Вроде как и не заметил никто, что это перелицованный роман «Здравствуй, брат, умри». Лучше или хуже, — сказать не берусь, — и то и другое — попытка написать «Войну миров» XXI века (как «Черемша» — попытка написать «Геноцид» Диша через полвека). Пересказывать не надо, кому важно и интересно — сам прочтет, тем более что начало со «Здравствуй, брат» совпадает слово в слово.

Но это «товарный знак» Веркина. «Сахалин», вещь поразительной силы, тоже написан по следам Чехова и Дорошевича, да и как бы не по фильму Минору Кавасаки «Весь мир, кроме Японии, тонет», — если бы тот не был пародией на «Япония тонет» Сиро Моритани. Тому, кто хочет видеть в прозе Веркина не просто вариации на темы «Улитки на склоне» и «Обитаемого острова», надо прорву всего знать того, о чем автор молчит, полагаясь, видимо, на то, что знающему и так понятно, а не знающему — и так хорошо. Вполне и достойная и не часто встречающаяся позиция, удивляюсь лишь тому, что об этом молчат рецензии.

Как хотите, но перед нам слишком хороший писатель, чтобы осуждать его за то, что он пишет что хочет и так, как хочет.

Все про Чехова да про Чехова. Вообще-то в этом «Сахалине» куда больше от книги В. М. Дорошевича «Сахалин. Каторга». Но не только.

Многие десятилетия японское искусство, – и литература, и особенно кино, – эксплуатирует тему «Гибель Японии». Веркин решил вывернуть ее наизнанку: а ну как в мире останется одна Япония. Разумеется, получилась антиутопия, наиболее плодотворный жанр в современной литературе; есть основания подозревать, что наше время в будущем будут считать золотым веком этого жанра. Велик соблазн только такое писать, да и читать только такое. Только вот оказывается, что получается то уцененный «1984», то его предшественники (Фиалко, Бойе, Хаксли, куда более значительный Замятин и пр.), то уж просто «Град обреченный».

Однако здесь не то, – здесь то, что Набоков уложил в одну строку: «И понял я, что я в аду». В этом аду с трудом можно выжить, хотя в таком мире кому это захочется, кому нет. Доказывать, что это хорошая книга, бесполезно. Сожалею, что не могу поставить больше десятки. Подобное пишу впервые за последние лет десять. Не зря роману ставят то десятку, то единицу, притом примерно поровну. Книга решительно делит читателей на своих и чужих: случай редчайший.

Если это экранизировать, то выйдет не хуже, чем «V – значит вендетта» или «Эквилибриум», причем без сладкого хэппи-энда, который там ради проката прилеплен. Но в артхаусе такой фильм провалится, а для большого экрана денег не дадут.

Земной поклон автору.

Печально, что в 1997 году издательство «Рипол-класск» пошло на поводу у Ивана Карабутенко, объявившего, что Марина Цветаева в 1929 перевела книгу «Цветы зла», взяв псевдоним «Адриан Ламбле» по одному парижскому кафе. Википедия давно зафиксировала, что такой Адриан Адрианович Ламбле (имя при рождении Адриен Рене Альбер Ламбле, фр. Adrien René Albert Lambelet, 19 апреля 1884, Пезё, кантон Невшатель, Швейцария — 10 марта 1955, Невшатель, Швейцария)., его переводы несколько раз выходили в России отдельным томами, и Фантлаб остается одним из последних ресурсов в сети, все еще вводящим читателей в заблуждение.

Оценка оригиналу — 9 переводу 5. Работе Карабутенко — минус единица.

(Забавно, что доказательств у него не было ни одного, но, кроме нескольких специалистов. все поверили на полгода, составитель Рипола — на 16 лет0)

Стоит напомнить, что давно опубликованы перевод того же стихотворения А. Альвинга, Н. Панова, В. Шершеневича, А. К. Лозина-Лозинского. С. Петрова, уж простите, дальше лень перечислять.

Это всего лишь начало «ворона» — самая ранняя из сохранившихся поэтических рукописей Эдгара По. Стихов тут нет еще толком. но это Эдгар По. это «Ворон»...

Странно читать, что кто-то собрал ВСЕ переводы «Ворона». Покойный Евгений Дерлятко (он же Дейк) собрал их 50. они сохранены в его вполне открытом архиве. после его смерти появилось еще от 5 до 10. Лучшие переводы, заметим — Георгия Голохвастова, Сергея Петрова, Николая Голя, Александра Есенина-Вольпина (не пародия, а именно перевод. который тоже есть),. Нины Воронель особенно лучший из всех — Игоря Голубева — в этой библиографии не зарегистрированы. А ведь от того, ЧТО именно каркнет ворон — зависит успех работы. Он не может каркать «никогда», без звука «р» ворону не произнести ничего. Он не может в русском тексте каркать по-английски, он превращается из ворона в попугая. Блестяще найденный вариант Голубева ищите, друзья в сети.

В этом смысле библиография тут — чистое введение читателя в заблуждение. Понятно. что читатель может иметь и свое мнение. Но составлять его п 20 процентов наличных переводов — как раз и вызывать вопль про «непереводимо».

Странно читать отзывы на эту книгу. Будучи на голову выше знаменитого «Баудолино» Умберто Эко и изрядно совпадая с ним по канве, она угодила в разряд чего-то, что можно мерить технической точностью деталей и тем, просяное пиво в месопотамской харчевне продают или вино, – виноград, стало быть, не растет, рецензент это точно знает. И то уж хорошо. что вроде бы не дошли до сравнения с «Анжеликой, маркизой ангелов». То ли в мире без ислама возник запрет на вино? Бедный мир, еще беднее рецензент. Кстати, о том, что в основу путешествий героя положена «Жизнь Аполлония Тианского» хорошо бы сообщить в аннотации. Но с этим — к издательству.

Если в альтернативном мире десятки книг с миром без христианства, отчего бы не быть миру без ислама, где Константинополь становится врагом Ктесифона. Пришлось отказаться, что жаль, от вечно раздиравшей подлинную империю борьбы сект, но с ними роман стал бы непонятен полностью Автор твердо отрезает: Муаммет остался христианином. Вот и нет большинства религиозных конфликтов. Игра без ферзя. Ладно, «попаданцы» иной раз играют и без фигур и без доски.

Эта книга к надоевшему жанру «а что было бы если бы» (давно знаем, что в этом случае бабушка оказалась бы дедушкой) не сводится, Тертлдав – византинист, и он до такой степени в материале, что со стыдом вспоминаешь Дэвида Дрейка с его «Велизарием», хороший сериал, но столь же нелогичный (насчет Индии против Византии, идея небогатая), как логичен мир Тертлдава. Его Василий Аргирос – герой убедительный, при этом остающийся истинным византийцем, представителем народа, мало что вложившим в мировую науку и культуру... кроме обращения мира в христианство. Именно поэтому Василий считает своим святым покровителем великого поэта святого Муаммета. Подумать, так не такая это и ересь, ислам почитает Христа.

ВОТ ПРО ЭТО – ВСЯ КНИГА.

Но всех-то изобретений у реальной Византии было – греческий огонь да подъемные механизмы на ипподроме. Поэтому, кстати. «Кюстантинийя» столь презираема была средневековыми арабами. которые рассматривали империю лишь как библиотеку античных знаний. Вот и дарит автор герою способность усваивать чужое знание.

Если бы единственное «религиозное» допущение и в самом деле приключилось бы в истории, этот мир мог бы существовать. Он обаятелен и убедителен, да еще и лиричен, любовных линий тут выше крыши.

Ценителям попаданства не рекомендую решительно. Ценителям Борхеса, думаю, доставит радость.

В свое время Оруэлл, поймав Хаксли (1932) на изрядном обдирании Замятина (1920), определенно не был в курсе существования романа Натана Фиалко «Новый град» (1925, Нью-Йорк), который переночевал у Хаксли. Так и мы, похоже. не заметили. кто такой Михаил Зиновьевич Юрьев.

Это, во-первых, один из самых богатых людей России, долларовый миллиардер, сделавший первые миллионы более четверти века тому назад на столь желанных и недоставаемых советскими людьми дрожжах. Поднявшись на тех дрожжах он скромно откомментировал уже в новом веке «Миллиарды нужны только для инвестиций, для жизни достаточно миллионов». Кто бы спорил.

Это, во-вторых, родной сын знаменитого писателя-фантаста Зиновия Юрьева (ау, кто не читал «Финансиста на четвереньках»?). Кстати, Юрьев-старший, которому нынче 92, продолжает нынче писать.

Сын, надо сказать, как писатель заметно хуже отца. Именно как писатель, человек, работа которого – заполнять бумагу, тьфу, экран, словами. Со стилистикой у него нехорошо. Совсем. Только не о том речь.

Перед нами дикая, жестокая антиутопия. Почище, чем в «451». Там есть положительные герои. Здесь – одни мертвые и картонные души в империи, больше всего похожей на страну Белого Царя генерала Краснова, только наизнанку. Очень многое со времени издания книги уже сбылось, увы. Страшно думать, что сбудется еще хоть что-то.

Дальше сами решайте, читать или нет.

Люди, сказал Галич, будьте доверчивы. В разумных пределах. И сперва разузнайте, КТО ТАКОЙ автор книги.

Это может поменять вашу оценку. Если вы поймете, как вас блестяще надули, единицу книге вы уже не выставите.

Немного фактов. Переводов у этого стихотворения, мягко скажем, несколько больше. В частности, опубликовали их те пятеро, кто подарил нам полные «Цветы зла» – А. Панов, Арсений Альвинг, Эллис, Адриан Ламбле, Вадим Шершеневич, – также весьма интересны варианты, которые создали Василий Комаровский, Вильгельм Левик, Иван Бабицкий, Алексей Кокотов, Юрий Лифшиц, – дальше. извините, писать устал, хватит и десятка. Перевод этого супер-программного стихотворения для понимания Бодлера важен: в первом издании «Цветов зла» (1857) его не было, оно написано позже, в 1859, притом не в Париже, а в Онфлёре, Кальвадос, гостя у овдовевшей матери. Онфлёр – старинный, хоть и утративший значение морской порт в устье Сены, близ моря. Море было тем единственным пейзажем, который радовал Бодлера, – помимо пейзажа городского, понятно.

Может быть, в оригинале в оригинале «Путешествие» (оно же «Плавание») и не дышит таким пламенным ростановским романтизмом, как в переводе Цветаевой. Она считала его лучшим среди своих переводов, справедливо полагая, что здесь «лучший оригинал»из всего. что ей доводилось переводить. жаль. это правда, хорошего ей досталось мало — шесть миниатюр Лорки, а так... Замнем. Бодлер и в худшем переводе обречен на удачу. .

А прочие подробности – лишние. Великие стихи не судят. Они просто – великие стихи.

PS Кстати, больше у Цветаевой ни единого перевода из Бодлера нет. то, что на ФЛ обозначено как ее переводы — ошибка издания «Рипол-классик» от 1997 года:там неизвестно почему ее именем подписали переводы Адриана Адриановича Ламбле (1884-1955). причина ошибка угадывается. Но писать о ней тут ни к чему. Просто исправить надо.

Наверное, бывает лучше. До «Чудовища» ван Вогта пока в этой теме почти ничто не дотянуло. Можно много примеров приводить.

Однако вечный пафос «человек — не такое дерьмо. как мы думать привыкли», способен убедить. даже не потому. что полиграф можно обмануть, сами знаем, что можно, даже умеем.

Между тем чужаки тут хотят отхватить у человечества СОВСЕМ НЕ ЗЕМЛЮ, что и дает возможность герою так легко обмануть полиграф, он же детектор лжи.

Даже поймав суть рассказа в первых строчках, все равно с полным кайфом его до конца дочитываешь. а в конце наконец-то ловишь главный мячик: пришельцы один в один похожи на омаров. А кого, как не омаров-вахине, омаров-женщин (с икрой) ловят герои Джека Лондона на самых настоящих Гавайях? Ну да, а планета как раз и называется «Новые Гавайи». Год рассказа — 1957, а в августе 1959 года Гавайи стали 50-м штатом США. Голубые, словом, Гавайи...

Словом, нас надули. А рассказ очаровательный. 10 ему за искусство и шесть за то, что автор на десять лет бросил писать, в итоге не став настоящим классиком жанра.

Данное издание, увы, ни одной минуты не является переводом романа Эверса. Опубликованный в 1911 году текст представляет собой начальный и финальный фрагменты романа общим объемом 3 авторских листа, тогда как объем оригинала – более 13 авторских листов, т.е. 200 страниц романа делись неизвестно куда.

Причем исчезло как таковое все действие романа, происходящее в Итальянской Швейцарии, где в деревне Валь ди Скодра окопался со своими приверженцами совершенно безумный пророк Пьетро Носклере. Если бы русский писатель-сектант Пимен Карпов был на два порядка талантливее (чем был на самом деле), сюжетно эти книги можно бы и сравнить. Но объективно – нельзя.

В 2014 году в электронном издательстве «Саламандра» был переиздан фрагментарный текст перевода 1911 года. А зачем?.. В 2016 году в изд. «Престиж Бук» издан полноценный — и совершенно полный = перевод романа.

Вот ему и оценка.

Оценка поставлена оригиналу. Впрчем. в 2016 году издан и полный русский перевод, и каждый может судить сам.

«...Однако мною овладел соблазн, и, выправив первых шесть страниц, я вернулся к людям. Я созвал гостей. Среди них было двое журналистов из «Пароходства», рабочие, как и я, люди, их жены и двое литераторов. Один — молодой, поражавший меня тем, что с недосягаемой ловкостью писал рассказы, и другой — пожилой, видавший виды человек, оказавшийся при более близком знакомстве ужасною сволочью».

Я даже не выяснял, кто этот второй (неважно). Но уже в конце 70-х, основательно познакомившись с творчеством Сигизмунда Кржижановского, догадался, что именно его – первого, «МОЛОДОГО, ПОРАЖАВШЕГО» упомянул Михаил Булгаков в этом весьма знаменитом абзаце из «Театрального романа». Ничего удивительного: и Кржижановский, и Булгаков, и его герой Максудов – все киевляне (как-то мистически присутствующие в пространстве Художественного театра). Хотя Сергей Малашкин, писатель, не доживший до своего столетия в 1988 году примерно две недели, вспоминал незадолго до смерти, как весело обсуждали эти двое киевлян драматические дела за столиком у Грибоедова «в год посещения Воландом Москвы» (© А. Щуплов). Малашкин был на на год моложе Кржижановского, на три года старше Булгакова, и его рассказ едва ли можно ставить под сомнение.

Некогда Нина Берберова гордилась, что хоть однажды, но присутствовала при разговоре Годунова-Чердынцева с Кончеевым (т.е. Набокова с Ходасевичем). Так вот и тут из мрака забвения проступают фигуры великих русских писателей, о которых Россия знать не хотела до конца 1980-х годов.

Этот отзыв можно бы приписать почти к любому рассказу Кржижановского тридцатых годов, но именно «Неукушенный локоть», великая метафора того, как человек достигает того, что ему совсем не нужно (Гарри Тертлдав), был тем рассказом, публикация которого давным-давно попалась мне в журнале «Тридцать дней», 1939, № 3. За всю жизнь у писателя было всего несколько полноценных публикаций прозы. Но эта все-таки случилась. Не просто в год по РХ 1939. Это случилось в особый год. По крылатым словам все того же Александра Щуплова, случилось это «В год посещенья герром Риббентропом Вослед за герром Воландом – Москвы».

Обращаю внимание ФЛ на серьезную неточность в описании книги.

Канонический вариант:

Михаил Раскатов. Цикл романов об Антоне Кречете.

«Антон Кречет», 1909

«Из потока», 1910

«На чужбине», 1911

«На аванпостах», 1912

«Последний перегон», 1913

«В водовороте», 1914

«Орленок», 1917

Таким образом, ТРЕТИЙ роман серии Раскатова ни в коей мере не является переизданием ПЕРВОГО романа.

Это не отзыв. это ЗАЯВКА.

Автора можно понять: двадцать лет лагерей почти любого сломают. Вот и Михаил Зуев, пройдя через тюрьмы, лагеря и ссылки 1937-1956 годов, в оставшееся ему время занимался тем, что не столько писал новые книги, сколько безжалостно увечил старые, созданные в 1926-1936 годах. Опубликованный в 1930 году во «Всемирном следопыте» и тогда же – отдельной книгой, роман сразу вывел писателя в лучший ряд фантастов тех лет. К сожалению, для нашей литературы именно уже 1929 год стал трагическим, был создан Главлит, и советская цензура почем зря разлютоваласть почти на шесть десятилетий. Роман Зуева проскользнул буквально с последним поездом. Переиздан роман был только после смерти писателя (1967) в 1970 году, в расширенном, но совершенно искаженном автором, а еще более вероятно – редактурой и цензурой виде. Тот же художник, что и в 1930 году, Николай Кочергин, проиллюстрировал книгу, однако и тут имела место немалая деградация по сравнению с чудесным первым вариантом.

Очень многое в романе пленяет – не так много случаев у нас, когда «затерянный мир» оказался убедителен. В частности, пользовавшийся читательским вниманием роман Александра Полещука «Эффект бешеного Солнца» в альманахе НФ, вне всякого сомнения, написана под прямым влиянием «Сказания». Уже в наши дни этот сюжет живет в традиции бесконечных «попаданцев» (и в книгах А. Бушкова), причем живет неуютно – то, что во времена Алексанлра Белеява пленяло – и что сделало бы честь даже самому Беляеву – у подражателей стало весьма неубедительно. Как сюжеты динозавровых «потерянных миров» ни в коем случае не поднимаются по сей день до уровня книг Конан Дойля и Обручева, так и здесь традиция оказалось плохо востребованной. Причем беда с этой традицией началась непосредственно в этой книге: ее вариант 1970 года смотрится как подражание версии 1929 года.

Но если вам повезет прочесть первый вариант, эта книга встанет у вас на одну полку с «Человеком Амфибией» Беляева, «Бегущей по волнам» Грина, «Гиперболоидом инженера Гарина» А. Н. Толстого. Так что и оценка относится к первому варианту.

Проще простого: это величайшая сказка ХХ века. И все прочие ей ни разу не конкуренты. Потому, что помимо 14 (с дополнениями) книг самого Баума, считая с ними вместе, за 1900-1998 годы создано в общей сложности 40 книг «КАНОНА СТРАНЫ ОЗ». А к ним — выходящие по сей день многие сотни продолжений и вариаций той же темы. Причем среди этих «продолжений» американцы с удовольствием размещают все книги А. Волкова — они, кстати, переведены и на английский, и на многие другие языки. А ведь к этой теме англофоны ревнивы... да и правильно, что ревнивы, Лучше этого сюжета нет ничего.

Секрет успеха прост. Баум, создавая свою страну, наделил тех, кто живет в ней, даром вечной юности — кажется, впервые за всю мировую литературу. В итоге и Страшила, и Железный Дровосек (плевать, что он вообще-то жестяной) и многие другие герои могут жить там вечно и не стареть, и вот уже второе столетие они вместе с Трусливым Львом и Голодным Тигром — и со Слоном Кобампо — живут и будут жить, радуя читателей в возрасте приблизительно от шести и до ста лет. Перехвалить этот великолепный миф нельзя. Если уж более чем взрослые писатели Стивен Кинг и Филип Хосе Фармер оскоромились написать по книге про Страну Оз — значит, мир убедился, что стал сам он лучше от того, что не особо-то тогда еще известный писатель френк Баум посмотрел на каталожный ящик с надписью « O-Z». И он увидел дорогу в волшебную страну, в Страну Оз. И была эта дорога — из желтого кирпича.

Да, читатели. Кажется, мы уже не в Канзасе.

Трудно понять, чем руководствовалось издательство, отправляя в печать книгу не только не редактированную, но даже корректором не читанную (просмотрите переносы). А переводчик вляпался столько раз, сколько мог: стихи Кэрролла в переводе Дины Орловской объявляет переводами сроду стихов не переводившей Нины Демуровой, «кузен Япет» ему кажется «библейским именем (Иафет?), тогда как речь идет о Япете-титане, сыне Урана – припомните, что это еще и название спутника Сатурна. Притом, что Лэтти говорит о том, что он ушел сражаться в «мышиных битвах»: Гейман пародирует участие мифологического Япета в «Титаномахии», отправляя его на «Батрахомиомахию» («Войну мышей и лягушек»). Упоминаемый «Рыжий Руфус» – не «кто-то», а король Англии Вильгельм II, можно и прочее о нем сообщаемое здесь бы расшифровать. Как и то, что «во времена Кромвеля» означает вовсе не Оливера Кромвеля, а Томаса Кромвеля (чей племянник Ричард был прадедом «протектора»), по прозвищу «молот монахов», попавшего на эшафот еще в 1540 году, «жирная тупая скотина» сидевшая в трактире – вообще, помнится, чуть ли не прозванная в народе «воровкой» шестипалая «плебейка» Анна Болейн (то ли говорящая ворона Анны, по другой версии)?... Надо посмотреть в романе К. Дж. Сэнсома («Горбун лорда Кромвеля»), а лучше – в источниках.

ЛГ книги рассказывает, «что сказала бы по этому случаю мама его мамы». И эта леди вдруг начинает говорить на идише. Вообще-то еврейская бабушка – нечто модное теперь, но для Геймана важное особо: у его матушки мама действительно из польских евреек, о чем в любой статье (кроме русских) пишется. Это еще одна полная привязка ЛГ и Геймана.

Хуже всего то, что чуть ли не главный сюжет романа, занимающий добрую его треть, это «чистильщики», а если говорить знакомыми словами – это лангольеры из одноименного романа Стивена Кинга (1990), на которого Гейман ненавязчиво указывает в послесловии. Переводчик этого не видит. Короче, перед нами такой постмодернистский паззл, что воспринимать его как «детскую книгу» (в стиле Брэдбери) невозможно. Гейман посмеялся над доверчивым читателем, но… и переводчик у него оказался той же породы.

Словом, не повезло Гейману. Оценка поставлена книге – прочтенной по догадкам, оригинала я не видел.

Это не роман, а повесть – написанная Михаилом Первухиным в его любимой манере изложения «от первого лица». На этот раз расказчиком выступает настоящий полярный «сардо», зверобой крайнего Севера Канады, обладающий талантом повестователя, но не умеющий писать – короче, человек вполне безграмотный, – что придает тексту обычное для автора очарование подлинности. Перед нами – очередная повесть о «затерянном мире», заполярном крае наподобие Атлантиды из «Маракотовой бездны», правда, написанная за двадцать лет до романа Конан Дойля. Это – полноценная, вполне «научная» фантастика от 1911 года, с высокотехнологичным народом, живущим где-то за Полярным кругом, притом говорящем на санскрите, с топающим по снегу мамонтом – и т. д., и т. д. Повесть печаталась с продолжениями в двух номерах «На суше и на море», но прислана была в Петербург из Италии, где уже несколько лет жил страдавший туберкулезом автор. Под чьим непосредственным влиянием создана повесть – можно только гадать. Но в русской литературе источник ее явно прослеживается: это повесть Н. С. Лескова «На краю света» (1875).

Лето 1917 года отмечено в русской литературе началом жанра «альтернативной истории». Живший к этому времени уже лет десять в Италии Михаил Первухин опубликовал в «Журнале приключений» роман – «Вторая жизнь Наполеона». Замечу: это именно роман, а не повесть, и по объему, и по структуре повествования. Русский язык автора несколько необычен для нашего слуха – «перевенчаться», «рейсировать», «ницардка» – но это язык русской колонии в Италии начала ХХ века, от которого в литературе осталось не так уж много.

В Википедии говорится, что «в повести «Вторая жизнь Наполеона» (1917) низложенный император бежит с острова Святой Елены и создаёт в Африке новую могущественную империю». Сразу ясно, что автор подобного «пересказа» самой книги не читал: чтобы не расписывать сюжет романа, скажу лишь, что Наполеон не столько «создает могущественную империю», сколько хочет ее создать (провинция Бенгела в Анголе – не то место, где можно создать что-то могущественное) – а уж насколько это ему удается – судите сами по тексту. Первухин, первопроходчик жанра, был в своих исторических допущениях еще достаточно робок, и по нынешним временам мы отнесли бы сюжетную линию книги скорее к жанру криптоистории… если бы не последовавший за ней роман «Пугачев-победитель» (1924), уже вполне альтернативно-исторический. Так или иначе, первенство все равно за Первухиным. Прежде всего потому, что перед нами – образец прекрасной русской прозы, лишь в XXI веке возращаемой читателю.

Меньше всего я ожидал, что книга окажется такой хорошей. Если для нас Иктанэр всего лишь прообраз Ихтиандра, то опасаюсь, что для мировой литературы мнение наше вовсе никакого значения не имеет: это при том, что к Александру Беляеву и на западе мнение уважительное и в справочниках он, как и Михаил Первухин, всегда присутствует. Пожалуй, лишь «жабры молодой акулы» да любовь к жизни в подводной пещере, как и весьма полное неведение о сухопутном мире, достались от прообраза беляевскому герою, в остальном это разные книги.

Делаиру повезло: он хорошо переведен на русский язык. Знание французского до 1913 года, а то и позже, было в России более глубоким, чем знание любого другого языка. Джойс, узнав, что его книги переведены на французский, радовался: «теперь меня смогут прочесть в России». Он ошибался на две трети века: «Улисса» прочли лишь тогда, когда его очень крепко перевели на русский Хинкис и Хоружий. Французский же язык отошел в России чуть ли не на маргинальное положение. Поэтому наличие хорошего дореволюционного перевода решит многие проблемы, как только книга будет переиздана.

А ведь «Ихтиандр» – одна из самых красивых легенд советского времени (спасибо еще и фильму, который непременно смотрю раз в год). Не зря Василий Щепетнев грозится написать «антиисторию» с другой точки зрения – «Отчет Зуриты». Впрочем, раскрывать чужие творческие планы не стоит.

«Иктанэр» напоминает скорее гибрид Капитана Немо с каким-то из удачных экспериментов доктора Моро. Как такое возможно, объяснить не берусь, но и третий герой проступает за этим образом – жюльверновский Робур-завоеватель, только в этой роли выступает не сам Иктанэр, а… читайте, господа, роман, как только его переиздадут, не люблю спойлеры. Так или иначе, НЕ ВСЕ ГЕРОИ РОМАНА – ЛЮДИ. Угроза «за неисполнение приказа разрушить германскую империю в шесть месяцев», исходящая от «подателя сего», следом – аналогичные ультиматумы королям Дании, Голландии и Бельгии, затем Англии (уж заодно и Индии), Японии (надо глянуть в оригинал: не убрала ли цензура заодно и Россию?) – а затем всему миру – это ли не планы «Властелина мира»?..

Короче говоря, Игорь Халымбаджа пересказал роман в трех строчках: «именно Ж. Делэр первым отправил человека в просторы океана, снабдив его хирургическим путем акульими жабрами (роман «Иктанэр и Моизэта», русский перевод 1911 года). Люди, воспитавшие Иктанэра, жаждали власти и денег, и стремились использовать для этих целей созданного ими человека-амфибию».

А прочее надо читать, пересказывать нельзя. Подобная закрученность сюжета даже лучшим мастерам дается очень редко.

Как пишет об Альтове zohcain77 , это не менее чем «мерзкий самовлюблённый хам», требует «остановить зарвавшегося Альтова», мало ему сказать один раз, он и во второй пишет, что это «зарвавшийся хам», а мне сообщает – «Вы тогда, господин Витковский, сделали не свою оценку, я надеюсь Вы хоть сейчас поймете, что сделали Вы подлость» – и это не слова моего доброго друга Кира Булычева, с которым мы так и не дописали уже сочиненную повесть «Корнет Савин в Шанхае», это ВАШИ слова. Полагаю, что Вы вообще не ведаете что творите, когда лепите всю эту чернуху. Увы, из всего «клуба любителей научной фантастики при московском ДДК» остался один я, но… я-то остался. Ни до какого инсульта мы Немцова не доводили (Казанцева тоже): ходили мы к А. Стругацкому, выясняли, отчего у Днепрова бананы на пальмах растут, смеялись (он редактором был и пропустил эту ошибку), действительно, составляли таблицы вымышленных животных в фантастике, «Пионер» отрывки печатал – становилось видно, кто у кого дубинку украл. Самого Альтова ловили на цитировании Киплинга «по памяти». Кстати, без нашего коллективного отзыва «Капитаны» Альтова и не вышли бы (правда, отзыв был составлен ребятами постарше меня).

К Парнову-Емцеву мы относились хорошо (не к Колпакову и не к Полещуку, впрочем), но именно эта книга нам казалась неудачной. А что в 1963 году всё это было – Вам-то это лишь по документам известно, Вы именно в этом году осчастливили мир своим рождением.

Не стояло Вас там, zohcain77, и не зря у Вас вместо фамилии — интернетный ник, а у меня — моя собственная фамилия.

Тот крохотный глоток свободы, который позволил нам вдохнуть «КЛФ при ДДК» и мало заметный в Москве бакинский фантаст Г. С. Альтов, Вам не достался. И не прячьтесь за слова Кира Булычева. Свобода предполагает, что человек вправе иметь свое мнение, а никак не Ваше. Посмотрите на оценки «Падения». Даже при традиционно высоком количестве оценок для пишущих по-русски авторов, здесь их 20 пока, средняя оценка и на семерку не тянет.

Сколько ни кричать «халва»… Дальше знаете.

Видимо, драматург Эрик Ингобор написал эту пьесу раньше, чем роман «Этландия», – главное произведение, сохранившее имя автора для потомков. Между тем при поверхностном чтении (постановок пока нет, но явно будут), пьеса кажется просто инсценировкой романа, с полностью по правилам Дюрренматта измененным финалом: иной жанр, значит, и концовка иная. В одном случае робот «Энрик-9» ржавеет и рассыпается, в другом – объявляет себя императором Этландии. Имена же и характеры, а особенно диалоги персонажей в изрядной части текста совпадают. О чем пьеса? Как всегда у Ингобора – прежде всего о голоде и безработице. Советским читателям предлагалось верить, что речь идет о Западе. В тридцать третьем, тридцать четвертом году советский читатель был ничуть не более сыт, чем западный. А то и менее. В целом пьеса и похожа на «Белую болезнь» Чапека, и не уступает ей. Да вот незадача: пьеса Чапека написана в 1937 году, а «Назад в пещеры» – в 1933, если не ранее. Антураж у Ингобора выстроен под Скандинавию: так же на сцене и при постановке «Белой болезни» из «барона Крюга» сделали, помнится, «Олафа Крога». Скандинавия со времен Карла XII ничего страшного для Европы не символизировала, что в Чехии, что в СССР.

Именно название отличает, кстати, пьесу и от романа «Этландии»: принципиально иная развязка произведения дает возможность автору устроить на сцене такую фантасмагорию, что ее в нашей драматургии сравнивать не с чем, это не Булгаков и не Кржижановский, это уже практически Ионеско. Я завидую тем, кто пьесу еще не читал. И очень прошу при ее чтении представить себя в зале театра: зрительный ряд очень многое добавит, когда пьеса пойдет на сцене. Пойдет, не сомневаюсь.

Герой рассказа, Торнтон, конечно, ни разу не «писатель-неудачник»: он пишет книгу по геологии, а что писать ему неохота, так это нормально. И кульминация рассказа вовсе не диалог Торнтона с пришельцем из будущего, а тот миг, когда он страшно избивает этого пришельца (не ровен час, даже убивает, но это ему даже не интересно). И финал у рассказа вовсе не открытый: никому не приходит в голову написать, что «Петер Шлемиль» Шамиссо имеет «открытый финал»: а ведь кончаются и этот рассказ, и «Шлемиль» одинаково: герой уматывает в бесконечное путешествие. Не буду перечислять остальное, чего тут читатели определенно не видят, но по мне – так о пришельцах из будущего куда больше говорит, что напарница путешественника – алкоголичка, и в огромном их доме на все про все один стакан для выпивки, второго нет.

Здесь, конечно, скрыт набросок романа, который Саймак не захотел писать. Понятно, что вышла бы классическая «ходилка», но их у Саймака и так навалом. Мастер предпочел оставить нам набросок, а мы вольны додумывать что хотим. Тут ведь и Вийон-бандит и вор, и пунктиром намеченная линия оголодавших медведей, один из которых и задрал Стефана, «героя без реплик» (но есть не стал, видимо, пришельцы невкусные), и одинокая планета у сверхновой звезды, и тикающий клад, и т.д., и т.д. Почти у любого писателя получилась бы жуткая безвкусица. Но не у Саймака, у великого лирика, Мастера Пробежавшей Белки. Будете читать любую его книгу – посчитайте, сколько в ней белок. Хоть одна да будет. Эти белки – самые реалистичные его герои. Мастер ушел, а они все так и бегают в Висконсине и в Миннесоте.

Даже не знаю, заметил ли кто, как филигранно издевается в этом романе Кинг над читателем. Сколько раз повторяет главный герой романа, учитель английской литературы из 2011 года выражение «эффект бабочки», я считать устал. Между тем ближе к концу романа оказывается, что герой понятия не имеет – откуда взялось это выражение: о том, что это – из рассказа Брэдбери, ему сообщает возлюбленная из 1960 (примерно) года. (Сам ЛГ, понятно, думает не о Бредбери, а об одноименном фильме 2004 года, но этого в тексте нет) Еще незаметней для читателя анахронизм: под романом стоит дата окончания – 2010 год, между тем действие эпилога («Горожанин столетия») разворачивается в 2012 году, иначе говоря – откровенно В БУДУЩЕМ. Можно бы и еще привести десяток таких насмешек над невнимательностью читателя. Да и я, наверное, не все заметил. К тому же в тексте масса имитирований акцента разных штатов, а мне не отличить один от другого, мне дай-то Бог текст понять. Из-за этого, кстати, больше полезен безграмотный самодельный перевод, болтающийся в сети, чем крепкая работа Виктора Вебера для «АСТ», где многое адаптировано; продираясь через оригинал, я чаще смотрел в сноски к «самодельному», чем в том «АСТ», в котором, честно говоря, Кинг много потерял из своеобразия. В самодельном, к слову, тоже сносок недостаточно.

Без привычки смотреть американские сериалы, вроде «Потерянной комнаты», – квеста типа «поиск предметов», где часть действия ориентирована в тот же 1960 год, – без такой привычки читатель половину воздуха этой книги вообще вдохнуть не сумеет. И дело не только в максимально точных описаниях сигарет, которые курят герои, и еды, которая «тогда была вкуснее», дело в организации текста почти по музыкальным принципам и по принципу сюжетной рифмы – две возлюбленных-алкоголички, два более-менее предотвращенных убийства, два шрама на женских лицах и т.д. Элемент хронооперы «с перезагрузкой», по сути дела стирающей предыдущее посещение прошлого, тоже несет на себе знак ©, Стивен Кинг, – но это как раз – достоинство романа.

Наконец, сам сюжет – убийство Кеннеди – разумеется, организован под читательский спрос, но не надо забывать, что Кинг все же самый богатый писатель за всю историю литературы и давно может позволить себе писать о чем хочет. В послесловии он подробно рассказывает – чего ради написал этот роман. Ему самому было шестнадцать лет, когда разразился Карибский кризис, и семнадцать – когда был убит Кеннеди. Убит человеком, женатым на русской женщине из Минска, не говорившей по-английски. В силу этого Кинг, пожалуй, еще тогда пообещал себе как-то отразить пережитое. Он и отразил – в книге, чуть не втрое превосходящей по объему его обычные романы. Перед нами книга, которую Кинг писал прежде всего для себя.

Обычно именно такие книги дольше всего живут в читательской памяти. Полагаю, что даже тем, кто Кинга привык не читать, лучше всего посоветовать именно эту книгу. Авось останется в душе кое-какой благодарный след.

Если бы не «Этландия», имя Эрика Ингобора могло бы оказаться забытым. Трудно понять, как эта фантасмагория, этот очень несоветский роман вышел в свет в СССР: разве что случайно, по принципу так и не состоявшихся «Рассказов о Западе» С. Д. Крижановского (ведь ушла такая книга в типографию весной 1941 года… но, понятное дело, не успела к июню). Мол, «там» все гниет, а гниение предполагает разводы и узоры. Как пишет в самом начале романа автор, «Любой одуванчик глупости, посаженный в этландскую землю, произрастает в баобаб идиотизма». Но не больше года терпели Ингобора в литературе: журнал «Октябрь» быстро назначил его вредным эпигоном, – и конец как одуванчикам, так и баобабам. Всё поняли цензоры – отнюдь не про Запад был написан роман. Темная антиутопия, злая сатира, драматическая организация диалогов, истинное мастерство.

Кржижановский вспомнился не случайно: этот писатель, видимо – ближайший литературный родственник человека с более чем гриновским псевдонимом «Эрик Ингобор». Как и Кржижановский, и еще несколько писателей, которым судьба не велела выходить из забвения раньше конца тысячелетия, Соколовский-Ингобор даже благодаря нынешнему тому избранных произведений – уже классик своего жанра: его Этландия заставляет вспомнить «Приглашение на казнь» Набокова или «Фанданго» Грина. Одна сцена с «Мостом самоубийц», с его «ростом производительности» чего стоит!

Зрелый фантаст, работавший в жанре антиутопии, не уступавший дарованием Карелу Чапеку, наследник Герберта Уэллса, придумавший непонятно где на севере Европы расположенную злостно капиталистическую страну Этландию, где и происходит действие почти всех его художественных произведений, все-таки пришел и к читателю XXI века.

… Еще один «Русский Борхес». Ну, а там, где есть Борхес, там есть и библиотека. Издательство «Престиж Бук» изданием «Этландии» открыло серию «Библиотека Эрика Ингобора». Несколько книг уже в производстве.

Оценка тут адресована и самой поэме, которую Уайльд написал на заданную тему — и выиграл стипендию на обучение (Ньюдигейтская премия), и переводу Ольги Кольцовой, напечатанному в издании 2000 года (а также в издании 2013 г., Амфора, и печатаемому в издании ЭКСМО в начале 2014 года — книги давно в производстве). Перевод покойного Андрея Патрикеева (в изд. 2008), увы, не выдерживает критики — он сделан во время предсмертной болезни переводчика. Интересно и то, что начал Уайльд писать поэму в марте 1877 года собственно в Равенне, а закончил через год в Оксфорде: при том, что — по условиям конкурса — она не должна была превышать 300 строк. Из Италии Уайльд писал о работе над поэмой своей несостоявшейся невесте — Флоренс Болкомб, которая ответила ему отказом... а через несколько лет вышла замуж за другого ирландца — писателя Брэма Стокера. В 1912 году бывшая Флоренс Болкомб стала вдовой Стокера и обладательницей его авторских прав — ее история с травлей Фр. В. Вильгельма Мурнау и его киноленты «Носферату» хорошо известна.

«Равенна» — произведение для Уайльда юношеское, но не «ювенильное»: это уже работа зрелого мастера. С нее и начинается тот самый Уайльд. про которого В. М. Дорошевич шутил: «Кто же про Оскара Уайльда нынче не слыхал? Покойник – первый человек!»

Это, боюсь, почти автобиография. Дж. К. Оутс («Эдди, Эдгар» по рассказу) в 1956 году, когда ей было 18, тоже встретилась со своим «Эдвардом» – именно тогда родилась ее сестра Линн Эбби, страдавшая тяжелым аутизмом. Представьте персонажей в жизни близнецами и мужчинами – вот и все содержание рассказа. Характерно и то, что «хилый брат» в рассказе – младший из близнецов. Большего не расскажу, читайте рассказ – очень поздно написанный, кстати. «Близнечный миф» (тот самый, который забыл упомянуть в числе главных сюжетов мировой литературы Х. Л. Борхес) развернут в рассказе так, что человеку, который пишет сам, впору помереть от зависти.

Даже традиционная американская истина-тошниловка о том, что «самое главное, что есть у человека – это его семья», в этом рассказе не раздражает: никакой семьи у братьев нет, кроме той сцены, которую читатель находит на последней странице (похоже, действие ее по сравнению с нашим разворачивается в будущем). Оутс здесь – мастер новеллы, мастер уровня Эдгара По, и больше сказать нечего.

Если у многих читателей (наверняка у очень многих) рассказ вызовет депрессию – ну, такова жизнь. И сюжета в рассказе нет почти – так и в жизни сюжета нет (совсем никакого). «Колодец и маятник» – тоже депрессивный рассказ (с не совсем убедительным финалом, если честно).

… Отчего-то вспомнились мне кое-какие, самые горькие, рассказы Брэдбери.

Отчего? Оттого, что ни на один вопрос ответа этот рассказ не даст.

За что и спасибо Нилу Гейману и Элу Саррантонио, включившим этот маленький шедевр в свою новую антологию.

Информация от автора: эссе безнадежно устарело. В полном варианте оно по сей день не издано, но сокращенный вариант под названием «Великий Робби» (на с. 5-78) служит предисловием к книге Роберта Бернса «Стихотворения и поэмы», М., ЭКСМО, 2012. Так что никакой оценки своему творению в здешнем варианте ставить не имею права, да и другим лучше этот черновик не принимать во внимание.

Ради Бернса пришлось выучить два дополнительных языка («скотс» и «шотландский гэльский»). Выучил. Без этого любые занятия Бернсом — увы, обречены на провал. Хотя читать самого Бернса в оригинале и что-то понимать — дело безнадежное, у Бернса свой собственный языкк, его и приходится учить. Английский тут мало помогает.

Хотя самого Бернса я почти не переводил — без меня народ прекрасно справился, см. упомянутую книгу, а ведь это только часть большого целого.

На всякий случай предупреждаю: тот, кто желает познакомиться с Бернсом «в оригинале», зная английский язык, ничего в этом оригинале не поймет: Бернс писал по преимуществу на «скотс», а это другой язык, который надо учить отдельно. Он дальше от английского, чем русский от болгарского.

P.S. Мне, однако, есть чем гордится: моя работа о Бернсе в ее ранней версии (1999, в сети с 2002) в 2012 году в Казахстане была как собственная опубликована г-жой Жусанбаевой — и защищена ею как диссертация на звание кандидата филологических наук.

Ну, что касается отзывов на мою работу, которые пишет фантлабовец под самокритичным ником glupec, то они по Булгакову: «Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут». Что подела, glupcu действительно непонятно, на то он и glupec.

Оценка... а чему оценка? Хороший человек Владимир Мамонов, но зачем переводить ОБРАТНО с украинского то, что написано по-русски?

Пребываю в недоумении.

Оригинал книги издан тридцать лет назад и есть в РГБ:

Эдуард Исаакович Ростовцев (р. 1927)

Последняя роль М. Б. и. 1983: Повесть; [Худож. Н. С. Михайлов] Только в РГБ, в продаже не нашел

80 с. ил. 19 см М. Б. и. 1983

Вещь небольшая: словом, как всегда у Трудрезервиздата 30 экз... только зачем бы?

Ничего удивительного, что в весьма полном московском архиве Кржижановского (РГАЛИ) этой повести нет. Хотя название ее было известно (по весьма недостоверным воспоминаниям Н. Молевой и по воспоминаниям вдовы писателя, А. Бовшек). Искали в Москве, в Одессе (куда уехала умирать вдова Кржижановского, Анна Бовшек). Нашелся же текст... в Киеве, куда, согласно документам, (автограф) его сдала А. Бовшек в 1972 году. ЧЕРЕЗ ГОД ПОСЛЕ СОБСТВЕННОЙ СМЕРТИ. ... У другого писателя подобное могло бы показаться накладкой, ошибкой. У Кржижановского — нет: я свято верю, что вот так и было. Потому как интерес к писателю уже вспыхнул в России и за ее рубежами как степной пожар. И спохватилась Анна Гавриловна! Вернулась в 1972 год... и сдала туда, куда приняли и где могли найти живые.

Повесть немедленно была опубликована в № 1 журнала «Октябрь» за 2006 год. Тут все и стало ясно: рассказ мог довести писателя (хоть и не печатавшегося) до сумы, тюрьмы, Колымы... Впрочем, сума его не пугала: он с ней и так всю жизнь прожил.

«Красный снег» датирован 1929 годом: годом страшным, годом возникновения Главлита и моментом полного озверения цензуры. Думается, даже в самом дальнем будущем не предвидел автор публикации этой вещи: потому она и не копировалась для московского архива. Писатель, пишущий «в стол», все же надеется, что когда-нибудь то, что он пишет, будет опубликовано. Но есть и у него своя отчаянная «синяя папка» (с): кое-что он пишет лишь потому, что иначе не может. От такой вещи может остаться лишь автограф. Он и остался. Он нам и достался.

В рассказе-повести играет важную роль некое горящее окно. За этим окном — эпоха. Господи, дай нам никогда не заглядывать в это окно: ХВАТИТ! А ужас, который приходит от того, что в этом окне (не рассказываю, в каком — читайте сами) никакого света быть не должно, достаточен сам по себе. От такого горящего окна можно лишь отвернуться и бежать в ночь. Но никому не забыть, что свет этого окна не погашен и смотрит бегущему в спину.

Нет ничего страшней этого окна.

Ну, а то, что рассказ — шедевр, так это для Кржижановского скорее норма.

Я прочел эту книгу в рукописи — в РГАЛИ, не скрываю, там в папке моя подпись есть — в 1977 году. И заболел этой повестью, как другие, бывает — «Мастером и Маргаритой», «Бледным огнем», «Осенью патриарха», «Войной конца света», «Гимном Лейбовичу» и т.д. Даже теперь, когда практически весь Кржижановский уже трижды прочитан, для меня эта вещь остается главной, а ее последние строки (про «одно и то же») снятся мне перед пробуждением почти каждую ночь. «Воспоминание о будущем» — одновременно «Шинель» и «Когда спящий проснется». Ниже оценить не могу.

Больше года я высчитывал — какого же года достигает в своем путешествии Макс Штерер. У меня получилось — «1959». А если так, то встающий перед ним в тумане лес почти утративших кумачовость, почти серых знамен — это то самое, что случилось в нашей действительности, притом всего лет через десять после смерти автора повести. «Пророк» — профессия, в древности не считавшаяся почетной. Но, видимо, Кржижановский об этом не думал. Печататься ему хотелось, но приспосабливать свое творчество к требованиям цензуры он не мог вообще. В итоге — не печатался. В итоге — уцелел и вполне реализовался. В итоге — ровно через пятьдесят лет — после окончательной остановки Штерера и возврата в 1929 год — ИМЕННО В 1989 году вышла в Москве первая книга рассказов и повестей Кржижановского — «Воспоминание о будущем» («Московский рабочий»).

Сколько русской литературы (что в СССР, что в эмиграции) нынче даже библиографы вспоминают с трудом. А вот «литература из ящиков письменного стола» (простите за германизм, но по-русски «одного» слова для этого явления пока нет) оказалась тем самым, что спасет нашу репутацию в XXI веке: если нынче у нас и не всегда есть что-то новое-интересное на прилавке, то вот уже четверть века как непрерывно отдают свое заветное наследство архивы. Ладно, попытаемся издать накопленное, а потом — как сказала протопопу Аввакуму бессмертная его супруга Марковна — «Добро, Петрович, ино ишшо побредем».

«Воспоминание о будущем» — книга на всю жизнь. Таких книг на свете очень мало.

Ничего не поделаешь. Судьба. Кисмет.

Г. Ланин (он же Георгий Пермяков) — фигура фантастическая. Разведчик (определенно двойной, если не тройной агент) со свободным знанием китайского и японского), почти со дня рождения живший в Дайрене, с 1927 -в Харбине, выучивший оба необходимых в Маньчжу-Ди-Го языка (плюс родной русский и как минимум английский), сразу после «освобождения» русского Харбина от имени всех сразу, кроме коммунистов, человек, приставленный переводчиком к пленному императору Пу И... этот человек был куда интересней, чем его книги, — кстати, потому и мемуары его, подписанные уже собственной фамилией, изданные пока лишь частично и только во Владивостоке, куда ценней, чем его же плоская и совершенно советская «шпионо-фантастика». В силу этого писать о Ланине-Пермякове, даже трех четвертей не договаривая, всегда интересней, чем писать о его книгах. Книги он писал не столько «как умел», а «как разрешали» — слишком много приходилось давать подписок о неразглашении. А писал прозу Пермяков все-таки с 1952 года до самой смерти.

Сейчас в Москве понемногу готовится к печати его пятитомник, и кое-что мне приходится консультировать (русская эмиграция на ДВ — вот уже 45 лет «мое дело»). Статья в «Красной маске» — не всё, что можно сказать о книге (и подавно не все — об авторе). Но эта книга переписана Пермяковым набело уже после крушения цензуры. Потому она лучше других — и потому заслуживает внимания даже тех читателей, которым подобный жанр кажется смешным и анахроничным.

Не унижаясь до спойлера, можно открыть «страшную тайну», что никакого отношения к Шекспиру эта книга не имеет (как и Капитан Шекспир в киноварианте «Звездной Пыли» Нила Геймана, — в прозаическом варианте Гейман дал капитану другое имя). «Шекспир» — дежурное блюдо англоязычной литературы; до 90% цитат в последние 400 лет так или иначе относятся у аглофонов либо к Шекспиру, либо к Библии Короля Иакова. Это — «маячок», блесна для рыбки-читателя: читай, не читай, а интерес, милок, прояви. Что срабатывает безотказно. Жаль, что Саймак совершенно не попадает на экраны (наша несчастная телепостановка по «Заповеднику гоблинов» 1990-х в этом самом случае тот самый рак, который рыба на безрыбье).

Цели своей Саймак достигает: хоть Шекспир и ни при чем, а читать эту книгу уважающий себя даже-не-фанат все равно будет. Тем более, что здесь перед нами отнюдь не «ходилка» (их Саймак писал с блеском, больно уж много их у него). Здесь нечто совсем свое. Придумался бы этот сюжет раньше — был бы шедевр не хуже «Сити» или <...> [нужное название вписать, боюсь, большинство впишет «Заповедник гоблинов»]. Потому как тянет книга на три-четыре полноценных продолжения, — только, увы, времени на них писателю уже не было отпущено. Планета Шекспира... без всякого Шекспира»: это ли не апофеоз того, чем был — и чем хотел стать, потому и стал — Клиффорд Саймак?

Певец Висконсина, хоть и славянин по происхождению, почти всегда на тридцатой (а то и на третьей) странице любой книги не забывал написать: «По траве пробежала белка». Кажется, в «Планете Шескпира» белки нет (то ли автор забыл, то ли я не заметил). Ну, зато «Полное собрание сочинений Шекспира», на полях которого кое-что написано, в книге есть.

Как хороший повар, Саймак «любое блюдо» готовить не берется. Однако любимый Висконсин на любой планете читателю гарантирован.

Книга может и не прийтись по душе. Но кто решил ее не читать — тому я руку подавать не хочу.

Рассказ поразительный: он один в один производит впечатление ответа на ставший нынче знаменитым рассказ Валерия Брюсова «Торжество науки», — причем ответ это недобрый, почти издевательский. к тому же стилистически в данном случае, пожалуй, Гершельман лучше Брюсова. Только тут сходство и кончается и начинается чехарда дат: рассказ Брюсова был написан в 1918 году... и валялся в архиве, едва ли читанный хотя бы десятком специалистов. А напечатан был только в 1963 году — ни Брюсова, ни Гершельмана давно на свете не было. А ведь рассказ Гершельмана хоть и в глухой лимитрофной провинции (эстонцев прошу не не обижаться, речь идет о русской культуре), но опубликован был в 1934 году. Шансов, что Гершельман был с этим произведением Брюсова знаком, полагаю, нет вовсе.

Видимо, рассказ был написан в начале 1930-х. Как раз тогда, когда в Москве вовсю расцвело совершенно никому не известное творчество новеллиста С. Д. Кржижановского: не более шанса на миллион, что Гершельман хотя бы знал о его существовании. А ведь именно с его творческой манерой тут Гершельман соприкасается вплотную. Можно, конечно, все списать на влияние Н. Ф. Федорова и Герберта Уэллса... но не надо нарушать правило Оккама. А также вспомним изумительную формулу С. Д. Кржижановского из документальной повести «Салыр-Гюль»: «...прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками а и б; арабеск самая длинная из всех возможных линий, какими можно соединить а и б.». Рассказ Гершельмана, особенно при втором чтении — арабеск. Даже имя жены героя («Арсик») не сразу расшифровывается: много ли у вас знакомых женщин с именем «Арсения»? И так почти до бесконечности. Будете читать рассказ — обратите внимание: ЗА ЧТО ИМЕННО отчитывает врач героя после неудавшейся попытки самоубийства.

Есть в мировой литературе много всякого на ту же тему, но нам это очередной упрек: все-таки антологию фантастики русской эмиграции никто и никогда так и не подумает, видимо издать. Гершельман все же не один: этот рассказ прекрасно лег бы под одну обложку с «Кольцом Цезаря» Арсения Несмелова, с «Чего не следует делать с зеркалом» Б. Нарциссова (а ведь этот писатель жил в Эстонии в те же годы, и почти наверняка читал Гершельшмана), с «После» Ирины Сабуровой, не говоря о фантастике Набокова, Газданова и т.д.

Наконец: сопоставьте этот рассказ с весьма знаменитым стихотворением самого Гершельмана «Удалось однажды родиться...» (есть во многих антологиях и вообще стало классикой). Если присмотритесь — тема-то одна и та же («федоровская») Не получилась жизнь? Ну —

»...значит, это лишь так, для пробы. Значит, будет еще одна».

«10» ставить не рискую — русская литература не единственная в мире и не знаю, лучшая ли. Ставлю столько, сколько совесть велит.

Если бы Эдгар написал такой рассказ, он был бы классикой жанра. Миниатюры на французском как-то лучше выходят; возможно, билингвальный Жан Рэй/Ян Фландерс умел выбирать язык — «на каком что писать». Прикиньте, что Вы не можете вспомните чьей-то фамилии. И немедленно скажете... «Ну, скажем, Смит». Тема исчерпана.

По-русски, полагаю, вышло бы... «...Ну, скажем, Смирнов». Это не просто рассказ, это — психологический тест, притом немалой сложности.

И перевод Найденкова очень хорош.

И не вина тех, кто на подобные шедевры лепит единицы-двойки. Право на альтернативное мнение не отнять.

«Дориан Грей» тут куда меньше задействован, чем кажется. Рассказ именно о выборе, который в итоге сделан. Сделан так отчаянно однозначно, что весь сюжет выворачивается наизнанку: рассказ-то, оказывается, не о о свадьбе, тем более не о подарках — но только о любви. Сколь многим можно во имя нее пожертвовать. И ведь еще не факт, что принесенная жертва... поможет.

Я заметно старше автора, так что предложить мне Гейману нечего. Но был бы я заметно моложе — подумал бы: стоит ли предложить мои (теоретические) «запасные» годы лишь за то, чтобы иметь возможность прочесть собрание сочинений «Весь Нил Гейман». Рассказ-то, господа, прежде всего о любви. А в литературе она бывает такой же сильной, как «в браке».

Хвалить эту поэму-цикл — то же самое, что хвалить, к примеру, осетрину. Правда, перевод Мичковского к оригиналу даже слишком приближается, он «просветлен»: я предпочитаю не описанный здесь перевод Николая Шошунова (см. антологию «Век перевода 2006» (т.е. второй выпуск из имеющихся на сегодня трех), Москва, «Водолей Publishers», 2006. с. 473-491. В сети (и не в сети, есть и отдельная книга) полно переводов Николая Шошунова из поэзии Лавкрафта, о самом переводчике см. авторскую страницу на сайте «Век перевода». Контакт у Фантлаба с этим сайтом давно есть — почему игнорируются эти публикации? Лавкрафт Шошунова был и в первом выпуске антологии (2005).

Так что «на бумаге оценить» поэму можно давным-давно. А при сравнении версий — наверное, можно сделать и еще лучше.

Но это уж, простите, горе любого перфекциониста, а я, увы, этим заражен. Выход один — печатать все новые и новые переводы (сеть позволяет), а читатель пусть выбирает сам.

Перевод — «ЖЕНА»? Это уж, коллеги, дело вкуса. Он может быть красивым и верным, а читатель (муж), страдая от ревности, начинает подозревать перевод в неверности.

Однако: если перевод плох, то и предмета для для разговора нет.

Очаровательная пародия на Конан Дойля, — возникшая, похоже, в процессе переработки и подделки халтурного американского вовсе-не-Конан-Дойлева «Шерлока Холмса» (по заказу, само собой). При этом, хотя местом действия является крошечный английский городок Ингершам (лишь чуть-чуть — Лондон), сразу видно, что автор фламандец: сколько раз на ста страницах задаются совершенно рубенсовские пиры, сколько раз упомянуто, что на стенах висят голландские и фламандские картины — и т.д. Трудно сказать, что роман на сто процентов про «жизнь после жизни»: все привидения, кроме одного, в итоге оказываются липовыми. Совершенно блистателен кусок с «не такой бумагой и не таким пером». Несмотря на недоставаемость книги (20 лет назад вышла... в Обнинске) на книгу стоит потратиться и время потратить. И при чтении все время помнить: роман написан и издан в 1943 году, во время немецкой оккупации, так что автору пришлось проводить и некоторую самоцензуру.

Помимо родства с Конан Дойлем, тут есть и большое влияние плохо известного у нас Мориса Ренара. Сожалею, что не смог найти и посмотреть экранизацию романа 1964 года — с Бурвилем, никак не меньше. И вообще о том, что издан у нас этот автор мало — и поди найди эти три книги.

Оценка поставлена с поправкой на неважный перевод, это оценка замыслу и исполнению. В сороковые годы Европа книг такого уровня создала единицы, и не зря у них есть фанаты по сей день.

А сюжет не перескажу. Он отнюдь не линейный, это все-таки квест, и читатель сам решает — чему верить, чему нет.

PS НАКОНЕЦ-ТО НА ЮТУБЕ И ФИЛЬМ С БУРВИЛЕМ ЕСТЬ. БЕЗ ПЕРЕВОДА — НО... НЕ ЗА ГОРАМИ.

А пока, поверьте на слово — фильм тоже первоклассный.

Как почти у всех российских читателей, на восприятие от самого романа неизбежно налагается память о впечатлении от фильма Кюмеля (и Орсона Уэллса) «Мальпертюи» (1971): фильм вызывал сильные эмоции у зрителя, но — не те, которые вызывает созданный в самый глухой военный год — 1943 — роман Жана Рэя; тут не случилось «античудо», каковым была обработка «Войны миров» в 1938 году, за документальное повествование этот фильм никто не принял, — хотя, конечно, фильм выгодно отличался от дурных попыток в ХХ веке экранизировать очень родственного Жану Рэю Лавкрафта. Книга очень хороша чисто стилистически, что, правда, из двух переводов видно у А. Григорьева и почти пропало у Хорева. [Замечу: чтение имен по фламандским правилам проведено более правильно как раз у Хорева — видимо, имела место некоторая редактура со стороны Головина, — но дела это не меняет]. Здесь, конечно, сказалась правильно заданная переводчиком ориентация стиля скорее на Эдгара По, чем на Лавкрафта: как ни крути, но первичен среди всех писателей этого стиля именно Эдгар (и отчасти, во французском языке, на котором написан «Мальпертюи», живший еще ранее Жак Казот).

Жан Рэй (он же Фландерс и т.д.) написал тысячи новелл, и лишь два романа, при этом оба — именно тогда, когда практически не мог печататься, в 1943 году. «Город Великого Страха» сейчас читается более живо именно потому, что более оригинален, а «Мальпертюи» неизбежно кажется парафразой Лавкрафта, с творчеством которого на момент написания Рэй то ли был знаком, то ли нет. Однако именно «Мальпертюи» сделал Жана Рэя одним из классиков европейской фантастики первой половины ХХ века — таких, как Ганс-Гейнс Эверс, Густав Майринк, Лео Перуц, Морис Ренар — да и Борхес (даром что аргентинец), знакомство с творчеством которых ценителю старой фантастики (а не одних лишь англо-японских стрелялок и ходилок) необходимо. Вреда не будет, а кругозор точно расширит.

Разумеется, роман надо читать, не отвлекаясь — весь смысл чтения пропадет, если совмещать эту книгу еще с какой-то: мысль в книге ВСЕГО ОДНА, — лишь вспомнив о годе создания книги можно окончательно понять — о чем написана эта довольна мрачная и очень целостная притча.

Ну, и фильм Кюмеля тоже стоит посмотреть — как «бонус» к роману. В нем много передано из того, что при чтении наших переводов только додумывать остается, — а фон старых кварталов то ли Брюгге, то ли Антверпена, к роману кое-что добавляет.

Прочел еще в 1964 году, когда английского толком не знал — да и не достать было оригинал на Западной Украине, где я школу закпнчивал. И помню, как меня, четырнадцатилетнего, это рассказ оглушил. Конечно, полная неожиданность финала могла предполагаться, но не моими тогдашними мозгами: от О.Генри я ее точно ждал бы, от Саймака... ну, воспитательную роль для мозгов в те годы рассказ сыграл максимальную. В любом случае — если кто-то учится писать прозу, особенно новеллистику, то чем раньше он этот рассказ прочтет, тем больше пользы. Для искушенного читателя тут находок не будет, но Саймак — вовсе не писатель «для взрослых». Если учишься писать (или намереваешься когда-нибудь) — это лучше всего прочесть лет в двенадцать, вместе с «Марсианскими хрониками. А лучше — еще раньше.

Аннотация — конкретно к повести «50 калибр»? Извините, но это случай так называемого вранья. Действие повести разворачивается во Флориде, на острове Санта-Катарина близ Гаити, на Ямайке и на островке близ уютно выдуманного государства «Коруна». Совершенно очевидно, что за стеной дома Куалильи на Ямайке — вилла Иена Флеминга, который «пишет мемуары» (возможно, кстати, что Куэлилья И ЕСТЬ Флеминг, не зря же он свою национальность называет прямо в тексте).

Так что тут Дайн — просто Джеймс Бонд для бедных.

Между тем писал же некогда Бредбери хорошие детективы, вот и в творчестве Шекли свой Джеймс Бонд нашелся. Плохо, что Шекли явно знал предмет явно не шире, чем по описаниям Флеминга (у того Ямайка — пальчики оближешь как описана, можно и про Бонда забыть). Так что для полноты знакомства с Шекли прочесть это надо. Но только тем, кто тоскует по ущербности и неполноте издания «Весь Шекли»: на него и деньги тратить жалко — прочитайте про это СЕМИТОМИЕ.

Жаль, если я единственный, кто заметил главного героя повести — Флеминга. Когда Куэлилья «честно сознается», что продаст тайну... голландцам, вот тут только и видишь, как хитро посмеялся над читателями наш любимый Ш(клов)екли.

...И никто не замечает, что никакой это не рассказ, а набросок романа, который Гейману, как всегда, нет времени писать, потому как сроки по сотне обязательств поджимают.

Короче, это всего лишь рассказ о любви, которая может принять и такую вот форму. Да и вообще какую угодно — об этом Гейман много где пишет.

Сказал бы я и больше, да только я сам переводчик Геймана (поэтический), и будет мне от него на орехи за расшифровку лишнего. Оценку ставлю не рассказу (это все же «скрипт»). а зрению и выдумке Геймана.

И завидую.

Помнится, книга выходила по меньшей мере трижды, помнится, соавтор (Альбер Жан) во всех случаях был указан. Переводы необходимо сравнить; фамилия героя варьировалась от неблагозвучного Сирюга/Сирюгэ до «парикмахерского» Сегюра; кстати, «аппарат Ришара Сегюра» и у Стругацких в ПНвС упомянуют, но без ссылки на авторов романа. Конечно, это скорее мистика, чем фантастика, но... сюжет в узловом моменте повернут очень нестандартно: получился скорее новый Франкенштейн, чем новый Прометей. Думается, издание хорошего тома Ренара — страниц на 1000 — или двухтомника? — дело нынче очень насущное.

Переводы новелл в книге 1912 года вполне достойно выполнены, «Доктор Лерн» (недавно переизданный) как раз нуждается в новом переводе — и т.д. Но все-таки «Обезьяна» в 20-е годы принесли Ренару и Жану более чем европейскую славу, и роман того заслужил. Как и «Мальпертюи» Ж. Рэя, по с частью, известный и у нас и как книга, и как кино. Хорошее напоминание, что даже Европа по-английски говорит... не вся.

Я это переводил сам, мне и оценивать. Притом в указанном сборнике Фюмана был один вариант перевода, а в антологии «Поэзия ГДР» (М., МГ., 1973) — другой, и почти ни одного слова в них не совпадает (разве что моя подпись). Секрет примитивен: в «Поэзии ГДР» (она вышла раньше) я мог присмотреть за текстом, ибо сам работал редактором в той же редакции. Не шедевр, но и не очень плохо — вполне уровень довольно придавленной идеологически поэзии ГДР. Но уж зато в авторском сборнике, вышедшем в «Художественной литературе», на мне отыгралась садистка-редактрисса: в молодости она сама кое-какие стихи переводила, а потом нашла теплое редакторское место. Однако графоманский зуд остался, и переводчики от нее уходили полуживые — тексты она либо переписывала сама, либо заставляла переделывать насильно. Так что этот вариант — больше всего похож на лицо Гуинплена в романе Гюго. Впрочем, и первый — не шедевр. Перевел я стихотворение, как мог, в 22 года (не так, чтобы плохо, а так, как позволял оригинал). На эту красную обложку мне смотреть тошно (уж лучше бы голубая из «Молодой Гвардии», и все, что рассказано, относится КО ВСЕМ переводам из Фюмана, совпадающим в этих двух книгах).

В целом же Фюман, конечно, скорее прозаик, чем поэт. Его, как и все его поколение, изуродовала эпоха, но как наследник Ханса Фаллады он свой след в литературе оставил.

Иной раз классика жанра, лучшее произведение писателя и т.д. — вдруг смещается в читательском сознании резко в сторону и начинает отдельное бытие: знаменитая инсценировка этого романа, шедшая на сцене Таирова в начале 1920-х годов — произведение, достойное прочтения ПОМИМО романа (увы, в собрании сочинений автора инсценировки, С. Д. Кржижановского, этого «текста» нет — составитель им по неизвестной причине пожертвовал). Уже заголовок романа Ффорде «Беги, Четверг, беги» — немедленно напоминает о Честертоне. Цитатами из этой книги нафарширован весь (не только английский) постмодернизм, и так длится уже второе столетие, и не снижается популярность романа. Даже бессмертный Патер Браун, мистический сыщик — не конкурент Четвергу.

Словом, хвалить эту книгу — все равно что хвалить «Дон-Кихота».

А прожить жизнь, не прочитав ее — то же самое. То же, что не прочесть «Дон Кихота». Может быть, Честертон и не Сервантес... но в обязательную программу того, что должно быть прочитано — «Четверг» входит.

К сожалению, едва ли на такой уровень вышел еще хоть один роман того же автора. Но поэт он прекрасный, новеллист изумительный — а дальше, господа, подбирайте прилагательные по степени положительного ряда. И вверху секвенции все равно будет великий роман, о котором сейчас идет речь.

И опять Гейман (на пару с соавтором, хотя главная выдумка тут, конечно, Геймановская, нас надул. Увы, тот, кто хочет получить от этой книги вдвое (а то и «в девять раз больше», как говорил предсказатель Тиресий у Гомера), должен кое-что вспомнить, чего не вспомнит почти наверняка. Ничего не поделаешь — воспользуюсь спойлером.

Это совсем не детская книга — боюсь, потому и не справился с ней переводчик; надеюсь, это будет исправлено, как с блеском исправило положение появление нового, свободного от эвфемизмов перевода «Американских богов». Пока что перевод «Интермира» даже на тройку тянет с трудом. Увы, с двумя минусами.

И все же очарование обычного геймановского волшебного мира «взрослых детей» окончательно не угробить никаким переводом. Это хорошая книга, и оцениваю я ее по тексту оригинала (повезло — он у меня есть), а не перевода.

Кто такой возможности не имеет — лучшие дождитесь, чтобы перевели заново.

Публикация в России этой маленькой поэмы Бехайма, — датируемой примерно 1456-1460 годами — увы, развалила миф о том, что Западная Европа познакомилась с историей Дракулы (точнее, Тракеля), «сына Влада Великого», через посредство (древне)русской «Повести о Дракуле Воеводе» — та была создана как минимум через четверть века после поэмы Бехайма. Михаэль Бехайм (1416-1474) умер ЗА ДВА ГОДА ДО ТОГО, как Влад Цепеш погиб в бою, т.е. при жизни исторического «Дракулы»). Т. н. «анонимный немецкий документ», на котором якобы базировалась (древне)русская повесть тоже создан в начале 1460-х годов. Так что мы тут не первые и, боюсь, даже не вторые. Мы тут, прошу прощения, разве что третьи.

Не оценивая поэму с художественной стороны, констатирую, что после перевода В. Микушевича новый нам едва ли требуется: такая, строго повествовательная поэзия, хотя и в манере то ли эпоса с элементами доноса, то ли просто легенды, сочиненной политическими противниками, этому переводчику глубоко родственна. Он точен, сух, и не стремится сделать поэму лучше, чем она есть в оригинале.

Кстати, (древне)русская повесть в литературном отношении и впрямь превосходит поэму Бехайма.

Но тут: как в театре: кто первым поставил пьесу, тот и попадет в справочник. Тема вампира начинается в литературе все-таки скорее с Полидори, чем со Стокера. А тема Дракулы начинается с Бехайма.

Издательство «Энигма» изрядно ограбило само себя, не вынеся имя Бехайма на обложку. Стокер у всех есть, к нему и рука не потянется — а Бехайм переведен впервые. И курс дракуловедения надо начинать именно с него.

Едва, кстати, поэму размером с «Медный всадник» стоит именовать «стихотворением». Это все-таки поэма.

А почему я пишу (древне)русский? Потому, что «Повесть о Дракуле Воеводе» — ровесница «Хожения за три моря» Афанасия Никитина. Язык конца XV века, язык времен Ивана III Великого, строителя первого русского морского порта (Ивангорода против Нарвы) вполне читается и сейчас. Русская фантастика как жанр существовала и в те времена, когда Колумб еще не доплыл до того, что впоследствии оказалось Америкой.

В силу того, что однажды я проиграл пари хорошему писателю, теперь я должен читать ВСЕ книги Лукьяненко о «Дозорах», а также и не только Лукьяненко — вполне по доброй воле я даже кое-какой интернетный кошмар (трилогию г-на Мишина) прочел от строки до строки. Надо мной нет заклятия (и нельзя его на меня по неким причинам наложить) — я читаю добровольно. «Вселенная Дозоров» для меня — отчасти вселенная Шерлока Холмса. Бывает хуже, бывает лучше, но идея-то весьма плодородная. Был бы автор талантлив, умен и образован.

Этот роман меня основательно удивил. В него вписана такая двуслойность, что поклон Нилу Гейману с его «Американскими богами». Почти никто не заметит тонкую разницу, которую вводит автор между «предсказанием» и «пророчеством». Я, правда, знаю, где и когда это было раньше — но то, что истинно, обречено повторяться. О «пророках» (к счастью, не в библейском понимании) автор знает действительно много, только диву даешься — отчего эту реально существующую силу мы не находили в прежних романах. Ибо в «инквизицию» верить трудно... а вот пророки-то (они же предикторы и прогносты) — штука реальная. И портретные лица (вроде «Сергея Глыбы») роману только на пользу.

Если исключить само создание «Вселенной Дозоров» (которое я склонен оценить весьма высоко: «свой мир» — штука в русскоязычной фантастике остро дефицитная), т.е. первые два романа + неплохие по ним фильмы — этот роман представляет собой шаг на новый уровень. Откуда и оценка. Плюньте, Сергей Васильевич, на тех, кто обзовет Вас предателем дела фантастики. Обзовет перебежчикам к мейнстимщикам.

Потому как их, — как любил говорить отец героя сериала Хендерсона о ван Хельсинге,- «не бывает». Бывает только литература и все остальное. Нет мейнстима, давно его нет. И даже — не будет.

Роман оцениваю так, как совесть велит. И оставляю у себя на полке.

Ошибка большинства писателей-европейцев и их азиатских клонов в том, что логика добро-зло якобы двоична и они равны между собой (а это, экскиз май клатч, вовсе не так). Один разговор в «Новом дозоре» указывает на то, что автор книги, кажется, это осознал. Понять такое – все равно, что слепорожденному свет увидеть.

Кажется, я правильно сделал, проиграв давнишнее пари.

Изумительная книга и изумительный кинофильм с Аль Пачино и Робертом де Ниро. Кстати, никто не ценит третью серию — но поколение, бывшее только что не свидетелем убийства папы Иоанна Павла I , оценит эту часть — и сердце щемит, что здесь есть только фильм, но по сути дела нет романа. Однако категорически не согласен с тем, что жанр книги — «реализм». Это РОМАНТИЗМ чистой воды... и высочайшей пробы. Сам Пьюзо признавался, что никогда не слышал о вот таких гангстерах-Робин-Гудах, только читал что кое-что. Тут можно бы многое написать, но кто не видел фильма — лучше в режиссерской версии 1992 года, но можно и в классической — тому книгу читать не надо, и плохо верится, что тот, кто читал книгу, но не видел фильма — в состоянии это оценить.

Только не надо разговоров про реализм. А то и «Роб Рой» окажется вершиной реализма.

Довелось мне в 2000-м году работать главным редактором скоро исчезнувшего издательства «Гудьял-пресс». По дружеским связям с семейством Ратушинской-Геращенко, только что переселившихся из Лондона в Москву, получил я и семь-собаками-еденный экземпляр из списанного неизвестно куда тиража «Золотого эшелона». И как открыл книгу, так ее и не закрывал. Написанная по преимуществу Виктором Суворовым и Ириной Ратушинской, снабженная научно-технической базой (Игорь Геращенко) там, где того требовал текст, обутая в политические статьи диссидентом нашим славным В. К. Буковским (что делал пятый соавтор — я понять не смог), эта книга смешна как лучший Довлатов и строго сюжетна как лучший Войнович — вот ее уровень. Не зря как только мы ее ПЕРЕиздали — пришлось печатать еще четыре тиража. Да и теперь добавить бы не вредно, книга трудно находима. Я бы, честно говоря, эту книгу в школьную программу ввел. Может читателю и не важно, что маршрут Золотого Эшелона по России более или менее повторяет контуры серпа и молота... но не так уж много на русском языке подобного сюрреализма, доводящего до хохота и колик. Книга — на уровне лучших книг Андрея Куркова, которого знает весь мир, но не Россия — об этом в другой раз.

Оценка дана за безусловную долгосрочность жизни этой книги, за ее бредовую достоверность — и за то, что это очень хорошая книга.

А их в России после 1991 года (новых) не особо-то много. Все больше таскаем к печатному станку то, что создано в эмиграции — или валялось в ящиках письменного стола.

Судя по реалиям, текст возник до 1917 года — эдак раньше на два года. Если это и не шедевр мирового уровня, чего мы мы требуем? Человек, на котором закончилась Эпоха Великих Географических Открытий (помнится, его сын Сергей 1926 году нанес на карту хребет Черского — чем эпоху и закрыл). Да еще это и черновик к тому же.

Как часто нам за деревьями леса не видно: крепкий, но не великий писатель Ефремов заслоняет действительно великого ученого Ефремова, а в случае с Обручевым — действительно великий (без всяких кавычек) ученый Обручев мог бы вообще-то никакой прозы и не писать. И все равно был бы академиком Обручевым в каждом справочнике. Но писал же, и писал хорошо. А если мы пошли вытаскивать из столов все его черновики — ну, нам же и отвечать. Сам Обручев писал на досуге и едва ли претендовал на роль большого писателя. Между тем среди вот таких «великих дилетантов», он, вместе с Норбертом Винером — в первом ряду.

Да и вовсе не плохая повесть-то, если честно. И текстология в изд. 2010 года аккуратней, чем в прежних изданиях.

Кажется, эпизодический и вполне мифический образ ван Хельсинга скоро сожрет своего главного врага — Дракулу, исторического Тракеля — в читательском сознании. Охотники за вампирами — тема затертая, но герой сериала Хендерсона вовсе не тот, привычный ван Хельсинг (предположим, из одноименного фильма Соммерса 2004 года) — это его потомок в пятом поколении (если я в подсчете не ошибся. Это крепкая выдумка на основе подлинной истории о том, как в 1816 году в Европе не состоялось лето (исторический факт, если кто не знает), Байрон, Шелли, будущая Мэри Шелли и еще кое-кто, кого пока не называю по имени, застявши в Швейцарии на уединенной вилле, предались сочинению наперегонки историй об разных ужасах. Роман пропитан аллюзиями, которых человек, мало знакомый с английской литературой, не заметит вообще — к примеру, иди знай, что фамилия директора школы для мальчиков в Швейцарии — Отранто — прямиком перекочевала в XXI век из века XVIII, из книги сэра Хорса Уолпола (того самого, что довел до самоубийства гениального поэта-мальчика Томаса Чатертона) — «Замок Отранто». Для того, кто этого всего не знает, роман будет очередным подростковым чтивом. Для того, кто знает — вполне мэйнстримовским детищем постмодернизма, от коего можно получить удовольствие в любом возрасте.

Перевод вполне хорош, но редактор торопился (есть ляпы с пересчетами футов и пр.). Но это и все претензии. Конечно, трудно отнести сериал Хендерсона к большой литературе. Но и к паралитературе это не отнесешь никак. Это крепко сбитый путь, по которому, видимо, пройдет еще не одно поколение семьи ван Хельсингов. Ну, конечно, и читателей.

После отзыва elsolo можно бы и ничего не писать, но надо — из-за обилия отзывов противоположных. Писать роман можно при любом количестве авторов, лишь бы РЕДАКТОР был один («Золотой эшелон» Суворова-Ратушинской-Буковского-Геращенко-и еще кого-то выдержал сумасшедшее количество изданий, и еще выдержит). А вот писать как на конвейере, похоже, совсем без редактора — плохо, господа, вы не Нил Гейман со товарищи, потому как платит издательство Безобразно мало, и сколько вас ни складывай — ни Гейман, ни Лукьяненко (это ну хула и не похвала — но там это литература) — не выйдет.

Читать романы с полусотней героев нормально (посчитайте — сколько их в «Илиаде», и у всех имена есть), но для этого надо быть Гомером. Пока что наблюдаю лишь то, что жадность издательства (две книги в месяц! — и не говорите, что меньше) привела к тому, что весь интернет ими забит и ВСЕ вышедшие книги можно купить сидя перед экраном в среднем по номиналу. А ведь использование одного и того же приема читателю, боюсь, на сороковой книге безнадежно надоест.

Конечно, хорошо, когда бойцы «Альфы» садятся писать романы. Но печально то, что результат более или менее один: будто не прошедшие армейской службы выпускники Литинститута пошли единым строем в качестве крутых ниндзя из «Альфа-2-бiс», и предполагается, что всю Аль Каеду они замочат к завтрему — только жмуров закапывайте.

При всем при том как компьютерная игра — это совсем не плохо. Так что пишите, господа. Только это ИГРА, а даже не паззл.

Пока что выставляю пятерку (ниже — грех). Но прием будет всего лишь будет повторяться — заподозрю, что книги пишет компьютерная программа, и поищу способ проверить — так оно, или не так.

Определенно не лучшая книга Ренара, но... это же Ренар, все-таки после Жюль Верна — второй фантаст Франции. Сюжет отчасти затерт и напоминает Г. Г. Эверса (коего, похоже, ненавидел). Фантастическое допущение всего-то одно, и при нынешней хирургии оно уже не совсем фантастическое. Словом, крепкий проходной для этого писателя роман.

Кто не знает языка — очень советую добраться до американского кинофильма «Его глаза» (1935), снятого по этому роману. В любом случае это первый роман с участием Петера Лорре (помните его по «М»?) в Америке, а Лорре не вредно посмотреть всегда.

В итоге: наверное, когда Ренар у нас у нас будет нормально издан (вполне тянет на серию «Весь Морис Ренар», к тому авторские права на него кончились — «Орлак» в первую десятку любимых читателями книг не попадет, разве что в начало второй. А пока что хоть кинофильм посмотреть можно, он довольно аутентичен тексту романа — насколько это было возможно в 1935 году.

Это безусловно (для меня) столь же проза, сколь и поэзия. Актеон, переживающий сперва возраст когда умирают олени, но продолжающий жить, потом возраст, когда умирают люди — но продолжащий жить — и так один за других уходят возрасты, вплоть до последнего крещендо, когда он видит, что охотник, бросив оружие, стоит перед ним на коленях и смотрит — нет, не в глаза оленю... не хочу ничего загонять под спойлер. Рассказ был напечатан на русском языке в книге фантастических новелл Ренара, так что захочет, тот сам найдет. Подобного образа я вообще не могу припомнить в европейской новеллистике, а она далеко не бедна, этому рассказу Уайльд бы позавидовал.

Этот рассказ, возможно, (если брать малую форму) — вообще самое драгоценное дитя музы ныне воскрешаемого Мориса Ренара. Кто захочет прочесть по-русски — найдет его в книге:

Ренар, Морис. Необычайные рассказы. СПб, 1912, М. Г. Корнфельд. Библиотека «Синего журнала». 224 с.

Это, конечно, не в полном смысле исторический роман. Это тот жанр, который в кинематографе называется «пеплум» (кто хочет подробней — о пеплумах есть отдельная статья в русской Википедии).

Однако ничто так быстро не уходит из читательского обихода, как строго исторические романы (кто помнит нынче очень неплохого романиста, аж сталинского лауреата В. Яна? — а ведь несправедливо... Напротив, если автор талантливей, чей бестолковая в целом наука «история» — роман будет жить, и даже может стать классикой. Кто не верит — пусть сопоставит подлинную история войны России с Наполеоном — и «Войну и мир». Помнится, П. Вяземский, как-никак более близкий свидетель событий, сказал про «Войну и мир», что все было совсем не так. А хоть бы и не так. Что Лев Толстой, что его лучший и вернейший последователь Марк Алданов со своей тетралогией «Мыслитель» — оба воспринимали историю как нечто вроде багетной рамы с пустым холстом, по которому сделан лишь предварительный набросок.

Так что никакой Тертлдав не историк, почему и не бросаешь его на двадцатой странице, а с нежностью дочитываешь до последней.

И «...верни мои легионы» едва ли отбросит и не дочитает именно тот, кто поймет — насколько далеко отходит автор от документальной истории Древнего Рима.

Печально, что нет ни биографии, ни заголовков оригиналов. Когда мы с давно покойным моим учителем Ю. Ф. Сидориным пытались пробить в «Мире» том «Современная нидерландская фантастика», и сложили примерно половину рукописи — нам было сказано, что фантастика эта реакционная, а Нидерланды — страна провинциальная. Белькампо занимал в книге добрую четверть объема; пришлось объяснять, что псевдоним его взят из «Элексиров Сатаны» Гофмана, а сам писатель — хоть и кандидат на Нобелевскую премию, но вообще-то зубной врач. Не помню уже, каким чудом все-таки удалось издать его книгу (очень-очень избранного и немало покромсанного), — видимо, стараниями редактора радуги (в девичестве «Прогресса») — С. С. Белокриницкой. Не рискну писать о других рассказах без оригиналов (в сети их почти нет: копирайты).

Но в наступившем веке забвение Белькампо не грозит.

Одна из самых чудесных работ Юрия Петровича Вронского (того самого, что в рассказе Брэдбери перевел знаменитую миниатюру Байрона «В серебристой лунной мгле»). На этой книге выросло целое поколение российских-постсоветских детей в 1990-е), переиздана в составе огромного — включившего также и русские стихи Лесьмяна собрание, выпущенного издательством «Вахазар» в Москве году в 2006. Сколько видано в кино разных римейков Синдбада, — а этот, прозаический, все равно лучше остальных. Как писал А. Цветков, счастье Лесьмяна — не дожил ни до войн, ни до оккупаций.

А ведь для него, для русско-польского еврея, польский как основной язык творчества, был сознательным выбором: он мог стать и русским писателем. Не Лесьмян поставил на польский, как отчаянья ставят на зеро — и выиграл. Все-таки со всеми оговорками это ПЕРВЫЙ польский поэт ХХ века.

Жаль, на Фантлабе нет библиографии Лесмяна. На всякий случай сообщаю данные лучшего и самого полного издания Лесьмяна на русском языке:

Болеслав Лесьмян. Безлюдная баллада, или Слова для песни без слов. Поэзия. Театр. Проза. М., Рипол-Классик; Вахазар. 2006. 800 с.

Переиздание романа «Мореход и Морской дьявол» — см. на страницах 372-597. Перевод прежний.

Две новеллы Лесьмяна в том же томе определенно относятся к жанру, пограничному между фэнтези и собственно сказкой. С публикации перевода одной из этих новелл в Киеве, в 1900-м году («Перевод М-ва») начинается история «русского Лесьмяна — как в переводах с польского, так и в собственно того, что написано по-русски.

А стихи Лесьмяна, полагаю, к жанру фантастики можно отнести чуть ли не все.

Для автора изумительного романа «Реубени» (переиздан в Гудьял-пресс в 2000 году) рассказ совсем проходной. Но писатель это такого класса — жаль, слишком заслоненный фигурой Кафки — к тому же и поэт хороший, что надо какую-никакую оценку выставить. Вот и ставлю примерно то, что должен бы поставить, исходя от изумительного «Реубени», где наверняка поставил бы «10».

Правда, это я читал по-русски. А наши переводчики с немецкого и по сей день такие мастера, что еще проверить надо — не вырезано ли пол-текста по неспособности эту часть понять.

Видимо, самый оригинальный по сюжету и вообще лучший из прочитанных мной рассказов Эверса. К концу рассказа начинаешь даже верить в реальное существование некоей картины с изображением кухни. Рассказ сам по себе вовсе не «ужастик», это скорее развернутая аллегория на тему «Sic transit gloria mundi», но просто как художественное произведение он почти безупречен.

Хотя есть не очень проверенные данные о том, что стоит за рассказом и некая подлинная история. Причем картин, где использовалась краска «мумия» (она же якобы «мумиё»), после французской революции некоторое количество и впрямь было создано, — а некоторые попали в Россию. Но лучше читать рассказ как нечто с подлинной жизнью не связанное: заключительный монолог художника отчасти разъясняет, ПОЧЕМУ.

«Это наши обычные студенческие дуэли»... «Я люблю только чистый красный цвет»... Ох, и зацитированы же эти фразы! А ведь рассказ, дорогие читатели, почти с натуры и если какое отношение к фантастике имеет, так только то, что сцена на гальере здорово похожа на кое-какие сюжеты Гойи. Как и обычно, Эверс больше пугает читателя, а станет ли тому страшно — ему даже не интересно. «Из него Гораций не вышел» — некогда издевался над Фрейлигратом Гейне. Так и одного этого рассказа («Сальса ди помодоро» в ранней вариации) достаточно, чтобы доказать: не вышел из Эверса ни Гофман, ни Эдгар По.

...А все же немецкий язык Эверса изумителен. И от этого никуда не деться.

По уровню писателя, чей расцвет пришелся на первую четверть века (лучше не помнить о том, что сотворили Эверсом после 1933 как нацисты, так и послевоенное знатоки политики), блистательного новеллиста, хорошего драматурга и уж как минимум не изымаемого из истории литературы романиста (благодаря «Альрауне»), этот «Вампир» — вещь более чем странная, несмотря на прекрасный, как обычно, немецкий язык и умение создать у читателя некоторый стивен-кинговский ужас,

Конечно, именно этот «Вампир» — вещь не та, которой от этого автора ждешь, скорее реалистичная и вовсе на иную тему. Но в библиографиях роман есть, то, что я его прочел — случайность (много ли немецких фантастов-экспрессионистов я мог найти даже в недрах ВГБИЛ около 1970 года). Что было там Эверса, то и прочел. На пользу моему немецкому это точно пошло.

Между тем — место между Стокером и нарушившим «его» авторские права Мурнау (спасибо, что копии «Носферату» уцелели в южноамериканских государствах, никаких конвенций еще долго не подписывавших), место в ряду мировой «вампириады» есть и у книги Эверса, ибо ужас тут настоящий, пусть и вампир тут не тот, какого ждешь.

ПРАВКА:

РОМАН ВЫШЕЛ ПО-РУССКИ В НАЧАЛЕ 2018.

Образ того, как надо развивать сюжет в романе — играя в шахматы с самим собой, но постоянно пововораяивая доску — стоит выставленных восьми баллов сам по себе. Книг о том, как, зачем и ценой отказа от чего (если коротко, то ОТ ВСЕГО) стоит писать прозу, невелик: такие книги создали Джек Лондон, Владимир Набоков и Стивен Кинг, — а вот у нас неожиданно на роли тренера (едва ли «учителя»: тренер умеет и показывает, учитель больше говорит «как не надо») оказался Николай Басов. В любом случае: кто сам решил писать, тому непременно стоит прочитать эту книгу.

Наверное, наиболее популярное на сегодняшний день у читающих по-русски книга Перуца. Однако в странном (как обычно) переводе Белокурова это не совсем та книга, которую писал Перуц: «снег» как таковой заслонил главного героя. Впрочем, книгу эту лишь несколько исказило — но не испортило. «Плохого Перуца» нам, по счастью, из-за переводчиков досталось куда меньше, чем плохого Майринка. В итоге писатели начинают казаться чуть ли не равными (Майринк-то испоганен с начала 20-х так, что писать не хочется). Перуц у нас всего лишь несколько искажен, и к «Снегу» это относится в полной мере.

Причем именно то, чего в оригинале нет, нравится многим читателям, — такое, помните, при советской власти имело место с Сэллинджером.

В целом же — оригинал исключительно хорош, а если перевод оказался хорош по каким-то другим причинам — мы, в конце концов, не в накладе. В литературе почти никогда не действует принцип арабской математики (если книга плохая, и перевод плохой — «минус на минус превратится в два минуса, а не в плюс).

Для прочтения, думаю, обязательно.

Читатели, не читавшие, убеждены, что тут полно развесистой клюквы. Однако ведь в Канаде есть исполинская клюква, где ягоды — с яблоко. Так и тут: перевести и издать это дело было необходимо. Это безо всякого сомнения одно из лучших книг Перуца. Однако же не зря главный герой именно этого романа стал прототипом Джеймса Бонда, что Флеминг сам и сообщал. Жаль, фильма по книге нет — готовый сценарий.

Уже переведено. Уже почти раскуплено. Уже половина читателей спросила — откуда опечатка в заглавии. Там ее нет. потому как — Эх, яблочко, куда кОтишься. попадешь ко мне в рот — не воротишься. Триллер — он и есть триллер. и не зря исходный тираж у книги составил три миллиона, перебив даже успех «Мастера Страшного Суда».

Категорически не рекомендуется сторонникам фантастики ближнего прицела.

Прежде всего: последнему роману Перуца повезло — его переводила блестящая переводчица Нина Федорова. У нас таких германистов с трудом десяток в последние 20 лет наберется. Поэтому тот, кто читает «Иуда» в этом единственном переводе — может быть спокоен, ему и оригинал не особо нужен. В эти самые последние годы жизни (а умер автор что-то примерно через 100 дней после окончания «Иуды», Перуц. наверное, умер бы с голоду... кабы не стойкий его поклонник — Борхес. Латиноамериканские переводы приносили заработок, — без него эта книга, глядишь, вовсе не была бы написана.

В ней есть ловушки: тот, кто будет читать, пусть обратит внимание: С ЛИЦА КОТОРОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ автор заставил написать Иуду художника. И таких ловушек я насчитал десятка два.

Конечно, перед нами чистая пражская школа единый ряд немецкой (и отчасти еврейской прозы) — Брод, Кафка, Майринк, Верфель и т.д.

Ничего больше я сказать не могу. Может быть, это и не прославивший Перуца «Мастер Страшного Суда», но вторая или третья его книги в числе лучших.

Конечно, это не в прямом смысле фантастика. Это чистая мистика... но такова вся пражская читала.

Прочитайте непременно. Едва ли пожалеете о потраченном времени.

Читал, читал, читал... весь сериал читал, ждал начала серьезного действия в сюжете. Однако дождался не столько вот этой последней книги, сколько того, что умер автор. И едва ли — как за автором «Дюны» — придет за ним наследник, чтобы продолжить сериал на пять шесть сиквелов, про приквел речи нет (лучше при англофонах это слово не произносите, кстати). Печально это. Похоже на постройку Дворца Советов: исполинский пьедестал возведен, а потом налито в него воды. Получается бассейн «Москва», уже позабытый москвичами. Но никто не поставит на джордановский пьедестал копию храма Христа Спасителя.

Хотя — жаль. Если бы автор написал еще десяток-романов продолжений, можно бы сжиться с его героями, как с эдакими бедными Эркюлями Пуаро.

Автору не хватило жизни.

А новое поколение читает динамичного Нила Геймана (и ниже).

Словом, впору устроить поминки по несбывшейся надежде.

Какая, однако, жалость! «Клуб любителей научной фантастики» при Доме Детской Книги как раз этому произведению и собирался присудить «Гриадного крокодила», славную нашу антипремию (из жюри, наверное, один я в литературе нынче остался)! Год на дворе был, кажется, 1963 — и присудили бы, как Колпакову и еще кому-то, я в воспоминаниях про премию написал — но такая жалость: у нас... кончились сами статуэтки крокодилов, и нечего стало присуждать. С автором переписывался Павел Амнуэль, он кое-что вспомнит наверняка и более детально (он был старше меня, однако жил в Баку; я же как раз некоторое время провел в Москве)

Но «художник-фантаст» (а также великий математик, чего проверить не могу — у меня другая профессия) и «создатель новой хронологии» (о ней все уже написал Игорь-Можейко-Кир Булычев, мне добавить нечего) все-таки благодаря «Тайне Млечного Пути» останется в анналах и писателем-фантастом. Прочтите эту книгу, когда ее переиздадут

Непременно прочтите.

И много выводов сделаете для себя.

Обещаю — много.

Как гремела эта книга в начале ХХ века, на скольких сценах шла, вызывая истерики у актрис, которым предлагали роль Альрауне («она-патологична»)! А ведь речь. строго говоря, всего-то и шла, что об искусственном оплодотворении (огрубляю, конечно), нынче осуществляемом нередко даже без врача, всего-то при помощи... кулинарного шприца. Но — конечно — эта часть романа отсыпалась, как шелуха: образ Мандрагоры все равно как был достоянием фантастики, так и остался в том же ведомстве. И надо бы бы учесть нестерпимо низкое качество перевода (что в начале XX, что в XXI веке — куда пропадает всё филигранное мастерство Эверса, столь незабываемое по «Сердцам королей», «Красному соусу» и другим новеллам! Не зря Эверса читают и теперь в Германии. У нас, конечно, именно перевод лишает «Альрауне» той психопатической патины времени, когда произведение это было сверх-новаторским: куда там Гюисмансу!

Нам еще недавно твердили, что Майринк — тухлый графоман, подлежащий забвению (взамен предлагали Кафку — а что общего?) Так и здесь: пока не будет нормального перевода, весь пронзительный до боли лиризм этого все же фантастического произведения так и будет проходить по ведомству «поверьте, господа, на слово». А всего-то нужно, что сесть и перевести заново. Хотя... единственный роман Рильке зазвучал по русски как настоящий Рильке только что — с третьего захода за сто лет (!) (в переводе В. Летучего). Боюсь, если не найдется на «Альрауне» своего фаната — для русского читателя книга существовать не будет.

И это очень жалко.

PS от 2019. Семь лет прошло, появился новый перевод — Светланы Одинцоовой. Наконец-то.

Можно забыть при сироп Кадиша.

Больше всех выиграет тот, кто СПЕРВА посмотрит шестисерийный телесериал (усл. русское название обычно — «Нигде и Никогда») режиссера Дьюи Хэмпфри (1996), а потом будет читать книгу. Фильм не то, чтобы шедевр — но он дает фон: подземелья и крыши Лондона, очаровательных бандитов Крупа и Вандемара — и красавца негра Карабаса; фильм сильно отличается от романа, но так и было задумано: многое без очень дорогостоящих коноэффектов (а были ли они вообще возможны в 1996?) попросту не входило в формат сериала. «Ничего» — твердил Гейман на съемках», — это я в роман вставлю», пока Хэмпфри не пообещал ему: еще раз услышу эту фразу — и я тебя зарежу. Гейман примолк но хозяйству пропасть не дал: оно, конечно, есть именно и только в романе.

После этого как раз и надо читать роман. То немногое, что удалось Хэмпфри с блеском, память сохранит — а остальное достроит голова читателя по мере спускания по Даун-стрит... далее смолкаю, дабы не поганить отзыв спойлерами. В любом случае эта книга — классика рубежа Миллениума, и едва ли она слабей, чем уже обессмертившие Геймана «Американские боги».

После (наконец-то удачного — а то, как и Дракулу и Франкенштейна, кино эту тему гробило) фильма Стивена Соммерса (2004) игнорировать тему «охотника на вампиров» — даром что выросла она из почти случайного имени у Стокера — уже нельзя. Так что можно сделать хуже, сделать лучше, а вот ниже определенного уровня опускаться запрещено. Роман Хендерсона нестандартен для темы; что-то нигде знаменитый охотник не припоминается мне в возрасте мальчика — но кто увлекся «вампирской темой», тот обречен эту книгу прочесть. Думаю, получит удовольствие.

Я — получил. Алекс ван Хельсин — герой обаятельный.

И все-таки без Соммерса с его длинноволосым вигилантом тема едва ли состоялась бы.

Подробней пришлось написать, когда в руки попал оригинал. Но об этом — в другом месте. И уж точно требует отдельного отзыва фальшивка Эдуара Бразе (р.1974), где ван Хельсинг носит имя АБРАХАМ.

Но написать ее пока негде, да и... скучищу эту мне, как вампирологу со стажем, оценивать как-то скучновато.

Неожиданно весело (хотя веселье тут по большей части между строк спрятано, и надо сильно насмотреться американо-канадских сериалов, чтобы это в полной мере оценить. В Милларе слились собственно-шотландец Миллар и взявший нагло-шотландский псевдоним Скотт, придуманный исключительно для коммерческого сериала о Фраксе. Между тем если коммерческий сериал читается «легко и приятно» (увы, ничего не оставляя голове, все тех же Вульфа и Гаррета), то печатаемое автором под своей фамилией имеет откровенно художественную ценность, и напоминает граненый волшебный шар на кончик мизинца у фокусника: то это «книга для юношества», то довольно жесткий гиберпанк, то — нечто такое, о чем автор не хочет говорить впрямую (он «не вышел из шкафа» и едва ли выйдет, а все-таки с ориентацией его и так все ясно.

Никто не пустит Миллара в сценаристы «Доктора Кто». А очень жаль — так бы хотелось посмотреть среди просторов ТАРДИСа и на Фракса, и на Лучистый Цветок... да и вообще автор, боюсь, родился, чтобы стать сценаристом.

Но жизнь отчего-то не позволила.

Интересно, что «Амвросий» (то рыцарь, то монах, то неясно кто) часто появляется в поэзии — и особенно в прозе А. К. Толстого. Относительно редкий случай прямого влияния английской литературы на русскую до конца XIX века, когда речь идет о писателе, даже в Англии никогда не числившемся «по первому разряду». Едва ли Толстому просто нравилось имя; скорее речь идет о некоем человеке, чье имя обрекает его на продажу души дьяволу. Хотя этот «Амвросий» определенно сконтаминирован Толстым с его тёзкой из романа Вальтера Скотта «Аббат» (1824). Видимо, Толстой знал оба источника. А произведения самого Толстого — написанные на дефицитную в то пору, до Стокера — тему — хотя и написаны были иной раз на французском, но и теперь должного места в истории вампирологии не знали.

Ничего, рыцарь Амвросий... ладно, умолкаю. Но потом не жалуйтесь, что не предупреждал.

«Ворон ударил крылом высоко в горах. Сошла снеговая лавина. Завалило долину с жителями...»

Кажется, эхо от этого удара крылом слышится до сих пор — особенно теперь, когда после чуть ли не двух десятков неудачных попыток, появилась блистательная экранизация «Франкештейн Мэри Шелли» Кеннета Брамы (1994) с Робертом де Ниро в роли Чудовища. А для России важно и то, что «Франкенштейн» вышел в «Литературных памятниках» под одной обложкой с романом «Последний человек». Помнится, у Мэри Шелли еще пять романов есть, но их прочесть надо (а поди найди время....

Виктор Франкенштейн — не зря немец. Почему? пусть желающие прочтут книгу и найдут ответ (а то мне его под спойлер загонять придется, что, на мой взгляд, дело недостойное). Напомню лишь вопрос. заданный на Патриарших Воланду: «Вы немец?» — Воланд отвечает: «Да, пожалуй, немец...» Ну, и дальше, читатель, читай роман Мэри Шелли и сам поймешь — что сколько стоит.

Кто бы подумал, что утонут в океане прошлого битвы «империи зла» и «свободного мира», что кончится и начнет забываться Холодная Война.... а романы ван Вогта и через шестьдесят лет будут читаться ничуть не хуже, чем в середине прошлого века (да и дальше, похоже, с прилавков не исчезнут). Не лучший писатель оказался автором нескольких лучших книг!

Почти судьба Хемингуэя, да простят меня его поклонники (впрочем, в «Колоколе по Хэму» Симмонс уже все сказал).

Необычайно приятно узнать, что БНС (а АНС — это я из первых рук знаю) в 1983 году никаких перемен в нашем обществе не предвидели. А добрый десяток тех, кто учился у них (смею себя тоже к ним причислить: не зря же некий подонок *** в сети именует меня... Руматой Натановичем : )))) (вообще-то комплимент...) ждали этих перемен, что могли, писали в стол — и точно знали: все эти перемены, как ни тяжелы они будут — но грядут они вот-вот.

Судьбе вместе с АбС ставлю ту оценку, которую поставить совесть велит.

Только издание 1961 года — по сути дела — «разрешило» Генриху Сауловичу «быть писателем». Сколько времени мурыжил рукопись Детгиз — пока кто-то не догадался дать ее «Клубу любителей научной фантастики» в Доме Детской книги (ул Горького, д. 43). Руководила им З. П. Смирнова, сестра писателя Н. П. Смирнова... но об этом в другой раз. Короче говоря, мнение школьников почему-то возымело действие, Альтшуллеру (Альтову) «разрешили» издать книгу, а нам, участникам ДДК, даже разрешили присудить (дважды) антипремию «Гриадный крокодил»... Полвека прошло с тех пор, и грустно думать, что писатели-фантасты будущего лишь едва-едва успели «прикоснуться» к этому детищу хрущевской оттепели.

Однако это все-таки было. Я не рискну сейчас перечитать эту книгу.

Но некое «право быть фантастом» дала мне именно она.

Полвека тому назад.

И теперь, когда на школьников. защищавших Альтова, льют грязь за то. что они посмели проявить хороший вкус и не купиться на краденую «Гриаду» Колпакова, жаль тех, кто понятия не имеет о том, чем была их борьба, и скольким из них она стоила жизни.

Кажется, нужно добавить (в ЖЖ я это написал, но там то ли будут читать, то ли нет).

Часть имен в романах и впрямь взята из венгерского ареала, хотя албанцев больше: кто бы спорил.

Однако:

Тут припутан и третий народ: итальянские арбереши (албанские католики), по сей день живущие «против Албании» на итальянском берегу; когда я ими интересовался, было их тысяч 400 (это в начале 1970-х годов). Они — католики, язык у них близок к албанскому, но сейчас уже основательно с ним разошелся. В сети о них мало, хотя само существование и языка, и народа признается. Именно их классиков — а это Иероним де Рада, Зеф Серембе и т.д. — еще хоть как-то можно было пробить в печать в те годы (преимущественно в антологиях). Единственное толковое, что по ним можно найти если не в сети, то в НРБ — реферат диссертации Т. Ф. Серковой «Литература итальянских арберешей и проблема албанского романтизма», (1836-1900). М., 1971.

Диссертация, конечно, появилась позже (хотя носилась с ней Серкова по 3-му этажу «Художественной литературы» довольно долго, а на том же этаже располагалась Восточная редакция, где немало наработал АНС (и ваш покорный, хотя позже) — но всего на два года. Книги в «Соц. редакции» шли куда дольше, чем в Восточной (да еще книга неугодной Албании, — о книге отдельно, если интересно). В любом случае «имена носились в воздухе».

Кстати, легенда о моем разговоре со Стругацким верна только в первой версии (там, где про коньяк). Остальное — чьи-то пересказы.

Здесь никак нельзя ставить ни «10», ни даже «десять с плюсом» (хотя пришлось...). Величайший из прозаиков, писавших по-английски, стал для Ирландии тем же, чем для Англии стал Шекспир (хотя строго говоря — не был ирландцем, и даже кельтом не был, — но но канонику дублинского собора это простили и в вину никогда не поставят). «Гулливер, вероятно, входит в тройку величайших романов Европы — возможно, уступая разве что «Дон-Кихоту», но тот к фантастике отношение имеет самое малое. Писать о Свифте — все равно, что описывать Гималаи или Тибет. Это огромный, фантастический, хоть и написанный с натуры мир, причем от части к части роман все сильнее: часто ли встретишь такое?

... Словом, нет героя лучше Гулливера — и нет писателя-фантаста лучше, чем Свифт.

Едва ли это лишь мое частное мнение.

Кажется, ни одно произведение древней прозы не перечитано мною столько раз. «Я буду говорить ложь, одну только ложь и ничего, кроме лжи, и это правдиво, а это значит — вся моя история будет правдива...» Сколько раз приходило мне это в голову, когда я брался за стило — и когда не брался. То ли это модернизм, то ли пост...?...

В любом случае: двухтомник Лукиана я держу на самой верхней полке. Если его сопрут, восстановить скорей всего будет невозможно, а сердце мое будет разбито.

Хотя у Лукиана есть и более значительные вещи, но без этой — не было бы нашего жанра.

Безусловно: самый оригинальный из героев «диких карт» («Неизвестный Туз»). Автор — проживи он дольше — мог бы развить этот сюжет и в роман, и в кинофильм — и уж безусловно в телесериал. Хотя в те времена компьюграфика еще и не позволила бы сделать «как надо», но свое воображение на что? Вот и кажется, что этот сериал еще откроют на сезон, на другой...

Роман, видимо, стал вершинным достижением цикла (хотя последнюю. не переведенную книгу я в руках не держал.

Никакой клюквы (вроде фильма «Назад в будущее»). Никакой трагики вплоть до конца света (чем согрешил Уэллс). Очень крепкая, хотя, быть может, и не великая, как «Марсианские хроники», книга.

Санктуарий = «Убежище». Короче, «из Санктуария выдачи нет». Трудно сказать, Асприну ли принадлежит идея этого фейерверка комиксных новелл с общими героями (если смотреть по авторами, то многие из них куда большие мастера, чем сам Асприн — тот же Оффут с его «Одиннадцатью серебренниками». Сериал уступает из известного мне только «Диким картам» Мартина — жанр тот же, но издание у нас после трех томов оборвалось, что весьма жалко. В любом случае: кто единожды вошел в Санктуарий, тот его не забудет. Возможно даже, что прочел сериал целиком, невзирая на неровный уровень — как рассказов, так и переводов.

Роман тянул еще на три-четыре продолжения. Как он ни хорош — это не более чем экспозиция, и намерение писать дальше должно бы пробудить зуд в пальцах и клавиатурах многочисленных и очень недурных сиквелоробов. Но то ли время ушло, то ли «Дюна», «Звезда под бичом» и «Досади», а заодно и «Пандора» отвлекли внимание оных... то ли еще не привлекли.

По меркам «Дюны» и «Досади» — явный черновик. У кого-то другого числилось бы классикой. А так — только для фанатов Герберта. Их, впрочем, хватает.

Книга — по возможности вместе со знаменитым кинофильмом, куда добавлен изумительный «Капитан Шекспир» — образец того, как писать можно и должно. (Капитан Шекспир, похоже, вписан специально для Роберта де Ниро, иначе великому актеру совсем играть бы там нечего было. Зато — травестийный танец... Жаль, этого словами и напишешь, потому и в романе нет, — да снят сериал раньше, чем написан роман).

И как почти никто нынче, к сожалению, не умеет: не более десятка фантастов на весь мир. Это уровень Гофмана (чего, увы, не скажу о переводе).

Нравится он или не нравится — Гейман ни у кого не спрашивает. Гейман знает, что мы живем во времена Геймана.

Однако не во времена его переводчиков. Оригинала не было под рукой, многое удавалось понять, лишь переводя в уме «обратно на английский. Поскольку я уже вторую книгу Геймана перевожу — не хотел бы, чтобы обо мне сказали то же самое.

Одно лишь неизбежно: книга написана для хорошо образованного читателя. Другой тут и вовсе половины текста (да и фильма не поймет). А с этим у нас... сами знаете.ю

Если бы все «продолжения» великого «Мира Реки» Фармера были на таком уровне!.. Увы. Но тут все-таки сплавилось НЕЧТО: изначальный фундамент выдумки Фармера (вот уж настоящий «мироформист» по Желязны) — с даром новеллиста Шекли. Очень понимаю Нила Стивенсона, который, будучи абсолютно культовым романистом, короткие рассказы писать не умеет, сам в этом признается — и искренно завидует тем, кто все-таки умеет.

Шекли умел как никто.

Можно бы и выше восьмерки поставить, но мир все-таки взят «взаймы».

Очень хорошая книга. Вынужден был прочесть ее по-украински (по-русски ее вроде бы вовсе нет, а венгерского не знаю). Книга намеренно построена на предположениях, противоречащих науке времен издания книги (1876). Полость под Северным Полюсом, населенная разумными белыми медведями... все это опережает Стерджона и еще много кого лет на 50-80. У нас ее, кажется, не знают вовсе. А ведь писатель-то — из первого ряда. И юмор его прямо вырос из юмора Марка Твена: не худшее, скажем так, родство.

Удивительное дело: правильно расставив шахматные фигуры на доске, Мартин вдруг начинает играть ими... то ли мацзян, то ли вообще в го. В итоге он загоняет в депрессию не только читателя (этого он, может быть, и хочет) — но даже самого себя. Это не единственный случай у Мартина, я бы отнес этот рассказ к тем, которые написаны не в должном настроении. Отсюда и не совсем ожидаемый от маэстро уровень. Но и «проходным» рассказ не назовешь, для трех четвертей авторов он был бы «лучшим».

Словом, не плохо, но для Мартина — недостаточно хорошо.

Наконец-то. Лучшая французская фантастическая книга после смерти Жюля Верна. Одна беда — это не новый перевод, это отредактированный СТАРЫЙ, 20-х годов.

Одна из первых книг, где человек и автомобиль гибридизируются (притом более или менее случайно) — как ни рассматривай «пишущего по немецки» основного отрицательного героя, но перед нами — киборг. По сюжету изрядно похоже на «Кристину» Стивена Кинга, да только написан роман раньше, чем родился папаша Стивена Кинга — тот самый, таинственно пропавший.

Будете читать — обратите внимание на тревогу ЛГ — «вдруг там появятся слишком умные телята»?

Короче, хорошо, что издано. Но издано поначалу было очень неважно и нелепо дорого.

PS Ну, а теперь, когда в «Престиж Бук» вышел двухтомник ВСЕГО, что выходило из Ренара на русском языке — так и не очень дорого. И издано хорошо.

Как символично, что первая книга Ренара (рассказы — она тоже есть в двухтомнике) вышла в год смерти Жюля Верна. А сам Ренар умер уже в год оккупации Франции Германией. Сейчас там, понятно, не густо — но, пожалуй, на весь ХХ век традиции хватило.

.

Такое же филигранное творение, как и «Магазин даров старого света». Перевесить картину — ... нет, случится совсем не то, что у Фармера. А что — читайте рассказ. Не пересказывать же.

Кто возьмет на себя труд найти эту довольно редкую публикацию — тот, возможно, узнает о самом себе больше, чем из «миллиона слов» весьма уважаемых Коула и Банча.

Как жалко, что писателя почти нет в русских переводах. А про био/библиографию пока что не приходится.

Уникальный образец жанр фэнтези в жанре (условно говоря) «стихотворение в прозе». Все но новеллы Дж. М. Ши строятся вокруг искусства «Фэнг шуй» (или, как в этом переводе «фань ши»), что неожиданно создает синтез Западной и Восточной цивилизаций Земли, — но в миниатюре, а не в крупном жанре (как у Филипа Дика в «Человеке в высоком замке»).

Жаль, что писатель по сей день остается у нас почти неизвестен.

Очаровательная... пародия?.. Нет. Не стеб. Не китч, это настоящий, добротный кэмп — только намеренный (даже и примера второго такого не знаю: кэмп — это когда так плохо, что уже гениально плохо. И поэтому драгоценно).

У Геймана это относительная редкость, Пратчетт чуть ли не единственный «великий маэстро» этого жанра: он так надует читателя, что тот, даже твердо зная о надувательстве, словит кайф.

Не зря, кстати, Пратчетт непременно по крохотной роли в своих фильмах непременно играет.

Не уследил: Гейман этим тоже балуется? Если да, то наверняка с блеском.

... Вот и вышла книга. С переводом — ну, пропало кое-что очень дорогое сердцу, но можно пережить. А в принципе правильно, наверное, бытующее мнение, что ни Пратчетта, ни Геймана лучше не надо читать вовсе, а иначе — нужно читать их целиком. Но я из этих, из последних — и очень этим доволен.

Самое неожиданное переименование московской улицы коснулось самого Сигизмунда Кржижановского. И произошло оно совершенно в его духе.

А именно: не менее 5-6 выявленных мною жителей улицы Кржижановского (возле метро «Профсоюзная») глубоко убеждены, что живут они на улице имени Сигизмунда Кржижановского.

Г. М. Кржижановский перешел в примечания, в которые нормальный человек не лезет.

Первого такого «уверенного» выявил (см. ЖЖ) литературовед Александр Соболев. Потом череда таких уверенных пошла к десятку, и лишь один весьма старый и совсем не литературный хренок сказал, что «это тот, который «Варшавянку» написал.

Дешево и сердито.

В Питере бытовала легенда, что улица Чайковского тоже некогда была улицей эсера Н. В. Чайковского (1850-1926). Но это все-таки оказалась легенда.

А у нас, в Москве — никак нет.

Если ХХ век и не сделал «Кафку былью», то российская литература сделала былью Борхеса... и Сигизмунда Кржижановского.

Такой вот поскрикптум к рассказу.

Роман существовал в первом варианте еще в начале 1970 годов, целиком читался на собраниях знаменитой московской литературной студии «Спектр»... понятно, издан быть не мог, а потом автор отбыл на историческую родину, где благополучно живет и по сей день; пишет, заметим, все лучше и лучше. Несколько раз переписанная книга все же дошла до печатного станка на самой заре расцвета интернетных библиотек. Корнтакт между «московскими» и зарубежными» спектровцами — уцелело их совсем немного — наконец-то восстановился.

Эта книга была написана куда раньше Пратчеттовой «Музыки души», хотя во многом она — ближайшая ей родня; без знания современной музыки читатель в ней почти ничего не поймет. Однако читатель, все-таки разбирающийся в предмете, нередок. Так что книга эта — не для такого уж узкого круга читателей. К тому же автор — образцовый стилист; лишних фраз у него нет, а книга, переписанная много раз, обычно своего приверженца находит.

Это безусловно фантастика, причем хорошая. Действие развивается динамично и ровно, а развязку угадать почти невозможно. Так что остается лишь позавидовать тем, кто ее еще только прочтет, для кого она — на очереди к чтению.

Идиотический скандал, инспирированный журналом «Здоровье» («...рассказ нельзя рассматривать иначе как пропаганду онанизма!») на многие годы закрыл в СССР возможность печатать хоть что-то из Альдани, рассказ стоил выговоров и премий сотрудникам редакции «Молодая Гвардия» — притом даже начальству: директора вызвали в ЦК комсомола, где все матери-жены начальства надышаться не могли на журнал «Здоровье» — страшней были только «Крокодил» и «Фитиль». Между тем трагический рассказ о механистическом обществе не содержал в себе не только пропаганды оного занятия (с годами выяснилось, что вполне безвредного), он и эротики-то не содержал, не говоря о порнографии. Словом, обычная травля по-советски, последний излет хрущевской оттепели (публикация рассказа) — и наступление брежневских (тогда народ думал, что косыгинских) заморозков.

Хотя рассказ и не шедевр, но вызванное им «брожение» всерьез заставило заподозрить, что фантастика бывает и на такую тему. На тему того, что занятие любовью (тогда этого словосочетания в русском языке не было) — это, как писал Оруэлл, «наш долг перед партией» только в СССР. Где в те годы брали налог за бездетность, напоминаю. Более чем через двадцать лет некая дура брякнула в ти-ви бессмертное «В Советском Союзе секса нет!»

К счастью, народ полагал иначе. Будь рассказ смешным — пожалуй, все удалось бы спустить на тормозах. Но он был именно трагическим, и сильно повредил составам последующих томов «Библиотеки Н/ф» в «Молодой Гвардии».

Многое из томов повылетало, притом, что роман Робера Мерля «Мальвиль» (1972, русск. изд. 1977), прекрасно вышел в изд. «Художественная литература» — заметим, «пост-атомный», что в «Мире» категорически, а в МГ «почти категорически» было запрещено, хотя роман был набит полной «клубничкой» (разве что малость того, что «на грани фола» порезали) — и он никакого скандала не вызвал. Цензура слабела, цензура не боялась пропаганды онанизма. Она уже и про секс-то знала лишь то, что «его нет».

Альдани же оказался в числе пострадавших. Что очень несправедливо, и еще не поздно поправить.

Толковой библиографии Рэндалла Гарретта даже в Википедии нет: очень сложная у него оказалась жизнь. Между тем время явно отмывает шлаки из его наследие, а на дне лотка блещет единственное — хотя немалое — золотое зерно его прозы — цикл дважды мироформистский, цикл рассказов и роман о лорде д'Арси: в мире этом иная Европа (главным угрожающим Западу государству стоит Польша, а не Россия) и никому не силам из-за размеров. В этом мире иные законы: магия вместо науки, вещь надежная, — и наука, дело сомнительное и неточное, главная польза от нее — «телесон» — попросту междугородный телефон, только разговоры по нему сумасшедше дороги; да еще и по дну морскому кабель никто прокладывать не научился; в последние годы автор это «исправил», но — было поздно: подав заявку на писателя высшего ранга, оказался создатель этого мира на десять лет в отрыве от литературы, упустил время, и когда вернулся — было уже поздно, испеченный им чудесный рождественский пирог съели без его участия. Слишком на поверхности лежала общая идея и слишком была соблазнительна.

Третий компонент «мира лорда д'Арси» самый простой — детективный, и не очень сложный, разгадка в нем большой роли не играет. Хорош прежде всего антураж: так блистательно там сыплется золото с кружев фантастического лорда-мага, хорошо ориентирующегося в своем мире. Читать всегда приятно. Но больно — как всегда, когда знаешь, что в целом подававший очень большие надежды писатель их не оправдал. Он мастер, мастер, да и переводчик (Н. Романецкий) мастер не хуже... но что ж ты нас, тискальщик, бросил с одним не очень толстым томом отличной прозы? Это можно было гениальному Миллеру-Младшему, великому трагику, но нельзя автору насквозь юмористическому. Здесь куда менее одаренный Кейт Лаумер выигрывает у Гаррета по всем пунктам.

«Быть и не состояться» — горчит такой приговор. Но есть и обратная сторона. Все-таки то, что от него осталось в лучшем цикле — не скоро забудется. Кстати, в российской фантастике у Гаррета параллели возникли лишь через много лет после смерти автора: магия не как наука, а магия вместо науки — допущение по нынешним меркам не очень свежее, но вспомните, когда был сочинен лорд д'Арси: он был начат в 1964 году. Иначе говоря, тогда же, когда появилась «Суета вокруг дивана» — сильно порезанная, но еще сильнее шарахнувшая по нашим юным мозгам первая часть «Понедельника» Стругацких. Видимо, идея висела в воздухе.

Если брать в целом, то Гаррет Стругацким проиграл: хотя их цикл меньше, но над ними висела цензура, над ним — едва ли: бросил в конце 1960-х писать вообще. А когда вернулся через десять лет... ну, см. выше. Едва ли кому-то приходило в голову сравнивать эти два мира. Детективные ходы в духе «Агаты Кристи для бедных» ничем особенным цикл не украсили. Однако сам образ сыщика в камзоле, уже не забывается, и книги переиздаются. Конечно, прóпасть в два приема никто не перепрыгнет, и герой Гаррета, едва дотянувшись до другого берега — до того, где живут герои «золотого фонда», так навеки и повис на восьми пальцах на стене над пропастью (любимый кинотрюк вот уже больше ста лет).

Время здесь ничего не покажет, и так ясно, что этот забавный мир и его героя никуда из истории фантастического жанра не деть.

Однако насколько же большего от него ждали!

То, что здесь написано — не отзыв на один лишь роман, а на весь цикл. И знаю, что литература эта ушла в прошлое, но наверняка перечитаю том 2002 года хотя бы еще раз. Голову он не грузит, многого не ждешь, зато хорошо, полноценно отдыхаешь.

В чем-то это сродни фильмам о приключениях Индианы Джонса. Все знаешь, понимаешь — «клюква», а на душе-то светло.

Вероятно, в затертой теме «Гитлер-победитель» эта книга стоит настолько выше остальных, что остальные — даже пресловутый «Фатерланд» Харриса, про который много чего написать могу, да жизнь коротка, и на сто у.е. до этого уровня не дотягивает. Странно, пожалуй, разве что то, что по роману Дика нет фильма, ведь это готовый сценарий . Политкорректность? Вероятно, пропади она пропадом. Однако же тому, кто не знаком с китайской классической «Книгой перемен» читать ее трудно; зато если кто с нашим блистательным переводом этой книги (Ю.Щуцкий) сроднился и держит «Книгу перемен» на полке — тому в ней уютней, чем шахматисту за доской. Потому как для глубокого понимания «Человека в высоком замке», для истинного удовольствия от него, нужен научный аппарат чуть ли не такого же объема, как книга. Я и теперь не умею определять гексаграмму бросанием стеблей тысячелистника. Пользуюсь набором монеток. Но даже этого мне жаль (лучше бы пользоваться традиционными стеблями). С этой книгой надо сплестись и срастись, иначе ее вовсе лучше не читать.

Конечно, граница между Германией и Японией, проходящая по МИССИСИПИ, иронически отсылает читателя к «Путешествию Гекльберри Финна» Марка Твена, но сделано это ненавязчиво, в лучшем американском духе, когда даже самое великое и самое страшное все-таки предполагается не воспринимать слишком всерьез. И незадачливый герой, попадающий на обед к хозяину жизни (т.е. из японцев) так обаятельно глуповат, что немедленно опознается его прототип — Унистон Смит из «1984». Тот, пожалуй, тоже вспоминал бы как самое яркие события своей жизни случаи, когда ему (дважды) удалось съесть по кусочку мяса. Сколько тут Америки — вплоть до независимого Шайенна (который независим, ибо никому не нужен). Роман написан в 1962 году, накануне Карибского Кризиса, когда «горячей» атомной войной пахло как никогда (лишь своевременный отстрел Президента и снятие с работы Генсека спасли истинных хозяев жизни от возможности продолжать наслаждаться оной). Все это забывается. Но остается невероятно целостный, пугающе правдоподобный мир параллельной истории (явно входящий в пятерку лучших «миров», какие есть в литературе ХХ века). Одного лишь опасаешься: не начнут ли внуки-правнуки принимать именно этот мир за факт криптоистории. Но это не нам решать.

Это безусловно лучшая книга Филипа Дика, перехвалить ее нельзя, и я не продолжаю далее «дозволенные речи» лишь потому, что сейчас явно скачусь в пересказ романа. Этого нельзя. В отзывах. «Такой уговор». (с).

2015, декабрь Вот уже и сериал есть. И оценка ему — минус 10.

Начну с ложки дегтя: уж не знаю, заметил ли кто, что на протяжении 15 лет действия романа «жрица любви» Таис Афинская... постоянно сидит без мужика, извините. За все это время у нее — две с половиной «любви» (за половину посчитаем ночь, проведенную с Александром). Но это уж особенность психологии автора, весьма разбиравшегося (в жизни) в этой теме: разговор Ефремова с латышско-немецко-русским фантастом Анатолем Иммерманисом я не рискну записывать. Все сводится к знаменитой (цитирую по памяти) фразе из «Часа быка»: «Она была чиста в открытой наготе своего скафандра». Правда, не уверен, что в тексте фраза уцелела — я ее со слуха выучил.

Но это из вредности, потому как не забывается. Так же не забывается и то, что прекрасный писатель Ефремов заслонил в нашем восприятии куда более крупного ученого-палеонтолога, которым он был. Но это можно и в другом месте рассказать.

Между тем роман «Таис Афинская» куда более фантастический, чем кажется. Он повторяет и продолжает линию «На краю Ойкумены», где древний мир времен «сразу после Эхнатона» пронизан связями с ХХ веком, и даже предметы переходят через десятки столетий в ХХ век (южноафриканский камень из кимберлитовой трубки). Здесь — иное: под видом эпохи Александра Великого Ефремов очень ясно описывает уже просто наш мир. Ибо никакая цензура не позволила бы ему описывать Древний Мир натурально и реалистически — в духе фресок Помпеи и Диогена Лаэрция. На десятки тем наложено табу, но... с каким же блеском провел свой спектакль Ефремов среди того, что все-таки было разрешено. Он не шел на прямой «взлом цензуры», как Обручев, — он танцевал вместе с Таис между лезвий и факелов, и рождалось искусство, рождалось в условиях и стране, которой совершенно никакое искусство не было нужно.

Временами автор явно пародирует цензурные законы: нельзя писать о женщине как о живом, источающем феромоны существе — ну так нате: вот вам «обратная Галатея»: позирующую скульптору Таис заставляют застыть как статую. Один из героев без видимых причин решает покончить с собой, все одобряют его, он совершает, что хотел, они как должно его погребают и... возвращаются к прерванной беседе (похоже, тут бессознательно пародировался Куприн, да и «Гора» Лескова). Словом, роман был написан так, чтобы цензура не смогла при... драться. Наверняка что-то все равно изувечили, но это уже за пределами моей информированности.

Если «На Краю Ойкумены» было «странствием на юг», «Туманность Андромеды» — «странствием вверх», то «Таис Афинская» вполне исторически стала «странствием на восток» и доказала большое мастерство Ефремова-монументалиста, — кстати, так же построены четыре основных странствия в книге Флавия Филострата «Жизнь Аполлония Тианского», только и разницы, что у Флавия «на запад», а у Ефремова — «в космос». Удивительная книга, в которой из времен Александра вроде бы и не тянутся ниточки в ХХ век, да только незачем: действие и так идет на сцене ХХ века. Меняются только костюмы. А прогресса в искусстве нет, есть лишь цензурные запреты, меняющиеся из века в век. И эта книга — не доказательство того, что прогресса в искусстве нет (и без того — аксиома), это образец втиснутого в жесточайшие рамки искусства «советской эпохи». Не знаю, как она будет читаться через сто лет. Но сейчас она все еще жива, все еще дышит знойным воздухом пустынь, столь хорошо знакомым палеонтологу Ефремову.

Как и многое другое, «Таис Афинская», пожалуй, обязательна для тех, кто пишет, даже в большей степени, чем для тех, кто только читает.

Возможно, лучший рассказ Ольги Ларионовой. Не то, чтобы сюжет его был сильно оригинален; уже когда особо вкусное молоко оказывается «жабьим», становится понятно, что не простая это жаба. Однако дело в литературном мастерстве Ларионовой. Любую «погоню за зверем» в эпоху хорошо продвинутого кино читать не очень интересно — если автор недостаточно пластичен и не владеет словом. Таков Фармер, кстати: пишет десятки страниц вроде бы лишних, а все равно читаешь, потому что пишет автор хорошо, совершенно владеет искусством заполнения страницы — словами.

Для Ларионовой это характерно в целом, но на весь ее сборник именно «Королевская охота» представляет собой самый яркий образец ее стиля. Так что если сводить баланс рассказа, то он выиграет у большинства подобных произведений советского времени за счет поэтичности.

Это даже для моего школьного возраста была уже классика: видать, по ошибке (как случилось с «451 по Фаренгейту», где тов. Суслов проглядел позорно, чьи именно самолеты сбрасывают бомбы на Америку) Гамильтон чем-то угодил начальству; прежде всего, предполагаю, сходством со Стивенсоном, который, как «угнетенный шотландец», всегда проходил в печать под грифом «давно и безвредно и воспитательно и отвлекательно». Правда, посмотреть бы на оригинал: за переводчицей З. Бобырь уже тогда имелась манера треть текста отрезать, четверть присочинить. Но в 1959-1961 году, когда я стал читать фантастику, «Бобырь» было для меня пустым звуком... зато «Эдмонд Гамильтон» звенело «серебряным звоном савельевских шпор»: это была все-таки настоящая западная фантастика, — а сердце ребенка и подростка требовало той самой «музы дальних странстви» (с), желательно космических, — которой нам с годами почти всем ноги переломать захотелось, — настранствовалось.

Но тут таинственный минерал с отрицательной гравитациией (вскоре украденный неудавшимся фантастом Фоменко в его «Тайне Млечного Пути») и прочая романтическая хрень гарантировали повести — которая печаталась с продолжениями в «Технике молодежи», как теперь понимаю, накануне «Всемирного фестиваля молодежи» (1957) — успех невероятный. Номера журнала в библиотеках на полке не стояли: библиотекарша держала их в запертом ящике в читальном зале. И т.д., и т.д.

Вот так вырастало поколение, для которого домашним озарением была «Туманность Андромеды», а следом — «Страна багровых туч», для которого Александр Беляев был небожителем, а Сергей Беляев... ну, тоже годился. Даже Казанцев еще казался писателем. Все это как-то и во что-то сплавлялось, пока не стали появляться Азимов и Брэдбери, заставившие сильно позабыть Гамильтона.

Но через полвека понимаешь, как важно было читать Гамильтона и даже «Гиперболоид» — а не «Как закалялась сталь». Мы не верили уже тогда, «что жизнь дается человеку только однажды».

Мы уже тогда, когда изумительно сформулировано ( другое время) в «Свете в окошке», подозревали что в худшем случае «жизнь дается человеку только дважды». И каждый из нас, кто жив или кого мы помним, даря им свои «мнемоны», хранит в себе и частицу не великой в общем-то прозы Гамильтона 40-х — 50-х годов. Время Азимова и Брэдбери было не за горами, но без Гамильтона мы, глядишь, и не поняли разницы в масштабах дарований.

Был тут вопрос, что означает концовка рассказа. Я тоже как-то сразу не врубился, но потом сообразил, что девятое аба (день разрушения обоих Храмов, день величайшего несчастья для народа) может быть тем днем, на который автор назначил конец света, Судный День во всеобщем понимании, когда мертвые воскреснут (оттого Скотт и спутники, похоже, и открывают глаза). С «Илионом» и далее рассказ не совсем стыкуется... но автору это свойственно: обожая прием «милетской прозы», где рассказ последовательно передается от одного рассказчика к другому, даже в Гиперионе» он на шесть рассказчиков действие «натянул»... а Тамплиера почел за лучшее «потерять»). При всем блеске Симмонса он относится к «неэкономным» авторам — неоправданно морит героев. Это всегда огорчает.

Однако к апокалиптике «Девятого аба» это не относится. Тут словно камертон прозвучал, по которому собрался настроить автор очередную сагу-симфонию (как всегда, требующаую от автора несусветного объема образования). Да и для этого рассказа нужно немало. Однако что есть, то есть, и в лучшие сто рассказов Америки за последние полвека этот почти наверняка войдет.

Ясное дело, в 60-е годы такой рассказ был для мальчишек (акселерантов, впрочем), как глоток живого воздуха. Динамичный и детективный, с антагонистами и протагонистами (мы слов таких не знали, но какая разница), с небанальной идеей истребления разумных существ ради добычи из них ниобия — металла тяжеловатого для живых существ, человека-то им вполне отравить бы можно, но мы и этого не знали — словом, сколько радости на немногих страницах в огромном альманахе! Что же касается основной идеи Вэнса, то она амбивалентна: человек-то болтун, но мы как раз на таком рассказе, пожалуй, могли понять, при ком можно говорить лишнее, а при ком нельзя. Видимо, рассказ у Вэнса был спровоцирован тем, что за пять лет до его написания спор о названии «колумбий versus ниобий» был окончательно решен в пользу «ниобия».

Жаль, никогда не видел оригинала... а переводам З. Бобырь верить не умею вовсе. Боюсь, что читал именно такой (судя по упрощенности стиля). Однако воспитательную роль рассказ сыграл для моего поколения безусловно.

Вот именно что «пропал финал». Это не вина переводчика. В 1973 году я работал в зарубежном редакции МГ, а дальше по коридору располагались две комнаты редакции фантастики. Переводчики, понятно, кормились в обеих редакциях. В нашу комнату пришла не то, чтобы заплаканная, а совершенно «без лица» (по Бестеру!) Катя Короткова. Битых два часа она просила объяснить, за что зам. гл. ред. издательства И. Авраменко этот самый конец от рассказа отрезала. Вроде бы уже отгремел скандал с «Онирофильмом» Альдани... чего там бояться? Так никто ничего и не понял.

Лишь много лет спустя, обретя редакторский опыт, я понял, что рассказ Авраменко обрезала исключительно ради демонстрации служебного рвения перед начальством. Коль скоро у самого Кларка от «Космической Одессеи» можно было отрезать последние восемь страниц — значит, это дело архинужное и архиполезное: резать романам и книгам концы.

Анекдот, но очень печальный. Ибо бессмысленный.

Особенно в силу того, что как раз этот рассказ Бестера — едва ли шедевр. Крепко сочинено, но по прописям, хорошо написано... но на душе кошки скребут: ради этого автор «Звездочки светлой» и «Человека без лица» старался?.. Хотя все равно рассказ выше, много выше средней продукции тех лет.

В смысле писательского мастерства (особенно — мастерства новеллы) ничего лучше написать нельзя. Угадать финал рассказа, пожалуй, невозможно. И дело именно в нем: такого жуткого «посмертия», пожалуй, даже у Данте нет для страшных грешников девятого круга (где обретаются, напомню, «обманувшие тех, кто им доверился»). Дети, главные герои рассказа?.. Автор ИХ вовсе не боится, как бывает нередко с Брэдбери, — и ЗА таких детей можно не бояться: их потомком станет, пожалуй, одинокий воскресший землянин в великом рассказе ван Вогта «Чудовище».

Русским читателям вдвойне повезло: перевод Е. Коротковой стоит вровень с теми лучшими образцами фантастики в русском переводе, которую переделывать уже ни к чему (другой пример — «Хогбены» Каттнера в переводе Н. Евдокимовой).

И тех, кого главный герой, мальчик в тапочках, прячущийся за коробками с мусором, отсылает на бетонную дорогу без конца и края, не жаль.

Они нарушили заповедь: захотели запрячь в свою лямку детей-гениев лишь за их гениальность.

Хорошо бы этот рассказ превратить в учебное пособие для начинающих злодеев: сам не гений — не суйся к гениям.

А было ли это по-русски в ХХ веке? Между тем в 60-е годы мы на Савченко смотрели как «следующего» за Стругацкими и Ефремовым, вровень с Войскунским и Лукодьяновым (даже до «Тартесса», только еще за «Меконг», который нынче не рискну перечитывать). Савченко любили, никого не удивляло, что ему отдают целый том в «Библиотеке Научной Фантастики» Молодой Гвардии. И все же многое могли прочесть только те, кто знал украинский.

Наверное, пройдет еще сколько-то лет, время наведет на прозу Савченко благородную патину — и его попросту ВОСКРЕСЯТ (как делал он со своими героями). Историческая ценность его книг, как мошка в янтаре, может остаться предметом для изучения куда дольше, чем собственно литературная.

Однако есть же и наша благодарность. Самое малое два поколение молодежи зачитывало его книги до дыр (плевать на каком языке). Нынешнего читателя для Савченко плохо представляю, а прошлого и будущего — запросто. Первый был счастлив, второму уж самое малое — будет интересно.

Году в 70-м прочел книгу в Ленинке. Почему-то не воспринял всерьез — казалась она мне очередной «Гриадой», да и бескорнечные пассажи об очередной, «еще более великой» цивилизации (помнится, до «рамиров» автор так и не добрался), планеты целиком из золота... Я не знал биографии автора, не то сразу догадался бы, что передо мной очередной «рОман» не хуже Штильмарка — а к этому жанру положено относится с уважением: чай, лучший «рОман» в истории человечества — это же же и лучший «ромАн», это «Дон Кихот», во многом поначалу натисканный автором в тюряге у арабов, в ожидании выкупа.

Словом, если это и не «Дон Кихот», то по советскому времени дивная оттяжка для души. А поскольку в 90-е я прочел «Язык, который ненавидит», получилось у меня с этим романом точно по пословице — «чему посмеешься, тому и поклонишься».

Драгоценная книга, единственная в своем жанре, выходящая на уровень прозы Варлама Шаламова. Чудовищность этих рассказов нормальна, мы привыкли) — но это большая литература. К фантастике она отношения не имеет, но есть в этой книге «Приложение первое» — «История отпадения Нидерландов от Испании» (написано в соавторстве с Л. Гумилевым на блатном языке, но от этого стало только лучше). Если есть на этом языке великая литература, то перед нами = образец таковой. А поскольку подлинный сюжет совершенно мифологизирован («...На Альбу пахали епископы и князья, в ставке шестерили графьья и генералы, а кто махлевал, тот хагинался. Он самых высоких в кодле брал на оттяжку... — и т.д.).

Так и вспоминаешь диалог Ваги Колеса с Доном Рэбой («С нами габузиться вам не сростно»).

Словом, во что ценю эту книгу, то и ставлю. Все остальные книги того же автора она, мне кажется, перевесит. Даже вместе взятые.

Очень крепкая книга: наверное, из нее писатель собирался вырастить немалый сериал. Отвлекся на другое и больше ничего не вырастил. В итоге деревцо осталось стоять «среди долины ровныя»... но ведь и не засохло деревцо, и все новые читали с благодарностью читают книгу.

Держу на полке под потолком — иначе сопрут.

Первые романов пять скушал на одном дыхании. Потом пошло без такого увлечения. Когда героев заволокло в Индию — стал выяснять: неужто исписался мэтр. Оказалось — беда другая. За любую книгу «Черного отряда» или «Гаррета» ему платят 40 тысяч $ , а вне этих серий — не более 15 тысяч $ за роман. Поневоле «согнешься». И Стало ясно, что герои до смерти надоели автору, вот он их в некую паранормальную Индию и загнал, потому как там «все есть» (и даже больше, чем в Греции — очень много и холеры и камасутры, которые плохо дополняют друг друга). Жаль писателя.

Однако напишет еще читать все равно буду. 30-35 романов съел без отвращения, так что бы и еще из той же миски не поесть?

Единственная книга Кука, которую я с первого раза запомнил целиком, а прочел уже трижды и еще собираюсь. Похоже на озарение, которого побоялся сам автор, и не стал развивать тему в сериал.

Словом, проза высочайшей пробы. Не просто литература, а настоящая ФАНТАСТИКА, что куда выше более высокое звание.

хотя и впрямь жаль. что автору платят за «Черный отряд» и «Гаррета» втрое больше, чем за отдельные романы. Была бы тут хоть небольшая серия — получили бы шедевр даже больше, чем на «10»

Надо бы сначала писать отзыв, потом оценку ставить. Но я решил свои «10» проверить и еще раз перечитал роман.

Может быть, это вообще лучшая фантастическая книга в России за последние лет пять-шесть. Сколько же ниток оставлено там — в любую сторону — продолжай-не-хочу; да ведь и я теперь постоянно, нечаянно подумав о ком-то, кого знал, но кто ушел, думаю: «вот и ему мнемон». А если человека не знал — «денежка». Но она тоже нужна, «за воздух» заплатить. Роман куда глубже любых аллюзий с анекдотическими вкраплениями («Жизнь дается человеку только дважды...» — и вдруг хохочешь в патетическом месте); между тем лишь сорок (или больше) раз передумав эту книгу, решил я, что изображает она ЧИСТИЛИЩЕ. То самое, которое отрицает восточная церковь и в которое твердо верят более миллиарда сторонников церкви западной. Данте по Чистилищу водил не Вергилий, его проводником там была Беатриче. У героя «Света в окошке» своя Беатриче... — царско-советский сыщик провокатор, петербургский «земеля». Каков поп, таков приход. Это так точно, что начинаешь ВЕРИТЬ.

С ужасом думаю, что начинаю воспринимать эту книгу как часть собственной религии. Ну, и ладно: если «джедаистом» быть не зазорно — в Англии их больше, чем иудеев или буддистов — я согласен и на такую веру.

Есть очень хорошее, хотя не все, понятно. Ближайшее родство — с «Дикими картами» Мартина и Компании, но это скорей комплимент, чем недостаток. В любом варианте — жаль, что такой коллектив неизбежно не живет долго (и тут Мартин рекордсмен, — потому и жалко). Плохо другое — этот жанр подразумевает элемент комикса. А тут чего нет, того нет...

Наш «гриадный крокодил» потому и был «Гриадным», что ничего хуже этого творения мы, которым было по 12-14 лет, и вообразить не могли: рядом с ней Ефремов выглядел многократным Сервантесом. За Колпаковым кто-то стоял, но, видимо, недолго: столкнуть его с положения «Первого фантаста» (в противовес Ефремову) сумели по сути дела дети. С этим связана история того, как ДДК, присуждавший «гриадного крокодила», вступил в контакт с Г. С. Альтовым, — за которым уж точно никто не стоял, но об этом Альтов сам рассказывает (см. его заметки об антипремии «Гриадный крокодил»). Мы даже не сразу распознали плагиат, хотя потом, конечно, убедились.

Может, кому-то в начальных классах школы это и нравилось. Но в 12 лет мы над этим шедевром в голос ржали.

...А ведь незадолго до того нам в школе добрая учительница по «Пионерской правде» этот маразм читала. Никто не понимал, что это плагиат (не знали), но что это хуже, чем Жюль Верн — понимали даже второклашки.

Дети все-таки были умней взрослых.

Оценки сему творению быть не может: слишком многие после него до конца жизни слышать не могли (и не могут) слова «фантастика».

Теперь, впрочем, оценки поменялись на полярные. Но дела это не меняет.

PS Регулярно звучат требования предъявить те страницы, на которых плагиат, и показать — откуда он. Предъявляем. Ответом ВСЕГДА бывает громко сопящее молчание.

Конечно, не зная английского и знаменитой песенки, которая тут служит ключом к роману, ни хрена не поймешь, даже и «положительного Дракулу» (уже из другой песенки) не оценишь. Но объективно — похоже, что великий мастер с нами этой книгой попрощался.

Это то, что называется — «Красиво уйти».

И сделал это более чем достойно. Лучше, наверное, это написать и нельзя было. Оттого и оценка.

Вот и этого «Гриадного крокодила» я присуждал, — причем тут голосование было единогласным. На очереди была и «Тайна Млечного Пути» юного шестиклассника Фоменко, но она только в «Пионерской Правде» печаталась, а полагалось — за книгу. Кстати, кончились и статуэтки крокодилов. Как теперь понимаю, Полещука мы зря грязью поливали, были много худшие, но... жизнь показала, что это мы дешево отделались.

Еще на очереди был А. Шалимов с его «Тайной гремящей расщелины». И не кончись ВСЕ СРАЗУ — видимо, третий крокодил был бы его.

...Словом, здесь не голосую. Я это сделал в начале 60-х.

«Прогноз моей оценки» здесь очень сильно завышен. Что раньше думал, то и теперь думаю.

А что тут голосовать? Я и был одним из тех двух десятков мальчишек-девчонок, которые присудили в Доме Детской Книги (ул. Горького, 43, помнится — давно нет того помещения, нет и ведшей клуб Зинаиды Павловны Смирновой, сестры писателя Николая Павловича Смирнова) за нее «Гриадного крокодила». Потом еще кое-кому присудили. А потом нас стали стремительно разгонять по домам: что-то зрело, и начальство это поняло. Правда, я успел с Аркадием Стругацким познакомиться... но это здесь можно не расписывать. Из всех «двадцати» знаю о местопребывании двух человек. В литературу, хоть и не сразу и с другого бока, — но именно в родную н/ф — я попал через очень много лет.

Так что я свою оценку поставил почти полвека тому назад.

И очень жаль, что Булычев не привел ни единого документа: очень удобно говорить о доносах, существование которых подтверждается тем, что их точно видел «один мой знакомый, не помню кто».

Третья часть — все такая же. Легко, неглубоко, но... все-таки не мыльная опера.

Кстати, хорошая переводческая работа.

Вторая часть даже лучше первой.

Хотя как и все у Лаумера — изумительно и неглубоко.

Клюква — но такая роскошная и развесистая! Примерно такая, как в Канаде, где клюквенные деревья вырастают с нашу сливу, ягоды соответственно, но между тем это клюква — кто хочет — садись под ней да чай пей (по Достоевскому). Очень убедительный мир очень хорошего писателя. Без претензий на глубину, которой там нет и быть не должно.

Едва ли слабей, чем «Друсс-легенда», а по действию — динамичнее. Словом, кто в эту серию вчитался, тот погиб — и прочтет ее всю. Кстати, как и серию про «Иерусалимца».

Удивительно мощный писатель, притом умело связывавший в своих сагах концы с концами так, как мало кому удавалось. Если бы он написал только цикл об Империи Дренаев, и то место в большой литературе ему было бы гарантировано.

На Конана-варвара всегда хочется сочинить пародию (Пратчетт и сочинил Коэна-варвара, да и другие пародии есть, менее удачные). На Друсса — никогда. Просто рука немеет: образы такого масштаба создаются один раз и только большими мастерами.

Все-таки жаль, что лучшей книги Бенилова — «1985» — словно бы и не существует. Эта вещь хорошая, спору нет, но ей до романа-римейка изрядно далеко. А ведь там не римейк — там редчайший жанр «то, чего не знал автор» (т.е. Оруэлл), сюда можно и «Кольценосца» Еськова отнести, но в целом если уж удается такая книга, то... удается (удалось же нечто подобное Чигирнской-Брилевой в «Ваше благородие»: книга оказалась лучше исходника, т.е. сравнительно проходной книги Аксенова). Словом, если Бенилов писать не бросит, то через полвека его будут читать вместо многих звезд «четвертой волны».

Книга в сети хоть и частями, но доступна. Не могу оценивать свою аннотацию к ней (все-таки для нее слишком гордо — «статья»), но если разобрать ее на рассказы и повести — ведь это именно фантастика! — то повесть «После» заработает, пожалуй, все «8», а прочее — что довоенное, что послевоенное, но все это создано в эмиграции — 5-7 в среднем, хочется верить.

По крайней мере к появлению это книги в Сети меры приму немедленно. «После» — антиутопия не сильно слабей «Скотского хутора» Оруэлла, коего, боюсь, Ирина Евгеньевна никогда не читала.

До войны это была книга. Тогда у Казанцева соавтор был, но... сплыл. Это можно было читать, это тоже несостоявшийся «свой мир»... Знаем, знаем, что ни хрена больше он вообще не написал, что прочее у него — макулатура, что извлекаемые нынче на свет Божий «внутренние» его рецензии — просто доносы, — но как и «Гиперболоид» — этот «Остров» «не объедешь никаким конем» (с). Если Казанцев и останется в истории как чудовище, то в литературе он останется именно автором «Арениды».

Однако ж куда деться. Поколение, начавшее читать фантастику в 50-х-60-х сплошь и рядом увлеклось этим жанром именно в варианте 1958 года, то в истории литературы книга существует, и все равно кто ее писал: ПОВЛИЯЛА. На нас на всех.

Печальная история про то, как из хорошей книги автор сделал неважную.

Повезло мне, что я в детстве читал обе...

Это лучше, чем Энсти (досоветском переводном девичестве — Анстей). И в целом — первый вариант был безусловно живой книгой.

Великие ученые на досуге пишут неплохие рассказы. «Голова» лучше, но и этот славный.

Как ни огорчительно, еще в школьные годы я понял, что рассказ не только слаб (ибо вторичен — тему двойника съели еще (Шамиссо и Гофман), но... феноменально плохо переведен. Подозрение, что переводчики бывают некомпетентны, во многом определило мой выбор профессии. Поэтому ставлю пятерку, хотя надо бы двойку.

Очень огорчился. Ни латинские, ни вообще собственно кельтские, ни вне-английские источники ни Спенсера, ни тем более Мильтона, автором не читаны. Оценку ставить не имею права — и не ставлю.

Вещь очаровательная. Одни только ступени лестницы, ведущей в Ад — по которой герои выходят из Ада — чего стоят: так и хочется их очень многим вместо ежечасной мантры порекомендовать.

И в том лишь беда, что слова эти слышишь от разных людей (даже имени сэра Тэрри не знающих) в среднем раза по два в день

Может, и не лучшая книга Симмонса... но материал крайне неординарный (гавайся мифология) и — «сам везет». Достал книгу с трудом и спрятал под потолок, не то опять уведут. Образец книги, на которой надо учиться другим писателям (это свойственно несравнимому с Симмонсом Формеру, однако писатель, который их не читал, едва ли что путное напишет).

Читайте, скучно не будет никому.

Неизмеримо сильней первой части: да и финал непредсказуем, что в почти любой вампириаде крайняя редкость. Брэм Стокер перевернулся в гробу, да и не один раз, думаю.

Хотя такое чувство, что разверни он семью Цепешей (потомки младшего брата и нынче живы) — вышло бы на полные 10.

Скорей хоррор, чем чистая фантастика... но Симмонсу как-то прощаешь. Писательское мастерство выше всяких похвал, а что сюжет ясен с первой страницы — так это еще не аргумент до конца не дочитывать.

Ибо — МАСТЕР.

Ничего не добавить. Такого ФЕРМЕНТИРОВАННОГО МАМОНТОВОГО МОЛОКА как не пил сорок лет с лишним, так, вероятно, и не выпью. Потому как сегодня и навсегда — МАМОНТОБОЙ.

Кто читал рассказ, тот понял.

Вещь, для автора почти проходная.

Но библиографии нет — оцениваю то, что есть.

Если от второй половины ХХ века в России останутся Стругацкие, то от первой — Кржижановский.

Классика среди классики.

Уровень Гофмана и Свифта.

А финал — вся наша жизнь ХХ века.

...На дом, где жил автор, все никак мемориальную доску не повесят.

Хотя она давно готова.

Перехвалить ни этого писателя, ни этот рассказ — нельзя. В русском языке суперлативов не хватит.

У великого писателя даже библиографии нет.

А ведь это — лучшее из лучшего. И «10» тут надо бы ставить на полсотни рассказов и повестей.

И на пьесы тоже.

Обождем...

PS Ну, обождали (2015).

И шеститомник издан, и классиком автор признан (первого ряда), и переведен на польский, французский, немецкий, английский, испанский и не помню какой язык, и на сцене идет, и фильмы по нему снимаются, И всего чем дальше, чем больше. Только и думаешь: неужто и впрямь состоялось?... В России норма — обратное.

...все подробно сказал в отзыве на «Неукушенный локоть» и не хочу повторяться.

На кратких страницах уместилась чуть не эпопея размером в «Виконт де Бражелона». Классика жанра. Увы, пересказывать нельзя: опять отобью охоту читать книгу. Но до конца первой главы — прочтите. Дальше гарантированно не оторветесь. Особенно... если любите героев Дюма.

В целом это одна из лучших книг «Пражской школы». Прочитано по-немецки; русские переводы теряют половину блеска оригинала.

Кто не читал, у того пробел в образовании. Жаль, невозможно написать отзыв, не пересказав сюжет. А сюжет тут... не зря Борхес этого писателя сразу следом за Майринком ставил.

Для своего времени — очень высокий уровень.

Автор, похоже, погиб оттого, что у себя в «Сибирских огнях» в 20-е годы продолжал печатать эмигрантов, того же Арсения Несмелова.

Надо, словом, изучать и переиздавать

Чуть ли не единственное, что я у Стругацких до 1990 года вовсе не прочел. То ли забыл?

Редкий случай, когда помешала не цензура, и саморедактура.

Но искусство служит самому себе, и рассказ чудесный.

Так, выходит, и будем молчать. Конечно, Марк Маркович Парасюхин, которому морду бьет герой (так и хочется добавить) — литературный герой.

А то, что это реальный писатель-«фантаст», травивший Стругацких сколько сил было, по сей день (если жив) их ненавидящий — реальное лицо — молчим.

Конечно, он накормил Иуду югославским супом с мелкой вермишелью... Но это не повод тащить его на таком луковом перышке и из вечного огня.

Реальный Поросенкин никого таким супом не накормит.

Именно этот человек угробил н/ф редакцию в «Молодой гвардии». И я свидетель, я в соседней редакции работал.

...А по вопросу об антихристианских мотивах книги, так надо бы присмотреться к тому, что иудаизму и исламу там досталось столько же. Христианство — не та «организация», которой можно повредить негативным мнением о ком-то отдельно взятом. Не развалится храм, воздвигнутый на том самом камне, который тут ненароком помянут. И даже сходство Г.А.Носова с Га-Ноцри — это сходство всего лишь двух литературных персонажей. Религия тут почти ни при чем.

Знать бы еще, сколько тут Дика, сколько Желязны. Идея наверняка Дика. А вот «серебряные полудоллары»... Хоть на «Книге перемен» гадай — не разберешься. Редчайший сплав, когда автор в чем-то один получился. За Желязны с таким артистизмом никто и ничего еще так не написал.

Тьма фактов, которые может знать только житель Западного Полушария (черные крысы как нормальная еда в Восточном отсутствуют: их здесь рыжие-серые сами съели). Артистизм интриги и письма феноменальный. Словом, хвалить эту книгу то же самое, что хвалить черную икру.

У фэна, не читавшего этой книги, — дыра в образовании. Прошу иметь в виду, мое мнение ни от кого не зависит, но это рекомендация: читайте.

Вышло так, что сперва фильм посмотрел, потом прочитал книгу. Ни за какой роман сериала о Плоском Мире меньше «9» ставить не могу (разве что «Последний континент» не задался), ну так и здесь — 9. Фильм, кстати, очень выиграл от гибридизации Англии с Венгрией, венгерские актеры его типажами сильно украсили. Но в целом — уже после прочтения книги — угадал: сэр Терри и после смерти оставит «Плоский Мир» развиваться: он создал настолько живой конструкт, что хорошему писателю войти туда и работать — только честь. Был бы я моложе лет на 20 и не съедай меня целиком свой «конструкт» — испросил бы разрешения у сэра Терри и врубился бы в материал. Даже мог бы и на английский перейти, хотя и считаю такие поступки невежливыми по отношению к родной речи.

Мир сэра Терри так обаятелен — и в этом романе особенно — что в нем вообще хочется поселиться, не важно, уличным музыкантом или разбойником там служить придется. У меня такое вызывали только два мира — «мир Фрэнка Сандау» (Желязны, «Остров мертвых» и «Умереть в Италбаре») и лучшая русская фантастическая книга — «Град обреченный». О ней я с Аркадием Натановичем поговорил... но запишу, когда наглости хватит. Наперед скажу, что я само имя Пратчетта услышал от него. И еще долго знал только имя. Кстати, что именно он читал — не знаю. Может быть, даже ничего, но о писателе знал и его советовал.

Если у Жикаренцева и Ко «Опочтарение» все-таки дойдет до русского печатного станка, это будет большая радость для тех, кто оригинал прочесть не может. Кстати, сэр наш, зараза такая, играет настолько глубокими слоями английских ассоциаций, что мне иной раз знания языка не хватает. Фильм тут тоже не помог.

Upd. Прочел прочие отзывы. Кажется, никто не заметил чудовищного наезда, который сэр Терри учинил на «Графа Монтекристо» (во второй, что ли, части) — там такая же сцена с заменой телеграфного сообщения, как здесь — в основе сюжета. Напустил-таки наш благородный Рыцарь своего баньши и на Дюма-папашу.

Словом, бессмертная книга бессмертного писателя.

Может, у Пратчетта и лучше есть, но ведь и не скажешь — что именно. Обкновенный великий сэр Терри, которого и через триста лет читать будут. И приятно, что фильм по роману вышел исключительно хороший.

В целом — это уровень Л. Ф. Баума, который и за сто лет не устарел ни на грош. Да и сам сэр Терри в каждом фильме — еще о очаровательный актер.

Очень хорошо. Хотя, быть может, и нехорошо морить героев (а ну как еще часть написать захочется?) — ноздесь финал очевидным образом убедителен.

Прочел в оригинале. Давно такого кошмара не вспоминал. Ужас.

...И это при том, что на сайте у Ивченко даже библиографии нет.

Бедная Украина.

В переводе А. Петровой (как и в оригинале) — очень крепкая и умелая книга.

В переводе Кузнецовой... увы. Это перевод с перевода Петровой на неизвестно какой. Текст ПОЛНЫЙ именно у Петровой. А во втором варианте — заредактированный кошмар. Эдакий худший Казанцев.И Казанцев-то не худший в мире писатель, к слову. А Суэнвик в своем жанре вообще писатель первого ряда, «ВАКУУМНЫЕ ЦВЕТЫ» вообще шедевр.

Однако если ни с чем именно этот роман не сравнивать, он выиграет еще больше. И он наверняка входит в полусотню тех фантастических книг, знание которых для фэна обязательно.

Если это не Великая Литература, то я, стало быть, не рождался на свет. И ничего этого сейчас не пишу.

Прочел по-английски, правда (всю жизнь английскими романтиками занимаюсь, а тут это важно). Очень надеюсь, что в переводе хоть половина осталась.

Как писатель я автору позавидовал. Одному только «запрету ходить по земле», из-за которого кое-каким героям приходится сидеть на столе : )))

И не уверен, что моя зависть была такой уж... белой.

Притом: существование «дополнительного» поэта-романтика (чье «Собрание», по утверждению автора, даже один раз выходило — в 1932 году) — дело вполне реальное. Считается, что поэтов «Озерной Школы» (т.е. региона Карлайла) было трое. А по моим подсчетам — около двадцати, да еще и общее в этих списках только имя Вордсворта. Так что «параллельную реальность» создает не только Пауэрс, она и у нас на глазах наличествует. Прием, в англофонной фантастике ярче всего известный по «Гиперионам» (и сиквеллам) Симмонса, только Симмонс в бесконечной толпе героев явно запутался. С Пауэрсом этого не бывает никогда. Жаль, хоть и хорошо у нас несколько его романов переведено — но все же недопустимо мало.

Я бы обозвал этот жанр — «джипси-панк». Но едва ли кто согласится.

Это самый смешной цикл фантастический рассказов американского автора, хоть и не самый глубокий. Главный герой носит много чего говорящую специалистам бурскую фамилию «Ретиф», и, пожалуй, превосходит «Межзвездный госпиталь» Уайта: там прием затирается от рассказа к рассказу, тут это невозможно. Жаль, что весь расцвет Лаумера занял 13 лет. Жаль, что к «Лафайету O'Лири» и «Ретифу» можно только сиквеллы сочинять.

Но и тех не видно. Что-то не раскушали у нас писателя.

Удивительно в Брасте то, что он помнит о своем венгерском происхождении: в Америке такое изредка бывает только у тех, кто «из евреев», а у прочих — забвение о корнях чаще всего доходит до агрессивной амнезии. Конечно, девять романов (выяснив их порядок, который в АСТ грубо нарушен) я прочел... но больше не смогу. Даже и «500 лет спустя» дочитать не смог, так что не оцениваю. Это неплохо — как игра-стрелялка, но после 13-14 лет уже не предписываемо.

На семерку цикл тянет, потому как писал профи. Но не то что до Глена Кука — автору до покойного Гэммела весьма далеко.

Помнится, Лем, прочитав тощую папочку рассказов Ильи Варшавского, удивился: как на столь немногие страницы уложилась вся западная фантастика.

Здесь — больше. Здесь в ОДИН рассказ уместилось больше, чем мог бы мечтать целый материк фантастов.

Это уровень «1984» Оруэлла. Только со знаком плюс: от рассказа этого я в детстве... странно вспомнить: перестал бояться атомной войны. И скоро полвека уже, как не боюсь.

Какой тут отзыв?

В первую пятерку лучших фантастических романов ХХ века(вместе с «Гимном Лейбовичу» и еще кое-чем) эта книга точно входит.

Но сексофобам даже в руки не надо брать. Роман, в отличие от прочих у Урсулы Крёбер, подспудно и глубоко трагичен.

Что вообще-то огромная редкость.

Какая радость — в третий (то ли в четвертый раз перечитывать «Хейнский цикл» и этот роман, чуть ли не заглавный в нем. По сравнению с невероятной тошниловкой, в которую впала эта в общем-то великая писательница, когда в феминизм ударилась... это даже не глоток чистой воды, это повод понять: автор все написал и не сумел остановиться. Лучше этого у Урсулы Крёбер, пожалуй, только «Левая рука тьмы», но... там надо бы «11» ставить, да вот нельзя.

Словом, господа, читайте этот цикл и первые три части Земноморья. А остальное простите автору. Многие артисты не могут заставить себя вовремя уйти со сцены.

Я читал не только весь этот цикл, но и то, что попало только в филадельфийский альманах «Побережье» — листов 5 того, что не помещалось в книгу. Помимо нескольких проходных вещей (а у кого их нет?) — это лучшая работа Амнуэля.

Прежде всего тем, что диву даешься: это написано по-русски, но это действительно природная израильская литература. Такая, что Израиль (альтернативный даже больше чем тот, который есть) наконец-то и привлекателен, и оригинален: причем с удовольствием это прочтет даже тот, кто на еврейские темы в жизни ни минуты не думал.

А сами рассказы делают Амнуэля одим из лучших русских современных фантастов-новеллистов. Про романы писать не хочу, там мое отношение сложное, а вот новеллы... Да, это что-то. Хоть и не Марк Твен (а кто Марк Твен, кроме него самого? Даже О.Генри не... — ладно, замнем), но достойный правнук Марк Твена.

Не знаю, что там в издательской аннотации, но послесловие к этой книге я сам писал, так что знаю ее основательно. По крайней мере в лучших вещах — в балладах на средневековые иудейские сюжеты, да и в «Сказках про Яворицы» этот сборник — очень серьезное событие. Фантасты часто пишут стихи (тот же Лукин хорошую книгу издал), но редко у них проза и поэзия продолжают друг друга. Клугер — насквозь сюжетный поэт, — не зря у него почти все «для гитары», — да и жанр создал свой собственный. Лучшее, что можно об этой книге сказать — это не римейк, не подражание, это глубоко свое.

Кажется, у него скоро и на вторую книгу наберется.

Увы. Насквозь советская вещь.

Рад бы что хорошее сказать, да слишком хорошо знаю автора.

Моя оценка — максимум, да еще и с натяжкой.

Чудовищное творение автора без всяких моральных принципов.

Последняя и тоже великая книга Майринка. Кстати, тоже уровня «Голема» — все, что посредине, на такой уровень не тянет. Потом, увы, ушел в буддизм — и прощай, литература.

И кто только эту книгу не обдирал! Правда, потом ее же и хаял. Это непременно. Мог бы фамилии привести. но нельзя.

вся линия Джона Ди и Келли потом была разжевана чуть не сотни раз, как же, сюжет крутой, А что майринк и тут издевается над читателем (как в «ГМ») — по переводам не видно.

Читать пока что можно только в оригинале. Ни самиздатские шедевры, ни нынешние творение не хочу упоминать кого к оригиналу Майронка отношения не имеют. Ну совсем никакого.

Что писать? Если Борхес считал эту книгу одной из величайших в ХХ веке, то я скромно подпишусь, что с ним согласен.

Перевод Д. Выгодского так и остается лучшим. Михаил Кадиш своим творением только и доказал, что даже великие книги переводом можно испортить, Солянов не понял половины текста... Крюков... ну хороший человек Крюков, зачем ему это было?.. Хотя он — профессиональный велосипедист. можете проверить.

PS По служебному делу сличил с оригиналом всю часть, где герой пробирается подземным ходом. Потом посмотрел переводы. 90% качества — только Выгодский.

В остальных переводах и 10% не наберется(в каждом).

Перевод М. Кадиша — уникален. ЭТО ВООБЩЕ СОВСЕМ ДРУГАЯ КНИГА! Не понято ничего. Хотя что удивляться. это переводчик вообще уникален: надо быть гением. чтобы «Альрауне» Эверса так испоганить, как ему удалось.

Блестяще развернутая в тетралогию история о непьющем сыщике (алкоголике, посему с ним вечно мотается Умник, т.е. «Клюгер») в ... параллельно существующем Государстве Израиль — Греция упоминается как нечто вроде Руанды. Остроумно и ни на что не похоже. Задумано еще несколько частей: пусть автор еще две-три добавить, сможет по праву считаться классиком жанра. Редкое мастерство детали, прекрасное знание предмета и насквозь еврейский колорит в духе лучшего Майринка (вроде знаменитого рассказа «Бродило», о сапогах аббата, с помощью коих заквашивалось драгоценное вино к королевскому столу).

Господи, Морис Ренар (1875-1940). Я на нем себя воспитывал. Как и на Майринке.

Но это — проходной рассказ очень большого писателя. А ведь по-русски его книги издавались, и влияние он оказал даже на Стругацких (о чем имел беседу с Аркадием Натановичем, и не помню, но, кажется, от него само имя Ренара и узнал).

А ведь были на русском языке эти книги:

Морис Ренар. Необычайные рассказы. СПб, 1912 (там что ни рассказ, то шедевр)

Морис Ренар. Доктор Лерн. СПб, 1912 (переиздавалась как «Новый зверь» в 1923 году)

Морис Ренар. Загадка Ришара Сегюра, Л., 1927 (именно отсюда — «аппарат Ришара Сегюра» в «Понедельник начинается в субботу»); то же под названием «Обезьяна» («Le Singe» в оригинале: это правильное название; в составторстве с А.Жаном) с обложкой Кирнарского — Тула, 1926;

Морис Ренар, «Тайна его глаз», Л. 1924 (помню, сверял: сокращено — в сети только это и нашел, и можно не читать)

И т.д., и т.д. Что-то издано в начале 1990-х, но совершенно халтурно: времена «дикого рынка».

А ведь это, не ровен час, лучший французский фантаст ХХ века.

Словом, тянет на хороший трехтомник. В его «эталонном французском издании» — 1300 страниц, судите, господа, сами.

Прочесть достаточно рассказы, «Доктор Лерн» и «Обезьяну».

Правда, переводить надо заново.

Едва ли это шедевр. В романе есть губительная для сюжета несостыковка: очень уж неубедительна зловещая внеземная раса, питающаяся... ну, в романе сказано, кем. Относясь определенно к поклонникам этого автора, ставлю этой книге самую низкую оценку, какую позволяет совесть.

...Это я шесть лет назад написал. А теперь оказался редактором новой версии романа, вдвое расширенной.

Это вообще не та книга. Это большое событие в литературе, притом полностью в русле школы АБС.

Кажется, повесть вообще не попала в офф-лайн. Между тем это шедевр Щепетнева, не хуже чем «Седьмая часть тьмы» и «Марс 1939», если ненароком не лучше. Глубокий постмодернизм аллюзий, от Кавафиса до Херберта («Досадийский эксперимент») и до Дж. М. Кутцие, требует от читателя очень много. К тому же для человека, хоть немного ностальгирующего по советским временам, повесть неприемлема.

Щепетнев не мастер романа (отсюда и один провал, о коем писать не хочется — к этой вещи он не относится). Но повесть вот такого объема — даже не знаю, кто у нас до такого трагизма в этом жанре дотягивает. Статистика неожиданно оценила запас оригинальных слов в повести как НЕВЕРОЯТНО ВЫСОКИЙ, не помню, есть ли такая оценка еще хоть где-то на ФЛ.

Короче, жаль мне каждого, кто это не читал.

Того, кто это читал, но не принял и не понял, мне не жаль. Мы с ним относимся к разным биологическим видам. О том, кто выдавливает автора из литературы в пользу собственного положения, мнения не имею.

...Больше двух лет прошло. А публикация все остается «сетевой». Это при том, что фантастов такого уровня у нас меньше десятка на весь русский язык, по крайней мере среди живых авторов (приписано в мае 2013 года).

Наконец-то и в книге напечатано. (Приписано весной 2014 года)

Кабы не Женя Лукин переводил, я очередную вампириаду и читать бы не вознамерился. Но перевод так хорош, поверьте профи, что оригинал плохим быть не может. Это, пожалуй, случая «Дня Триффидов»: перевод оказался поводом посмотреть в оригинал.

Оказалось, что и там — настоящая литература. Словом, браво. Если это и не «Дон Кихот», то уж и не Брэм Стокер.

Наряду с повестью «Жалитвослов» — «Лявонов», видимо, лучшая выдумка автора. Хотя желающие и могут возвести ее замысел к знаменитому рассказу Джеймса Блиша «День статистика», но внутреннего сходства у произведений нет: Блиш планово уничтожает избытки профессионалов на Земле, Вотрин приподымает завесу над не фантастической, а реально существующей (но стыдливо скрываемой) науки: «некрологистики». В самом деле: в каждом СМИ наперед заготавливается некролог на всякого известного человека, который будет извлечен, когда, по классификации незабвенного Безенчука, светоч науки/искусства/политики и т.д — скоропостижно/после тяжелой болезни... и т.д. Дальше рассказывать не могу: если финал рассказа Блиша угадывается почти мгновенно, финал рассказа Вотрина угадал бы разве что мистический сыщик Патер Браун.

Книга разнородная, на все вещи и отзывы будут разные.

Пока что собственно о заглавной повести:

Совершенно оригинальный сюжет: во главе угла не фантастика, а полный абсурд. Страна борется за то, чтобы все краны советской империи текли чистым апельсиновым соком, никакой воды! И так борется, что эта идея вызываети и единение народа, и порывы трудовых масс, и т.д. Жестокая фантастика, явно требующая развития: стилем весьма напоминает лучшего Фармера. Не без Оруэлла, но кто ж без него?

Не для широкого круга читателей. Только для умного. И основательно образованного.

Насчет «порядков» — это что ж, в сто раз или в тысячу?.. Ни хрена подобного.

Конечно, не первая книга — видимо, вообще лучшее «пост-атомное» произведение, как считал и Лем. И если автор имел что досказать... его право. Это же не «вторая часть капитана Блада» (третью не открывал). Это просто что-то вроде «изъятой части» первого романа — так Достоевский главу из «Бесов» вынул, может, и не нужна она там, но лучше средний Достоевский, чем лучший Жулавский (хотя в трилогии вторая часть тоже была вполне на уровне).

Словом, это необходимо тем, кто любит первую книгу. И, вероятно, не нужно всем остальным.

Кирилл блестящий писатель, и книга блестящая. Но — сбежал с поля боя. Антиримейк к Толкину написал чуть не лучший из наличных, антиримейк к самому себе писать не решился.

А писатель только тогда писатель, когда у него Свой Мир. Единый воздух на все книги, с возможными отступлениями «для души».

Попробовал бы Кирилл то же самое сделать с «Плоским миром» Пратчетта.

Между тем дождется он, что кто-то вынет из его «Кольценосца» мимолетного героя, Командора Аменго, отрывшего архипелаг из двух островов... и будет «Кольценосцу» еще одно щастие.

Я был знаком с Аркадием Стругацким с осени 1963 года: наш незабвенный «Клуб любителей научной фантастики» при Доме Детской Книги на ул. Горького, 43, присуждал «Гриадного крокодила»(за коего нынче от всех, кроме люденов, получаем по шее), брать интервью к А.Н. я с неким И.В. ходил осенью 1964, так что когда зимой, помнится, 1978 года мы с А. Стругацким, М. Ткачевым и Н. Мальцевой оказались за одним столиком в ЦДЛ, это уже было «встречей старых знакомых». После первой же рюмки я спросил А.Н., почему у героев «Обитаемого острова» лишь слегка препарированные имена албанских писателей, взятые из статьи «Албанская литература» в первом томе КЛЭ — поэт Зеф Серембе (1843–1891) расслоился на «Зефа» и «Серембеша», Мемо Громено почти вовсе остался собой и т.д. А.Н. посмотрел на меня как на змею и налил нам обоим коньяк вместо рюмок в стаканы. Несколько имен похожи на венгерские... но и на албанские тоже («Гаал», к примеру). Б.С. в интервью утерждает, что в ОО ВСЕ имена венгерские, но факты сопротивляются.

После чего зашел разговор о только что с трудом прочитанном по-английски (мной) романе Фрэнка Херберта «The Dosadi Experiment». Романа А.Н. не читал, так что пришлось его пересказывать. То ли он прочел его позже, то ли нет?

Сейчас вижу, что в идее «Белого ферзя» кое-что от этого разговора осталось. Даже, скажем так, очень многое.

Впрочем, остальные мемуары пока оставлю при себе. Работая в жанре «параллельной истории» и видя, как мои романы в половине сетевых библиотек отписаны Федоренко (псевдоним — Витковский, а я пишу под собственной фамилией), понятия не имею — интересно ли это хоть кому-нибудь. Полагаю, и мемуары мои скоро станут чьим-то свежим воспоминанием.

Засим выражаю благодарность создателям этого Форума и сайта за возможность рассказать то немногое, что знаю. В ЖЖ это пропадет, а со своего сайта «Век перевода» я почти не отлучаюсь.

Евгений Витковский