Несмотря на высокие оценки и шедевральные аннотации на меня роман какого-то особого впечатления не произвёл. Хотя и хулить книгу не за что. Вроде всё в ней на месте. Тайны и загадки есть. Странные происшествия, мистические моменты и привиденческие штучки-дрючки налицо. Даже замок есть (хоть и не Отранто). Интересные персонажи, причём у каждого своя собственная тайна и своя собственная загадка. И даже очень современная тема — феномен близнецов и их таинственно-мистических взаимодействий и связей друг с другом (например, мои племянники — близнецы-двойнята — умудрились дважды жениться на Катях, у обоих практически одновременно происходили очень похожие карьерные дела и события, ну и ещё какая-то такая близнецовая потетень).

Т.е. в принципе читать вроде бы не скучно. Но... как бы это сформулировать-то?.. В общем, и особого интереса к событиям нет: плавно течёт повествование, случаются происшествия и совершаются неслучайные случайности, разгадываются одни загадки и тут же возникают новые вопросы — всё идёт своим чередом. И когда книга наконец закончилась, то ни радости, ни огорчения не осталось, разве что отметочку о выполнении очередного долгостроя сделать.

А ещё постоянно подспудно вылезала мысль о Джоанн Харрис...

Если вы ещё не читали этот роман или хотя бы не смотрели его экранизацию, но планируете сделать то или другое, то лучше не читайте этот отзыв, ибо он сплошной СПОЙЛЕР!

В своём единственном законченном полноценном романе Цвейг мастерски выстроил событийную причинно-следственную воронку. В том смысле воронку, что придумал и мастерски изобразил ситуацию, в которую очень легко было попасть и из которой затем, в принципе, был только один выход.

Согласитесь, мало какой нормальный человек удержится от чувства

Насколько эта книга легко читалась, настолько же легко она осталась за бортом сознания спустя всего неделю после прочтения. Наверное это довольно обычная история для молодого человека начала девяностых (ох, уж эти пресловутые 90-е!). Неизбежное взросление молодого мужского тела, вполне понятные желания и томления вокруг этого взросления, увлечение рок-музыкой, статусные моменты в компании своих сверстников, поиски более-менее легальных вариантов подзаработать денег (сразу отметим, что не разгрузкой вагонов), первое более-менее взрослое чувство к молодой девушке и стремление материализации (так целомудренно обозначим здесь тягу Раздолбая к своей избраннице) этого чувства уже на телесном уровне... Тем не менее, читать было не скучно, многое узнавалось-вспоминалось, а какие-то картинки того времени и вовсе были новыми.

А когда центр событий переместился на ГКЧПшные деньки, то автор сумел не кинуться во все обвинительные тяжкие, но оставил центром своего и читательского внимания внутренний мир своего героя.

Наверное нужно будет прочитать и Хроники Раздолбая — 2, чтобы закончить серию и закрыть тему, а то ведь любопытство неизбежно будет щекотать в разных местах...

Со школьного детства любил загодя, т.е. летом, читать школьные учебники за следующий класс. Ну, понятное дело, что математика и прочие точныя науки бывали только пролистаны с разглядыванием картинок, но вот зато всякая гуманитарная умь-заумь бывала прочитана от корки и до корки. И учебники истории, наверное, пользовались при этом особым спросом, потому что ведь интересно же, блин!

Я всё это вспомнил только потому, что чтение вот этого замечательного исторического романа отчасти напомнило мне как раз чтение учебников по истории Древнего мира и Средних веков. Так много в романе изложено фактического и подкреплённого выдержками из древнерусских летописей материала. Так много точных деталей жизни людей тех времён (XIV век от Р.Х.). Так комплексно использованы приёмы чисто приключенческой литературы, основанной на фактическом историческом материале!

А вся история князя Василия Карачевского, в принципе, стала как бы тем самым дополнительным материалом, чтение которого оживляет фактологию и делает науку историю живой и волнующей. Тем более, что род князей Карачевских автору совсем не чужд, ибо он и сам к этому роду принадлежит.

Но волноваться и опасаться не стОит, потому что совмещены все эти моменты — жизнь князя Василия, с одной стороны, и летописные и описательные фактологические сведения, с другой — весьма искусно и ладно. Ладно скроено да красно сшито! Так что берите, открывайте и читайте — когда ещё случай выпадет в Белой Орде очутиться!

И на Тихом океане свой закончили поход

Вряд ли смогу сейчас точно вспомнить, в какой именно момент осознал свой особый интерес к событиям XIX века. Возможно это связано с углублённым чтением романов полюбившегося автора Мамина-Сибиряка. А может в процессе чтения романов Николая Задорнова. Или когда вернулся к творчеству Валентина Пикуля... Но скорее напрасно стараюсь определиться с опорой только на одно имя, скорее всего все эти писатели и их книги вкупе и пробудили это особое отношение к котлу века XIX — читалось-то всё примерно параллельно-последовательно и потому взаимодополняло и взаимоподстёгивало, подторапливало и подогревало.

В общем, как бы там ни было, но совершенно отчётливо представляю, что именно век XIX стал предвестников всего того, что потом будет происходит с людьми и между людьми во все последующие годы и десятилетия вплоть до времён нынешних. Причём чем ближе подбираешься к веку XX, тем весомее прямое и непосредственное влияние. И в этом смысле развитие дальневосточного тихоокеанского региона представляет особый интерес — и в плане просто историческом, и в развитии государства, и в международных делах, и в расстановке сил в этом регионе и вообще в мире.

Пикуль знакомит читателя с дворянским родом Коковцевых, с давних времён служившего государству российскому. Молодой мичман Владимир Коковцев на корабле флота российского оказывается в Японии, стране в современном смысле совсем молодой, только что вышедшей из средневековья. Новая страна, новые для молодого офицера обычаи и нравы, новые отношения. Так в его жизни появляется Окини-сан, жена за деньги.

Однако личная жизнь Владимира Коковцева для Пикуля является не самоцелью, но просто на примере и с непосредственным участием флотского офицера Коковцева читатель пройдёт сквозь тернии войны в Китае, затем русско-японской войны и Цусимского сражения, и в конце-концов вместе с главным героем романа окажется за бортом политической и военно-морской жизни уже постреволюционной Советской России.

Как обычно великолепный язык, филигранная композиция романа, яркие диалоги и не менее сочные и красочные описания. И как и то было ранее, сохранившееся и упрочившееся желание идти и дальше вдоль по творчеству этого замечательного автора.

Бойтесь своих желаний, вдруг сбудутся!

Ранний, второй в библиографии, роман ныне популярного и любимого автора. На страничке Д. Харрис указано, что по написании и издании книга успехом не пользовалась и получила вторую жизнь уже только после феноменального успеха «Шоколада». Что ж, совсем не новая картинка — так бывает довольно часто, и не только с молодыми писателями, но и с людьми других творческих профессий и увлечений: ранние работы публикой игнорируются, а затем, после того как автор вдруг почему-то выходит в гору и становится популярным, та же самая публика вдруг обнаруживает черты гениальности и в том, что раньше не замечала.

На самом деле не являюсь ни знатоком, ни почитателем готической современной литературы и потому вряд ли смогу дать более-менее адекватную оценку этому роману Джоанн Харрис. Но вот если абстрагироваться от всего и просто оценивать как только что прочитанную книгу с элементами мистики, то более чем удовлетворительно. Мир создан мрачноватый, как раз в жанре. Герои и симпатишные и малосимпатишные, но и те и другие вполне правдоподобные. Картинки жизни вполне реалистичны. Драматичность и трагичность эпизодов подана умело и не без мастерства. Эмоциональные качели раскачиваются с переменной амплитудой. И финал оставлен таким... без объяснений и без разрушения мистических моментов

Многочисленные кризисы внутри разных культур говорят только об общем Кризисе всей человеческой Культуры

Скандальная известность этого романа придавала особую пикантность в предвосхищении чтения. А долгое ожидание, когда же совпадут звёзды в удачную для чтения комбинацию, усиливало остроту.

Ну, что можно сказать. Конечно, можно сделать главным в этой книге секс. Секс и его вариации. И тогда можно обругивать автора за безнравственность и контркультуризм и навешивать разные прочие ярлыки. И быть по-своему правым, потому что секса (с вариациями) в книге и в самом деле довольно много.

Но вот лично мне показалось, что основным и главным содержанием романа стал кризис культуры западного толка. Причём это не я, это сам Уэльбек в романе так и называет этот феномен — Запад (именно с прописной «З»). Ведя читателя по событиям жизни двух главных героев романа, двух братьев, Уэльбек с смачными и порой отвратными подробностями описывает нам похождения каждого. Но смакование этих пикантных моментов совсем не самоцель для Уэльбека, а только лишь способ показать читателю увиденное как бы глазами внешнего наблюдателя то, как на самом деле устроено общество Запада, какие кризисы оно проживало в послевоенный период. Как и куда шарахалась социальная поведенческая норма, не говоря уже о пороговых зонах. Культура и контркультура, степени свободы и их пересечения — какие формы приобретают все эти личные свободы?..

В общем, и оценку книге я поставлю относительно высокую, и саму книгу буду рекомендовать тем людям, которым доверяю — ей-ей, там есть что обсудить!

Несколько жизненных историй, объединённых в одно целое общим замыслом, общим местом нахождения героев и взаимными их пересечениями в прошлом и настоящем.

История взросления мальчика-подростка и превращения его из пацана в юношу — самая золотая пора, 12-16 лет! Семейные отношения, проблема «родители-дети», проблема «брат-брат-сестра», проблема школы, проблема первых симпатий, проблема общения — вся жизнь почти каждого подростка состоит из проблем. И потому все эти казусы и извороты кажутся и знакомыми и понимаемыми. Наверное, самое интересное, что было в этом романе — это история жизни Мишеля.

Истории нескольких взрослых людей — политических беженцев из своих собственных родин — Германий, Венгрий, СССРов. И каждая такая история могла бы стать своей собственной книгой: на интересность и увлекательность такой отдельной повести хватило бы сюжетно-событийных и смысловых поворотов. Конечно, в этих политэмигрантских рассказах много россказней (и, сразу понятно, что меняется смысловое наполнение и отношение читателя к рассказываемому): много искажений, много от своих личных представлений иностранца о русских и о СССР времён правления Сталина, много чего другого, неправдоподобного и потому карикатурного. Кукрыниксы где-то тут стоят рядом и нашёптывают автору, сами при этом хихикая и временами хохоча.

Истории нескольких любовей и жизненных драм. И трагедий. Когда рушится вдруг всё, весь твой мир, в котором ты жил, который выстраивал годами и десятилетиями. Рушатся семьи, ломаются судьбы, дети никогда больше не увидят отца, а собственное выживание в незнакомом мире и городе — пусть даже это Париж — превращается именно только в выживание: мало кому из этих эмигрантов удаётся в полной мере выстроить свою жизнь наново и счастливо. Сами описания этих драм сделаны Генассия добротно и по литературному талантливо. Отчего переживания и сострадание читателя всамделишные (хотя про карикатурность всё равно помним).

Нельзя сказать, что книга захватывает сразу и бесповоротно. Сначала повествование тянется подобно вытекающему из перевёрнутой банке мёду — тягучая непрерывающаяся струйка повествования ровно скользит по поверхности сознания читающего. И даже движения этой струйки повествования почти не заметно — событийный ряд ровен и не взрывается внезапным фонтаном яркого события. Но, как и от хорошего мёда, остаётся от чтения долгое послевкусие...

Наверное любителям приключенческого жанра книга покажется скучноватой, но если не гнаться за остротой впечатлений, то роман непременно можно (а может быть даже и нужно) прочитать. Может быть никаких таких особых новых знаний он нам и не даст, но оттенки нового непременно будут. Только нужно быть готовым к тому, что все эти люди являются евреями и вот эта еврейскость содержания специально автором заострена и потому нарочито выпукла.

Пролетая на метле, на метле... (из песни Игоря Белого)

Замечательная современная (в смысле не народная, а написанная современным автором) сказка. С доброй нечистой силой и хорошими добрыми детьми. С междусобойными приключениями и тех и других. Со сказочным добром и не менее сказочным и потому слегка понарошечным злом. Немного запионеренная, ну так и время такое было — ещё вовсю пионерское (книга 1988 г.). Несмотря на постоянное присутствие «в кадре» нечистой силы сказка получилась улыбистая и даже с хэппи эндом. И не без слегка назидательных смыслов, причём адресованных не только ребятам пионерского возраста, но и взрослым тоже.

Вот читал менее чем двухсотстраничную книжку и то и дело вспоминал мультик про умельца-пионера и Бабу-ягу (интернет подсказал название — «Ивашка из дворца пионеров», 1981 г.), потому что по настроению и картинкости как-то близко всё это стоит. Что вовсе не означает, что автор как-то что-то прихватил «слева» — история точно самодостаточная и вполне оригинальная. И даже тщу и лелею себя надеждой, что как-нибудь впихну книгу 11-летнему внуку для чтения в удовольствие. Оно того стОит!

Несколько поз из личной жизни английской знатной дамы. Или?..

С одной стороны глядючи, создаётся полное ощущение, что это чисто эротическая литература и запреты на публикацию романа исходили именно из-за этого самого эротизма и сексуальности, натурализма и вульгарности. И с этим трудно спорить — несколько вполне откровенных сцен с описаниями механики физической любви и сопутствующими физиологизмами безусловно призывают Эрот и в текст романа и в фантазии и ощущения читателя.

С другой стороны, это вполне мелодраматичная история любви между двумя людьми. История треугольная, ибо, как водится, непременно есть третий, в данном случае это обманываемый муж, т.е. классика любовного романа налицо. Да и все свидания влюблённой пары происходят тайно, буквально «под пологом леса», отчего и сами эти свидания и их описания приобретают необходимую остроту и романтичность, страстность и пикантность.

Однако всё не так просто, потому что обманываемый супруг в полном смысле мужчиной в общем-то не является — война, ранение и инвалидное кресло с потерей функций органов, расположенных ниже пояса. И тут возникает нравственная коллизия: совсем молодая ещё женщина совершенно естественным образом хочет просто жить, жить наполненно и удовлетворённо. Что и как делать в этих ситуациях — советчиков, как обычно бывает, может набраться множество, но решать всё равно приходится тем, кто в этой недайбогникому ситуации оказался. Сознательно, специально и умышленно Констанция не ищет физического случайного удовлетворения на стороне, однако волей обстоятельств любовная связь всё-таки возникает — согласитесь, и при живом и дееспособном муже дело, в общем-то, довольно обычное. Однако, видимо всё-таки не хватает для полноты ощущения наполненности жизни нашей леди Чаттерли (Чаттерлей) чувства любви — всё-таки «секс» не равно «любовь». Остаётся незаполненной вот эта самая ниша, в которой обычно живёт в человеке это одно из самый таинственных и могучих чувств — Любовь. А вакуум, как ему и положено, стремится быть заполненным. Отсюда встреча — обыденная и рядовая, и отсюда же внезапно настигшее Констанцию это чувство — любовь.

Что делать читателю в этой ситуации? Осуждать Констанцию Чаттерли? Радоваться за взаимность чувств влюблённых? Сочувствовать Клиффорду Чаттерли? Придумывать варианты расхода треугольной ситуации к всеобщему благоденствию и удовлетворению?..

Но есть ещё и другие смысловые наполнения этого романа. Ну вот, например, возлюбленный леди Чаттерли по своему происхождению принадлежит не к знати. А наоборот, служит сэру Чаттерли, является его наёмным работником. И тут уже возникает проблема кастовых противостояний и сословных различий. «Табу! Фу! Нельзя! Констанция, опомнись! Кто ты и кто он! Никогда!», — несть числа подобным восклицаниям и высказываниям сэра Клиффорда (т.е. оскорбил не сам факт «левой» связи жены с кем-то там — такую возможность супруги Чаттерли допускали сознательно, — но связь с лицом, стоящим на сословной лесенке ниже себя). И хвала автору, который не побоялся поднять саму эту проблему — взаимоотношения между разными сословиями английского общества — на необходимую высоту и придать ей всю возможную для 20-х годов XX века остроту.

Но там ещё есть и другая составляющая — рассуждения автора и некоторых его героев о социальной справедливости и о межклассовых противоречиях (напомним, что на дворе середина двадцатого столетия и пролетарская революция в России уже вовсю развевает красными серпасто-молоткастыми флагами). Тема эта не так уж сильно выпячена, однако, вполне может быть, именно она стала (вместе с темой о взаимоотношениях между сословиями) тем самым камнем преткновения в судьбе романа. А эротика — ну что, эротика, эротика была только поводом...

Все эти мои рассуждения вполне могут оказаться надуманными и пришедшими в голову только мне, однако же вот подумалось так в процессе чтения.

Одна из загадок этой повести — это адресат. Кому адресовано это послание Брэдбери? Десяти-двенадцатилетнему мальчику? Подростку 14-15 лет? А может быть юноше от 16 и до 21? Или взрослому молодому человеку? Но, может быть, мы ошибаемся и книга предназначена только людям среднего и старшего возраста — родителям и дедушкам-бабушкам? Где проходит возрастная граница, которая отделит «своего» читателя этой повести от «не своего»?

А ведь вопрос совсем не праздный. Потому что первый раз я читал «Вино...» в юношеском возрасте, а потом уже примерно каждое десятилетие своей жизни перечитывал (впрочем, возрастной диапазон между 50 и 60, кажется, прошёл без Гринтауна №1). И ни единого разу ни в каком возрастном слое не умалилось отношение к этой повести и не размылись смыслы этого послания Брэдбери, отправленного им из лета 1928 года вперёд, в Настоящее и Будущее...

Вообще мне думается, что эта книга не является попыткой выстроить мостик между старым и малым поколениями (такие мнения иногда встречал в реале). А самое главное — это обращение автора к тому внутреннему «Я» читателя, которое — многомерное, многофигурное и многоликое — находится внутри каждого из нас. Потому что, меняясь с течением времени, наши предыдущие «Я» никуда не деваются и уж тем более не умирают. А просто уходят внутрь нас, где терпеливо и ожидающе покоятся, в надежде, что рано или поздно, но они понадобятся своему владельцу — тому, чьим предыдущим естеством они были.

Многие скажут, что человек меняется постепенно и постоянно, что «Я»-вчерашний не тождествен «Я»-сегодняшнему и т.д. Однако мне кажется, что всё-таки изменения происходят как бы ступенчато: идёт некий период накопления мелких событий и появления-накопления нового опыта, а потом скачкообразно под воздействием того или иного обстоятельства человек переходит на новую ступеньку своего «Я»-состояния.

И именно вот такие новые «Я» и сохраняются и фиксируются в каждом из нас. И именно такие наши «Я» по мере изменения перестают быть актуальными и уходят в тень наших новых состояний — мы взрослеем, накапливаем Опыт, Умения, Навыки и Знания, а тот предыдущий «Я», которым был я до этого, остаётся где-то там в недрах моего тела и моего мозга и моей личности.

Именно о таких моментах и идёт речь в книге, именно к ним, к этим нашим внутренним составляющим и обращена книга. И именно они, эти наши предыдущие Тольки и Саньки, Томы и Дженни, Жаки, Мадлен и Гансы, и заставляют нас читать эту книгу Рэя Брэдбери взахлёб и с судорожными перебивками в дыхании — потому что эта повесть о них и для них.

Но и непременно для нас, неважно, сколько нам сейчас лет и как далеко мы ушли от своего 11 — 12-летия и от своего собственного лета 1928 года. И где-то там во Вселенной непременно есть кладовая, где хранится на полках разлитое в бутылки из под кетчупа одуванчиковое вино нашего лета «1928 года».

Каждый день в одной бутылочке.

Найди её, эту свою кладовую, открой бутылочку и сделай глоток...

Рассуждения Маргарет Этвуд о выбранном Человечеством способе самоубийства совсем не лишены здравости. Потому что игры и заигрывания вида homo sapiens с природой людской, с его генной основой, наверняка являются довольно рискованными и, вполне допускаю, что опрометчивыми. И не только с людской конструкцией (привет, Долли!), но с кирпичиками всего живого на Земле вообще. И потому вполне достаточным может стать как раз появление на человеческом всеобщем рынке какого-нибудь мега-катализатора удовольствия и гиперсексуальности, чтобы встряхнуть наш человеческий карточный домик и рассыпать его равнодушно и даже немстительно.

Правда, лично мне «ближе» (в смысле — более правдоподобными и нефантастическими) кажутся сценарии всеобщего блэкаута, основанного на катастрофических изменениях в погоде всей планеты. Только не одномоментного разового катастрофического происшествия, как снимается и демонстрируется в блокбастерах, а медленного и неуклонного сползания естественной природной среды в зону катастрофы, постепенной разбалансировки настроенного механизма погоды и природных климатических зон. Но это уже личные предпочтения (если слово «предпочтения» здесь будет уместным).

Очень приличная книга, весьма впечатляющая тема, красочные картины недалёкого будущего Земли, симпатичные герои и персонажи. Похоже, рано или чуть позже, но придётся читать и «Беззумного Аддама».

Весьма приличный и достойный сборник рассказов двух авторов. С одним я уже немного знаком, ибо довольно регулярно читаю его рассказы и повести (Майк Гелприн), с творчеством другого (другой) встретился впервые (Ольга Рэйн). Совсем не хочется тщательно аналитически проходиться вдоль содержания этого сборника (для этого найдутся другие читатели и другие площадки), а вот общее цельное впечатление книга оставила с оценкой 5 звёзд. Сюжетное разнообразие, жанровое многоцветие, прекрасный литературный язык, лёгкие словесные и смысловые формы, яркие и привлекательные герои — ну что ещё нужно для отличной оценки сборнику фантастических рассказов!

Совсем неплохая книга. Если постараться избегать термина «хорошая».

Хорошесть книги состоит во многих достоинствах.

И историчность (с вполне понятными и объяснимыми включениями художественной придуманности некоторых героев и каких-то ситуаций).

И приключабельность на уровне: и сам ход исторических событий так и заставляет приключения впрыгивать в текст романа, и воля автора.

И даже актуальность романа, как ни странно, тоже тут как тут (с учётом современных реалий этого восточно-европейского региона).

И горячая и горячащая любовная линия — с трудностями и опасностями, с разлуками и стремлениями друг к другу, с обретениями и потерями.

И даже некоторая мушкетёристость тоже есть: боевых друзей-соратников тоже оказывается ровно четверо, и их неразлучимость и готовность быть вместе везде и всюду так и подталкивают читателя к именам прославленных героев Дюма.

И яркие и характерные герои, начиная от нашей четвёрки и переходя уже к другим, как совершенно историческим личностям, так и к придуманным авторам персонажам.

И красочные картины польско-украинских земель.

И жанрово-бытовые сценки жизни людей в этих местах и городах — что украинских, что польских (и вкрапления украинизмов, а также латинских выражений, распространённых в те времена и в тех местах).

И сочные и порой промораживающие душу описания боёв и штурмов, осад и сабельных стычек, и многочисленных сцен насилия одной стороны над другой и обратно.

В общем, скучать не приходится.

А избегать термина «хорошая» заставляет явная предвзятость и избирательность автора в своей симпатии к одной из противостоящих сторон. Всё, что делается панством и польским «рыцарством», шляхтичами — всё это подаётся явно с одобрением или, как минимум, с пониманием и сочувствием Генрика Сенкевича. И ровно такие же по жестокости и бессмысленности действия восставшего и бунтующего украинского казачества подаются автором только как чрезмерные и бесчеловечные жестокости и зверства. Одна сторона противостояние заранее назначена автором как неправая и преступная, а вторая явно обеляется и романтизируется, приукрашивается и как бы возвышается. И именно эта предвзятость Сенкевича и не даёт читателю возможность оценить роман очень высоко.

Хотя нужно отдать должное мастерству Сенкевича как литератора — он сумел-таки вызвать явную симпатию и сочувствие с некоторым своим героям. И уж конечно к влюблённой паре. И заразившись этим чисто человеческим сочувствием поневоле как бы становишься на сторону польских шляхтичей...

Ради справедливости нужно также признать, что есть-таки в романе строки упрёка и в адрес Речи Посполитой как государства, и в адрес польской знати — такие критические строки то и дело встречаются в тексте романа в тех местах, где анализируется общее актуальное социально-политическое положение в этом царстве-государстве в период его Смутного времени. Однако тут же вся вина и вся ответственность за смуту возлагается на казаков, на простой украинский народ и на Богдана Хмельницкого как главного смутьяна и зачинщика всех этих польских бед.

Трудно, не являясь специалистом-историком, пытаться самому раздавать сёстрам серьги, и потому при необходимости обратимся к учёным в этой области человековедения, а кому нужна настоящая критика романа Генрика Сенкевича, так за этим лучше к Болеславу Прусу. Нам же остаётся только воздать должное этому совсем неплохому историко-приключенческому роману. И решить, когда будут читаться вторая и третья часть трилогии...

Одна из четырёх детективных повестей, написанных именитым фантастом буквально в последнее десятилетие жизни и творчества. По манере повествования чем-то сродни ироническим детективам (не Донцовой!) — лёгкий язык, невымороченный слог, простые прямые мысли и столь же простые понятные чувства, совершенно реалистические выдуманные события — совсем простой, привычный и знакомый мир. В общем, несложная и приятная книга.

Что вовсе не означает, что детектив совсем уж без завитушек. Целая группа подозреваемых, несколько вероятных мотивов убийства, непростые личные и неличные отношения, лежащие в основе всех этих мотивов. Неплохо выстроенные переходы от одного к другому — от подозреваемого к подозреваемому и, соответственно, от мотива к мотиву. Постепенно раскрывающаяся шкатулка Пандоры тайных пружинок бытия убитого и его окружения, включая главную героиню-рассказчицу.

Нельзя сказать, что случился некий АХ! по прочтении, но и неинтересно не было. Вполне годится для развлечения. И для знакомства с автором ещё и в этой его ипостаси.

Темпоральная викторианская фантастика.

Такое определение жанра убивает сразу двух, а то и трёх зайцев: мы узнаём, что перед нами фантастика; мы догадываемся, что будут путешествия во времени (или временнЫе парадоксы); и мы предполагаем, что вероятнее всего мы окажемся в викторианской Англии.

И мы не ошибёмся, предположив всё это.

Остаётся только добавить словечко «романтическая», чтобы сообразить, что в качестве бонуса будут приключения персонажных героев и героических персонажей на любовно-романтическом фронте.

А термин «детективная» направит мысли и ожидания читателя в сторону предстоящего расследования обстоятельств пропажи некоего артефакта и на поиски оного.

Всё это дело написано живым весёлым, не без иронии, языком, что позволяет даже не очень серьёзно относиться ко всяким там упоминаниям о трагических страницах в истории Англии в годы Второй Мировой войны (а речь будет идти о печально известной бомбёжке люфтваффе Ковентри).

Забавные персонажи, занятные события, лёгкий английского толка юмор.

Для любителей всего этого будет в самый раз.

Сборник-эксперимент рассказов и повестей отечественных молодых писателей при очередном заходе в библиотеку привлёк моё внимание прежде всего своим необычным форматом. Имеются ввиду чисто внешние геометрические параметры книги — высота и ширина с толщиной, — которые в моём случае пошли книге на пользу, ибо она была вытащета с верхней полки стеллажа, полистана и впихнутона в подмышку, для унесения домой и прочитания. Использоватые в предыдущем и в этом предложения словесные корявости применеты специально для того, чтобы сразу обозначить специфическую литературную форму и заковыристое содержание некоторых произведений сборника. Потому что 3-4 вещицы буквально выдавливали из процесса чтения: абсурдистское содержание, помноженное на абсурдные смыслы, да ещё и при некоторых «изысках» литературотворчества отдельных «писателей», вошедших в книгу, были буквально камешками в сандалиях, когда и ступить больно, и трясёшь ногой — не вытрясешь никак, и расстёгивать-застёгивать непрерывно тоже лениво, да и помогает только на несколько шагов.

Зато тут же, в этом же сборнике, отделённые буквально одной-двумя страницами от неудобоваримостей, были и самые настоящие находки. Красивый образный язык, тонко затронутые острые или просто волнительные темы, сильные эмоции, возникающие при чтении таких рассказов — все эти, к счастью преобладающие и количественно и качественно в книге нюансы чтения-восприятия, сгладили и, в общем-то, свели почти на «нет» негативные моменты.

Очень понравились иллюстрации, органично вставленные в сборник между некоторыми его произведениями: сюжеты и вторые смыслы картинок, угадываемые при рассматривании, дополняли некоторые рассказы и порой просто помогали восприятию книги в целом.

Не буду называть ни одной фамилии и не укажу ни одного названия — ни понравившегося, ни воспринятого мной в штыки. Прежде всего потому, что на вкус и цвет сами знаете что, и то, что понравилось мне, может не понравиться другому читателю сборника. И наоборот. Важно как раз то, что и по стилю, и по форме, и по смыслам, произведения, из которых составлен сборник, могут порадовать разные читательские вкусы. Если, конечно, эта книга ещё где-то сохранилась в библиотеках...

Вот не раз уже зарекался брать для чтения первую книгу какого-нибудь цикла. Не потому, что это скучно, а потому, что всегда есть риск запасть на прочитанное и тогда вваливаешься с изяществом посуднолавочного слона в весь цикл. Потому что если книга хороша, то всегда хочется узнать, а что там будет дальше и куда понесёт нелёгкая полюбившихся героев и героинь в очередной раз.

Джо Аберкромби для меня не новое писательское имя. Однако и не старое — замшелое, плеснючее и изъеденное молью, — в личном читательском архиве есть опыт чтения книги «Кровь и железо» (опять-таки, первой книги цикла «Первый закон»). Книга для меня оказалась в самый аккурат и непременно хотелось прочитать весь цикл до конца (Вот! Что я говорил!), однако прихотливая читательская судьба распорядилась по-своему и скачанные книги цикла терпеливо лежат в папке букридера (очень надеюсь, что не покоятся, а именно ждут очереди).

Наверное из всего выше изложенного уже понятно, что ситуация с Аберкромби и с новым циклом попросту удвоилась: книга понравилась, герои симпатичны (ну, в смысле положительные герои симпатичны по-положительному, а негодяи привлекательны по-негодяйки) и неоднозначны, слюна на продолжение чтения выделилась и закапала (плавя клавиатуру). И даже некоторая подростковость повествования, толика инфантильности и сентиментальности не отпугивают — краеугольные камни будущих противостояний и сюжетных перегибов автором намечены и жутко хочется посмотреть — что там, за поворотом? Там, там-тарам, там-тарам...

Наверное эту книгу правильнее всего читать, будучи врачом-психиатром или, как минимум, клиническим психологом. Потому что те метаморфозы личности главной героини Ёнхе, которые описывает в своём трёхчастёвом романе Хан Ган, иначе как психиатрическими терминами вряд ли можно описать. Ну, а неспециалист и обыватель сразу скажет «сумасшедшая» и будет, в общем-то, по-своему, по-обывательски прав.

Однако вот эта лёгкость и быстротечность обывательского диагноза совсем не означает, что он изначально ясен и однозначен. Потому что Хан Ган рассказывает всю историю погружения Ёнхе в своё иное состояние с самого начала, с самого отправного поворотного момента.

Сон. Неприятный и непонятный, пугающий и навязчивый, повторяющийся и развивающийся по каким-то своим сонливым законам — сон буквально встряхнул Ёнхе, вывернув всю её суть и сущность наизнанку. И для мужа это вроде бы та же самая Ёнхе, молчаливая и послушная, привычная и знакомая, но одновременно и уже иная Ёнхе — с новыми привычками и убеждениями, с новыми пристрастиями и отвращениями. И вот с этой самой, новой иной Ёнхе он как раз и не готов мириться. да и не только он — эта новая и иная Ёнхе непонятна и раздражительна и для своей родительской семьи, и для сослуживцев — своих и супруга.

По прочтении книги и размышлениях вокруг неё и по поводу неё же, уже вот тут, на этой стадии появляется закономерный вопрос: «А можно ли было вовремя перехватить ситуацию? Можно ли было вмешаться в те внутренние процессы, которые происходили в психических недрах личности Ёнхе и вовремя пресечь их негативное и, в конечном счёте, разрушительное для личности Ёнхе развитие?». Ну, т.е. если бы супруг Ёнхе и её родители повели себя иначе, нежели это описано в романе и обратились бы к врачам-специалистам?

Однако роман уже написан и никаких нескольких вариантов развития событий в нём нет, и потому произошло то, что произошло. И переход повествования к другому рассказчику знаменует некий временной интервал после событий первой части книги, и изменение внешних условий в жизни героини. И тут уже для читателя интерес как минимум двойной, потому что личность нового рассказчика — мужа сестры Ёнхе — интересна сама по себе. Это художник. Но не в привычном нам образе — человек, стоящий с кистями и палитрой перед мольбертом, — а художник иного плана и иного инструментария. Он творит видеоролики. Не документальные, но постановочные и почти бессюжетные (так можно понять из контекста повествования), однако ролики с весьма смелым и порой попросту рискованным видеорядом. Неоднозначно воспринимаемым смотрящими их людьми и сложно оцениваемые обществом. Новая эстетика и новая этика.

И его симпатия и интерес к сестре своей жены, к той самой Ёнхе, постепенно перерождаются в жгучее желание снять эровидеоклип с её непосредственным участием (что делать, всегда, когда женщина нравится, хочется увидеть её обнажённой и ещё как-то повозиться с её телом, пусть даже и не в прямом и непосредственном сексуальном контакте, но тогда как художник в стиле боди-арт и боди-пейнтинг). Задумка эта по мере её исполнения приводит к совершенно неожиданным для всех участников действа результатам. И наша знакомая Ёнхе только уходит вглубь своего нового состояния и своего нового мира, погружение в который нечаянно спровоцировал её зять.

В третьей части книги мы уже имеем дело с сестрой Ёнхе, потому что только она одна из всех прочих семейных сохранила какую-то связь с Ёнхе в её новом и уже в полном смысле «ином» состоянии. Дабы не спойлерить, наверное на этой стадии осмысления прочитанного романа нужно прекратить эти размышлизмы. Да и ситуация стала уже более однозначной и маловариативной для всех её участников, коих, в принципе, всего двое и осталось — бедняга Ёнхе и её младшая сестра. И финал вполне понятен и однозначен.

Не буду пытаться лезть в обозначенное в аннотации кафкианство романа (всё равно в этом ничего не понимаю), но вот, возвращаясь к психиатрии, думаю, что специалисты в этой области медицины могли бы попытаться разобраться со всей описанной ситуацией. Ведь Корея — страна с довольно жёсткими традициями, и подчинённое положение женщины в корейском обществе является многовековым и привычным (хотя, скажите мне, в каком обществе было иначе?). Но всё равно, когда пришли новые времена и новые свободные европейские нравы, то попытка женщины следовать этому новому вызывает глухое (и неглухое тоже) сопротивление в традиционном корейском обществе и даже в собственной семье этой женщины. Когда на подсознательном уровне ты непрерывно чувствуешь себя в тисках представлений, что ты должен выглядеть так и одеваться этак и питаться только так и спать только таким образом и на сексуальную активность мужа реагировать только так, как говорит традиция и как гласят вековые устои, и ещё многое-многое другое — поневоле у отдельных личностей могут начаться некие внутренние неполадки уже на уровне психики. Почему-то мне кажется, что именно вот в каких-то таких делах и моментах и кроется первопричина всему происшедшему с Ёнхе...

Не могу сказать, что книга лёгкая для чтения и для восприятия, особенно для впечатлительных натур. Однако с точки зрения оценки в паре «книга-читатель» поставлю совсем неплохие баллы. Мне понравилось.

Щедрый интернет предоставил возможность прочитать эту посоветованную в годовом флэшмобе 2018 книгу в двух переводах:

Кессель — Лев (пер. Мендельсон) — 158 KB

Кессель — Лев (пер. Никитин) — 186 KB

А спрошенный для уточнения и облегчения выбора советчик поставила в тупик ответом: «... про перевод не знаю, я в оригинале читала».

Наугад ткнул курсором в верхний «свадебный» вариант, где переводчик Мендельсон...

Жутко атмосферная книжка получилась у Кесселя. И даже не то, что прям Африка-Африка и саванна-саванна, а передан именно дух этой необузданной дикости и первозданной свободы. И чуждости современного урбанизированного, технологизированного и технизированного человека этому миру, в котором после шестого дня творения человек уже есть, но он ещё весь в фиговом листочке и не тронут брожением и тлением и распадом цивилизации; когда ещё не закат, а только рассвет. И конечно, это ощущение было бы невозможно пробудить в читателе без мастерства автора (браво, Жозеф!) и без таланта переводчика (браво, Феликс!).

Ничего не буду писать про сюжетную линию, скажу только одно — сюжет закручен и заверчен почти с приключенческим изяществом. И с крутыми психологическими изысками. Разве что с концовкой я не совсем согласен — во-первых, такой финальный ход буквально напрашивался и потому не стал неожиданностью, а во-вторых, не согласен с таким финалом в принципе, просто потому, что «птичку жалко».

НО! Поймал себя на желании прочитать эту же книгу, но уже в переводе Валерия Никитина. А ведь нет ничего проще, как взять и перечитать книгу сразу после первого прочтения... Перечитал.

Н-да. В общем, если идти классическим школьным путём по пятибальной системе оценивания, то перевод Никитина я бы наградил оценкой в 4,5 (ну, или 4+). А вот то, что сделал с книгой Феликс Мендельсон, просит только отличных баллов (да ведь и фамилия обязывает). Хотя вполне допускаю, что если бы я начал с варианта Никитина, то ситуация могла бы поменяться с точностью до наоборот :-)

А вообще книга хороша ещё и тем, что её можно пообсуждать в группе или клубе, потому что смысловых слоёв хоть на событийном, хоть на психологическом уровне вполне достаточно для появления разных точек зрения и нескольких толкований поведения и поступков разных героев.

Конечно же книга провокационна. Ну, вот как провокационны «Вирт» и недоброй памяти «МЛК». Но для меня она больше резонансна с зюскиндовским «Парфюмером». Потому что главное и основное сходство героев этих двух книг в том, что в центре писательско-читательского внимания стоит Чудовище, стоит Монстр, стоит патопсихологический психопат. В принципе, вот этого одного предыдущего предложения уже достаточно для того, чтобы обозначить сферу и направление этого романа. Потому что есть ещё аннотация, которая добавит тайны и интриги и поспособствует любопытству читателя.

Для тех, кто полюбопытствовал взять книгу в чтение — нужно иметь ввиду, что в тексте встречаются некоторые физиологические подробности и нюансы, которые на чувствительные и впечатлительные натуры могут оказать определённое воздействие не самого приятного свойства. Как говориться — кто предупреждён, тот вооружён.

Тем не менее, это было довольно любопытное чтение. Такой вот ракурс на современную литературу. Оригинальную.

Эксперимент. Читательский.

Суть — читаю книгу и выжидаю месяц-два, не пишу отзыва и не делаю при чтении заметок «на память».

Не читаю чужие отзывы-рецензии на книгу.

Вообще ничего о книге нигде не читаю и ни с кем книгу ни в реале, ни в виртуальном пространстве не обсуждаю.

В результате: очень хорошо помню своё состояние во время чтения — роман нравился, события казались интересными, немного странными, запутанными, слегка отдающими магиреалистической детективщиной.

Имена героев «уплыли» сразу — но тут могут сказываться несколько факторов: много читаю вообще; книга не настолько сильно зацепила, чтобы герои «врезались» в память; просто нюансы собственной памяти...

Из аллюзий чётко закрепился некий весьма условный параллелизм с повестью Столярова «Мечта Пандоры» (опубл. «Меньше — больше. Сборник фантастики») — хотя у Столярова сама идея фантдопущения для меня выражена сильнее и сам событийный ряд привлекательнее.

Вкусовой остаток: книгу вряд ли буду перечитывать, но творчество Галиной по-прежнему интересно.

PS А отзыв-рецензию всё-таки проще и правильней писать сразу, на свежую голову :-)

Блин, вот и у меня тоже так — если где-то слишком чисто и порядочно, то непременно хочется напакостить по-мелочи... (собственные мысли вслух)

Вечно у Джоан Харрис не знаешь, что за жанр. Психологический триллер? Детективная история? История падений и подъёмов элитного учебного заведения? Битва характеров? Критика и сатира на существующие в английских привилегированный спецшколах нравы и традиции? Трагедия и драма «маленького человека»? Роман о социальном неравенстве? Начало цикла с обозначенной в этой книге ГГ (или, хотя бы, дилогии)? Педагогическая поэма в британском стиле? Песнь об ушедшем детстве? Подростковость как проблематика вне зависимости от страны обитания героев романа?

Об чём роман? Да, наверное, обо всём упомянутом абзацем выше, и ещё о многом, что пропустил в этом кратком перечне (ну, вот хоть внедрение компьютерной грамотности в средние учебные заведения и адаптация старого состава педагогов к новым условиям преподавания...).

Дело даже не в сюжетных ходах и не в событийных пунктах книги. Мне в романах Харрис всегда нравится вот эта чуть мрачноватая сдержанная атмосфера с лёгким мистическим ароматом (в одних романах бОльшим, в других почти незаметным). Нравится вот это погружение в предлагаемые Джоан условия — медленное и плавное, как спуск опытного дайвера в пучины океана. Врастание в кровь и плоть описываемого мира, знакомство и вхождение в группу персонажей книги. С кем-то сдруживание, но с кем-то и свраживание — плавно ты начинаешь ощущать пристрастия и отчуждения от того или иного героя; за одними начинаешь следить более пристально, а другие вроде как мимолётно пробегают в поле твоего читательского зрения... пока однажды не обнаруживаешь полную свою читательскую несостоятельность как наблюдателя, ибо ты полностью прошляпил появление в книге самого наиглавнейшего героя и зарождение самой сильной драматически-трагической основы.

И вот этот открытый финал, да ещё и с некоторой угрозой, обращённой вперёд, в будущее — не то за кадром что-то произойдёт, не то будет продолжение всей истории, пусть уже и не сент-освальдовского содержания, но вырастающее отсюда, из Игроков и Джентльменов...

Эта книга более всего мне напомнила Маркеса с его «Осенью патриарха». Те же самые литературные приёмы — бесконечный поток сознания, одно сплошное длящееся предложение размером в несколько страниц печатного текста, сложно расставленные знаки препинания, которые порой вместо разъяснения смысла запутывают его. И с сюжетом тоже невнятно — ну, обет, ну, летательная машина, ну, строительство всем миром, ну, личная жизнь... Что для чего, почему и зачем — непонятно. Фактологии — мизер. Эмоции — маловыразительные. Состояние изменённого сознания — нетушки. Второго-третьего смыслового планов — да вроде тоже не шибко выпячивают сквозь ткань повествования. Тянется куделя, скручивается нить, бормочет рассказчик, растут волосы, в огороде бузина, а дядька в зарубежье...

Ни удовольствия, ни отвращения. Ничего. Ноль. Зеро. Вначале было слово. Оно же и осталось — не выродилась Вселенная, извините. За что там Нобелевки дают?..

У этой книги малой прозы Захара Прилепина есть довольно необычное свойство — она чрезвычайно поэтична. Поэтична и романтична. Несмотря на жёсткую приземлённость тематики и смыслов части рассказов. Несмотря на околовоенный, привоенный и вдольвоенный подтекст некоторых из них. Несмотря на порой страшную и однозначно, что неприглядную прозу жизни — всё равно это поэзия.

Вполне допускаю, что эту поэтическую составляющую прозы Прилепина многие возьмут под сомнение, и допускаю, что некоторые вообще кинутся оспоривать. Ну, значит тогда это моё личное вИдение этого сборника. Во всяком случае, и во время чтения и сразу после окончания оного организм переполнен эмоциями. Эмоциями и чувствами.

Наверное можно не принимать прошлое Захара Прилепина. Вполне допускаю, что можно не соглашаться с его политическими взглядами и проистекающими из этих взглядов поступками и выборами. Даже соглашусь, что с этими его ценностными ориентирами и внутриличностными конструктами можно спорить.

Но вот я как-то где-то уже однажды писал, что считаю Захара Прилепина явлением в современной русской литературе. И готов это повторить здесь и сейчас, после прочтения этого сборника рассказов.

Полюбившийся отечественный писатель-классик Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк не даёт покоя — знание, что в букридере ещё хранятся и ждут своей очереди на прочтение файлы с романами и повестями, а также рассказами и очерками автора, буквально зудит и оставляет после себя расчёсы на хотелке. И потому в минутку, выпавшую между концом отыгравшего и ушедшего 2017 года и началом нового игрового года 2018, коварные пальцы привычным путём отщёлкали маршрут на клавишах букридера и на мониторе-экране высветилось «Бойцы. Очерки весеннего сплава по реке Чусовой».

Интерес к этому произведению Мамина-Сибиряка был изрядно подогрет прочитанным четыре года назад романом А. Иванова «Золото бунта, или Вниз по реке теснин» — в романе Иванова последнюю четверть объёма как раз и занимает мастерски описанный сплав на барке в составе каравана по совсем непростой уральской реке Чусовой.

Знаете, если убрать из ивановского романа всю приключенческую часть и оставить только полудокументальное описание сплава, то эти два произведения окажутся весьма близкими. И тогда очерк Мамина-Сибиряка, в моём понимании и видении, будет более ценен и более высоко оценен. Хотя бы потому, что сам автор не раз проходил это путь на барке по Чусовой, причём проходил его не из праздного любопытства, но будучи студентом и из необходимости добраться к месту учёбы. И потому молодой человек своими глазами и всей душой впитывал в себя все путевые впечатления, но главное — наблюдал всю картину ужасающей нищеты бурлацкого народа и не менее жуткие нравы бурлацкого быта. Ему — Мамину-Сибиряку — не нужно было ничего домысливать и у кого-то выпытывать расспросами, он имел возможность быть не просто очевидцем, но фактически одним из участников этого непростого дела — весенний сплав по Чусовой.

Небольшое по объёму произведение. Читается на одном дыхании. Но как много мыслей и чувств оставляет после себя...

Так получилось, что когда-то давно, в ещё допотопные времена, прочитал я, на волне общего своего интереса к Андрею Крузу, вторую книгу в этом цикле. А первого тома в нашей любимой библиотеке просто не было. И электронной книги у меня тоже ещё не было. История эта постепенно подзабылась, однако где-то внутри червячок всё время точил и рыл ходы, потому вот сейчас я кинулся дочитывать разные хотелки, в том числе и крузовские — пришло время прочитать книгу первую Ну что, поехали!

На этой книге можно смело изучать творчество Андрея Круза — мастера боевой остросюжетной фантастики.

Чем там у нас автор промышляет в нашем реальном мире? Правильно — ружейным бизнесом. Ну, и раз разбирается в этом, то об этом и пишет — всё легко и просто.

Что там у автора с его бизнесом в своё время случилось? Правильно, неприятности разные, с наездами и разборками, случились. Годится для стартовой ситуации? А почему бы и нет, ситуация-то знакома вообще до боли. И до переселения. Только Андрей Круз переселился в другую страну. А его герой, Андрей Ярцев, переселился в другой мир.

Что за мир? Где он находится? Какова его космическая география и вообще какова космогония вокруг и всякие прочие мирозданческие вопросы? А оно вам надо? — как бы иронически спрашивает читателя Андрей Круз и оставляет эти несущественные моменты за бортом. Просто мир, явно на планете земного типа с примерно такой же гравитацией и атмосферой — даже баллистика полёта пули такая же (а вот это очень важно!). Кстати, а кто сказал, что это вообще наша Вселенная? Может это параллельное Нечто...

Вообще, всё обстоит примерно как было в достопамятные времена с Америкой — приезжают переселенцы-колонисты и начинают тут всё устраивать с нуля (только что местных аборигенов в новом мире нету, некого истреблять, да и местной Покахонтас тоже нету). Соответственно, и нравы тут — полуамериканские. Почти полная свобода владения оружием и применения оного (в романе всё это весьма аргументировано) — собственно, именно этот аспект ставится автором в центр повествования и все местные события и происшествия вокруг этого дела и крутятся. Потому что никуда вольные лихие люди не делись и защита самого себя и своего образа жизни от их произвола стала священным Правом.

Всё, остальное нужно узнавать в самой книге.

Заключительная книга трилогии и одновременно всего цикла об эпохе мёртвых. Смертельно опасный квест закончен, наш главный герой добрался до дома.

Что понравилось (помимо всего того, о чём уже было написано мной в отзывах/рецензиях на предыдущие книги трилогии и всего цикла) — Андрей Круз правильно выводит читателя на понимание того, что обыкновенные живые «плохие» люди в подобных ситуациях окажутся хуже любого зомби. И что тонкая плёночка цивилизации легко слезает с представителей цивилизованного социума, как облезает кожа после солнечного ожога, даже не оставляя после себя клочьев. И ты либо становишься «плохим парнем», либо остаёшься нормальным человеком (всё это — если тебя не покусали). И трудно заранее предугадать, кто и как поведёт себя в похожих условиях, какой выбор сделает. Какие в ком возобладают начала — всё-таки, матерей Терез среди нас штучно, равно как и Робин Гудов...

Ну вот, с Эпохой мёртвых разобрались, пора разбираться с Землёй лишних :)

Без сомнения и промедления перед Новым годом забрал практически новенькую книгу с полки буккроссинга, ибо открыл томик в нужном месте и прочитал: «Приложение к альманаху Б.Н. Стругацкого «Петербург. XXI век», да и список членов редакции вдохновил своим составом.

Отвычная уже социальная фантастика американского образца. Прогрессорство с точностью до наоборот. Поясняю мысль: у АБС прогрессоры в основном наблюдают и только понемногу вмешиваются в естественный ход истории на той или иной планете и пытаются чуть-чуть ускорить его или подправить, но скорее и то и другое. А вот наши заокеанские и островные «партнёры», не мудрствуя лукаво, внедряют наблюдателя, имея перед собой и ставя перед ним (правда, порой в тайне от него самого) совершенно очевидную и однозначную цель — сломать всё к едрене фене и представить потом этот прореволюционировавший мир на милость спасителям, т.е. по сути колонизаторам. Конечно, и у АБС Антон-Румата (ну, или Максим Каммерер) срывается с психических катушек и крошит серо-чёрную нечисть пачками, но всё-таки у АБС этот психоспазм как раз и является основой центрального вопроса — правомерно ли вообще вмешиваться в чужую историю, и если правомерно, то насколько и в каких формах? А наши братья по разуму — англосаксы — ничтоже сумняше тащат свои цивилизационные ценности в любую точку, куда занесёт их нелёгкая — хоть на Южный Материк своего полушария, хоть в просвещённую Европу, хоть к звёздам и галактикам. Для них никакого стругацкого вопроса и сомнения не существует, для них всё ясно и понятно.

Не знаю, как кто понял и вычленил главную и основную суть этого романа, но для меня вся сущностная основа событий именно в этом.

Если по сюжету и по литературе, то совсем неплохая попытка придумать оригинальную социальную структуру и заложить в неё подводные камни. И даже то, что в основе движухи и проблематики общества выведены автором сексуальные отношения, и то, что таковые же отношения и околоSEXовые моменты волнуют нашего разведчика-диверсанта более всего, в общем-то не отпугивает читателя от обозначенных проблем организации социальной и культурно-политической жизни на планете. Разве что дамского обнажённого мясца в тексте с избытком встречается. Грудопопость завышена, так сказать.

Не могу сказать, что всё это было очень увлекательно и изысканно, но на шестёрку автор всё-таки наработал. Как поётся в одной известной рок-опере «За попытку спасибо!».

Квест. Ходилка-бродилка. Искалка-догонялка.

Одни идут группой с определённой целью (обозначенной в аннотации), а другие разыскивают и преследуют первых.

Хорошие и плохие. Противостояние. Рукомашество и дрыгоножество. Подымание мёртвых и рекрутирование их на свою сторону.

И борьба с исчадиями Зла, всё чаще появляющимися на территории, затронутой Катаклизмом.

Всё-таки неплохие волшебные сказки умеет создавать Алексей Пехов. То и дело заглядываю в его миры. С удовольствием.

Книга, вместившая в себя лучшие образцы советского производственного романа. При этом вся советскость этого романа состоит только в том, что действие происходит в совсем советские времена преимущественно на территории Груманта — советского посёлка на Шпицбергена, где расположены угольные шахты. Ну и, понятное дело, что раз действие происходит в период существования Советского Союза (действие романа начинается в военные годы и заканчивается в конце 50-х), то пару раз звучат зловещее слово «план» и не менее зловещая аббревиатура «ВЛКСМ». А в остальном всё развивается по законам обычного неплохого производственного романа. Неплохого потому, что помимо производства в романе имеются люди, которые это самое производство крутят и вертят на все лады. И, собственно, вся интрига как раз и состоит в отношениях между разными людьми по самым разным поводам. Тут и чисто производственные конфликты, и война личных амбиций, и соперничество старого и нового стилей управления, и просто соперничество между старым закалённым матёрым Директором и новыми поколениями Управленцев и Инженеров. И не без любовных треугольников, а кроме того, как водится, непременно борьба Добра со Злом, но только не в высокопарном смысле, а вполне в земном — есть сволочи и негодяи, и есть простые нормальные люди, вот и стукаются друг об дружку, высекая искры.

В общем, прочитал с удовольствием, а прочитав, затем с удивлением воспринял инфо, что это единственная книга автора и что больше он ничем таким литературным не отмечен и не помечен. Видимо муза поцеловала в лоб единственный раз, а может ещё что-то случилось...

Не знаю, как она это делает (она — Оксана Панкеева), но вот уже третью книгу цикла буквально проглатываю непрожёвывая. Совершенно отдыхательное чтение. Ненапряжное и весёлое, с мягкими эротизмами и лёгким в меру цинизмом, с ненавязчивыми морально-этическими моментами, с несокрушительной магией и мало сокрушающими магами, с признаками героического фэнтези (ну, там, махания мечами и прочие дуэльные моменты) и с любовными историями (но без всякого сю-сю-сю!). Любители классифицировать, наверное, могут отнести это к попаданческому жанру, ибо попаданцы-залетанцы тут есть. И параллельные миры тоже имеются, и даже ихние соглядатаи тут как тут (так что это ещё и шпионская история). И интриги в сюжете теснятся, и главная интрига, которая для хорошей серии или цикла всегда звучит одинаково: «Интересно, а что там будет дальше?».

Ну, вот выберу время и опять пойду в миры Оксаны Панкеевой (а пока буду за Киру держать сжатыми оба кулачка!)

Книга, хранящаяся на полках моей домашней библиотеки с года её выхода — куплена по случаю ещё в 1969 — и прочитанная всеми теперь уже взрослыми членами семейного клана. Внуков дожидается. А тут вот по случаю и сам с удовольствием перечитал.

Что привлекает — отсутствие в книге человека. Не то, чтобы полный игнор, но просто человек как часть биосистемы Забайкалья (а в книге речь идёт только об этом сибирском регионе) присутствует ситуативно и ровно настолько, чтобы обозначить, что он живёт в этих местах и вредит природе Сибири как только может. А в центре внимания весь остальной сибирский забайкальский мир — прежде всего, тайга (растения всех этажей), а также животный мир, включая насекомых и прочих рыб, птиц и зверей.

Конечно, книга написана с расчётом на подростка среднего школьного возраста образца конца 60-х — начала 70-х. И потому и язык в ней соответствующий, и объём сведений, и форма подачи, и красиво-привлекательные истории и фрагменты искусно вставлены, чтобы разжечь читательский аппетит как следует. И очень много иллюстраций, при этом не фотографий, а именно рисунков художника (а художник у нас Д. Громан) — рисунков цветных, и пусть слегка плакатных по технике, но выразительных и изрядно дополняющих и расцвечивающих содержание.

В результате мы имеем интересное и приятное чтение и массу новой, порой совсем неожиданной информации, причём часть этих сведений ничуть не устарела (а знаете ли вы, в примеру, что иван-чай способен снабдить вас всеми блюдами к обеду — хлебом, вторым, салатом, вкусным напитком и даже маслом; а что из берёзы можно получить вкусное и пригодное для пищи... «деревянное» масло?). Вот так-то!

Сразу скажу, что буду очень необъективен и пристрастен. Просто потому, что очень люблю фантастику Вячеслава Рыбакова и считаю этого писателя одним из немногих достойных учеников и продолжателей лучший традиций братьев Стругацких.

И вот этой своей книгой Рыбаков нимало не умалил, но всячески приумножил и укрепил это моё мнение и отношение к себе и к своим книгам.

С жанром — кроме того, что это социальная фантастика, мы вряд ли сможем больше и точнее сказать. Потому что в книге есть признаки многих оттеночных направлений. Тут вам и альтернативная история, тут вам и политический детектив и психологический триллер, тут вам и связочки между описываемыми миром и эпохой (вполне реальными и только лишь слегка изменёнными автором) и нашей современностью, и тут же любовно-романтические драмы и трагедии.

И все эти субжанры потроганы автором, проработаны с той или иной степенью глубины и выложены читателю на пробу.

Размышления Рыбакова о мотивациях сильных мира сего и в особенности персон уровня Сталина и первых лиц советского государства, а также анализ мотивов поступков и решений зарубежных лидеров предвоенной эпохи (речь идёт о 1938-39 гг.) довольно глубоки и незаурядны. И можно с его мыслями вслух соглашаться или спорить, но вот несколько месяцев назад при обсуждении одной из прочитанных книг в клубе КЧюЧ наш местный благочинный о. Игорь высказался о надчеловеческой сущности власти и правителей, заставив если не поспорить с собой, то как минимум задуматься о проблеме и феномене власти. Вот и Рыбаков — заставляет задуматься об истинной мотивации и сути власти на высшем государственном и мировом уровнях.

А то, что из того времени и той политической и социальной ситуации Рыбаков протягивает ниточки сюда, к нам, в наши события и ситуации, тоже совсем не случайно. Ибо вряд ли автор делает это просто для усиления фантастичности романа. Но скорее для того, чтобы дать понять читателю, что всё, о чём пишет и рассуждает автор и чем руководствуются его герои, живо и действует и сейчас, тут, у нас, в нашей стране и совсем рядом. И для этого Рыбаков притаскивает в свой роман телевидение, и даже в последних страницах словечко «Сеть» мелькает. И песни герои книги поют (причём, поют ещё в каторжные царские времена на пороге двадцатого столетия) из Булата Окуджавы и других шестидесятников — Рыбакову показалось важным дать точные ценностные приметы революционеров, дать нам их характеризующие признаки, связать их воедино — марксистов-революционеров и наших шестидесятников.

От всего этого образы многих упоминаемых Рыбаковым реальных государственных и политических вождей и их приближённых не так однозначны и не так явственны, какими они стали казаться нам в последнюю четверть века.

А вообще этот роман заставляет размышлять о многом, причём не о том даже, что и как было в реальности тогда, в последние годы перед войной, а именно о нашем времени и о наших реалиях.

Полезная книга. И интересная.

Вообще новое для меня имя польского писателя и драматурга. Как, впрочем, были неизвестны мне имена других польских авторов, прочитанных в этой серии «Современное европейское письмо. Польша». Что совсем не меняет уже устоявшегося мнения о серии и книгах, её составляющих — ниже 4 звёзд точно не опускалось, но может в среднем и повыше поставлю.

Книга написана автором весьма по специфическому поводу — инсульт и потеря способности разговаривать. И как терапия — занятия литературой. А что может быть знакомее своей собственной жизни! И потому — автобиография.

Интерес был двойной (а может и более кратный). Перво-наперво — из-за общего интереса к книгам серии. Второе — удачное начало книги сразу притянуло к себе подобно мощному магниту и книгу уже не хотелось растягивать на несколько дней чтения. Третье — всё-таки любопытно читать воспоминания человека о том «интересном» для всей Европы и мира предвоенном периоде и годах Второй мировой, да и о послевоенной Польше тоже интересно и ново — тем более интересно, что написаны они, смотря с точки зрения человека советско-российско-русского, как бы с другой стороны. Как ни крути, но Польша была для нас заграницей и отношение поляков к СССР и к русским с давних времён весьма специфическое. И потому вылавливать крохи признаков этого истинного отношения, не говоря уже о прямых высказываниях, занятие чрезвычайно полезное, хотя, возможно, не всегда приятное. Всё-таки зачастую болезненно бывает услышать ту правду, которая, даже будучи правдой весьма субъективной, всё равно является частицей той всеобщей правды, в которой каждый из нас (людей) непременно нуждается.

Но вообще появилось и осталось ощущение, что автор долгое время жил в состоянии эмиграции. Диссидентства и эмиграции. Причём как внешних, событийно-поведенческих и поступковых, так и внутренних. Не зря же он после написания этой своей книги всё-таки вновь покинул свою родную Польшу и уехал доживать во Францию. Хорошо любить свою родину из-за границы! И нелюбить оттуда тоже удобно...

У автора хороший литературный слог. Интересные случаи и события жизни. И не менее интересные оценки событий как собственной жизни автора и одновременно героя этой автобиографии, так и событий внешнего мира и внешних людей. И осталось ощущение некоторой недочитанности, кажется нужно поискать что-то ещё авторства Славомира Мрожека, чтобы прочитать его в другой ипостаси — художника и литературного творца.

Сам я родом из Восточной Сибири, из под Тайшета (Иркутская область). От моей родины до Сахалина ещё не одна тысяча км... но всё-таки этак на четыре — четыре тысячи с гаком меньше, нежели из европейской части России, где я сейчас живу. Т.е. какое-то обманчивое, ложное и неверное ощущение некоего соседства с Сахалином жило ещё в детстве. Да и названия этих малых народов, населяющих или населявших когда-то остров Сахалин или живших в тех дальневосточных краях и районах — нивхи, айны, гольды — тоже были на слуху достаточно давно — конечно же почерпнутые из литературы. Книги о путешествиях и открытиях Лаперуза и Крузенштерна были прочитаны ещё в начальной школе и потому многое из того, что помнится сейчас и к чему порой тянет с особым пристрастием, родом как раз оттуда, из шестидесятых.

Книга Владимира Санги, к моему удивлению, в библиотеке стояла совсем не на полке запасника, а на обычном обменнике. Причём не в каком-то заскорузлом, запылённом и малопосещаемом обычными читателями этнографическом разделе, а на обычной полке основного фонда художественной литературы. И попросилась она в руки как-то исподволь (на корешке значатся только имя и фамилия автора и больше ничего, т.е. привлечь внимание ей было нечем) — вполне возможно, что просто сработала память ещё школьных времён (спасибо, Людмила Петровна, за всю дополнительную информацию о советской литературе и литературе малых народов СССР, которую Вы сумели и успели вложить в наши буйны головы на уроках литературы — в головы, на тот момент уже задурманенные лицезрением созревших девичьих форм своих одноклассниц и мальчишескими фантазиями вокруг этих самых округлостей, а также взрывом фанатичного интереса к рок-музыке и полным падением школьной ученической активности).

Был одно время у меня такой период уже достаточно взрослого читателя, когда запоем и заподряд читал всякие разные сказки народов мира, до каких только сумел дотянуться — часть этих сказочных сборников до сих пор занимают особый отдел в книжном шкафу — вдруг внукам понадобится. Однако вот сказки и предания народа нивхи, к которому принадлежит и частицей которого является писатель Владимир Санги, их тылгуры и нгастуры — читать не довелось. И хотя кажется, что сюжеты многих сказок разных народов довольно часто пересекаются и имеют какие-то общие корни и схожие черты, однако всё равно разница в образе и условиях жизни каждого народа определяют и содержание многих как бытовых, так и волшебных сказок. И потому всё равно обязательно найдутся и совершенно новые неизвестные ранее мотивы и неожиданные сюжеты. Да и нюансы языка интересны сами по себе, ведь каждый сказитель непременно излагает каждую историю чуть-чуть по своему, и уже только то, какой именно формат рассказа запишет собиратель сказок, сделает именно этот формат формальным и литературно закреплённым, зафиксированным.

В общем, чтения — чтения с интересом и даже некоторой долей запойности (благо субботний вечер позволил читать сколько душа попросит... а душа попросила бессонную ночь) — оказалось всего на одни сутки. Да ведь и объём книжки небольшой — 205 страниц со всеми служебными страницами. А сколько нового и интересного узнаёшь о жизни четырёхтысячного народа, жившего в условиях первобытно-родового строя...

Прямое продолжение истории, начатой в романе «Я еду домой!». И потому с точки зрения рецензента материала для отзыва мало — спойлерить никак нельзя (книга-то приключенческая и тайна содержания составляет определённую ценность), а что тут ещё напишешь, если это второй роман из трёхкнижия и ты находишься вместе с героем романа и цикла ровно посередине.

Остаётся только упомянуть, что довольно высоко задранная планка выдерживается на должном уровне, усталости от чтения, казалось бы, уже знакомого материала и темы не наблюдается. Хотя, в принципе, это довольно простой квест из точки альфа в точку омега (простой с точки зрения читателя, т.е. внешнего соучастника романных событий, но для того, кто внутри и кто нос к носу постоянно сталкивается с обычными ходячими мертвецами и чуть реже с морфами-суперами, а то ещё и банды всякие нарисовываются поперёк пути — для этого человека квест далеко не прост...). Понятное дело, что наши герои (Андрей, Дрика и затем ещё и Сэм) постепенно сами эволюционируют в сторону выживания, т.е. становятся всё более гибкими и приспособленными для жизни в этих невероятных и смертельных условиях. Но главное — у главного героя есть Цель — Он Едет Домой!

Разнонаправленный сборник. В котором есть как то, что я не очень люблю, так и то, что буквально в точку, в яблочко, в десяточку и в колышек.

Совершенно дурацким и выпадающим из общего стиля сборника звеном выглядит первая повесть о Весёлом Роджере — хотя подзаголовок честно предупреждает читателя о пиратской стилистике и боевиковской начинённости. Просто не особо люблю такое ухарство.

Средненько выполнена вторая повесть о Городе-призраке — и фантдопущение непонятно какую идею в себе несёт, и соответственно главные действующие-противостоящие друг другу силы непонятные и невнятные. И сама идея появления именно города в этой цепочке: точка — линия — пятно (хорошо, согласен, пятно как часть плоскости) — город (в смысле — добавилось третье измерение, объём???) — планета (так вот оно, это третье измерение, третья координата...) ...

Забытая дорога тоже как-то оставила впечатление недоделанности произведения, как-то эти перстни сами собой собираются в кучку, что ли (т.е. понуждают своих владельцев стягиваться в одно место или передавать их тому, кто собирает)? И вот с этой забытой дорогой — как-то недокручено-недоверчено — что, вот этот дружище по имени Ромка просто приобщается к этой «поисковой» группе, вот и вся дорога?

Зато дальше пошло то, за что я люблю Васильева. Дальше пошла вкуснятина, дальше в меню начались совсем другие блюда.

Занятный рассказ Пелена — ну нравится мне васильевская тема с машинами-оборотнями!

Шикарный и трогательный рассказ по мотивам Перестарки — этакий реверанс с книксеном в сторону АБС.

Великолепная по задумке и по исполнению повесть Проснуться на Селентине. Со стругатчиной и легуинщиной вперемешку.

И, наконец, совсем в духе... Ивана Ефремова рассказ об Ущелье Горного Духа — история ничего не объясняющая, но просто сообщающая нам истину о том, что наука умеет много гитик (и ничего не говорящая о самих этих самых гитиках).

Заключительная повесть Хирурги вновь имеет формат боевика, но боевика уже в стиле стругацкого детектива «Отель «У погибшего альпиниста» — но стругацкость ещё и в том, что эти васильевские «хирурги» по сути такие же прогрессоры, как и у Стругацких Румата и Мак Сим.

В итоге мы имеем 380 страниц интересного разнопланового чтива на разные вкусы и предпочтения.

Прочитал роман и первым делом полез уточнить биографические сведения об авторе — было полное ощущение, что роман написан в традициях и стилистике фантастики образца начала XX века. Тягучее вязкое повествование с тягучим и вязким смыслом. Густота и вязкость которого такова, что не сразу просачивается в черепную коробку, а просочившись, не сразу заполняет все пустоты и закоулки сознания.

Да, и в самом деле это скорее притча, нежели событийно-смысловое повествование. Но в моём понимании это притча о ксенофобии и ксенофилии одновременно. Ксено_фобос, ксено_деймос и ксено_филос — вот три смысловых спутника, вращающиеся вокруг содержательного материнского тела. При этом настоящими чужими друг другу являются не только существа разных биологических видов (да ещё и обитающие в разных средах) — с этим как раз всё понятно, — но и даже два человека, два homo и два sapiens, воплотившие в себе всё человечество, стали друг другу по-настоящими чужими. Да зачастую так оно и есть — с нашей урбанизацией и стремительным темпом жизни люди и в «обычных» городских условиях чувствуют и ведут себя по отношению друг к другу настоящими враждебными чужими и хищными. И обозначенный в романе даже робкий намёк на возможность взаимопонимания между этими разными видами — человеком и лягушанами — только лишь усиливает эту идею Пиньоля — с чужими и зачастую враждебными нам порой бывает легче договориться или хотя бы понять друг друга, нежели с самими собой — людям с людьми. Вот такой подтекст вылез у меня после прочтения этой занятной книжки.

Классическая для Мамина-Сибиряка повесть. Такая... кондовая уральско-заводская. И вместе с тем насквозь человеческая.

Сороковые годы XIX столетия. Из-за границы после обучения разным горно-инженерным наукам возвращаются молодые парни, братья Гордеевы. Однако в условиях матёрого крепостного права их умения и знания, в общем-то, никому не нужны, и в особенности не нужны они самодурствующему управляющему. И потому один Гордеев за строптивость и непокорство отправлен в гору, в шахту, а второй милостиво устроен писарем.

Вот, собственно, вокруг этой проблемы повесть и крутится. Неволя и самодурство, самодурство и неволя. И несчастливые крепостные судьбы таких людей, как братья Гордеевы. И их семей — крепостных жён и будущих тоже крепостных детей.

Повесть написана Маминым-Сибиряком на основе фактического материала — похожие случаи были далеко не единичны. И потому схожие сюжеты вставлены Маминым-Сибиряком и в некоторые «уральские» романы.

Жаль, что повесть не экранизирована, мог бы получиться отличный фильм!

С удовольствием продолжаю свой книжно-читательский квест по произведениям великолепного русского писателя-классика.

Просто какой-то многоликий Янус, этот самый роман (а может быть и правдивая повесть) Брюсова.

Исторический роман. С глубоким погружением в теснины первой трети XVI столетия, с точными деталями быта и вообще атмосферы германских городков. С атмосферой и аурой средневековья.

Готический роман. С замками и рыцарями, графьями и графинами... графинЯми. С атмосферой мрачности и торжественной величавости. С магией, волшбой, магическими обрядами, полётами на шабаш и поклонением Князю Тьмы.

Романтический роман. Любовная история. Причём двойная — история личной любви и сопернических отношений в реале (с участием Андрея Белого и Нины Петровской), и история любви и отношений героя романа, ставшая отражением и тенью отношений первого плана.

Символический (символистский) роман.

И тут же он модернистский и при этом это роман-исследование.

И можно ещё пособием по психиатрии и патопсихологии назвать, тоже не ошибёмся.

Конечно, следовало бы написать о каких-то собственных мыслях и догадках, возникавших во время чтения романа, но... Но фишка в том, что сам текст романа сопровождается несколькими основательными приложениями и дополнениями, в которых всё об этой книге разжёвано и в рот читателя положено — глотай. И потому будет смешно написать, допустим, о том, что ты во время чтения подумал об истеричках, коими в большом количестве случаев являлись так называемые ведьмы — ведь об этом чуть позже ты прочёл в одном из таких приложений к тексту самОй этой правдивой повести. Потому просто скажу, что для более полного и глубокого понимания и осмысления этого романа чтение всех этих дополнений и приложений крайне желательно.

Возможно книга слегка скучновата, но ведь и написана в стилистике начала XVI века...

Когда-нибудь мир тем или иным способом всё-таки окончательно сойдёт с ума. И может быть это будет именно так, как описано Андреем Крузом...

Книга третья из цикла «Эпоха мёртвых» и заключительная (по крайней мере, пока) из повестей-романов с главным героем Сергеем Крамцовым и повествующая о постапокалиптических событиях в России.

Как и свойственно произведениям Андрея Круза, роман до предела начинён сведениями о вооружении и амуниции, а также о военной технике самого разного рода — преимущественно российско-советского производства, ибо мы ведь в этом романе в России.

Как и свойственно произведениям Андрея Круза, роман до предела начинён теорией и тактикой, а также разнообразной практикой ведения боевых и военных действий в условиях вооружённого противостояния различных и разной степени воинской обученности и снаряженности групп и группировок, способами применения различный видов взрывчатых веществ и вообще всякого разного взрывного — мин, гранат и пр.

Как и свойственно произведениям Андрея Круза, роман до предела начинён притягательной (в большей степени для мужчин) военной и боевой романтикой и энергетикой, разными хорошими и не очень, а также просто плохими людьми (помимо тех, кто уже не люди), обязательно нужными в книгах подобного рода — иначе кто будет постоянно напрягать наших главных положительных героев — парней и девушек разного возраста.

Как и свойственно произведениям Андрея Круза, роман до предела начинён разными психологическими этюдами — не в форме унывных наукообразных психологических и псевдопсихологических рассуждений и сентенций, коими порой увлекаются некоторые авторы, а той самой подлинной практической психологией, которой владеют, к примеру, бывалые не раз сидевшие урки, умеющие верно оценивать человека одним острым мгновенным взглядом. Или некоторые талантливые в этом смысле женщины. Знающие и понимающие людей вообще и того конкретного человека, который находится напротив как раз в эту самую минуту, и умеющие верно не только понять, но и предугадать то, чего этот напротив находящийся человек хочет и что он будет делать.

Как и свойственно произведениям Андрея Круза, роман до предела начинён разными приключениями и с этими приключениями связанными эмоциональными читательскими напряжениями — трудно оставаться безучастными к судьбам полюбившихся тебе людей, пусть даже это всего только герои приключенческой книги.

Как и свойственно произведениям Андрея Круза, роман до предела начинён...

Да что там перечислять! Просто можете в минуту отдыха взять и открыть книгу первую цикла, и начать её читать. Не понравится — смело откладывайте в сторону и ни о чём не жалейте! А коли понравится, так скорее всего так и пойдёте дальше из романа в роман вдоль по Эпохе Мёртвых. Как это делаю я — иду теперь уже во вторую книгу цикла «Я! Еду! Домой!».

Совсем простые незамысловатые и не замороченные приключения молодых людей на канадском Севере. Отправившихся туда дабы разжиться золотишком, которое они сами же и открыли в предыдущем романе («Охотники за волками»). Хотя, строго говоря, золото-то открыли не они, но как бы унаследовали жилку (впрочем, лучше узнать всё из уже упомянутого романа, а то чего я тут буду пересказывать!). Много описаний природы — красочные и умиротворяющие виды дикой необузданной природы северных канадских территорий, зверьё, опять же, ну и воздух, скалы, водопады, реки-озёра... И столь же простые отношения — дружба изо всех сил, смертельная вражда, горячая любовь, отважные сердца, сострадающие души...

На придирчивый вкус в стилистике Кервуда многовато превосходных степеней и умилительно-ласкательных интонаций, однако вопреки ожиданиям чтение от этого не становится томительным — просто понимаешь, что в начале века XX стилистика языковая чуть отличалась от второго десятилетия века XXI — избалованы мы постмодернизмами и пресыщены литературными изысками. А литература Кервуда проста и надёжна, как топор канадского лесоруба и как винчестер траппера. Да и ориентирована она была, как мне кажется, на довольно молодёжную читательскую аудиторию, на романтиков и мечтателей... начала XX столетия.

Сразу хочу расставить всё на свои полки: ни один фильм с участием Ивана Охлобыстина я до сих пор не смотрел. Специально не избегал, но просто так получилось. И ни одной его книги до этого тоже не читал. И тоже — просто так получилось. Потому знакомство с Иваном Охлобыстиным было, что называется, практически с чистого листа — ну, всё-таки кусочки его жизненной истории из новостей периодически вываливались и до ушей долетали, но не более того.

Две повести. В стиле фантасмагорической сатиры и юмористической фантасмагории. Два кривых зеркала, выставленных в не особо оживлённых, но, в принципе, классических российских местах. Ну и отражения, соответственно, кривые и изломанные. Но, может быть, всё-таки это не зеркала виноваты? Может быть сами исходники такие, что только для кривозеркалья и пригодны? Потому что разве это не мы умеем копать от угла и до обеда? Разве не наша национальная обувка, валенки, изначально делается без различия правого и левого и только потом уже разнашивается по ноге? Разве не в наши первые катушечные магнитофоны мы подкладывали бумажки и вставляли спички, чтобы лента плотно прижималась к воспроизводящей головке? И разве не наши универсальные инструменты кувалда да лом (кстати, не забыть бы проверить, куда я свой кувалдометр задевал!)?

Но вот вспоминаю схожие по стилю и жанру рассказы недавно прочитанного Глуховского или до этого читанные Веллера — всё-таки и у Веллера и у Глуховского в послечтении остаётся, скорее, злое чувство, неприязнь и брезгливость какая-то. А вот после чтения рассказов, к примеру, Олега Дивова, или вот теперь повестей Ивана Охлобыстина ни злости ни неприязни нету. Скорее чувство какой-то жалости, что ли — жалости к нам самим, к нам — пьяницам и раздолбаям, неумехам и бесшабашным широкодушным простакам. Вот в фильме Шукшина «Калина красная» в сцене встречи Егора Прокудина с матерью героиня Федосеевой-Шукшиной очень выразительно сетует как раз на то, что я сейчас ощущаю и чувствую — «Что же вы такие есть? Что же вы такие дорогие, заброшенные» — сетует Люба... Вот и у Охлобыстина мы такие — дорогие и заброшенные...

Чрезвычайно милая и сентиментальная повесть «К-10». Вернее, повесть-то из разряда боевой научной фантастики — опыты по изменению морфологии крупных животных и перепрограммированию их сознания с целью изменения их природного функционала и переориентации оного для военных нужд (во сказанул, сам-то пойму?). Однако милота и сентиментально-щемящее чувство наполняет читателя уже с первого появления Катьки — изделия К-10 Р-10 — на страницах повести. И не оставляет потом во время всех перипетий, в которые ввергает вас-нас-их-всех автор.

Человеку, в принципе, всегда было свойственно одушевлять всё, с чем он тесно соприкасается в быту и на работе — скажите, разве вы свой домашний или рабочий комп мальчиком (девочкой) не называете, когда он (она) начинает капризничать и нести ахинею, да ещё и всяческие эпитеты при этом употребляете, прилагательные там или дополнительные существительные (типа «скотина», «хулигашка», «капризуля» — ну, у каждого свой набор). Ну, или автолайбы свои любимые, я вот шестиструнку свою то и дело красоткой именую...

А тут перед тобой четыре когтистые лапы, удлинённый цепкий хвост, выразительная смышлёная усатая кошачья морда — и всё это со всеми повадками любящего тебя домашнего кота... нет, не кота, а кошки — восемьдесят кг чистой любви и обожания, тут от такого количества обрушивающегося на тебя счастья конечно и милота и сентиментальность навалятся. Страшная сила — эмоциональная привязка!

Составляющие вторую часть сборника рассказы написаны в классическом дивовском стиле — легко и иронически, сатирически и не без юмора, даже, я бы сказал, ёрнически и с изрядным подъелдыком (причём изрядность этого подъелдыка порой вписывается аккурат в размер согнутой в локте в классическом жесте «на-ка, выкуси» или «а ху-ху не хо-хо?» руки крупного мужчинки в засаленном ношенном-переношенном ватнике и ветеранской наружности сапогах-заколенниках). Ну, и поскольку Дивов мастерски владеет умением и талантом выстраивания картинки-зеркала, в котором отражается окружающая всех нас и создаваемая всеми нами же действительность, то отношение читателя к отражению будет уже определяться его собственной кочкой зрения и собственным местом в этом «дивном новом мире» по-дивовски.

Вспомнил ненароком свой горьковский послужной список — а ведь кое-что прочитано, если считать школьную программу и все последующие годы. Ранние рассказы Горького и роман «Мать», трилогия о детстве, отрочестве и юности и монументальный труд о жизни Клима Самгина. Есть некоторые представления о пьесах Горького — тут и школьный курс литературы, и экранизации.

Однако вот этот роман, хотя и был на слуху, но как-то прошёл мимо. И потому, воспользовавшись волной личного интереса к событиям века XIX и в особенности его второй половины, примкнул, наконец, к числу тех, кто приобщился и к семье Артамоновых, к их делу.

Роман, конечно, эпический. Более полувека проходят перед нами (начало, видимо, относится к 1862-63 годам, а финальные сцены уже точно, что к 1917-18 гг.). И Горький на примере семьи Артамоновых прослеживает всю картину становления и развития капитализма в Российской империи. При этом автор не пытается глубоко и досконально вникнуть в суть производственного процесса как такового, его мало интересует суть артамоновского бизнеса и содержание технологической цепочки — кое-какие термины мелькают из льноперерабатыващей производственной линии, но не более того. Мы просто знаем, что Артамоновы завели в этих местах льноперерабатывающий завод, побудив местное крестьянство на выращивание этой технологической сельскохозяйственной культуры, и организовали сдачу выращенного крестьянами на артамоновский завод для последующей переработки. А Горького интересуют те отношения, которые возникают, прежде всего, внутри артамоновской семьи. Автору любопытно посмотреть, как в предприимчивых русских людях растёт и укрепляется чувство хозяина и, наверное, затем уже и господина. И как сложно порой складываются судьбы людей из одной семьи — три брата и все три прожили совсем разную жизнь.

Горький великолепно владеет русским литературным языком. Образные описания и яркая насыщенная прямая речь делают текст романа лёгким на чтение и восприятие, оставляя его одновременно глубоким и выразительным. Пожалуй стоит вернуться к творчеству этого автора, теперь уже не по указке школьного литератора, а просто из стремления читать качественную русскую литературу.

На мой взгляд, этот роман напрочь выбивается из всего написанного Маминым-Сибиряком. По крайней мере из всего, что я успел к этому времени прочитать из его наследия (а это 9 книг — 8 романов и одно документальное исследование, опубликованное в сборнике, ну и «Алёнушкины сказки», конечно же). Не секрет, что основу «большого крупнотоннажного» творчества Дмитрия Мамина-Сибиряка составляют произведения, посвящённые заводскому Уралу. Но вот этот роман относится к Санкт-Петербургским — и по месту действия, и по персонажам и героям, и по содержанию и сути описываемых в нём происшествий и событий.

В центре внимания сам рассказчик, молодой начинающий писатель и по совместительству корреспондент Василий Попов, приехавший в столицу откуда-то с югов России. Ну, и его друг и сожитель (в том смысле, что они вместе живут в одной съёмной комнате на двоих) по прозвищу Пепко. Оба молодых человека являются студентами и оба они корреспонденты. И потому дружны, ибо живут одними и теми же заботами и проблемами, общими событиями и общим же кругом общения. И жизнь у них выстроена как и положено у молодых студентов — поиски денежной работы и попытки публикаций, писательские опыты и отношения с представительницами прекрасной половины человечества, дружеское общение и дачные выезды.

Роман вроде бы не начинён сверхмощными громкими привлекательными происшествиями, но тем и хорош, что на примере Пепко и самого рассказчика мы наблюдаем жизнь молодых людей того поколения, узнаём их мечты и чаяния, надежды и веры, любови и ценности, быт и работу — мы становимся свидетелями жизни того времени. И это ощущение ещё более усиливается, когда мы встречаем в романе места, когда уже сам автор обращается к своим героям и к каким-то событиям из их жизни со своими собственными рассуждениями и воспоминаниями, когда уже сам Мамин-Сибиряк философствует и рассуждает о минувшей молодости и о наполненности жизни вообще (на момент написания романа Мамину-Сибиряку было 42 года и видимо некое переосмысление своей собственной жизни было у него самого — впрочем, об автобиографичности этого романа написано в разных статьях о Мамине-Сибиряке).

Роман отличается от прочих ещё и тем, что в нём практически нет внешних людей, он субъективен и интровертен, он написан ракурсом «изнутри наружу». И такой взгляд изнутри на самого себя, своих знакомых и друзей, и на события внешнего мира позволяет и читателю применить этот приём и в отношении уже самого себя, провоцирует задаться теми же вопросами, о которых пишет Мамин-Сибиряк.

И, наконец, не перестаёшь радоваться писательскому мастерству Дмитрия Наркисовича, его таланту владения русской литературной письменной речью.

Когда планируешь какие-нибудь основательные дела, то обычно стараешься более-менее тщательно предусмотреть последствия. Но порой выходит прямо по формуле «Хотели как лучше, а получилось как всегда» (© Черномырдин).

Когда российскими властями замышлялся и затем претворялся в жизнь реформаторский шаг, в первую очередь предполагавший отмену нескольковекового крепостного права, то ведь наверняка «хотели как лучше». А получилось... ну, наверное, не как всегда (опыта реформы такого масштаба у России не было, разве что преобразования Петра I), но получилось не айс. По крайней мере, именно такие мысли мелькали в голове при чтении этого романа Дмитрия Мамина-Сибиряка.

Но помимо всей этой широкой картины жизни в реформенный 1861 и последующие за ним пореформенные годы, автор знакомит нас с несколькими конкретными семьями и людьми — и с кержацкими буднями и заботами, и с хохляцким житьём-бытьём, и с туляцкими хлопотами. И все эти широкие и глубокие перемены в жизни сотен и тысяч людей мы узнаём пропущенными сквозь судьбы совсем конкретных лиц, с именами и кличками, с «карахтерами» и причудами, с надеждами и страхами, с болями и радостями.

В результате, мы читаем увлекательнейший роман из истории жизни российской, и уж тут перед нами не мещане и не купчики, и не заводчики с барами, а самые что ни на есть простые работящие люди. Народ российский.

«Провокация. Скандал. Бомба. Новая литература» — крикливо утверждает аннотация. А вот мне кажется, что книга просто продолжает традиции Михаила Веллера. И потому говорить о «новой литературе» как-то не комильфо — разве что только в аннотации и только чтобы читательские мотыльки примотыляли в этот сборник.

Вообще к Глуховскому-писателю отношусь вполне себе уважительно. Прочитаны и высоко оценены первые две его «Метро«политеновские книги (и даже куплены в личную библиотеку), прочитаны «Сумерки». Теперь вот рассказы. О Родине...

Знаете, какая-то странная у Глуховского Родина. Такая... помоечная и свалочная. И сволочная вдобавок. И написанная не с прописной гордой буквы «Р» — Родина, а со строчной сиротливой «р» — родина, а может быть даже и родинка. Такая неродненькая родинка, что скорее бородавочка, которую хочется поскорее перетянуть туго ниткой, помазать половинкой луковки, пошептать наговорно и засушить к едрене фене, чтобы затем вообще сковырнуть ко всем чертям и бесследно. И хвастаться позже — вот тут, видите, гладкое место, тут раньше родинка была, так я её вывел бесследно.

Есть в интернетах выразительная картинка — две девчушки стоят под одним зонтом под льющим с небес дождём, у одной кислое плачущее личико и с тоской высунутая под дождевые струи ручка, а вторая радостно и улыбисто выглядывает на мир из под козырька зонта. Вроде и место одно и то же (мокрая трава), и погода одинаковая (дождь и ливень), а настроение разное. Себя я отношу к тем людям, которые, скорее, улыбаются под дождём (даже и без зонта). А Глуховский, кажется, увы!, к другим принадлежит. К кисломордым нытикам. Очень хочется надеяться, что это только в этой книге...

Занятная детективная история. Когда сразу описано само преступление (гибель на ипподроме известного бегового орловского рысака и смерть наездника), но его подноготная постоянно мерцает и расплывается — то ли в рысака целились, то ли в наездника, то ли вообще всё было совершенно случайно, да и кто причастен к событиям — круг подозреваемых — тоже не ясно.

Симпатичная и привлекательная фигура расследующего дело агента питерского угрозыска Зайцева (повествование в основном ведётся от его имени, но в третьем лице) — сыщик УГРО и умён и хитёр, и образован, и с морально-волевыми у него всё в порядке, и слово «честь» для него не пустой звук (для непосвящённых вроде меня — это вторая книга Яковлевой о сыщике/следователе Зайцеве). Вместе с тем, наш герой вовсе не геройствует и не суперменит (ни в каком смысле этих понятий), но методично и умело ведёт дело к раскрытию... или просто хотя бы к тому, чтобы самому всё знать и понимать и, по возможности, раздать всем сёстрам по серьгам.

Интересны и второстепенные герои и персонажи детективного романа — и сотрудники УГРО и ГПУ, и курсанты и преподаватели ККУКС (а вот не буду разбирать аббревиатуру на запчасти), и прочие люди из 1931 года (тут и питерское народонаселение, и жители казачьего городка Новочеркасск, а также проходящие и проезжающие прочие граждане Страны Советов); вся эта кутерьма людей колоритно и талантливо прописана автором и составляет тот необходимый смысловой и содержательный, а также настроенческий и мировоззренческий фон романа.

При всей кажущейся легковестности приключенческо-детективного романа в нём есть такие эпизоды и фразы, которые заставляют читателя вдумчиво и порой с содроганием воспринимать действительность, описываемую и рассказываемую нам в книге. Буквально короткими штрихами набросанные картины голода и мора людского в начале 30-х, намёки на реальные формы и методы раскулачивания и расказачивания, массовой «единодушной» коллективизации крестьянства, а также отношение казачьего населения к российцам — все эти эпизоды книги немедля переводят её в разряд книг весомых и смысловых.

По части русского языка у автора тоже всё в порядке — описания внешнего мира ярки и образны, диалоги не картинно-картонны, а вполне могут принадлежать реальным людям, а внутренний мир героев не противоречив и интересен. Вообще язык романа обыденный и простой, без ненужных и лишних философических экзерциций... Однако философические мысли и рассуждения порой поневоле сами приходят в голову читателя в уже упомянутых местах с непростым политико-социальным наполнением.

В результате, с увлечением читаешь детектив и с волнением ловишь картины быта и нюансы поведения и человеческих отношений, искренне сопереживаешь героям книги и сочувствуешь тем, кто этого достоин.

Пожалуй, стОит запомнить это имя — Юлия Яковлева...