Вы плиту выключили? Заднюю дверь заперли? Ручку на всякий случай дернули? Лучше перепроверить, не так ли?
Стивен КИНГ. После заката
М.: АСТ, 2018
Серия «Темная башня»
416 стр.
Первоначально этот сборник автор хотел назвать «Pocket Rockets» — в буквальном переводе «Карманные ракеты». Это термин из техасского холдема — самой популярной разновидности покера в мире. «Pocket Rockets» — это два туза — лучшая стартовая рука в холдеме. Потом автор придумал другое название — «Неестественные акты человеческого общения» («Unnatural Acts of Human Intercourse»), против чего категорически выступил редактор (там есть коннотация полового акта). Так возник «Только что прошедший закат» («Just Past Sunset»), переименованный в «После заката» («Just After Sunset»).
В сборнике 13 историй от «короля ужасов» и авторские комментарии о том, как они создавались. На языке оригинала книга вышла в 2008 году, и единственный рассказ, который сюда затесался из другого периода – «Кот из ада», написанный на заре писательской карьеры в 1977 году. В нем рассказывается о киллере, которому заказали убить кота. Заказчик заявил, что этот кот способствовал смерти троих в его доме, но просил покончить с ним не здесь. Киллер, засунув кота в закрытую сумку, слишком легкомысленно отнесся к отказу. А зря…
В другом рассказе – «Гретель» (в точном переводе — «Пряничная девочка») героиня, переживая семейную трагедию, уехала в несезон в дачный поселок, где бегала до изнеможения. И, пробегая мимо пустующего дома, увидела машину с трупом женщины в багажнике, став тем самым опасным свидетелем. И чуть не стала еще одним трупом…
В предисловии автор рассказал историю сборника. Что увлекшись-де большими формами практически разучился писать рассказы, но как-то ему предложили выступить редактором антологии «Лучшие рассказы Америки» 2006 года. За год редакторской работы он прочитал несколько сотен рассказов, «вошел в азарт и стал писать рассказы как прежде».
На мой взгляд, чтение множества чужих рассказов сослужило Стивену КИНГУ плохую службу. Основной недостаток «После заката» — вторичность.
Самый характерный пример того — повесть «N.». Она построена из записок психотерапевта, рукописи его книги, писем его сестры и газетной заметки о ее самоубийстве. Специалист по психике рассказывает о необычном пациенте с обсессивно-компульсивным синдромом. Причиной навязчивого состояния пациента, стало увиденные им на поле возле места, где прошло детство врача и его сестры, семь (или все-таки восемь?) больших, расставленных ломанным кругом, камней, которые, как ему чудится, с трудом сдерживают нечто рвущееся в мир невообразимо страшное. В процессе чтения сразу же видится Говард ЛАВКРАФТ, хотя сам автор сообщает, что писал его под впечатлением от повести его предшественника — Артура МЕЙЧЕНА «Великий бог Пан».
Вещи, которые...
Впрочем, то, что написано под воздействием других, – далеко не всегда вторично. Доказательство тому – «Вещи, которые остались после них», один из двух действительно удачных рассказов сборника. Он наполнен культурными отсылками как перенасыщенный раствор. Гораздо больше, чем это бывает обычно у КИНГА, который является автором литературоцентричным.
Обратите внимание, что противопоставляет рассказчик и он же персонаж «Вещей, которые остались после них» шоку при обнаружении в своей квартире невероятного — очков его коллеги Сони д’Амико, погибшей 11 сентября 2001 года в башнях-близнецах. Этой «маленькой, но заметной дыре в колонне реального». Он «уравновешивает» этот шок ассоциативной цепочкой с двумя экранизациями «Лолиты»: очки со стеклом в форме сердечка похожи на те, что носила Ло в фильме Стэнли КУБРИКА. То есть якорем для него стала нереальная реальность выдуманного мира кинофильмов. Рассуждения и воспоминания о том, кто играл Гумберта Гумберта, а кто Лолиту – занимают немало места. Скотт Стейли в доинтернетную эпоху (дело происходит в августе 2002-го) вспоминает фамилии актеров, цепляясь за них как за твердые факты в противовес невозможной реальности появления очков.
В его квартире появляются и другие вещи погибших коллег: бита с выжженной надписью «Регулятор претензий», морская раковина, монета, замурованная в пластиковом кубе, керамический мухомор с восседающей на его шляпке керамической Алисой, подушка, издающая неприличные звуки. Попытка выбросить их оказалась безрезультатной: они возвращались даже раньше Стейли. Все это вещи не первой необходимости, но каждая ассоциировалась со своим хозяином, олицетворяла его. Рассказчик должен был быть вместе со всеми ними 11 сентября в офисе на 110 этаже, но, проснувшись тогда утром, просто решил прогулять работу И теперь мучается синдромом выжившего.
В рассказе цитируется некий латиноамериканский писатель, то ли Борхес, то ли Маркес, то ли еще кто из магических реалистов — рассказчик сам не помнит кто (на просторах интернета источника цитаты тоже выловить не удалось, так что, возможно, она выдумана КИНГОМ), по поводу нашего осознания того, что «вещи, которые по нашему разумению, мы держали в руках, на самом деле, удержали нас на месте. Превращая в рабов (ТОРО определенно так полагал), но и служа якорем».
Не знаю начет латиноамериканцев, но Генри ТОРО отринул бы вышеупомянутые предметы, как откровенно излишние, тем более, что все это — ширпотреб, не нужный разумному самодостаточному человеку. По его мнению, не мы используем вещи, а многие вещи используют нас. Что, возможно, и произошло у КИНГА.
Славой ЖИЖЕК
На мой взгляд, автор явно читал «Добро пожаловать в пустыню Реального» Славоя ЖИЖЕКА. Об этом говорит и упоминание о «дыре в колонне реального», и многочисленные кинематографические аллюзии, и даже несостоявшийся – все прошло на грани — роман с соседкой — даже это тоже есть у ЖИЖЕКА: «осознание упущенной «частной» возможности (скажем, возможности завязать роман) зачастую оставляет следы в виде «иррациональной» тревоги».
Ну а прежде всего сама концепция рассказа: «виртуализация повседневной жизни, впечатление, что мы все больше и больше живем в искусственно сконструированной вселенной, вызывает непреодолимую потребность заново обрести устойчивую основу в некой «реальной действительности». Реальное, которое возвращается… из-за его травматического/избыточного характера, мы не можем включить его в (то, что мы переживаем как) нашу реальность, и поэтому вынуждены переживать его как кошмарное видение» (это, понятно, ЖИЖЕК, а не КИНГ).
Обычное вечернее препровождение рассказчика — ужинать в домашней обстановке, слушая шестичасовые новости от Чака Скарборо (об этом сказано три раза), «который объяснил бы мне и всем желающим, как обстоят дела в мире». И когда ему пришло в голову, что найденные вещи можно выбросить в мусорный контейнер где-нибудь поблизости. Возвращаясь, он был уверен, что торчащая бита обретет нового хозяина, «возможно, еще до того как Чак Скарборо уступит место Джону Сайгенталеру или кому-то еще, кто будет в этот вечер заменять Тома Броко».
Мир, Нью-Йорк и даже некоторых родственников погибших коллег Стейли прежде всего видит через картинку телевизора. То есть мир информационный, мир культуры — это то, на что он опирается в своей жизни в противовес разрушенному 11 сентября вещному миру реальности. Да и события рассказа говорят о том, что «реальные» вещи ненадежны и, на самом деле, «ирреальны».
Что касается кинематографических ассоциаций, нельзя не отметить ошибку переводчика при первой встрече рассказчика с Полой Робсон:
— Я помню улыбку, когда она спросила меня: «А с вами безопасно?». Мне это напомнило фильм…, тот, где Лоренс Оливье обследует зубы Дастина Хоффмана, спрашивая снова и снова: «Здесь не болит?».
В оригинале у КИНГА эта фраза Оливье указана правильно: «Is it safe?». Одна из самых знаменитых цитат американского кинематографа на самом деле переводится так: «Это безопасно?». При правильном переводе становится понятной ассоциация с вопросом Полы.
И еще один любопытный и неявный (имплицитный, как сказал бы ЖИЖЕК) кинематографический аспект. Летняя жара в Нью-Йорке, проблемы с кондиционером, очаровательная соседка сверху – вам это ничего не напоминает? Это же фильм «Зуд седьмого года» Билли УАЙЛДЕРА с Мэрилин МОНРО. Кстати, больше половины этого старого доброго фильма – фантазии, мечты, страхи, представления главного героя.
Экранизации
Рассказ «Вещи, которые остались после них» экранизирован трижды. И все это – короткометражки.
44-минутный фильм 2011 года (США) режиссера Пабло Мачо МАЙСОНЕТА IV (Pablo Macho Maysonet IV)
17-минутный фильм 2012 года (Франция) режиссеров Гийома ХЕЙЛАРДА и Стефана ВАЛЕТТА (Guillaume Heulard & Stéphane Valette).
28-минутный фильм 2017 года (США) режиссера Сары ВЕРНЕР ( Sara Werner)
P.S. Две ассоциации из рассказа, несмотря на наличие одноименных фильмов, все же являются ссылками на книги. Это непонятая Полой Робсон шутка Стейли «Даже у ковбойш бывает плохое настроение» (Even Cowgirls Get the Blues) или в другом переводе «Даже скотницы грустят». Это название романа Тома Роббинса и неудачного фильма 1993 года по нему, поставленного Гасом Ван Сентом, (в нем играли молодые Ума Турман и Киану Ривс, а также — уже не молодые — Кен Кизи и Уильям Берроуз).
И вторая: погибший коллега персонажа, владелец раковины, в которую можно трубить, называл себя «Повелителем мух», что, не смотря на две экранизации, явно является ссылкой на одноименный роман Уильяма Голдинга. В обоих фильмах все главные роли играют малолетние дети – вряд ли в условиях визуализации взрослый мужчина ассоциировал бы себя с ними. В этом отношении книга – более абстрактна.
цитировать