим мировоззрением. Их антагонистом был враг системы – реликт свергнутого класса собственников, агент иностранной разведки или саботажник. Намерения его были подлыми, а поползновения заканчивались крахом. Производственный роман был звеном, связующим соцреализм с научной фантастикой.
Отношение коммунизма к умозрительному вымыслу было сложным. Наверняка каждого человека с социалистическим менталитетом должны были отталкивать крикливые многоцветные обложки пальп-журналов типа “Amazing Stories” или “Fantasy and Science Fiction”. Невозможно было также принять саму систему, в которой существовала научная фантастика, являвшаяся результатом индустриальной эксплуатации сотен плохо оплачиваемых писателей. С другой стороны, научную фантастику многое связывало с ортодоксальным марксизмом-ленинизмом: материалистическое мировоззрение, вера в научно-техническое прогрессивное развитие и оптимизм. Ничего удивительного потому нет, что даже перегораживание фантастики железным занавесом (до 1939 года в Польше знали и ценили Г. Уэллса, издавали новеллизации приключений Флеша Гордона и даже некоторые из приключений Супермена) и заковывание творцов в идеологические кандалы не помешали созданию поляками современной научной фантастики. Главное, чтобы они, описывая новые изобретения и последствия их применения, предостерегая перед последствиями атомной бомбардировки и усиления милитаризма или обсуждая перспективы контактов с иноземными цивилизациями, помнили о том, что мораль всех этих историй определена заранее.
3.
Роман «Загубленное будущее», с которого я начал этот очерк, это в значительной мере коммунистическая сатира на американский капитализм 50-х годов – точнее сатира на ту картину, которая открывалась нам через кривое зеркало пропаганды.
Спустя двадцать четыре века с момента безумного побега внутри искусственного мира ютится карликовая версия Соединенных Штатов. У власти здесь находится президент, а о том, кто им станет, решает результат состязания между производителями продовольствия и промышленниками. Стрелкой весов, указывающей на отклонение от равновесия в ту или иную сторону служат средства массовой информации. Все три фракции, ясное дело, являются монополиями в руках высоких родов. Основу населения составляют лишенные какого-либо политического влияния Серые и лишенные всех прав человека Черные. Женщины тоже прав не имеют, поскольку (как учит Библия) Бог избавил их от всех прочих забот, возложив на них опеку над домашним очагом.
Властители «Целестии» укрепляют свое влияние, копят богатства и наслаждаются жизнью (одним из роскошеств является бассейн, доступ в который открыт лишь весьма немногим). Нищенствующие Серые тяжело работают, не имея никакой уверенности в завтрашнем дне. Безработица ширится, а те, кто лишается средств к существованию, не имеют практически никаких шансов на восстановление прежнего положения. И наконец огромную проблему составляет неустанное снижение запасов полезных элементов. Наиболее докучливым является недостаток йода, превращенного властями в платежное средство. Йодные доллары (долийоды) штабелями лежат в сейфах богачей, а бедняки вынуждены выбирать между возможностью иметь здоровую щитовидную железу и смертью с голоду. Средняя продолжительность жизни в этом обществе составляет немногим более 60 лет и неустанно снижается.
Именно такими рисовала США социалистическая пропаганда в 40-х и 50-х годах. Полицейским государством, которым правят тресты, картели и военщина. Страной, где миллионы людей живут в нищете, а небелых граждан ждет петля, наложенная на их шеи фашистами.
Такое положение, разумеется, не могло длиться вечно. Марксизм-ленинизм диктовал истории строгие законы, согласно которым на закате капитализма должен был появиться и одержать триумфальную победу коммунизм. Не иначе и у Боруня с Трепкой. Уже в первых главах сигнализируется существование «несгибаемых» — законспирированной самообороны Серых. Однако толчком к превращению движения сопротивления в революционное движение является появление поблизости от «Целестии» земного космического корабля.
Несколько иначе подошел к рассмотрению проблемы более молодой, но весьма убежденный в правоте коммунистов писатель Богдан Петецкий/Bogdan Petecki. Его “W połowie drogi/На полпути” (1971) – увлекательный приключенческий роман об исследовании Марса и обнаружении следов иной цивилизации,
однако нас интересует побочная ветка сюжета, в которой герои вспоминают о так называемом бунте кибернетиков. Да, в этом варианте будущего инициаторами революции были ученые. В обращении, адресованном людям доброй воли во всем мире, они утверждают, что не могут сотрудничать с правительствами, которые ставят свои интересы выше добра для человечества, пренебрегая в частности проведением постулированных наукой перемен в хозяйственной и общественной жизни. В XXI веке ни одно из современных государств не может функционировать без поддержки его квалифицированными специалистами (наследниками прежнего рабочего класса, как пишет Петецкий), поэтому такой отказ от повиновения ведет к великим общественным потрясениям. Кибернетиков поддерживают в их решении социалистические страны, в то время как консервативные военно-промышленные круги (в особенности североамериканские) пытаются вернуть прежний порядок силой оружия. Много лет длятся локальные конфликты, но когда они затухают, человечество ступает на совершенно новый путь развития.
И вот тут мы прямиком переходим к еще более интересному предмету, чем соцреалистическое описание фантастического капитализма будущего, сиречь к соцреалистической утопии.
облако тэгов
