В результате несчастного случая при эвакуации марсианской экспедиции астронавт Марк Уотни, которого другие члены экипажа сочли погибшим, чудом выжил и остался на Марсе. Следующий корабль прилетит через четыре года, и всё это время ему необходимо продержаться в суровых условиях красной планеты. Запасов продовольствия — всего на несколько недель. Марк включает смекалку и логику, использует свои научные познания в биологии, химии, физике с одной только целью — создать условия для жизни, не умереть и дождаться помощи...
Кто-то должен подсказать Энди Вейеру идею подать заявку в Нобелевский комитет на соискание премии по физиологии и медицине. За что? За заметный вклад в научное изучение бессонницы. Автор остановился в шаге от изобретения универсальной «пилюли» от этого недуга. Меня, во всяком случае, его книга стабильно усыпляла каждый вечер. Стоило пробежать глазами две-три страницы нелепой «марсианской» робинзонады, как глаза сами собой начинали слипаться.
Не термины или якобы научная составляющая вырубали меня, словно мощные седативные вещества, — тоску и сонливость тянул за собой неинтересный, бледный авторский текст. Дневниковую форму художественного текста и без того не назвать динамичной, способной удерживать бодрый темп повествования. А если текст вдобавок к этому напичкан неуемными и плоскими, как поверхность марсианского моря, остротами главного героя, то продираться через него приходится, удерживая веки натянутыми поверх спичек.
Если поставить в один ряд Марка Уотни со, скажем, лемовским Пирксом, сам собой напрашивается вывод, что за последние полвека литературная астронавтика сильно сдала. Не в последнюю очередь это касается личных качеств протагониста. Выдержка и спокойствие, свойственные космическим путешественникам «золотого века» фантастики, в характере Уотни заменяются восторженным идиотизмом и истеричными перепадами настроения, когда что-то идет не так. Рефлексия «марсианина» выглядит так: «я молодец и, значит, не умру», либо «я кретин, поэтому теперь уж точно умру».
Надолго увлечь читателя необычной ситуацией (одинокий сурвивалист на Марсе) автору также не удается. Почему? В романе «Марсианин» Красная Планета не просто выполняет роль шаблонной декорации, ее как будто вообще не существует! С тем же успехом Уотни мог выживать и где-нибудь в отдаленной безлюдной точке земшара, правда, в таком случае история получилась бы совсем беззубой. Вспомните рассказ Лема (на минуточку, рассказ, а не роман!) «Ананке» — насколько емко и старательно там автор изобразил неприглядный «портрет» Красной Планеты. Марс как великая обманка для всего человечества. Хитроумный имитатор, тревожащий умы людей загадочными каналами и возможными остатками былых цивилизаций; с унылыми мертвыми равнинами и изъеденными пылевыми бурями скалами, раскинувшимися под землисто-ржавым небом. Но у Энди Вейера Марс — это просто далекий полигон, на котором Марку Уотни нужно как-то продержаться несколько лет, давясь картошкой, выращенной на собственных фекалиях.
Касаться технических деталей не стану, все же не настолько подкован. Однако на мой вопрос, каким будет исход, если попробовать в закрытом помещении разложить гидразин на составляющие, а затем воспламенить избыток водорода, друг-химик ответил так: «Еще прежде, чем тебя вместе с помещением разнесет на куски, ты получишь смертельное токсическое отравление легких».
В 2017 году Лев Данилкин отметился очень приличной биографией Ленина — тогда я сразу же побежал в магазин и заказал там издание в классической обложке ЖЗЛ. И тут вдруг выяснилось, что автор написал биографию и другого человека, который также навсегда останется одним из символов XX века. Соблазн написать рецензию был велик, но руки дошли лишь сейчас.
Зима 1942 года. Оккупированная гитлеровскими войсками Смоленская область, глухая деревенька Клушино. Мальчик восьми лет сидит в присыпанной снежным пухом промерзшей огородной меже. Ребенок боится. В этой меже он уже вторые сутки прячется от гнева страшного Черта — рослого и коренастого немца, с квадратной челюстью и взглядом бешеной собаки.
Резко скрутило живот: вспомнилось, как недавно тот же немец едва не удавил младшего брата мальчика, за шарф подвесив кроху на суку. Хорошо, что мама тогда успела вовремя — Борю удалось спасти. Но что же будет теперь? Мальчик хочет увести мысли в сторону, забыть о жутком немце и не думать о возможном наказании. Он смотрит вверх — там, в замершей синеве ночного неба, холодным светом мерцают далекие звезды. Чужие звезды на родном небе. Можно ли мечтать о том, чтобы взмыть ввысь и, подобно солнечному лучу, устремиться навстречу к ним, когда у тебя отобрали даже собственное небо? Наверное, только мечты и могут уберечь разум человека в такое тяжелое время.
Не пройдет и двадцати лет, а мир изменится до неузнаваемости. Красная армия положит конец самой кровопролитной и беспощадной войне в истории. Народ-победитель, который окажется лицом к лицу перед выжженными огнем городами и перепаханными снарядами и сталью полями, не опустит голову. Разум людей охватят волнующие стремления, и со вновь вспыхнувшим энтузиазмом они начнут творить великое — прокладывать дорогу в будущее. Не пройдет и двадцати лет, и мальчик, что той ночью прятался в меже, будет сидеть внутри огромной ракеты — символе могущества человеческого разума и технического потенциала рождающейся сверхдержавы. Он будет напевать незамысловатую народную песню и улыбаться неизвестности, а на его белом шлеме будут блестеть красной краской выведенные незадолго до старта буквы «СССР».
Отличная книга. «Заражает» желанием узнать как можно больше о космонавтике. Задуматься о том, как мы умудрились превратить новое пространство для расширения собственного разума, в «холодный чулан», который нужен только для того, чтобы запускать туда спутники с быстрым интернетом для десятичасовых стримов ни о чем и банков фотографий с котиками. Лев Данилкин умело поработал с мемуарной литературой и документами периодической печати, разобрался в сложных материалах, связанных с подготовкой отряда первых космонавтов. Отдельное удовольствие — наблюдать, как при помощи аккуратной работы с фактами и толикой авторской фантазии Данилкин оживляет образ Гагарина. Стряхивает с него пыль гипсового бюста, и перед тобой предстает живой человек, со слабостями и привычками, с живым умом и специфическим чувством юмора.
Возможно, кое-где автор переборщил: иногда Гагарин становится уж слишком «живым», причем с неизбежным перекосом в сторону представлений, которые сложились о нем у самого Данилкина. Взять хотя бы историю со знаменитым загадочным шрамом, возникшим непонятно как над левой бровью первого космонавта. Данилкин, конечно, оперирует известными фактами, документами и стенограммами интервью, но все же будто бы сознательно подталкивает читателя к однозначному выводу.
Невозможно оторваться от глав, посвященных подготовке к первому полету человека в космос. Со страниц книги веет дыханием космической гонки — у меня даже пульс подскочил, наверное, пока я читал о том, каким испытаниям подвергали космонавтов раз за разом. Как-то сразу стыдно стало за подростковое увлечение супергероями и фантастикой: вы почитайте о том, как эти парни неделями жили в барокамере — вот где фантастика! Сотни тестов, проверки, испытания. Затем ошибки, аварии, гибель и снова — тесты, проверки…
Восхитила и умилила история с приземлением Гагарина. Когда закончился 108-минутный «кардибалет» (так Гагарин описывал свои ощущения во время полета), космонавт приземлился в тех краях, где некогда обучался в летной школе. Просто совпадение или фантастическая точность случая? А где-то рядом спустился на парашютах космический корабль «Восток». Представьте такую картину сегодня: толпа орудует локтями — люди пихают друг друга, на бегу выхватывая смартфоны, и снимают, фотографируют, строчат твиты. Апрель 1961 года: колхозный механизатор с парой приятелей, увидев такое дело, запрыгивает на подводу и мчит к загадочному шару. Там они важно ощупывают еще горячие бока корабля, залезают внутрь кабины, крутят ручки и нажимают кнопочки — им все интересно: а насколько наша техника круче буржуйской? Разумеется, тут не обошлось без фантазии тогдашних газетчиков, но все равно, читать про реакцию советских граждан на полет в космическое пространство их соотечественника без эмоций невозможно. Какая-то странная смесь умиления, гордости, тоски и радости за тех, кто все это пережил.
Здорово написано о визите Гагарина в Великобританию. Там ему пригодилась и обворожительная улыбка, и прямодушие, и… диплом специалиста по выплавке чугуна! Завтрак у королевы: в очередной раз я восхищаюсь достоинством и каким-то неземным благородством Елизаветы II — это, пожалуй, последняя представительница настоящей аристократии на планете. К сожалению, о визитах Гагарина в другие страны Данилкин решил на рассказывать. Его понять можно: о путешествии в Страну восходящего солнца написана целая книга, а об американском вояже Ю. А. автор не стал писать из-за большого пиетета перед первым космонавтом. Гагарину в той поездке было очень тяжело — американские журналисты натурально издевались над его простотой и известной всем мечтой отправиться на Луну.
В последних главах раскручивается трагическая и таинственная история гибели Гагарина и последовавших за этим событий. Бывший редактор «Афиши» внимательно изучил все доступные свидетельства и улики — но какого-то открытия не совершил. Зато добавил пару туманных по содержанию абзацев, в которых ощущается невысказанная критика некоторых поступков другого знаменитого космонавта — Алексея Леонова. Комментировать не стану, прочтите сами, если захотите.
В итоге «Гагарин» — очень хорошая биография, не без недостатков и неровностей, но такие разве вообще существуют? Лев Данилкин добросовестно работает с источниками, не поет восторженную оду гагаринскому феномену, но и не превращает советского космонавта в героя отечественного комикса. Книга написана понятным неперегруженным языком, с вкраплениями цитат из популярных художественных книг и фильмов — авторский текст понравится и тем, кто привык читать классические ЖЗЛ, и тем, кто фанатеет от фантастических романов и головокружительной фантасмагории Виктора Пелевина. Мое же главное впечатление от книги — это надежда; возникшая вдруг вера в то, что раз человек смог подняться до подобных гуманистических и творческих высот полвека назад, то сможет и в будущем.
Мир "Убика" — это мир будущего, в котором существуют могущественные корпорации телепатов и антителепатов, ведущие между собой постоянную войну. Но это и мир прошлого, в котором время идет вспять, съедая людей и созданные ими вещи еще до того, как они появились на свет. Наконец, это мир по ту сторону жизни, мир мораториумов, в стеклянных гробах которых веками лежат замороженные люди; в глубинах их сознания еще теплится разум — они мыслят, чувствуют, страдают, общаются между собой и внешним миром и — пытаются выжить, выжить любой ценой.
Урсула Ле Гуин: "Филип Дик — это целая эпоха фантастики. И "Убик" — это, возможно, лучшее из всего, что было им написано. По крайней мере, я не читала ничего хотя бы отдаленно похожего на эту книгу".
Я убежден, что если нечто похожее на «Убик» будет произведено, то это непременно случится в России. Уже сейчас в нашей стране непрерывно пытаются восстановить, а точнее, реконструировать реальности, о которых остальной мир уже успел позабыть. На наших глазах, благодаря действиям недобросовестных «ревнителей Отечества», множатся анахронизмы и восстают из небытия архаизмы. Порой кажется, что без выдуманного могучей фантазией Филипа Дика «Логоса творящего», заключенного в форму аэрозольного баллончика, аутентичную реальность будет уже не собрать.
Существует представление о том, что качество литературного произведения проверяется частотой читательского обращения к нему, а также разнообразием идей, которые удается вычленить при следующем прочтении. Если следовать этому, выходит, что «Убик» следует причислить к лучшим образцам мировой литературы. Я трижды перечитывал этот небольшой роман, и каждый раз он насыщал меня принципиально непохожими ощущениями и мыслями.
Так, в перый раз я соприкоснулся с источником полубезумного воображения автора — не покидавшим его на протяжении большей части жизни сомнения в абсолютной непоколебимости реальности. Дать однозначный ответ на вопрос «Кто же кому снится: Чжуан-Цзы или бабочка» — значит не только покуситься на уникальное чувство бытия, присущее всякому человеку, но и загнать себя в гносеологический тупик. Ведь Филип Дик с несокрушимой убежденностью показывает нам, как текст выворачивает действительность наизнанку, лишая читателя сколько-нибудь надежного инструмента ее познания. А если даже литературная действительность предстает столь непостижимой, то о какой уверенности может идти речь применительно к жизни реальной вообще?
Второе прочтение увело меня к материалистическим взглядам. Параноидальная боязнь социализма никак не помешала автору в красках изобразить абсурдность доведенной до логического завершения капиталистической этики. Ты платишь кофейнику за то, чтобы утром выпить чашечку крепкого эспрессо, ты платишь двери, чтобы та выпустила тебя на лестничную клетку, ты платишь телевизору, чтобы он приласкал твой не обремененный продолжительным мышлением мозг очередным рекламным клипом. Однажды кофе перестанут наливать в долг, а не желающая выпускать должника дверь пригрозит судебным иском за попытку самовольно открутить ручку. И вот ты платишь за пустяки, потому что пустяки превратились в единственный смыслообразующий компонент твоей жизни. «Бесполезные вещи, куплены за бесполезные деньги — в этом есть своя логика», — вкладывает едва ли не откровение пророка в уста одного из своих героев Филип Дик, не знавший никакой иной формации кроме капитализма.
Наконец, третье, и пока что последнее мое прочтение «Убика», натолкнуло на мысль, изложенную в первом абзаце этой рецензии. Неужели карты «реальности» тасуются нами так небрежно, что абсолютное «вчера» превращается в «условное» сегодня? Неужели для того, чтобы познать суть вещей и хотя бы отдаленно приблизиться к пониманию законов мироздания, необходимо распустить его плотную вязь до примитивов? У меня нет ответов, и я не уверен, что последующие прочтения этого почти философского романа одарят меня таковыми. Знаю другое: если однажды, вытянув из кармана рубль, я обнаружу на аверсе монеты незнакомое лицо, я пойму — самое интересное еще впереди.
Максим Каммерер (герой повести «Обитаемый Остров») работает на Земле в Комиссии по контролю (КОМКОН-2). Однажды его начальник Рудольф Сикорски даёт задание: отыскать на Земле Льва Абалкина, прогрессора. Абалкин стал свидетелем убийства, у него психический спазм. Поиски приводят Максима к тайне личности Льва Абалкина. В это же время сам Абалкин пытается понять, что именно от него скрывали всю его жизнь. Они неизбежно встретятся. Что же будет, когда все тайны раскроются? Повесть Стругацких «Жук в муравейнике» — о соотношении гуманности и безопасности общества. Это история, где вопросы гораздо важнее ответов. Читатели уже многие десятилетия решают для себя: чью сторону занять в трагедии Льва Абалкина?
Я не люблю трилогию про Максима Каммерера. Это деконструкция — наверное, самая болезненная для читателя форма, которую может принять художественная литература. Автор разрушает созданную вселенную, и ты не можешь с этим ничего поделать, а только безучастно или, напротив, участливо взираешь на сумерки мира. Вчера ты восторгался утопическим светом коммунизма будущего, с мудрыми наставниками и отважными структуральными лингвистами. А сегодня все иначе, и вариантов для отступления больше нет: это не провонявший нечистотами и клопами Арканар и даже не выжженный радиоактивным огнем полупустынный Саракш. Теперь все происходит на Земле. И читатель понимает: светлый мир Полудня полон проблем. Цивилизация обречена на новую итерацию естественного отбора, и несмотря на все ее технологическое совершенство и моральное превосходство над предыдущими поколениями, может не избежать кровавой бойни.
Как мы помним, «богам» будущего «трудно быть» таковыми — они не умеют скрывать цинизм и лицемерие, даже если искренне тяготятся этими качествами. Не зря начальник Каммерера, в прошлом носивший загадочное прозвище Странник, взял новый псевдоним, вызывающе звучащий как «превосходительство». Посмотрите-ка на КОМКОН-2. Мы все это уже видели: создана административная структура госбезопасности, функционируют различные отделы — от аналитических до силовых, никто не брезгует применять насилие даже по отношению к своим. Высокие идеалы, которым руководствуется шеф Каммерера Рудольф Сикорски? Ну а кто в истории не прикрывал собственные злодеяния стремлениями к общему благу?
Человека испытывают, проверяют на терпимость к загадочному, непонятному. И всякий раз человек проваливает тест. «Стояли звери около двери» — а кто же тогда пребывает в комнате, если не сам человек? Дрожащий, напуганный, оскалившийся в озлобленной гримасе. Страх парализует его мышление, отравляет сердце — и вот он уже готов бездумно палить в несчастных искалеченных и никому не нужных существ, что выстроились у порога и тупо ждут своей участи. Недостанет времени понять, чего же они хотели: ласки ли, жалости, а может просто понимания.
«Жук в муравейнике» не имеет очевидного главного героя. По ходу романа мы следуем вместе с Максимом Каммерером, но быстро становится ясно, что он такой же сторонний наблюдатель, как и мы. Каммерер преследует одушевленного «макгаффина» — прогрессора Льва Абалкина. Абалкина авторы наградили странным обаянием неприятного персонажа. Закрытый и угрюмый, с неприветливыми большими глазами на бледном лице с болезненно тонкими чертами. Как будто эталонное описание самодостаточного мизантропа-одиночки, который привык полагаться только на свои силы и не ожидать добра от окружающих. Лев Абалкин беззаветно любил животных и сторонился людей, он унижал и бил свою девушку, однако перед лицом смертельной опасности все же не побоялся с ней увидеться. Опытный прогрессор, он легко мог пойти на убийство, (возможно и массовое — как знать наверняка?), в тот миг, когда усомнился в собственном происхождении. Но странное дело: даже тогда Абалкину достало суровой выдержки трагического героя, чтобы не выстрелить первым.
Да, Абалкин может вызывать жалость, но не симпатию, и у меня нет ни малейших сомнений, почему Стругацкие создали его таковым. С детства носивший клеймо чужака и изгоя, в тайне своего рождения он скрывал потенциальную угрозу для всего человечества. Человечество, которое так ловко управлялось с судьбами иных миров, пришло в ужас от осознания того, что оно само находится под чьим-то пристальным изучающим взором. Потому и мнимые «агенты» этих молчаливых наблюдателей были отчуждены от нормальной человеческой жизни, хотя биологически оставались обычными людьми и воспитывались в земной культуре.
Сочувствовать несчастному Абалкину или разделять точку зрения начальства Каммерера — выбор, который сделает сам читатель. Стругацкие выдержали идеальный баланс независимой позиции, максимально отстранившись от читательского решения. Мне лично в большей мере импонирует руководство КОМКОНА-2 и лично Рудольф Сикорски. Его тяжелая и неблагодарная работа может вызывать отвращение, но нельзя отказать ему в решимости защитить человечество. Да жестокое, да лицемерное, да втайне готовое рвать глотки ради собственного благополучия. Но когда прямой альтернативой этой тайной неспешной работы является мясорубка, не стоит ли продолжать ее? Ну а если великая цель стоит одной, пусть самой малой, но подлости, достойна ли такая цель осуществления? Страшное произведение. Выбор есть, но захочется ли вам выбирать?
«Жук в муравейнике» — как огромный вопросительный знак, который ни обойти, ни разогнуть. Страшно быть тем, на кого нацелено ружье, но и держать в руках его ничуть не лучше.
Это книга о юноше по имени Гед, которому судьбой предназначено стать одним из величайших героев Земноморья. Пройдя нелёгкий путь от сына простого деревенского кузнеца до могучего волшебника, он преодолеет множество трудностей и испытаний, встретит верных друзей, познает и радости, и горести этого мира... Но главное — он пройдёт до конца свой путь, не побоится встретиться с самым опасным врагом и обретёт свою подлинную сущность, станет собой!
Никогда не был поклонником фэнтези. В девять лет с удовольствием прочел трилогию Толкина, и следующие пятнадцать — она оставалась моим единственным погружением в миры мечей и магии. Недавно я решил пополнить свой пассивный словарь английского и по совету интернет-полиглотов взялся за неадаптированные фантастические романы. Условий было только два: текст должен быть увлекательным и образным. Тогда и чтение получится полезным и приятным.
Выбор пал на первый том знаменитой трилогии Урсулы Ле Гуин о приключениях Волшебника Земноморья. Со чтением было быстро покончено, и результаты меня смутили. Приятно. Два вечера незаметно пролетели блаженной минутой медитации — когда мысли уже очищены, а нос еще не чешется — и у меня оформилась всего одна претензия к книге. Аннотация. Скажите на милость, почему издательства не пишут на обложке, тем самым скрывая от нас, что написала этот роман настоящая Волшебница? Такое резюме было бы правдой, а не рекламным трюком.
Иначе чем объяснить тихую без претензии, необыкновенную фантазию, которая струится по строкам «Волшебника…», словно быстрые ручьи по крутым склонам Гонта — скромной родины героя? Какие еще силы, кроме чудодейственного таланта автора, могли сотворить таких живых персонажей, как Гед и Великий Огион, легонько коснувшись пером плоских портретов на бумаге? Наконец, как на первый взгляд кажущаяся подростковой книга о странствии юного мага оказывается волшебной шкатулкой, где умещаются культурологические эксперименты, платоновский мир идей и психология «темного» архетипа?
У этой шкатулки есть секрет, который обязательно поддастся, если сумеешь удалить патину прожитых лет, наполненных рутиной и мыслями о неважном. Тогда из-под ее темно-зеленого налета проступят дары детства, неподвластные даже ветру времени: я говорю о воображении и умении задавать правильные вопросы.
Нажмите для увеличения
Открытому этим дарам читателю уютно в Архипелаге Земноморья. От него не требуют слой за слоем вскрывать запутанные сюжетные ходы, с трудом следить за мыслью автора, отгородившегося от «непосвященных» ветвистой терминологией или рядами физических формул. Удовольствие — просто следовать за талантливым Гедом, наблюдать, как жизнь мальчика, ищущего Знание, превращается в легендарное сказание.
Текст выверен и точен — ни одного лишнего слова. И каждое достаточно для того, чтобы воображение принялось быстро-быстро наносить краски на холст. На невидимых картах появляются острова, города — каждый уникален! — оживают, наполняясь смехом и гулом голосов, вздымаются над головой корабельные мачты, а на берег накатывают высокие пенящиеся волны.
Магия в мире Ле Гуин не метафизическая подпорка для желающих летать по небу или швырять во врагов пылающие шары. Магия — кровь Земноморья. Она связывает все материальное с идеальным миром, в котором каждая вещь, каждое живое существо или явление обладают собственным Именем. Знать настоящее Имя идеи — вот единственное умение здешних адептов магии. Благодаря знанию Имен они понимают и учатся мягко контролировать материальный мир.
Нажмите для увеличения
Блестящая же задумка автора такова: нельзя безответственно пользоваться полученным знанием. Чем больше ты берешь, тем больше потребуют взамен. И как главному герою справиться с вызовом, когда он, всего на мгновение уступив спеси и гордости, попытался взять слишком много? Если Гед не сумеет ответить на этот правильный вопрос, то в мир хлынет Тьма, ведомая зловещим двойником героя; с другой стороны, конфликт с этой Тьмой грозит обратиться еще большими бедами, потому что Гед невероятно талантлив. И «темный попутчик» жаждет овладеть этим талантом. Какая прекрасная аллегория на великие умы нашего мира, чьи таланты были воплощены в страшных изобретениях двадцатого века! И вот вопрос: можно ли совладать с собственной тенью?
Как говорил Великий Ответчик в одноименном рассказе Роберта Шекли: «Чтобы ответить на вопрос, нужно знать большую часть ответа». И Гед с самого начала знает, что нужно делать, иначе бы книга не имела финала вовсе. Но знать и решиться сделать — не одно и тоже. Уместно добавить единственный спойлер: вы тоже знаете большую часть ответа. Эта невероятно глубокая и поучительная история с готовностью откроется в любом возрасте — стоит лишь задать правильный вопрос. 10 баллов!
облако тэгов
