Дина Рубина «Синдром Петрушки»

Куклы и люди, или Люди-куклы?

Лица стёрты, краски тусклы, То ли люди, то ли куклы… («Машина времени»)

Как известно, игра — дело серьёзное. А игра в куклы вообще порой находится за гранью. В различных смысловых наполнениях слова «грань».

Куклы как предметы человеческой культуры известны с самых незапамятных времён. И у самых разных народов. И предназначение кукол было самым разным — от самого глубоко мистического до обыденного игрового. Ну вот навскидку — кто не знает о культе вуду и, соответственно, о куклах, используемых в этих мрачных обрядах. Причём культ этот имеет самое широкое распространение, начинался бог знает где и когда и имел целью оказать то или иное воздействие на то существо (животное или человека), которое изображала кукла. И наверное, обычные детские куколки, в которые играли дети, тоже происходили из отголосков этих культов и обрядов — дети не только учились обращению с предметами, но ещё и отрабатывали самые разные социальные роли…

В общем, что там говорить, поскольку у меня супруга — мастерица русских народных промыслов и попутно вместе с лоскутным шитьём занимается ещё и русскими обрядовыми куклами, то волей или неволей, но часть кукольной культуры доходит и до меня.

Однако помимо вот этих кукол имеются ещё и куклы игровые, используемые актёрами-кукольниками в разного рода балаганчиках, и далее варианты ширятся вплоть до Театра кукол Сергея Образцова (у нас в стране) и других серьёзных кукольных театров и трупп. И конечно же есть те, кто занимается изготовлением, созданием, рождением кукол. И иногда все эти функции сходятся в одном человеке. Так, как это произошло в романе.

Дина Рубина постаралась посвятить читателя во многие секреты кукольного мастерства. Однако не столько с целью некоего своеобразного просвещения, сколько для того, чтобы читатель максимально полно и точно понял и прочувствовал всю глубину и сложность той проблемы, о которой нам поведали в этом романе. Попытка... да что там попытка — успешная замена временно вышедшей из роли своей супруги ростовой куклой привела затем к таким глубоким и серьёзным конфликтам, с которыми эта семья пыталась справиться долгие годы. И сложность взаимоотношений в этом треугольнике — Мартын – Лиза – Элис (кукла) — собственно говоря и послужила отправной точкой для всего многопланового сюжета.

Конечно же основной темой романа стала вот эта всё поглощающая и почти что всё замещающая любовь двух людей: главного героя к своей супруге, и её любовь к нему. Ну, а чем сильнее и всепоглощающей любовь, чем она страстней, тем сильнее и сами страсти внутри этой любви и вокруг неё. Однако и инварианты любовных и чувственных отношений и связей в романе можно уловить и проследить и на примере некоторых других персонажей — тоже, кстати, небезынтересные варианты.

Ну, а на литературное дарование Дины Рубиной сетовать не приходится, роман получился сложным, ветвистым, многополюсным и многовекторным, с вариантами интриг. Так что свою толику удовольствия я получил.

Однако книге Дины Рубиной не очень повезло с соседством: поскольку «Синдром Петрушки» я слушал в аудиоформате, то параллельно обычным путём читал две повести Веры Пановой (рецензии на которые уже выложены на сайте). И волей-неволей, но образовалась ситуация сравнивания двух литературных стилей. И Вера Панова, с её невероятной простотой и чистотой изложения смыслов и содержаний сюжетов, на мой взгляд, всё-таки оказалась вне конкуренции по сравнению с более сложной, насыщенной вязью словесных изяществ и литературных орнаментов книгой Дины Рубиной.

– Да-да, ведь человека, чья жизнь связана с куклой, вполне нормальным не назовешь, не так ли?

Весь мир — театр.

В нём женщины, мужчины — все актёры.

У них свои есть выходы, уходы,

И каждый не одну играет роль.

У. Шекспир «Как вам это понравится»

Дина Рубина совершенно новый для меня автор, и сказать по правде, я не особо доверяла ее творчеству. Ведь сколько раз спотыкалась об таких вот «раскрученных» писателей, но с Диной Рубиной дела обстоят иначе. Закончив читать «Синдром Петрушки» пришло ощущение, что автор-то нравится.

Пожалуй надо упомянуть тот факт, что не люблю кукол. Никаких. В особенности фарфоровых, но и марионетки не вызывают доверия. Как увижу их лица, так сразу же дискомфортно становится . А здесь кукол достаточно. Бррр f58a1a77ad821723ba79aade2196cbf4.gif

Ну это так, отступление от темы. Так, что же получит читатель, когда возьмет в руки книгу? Здесь столько всего. И на разных языках. Скорее всего книгу можно определить как трагедию. Да, здесь все действующие лица с изуродованной и больной душой. Сначала мне было не по себе от всего происходящего, но постепенно продвигаясь все дальше и дальше, начала втягиваться и искренне переживать.

Петя и Лиза – два больных человека. Да-да, Петя с самого детства со странностями, я бы даже отнесла его к некой форме аутизма, но утверждать не буду. Для него весь окружающий мир – театр. Люди для него – куклы. Честно, я даже с большим трудом могу воспроизвести его взгляд на мир. Он одержим марионетками, но здесь отдам должное – он мастер своего дела. А как же Лиза? Ну у нее синдром Петрушки… Но лично для меня – она, по большей степени, избалована тем же Петей. Их отношения – танец двух психов. Должна отметить, что просто отлично танцуют. Завораживающе.

Они были похожи на детей, что пережили оспу, выжили, но навсегда остались с изрытыми лицами. Эти двое стали жертвой особо свирепого вида любви: страстной, единоличной, единственной; остались в живых, но уже навсегда были мечены неумолимо жестокой любовью…

Странно, книга не отпускала до самого конца, но мне все равно чего-то не хватало. Словно от меня утаили что-то важное и это чувство до сих пор сидит во мне. В целом – хорошо, даже очень хорошо. Мистическая ветвь — украшает роман, но мне показалась лишней. Хотя она и удачно вписывается в данный «спектакль«С удовольствием познакомлюсь и с другими книгами автора.

Считаю, что это лучший роман Дины. Замороченные кукольники в декорациях пред- и послевоенного Львова, относительно современных Праги, Берлина, Самары и Сахалина, средневековая легенда о Петрушке, плавно вытекающая из другой – о Големе бен Бецалеля (до этого лишь в романе Густава Майринка случалось читать о нем). Выбор между любовью к женщине и делом всей своей жизни. Борьба с гениальным, но зловещим творением за право быть единственной и настоящей – до клиники, до последней крови.

Бесспорно, проза Рубиной очень хороша. Страницы о Второй мировой – одна из самых стоящих вещей в ее книгах. Но все же от количества пафоса и постоянно подчеркиваемой богоизбранности семитов немного устаешь. Довольно много для души, но иногда – переизбыток эмоций. Хотя, справедливости ради, книжек, где герои способны так беззаветно любить, в русскоязычной прозе сейчас мало.

Писатель сродни кукольнику. И когда лепит героев своих из обрывков того-сего, как куклу из клочков газеты, соединённых в безликой массе папье-маше. И когда вдыхает жизнь в кукольные свои персонажи, и они чудесным образом начинают двигаться, говорить, обольщать и разочаровывать. А уж когда добирается до читателя…

Вот беру я книгу, спокойный, неторопливо размышляющий о чём-то своём. Проходят считанные секунды – и вот уже во мне не мои, а внушённые писателем, мысли и чувства. И хмурюсь я, и улыбаюсь, как будто за невидимые нити меня дёргают. Чудо? Нет, ремесло скорее. Дина Рубина – великая умелица в искусстве манипулировать читателем. И секреты мастерства не скрывает. Как уверенный в себе кукольник, выходит она к зрителям и все видят, что одна кукла на руку надета, а другая на ниточках подвешена. Если приглядеться, можно всё романное устройство увидеть. Прочти «Синдром Петрушки» и пиши романы сам. Всё объяснено, осталась сущая малость – талант и труд добавить.

Но у каждого своя золотая нить, и в пьесе, задуманной на небесах, роли писателей редки. Зато читателем стать легко. А когда читаешь хорошую книгу, особенно ясно понимаешь: нити у нас разные, а небо – на всех одно.

В «Человеке с бульвара Капуцинов» есть сцена в которой у Билли Кинга встают волосы дыбом после первого в жизни просмотра кинофильма — прибытие поезда. Так вот я, перевернувшая последнюю страницу «Синдрома Петрушки», похожа на Билли Кинга.

Нет, писательское мастерство Рубиной, ее умение плести словесные кружева, на высоте. Но книга буквально переполнена безумием, оно плещется через край, через страницы. Реальный мир почти отсутствует. Такое чувство, что действие происходит в сумраке чьего-то сознания.

Когда-то Лесной Царь увел в царство Лиссы мальчика. Но даже безумным хочется иметь пару. Мальчик вырос и увел за собой в царство теней девочку. Он стал Кукольником, она Куклой. Всегда вместе, всегда неразрывно связаны. И каждый одинок в своем персональном безумии.

А еще этот тревожный, обманчиво оптимистичный, финал!

Перечитал книжку — в первый раз просмотрел по диагонали и не пошло совсем. Со второго раза в целом понравилось. Это, безусловно, коммерческая и развлекательная литература, но высокого качества.

Условно говоря, есть хорошие книги Трифонова или Джонотана Коу, а есть хорошие книги Переса-Реверте и Стивена Кинга. Для меня очевидная определенная иерархия авторов и книг, среди которых качественное развлечение встречается не так часто, как хотелось бы. Чехов правильно утверждал о сложности объяснения, почему ему нравится Шекспир и не нравится Вербицкая.

Дина Рубина где-то утверждала, что училась писать, беря за образец письма Чехова. Очевидно, что в «Синдроме Петрушки» ничего от писем Чехова нет. Роман является совершенно «романтическим» и остросюжетным, полным разгадок и недомолвок, семейных тайн, описаний городов и укладов, содержательными сведениями о кукольном театре. Надо отметить, что автор описывает не существующий в природе, а идеальный кукольный театр, то есть воздействующий мистическим образом на зрителя, фактически наделяя своего кукольника чертами магическими, имеющими ирреальную природу. Одновременно в романе есть и совершенно инфернальный похотливый поляк, обладающий всеми предикатами слуги Люцифера. Романтическую канву Рубина плотнейшим образом нашпиговала бытовыми вкраплениями, зарисовками историко-культурного толка, богато и пестро разукрасила декорации, создавая совершенно универсальный авторский «мир», отвечающий лишь законам и условиям своего создателя. Читать перипетии семейных легенд, очерков про бытовые особенности Львова или узнавать пражскиее пейзажи увлекательно.

Доводилось встречать суждения об избыточности сравнений, пестроте и неоправденности метафор, переизобилии прилагательных. Все это есть, временами некие признаки базедовой болезни музе Рубиной присущи. Это сказывается и в расстановке персонажей, каждый из которых, как на подбор, либо трикстер, либо там спас еврейских детей, либо цыган, а если понадобился второстепенный статист, то он непременно окажется Сильвой Джузеппповичем Морелли, со своей запутанной историей, имеющей мало отношения к сюжету. Временами автор выдает абзацы навроде следующего:« Вальяжными шагами прошелся туда-сюда контрабас, будто некий толстяк, смешно приседая, хотел кого-то рассмешить. Ему скороговоркой уличной шпаны монотонно поддакивало банджо, а толсятк вссе пыжился, отдувался и пытался острить, откалывая кренделя потешными синкопами; банджо смешливо прыскало густыми пучками аккордов, и, вперебивку с истомно флиртующей гитарой и голосисто взмывающей скрипкой, все сливалось в простодушный старый фокстротик и уносилось в море, к невидимым отсюда яхтам...»

Что бы сказал Чехов относительно указанного пассажа? По мне, изобилие завитушек и надуманных сравнений не является аналогом ассоциативного мышления и образности. По счастью, большая часть текста более выдержана и ровна стилистически при всем южном характере прозаической манеры с соответствующей цветастостью.

Цирк ( мотивы которого обыграны в романе «Почерк Леонардо») и работа циркачей в высшем проявлении является искусством, но специфическим, которое при всей его полноте определенно обладает меньшими возможностями эстетической и эмоциональной силы, нежели кинематограф. Роман Рубиной ближе к ощущениям, которые дает пестрый цветастый яркий и хорошо организованный аттракцион, нежели к неоднозначности лучших явлений в области кино, а если и сравнивать ее с кинематографической манерой, то на ум приходит, конечно, Феллини, с его избыточностью, любовью к клоунам, теплым темпераментам, одержимостью детства.

Щедрый увлекательный и красочный аттракцион Рубиной, конечно, иное дело, нежели проза Славниковой и Палей, но для лиц, не являющихся снобами, определенно качественное развлечение.

Прекрасный роман. Завораживающий, завлекающий, мастерски сотканный из слов, оттенки которых подобраны столь точно и тонко, что дух захватывает.

Начала читать с прихихикиванем: мол и на работе куклы, и дома про них же на досуге.

На самом деле, я давно хотела почитать Дину — слышала, что она похожа на божественную Улицкую и Щербакову. Я отношусь крайне настороженно к женской прозе, но вот такую вот чрезвычайно люблю.

Да, у Рубиной хороший язык. По пути к метро я цепляла глазами улицу, и мои мысли звучали совершенно по-рубиновски, быть может, когда я стану совсем взрослой, я смогу ткать ковры своих слов, как она.

Это оказалось очень удачное и хорошее знакомство.

Оно — трагично, читать.

С детских лет испытывала легкое сомнение в кукольной неодушевленности.Повзрослев и посетив несколько выставок кукол ручной работы,убедилась в их странном и не всегда добром очаровании.Роман Рубиной о куклах и о любви.В нем много красивого ,печального и много страсти.Главное все это написано прекрасным , филигранным языком-от чтения получаешь просто физиологическое удовольствие.Ярым поклонницам 50-ти оттенков и» Сумерек» -противопоказано.

Изумительная вещь Читать обязательно. Многослойный и многогранный роман — тут и семья, и любовь, и дружба, и искусство, и проклятье. Герои замечательные — незабываемые и прописаны так, что видишь, чувствуешь и веришь, а значит сопереживаешь. Много нового о куклах и Праге, но это лично для меня.