Побрехав на перевод:

Сразу скажу, что, поскольку теоретических воззрений Норы Галь на перевод я не разделяю, она для меня авторитетом не является, и чуть ли не наоборот – ее похвалы вызывают подозрения. Но ее определенные одобрительные реплики весьма показательны: перевод Е. Калашниковой передает «образ» и «дух» подлинника. Все правильно, на кой кому нужен текст-источник, его ведь фиг переведешь еще, а вот «дух», «настроение» – запросто. Калашникова поэтизирует отдельные места, где Фицджеральд едва ли не «натуралистичен», меняет активный залог на пассивный, выдумывает детали, которых в оригинале не сыщешь – ну, в общем, «дух» переводит. Но больше всего мне понравились следующие находки переводчика:

«she was another tall rich American girl, promenading insouciantly upon the national prosperity»

Фицджеральд

«еще одна стройная богатая американка, беспечно пожинающая плоды национального просперити»

Калашникова

Такое интересное, легкое и ловкое сочетание Фицджеральда («promenading insouciantly upon the national prosperity») переводчица передает набившим оскомину штампом (и этот пример лишь один из многих). Ну и, само собой, слово «prosperity» на русский лучше всего перевести как «просперити».

«then the closer-knit European vitality would fight through»

Фицджеральд

«потом скажется более крутой европейский замес»

Калашникова

Думается мне, что с таким подходом госпожа Калашникова коли бы наткнулась на слово «spleen», перевела бы его как «все обрыдло» – и была бы права, «дух» ведь передан! Ну и бог с ним, с этим переводом, в конечном счете, он не катастрофичен и для ознакомления с текстом сгодится.

Собственно о «Tender is the Night»:

Отлепив яркие ярлычки вроде «женский роман», «роман о потерянном поколении», попробую поболтать о самом романе. Выбор основных персонажей – откровенно модный и тенденциозный, само собой, надо ведь схватить «веяния эпохи», как же мы без них. Взять в 1934 году героя-психоаналитика (Дик его зовут, и лучше оставить психоаналитические ассоциации, связанные с этим именем), настолько же банально и пошло, как в 2000 году героя-рекламщика. Но Фицджеральд пошел дальше: жена главного героя (Николь), конечно же, с остро проявленным «комплексом Электры». И я бы сказал, что психологические подробности прописаны плохо, но весь прикол в том, что они вообще не прописаны: в юности с Николь, от чрезмерной любви, переспал собственный отец, и она начала переживать какую-то там паранойю по отношению к мужчинам, а потом и вовсе сошла с ума. Ну и безумие ее так и описано – очень условно и поэтично. Фицджеральд идет на еще более грубый ход, используя фрейдистский мотив «ускользающего отца»: отец-развратник умирает, он при смерти, вот-вот умрет, но как только к нему стремится дочь – он живчиком встает и линяет, растворяется в пейзаже с концами. Весьма топорно. Ох уж этот психоанализ: «the world’s rarest work» (как это перевела Калашникова, лучше уж не вспоминать).

Фицджеральд поступает манером старого доброго литературного дельца: он не создает сложный художественный мир, в котором детали «сами» прорисовывают персонажей, психологические подробности и взаимоотношения, он просто упорно убеждает читателя повторами. Но не убедил он меня, что Дик Дайвер офигенно обаятелен, это много раз повторено, и дамочки к нему слетаются (повторено), ну а где это показано? Где его остроумие и «светскость»? Чем так «подавляет» («weighted down») Эйб Нортон? Только тем, что автор постоянно повторяет, что Эйб «подавляет». Сколько раз Толстому нужно было сказать, что Болконский самолюбивый и храбрый малый, да какая разница, если весь роман, тщательно выстроенный художественный мир, сам это прорисовывает точно и многогранно.

Американские горки (в США именуемые «русскими») фицджеральдовского стиля забавляют, но не радуют. Уж больно он бывает неприхотлив и неразборчив в выборе слова. Блестящее сравнение, тонко прописанная деталь, схваченный полутон, а потом заезженный эпитет, штамп или самая простая сентиментальность.

Ну вот как интересно он передает «светский салон»:

«and they functioned on this set as cautiously, as precisely, as does a human hand picking up jagged broken glass. Neither individually nor as a crowd could they be said to dominate the environment, as one comes to dominate a work of art he may possess, no matter how esoteric, no one knew what this room meant because it was evolving into something else, becoming everything a room was not; to exist in it was as difficult as walking on a highly polished moving stairway, and no one could succeed at all save with the aforementioned qualities of a hand moving among broken glass — which qualities limited and defined the majority of those present»

«Светскость» как умение постановочно двигаться и собирать осколки. А следующий абзац – и сразу же неизбежное (для журналиста, но не писателя) «dissipating» (допустим, «транжирить») в характеристике богачей.

Чуть только Фицджеральд сводит поближе каких-нибудь «голубков», начинается сентиментализм весьма не первого сорта:

«They were still in the happier stage of love. They were full of brave illusions about each other, tremendous illusions, so that the communion of self with self seemed to be on a plane where no other human relations mattered. They both seemed to have arrived there with an extraordinary innocence as though a series of pure accidents had driven them together, so many accidents that at last they were forced to conclude that they were for each other».

Для начала, совершенно не ясно, какие такие «accidents» сводят Дика и Розмари, откуда он их взял? И, самое главное, человек, это написавший, еще хихикал над Луизой Олкотт, да вот это кокетливое уточнение, «tremendous illusions» – этакие штуки она как раз обожала.

Положа лапу на сердце – не так уж все и плохо. Очень интересное решение, что почти всю первую часть, чету Дайверов, нам показывают с точки зрения голливудской «влюбленной» дурехи, но даже и тут Фицджеральду не удалось выстроить все аккуратней, «авторский голос» с его убеждающими повторами гудит, не переставая. На мой взгляд, «Ночь нежна» — довольно средний роман, в том смысле, что при определенных достоинствах, недостатки все равно никуда не деваются, не растворяются в «общей картине», а упорно все портят. В общем – очень так себе.

[позевывая и роняя слюну, уползаю в конуру — стойка оказалась зряшной]