Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
Этот некролог был написан американским астрономом, астрофизиком и популяризатором науки Карлом Саганом. Некролог опубликован в 357 номере журнала «Nature» спустя месяц после смерти Азимова.
НЕКРОЛОГ. Айзек Азимов (1920-1992)
Айзек Азимов на книжном троне
Айзек Азимов, один из величайших толкователей нашего времени, умер 6 апреля в возрасте 72 лет.
Азимов родился в России, сразу после революции, он происходил из еврейской семьи (хотя и предполагал, что происхождение его фамилии может иметь исламские корни, например узбекские – Асимов, то есть сын Хассима). В возрасте 3 лет Айзек вместе с родителями эмигрировал в Бруклин, США. Его детство прошло в кондитерском магазине отца, полки которого заполняли журналы, там Азимов научился читать и впервые столкнулся с научной фантастикой. Айзек получил докторскую степень по химии в Колумбийском университете, стал профессором биохимии в Медицинской школе Бостонского университета и был соавтором учебника «Биохимия и метаболизм человека». Однако всемирную известность Азимов получил благодаря работам в области научной фантастики и популяризации науки.
Подобно Т.Г. Хаксли, Азимов руководствовался глубоко демократическими побуждениями донести науку до общественности. «Наука слишком важна», — сказал он, перефразируя Клемансо, — «чтобы её можно было оставить учёным». Мы никогда не сможем посчитать, сколько практикующих учёных обязаны своим первоначальным вдохновением книге, статье или рассказу Азимова и количество обычных граждан симпатизируют научным разработкам по той же причине. М. Мински, один из пионеров создания искусственного интеллекта, был мотивирован рассказами Азимова о роботах (задуманными для иллюстрации партнёрства человека и робота и в качестве противодействия господствующему тогда представлению, восходящему к Франкенштейну, о роботах как о злобных соперниках). В то время, когда научная фантастика представляла собой боевики и приключения, Азимов ввёл темы решения загадок и головоломок, которые обучали науке и развивали творческое мышление.
Ряд его фраз и идей проникли в структуру науки — например, описание Солнечной системы как «четырёх планет плюс астероиды», а также предложение Азимова о переносе ледяных глыб из колец Сатурна на засушливые пустоши Марса.
Результаты творческой деятельности Азимова поразительны, почти 500 книг, написанные в характерной манере, незамысловатым и ясным языком. Американские писатели-фантасты признали «Приход ночи» лучшим научно-фантастическим рассказом «всех времён и народов». Айзек получил признание от Американского химического общества и Американской ассоциации содействия развитию науки, а также более десятка почётных степеней. Его интересы не ограничивались только наукой: наследие Азимова включает в себя двухтомные путеводители по Шекспиру и Библии, а также обширные комментарии к байроновскому «Дон Жуану». Серия «Основание», посвящённая упадку Галактической Империи, была основана на внимательном прочтении книги Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи», главной темой которой стали усилия по сохранению знаний и науки, когда наступили тёмные века.
Азимов выступал за науку и разум, против лженауки и суеверий соответственно. Он был одним из основателей Комитета по научным исследованиям утверждений о паранормальных явлениях и президентом Американской ассоциации гуманистов. Азимов не боялся критиковать правительство США, и был глубоко привержен делу стабилизации роста мирового народонаселения.
Как человек, рождённый в бедности и одержимый пожизненной страстью писать и объяснять, Азимов, по его собственным оценкам, вёл успешную и счастливую жизнь. В одной из своих последних книг он писал, что «моя жизнь уже почти закончилась, и я, правда, даже не надеюсь пожить ещё немного». Однако, продолжал Азимов, его любовь к жене, психиатру Джанет Джепсон, и её любовь к нему поддерживали Айзека. «Это была хорошая жизнь, и я доволен ею. Так что, пожалуйста, не беспокойтесь обо мне».
Но я беспокоюсь о нас, оставшихся без Айзека Азимова, который мог вдохновить молодёжь на учёбу и научную деятельность.
В 1976 году исследователи фантастики Евгений Брандис и Владимир Дмитревский опубликовали в журнале Аврора статью «Ленинградская волна» в научной фантастике». В ней отмечалось, как с течением времени в фантастике меняются имена писателей и тематика их творчества.
Мне попалась статья Пола Андерсона на тему волнового развития литературы, которую он в 1974 году опубликовал в журнале Galaxy. Примечательно, что исследователи литературы из разных стран примерно в одно и то же время, используя разные подходы и собственную наблюдательность пришли к похожему выводу.
Давайте посмотрим, о чем пишет Андерсон. Статья достаточно пространная, привожу только фрагменты.
Автор статьи Пол Андерсон
Много лет назад я заметил: Америка развивалась циклично и развитие достигало высшей точки, когда Соединенные Штаты ввязывались в войны. Действительно, цикличность в истории существует. Люди открывают новую территорию; естественно, наступает период, когда то, что они открыли, исследуется и осваивается полностью; затем поле либо теряет плодородие, либо прирастает какой-то девственной территорией.
Я не могу разглядеть никакой периодичности ни у гигантов первого поколения (Верна и его современников), ни у следующего поколения (Уэллса и прочих). И как мне кажется, в литературе на других языках нет ничего похожего. Европейские писатели XX века, такие как Чапек, Карсак, Иван Ефремов, Герберт Франке, Чарльз Хеннеберг — не говоря уже про неевропейца Хорхе Луиса Борхеса — имели огромное значение, но, по-видимому, были слишком малочисленны, чтобы стало возможно рассуждать о статистике. Нам придется ограничиться англо-американцами и начать с 1926 года, когда Хьюго Гернсбек основал первый жанровый журнал.
Обложка первого номера журнала Amazing Stories
Так или иначе, но это событие стало решающим. Оно выделило научную фантастику как категорию — что, по моему мнению, было плохо, — но также создало на нее хоть и небольшой, но устойчивый спрос, что, по крайней мере, позволило писателям разработать различные концепции, которые стали базовыми и вошли в общественное сознание. Также вполне вероятно, что существование рынка «гетто» привело к возникновению двенадцатилетнего цикла, который я намерен обсудить. Не могу объяснить, почему период длится именно 12 лет. Может, причина в солнечных пятнах? Могу лишь показать, что период действительно существует.
Из Amazing Stories и его подражателей вышли гиганты третьего поколения, такие как Кэмпбелл, Гамильтон, Лейнстер, Вейнбаум и Джек Уильямсон. Они плодотворно потрудились. Многое из того, что мы пишем по сей день, прямо проистекает из развитых ими идей: исследование пространства и времени, высокие технологии и их опасности, правдоподобное внеземелье и нечеловеческие разумы, не похожие ни на что социумы будущего, псионика и так далее. Хорошо, что некоторые из тех авторов продолжают писать и развиваться. Этот факт станет частью моей гипотезы.
В 1926 году они не вышли на сцену все одновременно. Их индивидуальность проявилась не сразу. Их было слишком мало на фоне остальных писателей, которые сочиняли стандартное чтиво. Поэтому первая отправная точка ритма, в отличие от последующих определена менее четко. Можно лишь сказать, что по большому счету к концу первого цикла хорошие рассказы снова стали редкостью.
Но затем, в 1938 году, Джон Кэмпбелл встал у руля Astounding. То, что произошло за несколько следующих лет, знают все — как быстро он воспитал выдающихся творцов, которые освоили великое множество свежих направлений и стали печататься в нескольких журналах сразу.
Некоторые из них перешли из предыдущего периода. Что же касается остальных, то неполный список достаточно обширен: Айзек Азимов, Альфред Бестер, Джеймс Блиш, Бертрам Чандлер, Хол Клемент, Спрэг де Камп, Лестер Дель Рей, Роберт Хайнлайн, Малькольм Джемисон, Генри Каттнер, Фриц Лейбер, Кэтрин Мур, Фредерик Пол ,Росс Роклин, Эрик Фрэнк Рассел, Клиффорд Саймак, Теодор Старджон, А. Э. Ван Вогт.
Не сразу каждого из них ждал настоящий успех. Некоторые писали рассказы, по общему мнению, хорошие, но классом похуже того, что они станут сочинять позже. Для них великий расцвет наступит в следующий подъем, который последовал за спадом конца сороковых годов.
Довольно мрачный характер научной фантастики конца сороковых, обычно связывают с войной, которая призвала фантастов в армию или на работу в военной промышленности. Однако это объяснение не выдерживает критики. Во-первых, был призван не каждый писатель; во-вторых, некоторые из них продолжали сочинять фантастику; и, наконец, война закончилась в 1945 году. Почему же тогда после 1946 года появилось так мало хороших рассказов? Опять же — я не знаю причины, а просто указываю на факт.
Обложки первых номеров журналов Galaxy и F&SF
Причиной поворота к лучшему в 1950 году стал не двенадцатилетний цикл, а журнал F&SF, основанный в соредакторстве Бучера и Маккомаса годом ранее. Следом появился Galaxy под редакцией Горация Голда. Хотя про следующие несколько лет обычно говорят как о ренессансе Бучера-Голда, следует иметь в виду, что это же относится ко всем журналам. Например, Уолтер Миллер-младший, чья знаменитая «Песнь для Лейбовица» изначально была трилогией рассказов в F&SF, часто появлялся в Astounding и других изданиях. Примерно в это же время начало приобретать знакомые черты книгоиздание научной фантастики.
Как бы то ни было, здесь я встречаюсь с самим собой; некоторые мои вещи созданы раньше, но только в 1950 году написалось что-то, что я теперь могу перечитывать. Появились блестящие писатели, такие как Алгис Будрис, Милдред Клингерман, Теодор Когсуэлл и Ричард Матесон, которые сейчас уже отошли от дел. К счастью, все еще с нами Артур Кларк, Аврам Дэвидсон, Филип Дик, Гордон Диксон, Филип Хосе Фармер, Джеймс Ганн, Джеймс Шмиц, Томас Скортиа и Джек Вэнс. И как было сказано ранее, именно тогда на пик своей формы вышли писатели из предыдущей эпохи — Бестер, Блиш, Старджон и другие. Получилось очень эффектно.
В конце концов, яркость поблекла. Конец пятидесятых становился все более унылым, за редкими исключениями вроде Сирила Корнблата.
Бучер как-то мне рассказывал, что когда он и Маккомас начинали партнерство, требовалось согласие на печать рассказа от каждого из них; а к тому времени, когда Маккомас ушел в отставку, они испытывали настолько большие затруднения с приличным материалом, что требовалось согласие каждого, чтобы рассказ отклонить.
Я хорошо помню, как тяжело было заставить себя работать в тот период застоя. Просто не было достаточной мотивации. Книги Хайнлайна, Саймака и других мастеров появлялись слишком редко. Мы, более скромные труженики, удивлялись, почему почти все вокруг печатают только ширпотреб и много ворчали.
В следующем большом прорыве нет ничего такого, к чему его можно было бы приурочить. Ни появления редакции, ни создания журнала. Но разве 1962 год не кажется подходящей датой? Хотя роман Дика «Человек в высоком замке», несомненно, сам по себе не явился причиной тех новшеств, которые на нас обрушились в следующем десятилетии, но стал их ослепительным предзнаменованием.
Первое издание романа «Человек в высоком замке» и автограф автора
Опять же, писатели, которые начали печататься раньше, до этого ничем не выделялись. Брайан Олдисс, Джон Браннер, Харлан Эллисон, Гарри Гаррисон, Фрэнк Герберт, Роберт Сильверберг принялись писать намного лучше наряду с пополнением, таким как Сэмюэл Дилейни, Джозеф Грин, Р. А. Лафферти, Урсула Ле Гуин, Ларри Нивен, Джеймс Типтри-младший и Роджер Желязны. Называю только некоторых и приношу свои извинения тем, кто не фигурирует ни в одном из списков. Они скорее призваны наводить на размышления, а не быть исчерпывающими. Некоторые из старожилов, например Пол и Уильямсон, по-видимому, загорелись от них. Как бы то ни было, они будто бы начали как с чистого листа. Другие, как Хайнлайн и Лейбер, всегда изобретали что-то новое и в то время провели особенно успешные эксперименты. Могу сказать про себя, что многому в то время научился и был мотивирован попробовать что-то новое. Примеры можно приводить бесконечно.
К черту болтовню о новой волне. Его никогда не существовало. Почти все люди, обычно с ней отождествляемые, отрицали свою причастность к чему-либо подобному. Дилейни, например, был блестящим стилистом, но старомодным рассказчиком и иногда прибегал к научной или технологической экстраполяции, достойной Клемента. То, что мы получили, было просто волной, скажем так, новой крови.
Фактически, невозможно полностью отождествить какой-либо вид научной фантастики с каким-либо периодом. Не погружаясь в детали, можно сказать что-то вроде: «Эпоха Гернсбека создала базовые концепции. Эпоха Кэмпбелла акцентировалась на том, что может произойти с обществом в результате предположений автора. Влияние Бучера и Голда привело к сосредоточению внимания на человеке. Новая волна, или как ее там еще называют, освоила современные литературные приемы и сместила акцент с естественных наук на гуманитарные».
Ответить на это можно так: «Чепуха!» Каждый из этих подходов имелся всегда. Тонкий стиль и пристальное внимание к личности мы видим у Стюарта в тридцатых годах, космический размах и инженерию у Нивена в шестидесятых. В 50-е Бестер проводил стилистические эксперименты, а Фармер использовал мощные символики; Лейбер делал и то, и другое. Представление о том, что какая-то одна характеристика является исключительной для какого-то одного периода разрушить очень легко.
На сегодняшний день есть несколько фантастов, которые со всех сторон лучше Стюарта. Это в значительной степени вопрос индивидуального восприятия читателем, которое отчасти обусловлено литературной модой. Более того, писатели второго плана сегодня более искусны, чем в недавнем прошлом. Мы кое-чему научились.
Как правило, за этим скрывается следующий неприятный факт: за последние несколько лет научная фантастика в целом стала менее интересной, чем прежде. Молодые писатели уже не так молоды, их новаторство осталось в прошлом. Стало трудно найти рассказ, который не является вариацией уже известной темы.
То, что в последнее время происходит рост популярности научной фантастики, не опровергает сказанное, а говорит о том, что пришли новые читатели, которые еще не знакомы с тем, что мы написали в недавнем прошлом и потому заинтригованы.
Предположу, что вы поклонник со стажем. Спросите себя: сколько действительно оригинальных произведений научной фантастики вам встретилось за последнее время и думаю, вы поймете, что я имею в виду.
Американский научно-фантастический журнал «Galaxy Science Fiction» («Галактика») в честь своего второго дня рождения в октябре 1952 года выпустил журнал на обложке, которого запечатлелись известные писатели-фантасты, художники, иллюстраторы-фантастики, редактор, сотрудники журнала и кое-кто ещё.
Предлагаю читателям ФантЛаба попытаться отгадать, кто есть кто.
Без подсказок я смог идентифицировать только двух писателей.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
1. Фриц Лейбер; 2. Эвелин Пейдж (жена Горация Голда, помощник редактора журнала); 3. Роберт Э. Хайнлайн; 4. Кэтрин Маклин; 5. Чесли Боунстелл (художник, иллюстратор); 6. Теодор Старджон; 7. Деймон Найт; 8. Г.Л. Голд (на тот момент редактор «Galaxy»); 9. Роберт Гуинн (издатель); 10. Жанна де Марио (менеджер по производству журнала); 11. Робот Чарльз; 12. Сирил Корнблат; 13. Э. А. Эмшвиллер (художник); 14. Вилли Лей; 15. Ф. Л. Уоллес; 16. Айзек Азимов; 17. Джерри Эдельберг (публицист); 18. Грофф Конклин; 19. Джон Андерсон (менеджер по рекламе); 20. Рэй Брэдбери; 21. инопланетянин в скафандре (он же пучеглазый монстр — инопланетян из научной фантастике 1930-х годов, которых часто изображали на обложках палп-журналов, как гротескных существа с огромными глазами, жаждавшими женщин, крови или разрушений); 22. В. И. Ван дер Поэль (арт-директор журнала); 23. Пол Андерсон.
Рассказ представляет утопию, похожую на тысячи вещей в этом роде, больше всего на Окунева (кажется), но последняя вещь значительно интереснее.
Анабиозированный человек просыпается через 75 лет в 2000-м году. Фабулы, какого-либо действия в рассказе нет.
На протяжении всего рассказа идёт описание новых форм новой жизни начиная с питания будущего человека, кончая искусством, и отчасти (совсем не по Уэлльсовски) техникой.
облако тэгов
