Интересен язык будущего. В нём нет местоимений единственного числа, и таким нехитрым образом отражается коллективизм мира, единство и целостность общины, монолитность в мыслях, суждениях, действиях и поступках. Мыслить одному никак невозможно, работать одному невозможно, только бригадой, они и спят небольшими группками по сто двадцать человек в бараке, и еду принимают совместно, за длиннющим столом, и плановое весеннее совокупление происходит только совместно, и уже будучи глубокими дряхлыми стариками, в сорок лет отправляются в Дом Стариков строем.

В пятнадцать лет всем ученикам Совет по Труду выдаёт пожизненные мандаты на работу: кто будет плотник, кто повар, кто переписчик манускриптов, кто Начальник, а наш Равенство 7-2521 мечтал (не без оснований) попасть в службу Учёных. Но стал Подметальщиком, как и его дебиловатый соученик Союз 5-3992 — потому что физически сильнее рядового гражданина, а умные и так не особо нужны в плановом обществе, где всё распланировано на века вперёд и проинтегрировано до конца существования мира.

Но жажду знаний утолять можно и работая Подметальщиком: по ночам он спускается в заброшенное Подземелье, где с неведомых доисторических времён остались чудо-машины прежнего человечества.

Через два года изысканий Равенство 7-2521 открыл электричество, и с этим осветительным прибором врывается на Всемирный Совет Ученых.

Но сразу же его осаживают:

"Пятьдесят лет ушло на одобрение Свечей всеми Советами, на то, чтобы определить их необходимое количество, на то, чтобы изменить планы в связи с заменой свечами факелов".

Как же так, мы же облегчим труд людей?

А вот этого делать никак невозможно, потому что в коллективном обществе люди "существуют только для того, чтобы работать для других" (с.72)

Равенство 7-2521 бросается бежать в Дикий Лес, кормится какими-то случайными зверушками и птицами, ночует под открытым небом, пересекает горный перевал, и попадает в давным-давно заброшенный дом, дом из прошлого: удивительные цветные стены поражают его, подружку его Свободу 5-3000 поражают Зеркала, и вместе они остаются жить в этом бастионе прошлого человечества.

И тут-то Равенство 7-2521 прорывает барьер коллективизма, осознает ценность единоличного, единственного «Я», и распирает от понимания ценности своей личностии и любой личности вообще, его осеняет озарение, его несёт, и несёт несколько последних страниц, с экскурсами в историю рабства, феодализма, расизма и социализма – все эти институты обобществления личности отвергаются ради EGO. В апофеозном прославлении разумного эгоцентризма и заключается "Гимн" Айн Рэнд.

По версии авторов, в первой четверти XXI века Европейский Союз завладел передовым производством систем управления, связи и искусственного интеллекта. В погоне за оригинальным историческим поворотом (оттеснение США на вторые роли) многоуважаемые авторы забыли о разделении труда и рассредоточении производств по всему миру: кому как не компьютерщикам не знать о том, что архитектуру ЭВМ разрабатывают в одной стране выходцы из соседней державы, процессоры штампуют в третьем мире, другие комплектующие поставляют и вовсе из экзотических стран, а собирается весь этот винегрет в слаженно работающий аппарат в любой точке земного шара с помощью отвертки и коленки.

В первой и третьей главе неоднократно звучит мысль о распоясавшихся компьютерных вирусописателях. Однако причиной их появления называется только лишь чей-то злой умысел с далекой целью: развалить государство.

В XXI веке есть электронные террористы и боевики, группировки которых сравниваются авторами с современными ирландцами, басаевцами, палестинцами. Мы знаем, чего хотят современные нам террористы, нам известно, за что они выступают с оружием в руках: сепаратизм, религиозное самоопределение, передел рынка и т.д. Однако против чего борются электронные неотеррористы XXI века — непонятно. По мысли авторов, любые террористы — нехорошие люди, и все их стремления и цели — низменны априори. Однако за гранаты люди хватаются в последнюю очередь, когда все другие — в том числе и легитимные — способы исчерпаны и не привели к должному результату. И никто не будет просто так, из фанатизма, содержать военные базы по подготовке солдат, не имея четкой цели.

О том, что соавторы плохо разбираются в истоках террористических движений, свидетельствует хотя бы тот факт, что слово "анархия" они употребляют исключительно в советском смысле, для обозначения полного распада общества и расцвета бандитизма. Авторы вульгарно понимают анархию как отсутствие порядка, тогда как анархия в переводе означает "безвластие, не принуждение".

Сюжет второй главы романа — о перевозке лекарств для спасения умирающих через разрушенную войной страну — один в один слит с «Долины Проклятий» Роджера Желязны, только финал получился ударнее, потому как еще пессимистичнее, нежели чем у Желязны.

Описываемая псевдо-средневековая цивилизация удельных энергетических княжеств во главе с компьютерами, распределяющими электроэнергию, выглядела бы непротиворечиво, если бы человеческая цивилизация была бы больше завязана на электроэнергию. Допустим, к середине XXI века нефть и газ кончились полностью и бесповоротно (первые звоночки уже прозвучали сейчас...). Человечество быстро перестроило инфраструктуру под альтернативные источники энергии, до сих пор находящиеся в полуприкрытом, законсервированном виде.

Люди перешли на электроэнергию, вырабатываемую гидроэлектростанциями, АЭС и т.п. геотермальные ветряки. Появились массовые электромобили, электрокомбайны, электромолотилки, электропрялки, электрохлебопекарни и электромухобойки, а простых, не электрифицированных вещей, не осталось нигде и ни у кого. Только в таком техническом окружении задача выработки электричества и его распределения по потребителям действительно имеет жизненно важное значение. Однако в описываемой Большаковым и Первушиным эколого-экономической ситуации существуют машины на бензиновых двигателях и крестьяне роются в земле, поэтому функции распределения какой-то там электроэнергии не являются жизненно важными для регионов. В описываемом мире нет такой необходимости, из-за которой следует терпеть на себе власть компьютера, пусть и разумного, сидящего на электростанции. Нет таких задач, с которыми не справились бы люди без помощи компьютера в "мире осколков".

Несмотря на все эти натяжки, фантастический роман просто великолепен, и я получил истинное наслаждение, недавно перечитывая "Собирателей осколков".

Колония тараканов живёт в гармонии с человеческой парой, живущей в их квартире; когда пылкая женщина швыряет еду об стену, еды хватает на всех. Но однажды она исчезает. Её маниакально аккуратная преемница переделывает кухню; щели и дыры заделываются, еда убирается в недоступное место. Тараканы рискуют умереть с голоду. Один из них придумывает дьявольский план: с невольной помощью местного торговца кокаином он поощряет роман между мужчиной и симпатичной соседкой, отпугивая хозяйку дома и спасая колонию. «Отголоски Кафки, Свифта и Дона Маркиза. Дэниел Эван Вайс написал трогательную, часто едкую сатиру на городские условия... Неужели я забыл упомянуть, что необычный роман Дэниела Эвана Вайса не только остроумен и очарователен, но и мрачен и эротичен? Если вы таракан, эта книга — просто огонь!» The New York Times Book Review

Жизнь людей глазами таракана. Занятная повесть, моментально приходит на ум аналогия с рассказом Виктора Шендеровича «Из последней щели» (1990). Копирайт на повесть Вайсса тоже 1990 года, и книга содержит родимые пятна холодной войны (игра в шахматы по переписке с диссидентом из Союза, упоминание КГБ).

От лица тараканов сатира получается злее и точнее. Не от того ли, что из грязи видно, чего же люди стоят на самом-то деле?

Человек – тупое животное, а таракан им управляет. Тараканы занялись переустройством личной семейной жизни своего квартироснимателя: мелкими ухищрениями ссорят его с женой, подстраивают свидание с красивой соседкой, вырубают электрический ток, короче, геополитика по тараканьи. Помимо прочего читатель узнает подлинную историю истребления тараканами динозавров (стр. 277-279), пройдет с экскурсией по канализации, и т.д.

Есть и антиарабские наезды, куда ж без них в сатире ХХ века: «вот же кретины – закрывать шмотьем единственную штуку на нашем зеленом шарике, которую стоит видеть» (про паранджу).

цитата

«Неприглядное воплощение общинности – пчела. Как человек, она процветает лишь в пределах своей касты и неспособна выдержать одиночество. Честный рабочий-фашистик исполняет свой «танец» (может, энтомологи скажут, что и рабы на галерах «танцуют»?), нескончаемо собирает еду, которую едва пробует; летит в улей, где едва живет…»

цитата

«Деньги – людские феромоны»

Человечество приближается к кастовой разблюдовке: жесткой ситуации, когда от рождения будет прикреплено место как в социальной, так и в экономической структуре общества. Муравейник и улей – образец для конструкторов будущих государств по Клаусу Швабу. Стагнационная структура мегаполиса, в котором все раз и навсегда отлажено на века, может быть позволит себе ненадолго какие-нибудь атавизмы типа символического обряда дружного голосования, или наличие нескольких источников информации, да только отмирать они будут быстрее, нежели когда-то внедрялись в жизнь. Вот об одном из таких муравейников Баллард в "Суперканнах" и написал.

Раньше сатирики критиковали общество с позиций великанов ("Гулливер" Джонатана Свифта например). Теперь же, во времена всепроникающей демократии, любая, хоть даже самая наиконструктивнейшая критика, смотрится как лай Моськи на Левиафана. Главное, чтобы свободомыслящим не надобно было прятаться по щелям.

P.S. В 2019 году вышла повесть Иэна Макьюэна "Таракан". Издательский анонс предвещал сатиру на человеческое сообщество глазами наблюдателя из-под плинтуса:

цитата

"Тем утром Джим Самс — не гений, но с усами — проснулся после нелёгкого сна и обнаружил, что превратился в гигантское существо". В прошлой жизни он был презираем многими, но в своем новом воплощении он самый могущественный человек в Британии. Он прибыл, чтобы исполнить важнейшую миссию, и ничто не сможет его остановить — ни оппозиция, ни члены его собственной партии, ни даже принципы демократии. Умно, остро, сатирически: вспоминая одно из самых известных произведений Кафки — "Превращение", Макьюэн рассказывает о современности, которая кажется слишком безумной, чтобы быть правдой.

Однако повесть оказалась кислой и малоинтересной.

Что там сверх?

Если вы перечитали немало фантастики, при упоминании Homo superior сразу приходит на ум один сюжет:

Среди нас зародилась крошечная раса мутантов. Им грозит опасность, потому что мы, неполноценные создания, завидуем или ревнуем к их мощному разуму и готовы объединиться, чтобы их уничтожить.

Поэтому мутанты удирают в труднодоступные части вселенной и там затаиваются, пока не достигнут численного и технологического уровня, позволяющего им обороняться от нас и даже (иногда, особенно) от наших мертвых тел.

По необъяснимой причине они всегда проигрывают. И как ни восхищают меня лучшие из сюжетов о сверхчеловеке, меня всегда поражала их странная логика.

С какой стати нам, представителям зверской расы, воспринимать их гибель как трагедию? Однако мы воспринимаем даже воображаемую их гибель именно так, и это заставляет усомниться в монолитности нашей расовой жестокости.

Если Homo superior так просто уничтожить, он заметно глупей тех обычных людей, что протискиваются под Железный Занавес, и тех преступников, что умудряются вырываться из тюрем и обходить кордоны полиции.

Если вспомнить диалоги этих сверхчеловеков в изложении различных авторов, поверить этому не так уж трудно. Более несносный набор банальностей и вообразить невозможно. Все они вещают как политические комментаторы, что наводит на страшную мысль: не принадлежат ли те к убийственно нудной расе будущего? Если так, я, задним числом, отказываюсь сочувствовать жертвам того, что приходится признать законной самообороной.

На мой личный взгляд Homo superior правдоподобен только для обладателей буквально «тоннельного зрения».

Смотрите:

Эволюция всегда склоняется к специализации. Человеческая цивилизация ― действующая, функциональная экосистема, с той только разницей, что в ней взаимозависимость существует не между многими видами, а внутри одного. Эволюция человечества в рамках этой цивилизации ведет в сторону специализации ― а так называемый Homo superior ― всего лишь очередная специализация.

Я знаю, что это возмутительное утверждение, оно уже втягивало меня во множество споров, но прежде, чем писать: «Почтенный, что вы несете…», выслушайте мои рассуждения.

Природная экосистема должна включать в себя множество специализированных видов.

В успешной экосистеме ни одна специализация не более важна, чем другая.

Для человеком эквивалентом специализации являются способности.

Идея Homo superior держится на беспочвенном предположении, что критерием является интеллект.

Но в успешной цивилизации-экосистеме высокий интеллект ― лишь одна специализация из множества.

Будь я склонен к крайностям, сказал бы, что по-настоящему человечество разделяется на расы по способностям. Для такого утверждения есть немало оснований, но я предоставлю решение экспертам. Пока я могу только резонно отметить, как решительно различаются между собой творческие типы, абстрактные мыслители, механики, работники физического труда, чувствующие себя как дома на однообразной работе вроде конвейера, а еще учительствующие, религиозные и вообще верующие, торговцы, работающие под открытым небом и так далее.

Даже если Homo superior ― мастер на все руки, как да Винчи, невозможно построить цельную экосистему на таких мастерах. Система, где каждый способен изобретать, строить, торговать, развлекать, поучать, пахать и таскать тяжести, и всем этим занимается, не будет работать.

Получилась бы не цивилизация, а хаос.

Так что на мой взгляд описанный фантастами сверхчеловек уже среди нас, но он ― всего лишь очередная специализация. Он вносит немалый вклад. Но с точки зрения экосистемы он не важнее других.

Что до идеи, что он — мутант и потому вынужден от нас скрываться, простым взглядом видно, что она неверна.

Если какому мутанту и приходится прятаться, так он принадлежит не к нашему виду.

К примеру, крысы. Они очень даже умны, они образуют настоящие общества, даже с разделением труда согласно способностям ― они проложили себе дорогу в наши лаборатории и архивы. А если они мутируют, это распалит нашу с ними войну до такой степени, что мы забудем о противостоянии между государствами. Они, безусловно, окажутся еще большей угрозой, чем расщепляющиеся материалы, потому что мутировавшие крысы способны ограбить нас до голодной смерти, целенаправленно разносить болезни и осаждать нас в собственных домах.

Я бы не удивился, если бы они понастроили звездолетов и сбежали на другие планеты. Возможно, они это уже сделали!

Наживка для человека

Вечная тема научной фантастики ― я бы пожелал ей меньшей вездесущности ― разработка техники вторжения. Вот охраняемая авторскими правами «Тайм, инк.» и перепечатанная с их разрешения одна такая, тошнотворно изобретательная.

Самки «вторичного винтового червя» ― опасного паразита скота в теплых странах ― совокупляются единожды за всю жизнь. Др. А.В. Линдиквист из министерства сельского хозяйства США рассказал на конгрессе энтомологов в Тампе, каким образом столь твердая моногамия может привести к уничтожению винтового червя.

Взрослая самка ― она выглядит как обычная мясная муха ― откладывает яйца в раны или царапины на коже скота. Вылупившаяся личинка внедряется в кожу, иногда поедая несчастное животное заживо. Поскольку винтовые черви атакуют как домашних, так и диких животных, они практически неуничтожимы. Обдумав проблему, энтомолог Э.Ф. Ниплинг из МСХ США изобрел решение. Самцы этих мух, размышлял он, с целенаправленным энтузиазмом отыскивают и ловят самок. Почему бы не вписать таких самцов в план борьбы?

Итак, Ниплинг с ассистентами разводили винтовых червей и облучали их рентгеном. Мухи с виду как будто не пострадали и преследовали самок с тем же успехом что не подвергшиеся облучению самцы. Однако облученные самцы были бесплодны. Это значит, что каждая самка, совокупившаяся с таким самцом, всю оставшуюся жизнь откладывала неоплодотворенные яйца.

Макиавеллиевский план Ниплинга был испытан во Флориде и дал хороший результат. Затем, в прошлом году, армия энтомологов вторглась на голландский остров Кюрасао в Карибском море, где изобилуют эти мухи. Доставив самолетом выведенных во Флориде (на крови и конине) червей, стерилизованных гамма-излучением от кобальта-60, экспериментаторы еженедельно выпускали их на острове в количестве по 400 самцов на квадратную милю.

Результаты не заставили себя ждать. Раненые козы, подверженные заражению мухами, носили на себе гроздья мушиных яиц, но те в большинстве оказывались неоплодотворенными. Отложившие эти яйца самки спаривались с бесплодными флоридскими самцами. Через несколько недель неоплодотворенными стали все яйца, а численность винтовых червей упала до грани исчезновения. С середины октября на острове не было найдено ни одного яйца, а с ноября на острове не отмечалось наличия мух.

Теперь энтомологи министерства сельского хозяйства вычисляют, сколько понадобится самцов, чтобы их хватило на всех самок Флориды. Они рассчитывают использовать тот же метод для уничтожения и других моногамных насекомых-паразитов.

Я за наших ― ведь животные так страдают, и экономика тоже. Я всей душой против винтового червя.

Но тут, как я уже упоминал, встает излюбленный писателями вопрос техники вторжения. Обычно цель пришельцев в подобных сюжета ― завоевание Земли, впрочем, иногда в них происходит столкновение между Востоком и Западом. Зачастую предлагаются весьма хитроумные способы, но еще не бывало столь дьявольского, как описанный выше.

Пока еще обнадеженные авторы не метнулись к пишущим машинками, позвольте мне напомнить, что далеко не все насекомые многократно плодятся после единственного оплодотворения. И хорошо, что так, не то мы бы увязли по уши в флоре, фауне и себе подобных. А такой мир, право, не жаль отдать первому попавшемуся захватчику.

Все наши приманки и ловушки апеллируют к основным инстинктам. Мы подражаем призывному реву оленя и крику утки, ультразвуковые свистки изображают комариную песню сирен, заставляя самцов разбиваться об электрические рифы. Все это эксплуатирует половой инстинкт. Пищевой используется еще чаще, но существуют и другие.

Предположим, кто-то задумал уничтожить человеческий род. Какую приманку ему выбрать? Пища, секс и тому подобное неплохи для уничтожения отдельных людей, но сомневаюсь, что они управятся с целым видом.

Так вот, ближе всего к инопланетному вторжению война. Почему люди сражаются? В «реалполитке» войны обычно объясняются имуществом и территориями, но это для государственных мужей; населению нужны лозунги, за которые оно будет умирать. Циничные доводы для этого не годятся.

Так что всякий, кто хорошо знает нас, лопухов ― в космическом масштабе ― поставит на идеализм, тысячекратно превосходящий похоть и алчность.

Склонение к всеобщему самоубийству ― самый чистый способ. Вот какие условия для этого требуются:

В возрасте старше 60 лет уровень самоубийств в четыре раза превосходит двадцатилетних, он выше среди разведенных, нежели у женатых, среди белых воротников выше, чем у работников физического труда, среди офицеров ― чем среди рядовых, у горожан выше, чем у сельских жителей.

Но все это слишком сложно. Я ставлю на идеализм. При всем моем сожалении он ― наилучшая наживка. Идеалы — приманка для Человека.

Спецдоставка

Мы гораздо лучше, чем признают психологи, приспособились к цивилизации. К примеру, мало кто в её суете успевает ужаснуться следующему ужасающему факту: входящая почта всегда превосходит исходящую.

Это правило, как сообщают два моих корреспондента (тоже входящие), исполняется даже на предприятиях по почтовой доставке, если те не открывают новые филиалы. Стоит им на минуту расслабиться, как почтальоны уже носят им каталоги, рекламу, просьбы о вспомоществовании, купоны, бесплатные образцы и прочие посторонние материалы от конкурентов.

Не следует путать почтовую доставку и заказы по почте — вы, прекрасно приспособившиеся, сами об этом знаете.

«Заказы по почте» ― это прямая доставка товаров предприятия, заказного в его же отделе заказов. Им помощи не требуется.

«Почтовая доставка» доставляет почту для фирм, которые не обзавелись тем гигантским аппаратом, что укладывает, пакует, подписывает адреса, лижет языком конверты, нашлепывает марки и пропихивает в почтовые ящики миллионы писем, убеждающих клиентов оплатить предприятию по доставке свою доставку. На почтовую доставку никто не работает ― ей только платят.

Почта часто упоминается в научной фантастике. Быстрая или медленная, она обычно напоминает нынешнюю почтовую систему, разве что иногда продолжает начатую Второй Мировой войной линию рассылки микрофильмов «Почтой Победы» (V-mail — американская система доставки солдатских писем из зарубежных стран, прим. переводчика). Эта почта никогда не бывала популярна, ею избегали пользоваться даже в военное время ― кому охота, чтобы его письма вскрывали для досмотра, даже если самой цензуры не существует. Судя по пренебрежимо малой эволюции почты, возможно, писатели правы и будущая действительно будет очень похожа на нынешнюю. Единственная большая перемена заключается в средствах доставки.

Авиапочта из Англии в Италию идет всего сутки или двое, А наземная почта скитается по земле месяц, а то и больше. А из двух писем, отправленных Юлием Цезарем Цицерону, первое дошло из Англии в Рим за 26, второе за 28 дней. Неплохо, а?

В те времена курьерская почта обслуживала только правительство. Но всего через пару сотен лет, в Третьем веке, император Диоклетиан учредил почтовую службу для простых граждан.

Пол и Корнблат в блестящем цикле из «Гэлакси» ― «Торговцы космосом» доверили все, от армии до почты, частным предпринимателям. Многим это представляется сатирой. Такие либо забыли, либо вовсе не знали о наемниках ― частных или наемнических армиях, и о частных почтовых службах прошлого. Частная почта не только существовала по всей Европе; в Бостоне 1693 года почта Ричарда Фербенкса собирала всю входящую и исходящую заморскую корреспонденцию, взымая по пенни с письма.

Совсем иначе шли дела в Вирджинии, где почту учредили в 1657 году ― и все плантаторы по закону обязаны были вести переписку с соседними плантаторами за свой счет — а за пренебрежение этим законом штрафовали на кипу табака.

Фантастам переписка с иными мирами представляется чрезвычайно дорогостоящей. Но в восемнадцатом веке и в Англии, и в Колониях за письмо брали по восемь центов за 15 миль и не более 25 центов на 300 миль ― по покупной способности это соответствовало среднему обеду.

Развалить почтовую службу, как и прочие предприятия, куда проще, чем усовершенствовать. Семь доставок в день в деловые районы и четыре в жилые ― это действительно многовато ― урезали теперь до двух и одной, а это, право, слишком мало.

С другой стороны, Нью-Йорк устроил революцию в своей почтовой службе ― наверняка той же ценой, что все революции: отрубленные головы, потоки крови, низвержение владык с тронов. Не знаю, какие для того потребовались тайные заговоры и конвейерные казни, но результат их оправдал.

Из поколения в поколение письма, адресованные соседу напротив (в городах это обычное дело при оплате счетов), доставляли сначала в головную контору в центре города и уж оттуда отсылали обратно, что занимало до четырех суток. Новые «пункты перехвата» или как-то вроде того, устроили на полпути, так что почте приходится одолевать вдвое меньшее расстояние, прежде чем вернуться обратно. Вы не представляете, какими усилиями дается такой прогресс.

Те немногие, кто никогда не коллекционировал марки ― это меньшинство следовало бы взять под охрану, чтобы спасти от вымирания — несколько удивляются, узнав, что почтовым марками не насчитывается и ста лет. Первая марка была выпущена в Англии в 1840, а пять лет спустя в США — но только почтмейстерами Нью-Йорка, Балтиморы, Ст. Луиса, Провиденс и Нюь-Хейвена. Марки показали себя популярными, и тогда подключился Вашингтон, правда, в скромном масштабе на две номинации, и только известный собиратель марок Ф.Д.Р в один из своих сроков расширил участие правительства настолько, чтобы конкурировать с малыми странами, получавшим немалую прибыль со своих филателистов.

Упорствующие не-филателисты как известно, метались от почты к почте в поисках старых знакомых марок. Выпуск новых сбивал их с толку и расстраивал, как непрерывно менявшийся вид и цвет бумажных денег волновал бы филателистов. Может быть, неблагоразумно об этом писать ― вдруг какой-нибудь будущий президент-нумизмат прочтет и ведет в обращение пробные образцы, блоки и юбилейные купюры в пасторальных, кричащих или траурных тонах. К счастью, почтовой рассылки и соответствующих контор еще не существовало в 1847 году, когда лоббисты протолкнули новый билль. С того года вся почта требовала предоплаты ― до того оплату можно было перевести на получателя. Если бы тот билль не прошел, мы бы теперь платили наличным — как делалось до введения в оборот марок ― за свою долю в нескольких фунтах рекламы, ежегодно рассылаемой по всем современным странам.

Без почтовой службы нет цивилизации ― об этом и говорить нечего.

Хобот или хвост?

Страшно подумать, сколько лет назад я впервые сказал, что «я психую от пси-сюжетов», а авторы все продолжают их пси-кропать. Ничего личного. Я бы точно также сражался с преобладанием любой темы за счет всех прочих, достойных рассмотрения в научной фантастике. Я и сражался. Темы идут волнами ― вы возитесь с роботами, пока не сумеете заглянуть в их светящиеся фотоэлементами глаза, а потом вас накрывают путешествия во времени и вы уже мечтаете о сюжетах с роботами ― и так далее.

Любой редактор, желающий, чтобы научная фантастика исполняла свое предназначение ― экстраполяцию всех сторон цивилизации ― иногда вынужден с этим бороться. Потому что, если не остановить такую волну, остановится сама фантастика.

Именно этим грозит пси-волна. Во времена, когда она явно не была волной, так что такие сюжеты приходилось тянуть из авторов силой, я думал: «Ладно, обратимся к сильнейшим, к непревзойденным. Может, так мы вытолкаем фантастику на дорогу, не позволив ей застыть на месте. «Человек без лица» Альфреда Бестера должен был проломить стену. Не проломил. Как и «Тигр! Тигр!» и другие авторы «Гэлакси», выходившие далеко за грань обыденных пси-сюжетов. Однако те всё еще с нами и отпихивают в сторону остальные темы.

Конечно, пси-способности ― законная тема, и хорошие образчики ее я приму наравне с остальными. И я, конечно, сам сталкивался примерами пси-способностей. Например?

Ну, вот, во время Второй Мировой, когда шла Битва за Выступ, командование обратилось к нам с обычной воодушевляющей речью. Я был в теме и, не приуменьшая важности Выступа, понимал, что это военное предприятие безнадежно. Наш старший сержант, милейший парень по имени Мур, сказал, «Ну, ребята, когда же закончится эта война?». Что-то странное шевельнулось во мне, подбросив на язык слова: «30 апреля». Он предложил пари, и я поставил два с половиной доллара ― все, что сумел наскрести. Война в Европе закончилась 8 мая. Мур взял мою ставку, но ему пришлось отлаиваться в своей очаровательной манере, чтобы не признать меня победителем, ведь я с такой дальности промахнулся всего на неделю.

Мы плыли через Атлантику на скотовозе постройки 1917 года, отстававшем от конвоя ― свиты оборонявших нас эсминцев, и лишились руля. Рассказ об этом может показаться забавным: как у нас полетел котел и пришлось подключать его напрямую к титану (это, если кто не имел удовольствия знать ― питьевой кипятильник), и как наши зенитчики с наводчиками тренировались на надутых гелием шарах и ни одного не сбили, между тем как обгонявший нас на один день крейсер пошел на дно ― но если тут и есть повод для веселья, так это что мы не оказались в воде вместе с теми, что не может не радовать при обилии в тех водах акул и португальских корабликов.

И тут встает наш миляга-сержант и снова задает тот же вопрос, на что ему хором отвечают: «Золотые Ворота в сорок восьмом». А во мне опять что-то шевельнулось и подбросило ответ: «13 августа». На сей раз я поступил умнее — поставил два к одному и с месячным запасом в обе стороны. Я промахнулся всего на один день.

После окончания войны ребята осаждали меня вопросами, когда же их отпустят по домам. Я сказал, что за них не ручаюсь, но я уезжаю в феврале. До недавнего времени я думал, что вернулся в марте. Ошибся. Это случилось в феврале.

Тех, кому требуются документальные свидетельства, прошу оставить меня в покое и требовать доказательств с военно-инженерной части 1294.

И, да, кроме предвидения, знаком я и с телепатией. Других пис-способностей, если такие существуют, за собой не замечал. И что-то я очень кружными путями подбираюсь к сути статьи.

Было время, когда страсть к покеру свела меня с очень странной компанией: писателями, художниками и издателями само собой, но кроме того и с композиторами, музыкантами, производителями одежды, и такая смесь в конечном счете вывела на психоаналитиков ― числом два. Один всегда выглядел зеленым и нездоровым, и если вы готовы рассмеяться, подождите минутку ― по некоторым данным, победить болезнь способен только больной.

Другой психоаналитик был большой и бесцеремонный, и пациентам советовал не стесняться. Он, входя, сбрасывал с ног обувку, налетал на предметы обстановки и на женщин и навязывал окружающим самые безумные игры. Каков бы он ни был, речь здесь пойдет о нем. Ему нужны были идеи для диссертации, и он спросил, не найдется ли их у меня. У меня нашлись.

Французский астроном девятнадцатого века Камил Фламмарион провел, насколько мне известно, последние годы жизни, собирая рассказы рыбаков о предчувствии чьей-то гибели в море. Яркие сновидения, неожиданные пугающие видения и тому подобное. Фламмарион обнаружил, что такие случается во всех рыбацких селениях, где люди выходят в море. Запоминались только те предчувствия, которые сбылись. Естественно, он сделал ложные выводы.

В современных психологических журналах психоаналитики приводят потрясающие случаи телепатии и предвидения у своих пациентов. Они, как и Фламмарион, делают ложные выводы — но на противоположных основаниях, тех самых, что держат психологию в стальных когтях со времен «Странного Джона»

Автор «Странного Джона» Олаф Стэплдон неизменно повторял, что он не мастер сюжета ― как будто это и так не видно с первого взгляда. Ближе всего к сюжету он подошел в этой книге, и я, конечно, ее принял ― я ведь профессиональный издатель, а это означает, что я не позволяю своим убеждениям встать на дороге издания. Но будь Стэплдон еще жив, я заставил бы его сделать две вещи:

Вести рассказ исключительно от лица рассказчика, выбросив все реплики Странного Джона. Если он так далеко опередил Сапиенсов, он должен бы общаться с ними невразумительной горсткой фраз, как человек общается с собакой. А он без конца несет непростительно многословную и напыщенную чушь.

Во имя здравого смысла, перепишите всю последнюю часть. Стоит ли возится с колонией пси, так заботливо и тайно ее собирать, чтобы узнав, что она под угрозой, уходить в подполье, вместо того чтобы немедленно распылить ее ради сохранения ваших драгоценных генов.

Но эти две поправки были бы только ради хорошего сюжета и ни для чего другого. Не ради приведения к общему знаменателю. Не надо этого и теперь, когда такая напыщенная чушь ползет из пишущих машинок наших авторов. Просто пси-способности надо использовать в других темах, исследовать под всеми возможными углами, а не застревать на мысли, что это высшая способность или что пси подлежат уничтожению.

Фламмарион первым заметил, что пси-способнос-ти не выдерживают проверки статистикой. А изучал он их в самых подходящих местах, где общий знаменатель — тревожность.

Те, кто считает тревожность необходимым и даже полезным для человека свойством, должен завидовать собакам Павлова ― именно тревожность тот им внушал, чтобы несчастные твари показали себя с лучшей собачьей стороны. Им это не слишком удавалось, как и людям: точность попаданий эпизодическая, в целом на нее не стоит делать ставки.

Вспомните не столь уж давние времена, когда шквал пси-помех превращал вас в гудящий радиоприемник. Хорошо ли вы функционировали? Это называется — «высшие способности»?

Тогда и теперь

Кажется совсем недавно Рузвельт узаконил детективы, объявив, что почитывает их на досуге. Тогдашние читатели и писатели научной фантастики прониклись завистью. Мы надеялись, что и с нашей любимой литературной формой так же повезет, но всерьез на это не рассчитывали.

Конечно, вышедший примерно в то же время «Дивный новый мир» Хаксли наделал шума, подарив нам возможность объяснять непосвященным, что вот такие книги мы пишем и читаем.

Немало событий произошло в научной фантастике с той бурной эпохи, когда автор не мог встать из-за пишущей машинки, не сбив с ног хотя бы часть населения солнечной системы.

Ремесленничество не могло не проникнуть в наш жанр. В нем не так уж много основных категорий — когда их разрабатывают раз за разом, при том выводя самые примитивные мотивы и подменяя индивидуумов с их бесконечными проблемами и конфликтами человеческими массами, это неизбежно приводит к полному застою.

Те авторы, что так и не научились строить настоящий сюжет, поневоле отпали, потому что их произведения оказывались слишком похожи на прежние, чужие и собственные. Встречаясь с ними сейчас, я с грустью выслушиваю их недоуменные, а то и враждебные высказывания в адрес научной фантастики.

Многие из них понимают в ней меньше тех, что никогда ее не писали.

(То же относится и к стареющим поклонникам, не способным понять, что вожделенное «ощущение чуда» покинуло не фантастику, а их самих)

Будь я завистником — а я завистник ― я бы злобствовал на нынешний взлет цены и рынка для научной фантастики. В тридцатых годах существовало очень мало фантастических журналов, и продавались они по микроскопическим ценам, только-только чтобы не совсем умереть с голоду. Издателей, издававших научную фантастику книгами, вовсе не было. Ни антологий, ни покетбуков, ни перепродаж радио, телевиденью и кино.

Боже мой, не удивительно, что случилась Депрессия!

Из этого, безусловно, можно извлечь урок. Писать фантастику в те времена было проще, но платили за нее плохо. Сегодня писать ее гораздо труднее, зато она хорошо оплачивается деньгами и репутацией.

Наверное, со временем установится равновесие. Так или иначе, сочинение фантастики ― работа не для лентяев. Хороший рассказ кажется написанным без усилий. Ничто не дается таким трудом как поддержание этой иллюзии.