| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Творчество фантлабовцев. > к сообщению |
Pickman 
миротворец |
 Отправлено 13 мая 2008 г. 13:09 |
|
Автомобиль петлял среди голых осенних деревьев. За серыми стволами прятались другие серые стволы, и больше ничего. Стражи атеиста приосанились: видно, здесь им дышалось вольнее.
Они встали возле величественного особняка. Слева ложились в тёмный пруд палые листья, справа горестно немотствовал яблоневый сад. Само здание будто дышало: частыми волнами накатывала на него туманная рябь, скрывая кладку, карнизы и изваяния в нишах. Переплёты стрельчатых окон чернели металлом.
На крыльце их ждал Великий инквизитор. Простое облачение пылало пурпуром, в остальном же он был неотличим от младших чинов, окружавших его.
Атеист вылез из машины. Ноги затекли, но он никогда не отличался лёгкостью движений, да и сейчас мало о том заботился. Хотелось одного — высказаться. Перед громадой Великого инквизитора его фигурка казалась совсем крохотной, но ему, еретику, полагалась стража. И процессия двинулась к дверям — мрачный владыка, тщедушный уродец и десяток молчаливых капюшонов.
Внутри горели факелы. Стены здесь были выше, чем в Доме Кладбищенского Нарцисса, и без украшений — только толстый тёсаный гранит. Эхо шагов металось в этих коридорах, как стая летучих мышей. Дверей было мало. Остановились, после долгого пути, у шестой. Пурпуровый гигант потянул ручку и отступил; атеиста подтолкнули, и он ступил в длинную пустынную залу. Вдоль стен тянулись грубые колонны. В дальнем конце, меж двух больших окон, возвышался каменный трон, на котором кто-то сидел. Туда Великий инквизитор, оставив стражу за дверьми, и повёл мальчика. Тот уставил взгляд себе под ноги, но не из благоговения или страха, как мог бы надеяться его грозный спутник.
В последний раз взвешивая каждую мысль, каждый довод, маленький атеист с удовлетворением находил, что они остры, как когти инквизиторов. Эти лезвия точились с тех пор, как заря разума забрезжила в его безобразной голове. В древних книгах он выискивал места, которые другие пропускали или принимали не раздумывая. Он же сравнивал, разымал, собирал. На воскресных службах, куда водили его родители, мальчик ловил каждую неточность. Глядя на самоуглублённое, едва ли детское лицо, мать прочила ему духовную карьеру. Отец был трезвей: в бездонных глазах сына ему виделось нечто беспредельно чуждое — чуждое всему, что составляло его собственную жизнь. Свой страх он принимал за презрение, но итог был один: мальчик без помех карабкался к своей неясной цели, сам не зная, для чего это делает. Он вообще мало думал о себе.
Достигнув вершины, — если это было не дно — он пошёл к отцу. Но для того лишь, понял он, шаркая по плитам бескрайней залы, чтобы оказаться здесь — и изречь истину великану с тлеющими очами, что восседал на троне меж двух окон.
Инквизитор встал слева от атеиста и возвестил:
— Прибыл! — но зычный голос, сотни раз разбившись о камень, обратился в слабый стон: "Был... был... был..."
Седеющая голова поднялась.
— Знаешь ли, пред чьими очами ты предстал, грязный вероотступник? — спросил инквизитор.
— Да, — ответил мальчик бестонным голосом.
— Так кто же это?
Чеканно, отчётливо прозвучали слова:
— Это Люцифер, бывший Князь Тьмы.
На миг за старческим лицом проступило юное, угли в глазах вспыхнули. Но Люцифер остался, как сидел, на месте. Инквизитор открыл в изумлении рот.
— Щенок не ведает, что слетает с его поганых уст! Не будем же позволять ему вотще сотрясать воздух, Князь. Палачи ждут, — произнёс он с жаром.
— К чему такая спешка, Вельзевул? Он забавен, и будет любопытно его послушать.
Голос оказался вовсе не таким, каким представлял его атеист. Вместо грома зазвенели колокольчики, точно мягкая мелодия заструилась под гулкими сводами. Порою в неё вкрадывались надрывистые нотки.
— Ну что же ты застыл? Ты разжёг во мне интерес — так говори же! Открой нам, какой дорогой пришёл ты к таким нелепым воззрениям. Если Бога нет, то что же есть? Если я не Князь Тьмы, то кто? — Люцифер улыбался.
Атеист не сводил с него глаз. Правый, нормальный, вбирал в себя фигуру на троне, взвешивал, судил её. Левый искажал, пожирал, уничтожал. А с губ костлявым червём сползало:
— Бога нет. Когда-то он был, но теперь его нет. Когда-то этот сад назывался райским, и его охраняли херувимы. Но теперь их нет. Когда-то ад горел, сейчас он мёрзнет. Когда-то ты страшился одного имени Иисуса. Теперь ни Сына, ни Отца нет.
Люцифер перестал улыбаться, но сделал Вельзевулу знак, когда тот хотел вмешаться. А безумный еретик продолжал:
— Когда-то ты грозил Эмпирею [2 — По христианским представлениям, верхняя часть потустороннего мира, обиталище Бога, ангелов, святых.] кулаком, теперь Эмпирея нет. Когда-то внизу клокотал Хаос, но теперь его нет. Когда-то ты знал, для чего существуешь, теперь нет. Когда-то ты боялся Его, теперь ты боишься Меня. Ты проиграл, у тебя не осталось ничего.
— Постой, — сказал Люцифер, словно выйдя из раздумья, — ты кое-чего не понимаешь. Вельзевул, стража, оставьте нас!
Инквизитор поколебался, но не заставил хозяина повторить приказ. Низко склонив голову, он прошествовал к выходу. Из-за колонн вышли стражники и последовали за ним. Вместе с ушедшими, казалось, исчез из залы и всякий звук.
Люцифер встал, раскинул руки и расправил крылья — мощные, великолепные. Осанка его была величава, он вздымался живой скалой.
— Неужели и сейчас назовёшь ты меня бывшим владыкой ада, глупец?
Атеист не ответил. Люцифер приблизился к левому окну. Там он некоторое время всматривался во что-то, потом поманил мальчика пальцем. Тот встал рядом с Князем. Подбородок уродца едва не лежал на подоконнике, чело Люцифера едва не задевало верхней кромки окна.
За толстым стеклом мальчик увидел чёрное поле, испещрённое каплями звёзд. Ближе к центру, правее золотого сгустка пламени, голубел пёстрый шар.
— Земля. Впрочем, ты и без меня это знаешь, маленький вундеркинд. Невдомёк тебе одно: это и есть мои подлинные владения. Да, Бог ушёл — потому что победа была за мной. Херувимы сгинули вместе с Ним, и мой дворец стоит в Райском саду. А человечество стало моим всецело. Всмотрись! Найдёшь ли ты хотя бы один поступок, что совершался бы ими не в моё имя? Гляди! Теперь и ненависть, и любовь равны. Всё смешалось. Нет среди них ни единого, достойного даже мук чистилища. Они рождаются из грязи! Отчисти грязь — получишь ничто.
Атеист напрягся.
— О рае же говорить просто нелепо... И на что мне, скажи, пылающий, душный ад, если вся Земля пропитана грехом, как фитиль — маслом? Их церкви пустуют, как никогда прежде.
— Зачем же ты строишь церкви здесь? — спросил атеист.
Люцифер усмехнулся:
— Во благо моих подданных. Мне следовало бы покарать их, но слишком долго мы были вместе, и мне их жалко. Когда-то они последовали за мной и поплатились за это. Теперь, когда месть свершилась, они — все как один — поджали хвосты и вспомнили свои небесные корни. Пришлось дать им веру — человечеству она уже ненадобна.
— А Инквизиция?
— Их задумка. Я никого не понукал. Тысячелетиями они охотились за людскими душами. А нынче, вместо того чтобы пожинать плоды, как это делаю я, они хнычут. Наслаждение — наука не для них. Как дети, они копируют людские обычаи и предметы. И в самом деле, некогда не было в аду ни домов, ни церквей, ни автомобилей. Я забавляюсь, давая им эти игрушки. А такие, как ты, должны за это платить. Им надо на ком-то отыгрываться за свою слабость.
— Ты лжёшь...
Люцифер метнул на атеиста быстрый взгляд.
— ...Ты так же слаб, как и они. Я знаю это. В твоих глазах тот же страх, что и у них.
— Через несколько минут ты умрёшь — сам знаешь, у меня достанет на это силы. Можешь говорить, что тебе вздумается, — сказал Люцифер и отошёл от окна.
— Ты тоскуешь по Нему.
Огромное тело резко, как ключ в замке, повернулось, нависло над еретиком.
— Ты боишься пустоты. Ты боишься тьмы, ты ей не хозяин. И ты слаб, ты слаб. Твоя сила в людях, но и ей ты уже не хозяин. Ты раздал её без остатка. Человечество — вот настоящий Сатана. Ты — тень. Теперь ты не нужен. Но тебе кто-то нужен. Тебе нужен смысл. Тебе нужна борьба. Тебе нужен Бог...
Одним страшным ударом Люцифер снёс уродцу голову. Стало тихо.
Тяжело дыша, Князь вернулся на трон. Молчали угрюмые плиты, голубела за окнами грешная Земля.
Внезапно Люцифер вскочил и кинулся вправо. Там, за толстой колонной, скрывалась свинцовая дверь. Князь втиснулся в проём и очутился в комнате, где едва мог стоять сгорбившись. Он пал на колени перед стеной, на которой червонным золотом поблёскивал большой крест.
— ОТЧЕ! НА ЧТО ТЫ МЕНЯ ОСТАВИЛ?..
Крик долго блуждал по каменным коридорам, пока за нечаянно распахнутым окном не встретил пустоты — и оборвался.
2 февраля 2006 года | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Творчество фантлабовцев. > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 13 мая 2008 г. 13:07 |
У меня, как оказывается. менеджер закачек шалит... Скачал теперь, ознакомлюсь 
Предлагаю пока свой рассказик, который почти удалось напечатать в журнале Стругацкого... но самому Стругацкому эта вещь как раз и не понравилась...
АТЕИСТ
Вот наконец он, крылья распустив
Подобно корабельным парусам,
От почвы оттолкнулся и взлетел
С клубами чадными, и много лиг
Преодолел отважно, оседлав
Летучий дым; но вскорости клубы
Развеялись под ним и седока .
Оставили в бескрайной пустоте.
Джон Мильтон. "Потерянный рай", книга вторая (перевод Арк. Штейнберга)
В библиотеке бесшумно отворилась дверь.
В образовавшейся щели заблестел чёрный камешек: чей-то глаз озирал комнату. Ярко пылали дрова в камине, дремотно стелились по полу багряные ковры, но глаз оставался холоден. Окаймлённый задорными рыжими шерстинками, сам он был лишён цвета и эмоций. Казалось, сквозь щель таращится на игру теней лакированная пустота.
Мальчик беззвучно проник в библиотеку. Он был худ. Болезненная бледность только подчёркивала черноту его глаз, из которых один — тот, что оставался невидим, пока другой изучал и разведывал, — был неправильной фасолевидной формы. Так и всё лицо его, будто смятое чьей-то безжалостной пятернёй, казалось карикатурой на человеческое. Гримаса гнева или страдания гляделась бы естественно на этом лице, но бесстрастие не покидало его. Уродцу могло быть и десять лет, и пятнадцать.
Комната представляла собой огромный цилиндр. По всей окружности его уходили верхушками куда-то во тьму книжные шкафы. Света камина хватало лишь на небольшое пространство — прямые полки, позолоченные корешки, пышные канделябры. И в центре массивный стол красного дерева, за которым согнулась исполинская фигура, — бесцветная, недвижимая, похожая на статую. Но нет — то и дело раздавался скрип пера, и по её очертаниям пробегал трепет.
К столу мальчик и направился. Он старался ставить ступни мягко, надеясь внезапным появлением завоевать себе превосходство. Фут за футом преодолевал он своей качкой, неуверенной походкой. И когда уже почти добрался до цели, случилось нечто страшное.
Где-то высоко под неведомым потолком, хлюпнув, разлетелась в труху деревяшка, и градом посыпались влажные тома, увлекая за собой нижних соседей. И рос, ширился грохот, разрывая барабанные перепонки скрючившегося на багрянце ковра маленького существа...
Но удара не последовало.
— Сын! — повторил голос.
Мальчик медленно поднялся с пола. Уродливое лицо осталось непроницаемым, но он был очень недоволен собой. Громовой голос отца всегда действовал на него так.
Прежде чем ответить, мальчик посмотрел наверх. Всё тот же мрак, ничем не нарушенный, непроглядный. Ему всё почудилось.
Он собрался с духом и начал:
— Отец, мне надо сказать тебе одну важную вещь.
— Говори.
— Отец, я не верю в Бога.
Лёгонький, едва заметный стук — на столешницу упало перо. Теперь и мальчик обратился в изваяние. Вся комната замерла, даже огонь в камине стал на миг не более чем искусной имитацией, написанной на холсте — до того было тихо.
Скрип кресла.
— Повтори.
Мальчик знал, что эта битва будет смертельной. Если он спасует, будет только хуже.
— Отец, я не верю в Бога. Я атеист.
Глаза их встречались не часто, и тем страшнее сошлись они сейчас: жгучий, ненавидящий взгляд взрослого и тёмные озерца на безобразном личике. Воздух точно завибрировал, напряжение росло и грозило разразиться взрывом.
Но гигант в кресле сдержал себя. Опустив руки на подлокотники, он всё так же безмолвно взирал на стоящего перед ним сына. Последнему стоило невероятных усилий не забиться в дикой дрожи под этой тяжестью. Наконец отец заговорил.
— Понимаешь ли ты, что только что сказал?
— Да, отец.
— Кто тебя научил этому?
— Никто, отец. Я сам дошёл до этого. Бога нет. Это всё обман, это...
— Довольно. Подробности меня не интересуют.
Он помедлил.
— Ты всегда был сопляком. Я ожидал от тебя чего-нибудь подобного. В твоём возрасте сомнения естественны, но один ты умудрился дойти до такого абсурда. Знаешь, что я сейчас сделаю?
— Нет, отец.
— Я подниму эту трубку и сделаю короткий звонок. А через полчаса у меня не будет сына.
— Отец!
— Пожалуй, полчаса — слишком много с тебя. Ты уже не имеешь права называть меня так. Ступай в приёмную на первом этаже и жди. Тебя заберут. Вещей можешь не собирать.
И, не глядя на бывшего теперь сына, он взялся за лапку телефона.
А мальчик не трогался с места. Мучнистая кожа щёк и лба будто покрылась трещинами. Бархатный сюртук подёргивался на плечах, выдавая бушующую внутри ярость.
Но под белесыми бровями было по-прежнему черно и пусто.
"Я понимаю, что это посягательство... — падали в трубку тяжёлые слова. — Да, он уже ждёт..."
Он развернулся и побрёл к выходу.
Затворив за собой дверь, отвергнутый сын не стал спешить. В коридоре, где он сейчас стоял, лениво переливался сумрак, и лишь далеко справа мерцал бледно-жёлтый свет. Уродец двинулся в его сторону.
Немного странно было ступать по шелестящему ковру, зная, что это в последний раз. Ещё страннее — видеть красные глаза слуг. Те прятались за базальтовыми колоннами, что ритмически прорезАли стены через каждые тридцать шагов. Слуги высовывали раздвоенные языки, скребли когтями по камню. Раньше стоило атеисту сделать движение в их сторону, как чернильные силуэты сжимались в комок. Но отныне он был отверженным, и красные огоньки на безносых лицах горели злобой и насмешкой.
— Безбожник! — шипели они, не осмеливаясь дотронуться до него.
Это его не обижало.
Коридор закончился, и мальчик очутился у широкой лестницы. С бордовой стены мертвенным взглядом смотрел светильник в виде кладбищенского нарцисса. Чёрные царапины расходились по лепесткам, и каждый из шести заканчивался крестом.
— Чушь, — произнёс атеист и плюнул на ковёр. Повернувшись к гербу спиной, он начал спускаться по чёрным ступеням.
Внизу он свернул направо и, пройдя через несколько комнат, оказался в приёмной. Обыкновенно у высоких дверей стоял привратник, но в этот вечер его отпустили.
Здесь не принимали — ждали, и обстановка была простой: массивные скамьи, светильники-нарциссы. И ещё клубился, словно жидкое пламя, розовый газ [1 — Имеется в виду шёлковая прозрачная ткань]. В стенах гудели невидимые вентиляторы.
Мальчик сел поближе к дверям и уставился перед собой. Колыхание ткани вызывало тошноту. Порой щеки нежно касался розовый язычок; атеист машинальным движением смахивал его, и в искусственном огне было больше жизни, чем в этой костлявой руке.
Он догадывался, куда его повезут, и раздумывал, что будет там говорить. Идея атеизма возвышалась в сознании колоссальной башней, о которую разбивался любой страх, любое сомнение. Но в библиотеке он забыл о своей силе, и тем позорнее было это поражение. Теперь он изготовился драться.
Снаружи послышался шум мотора, а за ним — торопливый топот и скрип дверных петель. Уродец встал, когда его окликнули, и по обледенелому крыльцу заковылял к автомобилю. Металл отливал чёрным и золотым, но атеиста это заботило так же мало, как и шелест опавшего газа за спиной.
Машина тронулась. Мальчик сидел между двумя инквизиторами — фиолетовые капюшоны, белые кресты, — но обзора ему хватало. Всё было как всегда: обветшалые особняки, угрюмые ограды, редкие прохожие — и всюду, всюду снег. Снег скрывал тротуары и налегал на фонари, душил деревья и пожирал крыши, облачал нагие статуи и наполнял пустые фонтаны.
Далеко вверху, за крапчатой белой пеленой, угадывался ледяной свод, а в восточном его углу — замороженное солнце.
Они проезжали мимо церквей. Было утро воскресенья, и у входных арок толпились понурые прихожане в серых плащах; чуть завидев автомобиль, спешно отворачивались и обращали взоры к остроконечным фронтонам, где порой из-за снежной занавеси выступали строгие лики святых.
Атеисту было нечего сказать стражникам, а те с ним не заговаривали.
По городу ехали долго, но наконец миновали сторожевую будку на окраине, и начались пустоши. Снег здесь царил уже безраздельно. Вдали вырисовывались циклопические каркасы, с которых свисали крюки и цепи. Некоторые были так велики, что атеист мог здоровым глазом разглядеть отдельные звенья. Попадались сооружения, напоминающие исполинские утюги — печи, в жерла которых многие сотни лет не входило ничего, кроме ветра и снега. Кренились котлы и вышки, сиротливо ходили на петлях кривые створки ворот.
Аспидно-чёрное полотно под колёсами автомобиля, казалось, не имело конца. Несколько раз атеист засыпал, но неизменно, разлепив ресницы, видел эту полосу, шпагой прорезающую степь.
Ненужного металла становилось всё больше, он подползал ближе к дороге. Слева на горизонте показалась жёлтая громада, размером превосходящая всё, что встречалось им ранее. Уродец — его уже мутило от предсказуемости мира — знал, что она окажется золотым дворцом. Мальчик снова заснул.
Вдруг шофёр буркнул, разбудив его: "Скоро Врата". Головы в капюшонах разом склонились, непокрытая голова дерзко поднялась. Ждать пришлось недолго. Вскоре они встали на горизонте — неизъяснимо огромные, чудовищные железные створы, не знающие пределов. Никакая сила не смогла бы стронуть их с места; но они были распахнуты, а в проёме зияла пустота.
Вертелись, шурша, колёса. Щель росла и росла, и уродец чувствовал страх, охвативший инквизиторов: те надвинули капюшоны до самых носов. Его же – тщедушного, прямого, как палка, – Ничто не страшило, ибо он, атеист, веровал в Ничто.
Руки в фиолетовых перчатках сомкнулись на руле, как волчьи челюсти на овечьем боку.
Проехали первые врата, за которыми поднялись вторые, и ещё одни, и ещё… Железные, медные, алмазные, всех по трое, все тускло мерцали…
Автомобиль тряхнуло на выезде — и он покатил по бесконечному мосту над бездной. Мелькали в свете фар столбы парапета да древние камни. А вокруг — тьма, абсолютная, безбрежная. Здесь не существовало неба и земли — только тьма, только мост.
Инквизиторы заснули, или притворились спящими, но мальчику не спалось. Он знал, что шофёр избегает смотреть в зеркало заднего вида: тому мерещилось, что через чёрные дыры на лице уродца вливается в салон пустота. А её шофёр боялся, как ничего другого.
Автомобиль взобрался на вершину каменной дуги и теперь мчался вниз, подпрыгивая на выбоинах... Внезапно погасли фары, и в кабину хлынул мрак. С водительского сидения повеяло холодом, инквизиторы ахнули. Слышно было, как входит в пол педаль тормоза — мучительно, со скрипом.
Наконец они остановились. Воцарилось безмолвие. Атеист знал, что в этот миг он мог сделать со своим конвоем, парализованным ужасом, что угодно. Мог пробраться к дверце, беспрепятственно открыть её и навсегда слиться с пустотой. Или перегрызть каждому горло. Но тогда не было бы боя. Поэтому он просто ждал.
"Я выйду", — выдавил шофёр. Не дождавшись ответа, он стал возиться с ручкой. Влажные пальцы соскальзывали с металла — атеист почти видел это... Оглушительно щёлкнул замок. За ним, через секунду, фонарик. Стукнул о булыжник ботинок, второй. Медленно выползло наружу потное тело, прошуршали пугливые шажки, со скрипом открылся капот...
Атеисту надоело слушать, и под свистящее дыхание инквизиторов он погрузился в сон...
Пробуждение принесло перемены: впереди, затмевая свечение починенных фар, вставал громадный шар песочного цвета. Съехав с моста, они покатили по его пустынной поверхности. На развилке повернули направо, проехали ещё по одному, меньшему мосту через пустоту, на новом куске земли забрались в туннель и в конце концов вынырнули на лесную поляну. | |
| автор |
сообщение |
| Другая литература > Свои стихи > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 13 мая 2008 г. 12:57 |
|
Claviceps P., первые два понравились очень. Печальная картинка в душе всколыхнулась...
А вот парочка моих:
ГРАВЮРА
Путник
Я иду по тропинке к тенистому лесу,
Мне голову жаркое солнце печёт.
У меня в рюкзаке, кроме яблок и хлеба,
Лишь Библия — красный простой переплёт.
Для меня заливаются в небе пичуги,
Я сам не дурак им тихонько подпеть.
Мне тесна моя куртка и ветхие брюки:
Узнав, что живу, я готов полететь!..
Сын
Я сижу у окна и гляжу за ограду.
По пыльной тропинке идёт человек.
Он мычит, он немой, он не слышит, как сзади
По той же тропинке волочится Смерть.
А я в доме, прикован к бессильному телу,
Которое юность сожрало мою...
Я убил бы старуху... но солнце пригрело,
Мне лень — значит, ждёт меня место в раю...
Мать
Я лежу на кровати, способная видеть...
И слышать, как сын тихо плачет по мне.
А другой бы ушёл, а другой бы обидел,
Ведь дряхлая мать — что растаявший снег.
Только дует слегка... ты укрой покрывалом,
Сынок! Ты же знаешь, в костлявой руке,
Что когда-то тебя, пострелёнка, ласкала,
Нет сил, да и жизни, наверное, нет...
Бродяга
С чердака я смотрю сквозь широкие щели.
Как станет темно, я обоих убью,
Соберу все харчи, что сожрать не успели,
Деньжата запрячу в кошёлку свою.
Крыса
Я бегу по доскам, по трухлявым и мокрым,
Несу под хвостом человеку чуму.
Я изгрызла косяк, я порушила окна,
Теперь же и жизнь твою, нищий, возьму...
Путник
Я иду по тропинке к тенистому лесу,
Мне голову жаркое солнце печёт.
У меня в рюкзаке, кроме яблок и хлеба,
Лишь Библия — алый простой переплёт.
Мимо мирного домика, старого сада...
В окне человек — я ему помашу.
И беду, даже ту ненавидеть не надо:
Я воздухом тем же, что крысы, дышу...
РОМАНС НА КРОВИ
Оставь мне свои локоны,
Багряный свой наряд,
Пусть письма уже скомканы
И пламенем горят.
Я буду эти волосы
Ласкать в вечерний час,
Пурпуровые полосы
Потянутся из глаз.
Вошью я эти локоны
В свою больную грудь,
Где все сосуды скомканы
И вьются как-нибудь.
Ласкать ладонью стану я
Багряный твой наряд,
Пока послушно старые
Послания горят.
А тьма придёт – затлеет в нём
Знакомое тепло,
И ткань ответит мне огнём,
И треснет, как стекло,
И ты войдёшь агонией
В мою больную грудь,
Где ждут сосуды сонные,
Что вьются как-нибудь.
СЛУЧАЙ В ЦИРКЕ
Я лезу под купол, вверх, по шесту,
Один, в темноту и холод.
А ты в круге света, в шестом ряду,
Внизу, там, где гам и хохот.
Я вижу сквозь пыльный узор стекла
Кусочек зимнего неба.
Под этим небом сюда ты шла,
И рядом с тобой я не был.
Быть может, ты так и осталась там,
Под белым крылом снегопада,
А та, что вошла в этот цирк, как в храм, -
Лишь кукла с блестящим взглядом.
Но ты и она смеётесь одним,
Прозрачным и сладким смехом.
А я только Богом разделанный мим,
Цветное пятно, потеха.
Ты даришь бездумно свою красоту,
Мольбы о пощаде не слыша.
И выбор один — вверх, по шесту,
В темноту...
Но ты станешь ближе.
Ведь нужно всего-то — пальцы разжать
И руки, летя, расправить,
Багряным и белым
на жёлтом
стать,
Врезаться в пол — и в память...
И я
упал
на слепящий песок,
Кровь мешается с мелом...
* * *
Сидящий справа тебя отвлёк,
Ты на меня не смотрела.
И вот совсем старенькое:
ОГОНЬКИ
(Рэю Брэдбери)
За утёсом косым в эту страшную ночь,
Обезумевшим в вечном "Один!" маяком,
Там, где ветер себе панихиду поёт,
Где в экстазе сливаются волны с дождём,
Разбегись,
оттолкнись -
и зверёнышем вниз,
Прямо в бездну,
в пучину,
забудься, простись!
И всё ниже,
и глубже,
в холодную тьму,
И всё дальше,
и тише,
стать тьмой самому!
Там блуждают безмолвно гуськом огоньки,
Там глаза омертвелые в вечности ждут.
Не страшись протянуть непослушной руки:
Ты уже сам из них, и тебя не найдут.
Ты и сам стал блуждающим бледным огнём
И кружишься под странные вальсы без нот...
Позабудь, что Вселенной был дан тебе дом.
Это больше Вселенной. Оно её жрёт. | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Творчество фантлабовцев. > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 13 мая 2008 г. 12:44 |
|
Claviceps P., у меня эти файлики качаются, но внутри уведомление, что я. мол, не зарегистрирован на Фантлабе. Мистика. | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Шок - это по-нашему? > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 11 мая 2008 г. 11:47 |
цитата nostromo Наверное, вы не раз замечали такой простой пример — толпа народа у разбитых в ДТП машин. Такого рода кровавое любопытство чем-то привлекает. Может, авторы просто играют на этом?
Разумеется, кое-кто из них играет, но Маклина я бы сюда не стал относить.
Есть специальные сайты, посвященные фотографиям с места катастроф... раскроенным головам... кишкам по асфальту.
Человекоубийство никого уже не шокирует и не трогает. Обычное дело.цитата nostromo Мда, меня часто удивляет желание некоторых читателей во что бы то ни стало дочитать определенное произведение только для того, чтобы составить о нем свое мнение. Притом это желание сильнее чувства скуки, омерзения и т.д. В чем дело то? Мало книг что ли, которые стоит прочесть? :) Это (чтение книг) уже порой напоминает не увлечение, а работу :) Неужели мозговое голодание настолько сильно, что надо утолять голод чем угодно? :)
Я и сам страдаю этой болезнью... или выполняю эту работу  Элементарная жадность.
Правда, когда книга перестает мне нравиться, я начинаю читать по диагонали — до 300 страниц в час. | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Шок - это по-нашему? > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 11 мая 2008 г. 11:27 |
цитата Kuntc Но как раз человечно, так как рассматриваются те же люди, их поведение, характеры и поступки. Их мысли, желания, стремления.
Вы немного несловарно трактуете слово "бесчеловечный". Разумеется, серийные убийцы и садисты — тоже люди, но рассматривать мир только через призму их сознания? Получается этакая интеллектуальная игра, начисто лишенная морали (к этому стремился когда-то Оскар Уайльд): рассматриваются мысли, желания, стремления тех, кто самим своим существованием отравляет мир — и эти мысли ставятся на пьедестал.
цитата Kuntc Чем насилие Кинга отличается от Баркера? Имхо, и у того, и у другого необходимые компоненты.
Баркер считает насилие, увечия красивыми - недаром после выхода "Восставшего из ада" (который, как известно, сам Клайв и срежиссировал) пошли разговоры об "эстетике увечий". Эта одержимость сквозит практически во всех его произведениях.
У Кинга я такого не замечал (если не считать провальных "Регуляторов"), хотя читал все без исключения его книги. Чуть ли не за любой эпизод смогу поручиться.
цитата Kuntc Грязно? Неприятно? Но ведь жизнь такая.
Не такая, какой ее изображает Баркер. Кто бы спорил, что в жизни много грязи! Но в нашем мире садизм (в физическом смысле) — исключение, в мире Баркера — норма и даже обязанность. Джон Фаулз в "Аристос" писал [цитата неточная], что все больше в мире становится "визуалов" — тех, кто увидев обезображенные тела студентов, убитых на демонстрации полицией, не ужаснется, а станет фотографировать, потому что "это впечатляет".
цитата Kuntc Ключевое слово — мне. Вам не нравится, а другие совершенно нейтрально к этому относятся, как к цвету одежды.
Согласен.
Подчеркну, что сам я лично книги Баркера читаю с интересом. Более того, и сам написал нечто трэшевое — и посвятил сами увидите кому.
http://zhurnal.lib.ru/z/zhenewskij_w_a/ea...
Но не считаю, что, лишившись книг Баркера (как и моего рассказа), мир бы духовно обеднел. Может, даже наоборот — такие книги усиливают духовную глухоту.
цитата Dickens Например, часто поминаемая Гейману эпизода с джинном-таксистом. Никакой это не эпатаж, а как и большинство сцен в "Американских богах" эпизод, имеющий символическое значение.
Но разве Гейман не отдавал себе отчет, что 99% процентов его аудитории этого символизма не заметит (без его объяснения)? Отдавал ведь — а значит, кривил душой, выпуская в мир чистый эпатаж.
цитата Dickens Иными словами, когда автор прибегает к каким-то радикальным средствам, то он хочет, причем зачастую вполне сознательно привлечь внимание читателя к определенной проблеме, образу.
Вы идеализируете писателя и писательский труд, а также забываете о течении декадентов, которые особенных задач перед собой не ставили — и возводили потихоньку здание собственной эстетики, идеализируя безобразное.
Талантливый писатель — не обязательно хороший человек. Да что там, есть среди авторов и настоящие подонки. Перо — это не ангельский нимб.цитата Dickens В конце концов, ну кого сейчас удивишь и особо шокируешь очередной резней или извращениями? Люди на "Хостеле" сидят, хрустят попкорном, "Пилы" активно обсуждают (чего хотел сказать Конструктор?).
Не все. К слову сказать, даже Баркер осудил создателей "Хостела", охарактеризовав фильм как "порнобойню" (slaughterporn).
(См. большое интервью в журнале "Тьма", №4(5)-2007 — http://www.ourdarkness.info/index.php?ind...) цитата Dickens В любом мэйнстримном произведении реалистического толка натурализм — это данность. И традиция эта восходит к почтенным временам XIX века (вспомним Золя, Гонкуров, или если говорить не о XIX веке Рабле).
Помним, помним; Золя за "Человека-зверя" от критиков получил по полной, а Флобера за "Госпожу Бовари" обвинили в порнографии.
Да, тогдашние критики не видели за лесом деревьев — но опять-таки, натуралисты не упивались кровавыми подробностями, это изобретение уже модернистов. цитата Kuntc Кстати, начал "Коров" Стокоу читать — отличная книга, глубоко социальная и намного человечнее чем некоторые фэнтезийные сказки.
Допускаю, сам не читал.
Вероятно, со стороны моя позиция кажется двойственной — что ж, трудно удержаться ровно в середине между двух крайностей... Вопрос очень деликатный. Я не хотел бы носить ни розовые, ни кроваво-красные очки; дайте мне прозрачное стекло. | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Шок - это по-нашему? > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 10 мая 2008 г. 00:58 |
Falconer
А я написал зачастую 
А вообще — ход ваших мыслей вполне себе совпадает с моим  | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Национальность и фантастика > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 10 мая 2008 г. 00:41 |
цитата Kuntc Сомневаюсь, что это как-то особо влияет на то, что китайцы не так много пишут фантастики, как американцы.
Скажем так, на определенные жанры. Конечно, "твердая" НФ — она везде будет не-мягкой. цитата Kuntc А Вы говорите, что в Китае фантастика невозможна.
А вот и не говорю, я совсем о другом:цитата Pickman Просто само отношение к фантастическому от народа к народу может разниться.
Ох, какой долгий разговор может получиться... | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Национальность и фантастика > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 9 мая 2008 г. 23:55 |
цитата olvegg А эстетика у дальневосточной культуры, мне кажется, высшей пробы!
Что верно то верно. Просто само отношение к фантастическому от народа к народу может разниться. | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Национальность и фантастика > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 9 мая 2008 г. 23:34 |
цитата Kuntc Другая культура и представления еще ничего не значат. В Японии-то, например, фантастика прекрасно себя чувствует.
Япония — яркое исключение. У них фантастика в крови. Интересней мифов и сказок, чем у японцев, я не читал.
Более того, я думаю, что обновление мировой фантастики, пускай преимущественно в форме кино, сейчас идет в основном из этой страны. Я немного увлекаюсь аниме — и не перестаю восторгаться безудержному воображению японцев. Сюжет может хромать, но образы — ах!..цитата swgold Pickman А кто-нибудь ожидал от Китая, что он завалит нас своими товарами? Что они вообще автомобили будут производить на экспорт? Вот попомните: в самые ближайшие десятилетия китайские фильмы вытеснят Голливуд, а потом китайские фантасты вытеснят всю космооперу, фентези и др. коммерческие жанры.
swgold, очень даже может быть, хотя экономическая экспансия не обязательно совпадает по масштабам с экспансией культурной.
цитата olvegg А фантастика-то тут при чем?
Связь прямая. Буддийская и конфуцианская этика не склонны к антиномиям, к четкому разделению на черное и белое, добро и зло. А на этом противостоянии строится чуть ли не половина фантастики. И это не единственное различие во взгляде на мир (о других лень писать  ).цитата Ksavier А может давно и внесли , просто мы об этом незнаем. ((
Не будем жадничать. Все равно жизни не хватит, чтобы хотя бы всех выдающихся европейцев перечесть. | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Национальность и фантастика > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 9 мая 2008 г. 21:20 |
Я бы к вопросу подошел с точки зрения популярности и коммерции. В США, Канаде, Великобритании и России фантастику любят — значит, на ней можно сделать деньги, значит, ее пишут и издают. В Японии книжную фантастику любят потреблять, но творческий импульс реализуют в основном в мангах и аниме. В Германии предпочитают Kriminalromane (хотя во времена романтиков был мощный пласт фантастов), во Франции — что-нибудь актуальное. В Италии вообще литература сейчас не процветает — а, в общем, итальянцы всегда были приземленным народом (сказки у них скучные и нестрашные). Скандинавам удаются сказки.
А может быть и другая точка зрения. И мы, и американцы живем не в ладу с собой, мир нас не устраивает. Прибавьте врожденный мистицизм северных народов (см. эссе Лавкрафта об ужасе в литературе) — и результат ясен.
Мы способны поверить в то, что пишем. А француз или итальянец ни на секунду не забудут, что сказка — это сказка.
цитата swgold А унас вообще что-нибудь издано кроме Лао Шэ?
Была такая серия — "Золотая серия китайской литературы", там наверняка было всего и помногу.
Еще есть книжица Гань Бао — "Записки о поисках духов".
Но вообще-то не стоит ожидать от не-европейских культур фантастики как таковой. Начать с того, что у них представления о Добре и зле другие, и проч., и проч. | |
| автор |
сообщение |
| Произведения, авторы, жанры > Говард Лавкрафт. Обсуждение творчества. > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 9 мая 2008 г. 20:19 |
По ссылке можно скачать чуть ли не все тексты Лавкрафта на языке оригинала (включая написанные в соавторстве, а также стихи и эссе) одним файлом. Очень удобно. Каждое произведение представлено в форматах HTML и TXT.
http://rca.vmk.zhdk.ch/lovecraft/html/ | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Шок - это по-нашему? > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 9 мая 2008 г. 20:15 |
цитата Kuntc Ай, убили человека, да как такое можно! Вырезать все это! Недостатков просто своих видеть не хотим и прячемся за розовыми очками от реального мира...
В яблочко! Можно (или даже нужно) не любить такие сцены, но все их без исключения списывать на эпатаж — ханжество.цитата PetrOFF Полегче на поворотах.
Выразился я быть может и не политкорректно, но по сути-то разве не так? У всех троих налицо асоциальность, склонность к болезненным преувеличениям и смакованию насилия. Паланика ценю за идеи, Баркера за фантазию, но то, что они пишут, — бесчеловечно и жестоко, как ни крути. Нельзя играться с человеческим страданием, возводить "книги крови" в культ.
А вот Голдинг, Кинг, Томас Харрис (и Достоевский! и Эмиль Золя! и Леонид Андреев! и Грэм Грин!) хотя и позволяют себе описания насилия, делают это совсем с другой целью.цитата Falconer А так как подобные сцены, как правило, не несут абсолютно никакой смысловой нагрузки и представляют собой нулевую ценность для сюжета, должен работать принцип бритвы Оккама
У того же Кинга это зачастую оправдано. К примеру, жутчайшая сцена в сортире из "Ловца снов"; мучения с мочевым пузырем Пола Эджкомба из "Зеленой мили". Я вовсе не к тому веду, что автор должен все это описывать. Однако если это позволит продвинуть сюжет или глубже понять персонажа, он может. | |
| автор |
сообщение |
| Кино > "Ужасные" фильмы: смотреть не рекомендуется. > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 9 мая 2008 г. 13:14 |
цитата PetrOFF "Хроники Нарнии"
Не согласен, дух книги они передают прекрасно. Посмотри я это в детстве, ходил бы зачарованный несколько месяцев.
Другое дело, что и литературную основу многие не переваривают. | |
| автор |
сообщение |
| Техподдержка и развитие сайта > Классификатор жанров. Обсуждение и предложения > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 9 мая 2008 г. 13:09 |
цитата swgold И не надо ссылаться на литературоведческие труды. Пусть классификацией в строгом смысле занимаются какие-нибудь буквоеды от литературы. А для практики лучше изобретать что-то своё, что ближе к телу.
Мудро сказано.
Среди сюжетных ходов не хватает "безумие, душевная болезнь". Я книги об этом читаю с удовольствием и даже разыскиваю их.
А примеров масса...
Можно было бы включить в список и "сумасшедшего ученого". 
Хотя к чему все эти обсуждения? Классификатор-то остается таким же. как и был... | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Шок - это по-нашему? > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 8 мая 2008 г. 10:32 |
Falconer, согласен с вами во всем! Действительно, есть в этом романе и оправданная мерзость, и не вполне. Скажем, скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть) сцену с джинном и нью-йоркским таксистом | |
| автор |
сообщение |
| Другие окололитературные темы > Добрые оборотни > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 8 мая 2008 г. 09:53 |
|
В "Талисмане" Кинга и Страуба фигурирует один такой. Мальчик Джек зовет его просто Волком... Сильный трагический персонаж. | |
| автор |
сообщение |
| Новости, конвенты, конкурсы > Планы издательств, слухи и сплетни > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 7 мая 2008 г. 21:36 |
цитата Senna На сайте издательства "Азбука" появился аннотированный план на май. Обнаружены:
сборник "Когти неба: книга, которую страшно читать на ночь" — отдельный проект
В приложении обложка сборника.
Аннотация из плана вот:
цитата "Если эту книгу прочесть на ночь, сон — убежит. Оживут тени, сгустится ночная темнота, будет пугать каждый шорох, каждый необычный звук. Станет совершенно ясно, что граница между нашим миром и миром сверхъестественным — легко проходима и в любой момент из темноты может появиться нечто ужасное…
Днем страхи отступят, но до утра еще нужно дожить. А вдруг в ночи к вам придет Осквернитель снов? Да и днем случиться может всякое, и вы теперь это знаете: ведьмы, лешие, русалки существуют не только в сказках. Иная реальность ждет не дождется, чтобы поймать человека в тенета злых чудес: небо вот-вот выпустит когти. Поедет человек в Китай, купит на рынке чайничек, и вот уже он делит ложе с лисой-оборотнем, и жизни ему осталось всего ничего. Отправятся люди в заморское путешествие, найдут коралловый остров, разбудят спящее божество, и мало кому удастся вернуться домой. Смиренный инок неожиданно окажется служителем Сатаны, вставшим на бой против самозваного Антихриста.
В книгу вошли мистические и фантастические истории от двенадцати лучших современных рассказчиков страшных историй.
| |
| автор |
сообщение |
| Техподдержка и развитие сайта > Каких авторов вы бы хотели видеть на fantlab.ru? > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 7 мая 2008 г. 17:54 |
|
Pupsjara, спасибо. Радостная новость! | |
| автор |
сообщение |
| Техподдержка и развитие сайта > Каких авторов вы бы хотели видеть на fantlab.ru? > к сообщению |
Pickman
миротворец |
| Отправлено 7 мая 2008 г. 17:48 |
цитата Pupsjara Поэтому совет, если хотите делать библиографию подобного автора, напишите сперва одному из администраторов сайта, указав фантастические произведения автора.
Мне вот интересно, что могут сказать насчет Уильяма Голдинга? Повесть "Клонк-клонк" представляет собой эпизод из жизни первобытных людей, в "Чрезвычайном после", повести из античных времен, фигурирует оружие массового поражения и первая в мире подводная лодка. Роман "Наследники" повествует о племени неандертальцев. Романы "Повелитель мух" и "Шпиль" по сути фантасмагоричны (первый так вообще близок к антиутопии и хоррору). Противостояние Добра и Зла изображается в романе "Зримая тьма" — в фантастической ли форме, я не знаю, еще не читал.
Кроме того, количество фантастов, на которых повлияли книги Голдинга (в первую очередь "Повелитель мух"), исчислению не поддается.
Хватит ли этого? Конечно, прежде чем браться за дело, я проведу более тщательное исследование, но... | |
