Аркадий и Борис Стругацкие «Хищные вещи века»

«Хищные вещи века» относятся к условному «Предполуденному циклу». После прочтения повесть оставила давящие ощущения. Нет, она отнюдь не плоха, просто то, что описали Стругацкие в середине прошлого века, мы можем наблюдать сейчас воочию.

Разведчик Иван Жилин прибывает в небольшой южный городок. У него есть миссия – узнать больше о новом загадочном наркотике, обнаружить его источник и поставщиков. Жители города ведут себя очень странно: они равнодушны ко всему кроме достижения удовольствия и веселья. Перед нами общество потребления в его самой ужасной ипостаси. Вся жизнь этих людей посвящена праздным гуляниям, танцам, алкоголю и наркотикам. Весь город с наступлением темноты превращается в гигантский карнавал, буйство жизни. Однако не все жители согласны с обозначенным выше порядком вещей. Есть также представители общественных движений (грустецы и перши), террористы-радикалы (интели), олигархи, уничтожающие произведения искусства (меценаты). Каждый из них борется за свои убеждения и идеалы, которые на деле далеко не так благовидны, как кажется сначала. А ещё есть загадочные рыбари, предоставляющие экстремальный, а порой и смертельно опасный, отдых уставшим от переизбытка удовольствия потребителям.

Большую часть повести главный герой совершенно не понимает, что вокруг творится. Мирный городок и счастливые жители запросто притупляют внимание. Однако при более внимательном рассмотрении обнаруживаются пугающие вещи. Даже информатор, отправленный в этот город ранее, ведёт себя очень странно, а бывший боевой товарищ не выходит на связь. Пытаясь докопаться до истины, Иван то чуть не погибает от рук взбесившегося робота на аттракционе рыбарей, то случайно попадает на закрытый аукцион меценатов, откуда вынужден спасаться бегством. Однажды решив вечером просто прогуляться с девушкой-соседкой, главный герой сначала попадает под действие устройства, влияющего на психику (так называемую дрожку), а затем оказывается в центре теракта, подготовленного интелями. Одним словом скучать Ивану некогда. Сама картина молодёжи, танцующей в пьяном угаре под дрожку, напоминает мне современные ночные клубы.

В этом перенасыщенном удовольствиями обществе потребления появляется некий новый наркотик – слег. О нём все знают, но упоминать считается неприлично. Слег способен даровать полное отстранение от реального мира и абсолютное удовольствие. В иллюзорном мире, который создает слег, все потаённые желания становятся реальностью. Для человека слабого духом такой мир гораздо привлекательнее настоящего. В итоге подобный наркоман перестает есть, пить и в скором времени умирает. Казалось бы гений, создавший слег, должен быть настоящим чудовищем. Однако выводы, к которым приходит Жилин в конце расследования, гораздо страшнее. Этими выводами авторы ещё раз подчеркивают склонность подобного общества к саморазрушению. Такой расклад не может не удручать, так как тенденции к созданию типичного общества потребления мы видим сейчас вокруг.

Итог: Угнетающая повесть, которая страшна своими пророчествами. Возможно, полвека назад всё описанное Стругацкими казалось лишь фантазией, но вот сейчас это общество потребления окружает нас. Многим не нужны книги и образование, гораздо важнее обвешаться дорогими вещами или позалипать в Tiktok. Научно-популярные фильмы показывают только по специализированным каналам, а федеральные каналы забиты отупляющими ток-шоу. Всегда ли достаток равняется счастью? Есть о чём задуматься.

Меня с детства завораживали названия, которые Стругацкие давали своим произведениям — и с детства же разочаровывало их содержимое. Впрочем, после Беляева вся советская фантастика однажды показалась мне мёртвой, настолько всё уныло. Стругацкие десятилетиями мучительно её восстанавливали, но тут уже и сам мировой жанр утерял ту верновскую предвосхищающую романтику, в то время как для приложения социальной философии есть и более свежие миры.

Данная повесть примыкает к раннему творчеству Братьев. Типичный для советской литературы сеттинг — безымянная капиталистическая страна, в которой можно невозбранно дать волю своему антиутопическому зуду. И проблема типичная не только для советской, но и в целом для социальной/идейной фантастики: борьба хороших призраков с плохими реальными вещами. Главный герой аж два раза сетует на то, что местные люди скучно живут, хотя самый скучный герой этого произведения — он сам. Может, в «приквеле» он показан более адекватно (не читал или читал очень давно), но здесь — просто мутный, неприятный тип с крайне абстрактной моралью и чем-то вроде упримитивленного ПТСР. Если бы не вялая интрига по поводу тайного «дела», его можно было вообще принять за текст от автора и забыть, просто наблюдать за бессюжетной умилительной вознёй местных хомячков. Потому что у «хомячков» хотя бы есть мотивация в их поведении, у протагониста её даже не наблюдается: зачем ему вдова с дочерью, зачем он идёт сначала туда, а потом туда, зачем пьёт с этими, зачем говорит с этим так, а не эдак? Это хитрый план? Это что-то значило тогда? Это попытки обойти цензуру? Это что вообще? И всё это за вычетом совсем уж странных по современным меркам вещей, вроде угроз ремнём чужому ребёнку в чужой стране. Ну и финиш — тестирование слега. Серьёзно? Только представьте современного оперативника, задержавшего партию новейшего супергероина из Афганистана... и решившего ею закинуться... это уже не антиутопия, это комедия! Была бы, если бы эффект был чуть более материально прописан. А так — снова борьба абстрактного супердобра с абстрактным суперзлом (что в слеге принципиально плохого, так и не понял) на фоне вполне себе реального, милого, уютного раздолбайского общества. За него — плюс! За диалоги — тоже! За второстепенных героев! А вот пророческий потенциал — увы, слабо, уровень жреца карго-культа, который говорит, что однажды эти штуки взлетят — простите, АБС, ваш покорный Римайер уже на той стороне. Так что конец взывал злорадную улыбку: это страстное желание остаться в современный циничный век трактуется однозначно: слег подействовал, назад дороги нет.

Самый раздражающий меня вид антиутопий — это те, в которых читателя усердно заверяют, что жить хорошо — это плохо. Что наслаждаться жизнью и иметь тысячи возможностей для кайфа — это отвратительно и ужасно, не иметь забот — мерзко, а погружаться в мир фантазий — и вовсе за гранью добра и зла.

Но позвольте. Разве книги и прочие интеллектуальные увлечения не являются огромным наслаждением для лирического героя? И разве стал бы он ими увлекаться, если бы они ему не нравились? Как он сладострастно описывает печатные издания! Стало быть, и в основе его предпочтений лежит наслаждение. Он не понимает, как можно не любить книги, именно потому, что не понимает, как другие могут не кайфовать от такой чудесной вещи. И можно сколько угодно прикрываться словами об интеллектуальности и духовности. Книгочеями становятся только по одной причине — когда нереально тащатся от чтения. Вот и всё. И если ты очень хочешь, чтобы люди кайфовали с получения новых знаний, тебе придётся обеспечить им кайф. А это сложно в случае детей и почти невыполнимо в случае взрослых, не имеющих к этому наклонности. Что, если будет изобретен безопасный и действенный способ воздействия на мозг, который позволит кайфовать не только с «инстинктивных» наслаждений (у людей нет инстинктов, дорогие авторы), но и с интеллектуальной деятельности? Уверена, найдётся много зануд, которые бы ополчились на него просто потому, что люди должны страдать.

Кстати, интересующихся хочу отослать к работам Дэвида Пирса. Идеал этого философа и учёного — как раз такой мир, в котором люди имели бы тысячи возможностей для наслаждения, включая интеллектуальные. А вообще, можно просто отстать от людей и прекратить думать, что все обязаны интеллектуально развиваться. Не спешите вопить от ужаса — если подумать, эта крамольная мысль не так кошмарна, как кажется.

Что касается выдуманных миров, снов и грёз наяву, то разве не этим испокон веков занимались все писатели? Я думала, в этом и состоит мастерство литератора. Вот Стругацкие, например, создали очень кайфовый и эскапистский мир «Хищных вещей века». И не надо снова заливать про духовную и интеллектуальную ценность — уверена, дрожка расширяет сознание и раскрывает бездны смысла получше множества философских трактатов.

В конце концов, разве книги в конечном итоге учат не добру, эмпатии и гуманности? В описанном обществе с этим как бы и нет проблем, во всяком случае, их явно не больше, чем в нашем, так не переоцененён ли этот аспект? И намного ли высокомерные интеллектуалы добрее общей массы? По мне, так нет, по мне, они часто желчны, недоброжелательны и полны неиссякаемого презрения к «быдлу». А ещё они почти всегда предаются всем тем наслаждениям, которые так рьяно поносят, только не с радостью и любовью к людям, а с ненавистью и самоедством. Как говорится, если нет разницы, то зачем платить больше?

Мир, описанный в «Хищных вещах века», идеален. Серьёзно, он идеален. В нём вообще недостатков нет — кроме тех, что являются пережитками другого устройства общества. Это не «Дивный новый мир», в котором много плюсов, но много и минусов. У людей полно наслаждений на любой вкус, но при этом я совсем не могу назвать их духовно нищими, если под духовностью не понимать беспрестанный мазохизм. Та же дрожка открывает огромный простор для фантазии, раскрепощая воображение. С эмпатией у них тоже всё в порядке — многие не одобряют насилия и жестокости. У них есть представление о романтической любви, мало отличающееся от нашего, судя по сюжету популярного сериала. У них даже есть чёткое представление о грани, за которую нельзя выходить, судя по ужасу перед слегом. Да они даже здоровья не портят — та же дрожка, как многократно подчёркивается, абсолютно безвредна. Нарочно захочешь идеальное общество придумать — не придумаешь так круто, как сделали Стругацкие. Не в пример привлекательнее всех известных мне утопий.

Да, рассказ о мозге обезьянки был впечатляющим, но, как я поняла, это был отдельный ужасный эпизод, вообще никак не характеризующий общество. Скажем, преступленией в нём не меньше, чем в нашем, но зато основная масса в целом живёт несравненно лучше. Да и преступления — не следствие показанной системы, а, наоборот, пережиток прошлого. А ещё львиную их долю совершают те самые интеллигенты. Серьёзно, если читатель больше сочувствует тем, кто бросает газовые бомбы на дрожки, чем тем, кто страдает вследствие таких нападений, у него большие проблемы с эмпатией. От такого человека чего угодно ожидать можно, каких бы там добрых и умных книжек он ни читал, я бы от такого подальше держалась. «Если во имя идеала человеку приходиться делать подлости, то цена этому идеалу — дерьмо», да, Жилин?

Вопрос о том, что такое слег, остаётся для меня открытым. Возможно, под его влиянием большинство людей действительно испытывают и воплощают кошмарные и деструктивные желания. В таком случае я претензий к его демонизации не имею, но и характеризовать данное общество это никак не может, судя по всеобщему ужасу перед этой штукой. Если же слег «страшен» лишь глубиной погружения, яркостью ощущений и небывалой степенью наслаждения, то вынуждена с прискорбием признать, что главный герой — психопат, который очень не хочет, чтобы люди были счастливы.

Жилин, тебе просто нужно быть проще. И проще — в данном случае значит умнее, а не глупее.

Почему же я всё-таки ставлю 8? А за этот самый мир. Спасибо Стругацким, что без своего ведома создали такой прекрасный город, в котором мне так хотелось бы жить. Именно поэтому я взяла такой ник, именно поэтому хочу постоянно напоминать себе об этих авторах. Быть может, вселенная «Хищных вещей» — моя личная грёза на личной дрожке.

Итого: плюс 8 баллов за чудесную вселенную, минус два балла за брюзжащее занудство. Как видите, моё удовольствие было не так уж сильно омрачено бомбами мизантропии.

Если отбросить условности и принять, что «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Стажёры» и «Хищные вещи века» всё же представляют в совокупности единый Предполуденный цикл, то «Хищные вещи» явно становятся особняком. В первых трёх доминирующей темой является космос, можно сказать, что это гимн человеку-первооткрывателю, человеку, поднявшему взор к небесам, методом проб и ошибок осваивающему Солнечную систему, то здесь читатель вместе с главным героем Иваном Жилиным, так сказать, спускается на грешную землю. И «грешная земля» здесь явно уместный эпитет. Впервые тема мещанства (одна из центральных тем в творчестве АБС в целом) затронута и довольно широко развёрнута в «Стажёрах», однако там не было такого упора на вещизм, развлекаловки от безделья и бунты сытых. ХВВ же задаёт целый манифест (не побоюсь этого слова).

Если «Стажёров» можно отнести к переходному периоду, к поиску того главного, что станет для авторов путеводной звездой на долгие годы, то «Хищные вещи» — это, на мой взгляд, первое полноценно программное произведение АБС, начало «взрослых Стругацких».

В отзывах часто указывают на некоторую несуразность, нелогичность того факта, что бывшего космонавта Жилина ставят во главе чисто земного расследования — дознания в рамках деятельности планетарного Совета Безопасности. Признаться, я до недавнего времени тоже так считал. То есть, прочитав в юности повести по отдельности, не особо заострил на этом внимание, впоследствии же пришло ощущение некой натяжки, будто бы авторы «впихнули» Жилина в ХВВ ради соблюдения преемственности произведений внутри цикла. Однако сейчас, прочитав все четыре повести залпом в течение недели, я вдруг понял, что никакой нестыковки тут нет: на самом деле земные дела и работа на благо общества — это и есть изначальное призвание Жилина. Об этом прямым текстом сказано в нескольких фрагментах «Стажёров». Там же мы видим получение им навыков работы силовиком и безопасником. То есть, думается мне, что выбор космической стези для него было ошибкой незрелой молодости, попал он на «Тахмасиб» вовсе не повелению души, а по распределению. Чуть позже ошибку он эту осознал и «списался на Землю», где занялся тем, что было ему ближе. Благо, «космический опыт» — неплохая позиция в резюме соискателя на должность в Совете Безопасности.

Всеобщий достаток — цель или средство? — так ставят вопрос авторы в «Хищных вещах». И если АБС отвечают на вопрос однозначно, то в рамках современной парадигмы общественного развития проблема так и остаётся дискуссионной, а в последнее время общество потребления самим своим наименованием и вовсе склоняет стрелку в противоположную сторону. Накормить всех, а зачем? Остановиться на достигнутом, представив это целью, раем на земле, или идти к чему-то большему, подразумевая удовлетворение материальных потребностей лишь минимальным базисом для достижения гораздо большего и высшего? Не будем обращаться к текущему положению вещей — и без того всё понятно.

Мне всегда режет слух, когда говорят о пророчестве авторов литературных и иных произведений. Кстати, правильнее будет называть это прогнозом, но не в этом суть. У меня всегда возникает вопрос: а что же ценного было в этом предвидении? Какая практическая значимость в том или ином прогнозе, тем более что обычно к этому прибавляют что-то вроде «пророчество, которое так никто и не воспринял всерьёз». Однако сегодня, дочитав «Хищные вещи», освежив в памяти полузабытые постулаты, я вдруг поймал себя на одном интересном ощущении. Впервые прочитал эту книгу в юности, в период морального становления, впоследствии конкретику, разумеется, подзабыл. Но сейчас отчётливо осознаю, что именно эта книга преподала мне первый урок некоторых жизненных премудростей. Пренебрежение к мещанству, непринятие вещизма мне привила именно эта книга, хотя я и не отдавал себе в этом отчёта в последующие годы.

Тревожная концовка Предполуденного цикла. Утро Мира Полудня выдалось переменчивым. Мы видим, что тучи в то утро сгустились серым и свинцовым. Однако помним, что это — временная непогода. Совсем скоро грядёт солнечный Полдень, который окрасит всё вокруг в жизнерадостные и яркие тона.

Тяжёлая книжка. Муторно откровенно депрессивная. НО. Не вызывающая ни отчаяния, ни уныния, ни чего-либо иного из оной суицидальной комы. Хотя и особым конструктивизмом не отягощённая. Книжка — осознание. Неприглядных истин, не теряющих от оного осознания своей сути «основ Бытия». Увы и ах. И с Этим — тоже надо жить. Ибо это было до нас, это будет после нас, это — и есть Жизнь.

Шикарно, что на свете есть такие авторы, как Стругацкие. Просто — ШИКАРНО.

»...Спасать. Опять спасать. До каких же пор вас нужно будет спасать? Вы когда-нибудь научитесь спасать себя сами? Почему вы вечно слушаете попов, фашиствующих демагогов, дураков опиров? Почему вы не желаете утруждать свой мозг? Почему вы так не хотите думать? Как вы не можете понять, что мир огромен, сложен и увлекателен? Почему вам все просто и скучно?..». «...Когда-нибудь у меня не хватит больше сил и уверенности. Ведь я такой же, как вы! Только я хочу помогать вам, а вы не хотите помогать мне…».

Больше всего меня удивляет то, что детективными делами отправляется заниматься бывший космонавт. По-моему, всё-таки эта профессия предполагает некоторый отрыв от земных дел, некую воспарённость над ними. Детективом должен быть человек, который крепко стоит на земле, знает простых людей с их простыми незатейливыми радостями и никогда не поднимает голову, чтобы посмотреть на звёзды, но не потому, что он глупый и мелко мыслящий, а потому что он ежедневно имеет дело с человеческими пороками и проступками и у него душа устаёт.

Сама повесть написана в типично «стругацкой» манере — мир набросан крупными мазками, авторы, по-моему, боролись с внутренним желанием сделать что-то остросюжетное. По всей видимости, в их среде было укоренено мнение, что остросюжетность — это признак дешёвой литературы, легко находящий путь к читателю, хотя, по-моему, написать хороший остросюжетный роман — не менее трудно, чем написать что-то философское (иной раз можно нагнать любой мути под видом философии, а в случае остросюжетных романов нужно владеть ремеслом).

Строго говоря, не особо понятно, почему мир сплошных удовольствий — это плохо, во всяком случае, в повести это просто постулируется, каких-то конкретных примеров там не дано.

Повесть хорошая, если нравятся Стругацкие, но она оставляет ощущение того, что это можно рассказать всё увлекательнее.

Из всех миров Стругацких — самый близкий к нашей действительности. Всё же братья были не лишены дара провидцев.

Поставил бы 9, кабы не некоторые литературные недочёты. Первый — появление фашистского бронетранспортёра, выпотрошенного из неопубликованного рассказа «1937» с ожидаемым из названия временем действия. Причём был бы хоть эпизод с предающимися пиву интербригадовцами нужен… ну, скажем, как в «Жуке…» была нужна Надежда («Мёртвый мир») для нагнетания ужаса по поводу мощи и целей Странников.

Хорошо и выразительно написанная повесть. Понравились картины, которые рисуют авторы, атмосфера.

Всё. Кроме одного...

Трудно рассматривать эту повесть и всё, что в ней происходит от того времени, когда это писалось в 1965 году, накал Холодной войны — и тут резонно всплывает претензия к некоторому лицемерию, имеющему место быть в фабуле произведения, а именно то, что Страна Дураков с её распущенностью и глупостью — это аллегория на капиталистический Запад с его изобилием, развлечениями и свободой индивидуальности, а его альтернатива — мир нравственности с «другой педагогикой, прирученным атомом и активным изучением Космоса» — это намёк на СССР. Возможно, читая это произведение в 60-70-х я бы и верил в это охотно, но прочитав это сейчас, понимаю, что всё оказалось не совсем так.

Необычное произведение Стругацких, чем то даже напоминает Хаксли. Есть небольшой город, где люди живут бесконечными развлечениям; как следствие, население деградировало в плане культуры. Ситуацию усугубляет таинственный наркотик, который вызывает самые глубокие и вожделенные фантазии. И зараза распространяется очень быстро.

Главный герой — Иван Жилин (знакомый нам по предыдущих книгам предполуденного цикла) — решает расследовать распространение наркотика. Но по пути постоянно сталкивается с результатами упадка человеческой культуры — люди постоянно пьют, дерутся за мнимые ценности, да и вообще ведут тайную гражданскую войну. А всему виной некий слег, который на деле оказывается необычной деталькой для приёмника.

С первого взгляда кажется, что повесть одно большое предупреждение, ведь не секрет, что с развитием доступа к постоянным развлечениям, люди теряют себя. Впрочем, об этом говорил и Хаксли, но Стругацкие развили его до современного уровня. И приправили это опасностью наркотической зависимости. Что тут можно сказать — актуально как никогда.

А ещё нравится финальная идея рассказа — необычная, оригинальная, перекраивающая сюжет повести с ног на голову.

Увы, рассказ заканчивается жирным многоточием, но... и что? Главная мысль высказана, а большего и не надо.

НЕЗНАЙКА В СОЛНЕЧНОМ ГОРОДЕ

Многие из произведений АБС утратили актуальность, как расклешённые штаны и группа Fleetwood Mac. На первый план выходят совсем иные вещи. Одна из них – «Хищные вещи века».

ХВВ – это, между прочим, неонуар (особенно круто, что повесть создана за 10 лет до появления самого понятия)! Ни до, ни после Братья такого не писали. Повесть использует классические приёмы кинематографа «новой волны»: залитые солнцем панорамы и интерьер, неожиданные сцены насилия (с поправкой на цензуру), постоянные воспоминания героя, резкая смена динамики действия. Кстати, ХВВ по настроению сродни таким вещам Балларда, как «Суперканны» или «Высотка», где за светлой ширмой всеобщего благоденствия скрывается настоящий рай на взрывчатке. Сам Жилин – типичный частный детектив а-ля Марлоу из «Долгого прощания» или Кол из «Разговора»: невесёлый одинокий мужчина; правда, в отличие от них, самодовольный, напыщенный, считающий себя умнее других и потому отталкивающий даже положенную по сюжету таинственную красотку.

Ибо он болен.

У Ивана выраженное посттравматическое стрессовое расстройство. Он социально дезадаптирован, даже в расслабленном курортном городе его без конца тревожат военные флешбеки. У него проблемы с алкоголем, от которого он раз за разом показательно отказывается, чтобы в следующем же абзаце выпить снова. Есть мнение, что психическое расстройство Жилина будет прогрессировать, пока он, как герой Де Ниро в «Таксисте», не начнёт под соусом борьбы за нравственность палить в проституток и сутенёров, воображая себя неким «санитаром». Как следователь Жилин полностью проваливается. Он беспомощен перед лицом господствующего кругом зла, от которого и сам не в силах удержаться. Что он сделал?

Сняв пробу, Жилин вступает в виртуальную полемику с Римайером, где проигрывает вчистую, просто отказавшись от спора. Чтобы хоть как-то сохранить лицо ГГ, Братья вкладывают ему в уста прекрасный романтический лозунг про цель и средства, после чего Иван торжественно вылезает из ванной. А, между тем, сам Жилин утверждает, что слег – это не наркотик.

Это и правда так. Слег – это не цель и не средство, не причина и не следствие. Слег – это понятие, к которому неприменимы имеющиеся у нас инструменты познания.

Слег – это эволюция.

Мы неспособны осознать фазовый переход. Понять Странников. Или Бэнксовскую Сублимацию. То, о чём говорит Разум Роя в рассказе Стерлинга. Живи Иван спустя несколько веков в мире Тойво Глумова, он оказался бы среди тех, обречённых на упадок. И в отчаянии залез бы снова в ванную, привычно придумав оправдание в виде какого-нибудь романтического лозунга.

Стругацкие вообще испытывали какой-то страх перед сингулярностью (хотя что говорить, если даже Вернор Виндж пишет, что «несмотря на весь свой технический оптимизм, мне было бы куда комфортнее, если бы меня от этих сверхъестественных событий отделяли тысяча лет, а не двадцать»). Тем забавнее, что спустя четверть века творческого развития, поисков и эволюции мира Полудня, они приходят именно к ней. Тойво Глумовы улетают к звёздам, жилины остаются на Земле кричать в небеса, потому что их дети никогда не вернутся обратно.

Хотя конкретно Ивану Жилину этого не светит. От сублимации нельзя отказаться, поэтому его сбивчивый, растерянный, обличающий (кого? обывателей, наркоманов, слегачей, рыбарей?! Смешно!) монолог – не монолог даже, а крик о помощи — в концовке весьма показателен. И Жилин, привыкший либо врать себе, либо прикрываться уютными моральными конструктами, вступает в конфликт с беспощадной реальностью. Думаю, недаром это последнее появление Ивана Жилина в книгах АБС, в будущем его не ждёт ничего хорошего: либо дурка, либо… перерождение.

Sapienti Sat.

Сначала вообще хотел писать — разочаровало. Но сейчас отмечу лишь то, что всю эту историю и мысли, заложенные в повести, можно было написать в еще более коротком виде. Затянуто.

Более половины произведения почти ничего не происходит, иногда ловишь себя на том, что становится откровенно скучно. Любопытство просыпалось только в отдельные моменты. Но развязка немного спасла повесть. Ну и плюс к этому здесь мало собственно фантастики. Думаю, все это, включая основной смысл, можно было написать и в рамках реалистической литературы.

Основной посыл «Хищных вещей» — опасность «слета с катушек» в сытом обществе. Это когда все есть, но скучно. Тогда появляются какие-то тупые «развлечения», чтобы было интереснее. В повести это некий вид нейростимуляторов, супернаркотик, замыкающий человека на себе и отгораживающий от общества. К чести авторов можно отнести то, что они в чем-то таки были правы. Ошиблись, может в деталях, но увидели с 1960-х главное — атомизацию современного общества.

Такая, казалось бы, мелочь, как современная гаджетомания, или болезненная привязанность к социальным сетям. Уже сейчас в Японии много молодых мужчин предпочитают общение с виртуальными подругами (компьютерными программами) знакомству с реальными девушками. Человек живет в мегаполисе, все время окружен людьми, но все время одинок. И это все при том, что европейское, американское или японское общество сытое, все есть, казалось бы, что еще нужно? ..

Ну и еще. Осознаешь, что живешь среди таких типажей, которые описаны в «Хищных вещах». Нет, не тех, кто «подсел» на слег. Среди обычных обывателей, заворачивающих датские пикули в страницы из произведений какого-то классика ...

Герой «Предполуденного» цикла Иван Жилин попадает в некий город, жители которого купаются в изобилии. Все базовые человеческие потребности горожан давно удовлетворены благодаря научно-техническому прогрессу. Люди впадают в скуку, и на этом фоне приобретает популярность некий таинственный наркотик под названием «слег», позволяющий уйти в иллюзии, получить яркие эмоции, и заставляющий ставить под сомнение саму ценность реального мира.

Очевидно, повесть была задумана в качестве эксперимента, попытки исследования гипотетического общества изобилия, а в более широком смысле — человеческой природы. Большой интерес для меня представляет тот факт, что сами Стругацкие свое произведение поначалу относили к антиутопиям, а затем отреклись от подобной характеристики. Я вижу в этом свидетельство непрерывного развития мысли, созвучное масштабным событиям, происходившим в нашем обществе.

Ранние Стругацкие в чем-то были пропагандистами, страстно верившими в марксизм-ленинизм, впрочем, они и сами не отрицали этого. Отсюда крайнее морализаторство Жилина, его фанатичное неприятие примитивного гедонизма Опира. Отсюда же и топорный подход правительственных агентов к решению проблем: блокада целого города, ссылка всех жителей, желание «вырвать с корнем», уничтожить, предать забвению. Так и веет старым-добрым тоталитаризмом.

И все же пространство власти неизбежно порождает потенциал бунта, свободы, которую нельзя просчитать заранее, и котороя не предопределена железным партийным курсом, что мы и видим в рассуждениях Жилина в конце произведения (постструктуралисты одобрили бы). И, что самое интересное, здесь в Стругацких уже совсем нет пропагандистов. Напротив, они предстают прямо-таки анархистами, когда говорят за Жилина о тяжелой, но необходимой «столетней» работе (это уже отсылает к такому явлению, как хождение в народ), необходимой горожанам, чтобы осознать проблему, сделать подлинно свободный выбор, решить эту старую проблему принятия собственной свободы и ответственности за свои жизни. За это, за эти последние мысли главного героя, ставлю повести крепкую восьмерку.

Даже не смотря на то, что спустя годы Стругацкие внезапно решили, что описанный ими мир изобилия не так уж и плох, и что свобода саморазрушения — это тоже свобода индивидуального выбора. «Вжух!» — и многогранная проблематика повести (здесь и вопрос отношения к культуре, и вопрос осознанности выбора, и дихотомия иллюзорного и реального, и страх собственной свободы, и вопрос отношений власти и субъекта) подменяется плоской либеральной формулой: «моя жизнь принадлежит мне, что хочу, то и делаю». Ох уж это тлетворное влияние крайнего индивидуализма!

Это было не чтение, это была борьба. Борьба со сном за каждую страницу в течение двух недель. Сон всегда побеждал, обычно после 2-3 страниц. Однако я не сдавался, и продолжал свой труд. Зачем? Чтобы сформировать адекватное впечатление, нужно было дойти до конца – только так я получу право судить о произведении в целом.

Стругацких я начал читать согласно общепринятой хронологии — начал со «Страны багровых туч» — понравилось. Есть чёткий сюжет. Написано живо и интересно. Классика научной фантастики. Далее был «Путь на Амальтею». Впечатления схожие. Затем – «Стажёры». Вот тут-то уже появились очень пространные описания непонятно чего и незнамо за чем, через которые проходилось продираться, как через бурьян. Но при этом всё же присутствовал некий сюжет и элементы научной фантастики.

И вот я взялся за «Хищные вещи века». Силы воли на борьбу с этим произведением хватило лишь благодаря его малому объёму – 148 стр. Сюжета ноль (лишь в последней главе хоть что-то проясняется). Научной фантастики – ноль. Всё остальное – какой-то совершенно непонятный и бессмысленный текст.

«ХВВ» называют отличной антиутопией, где Братья проявили удивительный дар предвиденья, и события в книге сбываются сегодня. Какие события?! Их в книге НЕТ! Что они предвидели? В чём антиутопия?

Уже после первой главы у меня возникло чувство, что я что-то подобное уже читал. И – да. Это была ещё одна «антиутопия» — «Возвращение со звёзд» Лема. Во многом схожие произведения. Оба сумбурные и мною непонятые. Социальная фантастика? Увольте...

Как итог – нашёл для себя отличное гарантированное снотворное с оценкой «10». Произведению же ставлю 4 из 10.

P.S. Всё написанное отношу только на своё субъективное личное восприятие и ни в коем случае не пытаюсь принизить гениальность Стругацких или, тем более, как-то уязвить поклонников «Хищных вещей».

Когда обсуждают великолепную советскую фантастику, нередко заходит разговор о невероятных прогностических талантах братьев Стругацких. Два этих интеллектуала разгоняли в литературном диалоге собственную мысль до запредельных скоростей, позволявших им выйти за плоскость реального времени и увидеть будущее. К подобным заявлениям я всегда относился скептически. Прежде всего потому, что главным авторитетом футурологической прозы считал (и, скорее всего, всегда буду считать) Станислава Лема — все-таки и собственное мышление он разгонял в одиночку. Кроме того, некоторые произведения братьев отпугивали меня избыточностью слога и несогласованностью идей.

Тем не менее за «Хищные вещи века» я взялся с твердой уверенностью в том, что произведение оправдает хвалебные отзывы, удивит меня и заставит мыслительные механизмы пыхтеть всеми клапанами. Еще как оправдало…

Не хочу перечислять все открытия, совершенные Стругацкими: в интернете и без того множество статей, в которых подробно разбирают, чем же таким в наши дни является ляпник, чем промышляют рыбари и почем продают слег. Остановлюсь на главном. Братья создали потрясающую вещь. Плавное развитие сюжета, отдаленно напоминающего футурологический детектив «Насморк», и главный герой, как две капли воды похожий на любимых лемовских персонажей (возвратившихся на Землю космонавтов), меня увлекли на читательском уровне. Но точность технического и социокультурного прогноза завладели вниманием с такой силой, что и после того как закончилась книга, я не мог перестать размышлять над ней, сколь бы то ни было болезненным.

Как и подобает выдающимся фантастам, братья отчетливо понимают, что наряду с глобальными техногенными катастрофами, природными катаклизмами и мировыми войнами будущее таит в себе и опасность иного рода. Опасность утраты человечеством импульса к дальнейшему развитию. Остановка. Тупик. Ошибочное понимание цели, когда творческое и духовное развитие замещается суррогатом бессмысленной деятельности, взращенной на изобилии удовлетворенных потребностей, праздности и бесконечной эйфории. Сытая дистопия, где ничто уже не может быть целью, ведь и сама цель трансформировалась и свелась к одному — хлеба досыта и зрелищ до отупения. Бесконечная припадочная дрожка под заливающим пространство разноцветным светом стробоскопов. Братья нарисовали жутковатую картину рукотворного «рая», населенного обществом самодовольных дураков-гедонистов, за скалящимися в иступленном веселье физиономиями которых уже проглядывают смерть духа и марширующие безликие фигуры в черных сапогах и землисто-серых шинелях.

Трудно игнорировать пугающую точность предсказаний написанного полвека назад романа, когда представители власти с телеэкранов увещевают воспитывать «квалифицированных потребителей», когда надписи на каждой третьей стене и заборе предлагают приобрести очередной «девон», «ароматические соли» и прочую отраву. Философы, историки, представители других гуманитарных наук и сами зачастую не верят в справедливость полученных в течение веков знаний и лишь оттачивают друг на друге полемические навыки. А технические гении с апломбом и небрежной снисходительностью обосновывают массам всемогущество точных наук, старательно не замечая очередного отдаления науки от морали. Все эти размышления казались занятными до тех пор, пока я не ощутил горькую авторскую иронию: вот круг интересов бесспорного профессионала своего дела сузился до мелодрам и редкого чтения романа о «неприятном человеке, резавшем лягушек»; вот сутками напролет спорят о вкусовых качествах запеченного фазана истекающие слюнями два лощеных старца; вот мчат по темнеющему небу супер-современные спутники, в то время как толпа яркой энергичной молодежи натужно блюет друг другу на ноги. Слыхали шутку? «Гагарин звонит в будущее: — Привет, потомки! Ну как вы там? В космос летаете… Кто плоская?». Извините, но мне жутковато становится от хирургической точности прогноза.

Слово авторам:

На днях я видел фотографии красивых молодых людей, в нелепых позах делающих снимки на фоне до сих пор «фонящих» ржавых автомобилей, что дремлют на улицах покинутой Припяти. Я читал о японском инженере, связавшим свою жизнь с полимерной куклой, которую он возит к родителям, кормит и одевает в дорогие наряды… Я познакомился с человеком, рисующим бесконечно прекрасные картины, общался с человеком, который бросил юридическую практику ради поварского ремесла и чертовски преуспел в этом. Вокруг обсуждают очередные сериалы, музыкальные альбомы, фильмы и спектакли. Вокруг существуют и открываются новые кружки, секции, клубы по интересам, где играют в настольные игры, обсуждают литературу, тренируют грамотную речь, учатся быть обаятельными и уверенными или предприимчивыми и деловыми, творят и создают… Все это многообразие, все эти возможности — сложные и бесхитростные, требующие колоссальных умственных и физических усилий и вовсе не претендующие на личное время и усердие. На нашем веку не мало прекрасного, и человеку открыты многие дороги — но «хищные вещи» всегда таятся где-то рядом. Их число растет, и это не только предметы, увлечения, образ мышления и действий. Кажущееся благополучие скрывает медленное расчеловечивание человека — в наших ли силах остановить его ход? Кто знает. Верю, что мы все-таки сильнее хищных вещей, но каким же пугающим выглядит их могущество.

35 лет назад воспринял как достаточно проходную для Братьев фантастическую приключенческую повестюшку. Сейчас перечитал. Ан-нет... Реализм фактически.