12. На страницах 8 – 11 размещена большая статья Мацея Новак-Крейера/Maciej Mowak-Kreyer, которая носит название:

Я по образованию историк, увлекаюсь историей, и меня особенно интересуют средние века и военная история. Поэтому я люблю читать книги в жанре фэнтези, связанные с вооруженными конфликтами. Однако зачастую я прихожу в замешательство, когда натыкаюсь в них на слишком уж современные военные идеи.

Армии, способы ведения войны, комбатанты — все это чуть ли не с рубежа второго и третьего тысячелетий переносится в сказочную реальность, лишь слегка приправленную квази-средневековыми реалиями. Это правда, что воображаемые миры управляются законами воображения, а также существует licentia poetica (поэтическая свобода), но, к сожалению, трудно преодолеть недоверие, когда в еще довольно примитивных феодальных обществах внезапно обнаруживаются воинские формирования, воины и стратегии, появление которых было результатом изменений на полях сражений, произошедших много позже средневековья и даже барокко.

Поэтому я попытался построить модель, представляющую «реальные военные силы фэнтезийного мира», то есть такие военные силы, которые, на мой взгляд, имели бы шанс функционировать в мире, типичном для этого поджанра фантастики. Однако эту статью не следует воспринимать чересчур серьезно, как единственно правильное толкование, это скорее результат интеллектуального развлечения автора, который, возможно, развлечет также читателя журнала и пойдет на пользу возможным будущим авторам.

В основу моих рассуждений я положил типичный фэнтезийный мир, т.е. мир, технически и культурно похожий на европейское позднее средневековье, но без огнестрельного оружия; с несколькими разумными расами — при доминировании, однако, людей; тот, в котором магия действительно существует и пронизывает его на «среднем» уровне (является своего рода крайне элитной отраслью науки, а не тем, что доступно только горстке избранных посвященных, но и не обычным элементом повседневной жизни).

Первый взгляд на войско

На протяжении большей части средневековья основу вооруженных сил составляла кавалерия, состоявшая из тяжеловооруженных рыцарей. Такая кавалерия, безусловно, также составила бы важную часть войска в фэнтезийном мире.

Рыцарь — всегда конный воин, в силу владения землей он обязан защищать населяющее ее население и нести военную службу у сюзерена, от которого он получил в феодальное владение свои поместья. В позднем средневековье, то есть в как бы типичном фэнтезийном мире, а потому и в рассматриваемой сказочной реальности рыцари уже не являются основной частью войска — первенство переходит к плебейской пехоте, использовавшаяся ранее преимущественно при осадах в качестве вспомогательных сил.

Благодаря изобретению длинного лука и древкового оружия, позволяющего поражать всадников на значительном расстоянии (прежде чем они успеют поразить пехотинца) и использованию плотных, трудных для прорыва построений, пехота становится равновеликой силой на поле битвы. Немаловажно и то, что она попросту дешевле стоит.

Несмотря на эти изменения, военная служба остается сутью рыцарства, но рыцарь — не только воин, обычно он также администратор и судья той территории, которой управляет. Это не избавляет его от обязанности являться с оружием и отрядом подчиненных по первому требованию «начальника» (войско, образуемое такими созываемыми отрядами, распускаемое по домам после окончания военных операций, было дворянским и народным ополчением, называвшимся в Польше «посполитым рушеньем»). Но кому же захочется на несколько месяцев отвлечься от текущих дел своего имения и оставить супругу на искушение ловким ухажорам? Поэтому рыцари стараются по возможности избегнуть этой неудобной обязанности или хотя бы сделать ее менее обременительной.

С этой целью они зачастую заключают с феодальными сюзеренами договоры, строго регламентирующие условия их участия в войнах — включая их время и даже компенсацию какого-либо возможного урона, понесенного в результате военных действий. Однако чаще всего этой обязанности стараются вовсе избежать, что возможно путем назначения заместителя или даже заместителей (конных и пеших), которые за соответствующее вознаграждение (а иногда даже по обязанности) представляют сильных мира сего во время военных действий, вместо них рискуя жизнью, получая ранения и перенося военные тяготы. С течением времени эти заместители (в нашем земном мире это было примерно во второй половине XII века) становятся профессионалами, зарабатывающими на жизнь войной, которую они знают гораздо лучше многих рыцарей.

У тех же постепенно прибавляется немалая толика совсем не военных занятий, и они становится «воскресными» воинами.

С дисциплиной у рыцарского ополчения обычно немалые проблемы, оно разнородно по оснащению и навыкам. Поэтому вместо того, чтобы полагаться на него, лучше вести войну руками профессионалов, сражающихся за вознаграждение, т. е. наемных солдат.

Увеличение доли таких солдат в армии означает, что альтернативой назначению заместителя для «воскресного» воина становится предоставление сюзерну соответствующей суммы денег, за которую тот может по своему усмотрению нанять готовое подразделение военных специалистов или самому таковое собрать.

Профессиональная часть армии складывается из отрядов наемников или рекрутских подразделений. Вопреки видимости, между наемником и рекрутом есть принципиальная разница, хотя оба воюют за деньги. Отряды наемников – это особые военные подразделения, командиры-владельцы которых предлагают свои услуги на рынке военного труда. Полученную прибыль они делят между собой и нанятыми воинами. Вопреки злым слухам, наемники не предают своих клиентов и до окончания контракта не переходят на службу к тому, кто лучше платит. Те, кто так сделает, потеряют авторитет и работы больше не получат.

Рекрутские формирования набираются правителями данной страны через назначенных ими командиров. Таким образом, воины, входящие в их состав, нанимаются государством, а не работают на частного предпринимателя. Кстати, стоит вспомнить и термин «кондотьер», который часто используется как эквивалент слова «наемник». А это ошибка: «кондотьер» это не просто наемник, но профессиональный наемный командир.

Основными составными частями позднесредневековой армии были кавалерия и пехота, поддерживаемые на поле боя артиллерией, в основном оснащенной огнестрельным оружием. В фэнтезийном мире нет пороха, поэтому его артиллерия состоит в основном из баробаллистических машин, мечущих каменные или железные снаряды. Но там, где существует магия, лишь ими она определенно не ограничилась бы.

Поскольку заклинания могут использоваться для разрушительного действия, перемещения предметов и лечения, они прекрасно подходят и для выполнения боевых и саперных задач, и как эквивалент военного здравоохранения. Нетрудно представить себе поля сражений, где вместо пушек используются механические орудия (вроде баллист или катапульт), мечущие в противника огненные шары и магические снаряды. Соответствующие заклинания также улучшат качество оружия, сделают его более прочным и точным. Заклинание оружия, вероятно, не станет массовым явлением, но такое, модифицированное заклинаниями, оружие наверняка использовалось бы для специальных целей —те же арбалеты, местный эквивалент снайперских винтовок. А различные заклинания, влияющие на разум, это ведь отличный инструмент разведки, а также способ поднять боевой дух армии посредством магической стимуляции разума и, аналогично, способ ослабить врага (как это сделал Саурон во время осады Минас Тирит).

Магия кажется настолько полезной на поле боя, что ее отсутствие может быть лишь результатом катастрофических последствий и побочных эффектов, наблюдавшихся в ходе и после первых случаев ее боевого применения (то, что произошло с химическим и ядерным оружием в нашем мире). Но, конечно же, каждая страна будет где-нибудь держать под рукой боевую магию в качестве угрозы, чтобы использовать ее в случае крайней нужды. Я не верю, что существует какое-либо культурное табу в отношении использования магического оружия — военный опыт нашей реальности (особенно Второй мировой войны) показывает, что вы, когда стремитесь к победе, используете все имеющиеся в наличии средства.

(Продолжение следует)

Га, га, слава герою

Восьмидесятые годы прошлого века в странах Восточного блока изобиловали фантастической продукцией. Предводительствовал в этом, разумеется, Советский Союз. Уже в 1962 году там сняли фильм «Человек-амфибия» режиссеры В. Чеботарев и Г. Казанский (социалистический ответ на фильм «Тварь из Черной лагуны»). Затем была первая, телевизионная экранизация романа «Солярис» (1970, режиссёр Н. Ниренбург), а еще затем — две заслуженно знаменитые экранизации А. Тарковского: «Солярис» (1972) и «Сталкер» (1979), последняя по мотивам «Пикника на обочине» Стругацких.

Однако в СССР зрительский успех имели скорее молодежные фильмы Р. Викторова («Москва – Кассиопея», 1973), чем поэтические, двусмысленные произведения Тарковского. Что интересно, сценарии к остальным фильмам, созданным в это время: «Тайна третьей планеты» (1981), «Через тернии к звездам» (1981). «Гостья из будущего» (1985), «Остров ржавого генерала» (1988) и «Подземелье ведьм» (1989) написал... Кир Булычев. В этом «ранкинге» поляки могли противопоставить меньше наименований, но среди них были и настоящие золотые самородки.

          Сегодня самой известной такой картиной является, конечно, «Seksmisja/Сексмиссия» (“Seksmisja”, 1984, в российском дубляже «Новые амазонки») Юлиуша Махульского/Juliusz Machulski, которая под плащиком веселой забавы пыталась без помпы протащить рассказ о горестях жизни в оковах системы и высмеивала зарождающийся феминизм.

Гораздо серьезнее (но не обязательно лучше) стаффаж научной фантастики использовал другой творец, наиболее глубоко и вполне осознанно погрузившийся в темные воды фантастических условностей – Петр Шулькин/Piotr Szulkin.

Режиссер начал свое приключение с фантастикой еще в 1970-е годы, когда он готовил к показу дебютную короткометражку «Девушка с чертом» (“Dziewce z ciortem”, 1975)

и сразу после дебютной ленты поставил другую, чуть более длинную картину «Колдовские глаза» (“Oczy uroczne”, 1976).

Оба фильма были осыпаны премиями в Польше и за рубежом (оба представляли собой киновариации на достаточно кровавые народные баллады, в которых то дьявол появляется, то злой взгляд землевладельца обрекает человека на смерть). Члены жюри, впрочем, столь высоко оценивали скорее форму, чем содержание этих фильмов. Фантасмагорические «Колдовские глаза» оперируют в основном тревожными образами, в фильме не произносится ни одного слова, а все «комментарии» поются за кадром в виде мрачно завораживающей деревенской припевки.

      Поворот в сторону НФ произошел в конце десятилетия. Первым был «Голем» (“Golem”, 1979) со сценарием, который, подобно сценариям всех остальных частей сложившейся позже «тоталитарной тетралогии», был в то же время переработан в повесть. Вначале тексты этих повестей были опубликованы в двух сборниках (в 1984 и 1988 годах), а в 2006 году издательство “Halart” напечатало их еще раз в томе «Социопатия/Socjopatia», исключив, правда, из подборки онирическую и сюрреалистическую «Отрубленную голову колдуньи/Odcięta głowa czarownicy» и подобную ей «Больницу/Szpital».

За «Големом» последовали фильмы «Война миров – следующее столетие» (“Wojna światów — następne stulecie”, 1981, премьера состоялась в 1983), «О-би, о-ба. Конец цивилизации» (“O-bi, o-ba. Koniec cywilizacji”, 1984),

«Га, га. Слава героям» (“Ga, Ga. Chwała bohaterom”, 1985). Все эти сюжетно различающиеся фильмы были объединены общей стилистикой – и крайне пессимистическим тоном, в котором автор говорит о действительности и человеке.

Киномиры тетралогии раздроблены и разделены. События происходят без четкой логической связи, их эпизоды больше похожи на образы/символы, чем на элементы связной сюжетной линии. Ученые-мучители из «Голема» проводят футуристические эксперименты по производству людей, при этом главный герой живет в подвале обшарпанного доходного дома, грубый смотритель которого имеет черты гностического Демиурга.

Человечество «Войны миров» соприкоснулось с марсианами, его образ мышления, несомненно, диктуется телевидением, а на заднем плане ветер разносит обрывки газет по пустынным улицам, где проносятся полицейские, разгоняющие припозднившихся оборванцев-прохожих. Впрочем, и сами марсиане также далеки от классических «зеленых человечков»; у Шулькина — это дети-карлики, одетые в серебристые пуховики и желающие от людей любви и крови.

Трудно рассматривать эти фильмы в отрыве от условностей научной фантастики — такие образы предлагает сам режиссер, повелев приземлиться инопланетным ракетам или поместив героев в постапокалиптический мир, — но даже эта фантастка в творчестве Шулькина «неполная», вырожденная. Сцена, в которой Скоупа (Ольбрыхский), героя фильма «Га, га. Слава героям» и заключенного, «приговоренного стать космонавтом» (в космос летают только преступники; другие не хотят или считают, что такой риск не оплачивается), отправляют на его корабль — с вымпелами, в испачканном скафандре, с бутылкой самогона и циничным охранником — это явное издевательство над штампами, где красивые мальчики садятся в чудесные летающие машины.

Поэтому кажется, что главным действующим лицом в произведениях Шулькина является именно энтропия, распад, разрушение окружающего мира; утечка мозгов и душ, превращающая людей в беспомощных безвольных марионеток, бездумно бредущих за толпой и всегда движущихся по линии наименьшего сопротивления. когда думать должны кто угодно другие, только не они. Тогдашним зрителям эти фильмы могли казаться явной критикой господствующей политической системы и, в более широком смысле, всеобъемлющей «системы», в которой каждый должен всегда пребывать на уровне дна.

Теперь же, годы спустя, дополненные мастерским «Королем Убю» (“Ubu Król”, 2003), они кажутся зеркалом, в котором, даже не подозревая об этом, мы — общество, смотрим на самое себя, околпаченное очередным модным словом-отмычкой (на этот раз — волшебной «демократией»).

Вторая половина десятилетия была ознаменована также тем, что амбициозный, но хаотичный фильм А. Жулавского «На серебряном шаре» наконец увидел свет (“Na Srebrnym Globie”, премьера в 1989 году, но фильм снимался с 1976 года, подробнее об этом в “NF” 9/07).

Тогда же создатели детских фильмов потянулись к научной фантастике, отправившись вслед флагманскому фильму «Пан Клекс в космосе» (“Pan Kleks w kosmosie”, 1988).

А последовавшую за трансформацией эпоху открывает в польской кинематографической фантастике… опять же Марек Пестрак со своим фильмом «Возвращение волчицы» (“Powrot wilczycy”, 1990). Может, это знамение?

Потомкам досталось в наследство около двух десятков поставленных – и несколько, к сожалению, не поставленных научно-фантастических фильмов. Анджей Вайда еще в 70-х годах примеривался к «Футурологическому конгрессу», а американцев в это же время интересовал, помимо прочего, «Непобедимый». Борьба романного «атомного мамонта» с роем стальных механонасекомых, при западном бюджете? Не получилось, а жаль. Может быть, киношная история бортового компьютера HAL 9000 нашла бы в «Непобедимом» достойного конкурента.

Испытание пилота Пестрака

1970-е годы начались с бума фантастических фильмов в странах социалистического лагеря. Однако роль поляков в этом была невелика. В качестве сопродюсеров (с небольшим актерским и техническим сотрудничеством) поляки участвовали в съемках ГДР-овского фильма «Сигналы» (“Signale — Eine Weltraumabentteuer”, 1970, в польском дубляже “Sygnaly MMXX. Przygody w kosmosie”), по сути, это был первый фильм, который сделал ставку на космическую сценографию и не потерпел провала.

Картина Готфрида Кольдица/Gottfried Kolditz гораздо более смело и динамично, чем «Безмолвная звезда», представила действия экипажа межпланетного корабля, отправившегося на поиски затерянной вблизи Юпитера более ранней экспедиции. Конечно, фильм не мог обойтись без обязательных сцен критики «империалистического Запада». Кольдиц вернулся к научной фантастике в 1976 году, но его фильм «В звездной пыли» (“Im Staub der Sterne”) снимался уже без участия польской стороны.

Тем временем на звание польского «специалиста по фантастике» стал претендовать «польский Кольдиц» (или, по мысли некоторых критиков, «польский Эд Вуд») -- Марек Пестрак (Marek Piestrak).

После режиссерской стажировки у Поланского (фильм «Ребенок Розмари», 1968) Пестрак, выпускник не только Лодзинской киношколы, но и гидротехнического факультета Политехнического института в г. Гданьске, решил сам заняться кинофантастикой. И вновь на первый план вышел Лем: в 1973 году режиссер подготовил для телевидения короткометражную версию «Расследования/Śledztwo».

Однако камерная история о необъяснимых событиях в городских моргах не удовлетворила амбиций режиссера. Ну что это за научная фантастика, действие которой разворачивается на Земле? Пестрака манили звезды.

Литературную основу фильма «Испытание пилота Пиркса» (“Test pilota Pirxa”, прокатное наименование в СССР – «Дознание пилота Пиркса»), премьера которого состоялась в 1979 году, составил прекрасный рассказ Станислава Лема “Rozprawa/Дознание”, почерпнутый из тома “Opowieści o pilocie Pirxie/Рассказы о пилоте Пирксе”. То есть материал, над которым должен был работать Пестрак (выступавший в качестве не только режиссера, но и соавтора сценария) был материалом высочайшего качества. Что из «Дознания» удалось уловить на экране?

Сюжетные предпосылки фильма и повести, конечно, схожи. Однако фильм отказывается от открывающей текст Лема сцены суда, рассматривающего события, разыгравшиеся на «Голиафе», в щели Кассини, и повествует о космическом рейсе в окрестности Сатурна, в ходе которого Пиркс, командир корабля, должен испытать (протестировать) экипаж, в состав которого входит один (или несколько) из так называемых нелинейников -- андроидов, которые должны заменить людей в космосе.

Однако дьявол, в том числе и дьявол киношный, кроется в деталях. Там, где Лем упирает на неочевидность и запутанную интригу (как узнать, кто есть кто в команде?), Пестрак скатывается к комиксному сгущению красок и черно-белому распределению ролей. Достаточно упомянуть отсутствующего у Лема «злого капиталиста», не снимающего огромных, на половину лица, черных очков даже во время переговоров в затемненном кабинете, или разоблачительную видеокассету, на которой нелинейник излагает Пирксу карикатурные планы завоевания Земли (и которая в оригинале является письмом, в котором андроид бесстрастно объясняет астронавту причины своего поведения).

Убогие декорации и специальные эффекты фильма Пестрака трудно сравнивать с убедительной пластикой описаний из произведений Лема. Но несмотря на все недостатки, ясно видимые спустя прошедшие годы, этот фильм – скорее примета времени, чем кино, которое хочется пересматривать – если его просматривать сейчас, кажется неожиданно интересным. Как бы то ни было, именно так выглядели попытки создать отечественный (хотя и сильно насыщенный американскими кальками) космический фантастический фильм.

Пестрак вернулся на научно-фантастическую стезю в 1987 году (до этого ввязавшись в приключение с horror-ом: он снял в 1982 году памятную – не обязательно из-за режиссерской виртуозности – киноленту «Волчица/Wilczyca»).

Появился фильм, который считается некоторыми критиками «лучшим плохим фильмом» — «Klątwa Doliny Węży/Проклятие Змеиной долины» (в русском дубляже «Заклятие Долины змей»).

Вся история построена на банальностях: с древнейшего свитка с описанием тайны древнего камбоджийского храма, через наивного ученого (К. Кольбергер), военного-предателя (удивительно никакой Р. Вильгельми) и бритвенно-тонкую журналистку (Е. Салацкая), к змеям, выползающим из вентиляторных отверстий, путешествию через джунгли, потайным комнатам и опасным статуям (разящим врагов лазерными взглядами). Здесь мы даже имеем польский ответ на самую знаменитую сцену под душем из "Психо" Хичкока, где обнаженная Ева Салацкая моется (за обязательной прозрачной ширмой полевого душа) и на нее нападают… нет, не психопаты, а змеи, падающие из ниоткуда. Не будет далеким от истины тот, кто сочтет эту сцену наиболее ценным фрагментом фильма. И только с объяснением уникальности храма режиссер идет чуть дальше – в загадочных подземных саркофагах в его интерпретации находятся останки внеземных пришельцев.

Помимо логических дыр и принятия желаемого за действительное сюжет фильма дополнительно отягощен деревянными диалогами, что было проблемой уже «Дознания…». «Ты моя, только моя. Я хочу иметь тебя. Я очень устал... Но ты дашь мне силы и могущество. Я буду править миром», — бесстрастно декламирует Вильгельми. И как тут останешься серьезным? «Проклятие…», наивное и летящее мимо цели и в то время, в которое оно было создано, функционирует как своего рода курьез. Насколько беднее была бы без него польская фантастическая кинематография.

Однако кинофантастика того периода – это не только набор ошибок и непреднамеренных приколов. Еще до военного положения появился режиссер, который сумел его доказать.

(Окончание следует)

11. В рубрике «Публицистика» напечатана статья Михала Цетнаровского/Michał Cetnarowski под названием:

По эту сторону железного занавеса люди тоже мечтали о звездах. Вначале, в 1957 году, в небо взлетел Спутник. Четыре года спустя, в 1961 году, на орбиту Земли поднялся первый человек — Юрий Гагарин. Не все знают, но годом ранее в подобную экспедицию отправилась гораздо более многочисленная команда – взяв курс на «Безмолвную звезду» -- в первом научно-фантастическом фильме под знаком серпа и молота, в производстве которого участвовали поляки.

У американцев были «Вторжение похитителей тел» (“Invasion of the Body Snatchers”, 1956, реж. Д. Сигел/D. Siegel); «Существо из другого мира» (1951, “The Thing from Another World”, реж. К. Найби/C. Nyby) по мотивам рассказа Джона Кэмпбелла/John Campbell. У них были также «Тварь из Черной лагуны» (“The Creature from the Black Lagoon”, 1954, реж. Дж. Арнольд/J. Arnold) и желеобразная «Капля» (”Blob”, 1958, реж. Й. Йеворт/I. Yeaworth), с которой боролся юный Стив Маккуин в начале своей кинокарьеры. И что мог им противопоставить кинематограф страны социалистической демократии?

Первый полет “Космократора”

По-другому, наверное, и не могло быть (или, во всяком случае, не должно было): первый научно-фантастический фильм, в съемках которого приняли участие поляки, был основан на романе Станислава Лема «Астронавты» (1951). Несмотря на всю свою наивность и многие упрощения, книга и ныне демонстрирует высокий литературный уровень, особенно если отсеять элементы социалистической идеологии и (еще более беспомощные) футурологии и сосредоточиться на героях и увлекательных описаниях борьбы человека с опасностями космоса. Что из этого вошло в поставленный по роману фильм «Безмолвная звезда» (“Der schweigende Stern”, в дубляже на польский язык “Milcząca gwiazda”, 1960)?

За съемки фильма взялся ведущий «мейнстримный» режиссер той эпохи в ГДР Курт Метциг/Kurt Maetzig, чей послевоенный дебют («Ehe im Schatten», 1947) сумел привлечь в кинотеатры всего ничего — около 10 миллионов зрителей. Фильм «Безмолвная звезда», для которого музыку написал Анджей Марковский и в котором во второстепенных ролях выступили польские актеры, такого успеха уже не смог добиться. Однако в данном случае важнее сам факт интереса к новой конвенции. Момент для начала разработки космической тематики был весьма благоприятным – в политике как раз развивалось соперничество в выводе космических кораблей на околоземную орбиту и дальнейшей гонке к Луне, также нарастал атомный психоз. Обе тенденции нашли свое выражение в кино.

«Безмолвная звезда» рассказывает историю экспедиции на Венеру -- международной, с беззаветно преданным делу экипажем -- организованной в результате расшифровки (без каких-либо проблем, как это часто бывает с лингвистическими гениями) загадочной информации, попавшей на Землю в результате падения Тунгусского метеорита. Как оказалось, информация поступила с Венеры, обитатели которой планировали...завоевание Земли. Теперь уже земляне отправляются на вторую от Солнца планету, чтобы разобраться с происходящим и предотвратить вторжение. Астронавты высаживаются на Венере, где обнаруживают лишь мертвую пустыню и атомные руины.

Кинокартина Метцига была частью набиравшего популярность направления антиядерных фильмов в кинематографе того времени, которое предостерегало от чрезмерно интенсивной работы горелок под котлом Холодной войны. И это, собственно, единственная его заслуга. К сожалению, целое было глубоко утоплено в приторно сладкой идеологии, диалоги зачастую звучат так, словно их писали к первомайскому митингу, а сами герои с точки зрения психологии выглядят совершенно неубедительными. Их играют актеры, которые вместо того, чтобы разговаривать, декламируют лозунги.

К сожалению, фильм не защищают даже весьма «вкусные» декорации (черная пустыня Венеры, покрытая постядерным дымом, впечатляет даже спустя много лет), а в первую очередь странные «псевдодеревья», чье отдаленное, «увеличенное» отражение позднее вернется в прозу Мастера в сценах из «Непобедимого». Сам Лем, который на протяжении всей своей жизни весьма критично (может быть излишне критично?) относился к экранизации своих книг, кратко охарактеризовал ленту следующим образом: «Этот фильм был дном дна». Тем не менее, фильм вышел в международный прокат, что по тем временам было большим достижением и уже благодаря этому заслуживает почетного места в анналах истории научно-фантастического кино.

Американцы перемонтировали фильм, сократили его более чем на 20 минут, подретушировали диалоги и изменили название на «Первый космический корабль на Венере» (“First Spaceship on Venus”). Монтаж должен был помимо прочего смягчить идеологическое звучание, но, к сожалению, в меньшей, но более сконцентрированной дозе мелкая дидактика «Безмолвной звезды» звучала не менее утомительно и искусственно.

Последующим экранизаторам прозы Лема в 1960-х годах повезло гораздо больше. Сначала с тремя короткометражными мультфильмами (по сценариям самого Лема) выступил Кшиштоф Дембовский/Krzysztof Dembowski, ветеран польской анимации, который в 1961–1962 годах поставил «Путешествие в космос/Wycieczka w kosmos»,

«Необитаемую планету/Bezludna planeta» и «Ловушку/Pułapka» (в качестве звукового фона в фильмах использовались композиции Пендерецкого).

Однако актерское кино снова приодело научно-фантастический костюм лишь в 1965 году, когда Марек Новицкий/Marek Nowicki и Ежи Ставицкий/Jerzy Stawicki совместными усилиями поставили две телевизионные новеллы.

«Профессор Зазуль/Profesor Zazul» — экранизация рассказа из цикла текстов о приключениях Ийона Тихого. Балансируя на границе сна и яви, создатели этого черно-белого фильма отправляют Тихого, нуждающегося в помощи после того, как он съехал с дороги под сильным ливнем и застрял в грязи, в заброшенный и вроде бы пустой дом, изрядно одряхлевший и скрипящий потемневшими дверями. Однако, как выясняется, в этой современной копии готического замка обитает жилец -- малосимпатичный, нервный Зазуль. Слово за словом промокший до нитки Тихий открывает тайну лаборатории, отрезанной от остального человеческого общества: именно здесь профессор проводил спорные эксперименты по репликации живых организмов и копированию людей. А Зазуль, с которым разговаривает Тихий, действительно сам профессор? Может, это его реплицированный двойник?..

Отказавшись от антуража космической фантастики (фильм снимался в окрестностях Вроцлава), кинематографисты создали тонко фантастическую и попросту хорошую телекартину. Залитая дождем загородная дорога, уснувший за рулем Тихий (недурно играющий Петр Куровский), странный силуэт, вдруг появляющийся на обочине, и, наконец, преувеличенный в своей готической заброшенности дом-замок. «Профессору Зазулю» трудно отказать в тревожном настроении и нарастающей, хоть, пожалуй, и слишком «комиксной» атмосфере опасности. Как видите, для достижения фантастического эффекта на экране космические крейсеры были и вовсе не нужны.

По тому же пути режиссеры пошли и при создании «Друга/Przyjaciel». Фильм (по одноименному рассказу Лема) рассказывает о борьбе мощного электронного мозга, планирующего захватить мир, и его пленника, которого машина заставляет производить все новые и новые ее улучшения. Финал истории — столкновение человека и компьютера, которое, как в позднем киберпанке, будет происходить в сознании героя, подключенном к машине.

Кульминацией этого типа научно-фантастических фильмов, снятых в Польской Народной Республике в 1960-е годы со ставкой не на масштабность декораций, а на актерскую игру и связность сценария, стал «Слоеный пирог/Przekladaniec» (1968). Фильм поставил Анджей Вайда по сценарию, написанному Лемом по своему же рассказу «Существует ли вы, мистер Джонс?/Czy pan istnieje, Mr. Jones?».

Небольшая, 35-минутная теленовелла, действие которой отчасти развивается в атмосфере, напоминающей атмосферу более позднего фильма Вуди Аллена «Спящий» (Woody Allen “Sleeper”, 1973), насмешливо размышляет над онтологической и правовой ситуацией автогонщика, который в результате череды аварий на трассе «насыщается» чужими внутренними органами (в том числе собачьими). Сколько от Ричарда (гениальный Богумил Кобеля!), осталось в Ричарде, раз за разом оперированном после очередных аварий на трассе? Как эти изменения могли повлиять на его психику? Сосредоточение внимания скорее на героях, чем на фантастическом стаффаже вновь привело к созданию произведения, не стареющего с течением времени.

Тем временем польское кино снова захотело оторваться от Земли. За реализацию этого желания в 1970-х годах взялся «лучший создатель худших польских фильмов».

(Продолжение следует)

1. Открывает журнал рубрика «Галактический гонец» — короткие сообщения на разные темы, так или иначе касающиеся фантастики (стр. 2–-3). Израильский режиссер Ари Фолман собирается экранизировать «Футурологический конгресс» Станислава Лема, а европейская фирма “Celluloid Dreams” выкупила права на «Убик» Филипа Дика, чтобы экранизировать роман совместно с корпорацией “Electric Shepherd Prodections” – фирмой, принадлежащей одной из дочерей писателя. Питер Берг намеревается экранизировать «Дюну» Фрэнка Херберта (и это будет уже третья экранизация по счету). Экранизируется и роман «Спин» («Хьюго» 2006 года) Роберта Чарльза Уилсона. Собирается вернуться к НФ и режиссер Ридли Скотт. Премию им. Артура Кларка получил роман Ричарда Моргана “Black Man/Черный человек”. На плебисците читателей, организованном на интернет-платформе “Katedra”, журнал “Nowa Fantastyka” вышел на первое место в категории «Лучший среди пропагандирующих фантастику журнал», а на подобном ему плебисците на сервисе “Aleja Komiksu” -- журнал “Nowa Fantastyka” занял второе место в категории «Лучший среди пропагандирующих комикс журнал» (первое место занял интернет-сайт “Esensja”)…

2. В рубрике «Публицистика» напечатана статья Михала Цетнаровского/Michał Cetnarowski “Czerwone perły. PRL i kino science fiction/Красный жемчуг. ПНР и научно-фантастическое кино”, тема которой хорошо представлена названием (стр. 4—6). Мы к ней вернемся…

3. В этой же рубрике «Публицистика» размещена статья «Prawdziwa wojna fantasy/Настоящая фэнтезийная война» Мацея Новак-Крейера/Maciej Nowak-Kreyer (стр. 8—11). И к ней мы вернемся.

4. И еще одна публикация в рубрике «Публицистика» — интервью, которое взял у американского писателя Тэда Уильямса польский журналист Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski (стр. 12—13). Ну да, ну да – и к нему мы вернемся.

5. Комикс “Kto da więciej/Кто даст больше” (сценарий Гжегожа Януша/Grzegorz Janusz, рисунок ТОМАША НЕВЯДОМСКОГО/Tomasz Niewiadomski) публикуется на стр. 14–15.

6. В рубрике “Felieton” напечатана реплика-рецензия Мацея Паровского “Ziarna inicjujące/Инициационные зерна”, посвященная только что вышедшему из печати авторскому сборнику “W kraju niewiernych/В стране язычников” Яцека Дукая (стр. 16). Да-да, вернемся…

7. Очередная статья Агнешки Хаски/Agnieszka Haska и Ежи Стаховича/Jerzy Stachowicz “Awiacja z lamusa czyli podobłaczni bohaterowie/Авиация из чулана, или Подоблачные герои”, посвящена польской «авиационной» фантастике межвоенного периода (стр. 70--71). Ну конечно, мы ж не можем не вернуться к ней…

8. Рецензию на фильм “Indiana Jones and the Kingdom of the Crystal Skull” (реж. Стивен Спилберг, США, 2008) печатает Ежи Рымовский/Jerzy Rzymowski,

Фильм “The Chronicles of Narnia: Prince Caspian” (реж. Эндрю Адамсон, США-Великобритания, 2008) рецензирует Ян Ежевский/Jan Jeżewski,

Фильм “Speed Racer” (реж. Ларри и Энди Вачовские, США, 2008) рецензирует Мацей Паровский/Maciej Parowski (стр. 72—73).

9. В рубрике «Фильмы на DVD” Павел Матушек/Paweł Matuszek рассказывает о записанном на диск фильме “Macunaima” (сцен. и реж. Гуидо Косулиха, Бразилия, 1969)

а Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski описывает диск с записью фильма “The Seeker: The Dark is Rising” (реж. Дэвид Каннингхэм, США, 2007) (стр. 74).

10. И, как обычно, две рецензии на комиксы (стр. 76). К ним мы вернемся позже.