Сильное произведение. Вряд ли может оставить равнодушным, каковы бы ни были отношения читателя со своими родителями. Мне так кажется.

Очень выразительная история. Классно написанная. А если самым примитивным образом резюмировать происшедшее:

Думайте, как хотите: та же это женщина, или не та. А и неважно, между прочим.

Узнаваемо, ярко, честно и... грустно. Как грустно практически любое воспоминание о прошедшей, проскользнувшей жизни. Которая, в сущности, всегда несправедлива.

Жуть, конечно. В одночасье рушится весь мир, — и при этом человек понимает, что всё это едва ли не закономерно. И, как в любой экстренной ситуации, другими глазами видит и происходящее, и близких людей, и всё происходившее с ним... Страшно и при том до страшного же обыденно.

Не поняла я такой выбор названия... А история хорошо рассказана, абсолютно «вживую».

Да, я абсолютно верю в то, что это абсолютный реализм. И, возможно, даже описанный с натуры. Но до чего же он омерзительный! Буквально все персонажи этой повести, включая ГГ, от лица которого и идет повествование. Все — одного уровня, одного пошиба.

Для чего это написано, чтобы в очередной раз осознать, что бандюки и менты суть птенцы одного гнезда?

Пожалуй, самый удачный из прочитанных рассказов. Точный, искренний, живой.

Тяжкий рассказ. Всё перемешано, чёрное и белое, и чёрного больше. Белые — двойнятки в животе, да и тех дурной болезнью мазнуло...

Едва ли не первый из прочитанных рассказов автора с полноценным сюжетом. Вполне себе запоминающимся, прямо скажем. Очень атмосферно прописанным.

«...и так безудержно тошнило от происходящего.» Очень точная характеристика. И выясненное (честно ли?) в финале происхождение мяса ничего не меняет.

Ловишь себя на попытке узнать, угадать звезду. Но я не знаток, и ничего не получается.

Понравилось описание концерта. Всё остальное, бесконечное описание процесса выпивки... неинтересно.

Такая вот история. Ни о чем, собственно, То есть что-то происходит, но это не событие, так, зарисовка. восприятие может быть, конечно, разным, но лично мне вся эта компания активно неприятна. И ничего, кроме раздражения по этому поводу, в душе не возникает. Написано хорошо, спору нет, но — ни за чем. ИМХО.

Что это — история пустой никчемной жизни или философски равнодушный взгляд на эту жизнь? Очень объемно выписанный персонаж, да и вся атмосфера маленького городка.

Вроде и хорошо написано, выпукло и ярко... а неинтересно. Послевкусие никакое. Нет события, не сочувствия, нет эмоций.

Яркая и страшная история. Очень точная психологически. Мастерское сочетание детского и взрослого восприятия окружающего.

Абсолютно реальная и узнаваемая, темная, недобрая, неумная жизнь. Ни одного позитивного героя. Ну, разве что появляющаяся в финале жена с дитятей? Всё жестко и депрессивно. И, пожалуй, беспросветно.

Квинтэссенция депрессивной мерзости. Да, это небесталанно написано... но зачем? Искренно не понимаю. Такая визуализация (весьма объемная) жизни малоприятного героя. И всё.

Тяжелое, депрессивное описание. И всё. Если есть вкус к подобному чтению — неплохо. Но не удивлюсь, если любителей не очень много. Я скорее любитель, потому что стилистически написанное мне нравится.

О чём этот рассказ? Да, собственно, незачем формулировать. О таких говорят — «про жизнь». Нет сюжета, нет ярких событий, нет юмора. Атмосферное бытописание. Мне в таком жанре не хватает, пожалуй юмора. Или иронии. Желательно, само-.

Долгое, тягучее, подробное... как бы это назвать? — эротическое изнывание. Литературное упражнение в атмосферности. Удачное, наверное, хотя мне понравилось не очень. Но последняя фраза хороша.

Хороший эмоционально наполненный рассказ. Жизнь, смерть, любовь, подлость... всего понемножку. Впрочем, нет: больше всего любви. Казалось бы, замечательно, но какое-то возникает тоскливое чувство, потому что понимаешь, что эта невероятная влюблённость тоже обречена...

Огроменный роман Захара Прилепина о Соловецком лагере особого назначения, а точнее о жизни его обитателей на протяжении одной долгой и холодной осени. Мучения и нечеловеческие условия жизни вперемешку с маленькими радостями и море смертей в финале. Впору вешать крупный предупреждающий знак 18+ прямо на обложку! Хотя если вдуматься, то, что еще ужасного можно написать про лагеря после Шаламова? И поначалу создается впечатление, что Прилепин просто разворачивает рассказы Шаламова в одну длинную романную цепь. Само по себе это может и не так плохо – читающие только современных авторов хоть так ознакомятся с этой страницей нашей истории. А учитывая политические взгляды автора, ознакомятся его поклонники, идеализирующие то время. Но в итоге роман содержит много больше, чем бытописание лагерных ужасов. Так что и читавшим Шаламова будет над чем подумать.

Второй момент, который поначалу скорее мешает чтению это личность рассказчика. Персонажей, за чьей судьбой следит автор, тут несколько десятков, но все происходящее мы видим глазами лишь одного героя. А учитывая, что одной из задач автора было показать масштаб личности первого коменданта Соловецкого лагеря Федора Эйхманса, герою приходится мотаться по всем кругам этого ада, то возвышаясь над товарищами по несчастью, то падая на самое дно. Из-за этой чисто сюжетной необходимости автор наделяет героя полным отсутствием инстинкта самосохранения и конфликтным характером. С такими чертами характера реальный человек вряд ли выжил бы в предложенных условиях (что косвенно подтверждается автором в послесловии) и, при чтении романа мысли, о нереальности происходящего, постоянно лезут на первый план.

Однако узнав прошлое героя, осознаешь, что его предыдущая жизнь действительно не подготовила его к ситуациям даже чуть напоминающим те условия, в которые он попадает. У него просто нет готовой программы действий и импульсивный поступок, совершенный на первых страницах, становится универсальной программой действий, которую он копирует в любой новой ситуации. Ну а уж когда каждый раз «прокатывает» кажется, что сам Бог благоволит герою и действовать следует именно так.

Погружая читателя в лагерную жизнь, автор формирует критическую массу знаний, которую он периодически упорядочивает монологами своих персонажей. То Эйхманс разразится разоблачительной речью в адрес «раскачивающих лодку» -- мол, не мы тут вас мучаем, а вы сами себя, мы же наоборот – пытаемся вас спасти. То один из заключенных проводя исторические параллели, показывает, что насильственные изменения сознания в итоге всегда оборачиваются против самих «мучителей». То священник рассуждает о веках отрицательной селекции в истории России и репрессиях как уже врожденной программе действий. Эти монологи в итоге порождают самый очевидный смысловой пласт романа – зло оно в людях, а не идеях. Так что любую, даже самую светлую идею можно извратить, а уж мы в этом плане очень опытный и безнадежный народ.

Самый интересный для меня смысловой пласт романа связан с христианством. Попытки советской власти создать новый тип людей привели к созданию экспериментальных лагерных поселений, где этих людей и пытались «воспитывать» в ускоренном темпе. Но если Бог, создав людей по своему образу и подобию, за тысячи лет селекции не добился успеха, то могли ли большевики рассчитывать на иной результат? Почему вообще мораль и нравственность не приживаются в нашей стране? Не потому ли, что мы все происходящее с нами уже воспринимаем как наказание за грехи наших предков? А раз мы уже грешны, то какой смысл чтить заповеди? Если же грех можно замолить, то зачем сдерживать себя? Соверши проступок, а потом получи прощение!

И только главный герой ведет себя иначе. Да он грешит, но происходящее воспринимает как испытание, с которым он по слабости своей иногда не справляется. Но ведь если ты получил двойку за контрольную ты не бросишь из-за этого учится?

Где то ближе к финалу у Прилепина есть просто блестящая сцена. Когда кажется, что героя окончательно сломили, он неожиданно совершает Поступок и оказывается Бог все еще благоволит ему. Очень светлая сцена после довольно жестокого финала дарящая надежду на чудо. А ничто другое нас уже и не спасет…

Мне кажется, книга написана языком 30-х годов. Таким пёстрым и мутным, как тогда многие писали. Почему так Прилепин написал? Наверно, потому что своего стиля не имеет.

Есть страницы написанные жёстко, но в целом такое впечатление, что он просто выплеснул весь негатив, какой у него был, на страницы. У кого — праздничное слово, а тут — как будто слово с бодуна... Не мой выбор.

Кажется, книга получила какую-то премию как фантастика? Где здесь фантастика? Если только, исходить из соображений, что всякая повесть и всякий роман есть выдумка, сиречь — фантастика...

Вам когда-нибудь хотелось оказаться в каюте тонущего корабля? Изнутри увидеть, как вода, захлестывая палубы, затягивает в глубины громоздкое железо? Через круг мутного стекла рассмотреть бьющиеся волны, а потом, шевеля мокрыми пальцами, видеть подступающую кромку и знать, что в потолок коридоров уже плещет, и единственный кусок воздуха на 3-5 минут здесь и сейчас. Хотелось? Тогда читайте.

Через осыпающийся, рушащийся мир, сквозь разъезжающееся по швам повествование надо продираться, заставлять себя читать дальше и дальше. Герой словно идет по стеклянному коридору в мерцающем белом свете электрических ламп. Под тихое неотвязное жужжание ему слышатся невнятные голоса «с той стороны». Воркование детей нынешних, воспоминания о детях прошлых, выламывающиеся в неестественных позах и гримасах взрослые. Коридор разветвляется и петляет, уводя то в одну, то в другую сторону. Нет повествования, есть напряженное, болезненное всматривание в детали. Обычные предметы, действия, явления становятся ярким выпуклым сюром; заварка в стакане – женский лобок, «ало саднящая зарешеченная лампочка», «раскрытые кривые рты откидных стульев». Деформируются время и пространство, нивелируя общее, выпячивая частное.

С одинаковыми отчуждением и усталостью описываются Кремль и убогая деревенька, где живьем палят в печке котят – не по злобе, от лени – топить долго. Милые, живущие рядом родные дети, даже не знаемые по именам, любовница, журналистское расследование идут белым шумом. Не интересным и не значимым фоном.

Медленно, но верно скатывающийся в безумие человек тонкий, образованный, в меру обычный, такой, как мы свами, тянет за собой трепыхающегося на ветру терпких сравнений читателя.

Это первая книга, читая которую, то и дело вспоминалось: «Поднимите мне веки! Не вижу!» До последних страниц, я не могла осознать, что стержень романа, его посыл – деструкция. От начала и до конца. В отстраненной жестокости, в будничности боли, в безразличном трепете кровавыми жилками деталей – везде. Чтобы хоть как-то разглядеть книгу, ощутить ее целостность, приходится отодвигаться. Намеренно отстранятся и охватывать глазом, нюхом, слухом. Потому что вблизи – то же, что полотна Монэ в размерах «Явления Христа народу» — муторно и бессмысленно.

В последние сто страниц чтение, словно ползающего по полу таракана оставить уже нельзя. Оно беспокоит и раздражает. Его нельзя не заметить, нельзя прекратить. Нужно раздавить. Дохрустеть. Дочитать. Чтобы не зудело. Чтобы отпустило.

Резонный вопрос: почему я не бросила читать в первую сотню? Все просто – это отменно написанная книга. Удивительный, звучный, сочный необыкновенно живой и пульсирующий прилепинский язык увлекателен и манящ. Он завораживает и пьянит, заставляя листать вглубь.

Впрочем, уверенного чавкающего хруста в финале он не глушит, отчего желание узнать «что же все так это было!» становится еще более острым. К счастью, Прилепин, в отличие от большинства классиков жив и здоров, и с удовольствием высказывается относительно своих произведений. Из его интервью: «Здесь нет сюжета. Он был намеренно мной извлечен в определенный момент. Изначально роман был больше раза в полтора. <...> Бессюжетный морок. Человек встал посреди жизни и идти ему некуда. Начинается все, как сюжетная вещь, а потом рассыпается в прах. Это было для меня важно. <…> Из своего витального рая человек может осыпаться в полный кромешный ад».

Стиль автора – понравился, лёгкий и реалистичный. А дальше – грустно… персонажи – необузданное хулиганьё и прочий неприятный народ, главный герой – рефлектирующий бесбашенный отморозок, сюжет – ряд антисоциальных поступков. Читал с интересом, но погружаться в такой мир было неприятно. Не приемлю я принцип «цель оправдывает средства»! Тем более и цель у «партии» я увидел только одну «революция ради революции». Послевкусие от прочитанного — горькое. К прочтению рекомендовать не буду, разве только, как пример того, до чего доводит анархия в головах молодёжи.

Человек сформулировал то, что я думаю, но не могу высказать, потому что, в меня пятнадцать лет забивали, что Сталин — АБСОЛЮТНОЕ ЗЛО. И об эту мантру разбивается неоформленная мысль, и говорить оппонентам приходится коммунистическими передовицами. И мне заявляют: «Я прекрасно вижу, что твоя позиция — наносное». Не наносное, но я прекрасно понимаю, что ты СЛЫШИШЬ, и возразить тебе не могу, поскольку вдруг становлюсь косноязычен. И вдруг я читаю гениальные строки, где — краткость, сестра таланта — на пальцах объясняется моя позиция. Как я могу этому не рукоплескать? Я, яростный либерал-демократ 90-х, твердокаменный социалист сегодняшних? Нет более верного последователя, чем раскаявшийся недруг. Единственное, чем могу дополнить «Письмо...» — тем, что Он оставил в наследство своим детям (не касаясь страны, чего они вообще не понимают!) — лишь трубку да стоптанные сапоги. Что оставят нынешние? Какие счета, какие виллы на тропических островах? Пассионарность — главное качество лидера. Но пассионарий может придти к власти только во времена смуты или, чудом!, по наследству. В условиях продажных демократических выборов — никогда. Вот, мы имели у власти пассионария. Либералы визжат о его жестокости. Но мы видем ее плоды. Она не была бессмысленной! Она была за ради нас, сегодняшних. Тех, что предали само его имя.

Никогда не забуду историю одного старика, который в начале 50х поднимал наш ядерный щит. Они строили вышки РЛС, а над ними, на высоте, недобиваемой зенитками, ходили Б-52. Однажды он, инженер-лейтенант, оказался самым старшим на стройплощадке, главным над зеками. И ему пришлось принимать решение — очередной этап шел с нарушениями техники безопасности. Но условий не было, ждать состава с оборудованием означало надолго заморозить строительство узловой вышки. А, повторяю, над головой постоянно напоминали о важности стройки, и каждый(!) заход бомбардировщиков мог оказаться боевым! Он принял решение продолжать. Вышка упала. Погибли зэки. Деда судили. Ему вменили срыв сроков (не людские потери!) и осудили на десятку. Он собрался, он уже знал локацию лагеря и номер барака. Тут умер Сталин, всеобщая амнистия. Знаете, что говорит дед, старший научный сотрудник института твердых тел, зам.директора института? Он говорит: «Правильно меня осудили! Я поставил под угрозу обороноспособность Родины!»

Где сегодня такие люди? Нет их. Потому что нет Вождя, который бы воспитал такое поколение.

Потрясающе искренние размышления. Что-то , конечно, прошло мимо, но столько он рассказал родного, столько поведал мне обо мне, местами даже нелицеприятно, но честно, что я читал, как завороженный. Я, никогда ранее не читавший эссе, считавший этот жанр непонятным вообще и ненужным никому... Я случайно заимел этот сборник, и был поздний вечер, и начинать новую книгу было уже поздно, а тут рассказики по пять-десять страниц... Ну я и взял «на сон грядущий». Ага, до трёх ночи. Самое главное — сборник о счастье. Человек, по распространенному мнению пишущий чернуху, патологически верит в счастье здесь и сейчас. В счастье, как основопологающую структуру нашего бытия. И доказывает, что это так и есть. И ведь доказал!

Собственно, все хорошее, что есть в дебютной книге Прилепина поддается определению боевой публицистики. Наблюдения в дневниковой форме о буднях отряда на войне, особенностях быта и атаки на школу вполне уместно вобрали бы в себя авторские достоинства — эмоциональность, умение достоверно показать реакцию на неестественное, внимание к деталям. Увы, организация материала в виде романа не пошла материалу на пользу. Схематичная конструкция по типу война-мир с абстрактной девушкой Дашей и малосимпатичной прилепинской маскулинистостью в мирных условиях не порадовала вовсе, хуже ее только пассажи в виде диалогов о Боге или шлюхах. Давно отмечена неадекватность в духе блатной мифологии женских образов у Прилепина: первый роман задает общую тональность. Не по душе тяга к красивостям, рядом с точной деталью Прилепин всегда упомянет вычурный оборот, а уж про волосинку на члене преподавателя точно не умолчит. Материал сухой, а автор так сочно его расцветил, что литературная избыточность во вред собственно истории. Я специально оставляю в стороне всю мужицко-братскую составляющую и эмоциональный накал событий, описанных в романе, моральное право писать о войне ветерана, но вот «Асан» в исполнении не воевавшего в Чечне Маканина литературно, эмоционально и интеллекутально много выше и интересней. Инструментарий Прилепина , в общем-то , неизменный и только от того, что он приложен к событиям в Чечне книжка сама по себе яркой литературой или событием для меня не стала. Допускаю, что для узкого круга причастных к событиям, она имеет большое значение, но ведь и Покровский писал не только и не столько для моряков.

Противоречивая книга. С одной стороны — читалась интересно, язык простой. Но с другой — о чем она? Несмотря на небольшой объем в ней много лишнего. Зачем нужна история с судьей я вообще не понял.

Деревенские главы хороши, но, опять же, к чему они?

Некоторые персонажи прописаны неплохо, а некоторые совсем не понятно зачем введены в повествование. Например Яна. Что есть она в книге, что ее нет.

Позиция и идеология «Союза» тоже непонятна. Хотим вернуть Россию себе, сделать ее лучше — а как, в чем, какими способами?

Главный герой на каждой странице курит, а на каждой третьей странице пьет водку.

Итого: читать интересно, но особого смысла нет.

Собственно говоря, вся эстетика, стиль и круг интересов Прилепина ранее встречалась у Стогоффа. Рассказы Прилепина во многом очерковые, основанные на личном опыте, яркие зарисовки. У Прилепина прекрасный глаз. острое чувство юмора и профессиональные навыки автора новелл. Порой, правда, кажется, что автор перечитал эссе Веллера на тему того, как писать рассказы. Пару раз встречается откровенный прием обрубить концовку, пару раз — финальная реплика контрапунктом. Выглядит это несколько механически, да и доверительные авторские интонации копировать несложно. Никакой разницы между рассказами Прилепина и Рубанова ( хорошими рассказами) я не вижу. То есть совершенно никакой разницы. Витальная маскулинистая автобиографическая ( у Прилепина чаще завуалированная) очерковая проза. Такие вещи интересно читать плюс малая форма не предполагает авторской рефлексии. В случае с Прилепиным она была бы лишней. Ряд житейских наблюдений, пара афоризмов — вполне достаточное.

В Прилепине есть что-то от Марина Идена: нюхнувший жизни лоботряс на каком-то этапе выбрал плоды с дерева познания и стал описывать все то, что видел и видит. Пределы его творческих возможностей совершенно очевидны и наглядны. Они с Рубановым сейчас аналогичны авторам «деревенской прозы» семидесятых -, только пишут не о деревне, о мужской доминанте в обществе, а социальная критика и наблюдательность при них. «Нацбест» за сборник рассказов дали вполне себе заслуженно, но утверждать, что «Грех» книга десятилетия, по меньшей мере смешно. Отчего достижения так легко и без натуги воспроизводятся Рубановым? Прилепин, при всем обаянии его рассказов, все же писатель второго эшелона, не чета Быкову, Шишкину, Юзефовичу. Список можно продолжить.

Очередная «переводная картинка» от Захара Прилепина, в жанре «типа, пацанских рассказов». Написал первое предложение и понял – надо объясниться, произвести дефиницию: смыслом нагрузить слова, определится с ними.

Начну, пожалуй, с «типа»: типа, — это внешняя стилизация, в данном случае (как и весь сборник рассказов), под «пацанский трёп». А трёп пацанский, как водится, под водочку, которую не прочь затем отшлифовать пивком, и, как известно, этот трёп зацикливается (…как веревочка не вейся…), по расхожему выражению, на «.…. и деньгах»: бухло, бабло и «ищите женщину»…. Но, стилизация, ещё и стиль – вот здесь, как «рояль в кустах» и «бытоописатель» — писатель Захар Прилепин, и трехсложный (в три, не более аккорда застолья в подворотне) «пацанский трёп» превращается в литературу, в русский язык, «великий и могучий», в слог, обремененный не только ироничным, горьковатым смыслом, но и неповторимой авторской рифмовкой и слов, и этих смыслов.

А, Захар Прилепин, это не то что бы фотографическая, порой до беспощадности, лаконичная точность и характера героев, и ситуаций, их «всосавщих», но и градус «достоевщины» надрыва – надрыва сюжета и жанра, и языка, и чувств, — того всего, вернее, для выражения чего и пишется рассказ: он просто не может написаться – иначе просто вырождается в тот, ещё не пьяный, но уже нетрезвый и почти пустопорожный трёп – без обязательств, без обстоятельств, так, на две трети лживый трёп, для заполнении лакун в процессе пития….

А «переводная картинка», décalcomanie — это когда, пуская даже и в последней фразе, с «картинки» рассказа сползает, — как оказалось, вот только что, — мутная плёнка, такого незатейливого бытия, и – «…небо в алмазах…». Это высшее авторское мастерство, это то, о чём у Юрии Буйды, в автобиографических фантазиях «Вор, шпион и убийца»: «…И если ты однажды заглянешь в душу человека, грызущего семечки, и не найдешь там ни любви, ни ненависти, ни пропастей, ни высей, ни дьявольской тяги к саморазрушению, ни страсти к божественному полету, — грош тебе цена». Пацан – человек грызущий семечки.

Но, помянув décalcomanie, как честный человек, вернее читатель русский, слово Мандельштаму:

«Сегодня можно снять декалькомани,

Мизинец окунув в Москву-реку,

С разбойника Кремля. Какая прелесть

Фисташковые эти голубятни…»

Кого читать? Да без вопросов: Захар Прилепин, Юрий Буйда, Осип Мандельштам.

Разочарован. После психоделического нуара «Черной обезьяны» с поисками нравственности в пыльных закоулках разума, «Санька» — конкретный железобетонный «реализм», а следовательно, вся чернуха его – просто чернуха. После удивительного конструкта, где все до единой детали заточены под раскрытие авторского сакрального замысла (даже в ущерб физическому сюжету) – постоянные лужи «воды». Да, я ожидал несколько другого текста. Более совершенного.

Еще меня удивила политическая составляющая книги. Я во многом разделяю позиции Прилепина. Я люблю эту страну и ненавижу это государство, я социалист, сочувствую националистическим течениям, слово «либерал» для меня – ругательство. В книге же представлен полный спектр аргументации либералов, и полностью отсутствует платформа левого движения. За ради чего бьются эти дети? Чего они хотят? Революции? Согласен. А потом? Что строить на развалинах? Без этого конструктивизма все их акции, и без того хулиганские, становятся вообще бессмысленными. А ведь оно так и есть, на самом деле. Эти люди, они именно – такие. Это просто вопль бессилия. Молодежь, в ярости от окружающей социальной несправедливости, кидается в любое попавшее на глаза экстремистское движение, подпитываемое только ненавистью, но не любовью. А самое страшное, что государству того и надо. И партии, подобные описанной, и «порицаемое» движение скинхэдов (несколько лет назад) – все это тайком поощряется государством, этакий «взгляд сквозь пальцы». Это прекрасный клапан для «сбрасывания давления» народного гнева, для создания картотеки «деструктивных социальных элементов» и, главное, для дискредитации Идеи! И книга Прилепина (потому, наверное, и пропущенная в печать) в конце концов служит той же цели.

Но это тоже полбеды, в конце концов, культовый фильм «Romper Stomper» («Скины» в русском прокате) тоже показал скинхэдов именно такими, какие они и есть, и вроде как показал их крах и несостоятельность всех их идей, но он до сих пор — флаг скин-движения. Больше всего мне не понравился ГГ. Откуда они выползли опять, эти самовлюбленно-аутодеструктивные нелогичные подонки, которых автор позиционирует как «сильную личность»? Стоит взять в руки книгу, относящуюся к Литературе, как вот он, нарисовался! У Прилепина, у Иванова, часть – у Рубанова, у Кузнецова-Тулянина, да, блин, везде! Наследие Печорина-Онегина-Базарова? Так Онегин хотя бы пощечину в конце такую получил, что абсолютно понятна стала порочность его жизненной позиции (по крайней мере, мне)! А эти если и гибнут в конце, то «в силе и славе»! И мне предлагают брать с них пример. Вокруг них почему-то кучкуются остальные герои, заглядывают им в рот или очень серьезно дискутируют, незаметно вытирая с лиц плевки, которыми эти хамы-ГГ отвечают на доводы оппонентов. Вообще не понимаю! Он сидит на шее у нищей матери, осознает в свете этого свою ничтожность, и НИЧЕГО не делает, чтоб исправить положение! Депрессирует с гордо задранным подбородком, о судьбах Родины рассуждает… Чего я здесь должен зауважать?

Далее, все поступки этих «сильных» людей диктуются не разумом-логикой-целесообразностью (я не с позиции рыночных отношений и приспособленчества говорю, с позиции их собственных целей нелогичны! Возьмите подготовку акции в Риге – он же ужратый в хлам на нее идет!), нет, все их действия диктуются их же сиюминутным настроением (и обласканная всеми сцена похорон отца – вопиющий пример: это же аутодеструктивное истеричное решение, более подобающее кисейной барышне – переться в снега, когда вас могут довести до деревушки с лошадьми и санями). А я, уж извините, отказываюсь считать «сильным» человека, который раб своих эмоций. Антитезой – Гумилев. Его сборник «Костер». Написан во время разрыва с любимой. Гумилев тогда страшно страдал, но в стихах – ни словом, ни межстрочьем, ни атмосферой не выказал своих «соплей с сахаром»! Вот это – Мужик. А эти – рефлексирующая, разрушающая все близкое злокачественная опухоль.

Я описал общего ГГ современной русской Литературы на примере «Саньки». Почему их опять позиционируют как «героев нашего времени»? Презираю. Бесят. Похоже, на этом романе мое знакомство с Прилепиным приостанавливается на неопределенный срок.

Поначалу — ага, полная чернуха.

Мрак копится, копистся, и вдруг зашкаливает так, что становится понятно: никакого отношения к «реальности» книга не имеет. Тогда — отпускает. Понимаешь, что герой живет в иной реальности. Практически — в параллельной. Но не фантастической, а созданной неким фильтром в его мозгу. Такой фильтр есть у каждого из нас, он окрашивает окружающее в разные оттенки серого и в результате одно и тоже место мы видим по-разному и , даже контактируя, проживаем свою жизнь каждый в своей личной вселенной — триумф солипсизма.

Вселенная ГГ — погружение в полный мрак постоянного самоистязания. Стоит ГГ чего-то добиться, как он начинает свои успехи разрушать. Уворачивается от направленной на него любви. Нарывается на физическое насилие. Любит ли он сам кого-то кроме себя? Любит, но настолько глубоко, что и себе в том не сознается — вот и приходится не жену любить, а «проститутку, похожую на жену» искать, и к детям вроде как тянется, но какие-то они назойливые, и места им не находится в его крутящемся колесом аду, и любовницу вроде как впускает в личную сферу, но раздражается и тут же отталкивает, ни то наслаждаясь, ни то презирая ее, бегущую за ним собачонкой. Не человек — квинтэссенция бытового мелочного порока. И все равно в центре его внимания — я, любимый и великий, гадина, но своя, родная. И поиск в конце — чтобы почувствовать себя нужным.

И только последним проблеском уже животного разума — я кому-то нужен.

Он уже не смог.

Расследуя аморальность мира, оскотинился в хлам.

Если бы он только свою жизнь разрушал, беды бы не было — так, любопытный экземпляр, потаращиться на него сквозь стекло террариума, но солипсизм — это еще и формирование Вселенных окружающих тебя людей. Особенно тех, кто близок тебе, кто от тебя зависит. И мы получаем вскользь упомянутую трагедию. Автор не акцентируется на ней, как не акцентируется и на многих других деталях, не утруждает себя развитием физического сюжета, развязкой интриги с детьми. Потому что книга — совсем не об этом. Она о месте нравственности в нашем мире. Дети без понятия добра и зла, кто они — абсолютное зло или Чистота, посланная истребить носителей зла — нашу цивилизацию? Где граница меж сумасшествием и рассудком? «Когда смирение из святого человека делает опустившееся ничтожество»? В какой момент бытовые грешки выносят тебя за скобки «добра и зла», а точнее — социума?

«Когда я потерялся?..»

Ответ на предпоследний вопрос — жестко зависит от ответа на первый.

Абзацем выше я написал: «последним проблеском уже животного разума — я кому-то нужен». Мне кажется, это — один из ключей, которые дает автор: даже инстинкты, сам наш базис, заставляет нас жить ДЛЯ кого-то. Вот он — «0» на шкале координат, а не внеморальные дети. Поиск «сверхчеловека» — в себе ли, во вне ли — приводит к отторжению человеческим сообществом, к бунту собственной природы, к саморазрушению, аутодеструкции.

Вторично? Многие это говорят. Может и так. Возможно, какие-то древние когда-то об этом писали, но я не читал их и никогда не прочту. К примеру, потому что «их тяжелое детство прошло вдалеке от вещей, тех, которые так переполнили доверху нас»(ДДТ). Я хочу современных, родных декораций. Я хочу себя узнавать в этих героях. Я хочу современной прозы. А вторичность... Чтож, если вопрос не решен вот уже тысячу лет — предлагаете о нем замолчать?

И ЗЫ: мрак-мраком, чернуха-чернухой, а я стал добрее к окружающим, особенно — родным.

Ну что, плохая книга?

Занудная книга про нацболов. Безликие герои симпатии не вызвали, монотонное повествование, путаный сюжет, по-дилетантски восторженные игры автора с языком совершенно не стимулировали интерес к произведению. Не скажу, что роман плох, скорее он просто «никакой». Отражение внутреннего мира милиционера Прилепина, «звенящая пустота».

Не знаю, не очень мне понравился роман. Хотя написан хорошо, ярко, упруго. Просто остается такое ощущение, будто бы Захару Прилепину очень хотелось взять, наплевать на гендреные стереотипы да и написать женский роман по-мужски: о женах, любовницах, детях и кризисе среднего возраста. Без всякой лишней чернухи, только с той чернухой, которая в обычной жизни обычного замученого бытом благополучного человека. Но нет, сознательно или же бессознательно, показалось это автору стыдным, и появилась в романе интригующая тайна нечеловечески жестоких, непобедимых детей, и не просто появилась, а прямо как центральная профигурировала в самом начале (и в аннотации, чего уж там). И хороши ведь эти дети до безобразия, и так чудовищно архетипны, будто вылился в этом тексте весь ужас патриархального общества перед непонятным миром унижаемого и подавляемого им ребенка, и мог бы быть такой мощный, жуткий, провидческий почти текст, если бы не отвлекался Прилепин на свою любовь-морковь так сильно. А то по идее любовь-морковь должна была стать фоном для жуткой загадки карающей детской десницы — а вышло наоборот. А вот решись Прилепин написать отдельно про детей, а отдельно — честный, безбоязненный мужской женский роман, и было бы два отличных романа. А так раз — и ни одного.

Когда читал произведение, очень сильно сосредоточился на детях, и не понимал почему эта тема практически не развивается по ходу повествования. В итоге я не понял книги. Может кому мое предостережение будет полезным

Писать книгу о таком сложном человеке, как Леонид Леонов — дело трудное и неблагодарное. Слишком сложна, глыбообразна личность, слишком отпугивает от себя Леонов читателя своим «миром непомерным», своей строгостью, чопорностью и труднопознаваемыми глубинами. Честь и хвала великолепному Захару Прилепину, взявшему на себя сей тяжкий груз и донесшего его до финиша с честью.

Леонов всегда писал сложно, густо, тяжело, но, по своему, прекрасно. Книга о нем написана просто и искренне, как журчащий ручей в высоких горах.

Эта книга о талантливом, загадочном человеке «прекрасных кровей», который умел буквально все.

Он был талантливым и оригинальным писателем. Его книги «Барсуки», «Вор», «Дорога на океан», знаменитая «Пирамида» не имеют аналогов в мире. Их читали практически во всех развитых странах. Леонов существует на многих языках и интерес к его творчеству не ослабевает. Леонов умел видеть сложнейшие проблемы, как в русском обществе, так и в мировом масштабе и отображать их глубоко, оригинально, с неподдельной болью и тревогой.

Он писал о гибели прекрасного прошлого, о преобразовании прошлого в будущее. Он писал о «лишних людях». Он подавал свой голос в защиту природы задолго до того, как об этом заговорили все. Он подавал свой голос в защиту Цивилизации. Он пытался пронзить время и увидеть Будущее Человечества.

Леонов был хорошим драматургом. Он умел замечательно рисовать и фотографировать так, что если бы не стал писателем, то стал бы великим художником или фотомастером. Он был отличным садовником, цветоводом, его сад всегда привлекал внимание современников.

Леонов был интересным философом и его «Пирамиду» можно обсуждать и разгадывать годами, как таинственную шкатулку с секретом. Его статьи удивительны и глубоки.

Человеком Леонов был жестким, желчным, но при этом очень интересным собеседником. Хочется верить, что интерес к его творчеству не ослабеет.

Во многом, это может произойти благодаря прекрасной книге З.Прилепина и Д.Быкову, который надоумил его сесть за этот гигантский труд.

Прилепин — он вот такой. На примере этого рассказа можно посмотреть: шло-шло повествование, вроде, неплохо, интересно и тут — бац! концовка — для чего? почему? Вот, к прочитавшим обращусь: кто мне скажет

я пока не понял.

И вот Прилепин он пока для меня такой — интересный, читабельный, но не совсем понятный.

Леонид Леонов — советский классик, герой социалистического труда, лауреат Ленинской, Сталинской и Государственной премий, оказывается, в 1919 году сражался в рядах белой армии. Во многих его книгах есть персонаж — белый офицер, затаившийся, но не примирившийся. Что это — игра со смертью, вызов судьбе?

Леонов вошел в литературу уже в 20-е, с «Барсуками» и «Вором»; его роман «Русский лес» — книга неудобочитаемая, со всеми штампами советских «кирпичей», но кто-то должен был вступиться за русский лес, варварски уничтожаемый десятилетиями. Написал Леонов и киносценарий «Бегство мистера Мак-Кинли». «Ах, как нам хочется, ах, как же всем нам хочется — не умереть, а именно уснуть» (песня Высоцкого для этого фильма). Последние десятилетия своей жизни он работал над романом «Пирамида», вышедшим в 90-е и почти не замеченным читателями. «Пирамида» — роман то ли религиозный, то ли богоборческий, то ли неузнанный шедевр, то ли великая неудача.

– Вы сами для себя решили что-нибудь, глядя на все это? – заторопился я с вопросами. – Где кончается рассудок и начинается сумасшествие? Что более органично человеческой природе – смирение или буйство? И когда смирение из святого человека делает опустившееся ничтожество? И когда буйство делает из национального героя припадочного психопата?

(из диалога с главврачом)

Иди ко мне! – суровый мужской голос; ну-ка, ну-ка, а теперь иди ко мне! – ласковый женский.

Куда к тебе? Зачем ты меня звал, художник, пахнущий табаком, с порыжелыми от красок руками? Зачем ты звала меня, пахнущая молоком, с руками, побелевшими от стирки? Я пришел – и что теперь? Рисовать, стирать?

(описание рождения)

Книга — внутренний диалог героя с самим собой. Борьба сумасшедшего и здорового внутри человека. На протяжении повествования «ненормальное» и «нормальное» несколько раз меняются ролями. В роли системы координат, ориентироваться на которую предлагает автор, выступают «недоростки» — дети, с отсутвующими понятиями добра и зла, хорошо и плохо (то есть чистый лист, абсолютный ноль).

В книге, на мой взгляд, основными являются три вопроса: стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить, вопрос сверхчеловека и вопрос относительности «нормальности». Но Прилепин, изливая бумаге свою душу, принципиально нового ничего не пишет. До него были А.Камю, Ф.Ницше и произведение «Я легенда», которые рассматривали каждый по отдельности из вышеперечисленных вопросов и делали это намного глубже и осмысленнее. С точки зрения философской составляющей и психологичности книги — провал. Любой читатель, знакомый с классиками философии, после прочтения «Черной обезьяны» Америку из выводов Прилепина не откроет.

Сборник просто шикарный! Некоторые рассказы по стилистике напоминают Буковски или Уэлша.

Детские воспоминания.Они всегда самые сильные ,самые яркие и самые счастливые даже если это воспоминания о не самом весёлом дне в жизни. Ведь наши родители в них ещё такие молодые ,сильные и красивые.

Захар Прилепин очень умело всё это описал чем напомнил мне мои собственные детские переживания, может быть не столь драматичные но столь же нежные.

Автору спасибо за приятные переживания.

И ещё:

Папа, я люблю тебя.

Книга не рекомендуется к прочтению беременным, детям, пенсионерам, склонным к суициду личностям, эмо, впечатлительным и тонким натурам.

Книга написана очень интересным стилем изложения, жестким и юморным. Книга без света в конце тонеля. Книга во время прочтения которой, ты недоволен всем и всеми кто и что тебя окружают. Книга — неудовлетворенность.

Не знаю как те, кто прочитал эту книгу к ней отнеслись. Но я своему другу не дал бы ее прочитать, если бы хоть на секунду возникло у меня чувство сомнения о том, что книга изменит его жизнь или отношени к той жизни, какой он сейчас живет. Так как мне кажется ни к чему хорошему эта эмоция, что возникнет, а то что возникнет это точно, вряд ли приведет.

Вам решать!