Юрий Буйда «Сады Виверны»

Певец грязного Эроса

Творчество Буйды люблю. Любит его моя «грязная» часть натуры.

Что удивительно, первоначальное знакомство состоялось с самого «невинного» романа в творчестве автора, «Пятое царство»; альтернативная история времён Смуты с толикой магии и фэнтези.

Читая же остальные вещи автора будьте уверены: будет много грязи и секса. От программного и сделавшего писателю имя «Дон Домино» до любых поздних вещей.

«Сады виверны» самый свежий роман автора.

Есть такая расхожая фраза про Россию (кстати, фраза с очень любопытной судьбой):

«Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют.»

Применительно к авторской вселенной Буйды можно перефразировать так:

«Если я усну и проснусь через через сколько угодно лет и меня спросят, что сейчас происходит везде, я отвечу: трахаются и убивают.»

«Сады Виверны» полностью укладываются в эту парадигму. Три эпохи и везде непременный дуэт секса и насилия.

«Парабасис». Самое начало семнадцатого века. Рим, Ватикан, инквизиция, кондотьеры, папы и кардиналы. Одна из любимых эпох и локаций!

Секретарь инквизитора ведёт с патроном долгие беседы о прочитанных книгах и богословские диспуты, подглядывает за утехами хозяина, занимается сексом со хромоножкой-служанкой крайне нежного возраста.

«Иногда мне кажется, что жизнь тех, кто не может постоять за себя, жизнь дураков и уродов – последний бастион в нашей битве с дьяволом..»

Идёт охота на горбуна, «чудо природы», который силой своей страсти делает любую женщину совершенной красавицей. Только вот дамы становятся несколько буйными от этого.

Появляются сквозные предметы повестей: перстень, с виверной, таинственная картина с прекрасной девушкой, блуждающий топоним Сады Виверны.

Естественно, много секса — нравы-то простые. От легких девиаций да комических сцен в духе дель арте.

Основной вопрос вроде бы все обмусоливают с разных сторон, но от меня вся его надуманная сложность постоянно ускользала. Можно ли человека делать красивым? Как-то так. Автор, конечно, навернул аргументов за и против, но я, как и секретарь Томмазо, не смог углядеть в этом большого греха.

Завершается повесть налётом полусотни голых баб «с сисьём и с дубьём» на обитателей монастыря. Вызывает улыбку.

Откуда появились женщины-невидимки, я так и не понял.

Парабасис — «Во времена Аристотеля так назывался театральный прием – отступление от действия, никак не связанное с сюжетом пьесы, когда хор как бы в нарушение всех правил поворачивался лицом к зрителям и выступал от имени автора комедии, бичуя общественные пороки и воздавая хвалу языческим богам. значений этого слова – «идти поперек», «выходить за пределы», «переступать черту», «сознательно нарушать закон», «вступать в запретную область».»

«Лемаргия»

Прошло почти две сотни лет. Франция в самом начале своей Революции. Тоже прекрасная эпоха! Аристократия, друзья народа, санкюлоты, палачи и баррикады.

Молодой художник с неуемным половым аппетитом и способностью видеть в женщинах все недостатки и устранять их не только на картинах, но и в жизни. Живёт в большом семействе с крайне запутанными родственными отношениями. Но «уестевствляет» вообще всех женщин, окромя матушки. Революция всё ближе, вот уже и дом взят под охрану. Главный герой с другом при помощи семьи сбегают в Париж на помеси телеги и велосипеда: педали крутить, места рядом, колеса четыре. Это, видимо, тоже по разряжу юмора проходит.

В итоге обстрела друг оказывается в коме, а художник — официальным любовником некой маркизы. Её муж же проводит крайне странные эксперименты в своем подвале.

Сложно перечислять все изВивы авантюрного сюжета.

Опять на поверхность всплывут перстень, картина женщины, Сады Виверны и дневник Томмазо из первой новеллы. Окажется, что это всё потомки героев первой части, а восходят они все к легендарному Дону Жуану. Вечные оборотни, гомункулы, вампиры

Лемаргия (греч. гортанобесие) — стремление человека к наслаждению от потребления вкусной пищи, получение удовольствия от вкуса.

«Урщух». Конец XIX – начало XX века. Петербург и имения. Вы знаете, у нас с писателем похожий вкус в эпохах. Все три сеттинга прекрасны!

На сцене — потомки героев первых частей.

Если в первых двух новеллах автор полемизирует с архетипами Дона Жуана, де Сада, Фауста, Дракулы и прочих знаковых западных героев, в «Урщухе» Буйда решил как будто объять весь корпус русской литературы: Чехов, Толстой, Достоевский, Пастернак, позже Шолохов и другие книги о Гражданской. Все те же вопросы, что волновали авторов: свобода, революция, красота, слеза ребёнка, косность, ответственность интеллигенции. Плюс секс. Представьте хоть «Три сестры», хоть «Братьев Карамазовых». Только между проникновенными диалогами не сфумато, а подробное хоум видео с участием главных героев и эпизодических персонажей. Страницей спустя, все опять переживают за судьбы человечества. А иногда и прямо в процессе. Отмечу, что размышления крайне интересные, и, возможно, стоит перечитать их ещё раз. Мастерство автора в том, что он всегда искренне отстаивает все позиции без исключений.

Сам омоним Урщух, имя хтонического антибога, приход которого на смену Христу проповедует жуткий сектант-крестьянин, удивительным образом перекликается с не менее загадочным Ухрябом Пелевина и Уицраором Андреева. Интересно, специально?

Третья часть действительно могла стать отдельным романом о русских судьбах в Большом двадцатом веке, но автор подробно описал 1880-1920-е, а закончил скороговоркой. Семейная сага превратилась в синопсис ненаписанного романа.

Концовка мощная! Катарсис.

С каждой часть книги чудесного в мире и в сюжете становится всё меньше.

Спасибо автору за расширение моего вокабулярия! Узнал слово иррумация. Я вот о термине ни сном, ни духом, а на Лайфхакере целая статья об этой практике.

Или вот: меркин — лобковый парик. Что? Да!

Строго противопоказано ханжам.

Обязательно к прочтению любителям настоящей литературы!

10(ПОТРЯСАЮЩЕ)

Хозяин мертвой воды

«Эрос истории не имеет ничего общего с милыми крылатыми существами — амурами и купидонами, на самом деле он ничем не отличается от грозных и грязных древних богов, смрадных порождений мрака и хаоса, неудержимых, безжалостных и безмозглых, которые рыщут в поисках жертв, а не сторонников или противников.»

Заглянувший в бестиарий, выяснит, что виверна похожая на четырехлапого дракона, в отличие от него, ног имеет всего две, тело змеи, а не ящера и, если уж совершенно вдаваться в фэнтезийно-геральдические тонкости — интеллектуально уступает дракону. Подробностей, касающихся любвеобилия и моральных качеств этих волшебных тварей, я не нашла. Рискну предположить, что змеиная половина не могла не наложить отпечатка. А змеям в европейской традиции приписывают коварство, изворотливость и, правильно — соблазн (помните, с чего начал Змей Горыныч из русской сказки? В Эдемском саду, опять же).

Вот, кстати, о саде. К садам тоже множество коннотаций. Кроме райского, был еще тот, где Геспериды растили свои яблоки вечной юности; и тот, из которого Ядис украла яблоко бессмертия в Нарнии, и босхов «Сад земных наслаждений», плавно возвращающий к теме плотской невоздержанности. Всему этому, прямо или косвенно, найдется место в книге Юрия Буйды. Этому и еще многим вещам.

«Сады Виверны», как всякую хорошую книгу, можно интерпретировать разными способами. На поверхности это три новеллы, связь между которыми неочевидна и отыскать ее нелегко. В самом деле, что общего между средневековым Римом, Францией времен Революции и Россией начала XX века? Ничего, кроме виверны: в первой истории свидетели встречаются с ней непосредственно; во второй древняя магия оборотничества виверн воплощается в человекоподобие; в третьей о них напоминает лишь родовой перстень героя, вместе с его способностью к универсальной мимикрии и совершенной беспринципностью.

Кажется, летающая змея была выбрана не столько за яркость и, в определенной степени, оксюморонность образа (рожденный ползать, летать не может) — сколько по созвучию, не имеющему общего с этимологией названия, но безошибочно считываемому подсознанием, плетущим семантические сети. Vivat — восторг, vita — жизнь . И все вместе — яростное восторженное проживание жизни, в размеренное движение которой врываются древние как мир страсти: вожделение, зависть, ревность, месть, ненависть.

«Парабасис» Вот юноша, секретарь могущественного иерарха Святой инквизиции. Бедный сирота, предан душой и телом патрону, вырвавшему его из скудости монастырской жизни. Рим в XVI веке давно оставил позади былую славу, но все еще великолепен. А кроме того, у него любовь с милой хромоножкой Ноттой. Чего бы не отдал, чтобы избавить девушку от изъяна. А тут эта история с незаконнорожденной дочерью кардинала, которая вдруг из страшной уродины превратилась в обольстительную красавицу.

Дело, в режиме особой секретности, расследует хозяин юноши (не забыли, что инквизиция — в первую очередь навыки ведения следствия, отточенные в борьбе с ересями?) Нити ведут в монастырь святого Вита, там-то мы и встретим впервые виверну. Занятно и стилистически напомнит в одно время об апулееве «Золотом осле» и «Имени розы» Умберто Эко.

«Лемаргия». А вот другая история в иных декорациях Молодой Антуан де Брийе (почти кавалер де Грийе, так же благороден, находчив и храбр, так же предан любви и это так же не приносит ему слишком много счастья). Хотя история, в которой ужасы террора Великой французской революции соединятся с яркой авантюрной составляющей и обильным добавлением мистики (куда ж нынче без нее), и эротики — эта история закончится лучше, чем у де Грийе.

Своя Манон тут, кстати, тоже будет. А вы вспомните, читая, галантную куртуазность французской литературы XVIII века, «Дезертира» с «Овернским клириком» от Валентинова и все вообще легенды о Жеводанском волке. Но нет, природа здешних оборотней не столь традиционна, помните, наши фантастические твари сегодня виверны.

«Урщух» Наконец, российская часть, которая начнется смертью Ф.М. Достоевского, охватив временной промежуток до восьмидесятых прошлого века. Самая сложная и интересная, многофигурная, яркая и яростная. Которая одна могла бы составить предмет авантюрного, исторического, мистического романа. Диковинное сплетение судеб двух мальчиков и девочки, гримасы и метаморфозы взросления в громокипящем котле времени, где политический террор в порядке вещей и секты являются отовсюду как грибы после дождя.

Кто-то из троих сбережет честь смолоду, кто-то почти потеряет себя, и лишь любовь поможет восстановить целостность, а кому-то абсолютная беспринципность с успехом служит главным жизненным принципом — человек-ртуть. И каждый со своей колокольни прав. Отчасти близко к «Мысленному волку» Варламова, частью к «Калейдоскопу» Кузнецова и одновременно, ни на что, читаное прежде, не похоже.

История, которую можно трактовать разными способами, и всякий имеет право на жизнь. Книга, разрозненные фрагменты которой, стремятся собраться в единое целое, как ртутные шарики. Не случайно, ртуть — один из ключевых образов книги.