Interview with an Author: John Kessel

Daryl Maxwell, LAPL Blog, 2018

Перевод Л. Малышевой

Дэррил Максвелл: Что вдохновило вас объединить «Гордость и предубеждение» и «Франкенштейна»?

Джон Кэссел: Идея «Гордости и Прометея» пришла мне в голову, когда я принимал участие в писательской конференции 2005 года в Сикамор-Хилле и комментировал рассказ Бенджамина Розенбаума «Разум и чувства» — чудесную сюрреалистическую деконструкцию сюжета Джейн Остин. Мне вдруг пришло в голову, что «Гордость и предубеждение» и «Франкенштейн» были опубликованы с разницей всего в несколько лет. Несмотря на большие различия в содержании и настроении, в 1818 году обе книги могли бы стоять на одних и тех же книжных полках. И всё же я редко слышал, чтобы о них говорили вместе.

Это привело к тому, что на следующий год я принёс на конференцию рассказ под названием “Austenstein” (позже “Pride and Prometheus”). Затем мой критик и коллега Карен Джой Фаулер предложила мне сделать из него роман. Я сопротивлялся. Я не думал, что смогу найти что-нибудь стоящего романа в истории о короткой встрече Мэри Беннет с Виктором Франкенштейном и его созданием.

Но десять лет спустя я вернулся к этой идее, поняв, что новелла — это только середина истории, и если начать повествование раньше, перенести финал и добавить перспективы Виктору и его творению, то получится роман.

Я люблю книги Остин, но я бы не стал писать роман, основанный на «Гордости и предубеждении», если бы не увидел возможности соединить персонажей Остин с персонажами и сюжетом «Франкенштейна».

Меня заинтриговали не только различие между сочинениями Джейн Остин и Мэри Шелли, но и сходство, и при написании книги я много размышлял о разнице между романом нравов и готикой, а также о странных способах, с помощью которых они могли бы говорить друг с другом. Кроме того, это было забавно, своего рода сложная головоломка — собрать их как-то вместе, не проявив неуважения ни к писательницам, ни к их работам.

Дэррил Максвелл: Были у вас какие-либо сомнения по поводу переосмысления персонажей и событий двух таких известных и любимых романов?

Джон Кэссел: Как я уже сказал, мне не хотелось проявлять неуважение к персонажам и романам Остин или Шелли. И при написании первоначального рассказа, и в романной версии мне очень нравилось вписывать свою историю в промежутки повествования Шелли. Я внимательно изучил текст «Франкенштейна», особенно ту часть истории, которая начинается отъездом Виктора из Женевы в Британию, чтобы создать невесту чудовищу. Затем через год на Оркнейских островах он решает отказаться от этого плана, и далее следует убийство монстром Анри Клерваля. Мой роман в основном происходит в течение первых четырёх глав III тома издания 1818 года.

Единственное, я чувствовал, что должен пересмотреть, — «исправить» или рационализировать некоторые детали романа Шелли, которые не имеют смысла. Например, на одной странице романа Виктор говорит, что они с Анри прибыли в Англию в конце декабря, а страницей позже — что в начале октября. Что ещё более важно, после того, как Виктор отказывается завершать создание невесты для монстра, он уплывает на ялике, попадает в шторм и за одну ночь переносится с Оркнейских островов в Ирландию — расстояние более пятисот миль, — где совершенно случайно монстр появился прямо перед ним и задушил Анри, который также случайно оказался на пляже (хотя мы в последний раз слышали об Анри, когда тот путешествовал по Шотландии). Мне пришлось изменить эту последовательность событий, чтобы придать ей хотя бы видимость правдоподобия.

Кроме того, мне надо было изучить некоторые практические вопросы, которые ускользнули от Шелли. Например, существо следует за Виктором из Швейцарии до самой Англии и дальше на север Шотландии. Интересно, как ему удалось пересечь океан и добраться из Европы в Англию? Он должен был выучить английский язык. Он должен найти Виктора и Анри и незаметно следовать за ними. Несомненно, ему приходилось проводить время в больших городах и деревнях. Все эти практические вопросы создавали мне как проблемы, так и возможности, когда я рассказывал свою собственную историю.

Более серьёзным вопросом было погружение в психологию Виктора, его создания и Мэри Беннет. В «Гордости и предубеждении» Мэри — мишень для шуток и насмешек. При каждом своем появлении в романе она предстает как невежественная, морализирующая девушка, которая не понимает, как к ней относятся и в её семье и в мире в целом. Она не видит в мистере Коллинзе напыщенного и эгоистичного лицемера. Не понимает, что, хотя она усердно училась и обладает техническими навыками, её игра на пианино и пение утомительны и неприятны. Она произносит банальности на темы морали как откровение, не считаясь с чувствами других людей.

Я стремился наполнить её внутреннюю жизнь и придать ей человечность. В моем рассказе она на тринадцать лет старше и немного мудрее, но всё ещё не может рассмотреть Виктора. Она осознает в нём что-то, чего другие не замечают, но в общем понимает его плохо.

Помимо прочего, она сталкивается с ситуацией, в которой не оказалась бы ни одна героиня романа Остин. «Гордость и Прометей» начинается как остиновский роман нравов и скатывается в готику. Мне было очень интересно, а иногда и трудно объединить эти две формы, которые не сочетаются естественно друг с другом. Не говоря уже о стилистических особенностях прозы. Я думаю, что могу справиться с языком, напоминающим Шелли, но выйти на ринг с Джейн Остин, чей ум и искусный социальный подтекст намного выше моего, было страшно. В конце концов я не стал пытаться воспроизвести стилистику Остин или Шелли, а постарался использовать стиль, который только их напоминает, будучи принципиально современным.

Дэррил Максвелл: Вы точно знали, что хотите, как эти истории должны быть связаны друг с другом, или в процессе написания вы сами удивлялись тому, как история и/или персонажи развиваются и изменяются по мере работы? Было ли что-то потеряно по ходу работы, что вы хотели бы увидеть в окончательном варианте?

Джон Кэссел: Смешивание миров Остин и Шелли представляло бы проблему, если бы я собирался написать просто какую-то поверхностную пародию. «Гордость и предубеждение» и «Франкенштейн» — книги противоположные. Остин сохраняет холодную дистанцию от своих персонажей; она относится к ним с иронией и даже самые экстремальные ситуации сдабривает шутками. Там вдоволь психологических переживаний, но в романе Остин самое жестокое — это подслушанный разговор или персонаж, попавший под дождь.

«Франкенштейн» полон театральных излишеств, погонь и убийств: искусственный человек создаётся из мёртвых тканей, ребёнок задушен, дом в отместку сожжён, женщина повешена за преступление, которого она не совершала, а мужчина гонится за монстром на Северный полюс. Никаких шуток.

Чудовищу Франкенштейна не место в гостиной эпохи Регентства. Мэри Беннет не место в лаборатории 19 века.

Сама сложность спаривания этих разрозненных историй превращалась в увлекательный проект, и чем больше я узнавал персонажей Шелли и Остин, тем интереснее он становился. Превращение Мэри Беннет в героиню означало, что я должен был развивать её из назойливой, невежественной девушки, которой она является в «Гордости и предубеждении», дать ей время созреть, достичь самопознания и сострадания.

Мне было приятно рассказывать о том, что произошло с различными персонажами Остин спустя десятилетие после окончания романа. Конечно, в последние годы написание сиквелов к «Гордости и предубеждению» стало чем-то вроде кустарного производства, но надеюсь, что у меня получилось не хуже. Итак, вот Китти Беннет и мистер Коллинз, мистер и миссис Беннеты, Дарси и Элизабет, дядя и тетя Гардинеры и даже пара слуг, немного старше и, возможно, в некоторых случаях, немного мудрее. Работая над книгой, я раскрыл некоторые интересные вещи, например, почему два таких разных персонажа, как мистер и миссис Беннеты, поженились.

Поскольку мой роман происходит во время «Франкенштейна», а не после того, как он закончен, мне пришлось втиснуть свою историю в пробелы сюжета Шелли. «Гордость и Прометей» превратились в тайную историю Франкенштейна, в которой события, происходящие в этой книге, дополнялись новыми. Это привело меня к ситуациям, когда я, по сути, следовал за персонажами через их реакции, а также заставлял их делать то, что мне нужно. Что подумает чудовище, увидев бал в лондонском обществе? Как Франкенштейн мог разговаривать с Беннетами за обеденным столом Дарси? Моя работа с Виктором и его творением состояла в расширении того, что мы знаем о них из романа: детализировать их характеры, объяснить некоторые вещи, которые остались за кадром и представить, почему и как они делают то, что делают. С Мэри у меня было больше свободы, и я мог позволить ей изменяться по мере продолжения истории.

Я не могу припомнить, чтобы мне приходилось выбрасывать что-то важное из-за того, что это не вписывалось в роман. Возможно, мне хотелось бы рассказать больше о реакции Дарси и Элизабет на все эти события, поскольку они являются главными героями «Гордости и предубеждения», но я не видел удачного способа уделить им больше внимания, не отвлекаясь при этом на вещи, не имеющие отношения к моему сюжету.

Дэррил Максвелл: Какие книги сейчас на вашем столе?

Джон Кэссел: «Просвещение сегодня» Стивена Пинкера, «Нет свободного времени» Урсулы Ле Гуин, «Собиратель автографов» Зэди Смит, «Герои и злодеи» Льюиса Шайнера.

Дэррил Максвелл: Какая у вас была любимая книга в детстве?

Джон Кэссел: Мне нравились ранние романы Андре Нортон. Один такой — «Звёзды принадлежат нам!» — я читал много раз. Я пропадал в публичных библиотеках, и раздел научной фантастики исчерпал полностью. Другими моими фаворитами были «Двойная звезда» и «Имею скафандр — готов путешествовать» Роберта Хайнлайна, «Тигр! Тигр!» Альфреда Бестера, «Конец вечности» Айзека Азимова. Я выслеживал всё что мог Герберта Уэллса, например, романы «Машина времени» и «Война миров».

Я был большим поклонником не только романов, но и фантастических рассказов. Читал такие сборники, как «Приключения во времени и пространстве» Маккомаса и Хэйли, двухтомная «Сокровищница Великой Научной Фантастики» Энтони Бучера, толстенные антологии Гроффа Конклина «Омнибус Научной Фантастики», «Большая Книга Научной Фантастики» и дюжина других.

Дэррил Максвелл: Была ли у вас книга, которую приходилось прятать от родителей?

Джон Кэссел: Сегодня трудно представить, что в далекие 50-е и 60-е годы людей, увлекавшихся научной фантастикой, было немного. Если вы читали НФ, то это был верный признак гика, а я был настоящим фанатом. К счастью, мои родители относились к таким вещам совершенно непредвзято и поощряли меня читать то, что хочу я, но некоторые учителя покритиковали бы вас, если вы читали бы книги с ракетными кораблями на обложке. Это считалось несерьёзным. Я помню, как меня открыто высмеивал перед моими одноклассниками учитель за чтение какой-то книги по фантастике, в то время когда я должен был делать домашнее задание (которое уже закончил). В школу я носил свои научно-фантастические журналы в закрытой обложке, чтобы никто не мог их увидеть — как будто они были порнографией.

Дэррил Максвелл: Можете ли вы назвать пятёрку своих любимых авторов и тех, кто оказал на вас сильное влияние?

Джон Кэссел: Трудно выбрать только пятерых. Я переживаю периоды, когда на меня влияют определённые авторы, и затем какое-то время их не читаю. Некоторые константы в моем сознании — это Герман Мелвилл, Урсула Ле Гуин, Филип Дик, Джин Вулф, Фланнери О’Коннор, Карен Джой Фаулер.

Дэррил Максвелл: Какие книги вы только делали вид, что читали?

Джон Кэссел: Сейчас я стараюсь этого избегать, но в аспирантуре мне так и не удалось продраться через «Мидлмарч» Джордж Элиот, «По ком звонит колокол» Хемингуэя и «Любовника леди Чаттерлей» Д.Г. Лоуренса.

Дэррил Максвелл: Вы можете назвать книгу, которую купили из-за обложки?

Джон Кэссел: «Тошнит от колец».

Дэррил Максвелл: Есть книга, которая изменила вашу жизнь?

Джон Кэссел: «Моби Дик». Я до сих пор не могу выразить, насколько восхищаюсь самоубийственной смелостью Мелвилла, написавшего роман именно так. Это подсказало мне быть готовым рисковать и вкладывать все, что я думаю и чувствую в свои тексты.

Дэррил Максвелл: Вы можете назвать книгу, которую готовы пропагандировать (и вы полагаете, что все должны её прочитать)?

Джон Кэссел: «Его жена — обезьяна» Джон Кольера. Или «Война с саламандрами» Карела Чапека.

Дэррил Максвелл: Есть ли книга, которую вы хотели бы прочитать снова, как в первый раз?

Джон Кэссел: «Маскарад, или Искуситель» Германа Мелвилла.

Дэррил Максвелл: Каков на ваш взгляд идеальный день (когда вы можете пойти куда угодно, встретиться с кем угодно)?

Джон Кэссел: Солнечный день в Париже с моей женой Терезой Энн Фаулер. Прохаживаясь по Люксембургскому саду, попивая вино, разговаривая и читая в уличном кафе, наблюдая за людьми, разделяя изысканные блюда в каком-нибудь маленьком ресторанчике, гуляя тёплым вечером вдоль Сены.

Дэррил Максвелл: Над чем вы сейчас работаете?

Джон Кэссел: Сейчас я играю с новеллой, сочетающей элементы романа Уэллса «Первые люди на Луне» с убийством президента Уильяма Мак-Кинли на Панамериканской выставке 1901-го года в Буффало. Я думаю, дело в сходстве между сегодняшним днём и тем Позолоченным веком.