| автор |
сообщение |
Тимон 
гранд-мастер
 
|
 5 мая 2007 г. 22:10 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
Продолжаем одну из самых популярных тем здесь (старая тема).
сообщение модератора Внимание! Все стихотворения на политическую тематику (независимо от направленности) будут удаляться. За политикой — в ОИ
|
–––
И когда Александр увидел обширность своих владений, он заплакал, ибо не осталось земель, которые можно покорять.. |
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
7 мая 2011 г. 11:24 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Английские "поэты-кавалеры" 17 века в переводах Марии Бородицкой.
Томас Кэрью (1594/1595 — 1640).
Божественная возлюбленная
Природу я не прочь подправить -
Кой-где прибавить иль убавить,
Но создана иным творцом,
Иным, божественным резцом
Красавица, что мне желанна:
В ней нет и малого изъяна.
Когда б, как я, была она
Природою сотворена,
Глядишь, сменила б гнев на милость
И над любовью не глумилась.
И всё ж она мне всех милей,
И я не изменил бы в ней
Ни черточки, ни складки платья, -
Но молча обречен пылать я.
В ней всё божественно: и стать, и суть.
Еще бы человечности чуть-чуть!
К неверной возлюбленной
(Песня)
Когда Любовь тебя за ересь
Навек от рая отлучит -
Ты знай, что, новой страсти вверясь,
Обласкан я и негой сыт.
Тебя ж пускай терзает стыд!
Другая легкими перстами
Мне душу исцелит от ран,
Ее нелживыми устами
Обет нелживый будет дан, -
Наш путь Любовью осиян.
А ты рыдай, проси пощады,
Как я молил тебя — и что ж?
Век не видать в любви отрады
Отступнице, чьи клятвы ложь.
И ты удел свой проклянешь.
К возлюбленной — в разлуке
Послушный твоему веленью,
Я был подвергнут удаленью,
Но телом пребывая здесь,
Я мыслями с тобою весь,
Мой дух в тебе живет отчасти,
И сердце у тебя во власти.
Пускай тела разлучены
И тосковать обречены,
Но у любви на небосводе
Пусть наши души на свободе
Резвятся вместе и, легки,
Плетут незримые венки.
Пускай свиваются в зените
Любви таинственые нити -
От сердца к сердцу, выше звезд
Воздушный воздвигая мост.
Там, посередке, в высшей точке,
Земные сбросив оболочки,
Сойдемся, две души нагих,
Для поцелуев неземных.
А здесь, внизу, тела в разлуке
Всё те ж претерпевают муки,
И через мили — о, взгляни! -
Друг к дружке тянутся они,
Единым пламенем пылая
И утолить его желая.
Чем не забава — с высоты
Глядеть вдвоем, как я и ты
Сияем ясными огнями
Во тьме, что пролегла меж нами?
Там, у Любви на небесах,
Мы позабудем о часах
И время проведем без скуки
До самого конца разлуки.
Джеймс Шерли (1596 — 1666)
Именем Любви
Эй, стража! Именем Любви -
Держи ее, хватай, лови!
Ко мне приблизившись, воровка
Сумела сердце выкрасть ловко.
Вот перечень ее примет:
На волосах играет свет,
И мнится мне, их сеть златая
Не порвалась бы, оплетая
Зевеса в облике орла,
А белизна ее чела
Январскому подобна снегу;
От серых глаз, струящих негу,
Родится день, а стоит им
Закрыться — мы во тьме сидим.
Для щек ее смешали краски,
Друг другу расточая ласки,
Король и королева роз;
Три грации ваяли нос;
Ее уста — как две близняшки,
То ветреницы, то монашки,
Что рдея льнут одна к другой,
Чуть их коснется взгляд мужской.
Еще запомните: при встрече,
Когда, ее заслышав речи,
Вообразите вы на миг,
Что это ангельский язык,
Что райские слышны вам скрипки, -
Вот верный знак, тут нет ошибки:
Она, злодейка! Пусть ведут
Ее скорей к Любви на суд,
Пока других не обокрала:
Ведь одного ей сердца мало,
И вслед за мной весь род людской
Утратит разум и покой.
Сэр Вильям Давенант (1606 — 1668)
Прощание воина
Ты слез жемчужных зря не трать,
Они не для того,
И вздохи нА ветер бросать -
Какое мотовство!
Бой барабанный рвется вдаль,
Труба язвит врага,
А настоящая печаль
Безмолвна и строга.
Мне место — там, среди полей,
Где падают бойцы
И для забавы королей
Плодятся мертвецы.
Мне долг велит лететь туда,
Всем сердцем рваться в бой,
Да только сердце — вот беда -
Украдено тобой!
С ворами в старину бывал
Короткий разговор:
Семижды, что наворовал,
Вернуть был должен вор.
Но я не строг, и лишь вдвойне
За кражу я возьму:
Свое отдашь ты сердце мне
В придачу к моему.
Сэр Джон Саклинг (1609 — 1641/1642)
Любовь истинная и притворная
Про то, что честность ни гроша
В любви не стоит, всем известно:
Останется без барыша,
Кто милой добивался честно.
А опытный любовник — что король:
Он властвует, играя тонко роль.
Мила мне эта, мил я той -
Вот вечное единоборство
Меж добротой и прямотой,
А верх опять берет притворство:
Так мы порой кричим: "Пожар! Горим!",
А истинный огонь в груди таим.
С одною нем, с другою — лжец:
И боги подтвердить могли бы,
Что эта пытка для сердец
Похуже колеса и дыбы.
Любить невыносимо напоказ,
Еще трудней любовь скрывать от глаз.
Оставь мне честь мою, палач!
Любить мне больше неохота,
Железо и жаровню спрячь -
Не мне носить клеймо Эрота.
Когда ж Любовь достигнет торжества,
Одно я буду знать: что Честь мертва.
Сонет I
Я больше не гляжу ей вслед,
Взглянув, не пламенею,
Еще недавно я дышал
И бредил ею,
Твердил, что краше нет, -
А нынче белизна или румянец
Не слаще взору, чем вода для пьяниц.
Она как прежде хороша,
И я горяч, как ране,
Всё те же плоть моя и кровь,
И жар желаний, -
Ответь же мне, любовь:
Моя ли в том вина иль чья-то воля,
Что взгляд ее меня не ранит боле.
Она убийственной красой
Других сражает метко,
Я сам бывал такой стрелой
Сражен нередко,
А нынче — что со мной?
И впрямь, любовь, чудны твои порядки:
В расцвете красота, а страсть в упадке.
Песня
Ты хочешь, мой прелестный еретик,
Чтоб я в любви достиг,
Хотя б на миг,
Недостижимого накала, -
Чтоб это явью стало,
Я должен разлюбить сначала.
Я с каждым часом был бы рад
Любить сильней, чем час назад,
Но страсть, что до предела вырастает,
Идет на убыль и как месяц тает.
Любовь же неизменна: зной и хлад
Ей чужды, мед и яд
Равно вредят, -
Коль то любовь, не вожделенье,
Не плотское томленье
Иль дружбы воодушевленье.
Любовь как факел: хочешь с ней
Весь век шагать — держи ровней.
Нет у любви моей конца и края,
И не прибавить к ней, не убавляя.
Песня
Уймись, крылатый сорванец,
Ищи себе других сердец
И забавляйся от души,
Мое же — зря не тормоши:
Оно вздремнуть устроилось в тиши.
Да, у него угрюмый нрав:
В любви все хитрости познав,
Как старый ястреб, из гнезда
Оно слетает лишь когда
Схватить добычу может без труда.
В пиру любви юнцы пусть ждут
Смиренно перемены блюд,
А я, насытясь без затей,
Невежею среди гостей
Кричу, чтоб сладкое несли скорей.
А там, едва доешь пирог -
Глядишь, и пиру вышел срок:
За окнами чернеет ночь,
Зевают гости во всю мочь
И не благодаря уходят прочь.
Верный любовник
Что за черт меня втравил
В этакое дело?
Я любил ее три дня -
И не надоело.
Обойди хоть целый мир,
Этот и загробный, -
Вряд ли сыщется пример
Верности подобной.
Кто ж такие чудеса
Сотворил со мною?
Лишь одна ее краса
Тут всему виною.
А другая, не она,
Будь на этом месте -
Я бы ей давным-давно
Изменил раз двести!
Сидней Годольфин (1610 — 1643)
Не приходи в мои мечты...
Не приходи в мои мечты,
Дай сердцу краткий роздых:
Так высоко сияешь ты -
Мне вреден горний воздух.
Твой чистый лик в душе моей -
Как зеркало средь мрака,
Свои уродства всё ясней
Я вижу в нем однако.
Не лучше ль мне бежать от той,
Чье гордое светило
Красой своей и чистотой
Мой огонек затмило?
Но нет! Не зря моя душа
Лучом твоим согрета:
Она не стоит и гроша
Без твоего портрета.
Пусть умален и посрамлен -
Служил одной тебе я,
Мечты свои в костер любви
Подбрасывал, слабея.
Когда же выгорит дотла
Запас, что мною нажит,
Сосуд, где тень твоя жила,
Пусть на алтарь твой ляжет.
|
|
|
Aryan 
миродержец
|
|
7 мая 2011 г. 14:53 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Уильям Джей Смит
Пол и Потолок
Что за славная парочка — Пол с Потолком!
Как дружили, как весело жили они
И в погожие дни, и в ненастные дни
В неказистом, но милом домишке своем.
Этой дружбе была и гроза не страшна!
Их ни Плинтус не мог разлучить, ни Карниз,
Ни Стена — хоть порой и шептала она,
Что один на другого глядит сверху вниз.
Потолок появлялся с букетом цветов:
-Для прекрасного пола на все я готов!
-Как ты чист, как высок!, — Пол ему отвечал,-
Выше, чище тебя я людей не встречал!
Потолок преподнес другу пышный ковер,
Пел ему по французски:"Ah! je vous adore!"
И сияющий Пол подпевал:
-Мой родной!
Кто счастливей меня?
Ты со мной, ты со мной!
Словом, все у них было — достаток и лад,
Так и век вековать бы — тишком да ладком.
Но однажды поссорились Пол с Потолком.
Как всегда, неизвестно, кто был виноват.
Началось с пустяка, началось пустяком -
И в минуту весь дом заходил ходуном!
Полетела побелка... паркета кусок...
-Ах ты, низкая тварь!, — закричал Потолок.
-Да чтоб ты провалился!, — откликнулся Пол.
Потолок не ответил.
А ночью — ушел.
Да,
Как только стемнело кругом -
Потолок
Все свое барахлишко связал в узелок,
и тихонько, как вор,
В коридор -
И во двор -
И бежать!
Ах, его не встречали с тех пор!..
..В опустевшем дому в нежилой тишине
Дико хлопают ставни да ветер свистит...
И шиповник прокрался сквозь щели в Стене.
Только он не цветет -
Для кого тут цвести?..
Там, где радость жила,поселилась тоска.
Видно, рухнет и дом — этот час недалек.
Ах, кому нужен пол — если нет потолка?
И зачем потолок — если он одинок?..
|
–––
Eramos pocos y parió la abuela |
|
|
mymla
миротворец
|
|
7 мая 2011 г. 16:38 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Сергей Есенин
* * *
Сестре Шуре
Ах, как много на свете кошек,
Нам с тобой их не счесть никогда.
Сердцу снится душистый горошек,
И звенит голубая звезда.
Наяву ли, в бреду иль спросонок,
Только помню с далекого дня -
На лежанке мурлыкал котенок,
Безразлично смотря на меня.
Я еще тогда был ребенок,
Но под бабкину песню вскок
Он бросался, как юный тигренок,
На оброненный ею клубок.
Все прошло. Потерял я бабку,
А еще через несколько лет
Из кота того сделали шапку,
А ее износил наш дед.
1925
|
–––
Проснулась, умылась, нарядилась, улыбнулась и пошла украшать мир! |
|
|
Aryan
миродержец
|
|
7 мая 2011 г. 17:20 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
(Живодеры.... )
Уильям Джей Смит
Маленький Енот
Увидел Маленький Енот
Падучей звездочки полет
И загадал желание:
-Хочу я стать
Бараном,
Вараном,
Тараканом,
Тритоном,
Питоном
Или Хамелеоном.
Пусть стану я
Фламинго,
Или
Собакой-динго,
Омаром,
Кальмаром,
Пятнистым ягуаром,
Медузой,
Воблой,
Камбалой,
Гадюкой (но не очень злой!),
Чижом,
Ужом,
Ежом,
Моржом,
Козой,
(А то и Стрекозой!),
Хоть Плавунцом, в конце концов.
(Люблю я вкусных Плавунцов!).
Хотя бы Бегемотом -
Но только
Не Енотом!
Сойдут и Кит, и Кот, и Крот!
Вот все мое желание",-
Закончил Маленький Енот
И
Перевел дыхание.
В ответ Падучая Звезда
Сказала: — Что за ерунда?
Твое желание, мой друг,
Мне показалось странным:
С какой же это стати вдруг
Еноту стать Бараном?
Чем плох, по-твоему, Енот?
По-моему, наоборот:
Он — умное животное,
И очень чистоплотное!..
Вот я — я как никак, Звезда!
А видишь сам,
Лечу сюда,
Лечу с космических высот,
Сюда, к земным болотам,
В надежде — лет череж пятьсот
(Конечно, если повезет!) -
Стать
Маленьким Енотом!
|
–––
Eramos pocos y parió la abuela |
|
|
mymla
миротворец
|
|
8 мая 2011 г. 00:10 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Александр Вертинский
Палестинское танго
Манит, звенит, зовет дорога.
Еще томит, еще пьянит весна,
А жить уже осталось так немного,
И на висках белеет седина.
Идут, бегут, летят, спешат заботы,
И вдаль туманную текут года.
И так настойчиво и нежно кто-то
От жизни нас уводит навсегда.
И только сердце знает, мечтает и ждет
И вечно нас куда-то зовет.
Туда, где улетает и тает печаль,
Туда, где зацветает миндаль.
И в том краю, где нет ни бурь, ни битвы
Где с неба льется золотая лень,
Еще поют какие-то молитвы,
Встречая ласковый и тихий Божий день.
И люди там застенчивы и мудры.
И небо там как синее стекло
И мне, уставшему от лжи и пудры,
Мне было с ними тихо и светло.
Так пусть же сердце знает, мечтает и ждет
И вечно нас куда-то зовет.
Туда, где улетает и тает печаль,
Туда, где зацветает миндаль.
1929
|
–––
Проснулась, умылась, нарядилась, улыбнулась и пошла украшать мир! |
|
|
БорЧ
миротворец
|
|
8 мая 2011 г. 00:51 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Александр Башлачев >> Грибоедовский вальс
В отдаленном совхозе "Победа"
Был потрепанный старенький "ЗИЛ".
А при нем был Степан Грибоедов,
И на "ЗИЛе" он воду возил.
Он справлялся с работой отлично.
Был по обыкновению пьян.
Словом, был человеком обычным
Водовоз Грибоедов Степан.
После бани он бегал на танцы.
Так и щупал бы баб до сих пор,
Но случился в деревне с сеансом
Выдающийся гипнотизер.
На заплеванной маленькой сцене
Он буквально творил чудеса.
Мужики выражали сомненье,
И таращили бабы глаза.
Он над темным народом смеялся.
И тогда, чтоб проверить обман,
Из последнего ряда поднялся
Водовоз Грибоедов Степан.
Он спокойно вошел на эстраду,
И мгновенно он был поражен
Гипнотическим опытным взглядом,
Словно финским точеным ножом.
И поплыли знакомые лица...
И приснился невиданный сон -
Видит он небо Аустерлица,
Он не Степка, а Наполеон!
Он увидел свои эскадроны.
Он услышал раскаты стрельбы
Он заметил чужие знамена
В окуляре подзорной трубы.
Но он легко оценил положенье
И движением властной руки
Дал приказ о начале сраженья
И направил в атаку полки.
Опаленный горячим азартом,
Он лупил в полковой барабан.
Был неистовым он Бонапартом,
Водовоз Грибоедов Степан.
Пели ядра, и в пламени битвы
Доставалось своим и врагам.
Он плевался словами молитвы
Незнакомым французским богам.
Вот и все. Бой окончен. Победа.
Враг повержен. Гвардейцы, шабаш!
Покачнулся Степан Грибоедов,
И слетела минутная блажь.
На заплеванной сцене райклуба
Он стоял, как стоял до сих пор.
А над ним скалил желтые зубы
Выдающийся гипнотезер.
Он домой возвратился под вечер
И глушил самогон до утра.
Всюду чудился запах картечи
И повсюду кричали "Ура!"
Спохватились о нем только в среду.
Дверь сломали и в хату вошли.
А на них водовоз Грибоедов,
Улыбаясь, глядел из петли.
Он смотред голубыми глазами.
Треуголка упала из рук.
И на нем был залитый слезами
Императорский, серый сюртук.
|
–––
Отдохнуть и подохнуть - слова однокоренные и часто с прямой причинно-следственной связью. ©borch |
|
|
БорЧ
миротворец
|
|
8 мая 2011 г. 00:56 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Александр Городницкий
В России бунты пахнут черноземом,
Крестьянским потом, запахом вожжей.
Прислушайся, и загудит над домом
Глухой набат мужицких мятежей.
Серпы и косы заблестят на солнце, -
Дай выпрямиться только от сохи!
С пальбой и визгом конница несётся,
И красные танцуют петухи.
Вставай, мужик, помазанник на царство!
Рассчитываться с барами пора!
Жги города! — И гибнет государство,
Как роща от лихого топора.
Трещат пожары, рушатся стропила,
Братоубийцу проклинает мать.
Свести бы лишь под корень то, что было!
На то, что будет, трижды наплевать
И под ярмо опять, чтоб после снова
Извергнуться железом и огнем:
Кто сверху ни поставлен — бей любого, -
Хоть пару лет авось передохнем!
1972
|
–––
Отдохнуть и подохнуть - слова однокоренные и часто с прямой причинно-следственной связью. ©borch |
|
|
Aryan
миродержец
|
|
8 мая 2011 г. 01:47 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Иосиф Бродский
Большая элегия Джону Донну
Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины.
Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,
хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда,
ночник, белье, шкафы, стекло, часы,
ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду.
Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье,
среди бумаг, в столе, в готовой речи,
в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле
остывшего камина, в каждой вещи.
В камзоле, башмаках, в чулках, в тенях,
за зеркалом, в кровати, в спинке стула,
опять в тазу, в распятьях, в простынях,
в метле у входа, в туфлях. Все уснуло.
Уснуло все. Окно. И снег в окне.
Соседней крыши белый скат. Как скатерть
ее конек. И весь квартал во сне,
разрезанный оконной рамой насмерть.
Уснули арки, стены, окна, все.
Булыжники, торцы, решетки, клумбы.
Не вспыхнет свет, не скрипнет колесо...
Ограды, украшенья, цепи, тумбы.
Уснули двери, кольца, ручки, крюк,
замки, засовы, их ключи, запоры.
Нигде не слышен шепот, шорох, стук.
Лишь снег скрипит. Все спит. Рассвет не скоро.
Уснули тюрьмы, за'мки. Спят весы
средь рыбной лавки. Спят свиные туши.
Дома, задворки. Спят цепные псы.
В подвалах кошки спят, торчат их уши.
Спят мыши, люди. Лондон крепко спит.
Спит парусник в порту. Вода со снегом
под кузовом его во сне сипит,
сливаясь вдалеке с уснувшим небом.
Джон Донн уснул. И море вместе с ним.
И берег меловой уснул над морем.
Весь остров спит, объятый сном одним.
И каждый сад закрыт тройным запором.
Спят клены, сосны, грабы, пихты, ель.
Спят склоны гор, ручьи на склонах, тропы.
Лисицы, волк. Залез медведь в постель.
Наносит снег у входов нор сугробы.
И птицы спят. Не слышно пенья их.
Вороний крик не слышен, ночь, совиный
не слышен смех. Простор английский тих.
Звезда сверкает. Мышь идет с повинной.
Уснуло все. Лежат в своих гробах
все мертвецы. Спокойно спят. В кроватях
живые спят в морях своих рубах.
По одиночке. Крепко. Спят в объятьях.
Уснуло все. Спят реки, горы, лес.
Спят звери, птицы, мертвый мир, живое.
Лишь белый снег летит с ночных небес.
Но спят и там, у всех над головою.
Спят ангелы. Тревожный мир забыт
во сне святыми -- к их стыду святому.
Геенна спит и Рай прекрасный спит.
Никто не выйдет в этот час из дому.
Господь уснул. Земля сейчас чужда.
Глаза не видят, слух не внемлет боле.
И дьявол спит. И вместе с ним вражда
заснула на снегу в английском поле.
Спят всадники. Архангел спит с трубой.
И кони спят, во сне качаясь плавно.
И херувимы все -- одной толпой,
обнявшись, спят под сводом церкви Павла.
Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи.
Все образы, все рифмы. Сильных, слабых
найти нельзя. Порок, тоска, грехи,
равно тихи, лежат в своих силлабах.
И каждый стих с другим, как близкий брат,
хоть шепчет другу друг: чуть-чуть подвинься.
Но каждый так далек от райских врат,
так беден, густ, так чист, что в них -- единство.
Все строки спят. Спит ямбов строгий свод.
Хореи спят, как стражи, слева, справа.
И спит виденье в них летейских вод.
И крепко спит за ним другое -- слава.
Спят беды все. Страданья крепко спят.
Пороки спят. Добро со злом обнялось.
Пророки спят. Белесый снегопад
в пространстве ищет черных пятен малость.
Уснуло все. Спят крепко толпы книг.
Спят реки слов, покрыты льдом забвенья.
Спят речи все, со всею правдой в них.
Их цепи спят; чуть-чуть звенят их звенья.
Все крепко спят: святые, дьявол, Бог.
Их слуги злые. Их друзья. Их дети.
И только снег шуршит во тьме дорог.
И больше звуков нет на целом свете.
Но чу! Ты слышишь -- там, в холодной тьме,
там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе.
Там кто-то предоставлен всей зиме.
И плачет он. Там кто-то есть во мраке.
Так тонок голос. Тонок, впрямь игла.
А нити нет... И он так одиноко
плывет в снегу. Повсюду холод, мгла...
Сшивая ночь с рассветом... Так высоко!
"Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой,
возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета,
любви моей?.. Во тьме идешь домой.
Не ты ль кричишь во мраке?" -- Нет ответа.
"Не вы ль там, херувимы? Грустный хор
напомнило мне этих слез звучанье.
Не вы ль решились спящий мой собор
покинуть вдруг? Не вы ль? Не вы ль?" -- Молчанье.
"Не ты ли, Павел? Правда, голос твой
уж слишком огрублен суровой речью.
Не ты ль поник во тьме седой главой
и плачешь там?" -- Но тишь летит навстречу.
"Не та ль во тьме прикрыла взор рука,
которая повсюду здесь маячит?
Не ты ль, Господь? Пусть мысль моя дика,
но слишком уж высокий голос плачет".
Молчанье. Тишь. -- "Не ты ли, Гавриил,
подул в трубу, а кто-то громко лает?
Но что ж лишь я один глаза открыл,
а всадники своих коней седлают.
Все крепко спит. В объятьях крепкой тьмы.
А гончие уж мчат с небес толпою.
Не ты ли, Гавриил, среди зимы
рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою?"
"Нет, это я, твоя душа, Джон Донн.
Здесь я одна скорблю в небесной выси
о том, что создала своим трудом
тяжелые, как цепи, чувства, мысли.
Ты с этим грузом мог вершить полет
среди страстей, среди грехов, и выше.
Ты птицей был и видел свой народ
повсюду, весь, взлетал над скатом крыши.
Ты видел все моря, весь дальний край.
И Ад ты зрел -- в себе, а после -- в яви.
Ты видел также явно светлый Рай
в печальнейшей -- из всех страстей -- оправе.
Ты видел: жизнь, она как остров твой.
И с Океаном этим ты встречался:
со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой.
Ты Бога облетел и вспять помчался.
Но этот груз тебя не пустит ввысь,
откуда этот мир -- лишь сотня башен
да ленты рек, и где, при взгляде вниз,
сей страшный суд совсем не страшен.
И климат там недвижен, в той стране.
Откуда все, как сон больной в истоме.
Господь оттуда -- только свет в окне
туманной ночью в самом дальнем доме.
Поля бывают. Их не пашет плуг.
Года не пашет. И века не пашет.
Одни леса стоят стеной вокруг,
а только дождь в траве огромной пляшет.
Тот первый дровосек, чей тощий конь
вбежит туда, плутая в страхе чащей,
на сосну взлезши, вдруг узрит огонь
в своей долине, там, вдали лежащей.
Все, все вдали. А здесь неясный край.
Спокойный взгляд скользит по дальним крышам.
Здесь так светло. Не слышен псиный лай.
И колокольный звон совсем не слышен.
И он поймет, что все -- вдали. К лесам
он лошадь повернет движеньем резким.
И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам
и бедный конь -- все станет сном библейским.
Ну, вот я плачу, плачу, нет пути.
Вернуться суждено мне в эти камни.
Нельзя прийти туда мне во плоти.
Лишь мертвой суждено взлететь туда мне.
Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет,
в сырой земле, забыв навек, на муку
бесплодного желанья плыть вослед,
чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку.
Но чу! пока я плачем твой ночлег
смущаю здесь, -- летит во тьму, не тает,
разлуку нашу здесь сшивая, снег,
и взад-вперед игла, игла летает.
Не я рыдаю -- плачешь ты, Джон Донн.
Лежишь один, и спит в шкафах посуда,
покуда снег летит на спящий дом,
покуда снег летит во тьму оттуда".
Подобье птиц, он спит в своем гнезде,
свой чистый путь и жажду жизни лучшей
раз навсегда доверив той звезде,
которая сейчас закрыта тучей.
Подобье птиц. Душа его чиста,
а светский путь, хотя, должно быть, грешен,
естественней вороньего гнезда
над серою толпой пустых скворешен.
Подобье птиц, и он проснется днем.
Сейчас -- лежит под покрывалом белым,
покуда сшито снегом, сшито сном
пространство меж душой и спящим телом.
Уснуло все. Но ждут еще конца
два-три стиха и скалят рот щербато,
что светская любовь -- лишь долг певца,
духовная любовь -- лишь плоть аббата.
На чье бы колесо сих вод не лить,
оно все тот же хлеб на свете мелет.
Ведь если можно с кем-то жизнь делить,
то кто же с нами нашу смерть разделит?
Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет.
Со всех концов. Уйдет. Вернется снова.
Еще рывок! И только небосвод
во мраке иногда берет иглу портного.
Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь.
Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло.
Того гляди и выглянет из туч
Звезда, что столько лет твой мир хранила.
|
–––
Eramos pocos y parió la abuela |
|
|
Lihin
авторитет
|
|
8 мая 2011 г. 09:47 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Александр Твардовский. Из поэмы "Василий Тёркин".
СМЕРТЬ И ВОИН
За далекие пригорки
Уходил сраженья жар.
На снегу Василий Теркин
Неподобранный лежал.
Снег под ним, набрякши кровью,
Взялся грудой ледяной.
Смерть склонилась к изголовью:
- Ну, солдат, пойдем со мной.
Я теперь твоя подруга,
Недалеко провожу,
Белой вьюгой, белой вьюгой,
Вьюгой след запорошу.
Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.
- Я не звал тебя, Косая,
Я солдат еще живой.
Смерть, смеясь, нагнулась ниже:
- Полно, полно, молодец,
Я-то знаю, я-то вижу:
Ты живой, да не — жилец.
Мимоходом тенью смертной
Я твоих коснулась щек,
А тебе и незаметно,
Что на них сухой снежок.
Моего не бойся мрака,
Ночь, поверь, не хуже дня...
- А чего тебе, однако,
Нужно лично от меня?
Смерть как будто бы замялась,
Отклонилась от него.
- Нужно мне... такую малость,
Ну почти что ничего.
Нужен знак один согласья,
Что устал беречь ты жизнь,
Что о смертном молишь часе...
- Сам, выходит, подпишись? -
Смерть подумала.
- Ну что же, -
Подпишись, и на покой.
- Нет, уволь. Себе дороже.
- Не торгуйся, дорогой.
Все равно идешь на убыль. -
Смерть подвинулась к плечу. -
Все равно стянулись губы,
Стынут зубы...
- Не хочу.
- А смотри-ка, дело к ночи,
На мороз горит заря.
Я к тому, чтоб мне короче
И тебе не мерзнуть зря...
- Потерплю.
- Ну, что ты, глупый!
Ведь лежишь, всего свело.
Я б тебя тотчас тулупом,
Чтоб уже навек тепло.
Вижу, веришь. Вот и слезы,
Вот уж я тебе милей.
- Врешь, я плачу от мороза,
Не от жалости твоей.
- Что от счастья, что от боли -
Все равно. А холод лют.
Завилась поземка в поле.
Нет, тебя уж не найдут...
И зачем тебе, подумай,
Если кто и подберет.
Пожалеешь, что не умер
Здесь, на месте, без хлопот...
- Шутишь, Смерть, плетешь тенета.
Отвернул с трудом плечо.-
Мне как раз пожить охота,
Я и не жил-то еще...
- А и встанешь, толку мало, -
Продолжала Смерть, смеясь. -
А и встанешь — все сначала:
Холод, страх, усталость, грязь...
Ну-ка, сладко ли, дружище,
Рассуди-ка в простоте.
- Что судить! С войны не взыщешь
Ни в каком уже суде.
- А тоска, солдат, в придачу:
Как там дома, что с семьей?
- Вот уж выполню задачу -
Кончу немца — и домой.
- Так. Допустим. Но тебе-то
И домой к чему прийти?
Догола земля раздета
И разграблена, учти.
Все в забросе.
- Я работник,
Я бы дома в дело вник,
- Дом разрушен.
- Я и плотник...
- Печки нету.
- И печник...
Я от скуки — на все руки,
Буду жив — мое со мной.
- Дай еще сказать старухе:
Вдруг придешь с одной рукой?
Иль еще каким калекой, -
Сам себе и то постыл...
И со Смертью Человеку
Спорить стало свыше сил.
Истекал уже он кровью,
Коченел. Спускалась ночь...
- При одном моем условье,
Смерть, послушай... я не прочь...
И, томим тоской жестокой,
Одинок, и слаб, и мал,
Он с мольбой, не то с упреком
Уговариваться стал:
- Я не худший и не лучший,
Что погибну на войне.
Но в конце ее, послушай,
Дашь ты на день отпуск мне?
Дашь ты мне в тот день последний,
В праздник славы мировой,
Услыхать салют победный,
Что раздастся над Москвой?
Дашь ты мне в тот день немножко
Погулять среди живых?
Дашь ты мне в одно окошко
Постучать в краях родных?
И как выйдут на крылечко, -
Смерть, а Смерть, еще мне там
Дашь сказать одно словечко?
Полсловечка?
- Нет. Не дам...
Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.
- Так пошла ты прочь, Косая,
Я солдат еще живой.
Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда.
- Погоди. Резон почище
Я найду, — подашь мне знак...
- Стой! Идут за мною. Ищут.
Из санбата.
- Где, чудак?
- Вон, по стежке занесенной...
Смерть хохочет во весь рот:
- Из команды похоронной.
- Все равно: живой народ.
Снег шуршит, подходят двое.
Об лопату звякнул лом.
- Вот еще остался воин.
К ночи всех не уберем.
- А и то устали за день,
Доставай кисет, земляк.
На покойничке присядем
Да покурим натощак.
- Кабы, знаешь, до затяжки -
Щей горячих котелок.
- Кабы капельку из фляжки.
- Кабы так — один глоток.
- Или два...
И тут, хоть слабо,
Подал Теркин голос свой:
- Прогоните эту бабу,
Я солдат еще живой.
Смотрят люди: вот так штука!
Видят: верно, — жив солдат,
- Что ты думаешь!
- А ну-ка,
Понесем его в санбат.
- Ну и редкостное дело, -
Рассуждают не спеша. -
Одно дело — просто тело,
А тут — тело и душа.
- Еле-еле душа в теле...
- Шутки, что ль, зазяб совсем.
А уж мы тебя хотели,
Понимаешь, в наркомзем...
- Не толкуй. Заждался малый.
Вырубай шинель во льду.
Поднимай.
А Смерть сказала:
- Я, однако, вслед пойду.
Земляки — они к работе
Приспособлены к иной.
Врете, мыслит, растрясете
И еще он будет мой.
Два ремня да две лопаты,
Две шинели поперек.
- Береги, солдат, солдата.
- Понесли. Терпи, дружок.
Норовят, чтоб меньше тряски,
Чтоб ровнее как-нибудь,
Берегут, несут с опаской:
Смерть сторонкой держит путь.
А дорога — не дорога, -
Целина, по пояс снег.
- Отдохнули б вы немного,
Хлопцы...
- Милый человек, -
Говорит земляк толково, -
Не тревожься, не жалей.
Потому несем живого,
Мертвый вдвое тяжелей.
А другой:
- Оно известно.
А еще и то учесть,
Что живой спешит до места, -
Мертвый дома — где ни есть.
- Дело, стало быть, в привычке, -
Заключают земляки.-
Что ж ты, друг, без рукавички?
На-ко теплую, с руки...
И подумала впервые
Смерть, следя со стороны:
"До чего они, живые,
Меж собой свои — дружны.
Потому и с одиночкой
Сладить надобно суметь,
Нехотя даешь отсрочку".
И, вздохнув, отстала Смерть.
|
|
|
Наталья В. В.
авторитет
|
|
8 мая 2011 г. 12:39 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Наум Коржавин
Мне без тебя так трудно жить,
А ты — ты дразнишь и тревожишь.
Ты мне не сможешь заменить
Весь мир... А кажется, что можешь.
Есть в мире у меня своё:
Дела, успехи и напасти.
Мне лишь тебя недостаёт
Для полного людского счастья.
Мне без тебя так трудно жить:
Всё неуютно, всё тревожит.
Ты мир не можешь заменить,
Но ведь и он тебя — не может.
|
|
|
mymla
миротворец
|
|
10 мая 2011 г. 01:17 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Сергей Есенин
* * *
Синий май. Заревая теплынь.
Не прозвякнет кольцо у калитки.
Липким запахом веет полынь.
Спит черемуха в белой накидке.
В деревянные крылья окна
Вместе с рамами в тонкие шторы
Вяжет взбалмошная луна
На полу кружевные узоры.
Наша горница хоть и мала,
Но чиста. Я с собой на досуге...
В этот вечер вся жизнь мне мила,
Как приятная память о друге.
Сад полышет, как пенный пожар,
И луна, напрягая все силы,
Хочет так, чтобы каждый дрожал
От щемящего слова "милый".
Только я в эту цветь, в эту гладь,
Под тальянку веселого мая,
Ничего не могу пожелать,
Все, как есть, без конца принимая.
Принимаю — приди и явись,
Все явись, в чем есть боль и отрада...
Мир тебе, отшумевшая жизнь.
Мир тебе, голубая прохлада.
1925
|
–––
Проснулась, умылась, нарядилась, улыбнулась и пошла украшать мир! |
|
|
Aryan
миродержец
|
|
10 мая 2011 г. 23:48 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Джон Донн
КАНОНИЗАЦИЯ
Уймись, завистник, не мешай любить!
Брани мою подагру, хвори,
Седую прядь, дела в разоре,
О музах выучись судить,
Возьмись за ум, а нет — служи:
Тут подольстись, там удружи,
Потрись в судах и над мошной дрожи —
Как порешишь, тому и быть,
Лишь не мешай любить!
Кому, кому во зло, что я влюблен?
Иль корабли от вздохов тонут?
От слез моих угодья стонут?
А равнодушье гонит лето вон?
Кого спалил в чумном огне
Зной, полыхающий во мне?
Ведь, как и прежде, стряпчие в цене,
Солдат войной не обделен —
А я всего влюблен!
Преображаясь волею любви,
Мы — мотыльки, и мы же — свечи.
Самим себе спешим навстречу.
Орел и голубь — всё в одной крови.
И феникс — это мы вдвоем.
Едины в тождестве своем,
Самих себя друг в друге познаём:
Восстал из пепла — и живи
Для таинства любви.
Ну, а умрешь, так смерти нет в любви.
Назло могильному покою
Мы станем, стих, твоей строкою.
Ты нас людскому слуху назови.
Коль нам в анналах места нет,
Мы под жилье возьмем сонет.
В его созвучьях сохранив наш след,
Навеки нас благослови
Войти в канон любви.
Взыскуйте все, кого любовь
В душе друг друга поселила,
Кому от мук ничто не мило,
Кто сокрушен, вселенной явь и новь
Вобрал в себя зерцалом глаз
(И потому она свелась
К размерам, осязаемым для вас):
И нам, о небо, уготовь
Такую же любовь!
|
–––
Eramos pocos y parió la abuela |
|
|
mymla
миротворец
|
|
11 мая 2011 г. 19:51 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Александр Блок
* * *
Погружался я в море клевера,
Окруженный сказками пчел.
Но ветер, зовущий с севера,
Мое детское сердце нашел.
Призывал на битву равнинную -
Побороться с дыханьем небес.
Показал мне дорогу пустынную,
Уходящую в темный лес.
Я иду по ней косогорами
И смотрю неустанно вперед,
Впереди с невинными взорами
Мое детское сердце идет.
Пусть глаза утомятся бессонные,
Запоет, заалеет пыль...
Мне цветы и пчелы влюбленные
Рассказали не сказку — быль.
18 февраля 1903
|
–––
Проснулась, умылась, нарядилась, улыбнулась и пошла украшать мир! |
|
|
Aryan
миродержец
|
|
13 мая 2011 г. 00:46 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
ГРОЗА ИДЕТ
Николай Заболоцкий
Движется нахмуренная туча,
Обложив полнеба вдалеке,
Движется, огромна и тягуча,
С фонарем в приподнятой руке.
Сколько раз она меня ловила,
Сколько раз, сверкая серебром,
Сломанными молниями била,
Каменный выкатывала гром!
Сколько раз, ее увидев в поле,
Замедлял я робкие шаги
И стоял, сливаясь поневоле
С белым блеском вольтовой дуги!
Вот он — кедр у нашего балкона.
Надвое громами расщеплен,
Он стоит, и мертвая корона
Подпирает темный небосклон.
Сквозь живое сердце древесины
Пролегает рана от огня,
Иглы почерневшие с вершины
Осыпают звездами меня.
Пой мне песню, дерево печали!
Я, как ты, ворвался в высоту,
Но меня лишь молнии встречали
И огнем сжигали на лету.
Почему же, надвое расколот,
Я, как ты, не умер у крыльца,
И в душе все тот же лютый голод,
И любовь, и песни до конца!
|
–––
Eramos pocos y parió la abuela |
|
|
mymla
миротворец
|
|
13 мая 2011 г. 20:24 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Борис Пастернак
* * *
Годами когда-нибудь в зале концертной
Мне Брамса сыграют,- тоской изойду.
Я вздрогну, и вспомню союз шестисердый,
Прогулки, купанье и клумбу в саду.
Художницы робкой, как сон, крутолобость,
С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,
Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,
Художницы облик, улыбку и лоб.
Мне Брамса сыграют,- я вздрогну, я сдамся,
Я вспомню покупку припасов и круп,
Ступеньки террасы и комнат убранство,
И брата, и сына, и клумбу, и дуб.
Художница пачкала красками траву,
Роняла палитру, совала в халат
Набор рисовальный и пачки отравы,
Что "Басмой" зовутся и астму сулят.
Мне Брамса сыграют,- я сдамся, я вспомню
Упрямую заросль, и кровлю, и вход,
Балкон полутемный и комнат питомник,
Улыбку, и облик, и брови, и рот.
И сразу же буду слезами увлажен
И вымокну раньше, чем выплачусь я.
Горючая давность ударит из скважин,
Околицы, лица, друзья и семья.
И станут кружком на лужке интермеццо,
Руками, как дерево, песнь охватив,
Как тени, вертеться четыре семейства
Под чистый, как детство, немецкий мотив.
1931
|
–––
Проснулась, умылась, нарядилась, улыбнулась и пошла украшать мир! |
|
|
Lihin
авторитет
|
|
13 мая 2011 г. 20:43 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Евгений Клюев.
* * *
Забудем обо всём ночном -
довольно всякого такого:
давайте-ка опять начнём
урок надежды бестолковой,
давайте-ка решим, на что
(авось, всплывёт какая малость!)
мы не надеялись ещё
и чем ещё не занимались?
Займёмся, что ли, чепухой
гаданья на кофейной гуще -
давно осевшей и сухой,
но будущее стерегущей
и осеняющей крылом,
отчётливым и загорелым...
За праздным посидим столом,
за призрачным капризным делом!
А там уж — пан или пропал,
а там уж — что бы ни пропало -
начнёмте вновь, любезный пан,
надеяться на что попало!
* * *
Ты, как браслет, сняла запрет -
и сразу всё переменилось:
и на углу стоит Конь Бред,
копытом бьёт, скажи на милость...
Как безмятежно нам теперь,
как дерзко нам и как нелепо!
Привет, полубиблейский зверь,
ты с неба к нам? Ну, что там — небо?
Всё бредит жизнью без конца
и облаками золотыми,
всё заговаривается
и то же поминает имя,
всё треплет старенький мотив
по тем пространствам ненаглядным,
куда и мы с тобой, мой ангел,
махнём, поводья отпустив?
* * *
Когда сухому снегопаду,
когда слепому музыканту
наскучат площадь и зима,
он убежит с пустого бала
играть о чём и как попало,
бесчинствовать, сходить с ума
и путать карты и маршруты,
тысячелетья и минуты,
а также ноты и слова,
а также всё, что было с нами
и не было, а было снами:
Шираз, Венеция, Москва...
И мы заблудимся в метели -
мы не хотели, не хотели:
мы шли за музыкантом вслед,
чья музыка была сначала
тиха, а после одичала -
и больше нас на свете нет.
* * *
Безо всякой такой сноровки,
ничего не умея вовсе,
понимая, что это глупость
и что этому грош цена -
из меня можно вить верёвки,
из меня можно делать гвозди,
из меня можно строить крепость,
если крепость тебе нужна.
Хочешь — скипетром и державой,
хочешь — свечкою к аналою,
хочешь — кроткой улыбкой Будды
под ногами, в пыли, в золе... -
одного из меня, пожалуй,
не получится: стать петлёю
для тяжёлой твоей свободы,
придавившей тебя к земле.
* * *
И не вспомнишь уже, что за образ -
так бесплотен, так сух, так далёк!
Вы теперь про какую подробность?
Жизнь беспамятна, как мотылёк.
Всё мечты у неё, всё надежды,
всё ступанья на тоненький лёд:
видишь, новую шляпку надевши,
жизнь себя уже не узнаёт -
сновидения только и копит...
Ан — из ветхой котомки опять
спелым яблочком выскользнет опыт,
да теперь уж его не догнать.
И, когда уже поздно учиться
и учить, — по бессонным глазам
вдруг плеснёт, беспощадно и чисто,
осязаемый зреньем сезам.
|
|
|
Aryan
миродержец
|
|
13 мая 2011 г. 22:06 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
МЕРКНУТ ЗНАКИ ЗОДИАКА
Николай Заболоцкий
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
Толстозадые русалки
Улетают прямо в небо,
Руки крепкие, как палки,
Груди круглые, как репа.
Ведьма, сев на треугольник,
Превращается в дымок.
С лешачихами покойник
Стройно пляшет кекуок.
Вслед за ними бледным хором
Ловят Муху колдуны,
И стоит над косогором
Неподвижный лик луны.
Меркнут знаки Зодиака
Над постройками села,
Спит животное Собака,
Дремлет рыба Камбала,
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.
Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз.
Все смешалось в общем танце,
И летят во сне концы
Гамадрилы и британцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы.
Кандидат былых столетий,
Полководец новых лет,
Разум мой! Уродцы эти -
Только вымысел и бред.
Только вымысел, мечтанье,
Сонной мысли колыханье,
Безутешное страданье,-
То, чего на свете нет.
Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой -
Полузвери, полубоги -
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Спит растение Картошка.
Засыпай скорей и ты!
|
–––
Eramos pocos y parió la abuela |
|
|
Lihin
авторитет
|
|
14 мая 2011 г. 11:41 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Евгений Клюев.
* * *
Вот так и жизнь: шумнёт, сомнёт
цветок, платок, письмо,
упустит птичку из тенёт,
вздохнёт, всплакнёт — и всё.
Поди поймай её потом
какой-нибудь из линз!
Уже не в фокусе твой дом,
уже другая жизнь
сверкнула и почти прошла -
успеть хотя б за ней,
чтоб, скажем, с этого числа
не пропадало дней,
чтоб каждый день — на цвет и вес -
ты сразу б опознал!
Но нет, рассеянный ловец,
опять ты опоздал.
И за весёлой суетой -
поодаль, стороной -
мелькает хвостик золотой
судьбы — ещё одной.
* * *
Бормотать чепуху, умирать со стыда
и отчаянно века да рока бояться -
всё бросает нас жизнь то туда, то сюда:
из объятий в объятья.
Мы не помним, какое сегодня число,
ибо мы не обучены этой науке,
и не ведаем, как нас опять занесло
в чьи-то нежные руки.
Эти руки... ах как они знают игру
обладания, но на мгновенье — и только!
Нам трепещется в них огоньком на ветру
так недолго, так тонко -
голубой лепесток, золотистый лоскут,
полоумная бренность во всех ипостасях...
И опять мы не знаем, когда нас зажгут
и когда нас погасят.
* * *
Тетрадь оставлена в саду -
стихи, промокшие насквозь,
уже совсем нельзя прочесть.
Размыло небо и звезду,
размыло синих ягод гроздь
и всё, что прежде было здесь.
А было несколько имён,
и несколько любовей к ним,
и сумасшествий, и чудес.
И плавал колокольный звон,
и плавал беспризорный нимб,
и всё, что прежде было здесь.
Чаи гоняли допоздна
и говорили наобум
слова — какие только есть.
И жизнь была ещё нужна -
и смех, и блеск её, и шум,
и всё, что прежде было здесь.
Гадали кто на чём горазд,
пророчествовали о том,
чего не выпить и не съесть.
Лепили из подручных фраз
кто бога, кто корабль, кто дом -
и всё, что прежде было здесь.
Теперь уж не восстановить
ни строчки: тут какой-то бред,
тут дождь навеки промочил
всё-что-имело-место-быть,
но по рассеянности, нет -
по глупости, нет — без причин -
* * *
Что-то Вы ещё сказали
перед тем, как всё прошло.
Всё-кончается-слезами -
вот что Вы ещё сказали.
Ах, как это хорошо!
Это истина взглянула
коротко на нас.
Это вдруг на спинку стула
бабочка легко вспорхнула
и легко снялась.
Это мудрость на минутку
нас приобняла -
обратив жар-птицу в утку,
превратив всё это в шутку,
вот и все дела.
Ни о чём вздохнула совесть,
как в бутылке джинн, -
и, заплакать приготовясь,
улыбнулась — жизнь.
|
|
|
Наталья В. В.
авторитет
|
|
15 мая 2011 г. 23:18 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Иван Бунин
Каменная баба.
От зноя травы сухи и мертвы.
Степь — без границ, но даль синеет слабо.
Вот остов лошадиной головы.
Вот снова — Каменная Баба.
Как сонны эти плоские черты!
Как первобытно-грубо это тело!
Но я стою, боюсь тебя... А ты
Мне улыбаешься несмело.
О дикое исчадье древней тьмы!
Не ты ль когда-то было громовержцем?
Не бог, не бог нас создал. Это мы
Богов творили рабским сердцем.
|
|
|
mymla
миротворец
|
|
16 мая 2011 г. 02:36 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Марина Цветаева
Из цикла "Комедьянт"
Не успокоюсь, пока не увижу.
Не успокоюсь, пока не услышу.
Вашего взора пока не увижу,
Вашего слова пока не услышу.
Что — то не сходится — самая малость!
Кто мне в задаче исправит ошибку?
Солоно — солоно сердцу досталась
Сладкая — сладкая Ваша улыбка!
- Баба! — мне внуки на урне напишут.
И повторяю — упрямо и слабо:
Не успокоюсь, пока не увижу,
Не успокоюсь, пока не услышу.
23 ноября 1918
|
–––
Проснулась, умылась, нарядилась, улыбнулась и пошла украшать мир! |
|
|
цитировать