Homo homini


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Мисс Марпл» > Homo homini
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

Homo homini

Статья написана 23 августа 2011 г. 17:09

Хилари Мантел, «Волчий зал»

К популярным книгам у меня лично отношение двоякое. С одной стороны, совсем уж плохие книги действительно популярными становятся не так часто, особенно если тортик из первых мест в списках бестселлеров и количеству взявших почитать в библиотеках венчает вишенка Букеровской премии. С другой, читать то, что читают абсолютно все вокруг, слишком уж банально, поэтому обычно я жду, пока буря поутихнет и можно будет ознакомится с книгой, не отвлекаясь на всеобщую истерию.

В течение последнего года-двух от «Волчьего зала» было просто некуда деться. Он потеснил детективы и лавбургеры, интеллектуальную прозу и вездесущие «Сумерки», Терри Пратчетта и даже очередные мемуары Стивена Фрая, сделав из компетентной, но рядовой писательницы Мантел звезду национального масштаба.

В чем же, помимо сарафанного и не очень пиара, причины такой популярности? На мой взгляд, причин несколько, но главная заключается в том, что Мантел стопроцентно попала в точку с выбором темы и её преподнесением. Эпоха Тюдоров в последние лет восемь, а то и десять, на коне (от «Тюдоров» и Грегори с Сэнсомом до бесконечного потока популярной истории по теме), но действительно серьезного романа, не запачканного презренным клеймом жанровой прозы, о ней еще не было. Таким образом, массам было любопытно прочитать еще одну книгу , так сказать, в струе, а морщившие носик при виде детективов о Шардлайке или дворцовых мыльных опер получили наконец благовидный предлог прочесть роман на популярную тему. Еще один фактор привлек внимание к произведению Мантел — правильно выбрав тему, не ошиблась она и с выбором героя. На лавине популярности Тюдоров было написано, кажется, уже обо всех. Кроме самого серого и отталкивающего персонажа эпохи, человека, которого при здравом рассуждении можно уважать, но очень непросто любить — Томаса Кромвеля.

В чем, помимо экстраординарного количества Герниховых жен, популярность эпохи? Почему именно Тюдоры, а не Карл II или Ангевинская имерия? Мне кажется, что одна из наиболее привлекательных черт этой полной драматизма истории, своеобразно сочетающей в себе Шекспировскую глубину и таблоидные скандалы, — количество действующих лиц, никто из которых не смог победить в схватке с судьбой. В других знаменитых историях кто-нибудь да побеждает, выигрывает битву, но не войну, становится триумфатором. Здесь же не победит никто.

Эпоха была богата на невероятные взлеты и потрясающие падения, причем взлетали и были растоптаны одни и те же люди. История Кромвеля — как раз из таких. Сын кузнеца, ставший негласным правителем Англии и поплатившийся за это головой, завораживает поколение за поколением. Обычно Кромвель представлен в лучшем случае эффективным бюрократом, методично и скрупулезно разбирающим церковь и страну, в худшем — олицетворением абсолютного, безжалостного зла, а чаще всего — просто грязно-серым фоном других историй.

Удивительно то, что Мантел, тщательно обработавшая тонны материала, умудряется сделать так, что вы всегда будете на его стороне. Храбрый, умный, компетентный, благородный человек, любящий семьянин, щедрый по отношению к друзьям — и все это не противоречит известным нам фактам. Честно признаюсь, я немного побаивалась того, что автор построит книгу вокруг образа, вызывающего невольное восхищение, но глубоко отрицательного по своей сути. Не тут-то было. Мантел аккуратно защищает своего героя от всех популярных нападок. Предал Вулси, бросив тонущего кардинала и переметнувшись в стан врага? Нет, нет и еще раз нет — он единственный остался верен ему до конца, а потом всего лишь продолжил его дело самым очевидным способом, заняв его место. Место, которое однажды позволит ему отомстить. Помог уничтожить Томаса Мора, автора «Утопии», гуманиста, мученика и святого, принципиального и несгибаемого? Нет, Томаса Мора, фанатичного приверженца идеи физического уничтожения еретиков, упертого, несгибаемого, уверенного в собственной правоте, в сухом остатке — такого же убийцу. И далее по списку.

Мы видим мир глазами Кромвеля. Человека, безжалостного в оценке характеров своих врагов, но достаточно благородного, чтобы попытаться спасти или хотя бы дать возможность сохранить лицо тем из них, кого он уважает. Человека, с одной стороны в большинстве случаев четко разграничивающего политику и личное, но в то же время способного вынашивать месть годами, выжидая удобного случае расквитаться с теми из врагов, которые недостойны ничего, кроме презрения. Да, он далеко не всегда безвозмезден, но в престолы по-другому не поиграешь. Если для Шекспира весь мир — театр, для Мантел этот мир (или, как минимум, английский двор) — один огромный Волчий зал, где человек человеку сами понимаете кто. И среди грызущихся родовитых придворных сын кузнеца оказывается самым благородным, верным и честным.

Некоторые обвиняют Мантел в несправедливости по отношению к Мору, слишком плоском и одномерном изображении этого полного противоречий горе-мученика. Да, и вправду, вместо умного и образованного, но ограниченного собственными религиозными убеждениями человека мы видим слабого и близорукого фанатика. Но нельзя забывать о том, что это не Томас Мор. И даже не Томас Мор глазами Хилари Мантел. Это Томас Мор сквозь призму восприятия Томаса Кромвеля, который, как и все люди, субъективен и подвержен своим порокам.

Небольшое раздражение поначалу вызывает то, что временами Кромвель рассуждает, как наш современник, а не как в меру циничный, но все же человек раннего Нового Времени. Но постепенно замысел автора становится понятен. «Волчий зал» не только и не столько попытка перенести читателя в прошлое, сколько мастерски разыгранное представление, правдоподобное, но не лишенное уместной в такой стилистике театральности. Мантел часто упоминает вещи, известные почти каждому, нарочито помещая их на самое видное место. Кромвель будет носить кольцо с самого известного своего портрета, мы увидим «Послов» (наяву и в процессе работы над ними Гольбейна), конечно же мы прогуляемся по дворикам Хэмптон-Корта и пока только услышим о Тауэре. Немало в романе и своеобразной иронии: в некоторых сценах Мантел позволяет себе китч, подходящий опасно близко к дурновкусию, но умудряется обратить его в грубую и эффектную драму. (В подобном ключе, но несколько иначе Капур поставил свой «Золотой век», хотя, надо признать, он пошел гораздо дальше, чем Мантел). Никоим образом не противореча известным фактам, Мантел заполняет пробелы, о которых история умалчивает, театрально-показными допущениями. Да, Смитон мог говорить то, что говорит он у Мантел — никто не записывал. Да, по логике вещей Брертон, Норрис, Уэстон и Джордж Болейн могли быть актерами, исполняющими роли чертей в издательской сценке о Вулси, но такое совпадение крайне маловероятно. Прекрасно зная это, Мантел все же допустила такую возможность для пущего эффекта. То же можно сказать об отношениях Кромвеля и Марии Болейн. Одно из двух дошедших до нас писем Марии адресовано Кромвелю (то самое, которое цитирует Мантел), так что додуманная автором история как минимум не противоречит существующим документальным свидетельствам. Что не делает её более вероятной, признаю, но Мантеловская Мария психологически хотя бы более правдоподобна, нежели белый и пушистый барашек Грегори. То же можно сказать и о бледной Джейн — мы видим то, что технически могло случится, но что скорее всего никогда не могло.

И это работает. Работает так, как работают классические греческие трагедии. Мы знаем, чем все закончится для каждого из них, и упоминания имен производят колоссальный эффект.

Некоторые ругают роман за якобы неудачную финальную сцену, де можно было бы закончить первый том казнью Анны Болейн, а не Мора. Но тогда первый том был бы страниц на 400 толще, а второй, соответственно, тоньше, так что Мантел верно выбрала финал, оставив себе возможность для маневра в продолжении.

Справедливости ради надо признать, что одна маленькая мелочь автором упущена — ни читатель, ни король, ни сам Кромвель так и не понял, как он оказался на самой вершине власти. Чуть более четкий показ пути наверх, а не моментальное и  на первый взгляд почти случайное превращение из проигравшего клерка во второго человека в государстве было бы весьма кстати. Да, понятно , что в реальности никто тоже не понял, как это случилось, но сам-то Кромвель должен бы был осознавать, как именно это происходит. Пара сцен пустяковых разговоров с Генрихом, пара сцен каждодневной работы и вуаля, вопрос закрыт.

Перевод на русский язык достаточно удачен, как и научная редактура, хотя в примечаниях есть несколько не слишком значительных, но довольно грубых ошибок (количество жен Чарльза Брэндона, например). В общем и целом издание достойное.

Итог:Мощная драма в которой, как мы знаем, победителей не будет. Лишь трое — Чарльз Брендон, Стивен Гардинер и Мария Болейн — сумеют выцарапать у судьбы ничью, остальные же, включая несравненного Кромвеля, падут. Роман будет интересен почти всем — тут есть и историчность, и интриги, точные психологические портреты, живой язык, компетентность (автора и героя), чувство чего-то огромного и необъятного, неподвластного одному человеку — пресловутая поступь истории — и в то же время творимого людьми. Книга подобна отточенной шахматной партии, ни в коем случае не скатывающаяся в холодный анализ, остающейся человечной, порочной и благородной — такой живой. Оторваться от нее невозможно, как невозможно не симпатизировать главному герою. Читая предыдущую книгу автора, «Чернее черного» я сетовала на разрозненность элементов. Здесь же все находится в идеальной гармонии, мелкое и крупное сосредоточено вокруг характера основного персонажа и банальной, но оттого не менее актуальной идеи о «Волчьем зале».

Рекомендация: Очень высокая





371
просмотры





  Комментарии
нет комментариев


⇑ Наверх