fantlab ru

Иван Ефремов «Дорога ветров (Гобийские заметки)»

Рейтинг
Средняя оценка:
8.81
Оценок:
118
Моя оценка:
-

подробнее

Дорога ветров (Гобийские заметки)

Документальное произведение, год

Аннотация:

В 1946-49 годах И.А. Ефремов руководил тремя палеонтологическими экспедициями Академии наук СССР в Монголию. Результатом их работы стало открытие в труднодоступных районах полупустыни Гоби богатейших местонахождений ископаемых костей динозавров и древнейших млекопитающих. Ради такого успеха всем участникам раскопок пришлось затратить много труда, испытать немало приключений в суровой стране. Подробный, полный ярких впечатлений рассказ обо всем этом вместе с раскрытием научных достижений экспедиций составили книгу «Дорога ветров (Гобийские заметки)». Читатель имеет возможность взглянуть на Гоби, её природу, древнейшую и новейшую историю глазами ученого-материалиста, путешественника и писателя.

Примечание:

Рецензия на книгу в журнале Знание-сила №1 январь 1958 год В. Острогорский. Летопись планеты, стр. 38



В произведение входит:


7.86 (21)
-

Обозначения:   циклы (сворачиваемые)   циклы, сборники, антологии   романы   повести
рассказы   графические произведения   + примыкающие, не основные части


Входит в:

— журнал «Тера фантастика, 2012 / бр. 14», 2012 г.

— антологию «ФантАstika/2012», 2012 г.


Похожие произведения:

 

 


Дорога ветров
1958 г.
Дорога ветров
1962 г.
Сочинения в трех томах. Дополнительный том. Дорога ветров
1980 г.
Собрание сочинений. Том 2
1986 г.
Собрание сочинений в шести томах. Том 2
1992 г.
Собрание сочинений в 8 томах. Том 8.
2009 г.
Дорога Ветров
2019 г.
Дорога ветров
2020 г.

Периодика:

ФантАstika/2012
2012 г.
(болгарский)

Самиздат и фэнзины:

Тера фантастика, 2012 / бр. 14
2012 г.
(болгарский)

Издания на иностранных языках:

Cesta větrů
1961 г.
(чешский)




 


Отзывы читателей

Рейтинг отзыва


– [  17  ] +

Ссылка на сообщение ,

«С наскока» осилить «Дорогу ветров» неподготовленному читателю нелегко, так как текст изобилует научной терминологией – и геологической, и палеонтологической. В конце он, правда, сопровождается словариком, но не станешь же то и дело листать книгу туда-сюда, чтобы прояснить значение непонятного слова. Мне-то еще повезло, так как в голове с первого курса хранятся остатки познаний в геологии и геохронологии, но я легко могу представить себе, каково продираться сквозь текст тому, кто вообще никаких познаний в этих областях не имеет.

Совершенно разительным контрастом на этом фоне выглядят яркие, красочные и даже поэтические описания природы Монголии. Поначалу впечатление довольно странное: как будто читаешь учебник геологии, и вдруг учебник куда-то пропадает, а вместо него появляется картина жаркой каменистой пустыни в мареве раскаленного воздуха или высоких заснеженных гор под завывание ледяного ветра. Потом, конечно, приходит привыкание, и ум легко переключается с «науки» на «лирику» и обратно. К «лирике» можно отнести и бытовые подробности жизни экспедиции, коим уделено немало внимания. Можно только подивиться железному упорству в преодолении самых разных препятствий, от вырубки скелетов динозавров из крепчайшей породы до лечения обожженной руки повара. Ефремов описывает их, но не заостряет на них внимания, ни в коей мере не считая себя и коллег героями. Наоборот, он старается в своем изложении так или иначе скрасить нелегкую походную жизнь и представить ее по возможности в светлых тонах. А какие бытовые детали попадаются порой!! «Начальник отдела драконовых костей», битва с ревущим телеграфным столбом, профессор на прогулке на четвереньках, изгнание злобного ежика в пустыню, обвязанная веревкой кабина полуторки – чтобы пассажир с чемоданом не выпал… Вот уж не ожидал, что порой буду ржать в голос над серьезной, на первый взгляд, книгой! Кто обзывал автора сухарем (помню, попадались мне такие отзывы), пусть почитает «Дорогу ветров» и убедится, что чувство юмора у него было отменное. Поймал себя на мысли, что оно очень похоже на Даррелла: юмор не является самоцелью, а служит легкой «приправой» к основному повествованию. Здесь и вправду есть что «приправлять» – даже Дарреллу, хоть он и поездил изрядно по свету, по-моему, через такой ад проходить все-таки не случалось.

Чего очень не хватает при чтении, так это карты. Очень сложно следить просто по тексту за тем, как перемещалась экспедиция, где располагались основные районы работ, где – места временных выездов, а где – базы и склады; кто, куда и когда поехал отдельно от остальных и где все снова встретились; где у какого грузовика что сломалось и где его чинили… Цветистая монгольская топонимика (а что она цветистая, доказывают аккуратно сделанные переводы на русский после каждого нового названия) совершенно не помогает: после десятка-другого страниц от нее начинает просто рябить в глазах, и все мало-мальски похожие названия совершенно перестают различаться между собой. Да и проку от них немного – найти где-нибудь в атласе или в сетевых картах все эти названия чаще всего совершенно невозможно. Сказывается разница в транскрибировании, а сами названия порой относятся к таким мелким населенным пунктам и урочищам, что их ни на какой карте не отыщешь. В общем, было бы очень здорово, если бы каждый сезон работы экспедиции был по возможности подробно отражен на своей отдельной карте маршрутов.

Кстати, из книги остается непонятным, почему не состоялся задуманный ранее полевой сезон 1950 года. Ефремов отделывается одной фразой: к сожалению, не состоялся, и все тут. В биографии авторства Ереминой и Смирнова читаем: «попросту не разрешили», – что в целом ничуть не проясняет вопрос. Кроме того, в этой биографии наверчено столько всяких небылиц и откровенной чуши, что к ней стоит относиться с большой осторожностью. Может быть, и «попросту не разрешили» тоже не соответствует действительности.

Если вернуться к «Дороге ветров», то очень хорошо заметна ее связь с другими произведениями И. А. Ефремова. Сразу понятно, откуда «растут ноги» у многих персонажей, мест, событий из «Рассказов о необыкновенном». Например, в лице Яна Мартыновича Эглона безошибочно опознается Мартын Мартынович из «Тени минувшего» и даже становится понятно, как могла возникнуть идея о черном смоляном зеркале, в котором осталось изображение тираннозавра, – оказывается, отполированные до зеркального блеска поверхности то и дело попадались экспедиции, разве что с асфальтовой смолой они не имели ничего общего. Хотя «Тень минувшего» была написана еще до экспедиции в Монголию, Ефремов наверняка знал о существовании таких «зеркал скольжения» и раньше – слишком уж похож вымысел в повести на правду из жизни, чтобы это было случайным совпадением.

Теория о скоплениях радиоактивных элементов, которые становятся причиной вулканизма и горообразования (впервые появляющаяся у Ефремова также еще до монгольской экспедиции, в «Звездных кораблях»), здесь тоже упомянута. Кстати, в описании геологической истории юга Монголии снова читаем только о вертикальных передвижениях блоков земной коры, хотя «Дорога ветров» была написана почти на десяток лет позже, чем «Звездные корабли». Помнится, даже в еще более позднем «Лезвии бритвы» Ефремов по-прежнему оставался верным тем же взглядам, от лица одного из персонажей, геолога Андреева, едко характеризуя геотектонику как «остроумное жонглирование словами». Странно, что крупнейший ученый и писатель, всегда отстаивавший идеи развития, движения вперед, отрицавший любую неподвижность и косность, упорно сохранял здесь архаическую точку зрения, хотя в остальном научной смелости и дальновидности ему было не занимать…

Возникает вопрос: когда все-таки лучше читать «Дорогу ветров» – до или после прочтения художественных произведений Ефремова? Однозначного ответа дать не могу. Прочитать до – значит частично убить впоследствии очарование неизведанного, заранее зная, что послужило ему реальным прототипом. Прочитать после – значит сожалеть, что не прочитал раньше, и подсознательно искать в «Дороге ветров» корни всех других ефремовских произведений, чего в действительности нет. Вот такая дилемма.

Оценка: 8
– [  9  ] +

Ссылка на сообщение ,

Советский писатель-фантаст Иван Ефремов по основной профессии был учёный-палеонтолог, и выдающийся притом. За научный труд в области палеонтологии получил Сталинскую премию, был руководителем и участником многих палеонтологических экспедиций, и скелеты динозавров, откопанные под Ефремовским руководством, составляют нынче золотой фонд Палеонтологического музея в Москве.

Мест, где можно найти хорошо сохранившиеся останки динозавров, в мире несколько, и одно из них — пустыня Гоби, большая часть которой лежит в Монголии. Политическая ситуация в мире в советское время была тоже непростой, а с Монголией у СССР отношения были хорошие, поэтому советские палеонтологи, и Ефремов в том числе, с удовольствием ездили в Монголию на раскопки. Часть найденных скелетов передавали в монгольские музеи, часть забирали в СССР.

«Дорога ветров» — это дневники Ефремова из палеонтологических экспедиций в монгольскую Гоби, которыми он руководил в конце 1940-х годов.

Дневники — это натурально, дневники. Никакой фантастики или художественного вымысла, а 400 страниц подробных описаний каждого дня экспедиции — какая была погода, на какой машине ехали, где ставили лагерь, каких динозавров нашли, как упаковали находку и на чём вывезли. Литература на любителя, но если вы любитель, то это вещь! Ефремов мастер описания, читаешь, и прямо слышишь, как пустынный ветер гонит песок…

Основное достоинство книги — она крайне познавательная. В лёгкой полухудожественной форме Ефремов рассказывает чииателям массу интересного.

К каждой главе эпиграф из монгольского фольклора, и внутри глав Ефремов описывает монгольские легенды и поверья. Именно в «Дороге» он впервые упоминает *час Быка*, тот самый тёмный час перед рассветом, которым потом назовёт один из самых знаменитых своих романов.

В «Дороге» много и о современной Монголии. Ефремов рассказывает о природе и пейзажах, мимо которых шла экспедиция, о местных жителях, о кочевниках, которые живут в пустыне, о пограничных заставах на границе с Китаем, есть немного и об Улан-Баторе и других городах. Интересно и написано хорошо. С интересом и уважением.

Кроме того, в «Дороге» писатель очень подробно описывает палеонтологическую сторону дела. В деталях показывает, что представляет собой долгая экспедиция, как выглядит караван, из чего и из кого состоит, как едут, как ставят лагерь, как ищут ископаемые кости, освобождают их от породы, как упаковывают и вывозят «на материк». Если вы хоть чуть-чуть в юности были походник, вам будет очень интересно.

Мне книга очень понравилась. Похоже на книги Г. А. Федосеева о Дальнем Востоке. Если вам нравится «Смерть меня подождёт» или «Злой дух Ямбуя», то и Ефремовская «Дорога ветров» должна тоже прийтись по вкусу.

Оценка: 10
– [  8  ] +

Ссылка на сообщение ,

Когда читаешь книги Ефремова, то погружаешься в особый, специфический мир созданный талантом Ивана Антоновича и литературно выразившемся в сугубо индивидуальном писательском стиле. Это заключается в безусловном научном подходе к изложению писателем как известного ученого, красочном описании картин природы как любителя прекрасного, вере в настоящую человеческую душу как интеллигентного гуманиста. Во всем этом в большой степени заключена любовь огромного количества читателей к произведениям Ефремова, в этом заключены и мои симпатии к творчеству писателя.

Данное документальное произведение стоит немного особняком в ряду книг Ивана Антоновича, представляя собой автобиографическое описание научных экспедиций в которых принял участие писатель. Но тем не менее «Дорога ветров» полностью отвечает вышеназванным критериям, правда с поправкой на значительный уклон в сторону научно-популярного жанра по отношению к художественному. В этой связи книга может показаться несколько скучноватой, но это только на первый взгляд. Если вчитываться в описания Ефремовым суровой красоты Гобийской пустыни, то получаешь истинное эстетическое наслаждение.Меня всегда волновала способность природы воздействовать на душу человека, вызывая глубокие эмоциональные состояния. Способность воспринять и пережить гамму возвышенных чувств доступна только людям с богатым внутренним миром, а передать подобное в прозе является очень сложной задачей. Здесь Ефремов успешно справляется с этим, красочно описывая к примеру свои впечатления от восприятия бездны времени увековеченной в слоях горных пород или же о возникающих образах древности на месте производимых раскопок. От благодатного влияния красоты окружающего мира никуда не деться и обострение человеческих эмоций вызывает ощущение всеобъемлющей любви ко всему окружающему: горам, звездам, своим товарищам. Хочется немедленно сделать что-то хорошее, отдать частичку этой радости другому человеку. Вот этой способностью чувствовать сущность природы буквально пронизаны страницы данной книги, скрываясь за поверхностным научным стилем изложения.

Ведь не секрет, что у Ефремова на фоне происходящих событий и картин природы всегда есть место для выражения эстетических чувств, раскрывающих богатство человеческой души. И сам человек раскрывается навстречу этим чувствам, ведь недаром шоферы экспедиции становились заинтересованными участниками раскопок, в противовес принципу « мне этого не надо, так как подобное не входит в мои обязанности». Безусловно, грандиозное величие кладбища динозавров на фоне первобытной пустыни делает душу человека живою. И человек также делается другим, ощущая, сидя у ночного костра в гобийской пустоши, тайну бесконечности в пустынной дали и бездну времени в найденных костях рептилий. А тепло и свет созданные человеком в необъятных просторах, создают ощущение огромной ценности этого простого уюта.

Вот так окружающая обстановка отражаясь в мозгу человека вызывает в нем строго определенные представления. Вот именно это я вижу на прочитанных страницах, несколько завуалированным за многочисленными описаниями природы Гоби, хранящей в себе бесценные экспонаты древнейших времен. В прочитанном всегда заключено что-то индивидуальное, личное, вычлененное из всего текста и во всем вышесказанном как раз и состоит мой интерес к данному, может быть несколько однообразному и суховатому, но тем не менее весьма значительному данному произведению известного писателя.

Оценка: 9
– [  4  ] +

Ссылка на сообщение ,

Рассказ о трех палеонтологических экспедициях в пустыню Гоби (Монголия), проходивших в 1946 и 1948-49 годах, руководителем которых был Иван Ефремов.

Начинаешь читать и попадаешь в детальное красочное описание происходящих событий, написанное неподражаемым слогом автора, и уже невозможно оторваться.

Рекомендую любителям автора и всем кто любит интересные истории.

Оценка: 9
– [  12  ] +

Ссылка на сообщение ,

По караванным путям Северной Гоби.

Прочитав заметки Ивана Ефремова, я словно побывала в трехлетней послевоенной палеонтологической экспедиции и виртуально приняла участие в раскопках на «кладбище костей драконов». Читая «Дорогу ветров», понимаешь, сколь непроста и тяжела работа исследователя в полевых условиях. Несмотря на то, что повествованием охвачен большой временной период, чувствуется, что автор выбрал наиболее яркие моменты из экспедиционной жизни, спрятав огромный пласт информации, который мог показаться скучным рядовому читателю.

В произведении удачно чередуются художественные выразительные описания пейзажей с научными выкладками. Гоби играет яркими красками и оказывается не такой уж и пустынной. Весьма интересны образные описания древних животных. Вообще книга содержит массу сведений геологических, палеонтологических, так что в некотором роде она рассказывает не только о путешествии по караванному пути Дороги ветров, но и позволяет совершить прыжок в далекое прошлое. Кроме того, Ефремов создает портретную галерею людей, работавших вместе с ним в пустынных гобийских районах Монголии, причем он уделяет внимание не только ученым, но и проводникам-монголам, обслуживающему персоналу. Чувствуется, что автор из тех людей, кто горит на работе, он любит свое дело и пытается поделиться своим видением мира с читателем.

Не могу сказать, что книга далась мне легко, пришлось параллельно шерстить интернет на предмет информации, касающейся геологии и палеонтологии, палеозоологии, но до чего же было интересно этим заниматься.

И да, мне все же удалось услышать обещанный автором «шелест дереса на большой караванной тропе».

Оценка: 8
– [  6  ] +

Ссылка на сообщение ,

У знания нет вершины (пословица)

С писателем Иваном Ефремовым знаком давным-давно. И конечно же в первых рядах стоят его знаменитая «Туманность Андромеды» (надо бы уже и перечитать) и «Сердце Змеи» (просто обожал и обожаю классную космическую фантастику). Однако и ефремовские рассказы тоже были прочитаны довольно рано, ну и вот совсем недавно перечитаны не без удовольствия. А перед этим вторым погружением в Ефремова были не менее знаменитые и известные «Таис Афинская» и «Лезвие бритвы». Т.е. вроде как заслуженное внимание автору было оказано и в солидном объёме и в течение всей долгой (практически полувековой) читательской жизни.

Однако всё-таки некий червячок точил и точил и точил — а дневники и всякие путевые произведения ты не читал (это червячок мне изнутри). Да, как ни странно, но при всей моей любви к нехулитовской научпоповской и путешественной литературе гобийские заметки Ивана Ефремова я до сих пор и в самом деле не читал. Непорядок!

Восстановить порядок и установить внутренний покой оказалось совсем несложно. Ибо в силу доверия к писательскому мастерству автора заранее был настрой на приятие авторского стиля. Сразу нужно сказать, что хотя дневниковые записи Ефремова, деланные им во время трёх гобийских палеонтологических экспедиций (1946 г., 1948 и 1949 гг.), были им специально литературно обработаны, однако автор вовсе не стремился этой обработкой придать своим записям какой-то особый литературно привлекательный вид и формат, и для некоторых читателей стиль Ефремова может показаться и суховатым и скуповатым и сдержанным — такое ощущение, что Ефремов намеренно убрал из текста всякую приключенческую составляющую, неизбежно присутствовавшую в ходе полевых длинных выходов. И конечно автор то и дело упоминает то об одном происшествии, то о другом приключении с членами экспедиций, однако делает он это без всякого стремления накрутить приключенческости и только воображение читателя при некотором содействии его же ума и сообразительности может помочь ему отчётливо представить все сложные и порой тревожные места в рассказываемых эпизодах.

Зато все эти записи полным-полны описаниями фантастических гобийских пейзажей и природных красот — честно говоря не раз ловил себя на том, что братья Стругацкие при описании поверхности Венеры в «Стране багровых туч» вполне могли часть картин соорудить будучи вдохновлёнными чтением «Дороги ветров» (на самом деле не знаю ничего о таком факте и просто предполагаю и допускаю, что такое влияние вполне могло быть).

И конечно же эти заметки наполнены палеонтологическими деталями, ради которых и затевались эти сложные и дорогостоящие экспедиции. И в тексте мелькает такое количество довольно специфических и нечасто встречающихся в обыденной жизни терминов и словечек, что порой теряешься (и нужно иметь ввиду, что в конце «Дороги ветров» автор поместил Справку-словарь, в котором разъясняются все эти малознакомые слова. Ну, а названия всяких ископаемых ящеров всех мастей, а также древних млекопитающих и прочей бывшей живности просто нужно принимать как данное.

В общем, свою порцию удовольствия я получил — и от осознания, что старинная лакуна в библиографии Ефремова теперь заполнена, и от ефремовского особенного стиля и слога — когда к нему привыкаешь, то просто любуешься точностью и отточенностью фраз и богатством описаний. Жаль вот только, что нет в этом издании ни одной фотографии этого времени, а было бы интересно посмотреть.

Оценка: 9
– [  25  ] +

Ссылка на сообщение ,

Как правило, художественный вымысел приукрашивает правду жизни, делая её, для читателя, во всяком случае, более занимательной. И не столь уж часто бывает так, что описание реальных событий оказывается не менее, а, может быть, и более увлекательным, чем содержание иного остросюжетного романа. Между тем, Ефремов в предисловии к своим, безусловно, интереснейшим Гобийским заметкам сообщает, что в них нет ни слова вымысла.

Когда впервые, еще на втором курсе я читал это произведение, оно показалось мне (после «Туманности Андромеды» и «Часа Быка») не впечатляющим, даже несколько скучноватым. Внимание терялось в подробных описаниях и наблюдениях автора, не в силах охватить целостную картину. Теперь же книга представляется мне чуть ли не чересчур лаконичной, конспективной. Потому что теперь стало более понятно, какой гигантский объем работы был проделан экспедициями, как много было за эти годы событий, впечатлений, размышлений. Вместе с автором приходится сожалеть, что не состоялась последняя экспедиция, намеченная на 1950-й год.

В «Дороге ветров» встречаются удивительно красивые описания природы, с поэтической выразительностью запечатлены отдельные моменты бытия мира. Несомненно, Гобийские экспедиции существенно повлияли на стиль Ефремова-писателя, обогатили его. Очень хорошо об этом написал А.И. Шалимов в статье «Основные этапы творческого пути И.А. Ефремова».

В «Дороге ветров» есть, конечно, определенные приметы времени: полуторки и ЗИСы, «айкомы», отсутствие спутниковых телефонов и систем навигации. Несмотря на это, при чтении книги возникает странное ощущение «вневременности». Этому способствуют и обширные безлюдные пространства Гоби, и возраст палеонтологических находок в десятки миллионов лет. «Величие моей науки в необъятной перспективе врнемени» — писал Ефремов. Очень ненавязчиво он дает читателю почувствовать эту перспективу, и даже проникнуться основными идеями эволюционной теории. Заразителен, на мой взгляд, и сам дух научного поиска, методичного исследования. Такую книгу мог написать только очень увлеченный своим делом человек. «Дорога ветров» является, может быть, одной из тех книг, что способны не просто развлечь, заинтересовать читателя, но и повлиять на его мировосприятие. Она, как говорится, несет большой положительный (позитивный) заряд. Столь гармоничное сочетание научно-популярного очерка и художественного стиля встречается, по-видимому, не часто. Через него постепенно открывается и характер, черты незаурядной личности самого автора. Здесь это, может быть, заметнее чем в других его произведениях. Много интересного, наверняка, осталось «за кадром». К тому же в экспедиции возникает особое товарищество, знакомое отчасти и тем, кто участвовал хотя бы в двухдневном турпоходе. Этот момент тоже чувствуется в тексте.

И еще один момент, который невольно отмечаешь. Первый год работы Гобийской экспедиции (не связанной, во всяком случае, напрямую с «оборонкой»!) – 1946-й! Едва только год прошел после победы. Как тут не подумать о месте и роли науки в стране, называвшейся СССР.

Оценка: 10
– [  13  ] +

Ссылка на сообщение ,

Читаю вслух отрывки из этой книги сыну по вечерам. Прочитала ее сама «взахлёб» в подростковом возрасте. Издание 1958 года привезено было моими бабушкой и дедом Багировыми из Монголии — с 1954 по 1958 они строили Дзенинскую ж\дорогу, мой отец родился в Улан-Баторе в 1955. Эта книга — семейная ценность. Она дала моему дяде, отцу, мне дорогу и к Туманности Андромеды и к Часу Быка Ефремова. И уважение к Учёным. Пусть сын, который мечтает связать профессию с машинами, тоже знает.

Оценка: нет
– [  15  ] +

Ссылка на сообщение ,

Беллетристический отчёт о Гобийской экспедиции по ёмкости и свободной точности языка ничем не уступает художественному произведению. Не случайно очерки «Дорога Ветров» неоднократно включались в собрания соч. автора. Образность и насыщенность геологическими и палеонтологическими терминами делают это документированное произведение образцом «научной прозы», — в отличие от множества опусов советского «научпопа»... Логично бы дополнить «Дорогу ветров» страницами незавершённого классиком очерка популярной палеонтологии.

Оценка: 9
– [  12  ] +

Ссылка на сообщение ,

Книга замечательная, показывает, как надо жить на свете, а тяжело читать ее только тем, кто не хочет думать. Учитесь, люди...продираться можно не только по пустыне.

Оценка: 10
– [  16  ] +

Ссылка на сообщение ,

А что друзья: может быть не все измеряется деньгами, и некоторые люди работают как проклятые, не ради премий и медалей, а для того, что-бы узнать и увидеть что-то новое, что еще никто не видел и не понял! И понедельник, все-таки, начинается в субботу?

Оценка: 10
– [  13  ] +

Ссылка на сообщение ,

Образ автора

в гобийских заметках И. А. Ефремова «Дорога ветров»

«Дорога ветров» – произведение, созданное в жанре экспедиционных заметок. Тем не менее это не сухой научный отчёт о трёх экспедициях советских палеонтологов в Монголию, а яркое, живое повествование, построенное по законам художественного произведения. От романов и рассказов Ефремова гобийские заметки отличаются своей документальностью и, соответственно, отсутствием острого сюжета. Сюжет складывается из событий организации и самого хода экспедиции.

Главные герои здесь – не конкретные люди и даже вообще не человек, а очаровавшая Ефремова природа Монголии и – научный поиск.

С точки зрения литературоведения в художественном произведении выделяется образ автора – реального живого человека, и субъект повествования, которой обычно не отождествляют с образом автора – образ повествователя. Для тех, кто далёк от литературы, приведу пример: в «Левше» Лескова или в рассказах Зощенко повествование ведётся не от лица автора: автор как будто надевает маску, которую мы и называем повествователем.

В «Дороге ветров» в силу специфики жанра экспедиционных заметок образы автора и повествователя сливаются. О своей неустанной работе Ефремов пишет очень мало: лучи мысли и внимания направлены в основном на деятельность экспедиции как целого организма, на описание необычной, фактически не исследованной в то время природы и геологии монгольских степей и пустынь; взгляд учёного проникает сквозь толщу тысячелетий, чтобы показать людям прошлое Земли. Да, о себе Ефремов почти не говорит, но мы явственно ощущаем и осознаём средоточие, из которого исходят эти лучи внимания, проникаемся глубиной осмысления, которое ведёт автора от увиденного к отбору объектов для описания и к тем особенностям, которые автор раскрывает перед нами в красочных, рельефных картинах. Учёный создаёт перед нами широкую панораму геологического прошлого Монголии, описывает животных, которые когда-то обитали в пустынной ныне местности.

Но даже там, где дело не касается геологии и палеонтологии, читатель чувствует непрекращающуюся работу ума, который постоянно и неуклонно движется от частных наблюдений к широким обобщениям. Приведём несколько примеров.

Две машины экспедиции подъезжают к аймаку (так называется райцентр в Монголии): «Мы долго уже находились в Гоби, и даже одноэтажные домики казались нам внушительными. Здесь же высились двухэтажные великаны!.. Право, мы въехали в величественную столицу! Про эту относительность масштабов и оценок, целиком зависящую от бытовых условий, никогда не следует забывать историку, этнографу, писателю…»

Экспедиция взяла проводника-монгола, чтобы проехать в незнакомое место: «Мы проехали по дороге на восток около пяти километров, и тут проводник сознался, что он не знает, куда ехать, и дальше вести нас не может. Впрочем, винить Кухо было бы несправедливо. Быстрота автомобильной езды не давала монголу возможности разыскивать мелкие приметы пути и раздумывать о дороге в однообразных равнинных областях Гоби.

Не раз уже я замечал, что проводники, уверенно ориентировавшиеся в горах или холмистой местности, начинали путаться, теряться и сбиваться в равнинах, где при быстроте езды от них требовалось мгновенное решение, в корне отличное от неспешного раздумья во время медленного передвижения на верблюде или коне.

Опять, как много раз до этого, техника требовала от человека новой психологии, иной реакции на внешний мир, не оставляя времени на глубокое, во всех деталях законченное знакомство…»

Глубокое погружение в жизнь и быт иного народа, необходимость работать вместе заставляют не только узнавать об особенностях и привычках монголов, но и искать причины этих привычек, понимать этические и этнические принципы.

Однажды на стоянке, когда машины были готовы к продолжению пути, Ефремов дважды – по обыкновению – выстрелил в воздух, чтобы проводник услышал. Оказывается, проводник (тот самый Кухо, что не нашёл дороги) дремал в пяти шагах, укрывшись от ветра за большим камнем, и страшно перепугался спросонок: он решил, что начальник экспедиции хочет его убить. «Мы посмеялись над воображаемыми злоключениями Кухо, но этот пример лишний раз показал нам, насколько осторожным нужно быть в чужой стране, чтобы случайным словом или неправильно понятым жестом не нанести обиды…»

Пустыня вырабатывает у участников экспедиции особое отношение к воде: случалось, что в лагере не оставалось чистой и приходилось пить техническую воду. Ефремов с особой пристрастностью наблюдает на устройством и содержанием колодцев в Гоби: «Дорогой я думал о том, как неприятно выехать к какому-нибудь колодцу из чистой просторной пустыни. Вокруг колодца всё затоптано, выбито, загажено скотом. От удушливого зноя ещё противнее становится запах мочи и жужжанье назойливых мух. Гобийские араты совсем не умеют бережно обращаться с водой и колодцами. Если сопоставить с этим необычайно строгие законы о содержании воды и колодцев в чистоте у арабов, которые уже свыше четырёх тысяч лет являются обитателями Аравийской, а позднее и Северо-Африканской пустынь, то станет понятным, что монгольский народ, по существу, – недавний обитатель пустынной местности. По всей вероятности, он формировался в основном в степной или лесостепной местности типа Хангая или нагорий южной части Внутренней Монголии…»

Находясь в самом сердце Гоби, Ефремов делает такую запись: «Луна поднялась высоко над сухим руслом. Ветер стих. Абсолютная тишина царила кругом – ничего живого, как и за сотни километров пройденного сегодня пути. Не было слышно или видно. Резкие, искривлённые тени высокого саксаула извивались на стальном песке. Я посмотрел на юг. Беспредельный простор огромной равнины плавно погружался вниз, туда, где на горизонте лежала, уже в пределах Китая, какая-то большая впадина. Повсюду, насколько хватал глаз, неподвижно торчали исполинской щёткой призрачные в лунном свете серые стволы – море зарослей саксаула. Прямо передо мной, отливая серебром на кручах каменных глыб, в расстоянии десятка километров высился массив Хатун-Суудал. В океане призрачного единообразия, безжизненности и молчания массив казался единственной надеждой путника, местом, где можно было встретить каких-то неведомых обитателей этой равнины, широко раскинувшейся под молчаливым небом в свете звёзд и луны». Великолепное, пластичное и точное описание! Но Ефремову недостаточно просто описания: он хочет понять закономерность формирования личностных впечатлений, которые слагают этническое самосознание: «Я долго стоял, стараясь сообразить, как окружающая обстановка, отражаясь в мозгу человека, вызывает в нём строго определённые представления. Впрочем, проверить свои ощущения на ком-либо другом не было возможности – мои товарищи давно спали».

Ефремов постоянно размышляет над спецификой работы учёного в поле, отмечая, как лучше организовать работу в сложных, порой непредсказуемо меняющихся условиях. Он делает заметки и выводы, имея в виду не столько даже себя, сколько тех учёных, которые пойдут следом за ним: оптимальные решения часто рождаются из тяжёлых ошибок, и задача учёного – не повторить ошибок предшественника, взяв на вооружение из его опыта работы всё лучшее. Помня об этом, автор подробно описывает, как проходят по пустыне автомобильные дороги-накаты, как лучше обустроить лагерь в условиях Гоби, как составить план неразработанного местонахождения и сохранить его для будущих исследователей. «Научные ценности» – это выражение часто встречается в тексте и говорит о постоянной устремлённости мысли.

Вот какой вывод делает Ефремов, когда один из рабочих находит огромный скелет там, где «научная сила» даже не предполагала искать кости: «Пока я осматривал скелет, в голове складывался новый план работы. Хотя скелет был довольно велик, нужно попытаться взять его теперь же! Учёный должен помнить, что самые лучшие планы изменяются неучтёнными обстоятельствами».

При неторопливом чтении произведения мы начинаем отчётливо различать характерные черты самого Ивана Антоновича – идейного вдохновителя и непосредственного организатора экспедиции, лоцмана в бескрайних просторах Монголии и умелого шофёра, тонкого, вдумчивого исследователя и чернорабочего. Более всего нас заинтересовала та сторона работы экспедиции, о которой обычно в путевых заметках пишут меньше всего: внутренняя жизнь рабочего коллектива, состоящего из мужчин (единственное исключение – старший препаратор Мария Фёдоровна Лукьянова), несколько месяцев находящегося в экстремальных условиях.

В начале второй книги гобийских заметок «Память земли» Ефремов подробно рассказывает о сложности стоящей перед экспедицией 1848 года задачей: в 1946 году была проведена разведка, доказано «неслыханное палеонтологическое богатство» Гоби, и на втором этапе необходимо «взять эти богатства, заставить их служить науке». Автор детально рассказывает об этапах организации полевых исследований, подчёркивая важность квалифицированных работников. Как найти баланс между неизбежным в экспедиции проявлением авторитарной власти и демократическими отношениями, как создать строгую рабочую дисциплину и в то же время доброжелательную атмосферу?

Ефремову это удавалось. Вот как он описывает этап подготовки экспедиции: «Мне оставалось только восхищаться самоотверженной работой своих товарищей – шофёров, препараторов, научных сотрудников и хозяйственного персонала экспедиции. Все они без различия «чинов и званий» образовали единый коллектив перевозочной конторы и этой работе отдавали все силы и время. Работали то грузчиками, то учётчиками на складах, то упаковщиками и приёмщиками, а иногда и просто строительными рабочими, если требовалось поправить или расширить какой-нибудь старый склад».

Сам начальник экспедиции пользовался непререкаемым авторитетом, основанным на колоссальных знаниях, многообразных умениях и работоспособности; при этом Ефремов работал как и другие – «без чинов и званий». Единственной его привилегией на раскопках на Могиле Дракона была фанерная будка, в которой начальник экспедиции оформлял документацию.

Одним из ярких героев романа «Лезвие бритвы» является геолог Леонид Андреев, много лет руководивший экспедиционной работой. Его устами Ефремов излагает своё представление о том, каким должен быть руководитель экспедиции. Вот фрагмент диалога Андреева со своим учеником, молодым геологом Иверневым:

«– …Мои помощники, от главного геолога до проводника, всегда говорили: «С вами хоть на край света, хоть в саму преисподнюю». Почему? Медом по губам не мазал, уговаривать да льстить не мастер, требовал сурово. А потому, что всегда считал, что у начальника не только голова должна соображать, этого мало. Начальник – тот, кто в трудные моменты не только наравне, а впереди всех. Первое плечо под застрявшую машину – начальника, первый в ледяную воду – начальник, первая лодка через порог – начальника; потому-то он и начальник, что ум, мужество, сила, здоровье позволяют быть впереди. А если не позволяют – нечего и браться.

– Не могу согласиться с вами, Леонид Кириллович! Если коллектив хороший, загорелся общей работой...

– А надолго этого горения хватит, если никто не будет вести?»

Организовать работу экспедиции и добиться замечательных научных результатов Ефремову помогло знание людей, постоянно внимание к их нуждам, умение разрядить сложную ситуацию весёлым смехом – и при этом твёрдая, ясная принципиальность. Он вынужденно сталкивался с проявлениями человеческих слабостей – ленью, невнимательностью, беспечностью. Ему приходилось порой мобилизовывать все свои силы и умения, чтобы справиться с неожиданным препятствием, разрешить конфликт или вылечить больных. Расскажем о нескольких наиболее выразительных историях.

Зимой, при возвращении из экспедиции 1946 года машина, которую назвали «Смерч», отстала: «Время от времени мы оглядывались назад, идёт ли «Смерч» с его обвязанной верёвкой кабиной и покривившимся тентом. Андреев явно отставал – сначала мы видели чёрную коробочку, потом точку, а затем только пыль. Но столбик были исправно следовал в отдалении за нами, и мы продолжали нестись полным ходом.

А кругом тянулась всё та же белёсая равнина, почти без травы, казавшаяся бесконечной. Проехали около семидесяти пяти километров, и тут «Смерч» исчез окончательно. Остановились подождать, кляня Андреева, который расплачивался теперь за лень в уходе за машиной».

Когда же отставшая машина догнала передовую. Оказалось, что это вовсе не «Смерч». Шофёр объяснил, что обогнал крытую полуторку далеко отсюда. «Это ещё не означало аварии, и мы ждали целый час, расхаживая по тоскливой равнине и медленно коченея.

Солнце садилось, нужно было что-то делать. Пришлось отказаться от мысли ночевать сегодня в Чойрене и поворачивать обратно. «Смерч» стоял там, где он отстал от нас – в сорока километрах от аймака, в беспомощном положении, с замкнутым накоротко аккумулятором и сгоревшим прерывателем.

Чинили, заводили, таскали на буксире до десяти часов вечера, пока не убедились окончательно, что без переборки аккумулятора машина не пойдёт. Я распорядился ставить палатку – жестокий мороз совершенно скрючил тех, кому пришлось быть только зрителями наших усилий. Вода, к счастью, оказалась с собой, на дрова <…> разбили несколько пустых ящиков <…>. Палатка обогрелась. Напились чаю, поставили койки. Даже я, находившийся в состоянии тихого бешенства, немного отошёл…»

Перед нами редчайший случай, когда Ефремов пишет о своём состоянии – и в таких экспрессивных тонах! Что же делает в этом случае начальник экспедиции? Читаем дальше: «Даже я, находившийся в состоянии тихого бешенства, немного отошёл и, чтобы развеселить народ, принялся рассказывать, как мы нанимали повара для экспедиции в Алтан-Булаке». Ефремов рассказывает комичную историю – все хохочут: «Кругом меня были молодые смеющиеся лица. Быстрая «отходчивость» от невзгод – чудесное свойство молодёжи и составляет, пожалуй, самую приятную сторону работы с молодыми сотрудниками». Но сам Ефремов как начальник экспедиции, человек, отвечавший в случившейся ситуации не столько за своевременную доставку научных ценностей, но главным образом за жизнь и здоровье людей, не мог быть легко отходчивым: он принимал в своё сердце груз чужой небрежности, обернувшейся напрасным пробегом машин, потраченным днём и холодной ночёвкой, и делал выводы.

Внимание к людям для Ефремова было не просто затёртой формулировкой, но непосредственным руководством к действию. Самым ярким является пример с водой, которая в пустыне приобретала несопоставимую ни с чем ценность.

«Переводчик Намнан Дорж направился на верблюдах на ту сторону Нэмэгэту. Там, не северном склоне, в сорока километрах от лагеря, был лечебных минеральный источник – аршан. Намнан Дорж привёз пробы воды для Монгольского Комитета наук, а также два вьючных верблюжьих бака около двенадцати вёдер для лечения шофёра Александрова. У нашего завоевавшего общие симпатии, добродушного великана Ивана-Козлиного была застарелая язва желудка, полученная им ещё в войну. По сообщению Намнан Доржа, аршан имел необычно холодную воду и находился на высоте двух тысяч метров. Мы попробовали воду – она была тёмная, очень вкусная по сравнению с солоноватой водой из наших колодцев. Пришлось запретить трогать воду. Иначе её выпили бы в два дня. Водой пользовался один Иван-Козлиный, и целебная ли была вода, или причиной тому хорошее питание, но к осени он избавился от мучивших его болей».

Можете представить себе, насколько веским словом должен был обладать начальник экспедиции, чтобы запретить прикасаться к чистой питьевой воде всем, кроме одного человека! Возможно, что всеобщая вера в целебность воды тоже способствовала выздоровлению шофёра.

Другой случай кажется не таким впечатляющим, но наиболее характерен для понимания того, что внимание к людям – это не разовая акция, а каждодневный труд. Требовалось провести разведку местонахождений. Учёные пошли в пустыню пешком группами по два человека. День выдался исключительно жаркий и безветренный. Сам Ефремов с водителем Прониным с трудом, изнывая от жажды, вернулись в лагерь, который стоял на вершине плато (к лагерю надо было подниматься из ущелья). «Новожилов вернулся только к вечеру: над ним сыграла шутку гобийская прозрачность воздуха, сильно уменьшившая видимое расстояние.

Едва живые, оба несчастных путешественника начали подниматься на обрыв на четвереньках. Но я учёл свой опыт и послал им навстречу рабочего с двумя полными фляжками воды».

Такое внимание дорогого стоит!

Но внимания требовали не только рабочие, шофёры и состояние машин: значительная доля энергии требовалась на то, чтобы организовать именно научную работу. Исследователи, составлявшие коллектив экспедиции, были подлинными учёными-энтузиастами, но они обладали различными недостатками, дорого обходящимися Ефремову.

Во время промежуточного этапа экспедиции 1948 года основная часть отряда с богатой добычей возвращалась в Улан-Батор, но двое учёных, Эглон и Рождественский, оставались на месте раскопок: «Мы никак не хотели мириться с мыслью, что найденные и лежащие тут же на поверхности научные ценности могут остаться невзятыми». Участники экспедиции предполагали, что увидятся не скоро, но ошиблись: «…оба спорщика быстро пришли к согласию в отношении прекращения раскопок и явились в Улан-Батор буквально на следующий день. За это отсутствие исследовательской терпеливости и стремление носиться с места на место в надежде на крупную удачу мне не раз приходилось упрекать Рождественского, в остальном крайне упрямого и настойчивого, со вкусом настоящего учёного. Рождественский оказался дальновидным, хорошим организатором и сделался впоследствии заместителем начальника экспедиции».

В другой раз проводилось исследование «Красной гряды»: «Орлов направился с Эглоном, чтобы проверить место находки и определить возможность раскопок. Исследователи вернулись через день с заключением о нецелесообразности раскопок или задержки для дальнейших поисков. Я послушался их, не поехал на место сам, и это было моей ошибкой. На следующий, 1949 год мы провели исследование «Красной гряды». В результате чего были открыты интереснейшие, совершенно новые для Азии древнейшие млекопитающие, выкопаны целые черепа, части скелетов и, кроме того, неизвестные ранее черепахи и рыбы».

В этих горьких словах: «это было моей ошибкой» – мы слышим глубокое понимание человеческого несовершенства и ощущение – нет, не собственной непогрешимости, но собственной ответственности за успешность и подлинную научность экспедиции. Добросовестность учёного для Ефремова немыслима без человеческой порядочности и обстоятельности, которая может показаться дотошностью и даже занудством, но на деле является необходимым атрибутом научного поиска. Отсутствие такой дотошности, «полёт научной мысли» без детального фактического обеспечения приводит к падению и даже к потере уже достигнутого. Такое происшествие случилось в экспедиции в 1948 году:

«В задачу отряда входило капитальное обследование Улан-Ош, открытого Орловым, Громовым и Эглоном в 1946 году. К сожалению, проводника, водившего их, не было в аймаке. Приходилось положиться только на записи и рассказы самих открывателей. Можете представить мой ужас, когда оказалось, что никаких записей путешественники в своё время не сделали, не потрудившись даже записать расстояние по спидометру машин. Не лучше обстояло дело и с рассказами о пути по памяти: ничего внятного «открыватели» так и не сказали. Очевидно, всецело положившись на проводника, они продремали в машине до самого места. Разыскать это отсутствовавшее на картах урочище нам не удалось».

В другом случае отряд Рождественского, узнав о большом количестве «каменных костей» в Дзергенской котловине, «устремился туда и попросту бросил работу в Шаргаин-Гоби. Он спасся от ответственности только тем, что ему в действительности удалось найти крупное местонахождение. Но Шаргаин-Гоби осталась неисследованной и ждёт учёных».

Неослабевающее внимание на протяжении долгих экспедиционных месяцев, ощущение деятельной ответственности за работу всех членов отряда требовало от Ефремова предельных психических нагрузок. Только описывая беспримерный однодневный пробег почти семисоткилометрового маршрута по Гоби и умение и выдержку водителя Вылежанина, Ефремов оговаривается, что не мог его сменить за рулём: он в 1948 году не водил машину из-за воспаления нерва правой руки.

Но самым выразительным можно назвать случай на местонахождении Алтан-Тээли. Его должен был исследовать отряд Рождественского, а Ефремов на машине должен был подвезти горючее. И вот Ефремов едет по пустынной равнине Монголии, проезжает местности одну за другой и не встречает никаких следов отряда Рождественского! После долгих скитаний Ефремов делает вывод: «Вероятно, мы гнались за мифом. Я решил набрать воду в колодце, купить у аратов в стоявших неподалёку юртах барана, вернуться на гряду Оши и заняться её исследованием в ожидании, пока наши товарищи не объявятся сами».

Можно представить себе, что происходило в душе начальника экспедиции, который не нашёл отряд в условленном месте, не получил ответа на сигнальные ракеты и не увидел ни одного следа деятельности отряда, колеся по степи и расходуя драгоценный бензин и время. Читаем далее:

«Едва полуторка ушла к колодцу, а мы с «Волком» растянулись под машиной, как услышали надрывный вой мотора. Нас догнали Рождественский и Прозоровский на «Дзерене». Пронин был, что называется, весь в мыле: они гнались за нами около ста километров. Недоразумение вышло потому, что Рождественский не удосужился поставить у отворота с дороги каменную пирамидку – обо. Он попросту начертил на песке большую стрелу, которую мы на быстром ходу вовсе не заметили. Эта небрежность обернулась нам напрасным шестисоткилометровым пробегом машин. Впрочем, не совсем напрасным, потому что я осмотрел почти весь район наших работ на западе».

Дальше следует фраза чрезвычайно редкая для Ефремова, которая описывает взаимодействие начальника и провинившегося подчинённого: «После соответствующего, выражаясь по-морскому, «раздрая»…» Вот и всё, что Ефремов пишет о своём отношении к небрежности Рождественского! Но в этой короткой строке – плотнейшее сгущение эмоций. На этом история, однако, не закончена.

Итак, машины поворачивают обратно и прибывают в лагерь Рождественского, удобно поставленный близ колодца.

«В лагере я застал множество «инвалидов». У повара воспалились обожжённые сковородкой пальцы, Рождественский хромал, а препаратор Пресняков, прозванный рабочими за любовь покрикивать «комендантом», скрючился от прострела. Один из рабочих, Александр Осипов, бывший гвардеец и снайпер с лихими усами, работая полуголым, сжёг кожу на спине и теперь уныло сидел в палатке. Другой рабочий, необычайно могучего сложения, прозывавшийся Толя-Слоник, лежал в жару, без всяких симптомов. К «инвалидам» в последний момент присоединился Новожилов, который стал ссылаться на боли в почках».

Что делать в подобной ситуации? Как поступать? Ефремов пользуется литературным приёмом, который именуется «приёмом умолчания». Он коротко сообщает, что на раскопках стали помогать шофёры Пронин и Вылежанин, наиболее опытные и проверенные участники экспедиции. А затем следует как бы отстранённо поданная информация: «К счастью, в экспедиции больные быстро выздоравливают. Не прошло и трёх дней, как все «инвалиды» поправились, за исключением повара, серьёзное нагноение у которого потребовало хирургического лечения. Пока, до врача и больницы, его лечили спиртовыми и содовыми компрессами».

И далее идёт подробное, сдержанное и от этого особенно комичное описание того, как «несокрушимый Эглон» едва не погиб от… кислого молока! Бидон кислого молока, поставленный в нагревшуюся палатку, взорвался струёй кислого молока, которая залепила Эглону глаза и очки. «Через минуту все уже весело хохотали вместе с пострадавшим» – и больше ни слова о выздоровлении «инвалидов».

Мы знаем, что в экстремальных ситуациях организм человека мобилизует все силы, все способности сопротивляться недугам. Но когда экстремальная ситуация становится не экстремальной, а обычной рабочей, человек втягивается, привыкает к ней, но приходит момент, когда наступает утомление, выражающееся в унынии и заболеваниях. И в подобной ситуации человек может открыть ещё неведомые ему резервы организма, но для этого нужно осознанное усилие или мощная энергия другого человека, способная стать катализатором, разбудить спящие и неведомые самому больному силы. Мы можем только предполагать, что именно делал Ефремов, чтобы помочь «инвалидам», но его влияние, требующее огромных затрат энергии духа, несомненно. И нескрываемой гордостью звучит обоснованные научный вывод: «…Алтан-Тээли оказалось самым богатым из всех местонахождений ископаемых млекопитающих в Монгольской Народной Республике».

«Дорогу ветров» можно перечитывать много раз, разглядывая кристалл текста под разными углами. Можно изумляться тому, как человеческая мысль раскрывает тайны геологической летописи, как прекрасна Монгольская Гоби и какую радость приносит дружная работа слаженного трудового коллектива. Кристаллическая решётка не видна человеческому глазу, но без неё кристалла не существует. В «Дороге ветров» автор почти не говорит о себе прямо, но вчитайтесь внимательно, и Ефремов непременно предстанет перед вами – и как большой учёный, и как большой человек.

Оценка: 10
– [  8  ] +

Ссылка на сообщение ,

Отличная книга. Читается с трудом из-за тяжёлого слога, но книга стоит того, чтобы постараться. Чрезвычайно увлекательная, познавательная, романтичная вещь. Жалко, что не попалась мне в детстве — очевидно, меня было бы от неё не оторвать. Читая эту документальную повесть, понимаешь, что мир будущего Ефремова вполне возможен, так как и в сороковые и сейчас были и есть люди, живущие не только ради собственного желудка.

Оценка: 9
– [  4  ] +

Ссылка на сообщение ,

Читалось очень тяжело. Зато книга вовремя отвратила меня от палеонтологии/археологии. Ефремов очень отчетливо показал, какая это адская работа. Помню, рассматриваю фотографии — а у меня аж песок на зубах скрипит... Любопытно, читаешь дневниковые заметки Ефремова или, например, Цыбикова, где полно безжалостного материализма достоверности, и вырабатывается очень скептическое отношение к разным романтическим фантазиям. Название Луны Яс красиво звучит, и к динозаврам у меня тоже отношение хорошее — но пусть они будут где-то на экране телевизора. Потому что это — Работа, а не Приключение.

Оценка: 8
– [  9  ] +

Ссылка на сообщение ,

Как показательно: Ефремов и Рерихи ходили очень близкими путями, и именно в Азии — в Сердце Мира. Ефремов Настоящий Ученый — с самой большой буквы.

Оценка: 10


Написать отзыв:
Писать отзывы могут только зарегистрированные посетители!Регистрация




⇑ Наверх