Ну вот и всё, домучил. Книгу, цикл и знакомство с данным автором. Окончание вышло банальным и очевидным, как я и предполагал в отзыве к предыдущей части цикла «интоксикации», так как книга в натуральном смысле слова вызывает не просто зевоту, а настоящую тошноту, словно приевшаяся пища, которой тебя кормили добрых тысячу с гаком страниц. Потому как более-менее читабельной оказалась первая часть и худо-бедно концовка последней, с атмосферой надвигающегося неумолимого (или долгожданного для читателя) конца.

Иронию вызывают авторские потуги доказать силу и чистоту Расы, представители которой до последнего едва ли не в одиночку спасают огромный бункер. Честно, не знаю как роман пропустили в печать. Петухову в свое время такое не простили. Особенно нелепо это смотрится под грудами графоманских «черного снега, буранов, ураганов, интоксикаций, передозировок, биорегенераторов» и иже с ними.

За исключением концовки книга состоит из монологов, суть которых заключается в том «как мы катили сани на большую гору». Ах да, присутствует и слезливое до смеха откровение Порфирьева как основной тезис всего цикла: «Голубоглазые высокие блондины и блондинки лучше и благороднее всех, они всегда готовы прийти на помощь другим, не понимающим своего ничтожества». И таки-да, книга безусловно понравилась бы Гитлеру, но никак не искушенному хорошей фантастикой читателю.

Для увлекающихся же арийской тематикой и как слово в защиту белой расы лучше прочесть «Vargsmal» норвежского блэк-метал-музыканта Варга Викернеса.

Ну вот и остался позади Вокзал на Затерянной улице – центр всепоглощающей паутины жестокого и порочного мегаполиса. Можно смело вдохнуть глоток свежего воздуха и оглянуться на проделанное путешествие.

Не знаю, сознательно ли автор назвал одного из героев именем Попурри, но оно наиболее точно характеризует стилистику книги. Здесь, в гротескном калейдоскопе можно найти отблески множества популярных и известных творений литературы и кинематографа. Нью-Кробюзон видится эдакой смесью вывернутого наизнанку викторианского Лондона, преступного Готэма с примесью антиутопии типа «Бразилии» Терри Гиллиама. В сюжете смутно видны отголоски «Чужих» с их неуязвимыми монстрами, вампирская тематика, извращенные фантазии Баркера. Всё это, пусть и не идеально, Мьевиль превращает в свое «поле боевых действий».

Исходя из объема не удивительно, что сам роман сначала похож на неповоротливую гусеницу. Но, когда она окукливается (приблизительно к окончанию первой трети произведения), то превращается в дивного мотылька, взмахи крыльев которого принуждают ускоренно поглощать страницу за страницей, рождая в синапсах фонтан причудливых образов, чувств и эмоций. В особо напряженных моментах автор умело использует своеобразные триггеры, благодаря которым герои остаются в живых среди всего этого безумного столпотворения. И если сначала в романе еще можно уловить социальный подтекст и неприкрытый сарказм в сторону современного города, то дальше эта ниточка теряется в водовороте сменяющихся как в фильме сцен и действий персонажей.

Огорчило в романе излишнее описание работы хитроумных изобретений Гримнебулина, все-таки элемент научной фантастики здесь лишний, как и метафизические рассуждения главного героя. Также автор явно перегибает с описанием районов Нью-Кробюзона, чем грешил еще в «Крысином короле», заставляя петлять по Лондону с помощью Google Earth. Благо, здесь есть отличная карта. Но все же, «Вокзал потерянных снов» нужно читать не отвлекаясь.

В итоге, имеем необычную и добротно исполненную задумку, которой мешают стать шедевром неровности в темпе повествования и очень затянутое начало.

Чудесная книга. Она, как и прот, обладает способностью пробуждать в сердцах людей всё то чистое и прекрасное, что бывает сокрыто в самых далеких закоулках души. А как же прекрасна жизнь на Ка-Пэкс, исполнена гармонии и равновесия. Автор умело противопоставляет её утопическому укладу суетную Землю. Вместе с тем Брюэр словно бы спрашивает у читателя: «А какой мир выбрали бы вы? Променяли бы непередаваемое чувство любви на возможность почти бесконечного познания и спокойствия?» Роману легко удается в довольно незатейливой форме поднимать действительно глубокие, можно даже сказать исконные философские и социальные вопросы.

Книгу можно разделить на две условные части — ту, которая непоколебимо уверяет в неземном происхождении прота и ту, которая начинает сеять сомнения. И как и всякому, кто верит в чудеса, мне было немножко грустно читать вторую половину романа. Но тонкая психологическая составляющая, приправленная феноменами других пациентов и их взаимодействий, приводит в настоящий восторг.

А концовка... Почему-то заставила вспомнить давно прочитанный цикл Эдгара Берроуза о Джоне Картере — cтоит только чаще смотреть на звезды, и мы все, без сомнений, посетим иные миры.

Рассказ представляет собой настоящее «царство хаоса», ураганный трэш, пропитанный форменным безумием в преддверии гибели. Пусть здесь и есть идея, состоящая в раздумьях о превратности человеческой психики после Апокалипсиса, «изображенная» на фоне отличий двух полушарий мозга. Но всё это действо похоже на фантасмагорический сон.

Хотя кто знает, как оно будет по-настоящему? Академик Н.П.Бехтерева однажды сказала: «Человеческий мозг не выдержит всего этого, он перестанет служить человеку так, как он служит ему сейчас». Именно это хотят донести авторы «Триптиха Апокалипсиса», но в большинстве случаев произведения выходят очень скомканными и сумбурными. Возможно, всему виной размер, под который нужно было подогнать текст.

В этом рассказе Сиглер попытался сделать упор на поведении пятерых взрослых мужчин в чрезвычайно экстремальной ситуации. В противоположность Тананарив Дью, которая в «Коллективном иммунитете» показывает женщину, страдающую от одиночества, здесь закадычные товарищи в одночасье становятся разобщенными в силу личных переживаний.

Относительно поступка Джорджа, то тут скорее обыкновенные душевные терзания, своеобразное искупление авансом, ведь где-то там в Милуоки и его дети. Рассказ снова наталкивает на мысль, что после Апокалипсиса на первый план выйдут родственные узы, а от социума в первые же дни не останется и осколков.

В «Триптихе» вообще, в большинстве своем описывается конец света, затрагивающий определенную семью. Жаль только, что произведениям очень не хватает сильной психологической составляющей.

Рассказ перекликается с «Бальзамом и раной» Робина Вассермана в этой же антологии («Хаос на пороге»). Той же ироничной манерой повествования от первого лица, скептическим отношением к Апокалипсису главных персонажей. Вместе с этим «She's Got a Ticket to Ride» значительно больше удался в плане психологии, благодаря введению персонажа Рози, заставившей главного героя сомневаться. По ходу истории автор хорошо сгущает атмосферу, этому способствует странный диалог девочки с сыщиком.

Порадовала законченная концовка, написанная с доброй иронией.

Трагикомическая ирония на тему человеческого тщеславия. Подобно пресловутому Герострату, хоть и не осознавая масштабов, героиня добивается некоторой известности. Чтобы отныне постоянно помнить выражение и главную идею не только данного рассказа, но и большинства произведений из антологии «Хаос на пороге»: «Живи нынешним днем».

Тематика же конца света снова заставила вспомнить о гипотетическом

Рассказ о человеческом безразличии, недаром автор выбрал такой странный тип вируса. Часто, выслушивая других, мы просто киваем, не замечая чужую боль.

Главные герои — неудачники по жизни, их в наше время принято называть бесхребетными. Но зачастую такие люди обладают другой, такой редкой сейчас добродетелью — истинным состраданием. И пусть Джонни с раздражением терпит старческий маразм отца, а Келли еще недавно была бунтаркой-неформалкой — именно они настоящие люди в этом страшном царстве застывших фигур.

Концовка рассказа просто сокрушает, заставляя переживать за героев, ощутить их терзания и надеяться что в двух следующих книгах «Триптиха Апокалипсиса» Макинтош будет не столь жесток. Хотя... иногда действительно нужно получить подобную моральную взбучку, чтобы всегда помнить про человечность.

Первая по-настоящему депрессивная вещь из антологии «Хаос на пороге». Прочитав, задумываешься, если мир покатиться в тартарары, имеет ли смысл жить дальше? Особенно, когда перед тобой стоит нелегкий выбор — бессмертие или вечное прощание с любимыми женой и дочерью, а ведь есть и еще два варианта.

Хоть идея рассказа и не нова, но автор умело навевает параноидальные мысли: «А зависит еще что-нибудь от нас в этом политизированном мире?». Ведь даже сильные ломаются в его жерновах.

Необычная зарисовка на тему конца света в начале XX века. Автору прекрасно удалось воссоздать атмосферу происходящего, наполненную пышностью уходящей викторианской эпохи. Погружаясь в рассказ, словно оказываешься в таинственном сне, одновременно прекрасном и в то же время исполненном зловещей тревожности.

Параллельно Джейми Форд рассказывает об отношениях совсем еще юных девушки и юноши, прислужниках в отеле, прозрачно намекая, что любовь никогда не нужно откладывать «на завтра».

P.S. Читать однозначно только ночью.

«Перезагрузка» Тобиаса Баккела — интересный рассказ в духе технотриллера, с хорошей динамикой повествования, прекрасной идеей и некой законченностью, не свойственной антологии «Хаос на пороге».

Произведение подкупает еще и тем, что противоположные взгляды на мир главных героев («охотников» и «беглеца») не только имеют право на жизнь, но еще и заставляют задуматься читателя, намекая ему на то, что в большинстве своем каждый заботиться лишь о собственной выгоде. Будь ты поборником порядка или великим революционером, способным изменить мир.

Немного перефразируя известное выражение «благими обещаниями вымощена дорога в ад», можно сформулировать главную идею рассказа. Нам пророчат конец света, а путевку в рай заслужить так легко — просто убрать с дороги не таких как все или тех, кто утратил веру. Но может статься так, что в пути нас одолеют сомнения и мы познаем жестокую Истину.

За неброским сюжетом рассказа скрыт философский подтекст. Посыл Дезирины Боскович можно воспринимать как метафору карьеризма, изображенным здесь стремлением человека к наиболее искомому — вечной жизни. И тут встает вопрос: «Кто же по-настоящему выиграл — те, кто остался или те, кто ушли, давно отыскав свой собственный Эдем?»

Горькая ирония на тему конца света, рассказанная фальшивим проповедником. Жаль, что по-настоящему сильна только первая половина рассказа, где перед читателем возникает интересная дилемма: «А действительно ли все секты зло?». Может, для некоторых людей и вправду было бы лучше отречься от большого мира и построить свой. Благо, такая возможность вскоре представиться.

Даже не вериться, что роман написал человек, книги которого впоследствии станут всемирно известными бестселлерами. И дело здесь даже не в откровенно паршивом переводе. «Тьма всех ночей» подобна летописи, кусочки мозаики которой хоть иногда и соприкасаются, но общий рисунок выходит расплывчатым и лишенным красок.

Обширность мира заключена в тиски множества топонимов, привязанных к набившим оскомину географическим зонам (хотя большую часть времени герои проводят в закрытых помещениях). Относительно сюжета можно сказать, что автор не ставит перед читателем никаких загадок, часто даже наперёд раскрывая заведомо известные факты. Язык повествования не выдерживает никакой критики, правда, с отсылкой к переводу. Как говорилось выше, текст похож на черствую хронику жизни знаменитого мага и членов увядающего королевского семейства.

Под пафосностью противостояния Рока и Судеб неприкрыто проглядывает обыкновенная «мыльная опера». Персонажи её абсолютно безлики. Более того, в плохом смысле слова, лишены даже хоть какой-либо шаблонности, присущей фэнтези. Все их различия в именах да внешности, а мотивы поступков вызывают тревогу за состояние их психики. Особенное недоумение вызывает момент,

Порадовала только концовка с появлением новых персонажей и намеком на что-то более серьезное в следующих книгах цикла. А пока что

Нет зверя страшнее человека. Думаю, неспроста Скотт Сиглер изобразил «предка» первобытным хищником, единственным побуждением которого является неутолимый голод. В этом кровавом марафоне жестокость животных противопоставляется бесчеловечности Магнуса Пальоне, а неконтролируемые инстинкты — холодной расчетливости. По другую сторону баррикад мы видим горстку положительных героев, пытающихся спастись от последствий безумного эксперимента. К слову, характеры персонажей прописаны настолько, насколько этого достаточно для подобного жанра произведений. Но в целом, всё очень шаблонно — одержимый доктор, меланхоличный военный, женщина «с внутренним стержнем», вульгарный старик и т. п.

Как было сказано в отзывах выше, произведение напоминает схватку с «чужими» (не в последнюю очередь и по типажам героев) в антураже «Нечто».

Вызывает недоумение первая треть книги, где автор явно затянул с описанием тонкостей клонирования, сделав уклон в научную фантастику, которая никак не вяжется с последующим обычным боевиком с элементами хоррора. Особенно можно выделить отрезок после имплантации — единственный момент в книге, где присутствует какой-никакой саспенс.

В итоге имеем неплохой sci-fi horror, не привносящий в жанр ничего нового, но с хорошей action-составляющей.

«В каждом из нас таиться животное». Именно так можно описать единственный посыл второго романа Лаймона. Если слово «идея» можно вообще совместить с жанром сплаттерпанка. Но всё же в романе отчетливо описано как плохой «реднек» становиться благородным рыцарем-спасителем, а примерный семьянин ниспадает к животным инстинктам и форменному безумию. Словно, попав в настолько экстремальную ситуацию, он скидывает из себя бремя общественного поведения, так часто стискивающее людей своими устоями.

Книга отсылает нас к собственным первоистокам, словно насмехаясь над нашим происхождением. Господин Фрейд несомненно бы одобрил автора. ))

Простите за сарказм, но атомный кошмар продолжается и чем темнее ядерная ночь, тем сильнее творение г-на Тармашева похоже на безжизненную пустыню, лишенную хоть каких-то идей или интересных сюжетных ходов. Автор продолжает тянуть ту же самую заунывную песню, подобную назойливому вою сорванного с цепи ветра.

Караван все также ходит к складам Росрезерва, путая читателя в заумных расчетах периодов приёма антирада и последующих интоксикаций. Паранойя полковника Брилёва заполняет все больше страниц. Кроме всего прочего в тексте присутствует очень «занимательное» описание будней медицинского блока, попахивающее откровенным бумагомарательством, среди которого можно выделить героическое спасение нежелательно забеременевшей охранницы («случайно севшей» на гвоздь в бункере XXII столетия).

Особенно хочется отметить местами неприкрытые мотивы расизма и женоненавистничества, которые на фоне общей абсурдности текста вызывают лишь сочувственную улыбку.

Есть и экшн, правда, совсем немного, но брутально. Продолжает автор глумиться и над инженером Овечкиным (аки Овном), явно недолюбливая работников IT-сферы.

Среди положительных же эмоций можно отметить лишь саркастический смех, перманентно возникающий при прочтении книги и, конечно же, блестящий образ Порфирьева, настоящего сурового Варяга и спасителя всея и всех.

Третий том заканчивается забавным предложением: «Впрочем, при видимости в десяток метров понятие «горизонт» давно уже стало чем-то из разряда неуклюже надуманных подробностей в низкопробных романах сетевых графоманов». И честно говоря, становиться непонятно, то ли автор стебётся над самим собой или же взаправду возомнил себя настоящим писателем.

P.S. Пока не вышла последняя книга цикла, выскажу предположение, что всё закончится

Роман Ирвина Уэлша «Дерьмо» полностью оправдывает свое название. В нём отображается и стилистика повествования и главный постулат произведения: «Жизнь — дерьмо!» Не зря в качестве эпиграфа приводится изречение Шопенгауэра, известного своей пессимистической философией. Здесь, словно в сюрреалистическом кошмаре Кафки, жизнь представляется бессмысленной чередой однообразных дней, а высокие порывы погрязли во всепоглощающем пороке.

Автор словно получает удовольствие от извращенной игры, в жесткой форме излагая вечные проблемы социума. Хоть главный герой и вызывает отвращение, он всего лишь является жертвой, игрушкой неумолимого рока и человеческой предвзятости. Уэлш и проводит сардонические параллели между жизнью героя и существованием червя. В романе хорошо показано как система превращает людей в циников, представляя социальные отношения только в мрачном свете, наполненном безразличия и эгоизма.

В целом, под отборным матом и кучей грязи поднимаются серьезные проблемы и закрадываются искушающие размышления: «А может жизнь и должна состоять только из удовольствия?..»

В целом, произведение воспринимается как история болезненной смены поколений, которая во времена написания рассказа проходила на фоне последствий Вьетнамской войны. В то же время нельзя не отметить акцент на искусственность нынешнего мира. На смену настоящим эмоциям, испытанных ветеранами, пришли бутафория и нелепая попытка освежить давно минувшие события.

Замешательство вызывает недосказанность момента в эпизоде с

Хорошо ли иногда видеть истину, если она намного ужаснее твоих самых жутких кошмаров. Возможно, наш разум блокирует часть получаемой информации. В данном рассказе речь идет о зрительном восприятии действительности. Но увиденное глазами героя — это не свет божественного откровения, а скорее — прямой путь к паранойе.

Симмонс легко обыгрывает популярную тему «третьего глаза», при этом не забывая попугать читателя. Тем, кому понравился рассказ, советую посмотреть эпизод «Секретных материалов» «Folie à deux» (5 сезон, эпизод 19). Там обыгрывается схожая ситуация, в атмосфере напряжения и с хорошим финалом.

«Нас оглушил не жаворонка голос, а пенье соловья».

Истории великой Любви всегда трагичны... «Вспоминая Сири» смело можно назвать одной из величайших и... печальнейших. Рассказ по-настоящему пронизывает сердце. Впечатляющий эффект производит фон, на котором развиваются события. Мауи Заветная предстает живой, вечно юной и вызывающей трепет планетой. Прекрасной девушкой, которой желает овладеть Гегемония. И вот здесь, в объятьях идиллии, среди плавучих островов и песней дельфинов (аллюзия на «Путеводитель по Галактике» Адамса?) в постоянном ожидании увядает очаровательная Сири. Пожертвовавшая любовью во имя спасения собственного мира, ставшая для меня олицетворением непорочной Мауи.

При прочтении рассказа время словно бы останавливается, возникает ощущение созерцания чего-то действительно неземного и бесконечно прекрасного. И из дрейфующих океанов мыслей формируется одна: «Именно такой должна быть Вечность».

В рассказе Симмонс показывает современные реалии религии, достигающие иногда апогея абсурдности. Здесь люди вместо самосовершенствования сбиваются в инертное стадо, вникая голосу лицемерных бизнесменов в одеждах святых. Автор довольно смело высмеивает условности религии, по ходу произведения изобличая прихожан церкви Фредди. Рассказ продолжает тему предыдущего в сборнике, утверждая что наше сознание может выступать в роли настоящего Творца.

А Ванни Фуччи не зря говорит что в аду нет суровее пытки, чем ежедневный просмотр «Утреннего клуба «Аллилуйя»).

Харлан Эллисон в предисловии к сборнику «Молитвы разбитому камню» сказал что плакал при прочтении рассказа «Стикс течет вспять». Но «Те глаза...» намного более сентиментальны и овеяны светлым меланхоличным флёром ранней осени. Лиричность повествования гармонично переплетается с научной составляющей. И рассказ постепенно поднимает извечный вопрос о происхождении человеческой мысли, границах и бесконечности сознания.

Порадовал финал истории, полностью соответствующий общей атмосфере.

«Галактика в огне» — третья книга, прочитанная мной из цикла «Ересь Хоруса». И с восторгом могу сказать, что действие стремительно набирает обороты. Каунтеру было уже не нужно выстраивать логическую цепочку мотивов измены Хоруса и его приспешников. И все же в романе ставиться отчетливый акцент на Гордыне, ставшей главным катализатором Великого Предательства.

Само же действо — это неутомимый экшн, приправленный интригами и интересными поворотами. Перед нами начинает зарождаться извечная война Добра и Зла, а семена сомнений уже дали первые всходы. Книга в прямом смысле «не отпускает» и проглатывается за один присест. Поражает то, как разным авторам удалось добиться такой цельности повествования и образов главных персонажей.

А ведь всё самое главное еще впереди! Ммм...

Как и ожидалось, после довольно посредственной первой книги, которую вытягивали динамизм и масштабность ядерных бомбардировок, вторая превратилась в нечто невразумительное — абсурдный «гимн антираду и биорегенераторам».

В итоге перед нами очень неровный производственный роман, в первой части которого путешествие «туда и обратно» сопровождается приёмом антирада и отдыхом после интоксикации. А вторая... начинается вот-так: «Безжалостно стегающий скафандр потоками черного снега буран прекратился внезапно...» Только здесь скафандров и буранов будет меньше, вместо них тяжелые будни висящего на волоске от гибели бункера, управляемого параноидальным полковником. К слову, довольно хитрый ход г-на Тармашева, который позволил заполнить еще несколько десятков страниц.

Произведение наполнено обилием ненужных «технических» деталей, повторением одних и тех же выдуманных терминов, подобных вышеизложенным. В частности, здесь правят бал военные и нет места офисному планктону. Так что свою аудиторию «Каждому своё-2» найдёт.

Подводя итог, можно лишь пожалеть тех, кто будет читать последующие книги серии, которых намечается еще 2. Но, как любителю жесткого постапокалипсиса и ядерной зимы подобно героям, постараюсь продраться через пустоши, усеянные черным снегом. Объективно на 3, субъективно и скрипя зубами (если воспринимать роман как продолжение)

«Жизнь тлен...» Этими двумя словами можно описать главный посыл рассказа, написанного в несвойственной Грину постмодернистской манере.

Но в то же время, автор явно вдохновлявшийся Философией Жизни, пребывавшей на пике в период написания рассказа, словно бы предостерегает нас от ошибок. Пять человек, пять судеб, решивших покончить с собой, сливаются в путеводную звезду для каждого из нас. Ведь если призадуматься — жизнь полна противоречий и нет единой правды. Отсюда проистекает мотив вечного поиска, который более явно и не в таких серых тонах станет главной темой творчества Грина.

Не даром в рассказе вспоминаются Макс Штирнер и Фридрих Ницше. Это произведение тоже своеобразный гимн индивидуализму и человеческой свободе. В самом названии «Карантин» символически скрыто переосмысление ценностей, излечение после тяжелой болезни. Герой после долгих скитаний в глубинах собственной души находит единственно верный путь.

Сергей Иванович уходит от городской суеты, которую автор очень тонко изображает в образе Валерьяна: «Черный, кудластый и горбоносый, в пенсне, закрывающем выпуклые близорукие глаза, стремительный и взбудораженный, он казался комком нервов, наскоро втиснутым в тщедушное, жилистое тело».

Особняком хочется отметить значение Природы как излечения от всех душевных горестей. И в этом рассказе Грин с особым трепетом лелеет каждый её вздох, движение и молчаливое созерцание, словно сам подпитываясь весенней свежестью и пробуждением новой, прекрасной Жизни.

Склоняюсь к мнению, что аннотация к рассказу в корне неверна. У Грина (возможно, кроме романтической тематики Гринландии, хоть и не всегда) события являются лишь предпосылкой к дальнейшим, а в этом произведении еще и очень тонким психологическим играм, когда по-настоящему раскрываются персонажи.

Кроме того, в рассказе присутствует сильнейшая причинно-следственная связь. Если бы Петунников не обманывал Елену, возможно, они бы сблизились, нашли то, чего им так не хватает в жизни — настоящую любовь. Если бы он обернулся, услышал... Автор словно настаивает на том, что подобные встречи не случайны и даже в таких его меланхоличных произведениях всегда живет Надежда.

Извечный вопрос о причинах заставляющих людей совершать самоубийство. Но один тихо и безропотно уходит в пору цветущей юности, другой проживая бесцельные годы, накапливая горечь, уносит с собой и жизни других. Нужно ли осуждать таких людей?

Лучше привести здесь цитату Симоны де Бовуар: «Раз люди кончают самоубийством ... значит, существует нечто, что хуже чем смерть. Поэтому-то и пробирает до костей, когда читаешь о самоубийстве: страшен не тощий труп, болтающийся на оконной решетке, а то, что происходило в сердце за мгновение до этого.»

Стандартный рассказ на тему «срывания масок». Складывается впечатление, что автор сам познал истинную самоотверженную любовь и ему просто мерзко смотреть на фальшивые излияния сиюминутно влюбленных, забывающих о своих чувствах в самый ответственный момент.

Болезненный рассказ. Ведь эти мальчишки, подобно бедному котенку, еще такие же беспомощные и слепые. Не осознающие своих действий вследствие воспитания ослепленным социумом, в котором жизненная мораль сравни иерархической лестнице: «Дядя говорит — можно. Он умнее вас. Он за границей был.»

Короткая зарисовка, в которой писатель подвергает сомнению возможность существования высоких идеалов в обществе, абсолютно лишенном каких-либо духовных добродетелей. Грин снова настаивает на бесцельности Революции, так как сначала нужно изменить самих людей. Автор, когда-то сам состоявший в движении эсеров, по мере взросления понимает, что утопий не бывает...

Противостояние человека с ущербным мировоззрением, выросшего в насилии, плюющего в лицо «сияющей равнине». Противостояние с самим собой, выплескивающееся в ненависть ко всему чистому и прекрасному: «Следует убивать всех, которые веселые от рождения». Возможно, Блюм олицетворяет саму Революцию, как социальное явление, непременно несущую боль, ужас и смерть.

Напротив, безумию преступника противопоставляется благородство Тинга, взращенного на любви к природе, воздуху свободы и, самое главное, бескрайней привязанности к нежной жене. Здесь отчетливо виднеется главный тезис рассказа и одно из известнейших выражений: «Красота спасет мир!»

Грин иронизирует над склонным к эпатажу молодым человеком, вращающемся в кругу, чем-то схожему к движению декаданса. Молодого героя бросает из огня в полымя. Утративший опору стабильной повседневности, выигравший большое количество денег, провинциал Гинч (уже не Лебедев и не только по паспорту) попав в большой город обезличивается, вливается в сонм разврата и вакханалии.

От повести складывается двоякое впечатление — возможно, автор настаивает на бессмысленности такого существования, а может, в глубине души жалеет людей подобных главному герою, которых цинично и беспощадно поглощают серые мостовые и искушающий шелест банкнот.

Тяжелый рассказ. Как долго мы ищем настоящую любовь, в пылу страсти произнося самые нежные и ласковые слова. Но кто-то так и мечется всю жизнь в поиске, кому счастье улыбается уже в юном возрасте. Как жаль, что лишь немного прожив и набравшись опыта, мы понимаем, что иногда слова, сказанные в исступлении когда-то, могут материализоваться и рикошетом разрушить судьбы близких людей...

То ощущение, когда ты прогуливаешься глубокой летней ночью, чтобы просто смотреть на звезды, вдыхая аромат левкоев. И вдруг тебе встречается знакомый человек, прагматик до корней волос, спрашивающий куда держим путь. Представьте выражение его лица, когда он получит в ответ: «Наслаждаюсь красотой ночного неба».

Так было и будет всегда. Большинству людей непонятны тонкие натуры, которых подсознательно притягивает неведомое, которое скрыто в лучах луны, манит их кажется вот-вот открывшейся тайной, даёт упокоение. В этом рассказе заключен один из главных мотивов творчества Грина — противостояние мечтателя, грезящего неизвестным прагматизму обывателя, заключенному лишь в гнусных попытках влезть в ворох чужого «белья».

«Он счастлив, не мы». Счастлив, потому что умеет по-настоящему, безумно любить... Она же несчастна, потому что в её серых оленьих (автор намеренно выбирает холодный цвет) глазах отражается лишь блеск бриллиантов — прекрасный, но мёртвый. Любовь — вот драгоценнейший дар и в этом весь Грин.

В рассказе присутствует и немалая доля символизма — первый проход Аяна через пролив — тихий, но будто бы наполненный зловещей тишиной — предвестницей грядущей бури. После же знакомства со Стеллой, когда жизнь героя бесповоротно изменилась, пролив, впрочем как и сердце Аяна, становится грозной всесокрушающей силой. И даже когда шторм кончается, героя впереди ожидает лишь мёртвый корабль, а его жизнь делиться на «до» и «после».

О прекрасный и дивный ночной мир, какое томление пробуждаешь ты, несешь откровения в изнуренные пылким днем души подобно неведомому освобождению. Но вместе с тем приходит и боль от осознания тленности жизни, неизбежному возвращению к серым будням. Вот и здесь, в прекрасной форме сравнивается черствость простого работника пьяницы и, без всякого сомнения, тянувшегося к прекрасному самоубийцы. Вновь недосказанность, но как всегда у Грина очевидная.

Грин в очередной раз на нескольких страницах с легкостью подробно запечатлевает несколько абсолютно противоположных характеров. Тонкими мазками перед нами вырисовываются ищущий выгоды штабс-капитан, наивная дочь дельца, расчетливый «бритт» и, наконец, главный герой рассказа — землевладелец Тюльпанов, в душе которого борются жажда денег и более возвышенные чувства к родной земле.

Сильнейший психологический рассказ. Тяжелые солдатские будни не могут не оставить след на психике героев. Здесь Грин словно показывает каким образом

Повесть продолжает тему одиночества, поднятую в «Острове Рено». Усталость от городской жизни, умноженная на предательство любимой, заставляет героя уйти в себя и в то же время подальше от цивилизации и людей. Но любопытство обывателя неистребимо. Уже в самом начале жители колонии бьются об заклад — «Что же забыл в такой глуши новоприбывший корабль?». Пытающийся найти спокойствие в недрах острова, Горн должен ублажать интерес далеко не безгрешных жителей. Всеобщая приземленность, лицемерие, зацикленность на деньгах лишь усиливают отвращение героя к людям: «Я предпочел бы, чтобы здесь никогда не было ни вас, ни крыш, ни плантаций».

Находка прииска — поворотный момент произведения. В сердце Горна снова возрождается мечта, радость от возможной встречи с далекой любовью вновь стискивает грудь, но снова лишает настоящей свободы. Приходит время решающего сражения как в душе, так и с реальным врагом. И в конце концов наступает полное освобождение. Герой предстает словно сгустком первобытной энергии, рвущейся только вперед, не оглядываясь на прошлое.

Мощь природы сравнивается с необузданной страстью безнадежно влюбленного. Кровь бурлит в жилах и сам воздух стал красным. Словно подпитываясь энергией чудовищного шторма, герой делает решающий шаг. «Сейчас или никогда!..»

Герой рассказа, долгое время пребывавший в тесной сутолоке матросской жизни, остается наедине с первозданной природой и переживает некий катарсис — момент единения с миром, бесповоротно отвергающий всё обыденное как кошмарный сон. Здесь, наедине с самим собой и Матерью Землей он находит свою истинную «Родину»...

Не стоит оценивать этот рассказ поверхностно, впрочем как и все рассказы Грина. В подтексте можно найти отсылки к безнадежной и страстной влюбленности, которая вспыхивает в сердце героя и меняет его мировоззрение. К этому отсылает прерывистое описание внешности Любы вначале, как видит её Геник. Сначала — «ровный чистый лоб», потом — «маленькие уши, высокая круглая шея» и, наконец, «темные, с ясным голубым отливом глаза». Далее по тексту автор тонкими намеками вырисовывает чувства героя, постоянно оставляя их немного недосказанными. Возможно здесь, как бывает в жизни, герой еще сам полностью не понимает своих мотивов. Но сердце уже выбрало свой путь...

В рассказе сквозит тонкая ирония, акцентированная на жизненных потребностях персонажей. Кому-то мило золото, кому хорошее вино, кто-то грезит модным «пиджаком с золочеными якорями и пуговицами». И лишь наивный шестнадцатилетний новобранец Синявский мечтает о прекрасных кузинах, которые его радостно встретят, словно вернувшегося из дальних морей героя Жюль Верна...

...А ведь так ломаются жизни... В этом коротком рассказе жизнь, полная возвышенных стремлений, противопоставляется мерзкой обыденности, сравниваемой с застывшим летним зноем. И лишь далеко-далеко, под огромными молочными облаками высятся фиолетовые горы — пристанище свободных орлов...

Можно много ругать автора за прямолинейность, некую сухость повествования, но для любителей ядерного апокалипсиса данная книга должна понравиться. Прежде всего — масштабами самой войны, которая, ввиду того что действие происходит в близком будущем, приобретает действительно грандиозный размах. Тут вам и

Но субъективно, роман больше понравился чем нет. Местами за некоторую кинематографичность, за описание тактики самой войны, за жесткость, необходимую настоящей апокалиптике. В общем, книга рассчитана на широкую аудиторию, которая не будет заморачиваться на технических деталях и научных прогнозах термоядерного конца света.

Как заядлый любитель ядерной тематики не могу поставить ниже

После ознакомления с множественными перипетиями в жизни Гофмана роман воспринимается скорее как трагическая автобиография. Под тончайшей иронией проступает неизгладимая боль по утраченной любви — чувстве, которое неведомо закоснелому душой обществу. Обществу, в которое так старается влиться Кот Мурр — он же сам Теодор Амадей. Отсюда, неизбежность возникновения некоего разделения жизненных идеалов, свойственная романтикам. Полет мысли, прерываемый серостью повседневности, приправленной, к тому же, однообразными лицами, побуждениями, всеобщим ханжеством. Эта двойственность сквозит и в самом построении текста — здесь и поэтические порывы Крейслера и рациональные рассуждения Мурра.

Книга становиться особенно актуальной в наше время, когда личность обезличивается, а желание показать себя заключается преимущественно лишь в эпатажных нарядах под «скорлупой которых нет ядра»...

Для «последних романтиков» роман, скорее всего, оставит горькое послевкусие пережитого собственного жизненного опыта. «Житейские воззрения...» могли бы быть автобиографией для многих, кто ощутил на себе непрощающую лицемерность современного общества.

Пронзительная история о возвышенной любви европейца и индианки, рассказывающая о сближении через разные взгляды на мир. Роман, задающий вопросы о столкновении двух культур. В образе мужчины и женщины автор проводит аллегорию между материальным миром «белых» людей и глубокими духовными воззрениями индийцев. Элиаде удалась блестящая прорисовка характеров главных героев, их терзания, поиски себя, понимания самой сути любви.

Очень эмоциональное и в тоже время глубокое произведение. Без тени сомнения заслуживает наивысшей оценки.

Этот рассказ вызывает двойственные впечатления. С одной стороны это, несомненно, тонкий выпад в сторону критиков. Но... если копнуть глубже —