Юлия Юрьевна Яковлева «Укрощение красного коня»

На фронтах той войны невидимой одаренности с бесполезностью

Да что-то кони мне попались привередливые,

Мне дожить не успеть, так хотя бы допеть.

Смерть на скачках, пал любимец публики, призовой орловский рысак Пряник, с ним погиб жокей Жемчужный. Гением в этой паре был конь и оплакивают главным образом его, о наезднике почти не вспоминая, что несколько шокирует следователя Зайцева, привыкшего, что жизнь человека априори более ценна, чем животного. Следствие приходит к выводу, что Пряник был отравлен и сделать это мог только имеющий доступ к стойлам. Под подозрением оказываются курсанты высших кавалерийских курсов, занятые в работе на ипподроме.

Хотя какие уж они там курсанты, все взрослые воевавшие на фронтах Гражданской и сильно не факт, что от начала до конца за красных. И тут нельзя не вспомнить противостояния Буденный-Тухачевский, последний считал время лошадей прошедшим ратовал за техническое переоснащение армии, утверждал — в будущие войны станут войнами машин. Все еще обладающий немалыми возможностями, Буденный, выводит своих ставленников из-под удара, командируя Школу на Кубань для закупки нового племенного фонда.

Туда же, вслед за ними, следствие приводит Василия Зайцева. Такая завязка у второго романа Юлии Яковлевой имени этого персонажа. И для того, чтобы понимать его, мало быть только читателем детективов, гадающим, кто из троих: дворецкий, леди или партнер по гольфу — кто убийца. Здесь нужно иметь представление о раскладе сил, о реалиях столетней давности, включающих коллективизацию, раскулачивание и принудительное переселение, вымирание деревни от голода и бегство крестьян в города. Наконец то самое противостояние военачальников, знать о котором не менее важно, Польша сделала ставку на кавалерию и все помнят, как мгновенно все для нее закончилось.

«Укрощение красного коня» снова культурологический ребус совмещения диаметрально противоположного в заглавии: классические кони Клодта на Аничковом мосту с картиной Петрова-Водкина, и красной конницей. Итак, Зайцев едет на юга, в спутницы ему навязали лощенную комсомольскую стерву, патриот-девицу и явную стукачку Зою, к тому же со слабым желудком, то и дело полощет ее. Первое столкновение с действительностью случается сразу после выезда из не жирующего, но сытого Ленинграда. Предельно истощенные женщины со скелетиками-детьми молят на перроне о «хлебе для моей деточки», а доблестная милиция гоняет «кулацких недобитков».

Зайцев раздает весь свой паек, то же делает и девица, которая оказывается нормальным товарищем, только вот есть им теперь будет нечего. Дальше попытки вести следствие в Новочеркасске, наверняка выбранном не случайно, в месте, где «они

казаки, мы российцы, приехали — вот и не ждите другого к себе отношения». Семьям красноармейцев, к слову, выделялись для жизни дома тех, кого увозили в теплушках, дав на сборы час. Просто представьте на минуту, как это. Что уж сетовать на нелюбовь местных.

Конфликтов в романе много: город против деревни, казачество против советской власти, УгРо против ГПУ (НКВД), Буденный против Тухачевского, красивые, но нежные орловцы против выносливых крепких американцев (лошади, если что), герой против бюрократов, любовница против законной жены, невозможность совместить желание жить достойно с необходимостью жить по средствам (а это о красавцах кавалеристах), требование власти участвовать в карательной экспедиции против кулацких жен и детей с честью офицера и моральным законом внутри человека (снова о них же).

И мне кажется, что с конфликтами вышел перебор, детектив на три сотни страниц, в котором нужно ведь еще и интригу развить, проседает под тяжестью этого множества, тут нужен кирпич под тысячу страниц, вроде «Высокой крови» Сергея Самсонова. Может быть поэтому второй роман о следователе Зайцеве не мой фаворит. Но третий, о котором расскажу очень скоро — просто огонь.

Если верить аннотации, то история относится к детективному жанру. И формально – оно так и есть. Главный герой – милиционер Зайцев, расследует смерть наездника вместе с лошадью на ипподроме, разговаривает с людьми, собирает улики, пытается разобраться, что же произошло. В Зайцеве подкупает его внимательность к деталям, тонкие психологические наблюдения – он анализирует каждую мелочь: как отреагировал на вопрос, что именно сказал, как промолчал, как пожал руку и т.п.

«Под дождем артемовской любезности морда Дашки-курвы сначала стала лицом, а затем оно будто помолодело».

Каждый его диалог становится интересен именно вот такими деталями. И еще подкупает грамотность — неожиданная для милиционера 20-30х годов. Он не просто умеет писать и читать, но запросто цитирует русских и английских классиков. И вообще Зайцев – симпатичный герой – умный, спокойный, порядочный, да просто нормальный, что ныне становится все менее популярно, поэтому за ним приятно наблюдать, несмотря на вялость и, что еще хуже, откровенную нелепость самой интриги, положенной в основу.

Впрочем, книга интересна не этим, как ни странно это звучит для детектива. Она хорошо написана и легко читается. Глаз постоянно отмечает удачные формулировки, изящные метафоры и сравнения, да и просто хороший русский язык. И иногда складывается ощущение, что ради этих всех красивостей все остальное и написано. Прекрасен контраст серого, прохладного, каменного Ленинграда и солнечного, теплого, утопающего в садах Новочеркасска. И все это получилось узнаваемым на уровне ощущений, колебаний ветерка, запаха свинцовой невской воды или выжженной солнцем травы. Приведу несколько фрагментом, чтобы было понятно, что именно мне понравилось:

«Среди деревянных домишек здание ветеринарного института казалось случайным, неуместно городским, как шкаф, который выгрузили приехавшие на лето дачники».

«Он привык к питерской просторности – просматриваемости – улиц. К простору питерского неба. К ровным линиям плотно сомкнутых фасадов».

«Было самое жаркое время дня. В открытых окнах маленьких домиков не двигались ни герань, ни коты, ни занавески».

Иными словами, книга полна обаяния.

И была бы и вовсе хороша (несмотря даже на весьма условное соответствие жанру и, прямо скажем, более чем сомнительный выбор орудия преступления), если бы автор не пал очередной жертвой штампов про НКВД, махровостью своей дающих фору любому полотенцу, и не поносил бы между строк советскую власть с энтузиазмом неофита.

И еще. Не могу не восхититься прекрасными обложками этой серии.

Увы. Главным недостатком любого детектива считаю загадки, которые автором не раскрыты до конца. Поэтому невысокая оценка.

Занятная детективная история. Когда сразу описано само преступление (гибель на ипподроме известного бегового орловского рысака и смерть наездника), но его подноготная постоянно мерцает и расплывается — то ли в рысака целились, то ли в наездника, то ли вообще всё было совершенно случайно, да и кто причастен к событиям — круг подозреваемых — тоже не ясно.

Симпатичная и привлекательная фигура расследующего дело агента питерского угрозыска Зайцева (повествование в основном ведётся от его имени, но в третьем лице) — сыщик УГРО и умён и хитёр, и образован, и с морально-волевыми у него всё в порядке, и слово «честь» для него не пустой звук (для непосвящённых вроде меня — это вторая книга Яковлевой о сыщике/следователе Зайцеве). Вместе с тем, наш герой вовсе не геройствует и не суперменит (ни в каком смысле этих понятий), но методично и умело ведёт дело к раскрытию... или просто хотя бы к тому, чтобы самому всё знать и понимать и, по возможности, раздать всем сёстрам по серьгам.

Интересны и второстепенные герои и персонажи детективного романа — и сотрудники УГРО и ГПУ, и курсанты и преподаватели ККУКС (а вот не буду разбирать аббревиатуру на запчасти), и прочие люди из 1931 года (тут и питерское народонаселение, и жители казачьего городка Новочеркасск, а также проходящие и проезжающие прочие граждане Страны Советов); вся эта кутерьма людей колоритно и талантливо прописана автором и составляет тот необходимый смысловой и содержательный, а также настроенческий и мировоззренческий фон романа.

При всей кажущейся легковестности приключенческо-детективного романа в нём есть такие эпизоды и фразы, которые заставляют читателя вдумчиво и порой с содроганием воспринимать действительность, описываемую и рассказываемую нам в книге. Буквально короткими штрихами набросанные картины голода и мора людского в начале 30-х, намёки на реальные формы и методы раскулачивания и расказачивания, массовой «единодушной» коллективизации крестьянства, а также отношение казачьего населения к российцам — все эти эпизоды книги немедля переводят её в разряд книг весомых и смысловых.

По части русского языка у автора тоже всё в порядке — описания внешнего мира ярки и образны, диалоги не картинно-картонны, а вполне могут принадлежать реальным людям, а внутренний мир героев не противоречив и интересен. Вообще язык романа обыденный и простой, без ненужных и лишних философических экзерциций... Однако философические мысли и рассуждения порой поневоле сами приходят в голову читателя в уже упомянутых местах с непростым политико-социальным наполнением.

В результате, с увлечением читаешь детектив и с волнением ловишь картины быта и нюансы поведения и человеческих отношений, искренне сопереживаешь героям книги и сочувствуешь тем, кто этого достоин.

Пожалуй, стОит запомнить это имя — Юлия Яковлева...

Второй роман получился еще лучше первого. Автор сменила вектор, а даже и географию большей части событий, сохранив образ праведного оперативника, пытающегося избежать мельниц. Еще один шаг в сторону идеала — «Казарозы», с которым этот роман объединяет пустячность разгадки собственно детективного зачина «кто именно убил». Яковлева, избегая всякого рода кровавых сценок и истязаний, дает мощную страшную картину разворачивающегося террора и чисток, тотального страха. В романе дивная вся линия отношений повествователя с Симоновой, включая надрывный финал, и как минимум две очень фактурных сцены — с голодающими на перроне и Тухачевским. Если в дебюте чрезмерность масштабов маниака и его декадентский уклон несколько диссонировали с нуаром Питера, то здесь зачин со смертью лошади ( ох, тоже переборщила со способом убиения) все выглядит поскромнее. «Укрощение» — очень кинематографический роман, который ставить и нужно именно в стиле «ленинградской школы» Германа-Аграновича- Аристова. Полпред указанного направления завершает байоптик про Довлатова и, чесслово, этот роман ( первый в меньшей степени), сочным, свежим и фактурным мясом представляет собой идеальное поле приложения сил — возможно, в формате мини-сериала. Яковлева — открытие года в отечественном детективном жанре, большая умница и умелица. Мощный подтекст и послевкусие ( какие там сценки с вторым планом присутствия прачки и служанки Зайцева в коммуналке!)