Любители «страшной литературы» давно уже ждут появления самобытного русского «хоррора». И в этом смысле на роман Левандовского я возлагал определённые надежды: все мы родом из детства и детские страхи, получившие материальное воплощение должны быть интересны многим. Увы, но роман оказался весьма средним по уровню. Качественный «хоррор» для меня — это прежде всего высокая степень сопереживания персонажам, эмоциональная разрядка, позволяющая «проветрить» все самые потаённые уголки сознания. Здесь же герои остались всего лишь героями страшилки про Бабая, трудно воспринимать их реальными людьми. А главное — автор так и не определился с возрастной аудиторией своего произведения — если это написано для взрослых, то слишком простовато, если для детей, то фривольные шуточки и кровавые сцены не совсем к месту. Бросаются в глаза ляпы, о которые уже писали предыдущие рецензенты. Не могу назвать «Бабая» откровенной неудачей — всё-таки читается он легко и местами даже вызывает интерес, но хотелось бы чего-то большего, чем раздутая до размеров небольшого романа детская страшилка, созданная по образцам подростковых голливудских ужастиков.

Книга с красивым названием «Чёрный рассвет», включающая в себя одноименный роман и повесть «Иллюзия», — это дебют в художественной литературе журналистки астраханской газеты «Комсомолец Каспия» Орынганым (Ольги) Танатаровой. Опубликованы произведения под не менее красивым псевдонимом — Алла Самшитова. Как и многие начинающие авторы, Алла Самшитова не избежала искушения насытить роман образами из всех своих любимых произведений, наивно полагая, что если у Желязны вышло хорошо, то и всё похожее будет столь же здорово. В результате получился полностью шаблонный, наспех написанный фэнтези-роман (на самом деле, скорее, повесть) о «попаданце» из нашего мира в мир магии, напоминающий «Хроники Амбера» и все истории о «попаданцах» вместе взятые. Сюжет привычен и прост: ничем не примечательный парень внезапно узнаёт, что является наследным принцем, потомком династий великих магов и славных королей двух враждующих миров — прекрасного волшебного Асарбара и Арлиса, мира Вечного Затмения, где развита техника, а колдовство находится под запретом. В правящих кругах обоих миров плетутся всевозможные интриги, не обходится без обмана, предательства, шпионажа. Конечно, опытный автор «вытянул» бы и этот избитый сюжет, но Самшитовой это не удаётся. Роман скучноват, несмотря на то, что приключение следует за приключением, а фантастических существ хватило бы на небольшой средневековый бестиарий.

Даже среди ироничных рассказов По крайне мало «смешных пустячков», рассказов проходных, легковесных. Почти в каждом присутствует остроумная, тщательно продуманная сатира на темы весьма серьёзные. И сумасшедший дом с «системой поблажек» и вседозволенности — это очередной выпад автора в сторону американской демократии. Во многих своих произведениях По выступал с предостережением об опасности «власти Толпы», «Власти Черни», которая неминуемо приведёт к жесточайшей тирании.

Идеи По развил знаменитый чешский режиссёр Ян Шванкмайер, создавший по мотивам рассказа фильм «Безумие» (2005 г.). В фильме сумасшедший дом становится метафорой окружающего мира, а его пациенты вынуждены находиться в условиях жесточайшей диктатуры или не менее опасного хаоса вседозволенности.

Рассказы По насыщены каламбурами и игрой слов, здесь в оригинальном названии в именах «докторов» обыгрываются слова «смола» и «перья», в русских переводах им попытались дать соответствующие эквиваленты — Смоль и Перро или Дегот и Перье... но зачастую каламбуры Эдгара По теряют силу при переводе.

Как мне кажется, слишком односторонне мы воспринимаем творческое наследие По: отчего-то считается, что он в первую очередь создатель мрачных мистических рассказов и только на мистический антураж читатель и обращает внимания, не замечая, что основные идеи находятся на втором плане. Сам По, кстати, считал себя материалистом. Рассказ «Лигейя» (хотя он страшноват и мистичен) мне видится гимном абсолютно человеческим силам — силе воли, разума и любви. Об этом говорит и эпиграф из Гленвилла: «Ни ангелам, ни смерти не предает себя всецело человек, кроме как через бессилие слабой воли своей».

Пред смертью страха не имея,

Презрев трусливый «Nevermore»,

Возносит в полночи Лигейя

Себя на жертвенный костёр.

Она горит, не зная боли —

И не страшна любая боль

Для силы разума и воли,

Которую творит любовь.

Пусть локоны моей царицы

Чернее вороновых крыл,

Но герб её — иная птица;

То Феникс — вечной жизни пыл.

© Вертер де Гёте

Одна из нескольких научно-фантастических мистификаций Эдгара По. Автор с большим интересом следил за научными достижениями своего времени, развитием техники, новыми открытиями и присущие определённой части научных кругов излишний консерватизм или поверхностность суждений, а также подача научных материалов журналистами частенько становились мишенью сатиры и мистификаций писателя. В этом произведении, стилизованном под научно-популярную статью, автор на полном серьёзе (и даже нарочито буднично) рассказывает об открытии своего знакомого фон Кемпелена — а тому удалось всего-навсего воплотить в жизнь заветную мечту всех средневековых алхимиков и получить золото из свинца. Псевдонаучные рассуждения и ссылки на сторонние источники и публикации (вплоть до указания страниц) должны были окончательно убедить наивного читателя броситься скупать серебро и свинец. А читатель внимательный обратил бы внимание на фразу «как легко мистифицировать мужей науки в вопросах, лежащих за пределами обычного круга их исследований» и на то, что фон Кемпеленом звали реального изобретателя «шахматного автомата», основанного на обмане (очень известная в конце XVIII — начале XIX вв. история).

Очередная злая сатира на современную Эдгару По Америку. Автор пользуется почти тем же приёмом, что в рассказе «Разговор с мумией», но теперь пытается взглянуть на своих современников не из прошлого, а из далёкого (тысяча лет) будущего и вновь успешно поражает критикой все свои излюбленные мишени: американскую демократию, «относительность» книжных знаний, бездуховность и легкомысленность общества («они поклонялись двум идолам, звавшимся Богатством и Модой»), консерватизм, пренебрежение творческим подходом и т. д. В произведении, действительно, присутствуют черты социальной антиутопии (насколько современны для жанра хотя бы такие фразы: «мы живем в истинно просвещенный век, когда отдельная личность ничего не значит. Подлинное Человеколюбие заботится только о массе» или «насколько уничтожение какого-нибудь миллиарда отдельных личностей полезно для общества в целом»), но всё же не будем преувеличивать роль Эдгара По в возникновении жанра антиутопии. Впрочем, проживи он чуть подольше, наверняка стал бы основателем жанра — со своей-то фантазией, интересом к психологии и социальным проблемам. Жаль, что многочисленные мелкие злободневные детали и аллюзии в рассказе (например, имена политиков — Захарий, портной — т. е. Закари Тейлор, Ван Бюрен ; насмешки над модой, наукой) теперь не столь понятны и интересны. А ведь ещё Достоевский отмечал, что главная сила Э. По — в подробностях. Но всё равно — рассказ очень неплох, хотя уступает в изяществе сатиры тому же «разговору с мумией» и несколько вторичен.

«Только поэты и женщины умеют обращаться с деньгами так, как деньги того заслуживают.» © Андре Боннар

Поэт Эллисон (поэт по духу, а не по форме) получает в наследстве колоссальное состояние и тратит его на создание совершенного сада... Если воспринимать рассказ буквально, то он может вызвать недоумение и скуку — слишком уж утомительны и статичны описания красот поместья Арнгейм. Я же уверен, что в этом произведении Эдгар По в метафорической форме раскрывает свои философские взгляды, свои идеалы. Поместье суть «земной Эдем», прекрасный мир, который, уподобившись Творцу, способен создать на Земле человек Будущего. Олицетворением этого человека является Эллисон (фактически, «сверхчеловек» с точки зрения По) — умный, творческий, благородный, совершенный душой и телом, руководствующийся в жизни 4 основными принципами — здоровье (через физические упражнения на свежем воздухе), любовь, отсутствие честолюбия и возвышенная цель. По сути, в рассказе Эдгар По излагает свою систему нравственного и физического совершенствования, свою собственную «йогу», если угодно.

Эдгар По неоднократно возвращался к рассказу: переписал первоначальный вариант, а затем написал ещё «дополнение» — «Коттедж Лэндора». Это доказывает, что автор придавал рассказу большее значение.

Самое загадочное и спорное произведение Эдгара Аллана По. Отношение к роману, при жизни автора почти безоговорочно признанному неудачным, значительно изменилось в конце 19 века и особенно в веке двадцатом: продолжение книги создал Жюль Верн («Ледяной сфинкс»), под впечатлением от приключений Пима Лавкрафт написал «Хребты безумия». По мнению Борхеса, «Приключения Артура Гордона Пима» — вообще лучшее из всего, созданного По; включил роман в список своих любимых книг и Борис Стругацкий. Книга начинается как классический «морской» роман — с увлекательных приключений с множеством придающих событиям эффект достоверности деталей, порой натуралистичных — вплоть до сцен каннибализма. Ближе к концу повествование становится всё фантастичнее и «чудесатее», превращаясь в почти «лавкрафтовскую» историю.

Я читал книгу взахлёб, почти не отрываясь.

Несмотря на откровенно несерьёзный тон повествования, это самый настоящий детектив. Понятно, что вычислить злодея не составляет труда — и не только для нынешнего читателя, поднаторевшего в детективах; любой современник По, чуть менее простодушный, чем «добрые жители Рэттлборо», способен был быстро найти ответ. Впрочем, По и не пытается «замаскировать» преступника, потому что основная загадка произведения не «кто виноват?», а «каким хитрым способом преступник будет изобличён?». И в разоблачении и наказании порока автор (как всегда) проявляет недюжинную изобретательность.

Великолепная социальная сатира в духе Свифта. Даже не представляю, как современники По отнеслись к такой смелой критике самого святого для американцев — демократии и технических достижений. По использует распространённый в сатире приём — под видом вымышленной или исторической страны (в данном случае — Древнего Египта) высмеиваются порядки родной страны автора. В разговоре с ожившей мумией выясняется, что все достижения, которыми безмерно гордятся соотечественники По, существовали уже в Египте, но на гораздо более высоком уровне. В том числе и демократия: «Тринадцать египетских провинций вдруг решили, что им надо освободиться и положить великий почин для всего человечества (США, как известно, были основаны в результате союза 13 штатов). Кончилось, однако, дело тем, что эти тринадцать провинций объединились с остальными не то пятнадцатью, не то двадцатью в одну деспотию, такую гнусную и невыносимую, какой еще свет не видывал». А имя деспота — Толпа.

Больше я не смог мириться, я воскликнул: «Злая птица!

Ты лишил меня покоя, самый подлый в мире вор.

Ты когда меня оставишь, сердце мне клевать устанешь,

В ту же тьму проклятья канешь, в ту, что надо мной простёр?

Лишь тогда мне станет легче и светлее станет взор...»

Он в ответ мне: «Nevermore».

(© Вертер де Гёте. свободный перевод, фрагмент)

Одна и вершин американской и мировой поэзии. Тревожное размышление о тяжести фатума, судьбы. Ни одно художественное произведение не переводилось на русский язык так часто, как «Ворон», только «официальных» переводов более двух десятков. И это без учёта многочисленных сетевых переводов, пародий (в том числе А. Вознесенского и И. Иртеньева) и стихотворений, созданных «по мотивам». Хрестоматийными считаются переводы Бальмонта, Брюсова и Мережковского. А есть ещё переводы С. Андреевского (самый первый перевод 1878 г.), М. Зенкевича, В. Бетаки, А. Грибанова, В. Жаботинского...

Рассказ не только интересен сам по себе, но и входит во всемирный «золотой фонд» как один из главных прародителей всей современной приключенческой литературы. Р. Л. Стивенсон откровенно признавался, что на «Остров сокровищ» его вдохновил рассказ Эдгара По; под влиянием «Золотого жука» и рассказов о Дюпене возникли книги о Шерлоке Холмсе Конан Дойля (рассказ «Пляшущие человечки» — это вообще явный реверанс в сторону «Золотого жука»). Конечно, метод частотного анализа, который используется в рассказе для расшифровки текста, известен ещё с 9 века, а лет за 20 до «Золотого жука» использовался Шампольоном для разгадки секрета египетских иероглифов; но именно По силой своего таланта сделал дешифровку — скучноватое казалось бы занятие — главной изюминкой увлекательного приключенческого рассказа. «Золотой жук» спровоцировал всемирный рост интереса к головоломкам и криптографии. Ещё одна отличительная особенность произведения — метод «ложного акцента»

Страна придуманных чудес

И приключений,

Здесь полон кладов каждый лес.

Из увлечений

Здесь — дедуктивный

Иль другой подобный метод.

и каждый третий здесь Легран,

Дюпен иль Шерлок!

© Вертер де Гёте

Я изрублен на кусочки,

Ну и что, теперь возможно

Заменить мозги и почки

И покрыться новой кожей.

Я пожил уже немало,

Что бы точно убедиться —

Только сердце из титана

Не болит и не боится.

Дайте мозг из силикона —

В нём не будет мыслей лишних

Буду чистым, как икона,

Буду счастлив в жизни личной.

Заменю глаза и уши

На локаторы и фары.

И пластмассовую душу

Я поставлю вместо старой

© Вертер де Гёте

Возможно, для современников По финал оказывался неожиданным, но нынешний читатель вполне может расшифровать интригу произведения уже в самом его начале. Основная же мысль рассказа вполне ясна — за ироничным тоном видна печаль автора-романтика о подмене истинного искусственным, фальшивым и о нравах общества, где фальшь не только вызывает уважение, но и является товаром.

Отличный сатирический рассказ. Считается, что в этом произведении По высмеял американского президента Марина Ван Бюрена (голландца по происхождению), а город Школькофремен (в оригинале Вондервоттеймиттисс) — пародия на Нью-Йорк, основанный голландцами. Впрочем, это не мешает увидеть в рассказе в первую очередь едкую сатиру на образ жизни обывателя, косность мышления и трусливый консерватизм. Абсурдистское описание облика города и быта его обитателей просто великолепно!

Вопреки мнению, установившемуся об Эдгаре Аллане По как об авторе преимущественно мрачных, бесконечно трагических произведений, юмористических и сатирических рассказов у него лишь немногим меньше. «Очки» — забавный «амурный» анекдот с моралью, история довольно симпатичная, но предсказуемая и слишком гротескная, чтобы быть достоверной, что впрочем не мешает и многим современным создателям книг и фильмов успешно обыгрывать подобные ситуации.

P.S. Несмотря на французские имена героев, действие в рассказе происходит всё-таки в Америке и лаборанты, указавшие в классификаторе «Европу» ошиблись.

Первый опубликованный рассказ По. Влияние немецких романтиков на молодого писателя очевидно, мы наблюдаем полнейший набор штампов «романтической готики»: рыцарские замки, соперничество древних родов, таинственное проклятие, да и действие происходит в популярной для готических историй Центральной Европе. В этом раннем рассказе ещё не полностью раскрывается самобытная манера того По, о котором Достоевский сказал «он вполне американец, даже в самых фантастических своих произведениях». Рассказ несколько простоват, но всё же неплох. В общем и целом — «готичненько». Существует версия, что в рассказе Эдгар По зашифровал свой конфликт с отчимом.

Позднее по замыслу автора рассказ должен был войти в состав неоконченного «Фолио-клуба», как история, рассказанная одним из героев.

Страх перед возможностью быть похороненным заживо, в состоянии летаргии, известен людям издревле: поговаривают, что ещё в Древнем Риме существовал обычай для проверки громко трубить в трубы возле умершего. Но в 18 (и особенно в 19) веке боязнь преждевременного захоронения (тафофобия) приобрела характер чуть ли не массовой истерии, о чём и свидетельствует рассказ: именно в то время патентовались и производились многочисленные «приспособления для сигнализации о воскресении покойников» и «безопасные гробы», принимались меры предосторожности подобные тем, что принимает герой рассказа. Панически боялись быть заживо похороненными Гоголь, Уилки Коллинз, Альфред Нобель... да, вероятно, и сам Эдгар По — слишком уж подробно он описывает ощущения больного тафофобией. Рассказ можно разделить на две части, первая — это эссе, в котором автор вспоминает известные ему случаи «мнимой смерти», наконец во второй части идёт речь о страшной истории, приключившейся с рассказчиком.

Один из лучших рассказов Эдгара По.

P.S. От своей бабушки я слышал историю, как у них в глухой деревне в 20-х гг. прошлого века чуть не похоронили соседку, заснувшую летаргическим сном. Слова самой «мнимой покойницы»: «Я очнулась, слышу, что меня отпевают, а пошевелиться не могу, наконец собралась с силами и села в гробу». Можно представить, какая паника разразилась в церкви.

Я Вас приветствую опять

В красивой сказке,

Она залезет под кровать

В кровавой маске.

Она откроет Вашу дверь,

Пугая скрипом;

Она опасная, как зверь,

Схвативший бритву.

Протянет руку Вам она

В кровавых струпьях,

Весьма волшебная страна

Красивых трупов.

Но если станет не смешно —

Заприте двери.

Увидит в сказке каждый то,

Во что поверит.

© Вертер де Гёте

Рассказ был впервые прочитан в очень юном (особенно для таких историй) возрасте, и произвёл сильное впечатление; помню, как руки хотелось вымыть после книги: настолько ярко описана кровавая чума, что казалось, она может передаться с книжных страниц. Позднее перечитывал не один раз — превосходная аллегорическая история о неотвратимости рока и высшего наказания (это вообще конёк Эдгара По). Интерес к произведению также возрос после просмотра классической британской экранизации 1964 года с Винсентом Прайсом, впрочем, в фильме был введён дополнительный интересный мотив — мотив смерти-освободительницы, святости смерти.

В 1833 году Эдгар По задумал сборник рассказов «Фолио-клуб» о клубе джентльменов, которые собираются время от времени, чтобы выпить, хорошо закусить и рассказать придуманные ими истории. В смысле качества историй есть недурной стимул: автор худшей оплачивает вечеринки, победитель же становится на время Председателем. К сожалению, сборник так и не вышел. В первом рассказе цикла после небольшого вступления и знакомства с членами клуба историю рассказывает мистер Щелк, причём история мистера Щелка — ничто иное, как уже опубликованный ранее рассказ По «Метценгерштейн» (самый первый опубликованный рассказ автора, кстати). По сути дела, рассказ «Фолио-клуб» — фрагмент незаконченного произведения, не представляющий в существующем виде особой ценности, так как «Метценгерштейн» — рассказ абсолютно самостоятельный.

P.S. Судя по разгневанному тону, худшую историю в итоге рассказал персонаж, от лица которого ведётся повествование.

От высшего не скрыться рока —

Я говорю начистоту —

Детали моего порока

Известны Чёрному коту.

Запомни же, читатель, фразу,

Что, без сомнения, верна:

«Я знаю, совесть одноглаза

И, как душа моя, черна».

© Вертер де Гёте

Мотив неизбежной высшей кары для преступника — один из наиболее популярных у Эдгара По. Особенно занимало писателя не собственно наказание, а обличение преступления, принимающее порой особенно изощрённые формы. Интересно, что и совершение преступлений и их обличение (преступник у По чаще всего невольно выдаёт себя сам) автор приписывает якобы существующему в каждом человеке чувству противоречия, которое и подталкивает на неожиданные поступки. В рассказе присутствуют жестокие сцены, но никакого смакования жестокости я не увидел. Конечно, жестокость по отношению к животным всегда отвратительна, но особенно отвратительна она тем, что с неё и начинается жестокость по отношению к людям.

В ночи, как и в душе, черно.

Не слышно крика.

Жизнь — просто мутное пятно.

Лишь Береника....

Она одна — как солнца луч,

Где мрак так жуток.

Её присутствие как ключ,

Хранит рассудок.

Между безумием и сном,

Мечтой и явью

Брожу я юным стариком,

Эстетом-рванью.

Хотя бы раз ещё припасть

К родному лику.

Моя единственная страсть.

О, Береника!

© Вертер де Гёте

Рассказ «Береника» — мой фаворит среди «страшных историй По. Пожалуй, квинтэссенция мистической части творчества писателя. Традиционные для По мотивы и образы (влюблённые друг в друга родственники, больные душой и телом; навязчивые идеи,

Вероятно, это самый знаменитый из всех «страшных» рассказов По — безоговорочная классика «чёрного романтизма», постоянный участник тематических антологий. Рассказ отличный, хотя, на мой взгляд, у По есть и более сильные истории. А здесь впечатление от рассказа немного портят слишком уж «театральные» эффекты. Главный плюс произведения — конечно, атмосфера, эмоциональный фон. Упоминать о великолепной переданной в рассказах Эдгара По атмосфере — уже просто mauvais ton, слишком это очевидно. Но не могу удержаться, ибо атмосфера и эмоции таки да, великолепны! Высшая степень мастерства: все мысли, тревоги, ожидания героев явственно ощутимы, все шорохи и скрипы слышны, а тени и полумрак окутывают читателя.

Начало рассказа — как это частенько бывает у По — представляет из себя лирическое отступление: очерк о неброской красоте природы «нетуристических», укромных уголков Северной Америки, проникнутый огромной любовью к родному краю, немного нудноватый. Собственно Лось — сильнейший аллегорический образ уходящей, покорённой Дикой Природы — появляется лишь в заключительной части произведения, но оставляет яркое впечатление. Думаю, читателю XXI века тревога автора и печаль по поводу исчезновения девственной природы намного более близки и понятны, чем его современникам.

Я согласен с обстоятельным отзывом уважаемого Knig`и: эта сатирическая миниатюра, совершенно очаровательная по своему замыслу («не вынесла душа эстета»), во многом проигрывает из-за не слишком удачной реализации; более того — современному читателю она может показаться и малопонятной, особенно читателю плохо знакомому с литературой эпохи романтизма. В этом «вина» как автора, выбравшего для повествования несколько сумбурный стиль и наполнившего произведение французским фразами и обыгрывающего подзабытые литературные штампы своего времени, так и современного читателя, привыкшего к несколько другим ритмам и с иностранными языками (за исключением английского) в целом незнакомого.

«Мёртвые идут» — единственное пока переведённое на русский язык произведение Роберта Эйкмана и самый, пожалуй, известный из его рассказов. Рассказ неоднократно включался в различные антологии ужасов и мистики, вошёл он и в знаменитую антологию Р. Даля «Рассказы о приведениях», и стал, на мой взгляд, самой яркой историей книги. По всем законам жанра муж с женой решают провести медовый месяц в английской глуши, выбрав для этого максимально неподходящее место и время. И, естественно, странные и страшные события не заставляют себя долго ждать. Автор ловко нагнетает атмосферу: озадаченность и недоумение героев и читателя последовательно сменяется тревожным ожиданием, пугающим предчувствием и откровенным страхом, приближаясь к нестандартной развязке.

«Не коси меня косой, Не втыкай в ладонь гвоздь...» © БГ

Сразу обратим внимание на дату публикации — 1943 год. Разгар самой страшной в истории человечества войны, когда гибли миллионы людей (в том числе и совсем молодых). Отсюда и тема рассказа. Не составляет особого труда сразу же догадаться, в чём состоит назначение косы, доставшейся главному герою. Но написан рассказ на удивление зрело для 23-х летнего писателя, с глубокой мудростью. Не умозрительными философскими рассуждениями, а именно житейской мудростью, которая бывает только у человека, сталкивавшегося со смертью близких и с тревогой за их судьбу.

«12 И все тело их, и спина их, и руки их, и крылья их, и колеса кругом были полны очей, все четыре колеса их.

13 К колесам сим, как я слышал, сказано было: «галгал».

14 И у каждого из животных четыре лица: первое лице — лице херувимово, второе лице — лице человеческое, третье лице львиное и четвертое лице орлиное.»

(Книга Иезекииля, гл. 10).

Фантастичен и неопределён загадочный «галгал» из ветхозаветной Книги Иезекииля и необычен взгляд Валерия Вотрина на библейские сюжеты. Робкие, примитно-бытовые поначалу мысли пророка становятся всё более чёткими с ростом ЧСВ (чувства собственной важности): вы просто радуетесь жизни и «не вздыхаете о всяких мерзостях»? Тогда мы идём к вам! И даже ироничный стиль не скрывает тревоги. А концовочка-то, концовочка-то какова — натуральный Хлестаков. Ну вы помните: «...что, брат Пушкин?»- Да так, брат, отвечает бывало: «так как-то все...»

Гениальный рассказ, приёмы из которого до сих пор успешно используются в литературе и кинематографе. Мало кому в своём творчестве удалось настолько ярко, искренне описать жизнь солдат, как это удавалось Киплингу; писатель подметил, что страшнее любого врага для «человека с ружьём» могут быть скука и однообразие, постепенно, но неуклонно изматывающие нервы до предела, приводящие сначала к издевательствам над сослуживцами, а в конечном счёте — к безумию и ярости.

Блистательная сатира на все социальные отношения, на всю человеческую природу. А природа человека, как и всякого живого существа — суть лень. Да-да, та самая, что родилась вперёд нас всех и, наверно, всякий живой организм, не понукаемый инстинктом и потребностями, всегда предпочтёт лишний раз сохранить энергию, чем заняться работой. :wink: И если бы людям не хотелось время от времени кушать, мы вели бы такую же бессмысленно-блаженную жизнь , как «неедяки». Однако, ещё Козьма наш Прутков заявил: «Три вещи, единожды начавши, трудно закончить: беседу с вернувшимся издалека другом, вкусный обед и чесать, где чешется»...

Короткий рассказ, который стоит толстого учебника социологии, поскольку объясняет всё просто и правильно:

Великолепный рассказ. Пожалуй, в антологии «999» он уступает только рассказу Геймана — и это не смотря на присутствие в книге таких прославленных писателей как Кинг, Диш, Блэтти, Морелл, Пауэрс... Главным орудием против страха всегда был смех, а вот когда смешное превращается в кошмар — вот тут страшно по-настоящему. «Один из самых удивительных и необычных Апокалипсисов, когда-либо встречавшихся мне в литературе» © Kuntc . Удивительна атмосфера почти безмятежной обречённости, с которой гибнет мир. Но главное — прозрачная как слеза основная идея рассказа — без любви ничто не имеет смысла и не нужна даже целая вселенная.

Если вы полагаете, что основоположником русской литературы абсурда был Хармс сотоварищи и именно Хармс начал первым писать забавные псевдоисторические анекдотцы из жизни всяких «исторических лиц», то вы сильно заблуждаетесь. Козьма Прутков? Уже ближе, но прочитайте вот это маленькое произведение одного из создателей Пруткова А. К. Толстого, написанное в молодости, когда о создании фиктивного писателя-псевдографомана Козьмы ещё никто и не помышлял. Это же Хармс чистейшей воды! Даже стиль изложения и некоторые приёмы схожи. Вот где корни «Случаев» и «Анекдотов из жизни Пушкина». А написан рассказик в 30-х годах XIX века, задолго до Эдварда Лира и Льюиса Кэррола. Так что Россия не только «родина слонов», но и литературного нонсенса. Толстой произведение не публиковал, считал за пустячок и напечатали его почти через столетие после написания — в 1925 году. Большого литературного таланта был Алексей Константинович (да и с чувством юмора у него всё в большом порядке было), чего только не напридумывал — одну из первых в Европе историй о вампирах, один из первых образцов нонсенса... А рассказик почитайте, стоит того.

«Ну что вы думаете, ведь Вашингтон не всегда же был президентом...»

Замечательный тургеневский рассказ о собаке, к сожалению, гораздо менее известный, чем, прости Господи, приснопамятная история о «Му-Му». «Собака» — это мистика. Не «классическая» — с демонами высших рангов, сонмом приведений и родовым проклятьем, это мистика бытовая, связанная с теми странными и необъяснимыми явлениями, которые порой вторгаются в жизнь обычного человека, и становятся темой стариковских пересудов и страшных сказок подростков. Участники подобный происшествий, как правило, делятся воспоминаниями о них «в кругу друзей у камелька» — что, в общем-то, и происходит в рассказе. Простая, но мастерски написанная история о роли сверхъестественного в жизни человека и собачьей преданности; в совсем коротеньком рассказике отлично прописаны детали, характеры. Как говорится: в лучших традициях русской классической прозы. Хотя современники рассказ Тургенева не поняли и не приняли — именно из-за мистической составляющей.

Собственно, «Филин и Киска» (The Owl And the Pussycat) — это название знаменитого стихотворения Эдварда Лира, одного из основоположников мировой литературы абсурда. Выбрав одноимённое название, Диш не только связывает произведение со стихотворением великого «путаника» и абсурдиста (у Лира Филин и Киска также хотели пожениться и искали обручальное кольцо), но и сразу намекает читателям, что с рассказом всё не так уж просто; и точно — «в действительности там всё совсем не так, как на самом деле» (как сказал бы Ежи Лец). Двойное (а то и тройное) дно произведения раскрывается только в самом конце замысловатой истории. А поначалу... поначалу всё немного непонятно, но будем терпеливы — всё-таки вдохновил на неё Диша великий «перепутаник» Эдвард Лир. Рассказ не отличается динамикой, остротой сюжета, он берёт другим: тонкой, щемящей психологичностью и какой-то совершенно фантастической возможностью увидеть окружающий мир глазами того, кто видит его абсолютно, кардинально по-иному. Ко всему прочему это ещё и детектив (хотя вы поймёте это не сразу), да ещё и один из самых странных образчиков жанра!

Ставлю рассказу очень хорошую оценку, которая могла бы быть ещё выше, но «вязкое», неторопливое, сложное для понимания начало — не совсем мне понравилось, хотя этот минус одновременно является и плюсом произведения — заворожив, запутав читателей, Диш предлагает им шокирующую развязку.

Силайский плод — не плод Эдема,

И здесь соблазн в особом роде;

О, Власть, как вечна эта тема,

И как близка людской природе.

© Вертер де Гёте

Удивительно смелое для своего времени произведение. Вячеслав Назаров — из тех самых «шестидесятников», которым довелось глотнуть обманного воздуха хрущёвской «оттепели». И как у многих «шестидесятников», в творчестве Назарова причудливо уживалась романтика комсомольских строек и трудные размышления о стране, где «убили слово» (поэма «Атлантида») и неопубликованное полу-крамольное «Мне приснилось сегодня, что Сталин воскрес...». И не меньшей крамолой было писать в середине семидесятых о планете, укрывшейся от всего мира за «железным занавесом» (в буквальном смысле); о студенте-недоучке, волей случая ставшем кровавым диктатором-параноиком, «Великим Кормчим» и получившим всенародную любовь и «одобрямс». Показательно, что при жизни автора ни одно издательство так и не решилось опубликовать повесть. Этот хороший социальный памфлет до сих пор не потерял остроты, ведь тема Власти — вечна. Произведение могло бы быть значительно сильнее, как уже отмечалось, но автору не удалось полностью раскрыть потенциал повести: всё, что связано с диктатором Оксигеном Ашем, всякие антиутопические и социальные «фишки» — всё это превосходно, но детективно-приключенческая линия немного сумбурна и наивна, а особенно разочаровывает невнятный главный герой, похоже, автор так и смог определиться в своём отношении к этому персонажу, свехположительному парню из «светлого будущего». О чём-то Назарову не удалось сказать по цензурным соображениям. Но несмотря на эти недочёты, повесть, бесспорно, заслуживает внимания.

Пожалуй, самое известное из фантастических произведений Тургенева. К большим литературным удачам великого нашего прозаика эту историю отнести нельзя, но она, несомненно, представляет интерес. Хотя бы потому, что это один из первых русских рассказов на вампирическую тему. В 1841 был опубликован «Упырь» А. К. Толстого и больше до появления «Призраков» ничего такого я и не припомню. Мистические события в рассказе нельзя однозначно толковать как «вампирскую историю»: Тургенев обрисовал всё лишь косвенно, полунамёками, да вскользь обронённым словом «вампир», но атмосфера, стиль, детали произведения — в духе настоящей вампирской классики.

«Зомби играет на трубе — мы танцуем свои танцы.

Но, видит Бог: скоро он отряхнет прах с ног,

Плюнет в небо и уйдет, оставив нам свои сны ...» © «Крематорий»

Разве для шоу-бизнеса может быть что-то привлекательнее мёртвый звезды? Леннон, Пресли, Цой, даже Моцарт — какие замечательные бренды. Управлять творчеством мёртвого человека — есть в этом что-то от управления зомби. Но ещё интереснее заставить талантливого покойника вкалывать и после смерти. Заставить мертвеца добросовестно выполнять привычную работу — для науки будущего не проблема. Вот только способен ли мёртвый по-настоящему творить? В чём настоящая суть музыки: в безупречной технике исполнения или искренности чувств?

Нежить, живые мертвецы, зомби... Именно этим странным существам, застрявшим на границе между жизнью и смертью и посвящена антология. Совершенно не похожие на утончённых вампиров или столь же романтических призраков, ожившие мертвецы — это своего рода панки инфернального мира: их не волнует свой внешний вид, им не нужна особая одежда или ещё какие-то атрибуты, они неприхотливы и естественны в поведении, как самые настоящие гниющие трупы. Да и вообще, ожившим мертвецам, как правило, всё по-фигу. Кроме крови и плоти живых. Когда только появился панк-рок, кто-то из критиков заметил, что в отличие от многих рок-музыкантов панков «никогда не скучно смотреть и слушать». Возможно, в этом одна из причин популярности произведений о зомби: да, они (и зомби и произведения о них) порой могут быть глупы, неповоротливы, наивны, нелепы, но почти никогда не скучны, один из рассказов антологии так и называется «С зомби веселее». К тому же, чего люди бояться больше всего? Есть основания полагать, что смерти. Хотя древнегреческие философы хорохорились, мол «я жив — смерти нет, смерть придёт, меня не будет». Но зомби — это пугающий символ возможного пересечения жизни и смерти. Символ потери души, сознания, чувств, то есть всего, что составляет личность в духовно-ментальном смысле. В конечном счёте, можно рассматривать ожившего мертвеца как философскую победу плотского (в самом одиозном значении слова) над небесным; воскресение, после которого человек теряет всё, что имел, приобретая лишь жажду крови и гниение заживо — это прямая противоположность возвышающему Воскресению в христианстве, других религиях или в народных сказках (оживление героя с помощью живой воды, после которого он становится только сильнее).

Что касается состава антологии, то некоторым минусом является то, что некоторые произведения уже не раз издавались прежде, а про отдельные рассказы можно даже сказать, что они очень неплохо знакомы русскому читателю. И всё же подборка хороша. Радует невероятное, фантастическое разнообразие как по разновидностям описываемых живых мертвецов (классические гаитянские и классические «киношные» зомби; мертвецы, используемые как рабочая сила; мертвецы думающие, говорящие, играющие на музыкальных инструментах; восставшие из могил и превратившиеся в зомби из-за неизвестных вирусов; мертвецы — священники, гладиаторы, проститутки, фотомодели, дети и старики; а также какие-то совершенно невероятные виды мертвецов) , так и по диапазону затронутых тем (любовь и мертвецы, мертвецы и право голоса, мертвецы и вера, мертвецы и образование). Очень хороший сборник, хотя и уступающий (на мой взгляд) тем же «азбучным» «Вампирам» и «Волшебникам».

Из рассказов особо отмечу «Прерию» Эвенсона, рассказы Джо Хилла, Симмонса, Швайцера, Мартина, Кастро, Эдельмана и совместную работу Сильверберга с Эллисоном.

Потрясающие кошмарные фантазии автора, представленные в виде дневника испанского конкистадора XVI века, добравшегося вместе со своей бандой до прерий Северной Америки. Лаконичность, хладнокровие записей и нарочито поверхностные, краткие описания производят очень сильное впечатление. Историческая правда отсутствует полностью. Превосходный коротенький рассказ, дающий сто очков вперёд многим толстым романам. Произведение, которое попадает в мою личную номинацию «самый кошмарный мир».

Выборы-выборы... Хотя при этих словах русскому человеку приходит на ум не то, что американцу, но интрига политических «избирательных» триллеров (как литературного жанра) теперь тоже вполне понятна. Бейли ввёл в свой рассказ о предвыборной компании оживших мертвецов: а что они не люди, что ли? Не будем лишать их свободы волеизъявления. С другой стороны: чем человеческая толпа так уж сильно отличается от толпы мертвецов? Живыми вполне можно управлять как зомби — с помощью телевизионных роликов, чёрного «пиара» или сомнительной рекламы. Всё же зомби здесь, скорее, аллегорические фигуры, а на первом плане — внутренний мир главного героя и его возвращение к жизни из «могилы» большой политики, поиски правды, ведь замалчивание истины в конечном счёте всегда возвращается бумерангом — что в личной жизни, что в политике. Крепко сработанное социально-психологическое произведение.

Просто развёрнутый анекдот о блондинке. Блондинке-зомби. Как сказал поэт: «Да, она не Нефертити, но зато какие тити!». А на умственных способностях барышни изменение физического состояния не сказалось: как была интеллектуальной блондинкой, так ей и осталась. Вещица легкомысленная, забавная. Ничего особенно плохого о рассказе сказать не могу, особенно хорошего, впрочем, тоже. Пустячок. Но приятный.

А мне рассказ понравился: неплохой стёб на извечную тему «двоё друзей в борьбе за девушку». Естественно, в зомби-антураже. Ну, «голивудщина», ну, «армия мертвецов»... Ну, миленько ведь. Небольшая доза старого-доброго/злого трэша никогда не повредит. Вот как-то так... :shuffle: Дурной вкус? У меня?! ... А если серьёзно, то рассказ немного простоват, но симпатичен, да и концовочка ничего-так. Главное, опять-таки необычный взгляд — главный герой рассказа ... зомби. Чувствуется, что автор изрядно в детстве насмотрелся фильмов о живых мертвецах и «оторвался по-полной». Проза очень многих молодых хоррор-авторов слишком уж кинематографична, но если автор это сам понимает, то это по крайней мере уже неплохо.

Оказывается, в одной отдельно взятой стране может наступить не только коммунизм, но и зомбипокалипсис, что и случилось с Индией в рассказе Брайт (нашествие зомби, а не коммунизм). Впрочем появление живых мертвецов особенно никого не удивило и не слишком изменило привычный ход жизни: что раньше по улицам бродили гниющие заживо прокажённые, что теперь — такие же гниющие зомби; та же грязь и вонь, а жертвами кровожадных, но неповоротливых мертвецов становятся в основном дети, старики или совсем уж неосторожные люди, так что жить (точнее существовать) можно как и раньше. А какого-нибудь слишком надоедливого покойника можно просто хорошенько излупцевать (совсем как у Хармса). Вот такую Индию показывает нам Поппи Брайт.

«Индия — это сердце мира», — говорили мистики прошлого; «Калькутта — это вагина Земли», — простодушно заявляет героиня рассказа: — «источник самых немыслимых наслаждений и рассадник всей мыслимой заразы».

Красивая история-зарисовка, порочной и тлетворной красотой красивая. И атмосферой огромного человеческого муравейника, понятной любому жителю мегаполиса, атмосферой толпы, в которой давно уже не имеет разницы кто жив, а кто мёртв.

Вот что значит — нетривиальный подход к теме! Нарушая надоевшие шаблоны произведений о зомби («мы бежим и прячемся — они ищут и нападают»), Кастро пытается взглянуть на ситуацию совершенно под другим углом: а нельзя ли скрыться от зомби замаскировавшись под одного из них, стать «шпионом» среди мертвецов? Благодаря такое свежему взгляду, описательное, «статичное» повествование не только читается с интересом, но даже приобретает философскую глубину.

Спасибо антологии «Нежить» — я познакомился ещё с одним писателем, до которого вряд ли бы добрался в ближайшее время, со знаменитой Лорел Гамильтон. Не поверите, я доволен. Рассказ оказался не так плох, как я ожидал, то есть он, конечно, плохенький, но я ждал вообще чего-то из разряда самых ужасных ужасов (в плохом смысле слова «ужас»). Саму идею с профессиональным оживлением трупов я оценил — начало довольно интригующее, но исполнение идеи... Непомерно высокая доля диалогов (что само по себе уже подозрительно — часто автор таким образом камуфлирует нехватку словарного запаса, неумение выстроить сюжет, да и откровенную лень), диалогов изрядно фальшивых, как фальшиво и поведение героев (включая зомби). Логика, которой руководствовались в поступках все участники сего действа (включая зомби и автора) осталась для меня темна как «вода во облацех». Неуместная сентиментальность вкупе с претензиями на «красивость» приводят к ожидаемой невнятной концовке. И остаётся только недоумение: «Для чего всё это было нужно?»

Отличный рассказ о любви и чувстве долга в условиях зомбипокалипсиса — когда весь мир летит к чёрту, придаёт сил только добросовестное выполнение любимых, привычных дел. Да уверенность... нет, хрупкая надежда, что твой труд нужен кому-то ещё. Делай то, что должен и ... будь, что будет — таков девиз настоящих рыцарей. Даже если этот рыцарь — немолодая уже училка, а те, кого она защищает — кровожадные, опасные для неё самой, чудовища.

В главном Симмонсу я верю: тому, кто столько лет учил маленьких детей, уже не страшны никакие монстры)).

Роман Мерлин (Мерлин — не имя и не прозвище, а фамилия, но тоже вполне говорящая), скрывавшийся энное количество лет в сибирской тайге (правда, не в хижине отшельника, а в элитном коттедже со всеми удобствами, но без радио и интернета) возвращается в лоно цивилизации. А в мире-то за время его отсутствие произошли такие перемены, что «мало не покажется» и все бредят каким-то Химэем! Однако, оправившись от первоначального шока, Роман (а с ним и читатели) понимает, что на самом-то деле ничего не изменилось, словно и не уходил никуда, а творится вокруг то же, что и творилось всегда — очередное нагибалово. Человек ведь так интересно устроен, что готов поверить в любое светлое будущее, лишь бы его преподнесли на блюдечке с голубой каёмочкой. Пусть это сделает кто угодно — очередной пророк, батюшка-царь, революционер с грандиозными идеями или дяденька-миллиардер с тугой мошной... , лишь бы самим ничего не делать. А уж сколько раз твердили миру «На Бога надейся, а сам не плошай» и «Умирать собирайся, а пшеницу сей». Райская машина, она не в книге, а у нас в головах и пока мы это не поймём, пока не научимся своей головой думать, нас «химэют» и будут «химэть». Химэй не близится, он давно уже здесь! Чувствуется, что у автора наболело, с такой злой и тревожной иронией описывает он весь этот карнавал бреда, в котором находится Мерлин, а фактически — и мы с вами. Гротеск, присутствующий в романе, только усиливает атмосферу всеобщей тревоги и растерянности. Вместо с тем книга можно назвать смешной, вот только смех этот горький, сквозь слёзы, как в сатирах Гоголя и Салтыкова-Щедрина, традиции которых прямо продолжает «Райская машина».

Итог: один из лучших за последнее время образцов социальной фантастики, искренняя, очень эмоциональная антиутопия, книга уже не предостерегающая, но бьющая тревогу, кричащая во весь голос. Несомненный успех автора.

Я — варвар. Пьяный и небритый,

Пусть даже не раскосы очи —

Я правнук скифов, гуннов, бриттов,

А также очень многих прочих.

Мой дом — леса, поля и горы,

Везде хозяин, а не гость;

И только этот душный город

Противен, словно в горле кость.

© Вертер де Гёте

Этимологию слова «варвар» нам всем раскрыли ещё в четвёртом классе — так гордые эллины называли тех, кто говорил на чужом, непонятном языке, а все иностранные языки казались древним грекам набором грубых звуков, бормотанием «вар-вар». То есть, по сути дела, таким словом греки обозначали любого чужака. Порядочные шовинисты были эти греки. Говорят, каждый день благодарили своих богов, что те позволили им появится на свет свободным человеком, а не рабом, мужчиной, а не женщиной, эллином, а не варваром. И слово «варвар» сразу получило негативную окраску , ибо любой чужак «по определению» был существом низшего сорта, грубым и опасным.

Именно с книги с многообещающим названием «В ожидании варваров» (самой, пожалуй, знаменитой книги автора, — а что мелочиться?! ) я и решил начать знакомство с писателем Кутзее. На обложке «ничтоже сумняшеся» красовалась ещё более многообещающая реклама: этот роман включён в список ста лучших романов всех времён! Смелое заявление. Ладно, — подумал я — посмотрим, что ты за Кутзее.

Суть происходящего на страницах романа понятна из аннотации и предыдущих отзывов: маленький провинциальный городишко на краю некой Империи оказывается вовлечён в войну с варварами, населяющими окраины этой самой Империи. Повествование ведётся от лица местного судьи, первого человека города. Скажу сразу: если вы ожидаете стремительного развития событий, искромётных приключений, батальных сцен, то оставьте эти надежды — вам предстоит погружение в неторопливый и мучительный самоанализ, философию взаимоотношений толпы и индивида, извечную дилему — противостояние долга и совести, и другие «кутзеизмы». Но как ни странно — роман завораживает. Необычна фигура главного героя, хотя симпатии читателя целиком на его стороне, это почти антигерой — слабый физически и духовно, неуверенный, снедаемый многочисленными сомнениями человек. Автор своего персонажа не щадит и подвергает его невероятным унижениям. Но даже униженный, растоптанный, откровенно жалкий, почти потерявший человеческий облик, он сохраняет свои нравственные идеалы. А разве это не высшая победа человеческого духа?! В этом смысле роман Кутзее кажется мне оптимистичным, несмотря на внешне депрессивную атмосферу.

Многие увидели в романе столкновение интеллигенции и тоталитаризма. Безусловно, эта тема в произведении проходит красной нитью, но, как любое талантливое произведение, роман Кутзее многомерен и многозначителен. Не хочется говорить о том, что и так на виду, более важным мне кажется заключённая в романе идея внутренней свободы, варвары — люди живущие вне Империи, в более широком смысле — вне системы, условностей «цивилизованного общества». Империя же порождает таких чудовищ в человеческом облике, как сотрудники Третьего отдела; или растерянных, не понимающих своих собственных желаний, скованных своей собственной «внутренней полицией» людей — таких, как главный герой.

А Империи всегда нужны внешние враги — иначе она пожрёт себя изнутри. Когда-то мне самому хотелось написать об этом книгу. Но, думаю, что Кутзее сделал это лучше.

Итог: отличный философский роман, уж не знаю: достоин ли он места в «сотне лучших романов всёх времён» (это всё-таки уровень вечной классики), но произведение очень достойное, с тонким пониманием психологии — личности, толпы и даже целой Империи.

А это уже Вадим Степанцов ©:

Были радостные звери мы —

Стали скользкие рептилии.

Я люблю тебя, Империя,

царство грязи и насилия.

Расфуфыренная, гадкая,

Видишь: как младенец, хнычу я,

Глядя на твое закатное,

Обречённое величие.

Подзаголовок рассказа — Tribute to Roger Zelazny. Но это не стилизация. Вещь выполнена не в манере, а скорее «в настроении» Великого Мастера: высокая печаль и одиночество. Чувства сопровождавшие Гэллинджера и Сэма Калкина, Джека и Корвина. Но как измерить одиночество того, кто по сути не имел собственной жизни и жил жизнями других... даже если они уже были не совсем живы. Ясно, что где-то «за кадром» происходят глобальные события, но одиночество лодочника сильнее и красноречивее множества слов, любых описаний, которые использовал бы менее опытный автор. Красивая... Очень красивая история.

Выросшая из книг Дика, Гибсона и иже с ними «продвинутая версия» загробной жизни как посмертного существования в виртуальной реальности из безумно-гениальной идеи превратилась уже в модную киберпанковскую фишку. Но Каганов не был бы Кагановым если бы просто погнался за модой: рассказ хоть и повествует о виртуальной реальности, но к киберпанку имеет такое же отношение как фильм «Газонокосильщик» к одноименному произведению Кинга. Идейно рассказ Каганова скорее близок философии нашумевшей в последнее время «Малой Глуши» Галиной. Ну и черты фирменного «жёсткого» кагановского стиля, естественно, присутствуют. Не знаю кому как, а мне было жутковато от мрачных картин мира, уходящего в иную реальность, мира целиком принявшего философию эскапизма. Вот что ещё вспомнилось: планета Шешинеру из» Путешествия Алисы» Кира Булычёва — там жители тоже рванули к лучшим моментам своей жизни и не нашли в себе сил вернуться, все мы помним к чему это привело...

Незабвенный Козьма Прутков, обладавший поразительным даром с самым глубокомысленным видом произносить банальности, которые становились перлами мудрости, ничтоже сумняшеся заявлял: «Первый шаг младенца есть первый шаг к его смерти», и «Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться». Вымышленный классик русской литературы как всегда «зрит в корень»: пока есть серьёзные основания полагать, что вряд ли кому-то из живущих удастся избежать встречи со Смертью. Естественно, всех интересует вопрос о том, что происходит в этот момент, в этой точке встречи Жизни и Смерти. Это только античные стоики были предельно прагматичны: мол, «я живу — Смерти нет, Смерть придёт — меня не будет»; большинство же людей размышляет о Цели своего жизненного пути с опаской и надеждой, и верой в Чудо. В этом отношении фантасты не слишком отличаются от обычных обывателей, но безграничная фантазия и писательская интуиция возможно помогут литераторам немного приподнять завесу Тайны...

Антология понравилась. Не стану причислять книгу к шедеврам «всем времён и народов», но подборка очень качественная, довольно ровная, концептуальная (и опять не откажу себе в удовольствии ввернуть модное словечко)), часть рассказов, правда, уже публиковалась раньше в других изданиях. Отдельно отмечу рассказ Олди «Посети меня в моём одиночестве...», рассказы Данихнова, Каганова, Саломатова, Бачило, Гаус, Трускиновской, Рыженковой.