Как и положено успешным конъюнктурщикам, братья Вайнеры не могли во времена перестройки пройти мимо разоблачающих книг. Правда, видя, что сливки уже сняты многими писателями, согревающими камень за пазухой, они несколько лукаво заявили, что роман написан давно, в семидесятые, в стол, разумеется. Оставим это на их совести. Что же ещё страшного открыли мучающиеся успехом, славой и деньгами писатели в истории своей (?) родины.

Оказывается, ничего страшнее не было при Сталине, чем гонения избранного народа. Правда, весь советский строй прекрасно укладывается в деятельность людей некой национальности от Карла Маркса до Романа Абрамовича (и пару десяток тысяч между), но это только иллюзия. Пока грузины, латыши и белорусы измывались над разумом, евреи робко несли крест на Голгофу. И нет прощения убийству главного еврея СССР Соломона Михоэлса, которого Вайнеры скромно признают лицедеем, равным Чаплину.

Почему Сталин как обычный уголовник приказал убить видного общественного деятеля, в океане печатных страниц сказано не было. Чего на мелочи отвлекаться, не любил он евреев, на Таймыр сослать всех хотел. Особых детективных расследований роман тоже не предоставил — главный герой Мастер пил горькую, страдал и всю секретную информацию добывал по щелчку, главная героиня Маргарита героически рвалась в пески Израиля.

Конечно, Михоэлс — хороший артист, абы кого сыграть эпизод в «Цирк» (не чаплиновский) не возьмут. И сеть еврейских театров тоже не каждому курировать суждено. Но куда интересней в 1990 году (пардон, по версии письменного стола в 1978) было хоть намеком почитать про организацию финансовой помощи влиятельных евреев мира Сталину и организации им государства Израиль (сюрприз!). Но Вайнеры весь акцент перенесли на добывания заветной бутылки водки в магазине и насилования санитарами в психушке всех женщин младше семидесяти.

Ах да, чуть не забыл там ещё тамплиеры-масоны во сне появляются. Или другие какие ассасины из средневековых обществ, это сурьезный роман, несмотря на обтекаемое название.

В-общем, все каемся за грехи наших родителей против великой нации, давшей современной России Березовского, Ходорковского, Фридмана, Михельсона, Вексельберга, Чубайса и других детей отцов, пострадавших от Советской власти.

По логике вещей, чистовик — улучшенный черновик. Вот только в мире Лукьяненко это не так. Если первая книга открывала нам любопытную локацию (локации в локациях), то вторая — очевиднейшая попытка дожать тему. Не в последнюю очередь, в финансовом плане. И увидев результат, писатель соскочил с этого проекта, и правильно сделал.

В процессе чтения не раз создавалось впечатление, что «я пишу, потому что я пишу», а что там, за поворотом — непонятно. Герои ведут себя по-книжному, миры не придумываются и не разрабатываются, повороты сюжета не захватывают дух. Вот честно, если бы в любом месте книги нашего Избранного Кирилла помножили на ноль каким-нибудь способом, то читатель вроде мня лишь пожал плечами и потянулся бы за следующей беллетристикой.

И главное послевкусие — а для чего огород городили, добывал-добывал дАртаньян подвески и звания, а потом плюнул и пошел брюкву выращивать. Снимали бы по такому нетленному сюжету картины в разных столетиях? Впрочем, не буду отвлекаться, если по куда более вкусному «Черновику» кинематографисты родили пустышку, то что можно снять по «Чистовику» — эскапизм главного героя?

И забвно в свете последних событий наблюдать как наивно пытается то там, то сям Лукьяненко укусить Украину. По мелочи, но все-таки. Похоже на оправдание буяна-малыша в песочнице — А что она первая начала....

Почему-то «Алмазный мой венец» принято считать новым словом в мемуаристике. На серьезных щщах я это читаю чуть ли в не в каждом отзыве. Просто млеют от «романа-кроссворда», как будто впервые встретились с фактом, что реальных лиц в лоб не называют. Ребятки, спешу вам сказать, что задолго до «Венца» такие романы-кроссворды издавались пачками. «Приключения Буратино», сюрприз. Кто там Мейерхольд, а кто Блок догадались? Или роман синеглазого, пардон, Булгакова. Все узрели под какой личиной представлен был Бедный, а под какой Маяковский? Вот там местами действительно кроссворд. А тем, кто под королевичем не узнал Есенина, а под конармейцем — Бабеля, Катаев тут выдает подсказки, что один после поездки с женой-босоножкой рвется к матери в Рязанскую волость, а второй писал одесские новеллы. Если кому-то для этого требовалось читать комментарии, сверяясь с любезно предоставленной табличкой (даже на этом сайте), то, может, ему надо сначала школьный учебник по литературе почитать?

А переходя непосредственно к содержанию, выделю главную мысль — Валентин Катаев всем помогал весь роман. Олешу от ран сердечных лечил, Багрицкого силком к славе в Москву из провинции тянул, брата вместе с Ильфом достал, отряхнул и рассказал, как написать гениальный роман (за золотой портсигар). Даже Есенину морду бил в воспитательных целях, за что тот ему был благодарен до конца, всегда первому читая последние произведения. А вот самому Катаеву никто не помогал. Ни мулат, ни синеглазый, ни щелкунчик. Все сам да сам — до пенсии, то в Париж, то в Италию с лекциями.

Впрочем, для восьмидесятилетнего человека. который остался в памяти большинства лишь детской революционной повестью «Белеет парус одинокий» вещь очень хорошая. Атмосферный мазок беззаботной молодости. Но к серьезных вещей Катаев обращаться не стал. К травле мулата и штабс-капитана, к репрессиям колченого и щелкунчика. Да, вообще, обошел все трудности, может, кроме самоубийства (?) Есенина и исхода Хлебникова.

То есть это не глубинные мемуары, а розовая молодость, где все были задорны и пьяны.

Трудно оценивать это произведение с лингвистической точки зрения, потому что читано в переводе. Но по произведенному впечатлению «Долорес Клейборн» — одна из лучших вещей Стивена Кинга. Который владеет секретом как писать хорошо для массового читателя, что куда сложнее. чемтворить, получать какие-то литературные премии и иметь полтора читателя.

И это притом, что умышленно подается роман с трудностями для чтения — 400 страниц сплошного монолога, без разбивки на главы, диалоги и непосредственно действие.Всех персонажей мы вынуждены оценивать через призму старой женщины, вряд ли это идеальный взгляд. И. между тем, не оторваться, как от заводного бестселлера, коим, впрочем, и я вляется чуть ли не каждая работа Стивена Кинга.

Тому, кто посмотрел до прочтения фильм с Кэти Бейтс, малость полегче, ибо главный персонаж там выбран так. что читателю и представлять заново не пришлось. Осталось только вникать во второстепенные детали и погружаться в прописанную бытово-житейскую психологию отдельного человека и небольшого социума.

Впрочем. концовка выбивается из общей канвы своим американизмом.

Учитывая, что данный роман — один из первых русских исторических, то получилось весьма неплохо. Особых исторических откровений я не встретил, по сути это нечто между авнтюрным и любовным романом в обертке «За святую Русь». Вглубь автор не копал, почему москвичи захотели польского царя, почему поляки были куда более организованы, да и реальных исторических персонажей немного, для колорита. Немного Пожарского, капелька Минина, пара эпизодов с Авраамием. А так легкая вальтерскоттщина, что, кстати, вполне имеет место быть, ибо эта руда на Руси разработана практически не была.

Главный персонаж без изъянов (ну разве крест не тому монарху поцеловал), его недруги писаны черной краской с малыми вкраплениями, вроде присмертного раскаяния боярина Кручины-Шаломского. А вот некоторые второстепенные персонажи весьма ярки. Казак Кирша, в превую очередь.

Четыреста лет прошло, а ляхи и московиты все так же волками на друга зыркают. Вечное смутное время.

Соглашусь с теми. кто считает роман самым слабым звеном «магистратуры». Меня, вообще, терзают смутные сомнения. что книгу писал один человек — уж больно разнородно смотрятся между собой куски-главы. Идея, конечно, акунинская — внедрить роман в романе под обложкой генеалогии фон Дорнов — ... — Фандориных, но здесь и с реализаций дела не столь прелестны, уж больно неуклюже происходит попытка адаптироваться под «Остров сокровищ» и немножко еще что-нибудь, вроде капитана Грэя под цветными парусами. Будучи заложником какой-либо фишки, Акунин и в других произведениях зачастую сшивал эпизоды суровыми отбеленными нитками, но здесь бутафория на бутафории. Начиная от нелепо внедренного попугая, воспитанного в японском (ну куда же без)( фэншуе до многочисленных сцен. Ну, например, в конце, хозяин острова шпионит за поисками сокровищ и в самый напряженный момент достает старые бумаги, подтверждающие его право. Ну. конечно, кто идёт на дело без семейного фотоальбома?

Вообще, словоизвержением здесь страдают исключительно все персонажи. Перед тем, как воткнуть нож в соседа, надо обязательно зарядить страницу тирады злодея на философские темы.

Как ни странно, жалко, что Фандорин-английский живой и здоровый. Это рано или поздно спровоцирует на новые приключения, а акунинский опыт показывает, что дальше лучше не будет.

Хронологическое начало «бесконечного» цикла про страшную улицу Фиар. Так как с товарищем Р.Стайном до сих пор я знаком не был, то повелся, что сейчас будет что-то мистическое и квази-историческое. Быть может, что-то вроде «Дракулы». Ага, щас. Автор ведь пишет для американских школьников средних классов, где мерилом глубины текста является комикс.

Тем не менее, поначалу веяло чем-то из братьев Гримм. С чистыми девушками и злобными злодеусами. Кульминацией стал костер. А дальше уже пошел чуть ли не голый синопсис вендетты. С элементами колдовства, амулетов и видений. То ли автору было лень разрабатывать характеры и локации, то ли это было сделано специально для комфортной дремы мыслительных процессов читателя.

Впрочем, по сравнению с продолжениями, здесь ещё худо-бедно беллетристически. Дальше — чистейший комикс без картинок.

Страшно может быть впечатлительным школьницам до первого костра включительно. Дальше просто новые переменные в уравнении.

Вот в который раз ловлю себя на мысли, что исторический экскурс у Акунина, вроде, и занимает объем (в «магистратуре» примерно половинный) и, на первый взгляд, достаточно атмосферный, но на деле практически не привносит ничего нового про ту или другую эпоху. Вот золотой век Екатерины (его финал) должен быть притягателен для читателя (тут тебе и походы Суворова, и университет Дашковой-Ломоносова, и бунт Пугачева и многое другое), а нас покормили посиделками распутной, но незлой бабки (даром что двух предшественников уморила) через призму видения маленького мальчика и немного подлилили масонства-сатанизма в духе ТВ-3. Все, многие исторические личности свелись к эпизодическому упоминанию бариста Кутузова. Да и современная половина не радует многообразием. Опять бандюки вот-вот замочат сэра Николаса, но ему удается соскочить, обращая наивность, эквивалентную глупости, себе на пользу.

В-общем, вклада в вечность не получилось. Но, главный плюс акунинщины в поддержании беллетристического интереса, тут опять на уровне. И еще литературные зацепочки, синхронизация и фишечки, вроде названий глав.

Чтение даже не на один раз, ибо лет за 10 большая часть забывается напрочь и вновь читается с интересом.

Роман тех лохматых времен, когда Акунину еще больше нравилось оригинальничать в беллетристристике, чем зарабатывать на этом деньги, хотя чашечки весов уже стремятся одна к одной навстречу. Но здесь старание разбросать камешки заметно. От названия глав двумя словами на Ф и М до квеста с читателями про спрятанный перстень. И, конечно, сам Акунин явно старался мимикрировать под Достоевского, вставив в роман роман, аки Мастер для Маргариты. Поэтому и мнение по «Ф.М.» будут неоднозначные. Мне, например, резал постоянный рваный ритм, как ни старался писатель синхронизировать два сюжета. Кстати, сюжет с погибшим папенькой Мармеладовой он уже использовал в раннем японском Фандорине. Кроме того, оправдание названий глав в половине случаев была достаточно коряво, вроде Финальный Матч.Но читать было интересно и достаточно познавательно, что нечато в развлекательных произведений. Николас, конечно, слабый персонаж, но его худо-бедно юзают. Плюс детективная основа с разоблачением мистических видений.

Нормальная единица цикла.

Ну всё, я теперь точно знаю, где спрятана пресловутая либерея Ивана Грозного, оцененная Акуниным в миллиарды долларов. Акунин ведь обманывать не будет. Да и объяснит внятно, что английскому баронету надо выбирать сердцем родину-уродину, а не какие-то там туманные Альбионы. Правда, почему-то сам писатель уехал жить в Лондон, и это не обсуждается.

Но вернемся к первому произведению четырехсерийной саги про внука Фандорина. Внучок, конечно, вышел не в пример деду и особого сочувствия не вызывал, тем более, по закону жанра он не может умереть, пусть в его хоть ядерной боеголовкой пуляют.

Так как к «Алтыну-толобасу» я подобрался через несколько десятков других работ автора, то беллетристический синопсис угадывался вообще без напряжения сил. Этот персонаж будет оборотнем, а тот пущен для затравки. Современная половина читалась вообще как бульварщина, но допетровская часть вытягивала большим интересом

В похожем духе теперь ваяет Алексей Иванов, перехвативший пальму у, похоже, исписавшегося Чхартишвили. Но за чтение первой части похождений магистра, минимум, не стыдно.

Сейчас, наверное, у Алексея Иванова пик популярности и это накладывает отпечаток на выходящие произведения, так как, конечно, автору хочется продлить этот пик до хронологического максимума. А сделать это можно только экшном в ущерб мировоззрению.

Положение обязывет, и Иванов ищет не совсем исхоженные локации. Для массового читателя. конечно. Два пласта — пятнадцатый век, Мариенборг невольно сравниваешь с «Крестоносцами» Сенкевича или «Погоней на Грюнвальд«! Тарасова и Пруссия 1945 — здесь уже веяние современного кинематографа (например, «Снайпер. Оружие возмездия»).

Добавка из легкого фэнтэзиза счет Бафомета, суккубов, периферийной нечисти обеспечивает интерес в средневековой части. А в относительно современной шли бои, перестрелки, танки и подлодки — тоже не соскучишься. Иванов. конечно, попробовал капнуть философии или поиграть в литературный кроссворд. Но то ли из-за цейтнота, то ли из-за потребностей электората это не особо получилось.

Поэтому, заглотнув книгу, читатель опосля осознает, что «Тени тевтонов» таки фастфуд, и шага вперед в развитии не провоцирует. Ну разве, небольшое повышение образования, вроде знакомство с самым западным ныне российским городом Балтийском или лекции о мамелюках.

Откровенно слабое произведение, полностью показывающее сущность автора. Климов (кстати, он вовсе не Климов) жил весьма припеваючи, как очень трудно было жить в Советском Союзе сороковых. И когда его демобилизовали из послевоенного Берлина, он испугался, что его задница будет слегка подморожена и задал стрекача в западном направлении.

Ну сбежал и сбежал. Так нет, дальше его суть жизни — обливать грязью всё — СССР, американцев, евреев. педерастов-импотентов и прочая-прочая.

Вот и в «Песне победителя» на каждой странице — помои. Разумеется, в адрес Советского Союза, иначе в «Посеве» и в «Свободе» не задержишься. Все без исключения, по Климову советские люди ненавидят коммунистов, мучаются и гадят друг другу. Кроме, конечно, автора. Он — д'Артаньян в белом кителе посреди выгребной ямы. Даже принципиально в партию не вступает, рискуя жизнью. Как его, мученика, только в берлинский рай занесло, такого чистенького да ещё на уровень фотографий позади Жукова, которому он почему-то осанну поёт.

Ну, чтобы два раза не вставать — примеры климовской чепухи на любой странице.

Стр. 100 — «мы пришли на помощь Сталину. Умирали, но работали». Ага, смотрю на фото Климова на форзаце — самодовольный офицерик на фоне скульптуры. Сверкает голенищами тот, который умирал сначала в насквозь блатном институте, выпускающим дипломатов и переводчиков. А потом грабя несколько лет сдавшуюся Германию. Помощник Сталина, как же.

Стр.200 — описание, как хитрый Климов, будучи майором, выбил себе персональный автомобиль, трофейный БМВ. Ему, мол, начальники-сволочи не разрешали, но он их перехитрил. Ай, молодца.

Стр.300 — все полковники и генералы СССР абсолютно ничего не решают, по каждому вопросу ночью названивая Сталину. Ну, конечно, ничего не решали, каждый вечер несколько тысяч звонков в Кремль — и лично Сталин всё разруливал.

Стр. 400 — нашего майора пригласили домой к секретному генералу. На столе советской еды нет — только Болгария, Румыния, Венгрия. И американские консервы. То ли генералов от русских продуктов воротит, то ли пьяный Ваня шмат сала не мог даже для генерала вырастить.

Как-то так. Если Солженицины или Довлатовы писали интересные, хоть и неоднозначные произведения, если перебежчик Резун-Суворов упорно разрабатывал запретные теории, то Климов такими мелочами не заморачивался. Знай помои подливай.

Даже на Западе он был за мелкую моську, отрабатывающую свою миску похлебки. Не Войнович, не Терц, не Бродский. Выплыла пена в эпоху перестройки, но особого интереса не вызвала.

Но некую аудиторию Климов находит и подчас. Только давно уже хомо советикуса он не ругает. Сейчас он озабочен мировой дегенератизацией, еврями, священниками и прочими виновниками этого.

Ах, ах. Подарок маленькому мальчику на Рождество. Плачем, вытираем сопли и слёзы и ставим десятки и двенадцатки. На самом деле это обычный манипулятивный американский рассказ, которые регулярно выходят в святочную пору каждый год после проторенной тропы Чарльза Диккенса. И, я так считаю, чтобы отметить что-то в этом сопливом мире, надо, чтобы это что-то было уровня «Даров волхвов» О.Генри.

А у Брэдбери этого и близко нет нет. Ах, папа решил устроить праздник мальчику и показать ему звезды. А без праздника мальчик бы в рассказе, конечно, звёзды бы не увидел. Или не прочувствовал бы святочность момента.

В-общем, схалтурили и папа, и Брэдбери. Но читатель уже заранее платочек приготовил, не пропадать же ему.

Кстати, Бог, чье Рождество отмечается в рассказе сначала сотворил небо и свет, потом небесную твердь, потом сушу и лишь потом светила. То есть не такой уж это и божественный подарок по Библии.

Стивен Кинг говорит, что практически во все своих произведениях он ретранслирует жизненный опыт, переживания, страхи и быт. Скорее всего, Кир Булычев в отношениях Коткина и его жены тоже передает что-то личное. Возможно, даже связанное с ним. Поэтому читается с верой в происходящее. Но, в принципе, если убрать мелодраматичность (Булычева ведь не из-за неё читаем), то ничего в рассказе нет. Фантастическая составляющая условна. Да, такого Глаза, вроде, не существует, но его вполне можно заменить на любой артефакт «с работы». Разбирать рассказ на литературные составляющие тоже золотоносную руду не откроет. Фабула и развязка предсказуемые, второй слой (как я люблю везде их искать) прост — слепыми, мол, бывают не только инвалиды по зрению. Персонажи (по сути, их только двое) обыкновенные и на открытие в мировой литературе не годятся.

Остаётся только лишь атмосфера — тёплая, ламповая, по-хорошему советская. И небольшой психологически-социальный экзерсис, профилактическая БАД для семейной жизни.

Достоевский — самый классический классик. А для Запада, вообще, русский писатель номер 1. Исходя из этого, раз тебе что-нибудь в произведениях ФМ не совсем понравилось, значит, сам того.. этого... Короче, необходимо саморазвиваться.

Не сказать, чтобы «Бедные люди» плох или неинтересен. Одно из первых творений Достоевского вполне отчетливо показывает срез и общества, и времени. Маленький, локальный, но тем не менее.

Однако же моменты для вопросов есть. Продакт-плейсмент Пушкина, причем, достаточно топорный. Зачем? Да, Пушкин велик, но не Пушкиным единым. А вот «Шинель» Гоголя устами персонажей малость не одобрена. Как же, «Шинель» прямой конкурент «Бедным людям», и, честно говоря, выглядит куда более глубоким произведением. Тем более, и там, и там речь идет не о совсем бедных и бесправных, а низших слоях дворян да мещан, у коих проблема, что чай без сахара и сапоги каши просят, сравните с жизнью крепостных или «освобожденных» крестьян с их барщиной, угаром и беспросветом.

Да и к самому стилю — эпистолярный роман, в письмах — уже возникают вопросы. С точки зрения логики, зачем писать, тратиться на бумагу, чернила по 20 страниц, когда наши герои ежедневно встречаются. Ладно, юные влюбленные виршами дышат или куртуазные барышни манерно изъясняются. Нет, обыкновенные люди в нужде. Тут уже не до художественных экзерсисов. И слог покорявей, и сюжет из него обрывочный, а не как у Достоевского — плавный и последовательный.

Действие сведено к нулю. По сравнению с «Петербургскими тайнами» того же направления от Крестовского вообще здесь всё застыло.

Поэтому относить к программным да обязательным вещам для чтения я бы «Бедных людей» не стал. Персонажи замороженные, парадигма размазанная (особенно инородно смотрится добрый начальник, раздающий сторублёвки). Уровня «Идиота», «Бесов» или «Преступления и наказания», конечно, тоже нет.

Сугубо для литературных журналов того времени. Вот там «Бедные люди» явно бы смотрелись.

Типичный Довлатов. Стёб на каждый шаг Советской Власти, и, конкретно, на действия газеты. Причем, в конкретном рассказе идет не о каком-нмбудь важном событии в жизни, ну, хотя бы, захолустного городка, а о рядовым событии — назначении младенца юбилейным жителем Таллина, что нынче самостийная столица.

Представленный заматерелым алкоголиком, главный герой ёрничает в пределах дозволенного, пытаясь объявить юбиляром то сына негра, то сына еврея. А в итоге покупает и тут же пропивает с отцом-юбиляра гордое эстонское имя Лембит.

По сути, это фельетон уровня «Крокодила». С поправкой на лёгкую антисоветчину. Читается легко и не провоцирует подрыва философских глубин.

Почему включен в сборник, непонятно. Вероятно, из-за имени автора. Цветами зла тут не пахнет, легкое зощенковское разгвоздайство.

Произведение на узловую тему белорусской истории. Да и российской и украинской, если поглядеть шире. Поворотный момент — крещение Руси через взгляд полоцкой княгини Рогнеды, чьих родителей убил Владимир. а её обесчестил и взял в жены. Горислава-Рогнеда-Анастасия — мать Святополка Окаянного и Ярослава Мудрого, прабабушка Всеслава Чародея, хоть и значительная историческая особоано, как сказали ей гусляры-слепцы, что о Рогнеде песни петь, не о чём, прожила несчастливый бабий век да горевала помаленьку.

Вот и Кастусь Тарасов был один из немногих писателей, обративший внимание на одну из первых белорусских монахинь. Разумеется, ставшей ею не по своей воле. Крестил Владимир, хоть и назначенный святым, но живший во всех грехах сразу, исключительно огнём и мечом.

Повесть получилось познавательной, но, увы, материала для художественного произведения в ней, действительно, немного. По сути, два эпизода — уже упомянутое изнасилование Полоцка Владимиром и неудачная попытка Рогнеда убить постылого князя. Остальное — вялотекущая бытовуха с кульминационной концовкой, всецело придуманной писателем.

Возможно, кто-то когда-нибудь сможет углубить тему. Но для времен Советского Союза, когда была написана книга, получилось необычно, ибо похожую тематику старались не стимулировать.

Забавно читать «Противостояние» сейчас, в эпоху ковидо-психоза. Текст воспринимается совсем иначе, чем, к примеру, десять лет назад. Именно сегодняшняя ситуация сподвигла меня на перечитывания романа, в своё время ничем не поразившего. И, к сожалению, первоначальная оценка ничуть не изменилась. У Кинга куда больше по настоящему интересных работ, а «Противостояние», мало того, что не несет ничего нового, эти всемирные пандемии на грани исчезновения всего живого, где только не встречались. Так и персонажи какие-то картонные, эти белые, эти черные, эти умственно недалекие. эти — порождения Дьявола. Скучно, девочки. Все предсказуемо и графоманскои надуманно. Кстати, и сериал по роману вышел ему под стать. Вроде, и что-то происходит там постоянно, но особо не цепляет. Не говоря про культовость, которую периодически приобретали другие персонажи Кинга.

Удивительно и обожание этого произведения на данном сайте.И оценок немало, и средний балл высок. Правда, в отзывах те, кто решил поанализировать, особо роман не хвалят, но единодушная масса таки впечатляет. Сия тёмная фантастика нужна народу?

«На проводах высокого напряжения, тянувшихся вдоль шоссе, отсвечивали отблески автомобильных фар.» — так начинается «Жизнь и судьба», и это же предложение иногда дают школьникам-студентом для определения грамматических ошибок. Я думаю, что многие согласятся, что Гроссман не Набоков и не Бунин, и к вопросу литературной ценности романа возвращаться не будем.

Не для того «Жизнь и судьба» писана. Приближался крутой поворот, Сталина постыдно вынесли из мавзолея, тысячи гипсовых статуй убирали с глаз подальше, а Хрущев уже запускал пресловутый ХХ съезд. Родившейся в Бердичеве Василий, в отличие от многих, писавших в стол, ставил на своё произведение. И, если бы ему дали зеленый ход, Гроссман бы возглавил колонну. Как это случилось с «Иваном Денисовичем», запустившего Солженицына к Нобелевской премии и вермонскому поместью.

Конечно, здесь написано не о Сталинградской битве. Это основная локация, с которой автора швыряет в разные черные дыры, вплоть к делу врачей-вредителей. Репрессии, правда, то и дело крутятся вокруг представителей угнетенного народа, от Мандельштама до Мейерхольда. И, пытаясь встроить эти мысли в текст, основное событие которого происходит в 1942-1943, автор получает изрядный винегрет с постоянно убегающей вкось стержневой линией.

Зато в перестройку роман пришелся кстати. Это было его время. Миллионные тиражи и статус великого произведения. Вот и на этом сайте его сравнивают даже с «Войной и миром». Но сейчас, предсказуемо, роман устарел. Про репресси и пытки на Лубянке знают все, а про художественную ценность уже говорил. Хотя многие места этого неровного произведения хороши.

Прочитать стоит для пополнения мировоззрения шестидесятых годов.

Притча для всех и каждого. Добро и зло, бог и дьявол дают выбор. Добрые самаритяне снимают тонкий моральный слой, и городок Вискос (ваша киска купила бы Вискас) становится библейским Содомом, который надо уничтожить, ибо нет в селе праведника. Хотя, в матче черных и белых сил Пауло Коэльо засчитал ничью.

Но, однозначно, особо критиковать эту работу бразильца не стоит. За первым слоем простоты стоят хоть и вечные, но до сих пор актуальные проблемы и делеммы. Как пел Владимир Высоцкий в псевдо-детской песенке:

Вдруг будет пропасть и нужен прыжок

Струсишь ли сразу? Прыгнешь ли смело?

А? Э... Так-то, дружок

В этом-то все и дело.

Именно для этого и писалась нехитрая повесть. Лишний раз дёрнуть читателя порефлексировать. Хотя. конечно, жаль, что в угоду проповеди, образы достаточно колоритных фигур не очень развиты. Священник, искуситель, Берта вполне заслуживали большего обоснования, тем те, одноходовые мотивы их поведения.

Типичный Жюль Верн. Максимум географии и других прикладных наук, минимум, беллетристики. Типажи, как водится, картонные — тот строго ласковый и пушистый, тот негодяй. пробы некуда ставить. Особенно любопытно, что и хорошие франко-канадцы и плохие техасцывели себя, в принципе, одинаковые, но одни показаны агнцами, а другие — козлищами.

Литературной ценности у «Золотого вулкана» поменьше, чем у схожих по тематике работ Джека Лондона, где характеры пенятся и брыхжут, а натура описана сочными красками, а не лекциями, адаптированными под школьный возраст.

Ну и развязка предсказуемаяЮ в стиле автора. Например, как и в «Таинственном острове», закончился роман и локации — концы в воду.

Кинг пишет весьма неровные вещи, и «Ярость» я бы отнес ко слабейшим работам. Там просто тянется кот за яйцехвост, разбавляя водой сидение школьников в классе. И совершенно высосано из пальца, ну не будут так вести подростки, у которых под ногами валяется труп училки. А они флегматично обсуждают свои психологические проблемы. Гонит ещё не сильно умелый писатель объем, которого, кстати, здесь тоже не получилось (сравнить, к примеру, с «Оно»). И, конечно, допингом служит запрет на печать — раз запрещают. так точно прочитаю.

Нет здесь ничего запретного, по такой логике надо в магазинах запретить продавать топоры и вилки.

На удивление, любопытная вещь получилась, чего не сильно ожидал после ознакомления с синопсисом. Первый слой — меньшинства обижают, автор сумел упаковать ещё в несколько, что всегда вызывает уважение. Не говоря уже о достаточно просчитываемых аллюзий — от «Алисы» до «1984». Идея антропоморфных животных стара как мир, но здесь подана в интересной интерпретации, так и представляешь крольчих и лис, со слонами, наверное, явный перебор. Да и темп постоянно удерживает читателя на гребне интереса, несмотря на откровенно серого протагониста. Зато остальные персонажи ярки, вплоть до второстепенных, вроде радикалов-односельчан.

Было любопытно, как автор разрулит старательно создаваемый конфликт. Не скажу, что идеально, но вполне допустимо. Правда, на вопрос «Как?» технологии не было дано, ну да ладно.

А почему кошечек и собачек очеловечивание не коснулось? Вроде, первые же кандидаты. Ждем продолжения.

Со времен написания «Конана» произведений в жанре «мечом и магией» написаны сотни, а то и тысячи. И, наверное, буду не первым, кто считает, что на пост-советском пространстве лучше всего это удалось Марии Семеновой с её «Волкодавом».

Почеркнуто русифицированный Конан получился на заглядение. И молод, и гож, и накжет любого, и настрадался за жизнь. Конечно, он — абсолютное добро, прощает даже удары в спину, не смутить его ни златом чеканным, ни красавицей писаной. Верен своим богам и убеждениям. Враги, как положено, один другого гаже, друзья — хоть к ране прикладывай. И буквально прикладывают.

Конечно, прием у этих книг — герой преодолевает смертельные опасности — достаточно избит и предсказуем, но Семеновой удается держать интерес до конца. Да и в деталях очевидных ляпов не наблюдается. не зря автор и единоборствами, и коневодством занималась. В крайнем случае, все лакируется легкой мистикой. Ужо бы Кинг линию Мораны точно бы основновной сделал, но хорошего понемножку, и оборотничьи напевы легко укладывались в квази-славянский эпос.

Правда, такие романы становятся заложниками ситуации — надо развивать цикл, а мечом и магией особо не разернешься (не все Толкиены), и неизбежно все станет шаблонным и предсказемым.

Но первый роман цикла, конечно, хорош.

Стоит заметить, что многие люди стали смотреть на Великую Отечественную именно благодаря циклам Суворова. «Святое дело» ничем не выделяется из общего ряда. Все те же близкие к пародоксальным выводы. Хотя, как сам неоднократно замечал автор, а что такого, что Сталин собирался напасть на Гитлера?

На фоне первых книг эта более местечковая. Заочная полемика с разными Гареевыми или, вообще, Суровывом имеет явно более низкий градус интереса, чем разгром Жукова или Сталина. Но спасает легкость стиля и постоянная подпитка основного тезиса мелкими штрихами. Например, возмущению квалификации небезысвестной «Пантеры» как среднего танка отведен добрый десяток страниц.

Как и любой сериал, цикл работ Резуна в целом и «Святое дело» в частности, тянет прочитать и, прочитав, получить долю удовольствия от новой дозы.

«Прочёл Лимонова. рекорд похабщины, но неоригинально. Тон и настрой Селина, приёмы Маркиза де Сада, лексика подворотни, общественной уборной. Как странно, что всё уже было, даже такое. Как трудно создать что-то совсем новое…»

Так писал о произведениях бывшего Савенко писатель Юрий Нагибин. И это аннотация полностью пригодна к «Палачу». Вот, честно, не особо хотел читать сей опус. Хватило хрестоматийного «Я — Эдичка». Но вода камень точит, то тут, то там встречал дифирамбы Лимонову, да и сам ныне покойный деятель туманно намекал, что со временем литературные посылы меняются.

\Ни черта не изменилось. Стойкое впечатление, что латентный импотент возрастом под сорокалет, закусив губу, чтобы не капала слюна, тщательно описывает свои сексуальные подвиги. Ибо явное отождествление главного героя с автором. Да и тот, кто что-то краем уха слышал про биографию Эдички, про ту же Медведеву в тексте тоже найдет.

Так, может, это великая эротическая литература, недоступная ханжам? Не увидел, увы, тут ничего высокоэротического. Уж лучше классичесскую «Баню» перечитать.

Неплохой образец сатиры полуторавековой давности. Разумеется. все аллюзии (а их явно предостаточно) скрыты от современного читателя и хронологически, и географически. Но даже тот слой, который остался доступным, подан живописно. Любопытно внедрить в канву рассказа наших политиков-каннибалов. Кого бы хвалили за жирок, кого бы ругали за конформизм. Кстати, и в самом тексте присутствует легкая загадка, а был ли мальчик. Вроде бы. речь ведется от лица полоумного старика, но , оказывается, тот действительно был конгрессменом и действительно попал в критическую ситуацию.

Может, и наши политики, того, людоеды не только морально?

Проект, конечно, не оригинальный, но заслуживающий внимания. Но, увы, результат получился сереньким и, откровенно, налюбителя. Маститые авторы, чьи регалии старательно приводятся после каждого рассказа (смешно бы выглядел в этом списке заслуженных и народных Стивен Кинг), в основном, незатейливо отбывали номер. Особенно это ккасается Маркуса Хайца и Кристофера Фаулера, чьи произведения по художественной ценности равны опусам начинающих графоманов.

Остальная братия писала, вроде бы, выполняя поставленную задачу похожести, но все настолько шаблонно и вторично, что можно время, отведенное на чтение, потратить на что-то более качественное.

Ну, и напоследок выделю двух авторов выше ватерлинии. У Нила Геймана чувствуется атмосферность Гриммов, правда, рассказ уж больно короток. И Юн Айвиде Линдквист, честно отработавший заказ, создавший вполне самостоятельное произведение.

Примечание. Мнение писавшего крайне субъективно и соответствует его видению сказок братьев Гримм.

Один из самых популярных уральских сказов Павла Бажова. По нему снят мультфильм, его помещали в разные хрестоматии для внеклассного чтения в начальной школе. То есть упор сделан на жизнь маленького мальчика Федюньки. На фоне тяжелой жизни простого люда при царизме. И совсем в советское время старались не обращать внимания на потусторонние силы, являющиеся главным двигателем сюжета. И даже хозяевами большими, нежели цари, помещики да приказчики.

В основном, у Бажова эти существа, являющиеся людям в виде рептилий — ящерок, змей, полозов. Здесь заглавный герой — саламандра, жительница огненной стихии, кажущейся мальчику в привычном ему образе — дечонки-ровесницы.

Причем, люди её видят и не видят. То есть не верят глазам своим. У Бажова, вопреки церковным и коммунистическим догматам, Иные, скорее, добрые и справедливые. И уж куда мудрее людей.

Сейчас начали говорить о щелпах.Суеверия. фольклор? Конечно. Где потусторонние силы — там камушки-самоцветы, а то и золото. Но почему рептилья аномалия именно на Урале? Согласитесь, под таким углом читать сказы Бажова куда интереснее, нежели сказочки для начальных классов. Вот и Огневушка загадочна своим образом и среди других сказов больше не появляется ни в каких ипостасях.

Если брать разные повести Линдгрен про разных Расмусов, то именно эта стоит на порядок выше. Намного глубже, по сути, незатейливых детских приключений, пишущей прославленной шведкой для детей. Можно даже сказать, что это адаптированный Диккенс. Имеющая личные проблемы в ращении собственного дитя, Линдгрен именно здесь проникла во внутренний мир подростка. Который верит, что главная причина его нахождения в приюте — прямые волосы, ведь кудрявых любят больше. Который инстинктивно хочет внутренней свободы, пытаясь сбежать от упорядоченного социума куда глаза глядят.

И, как нельзя лучше. гармонирует с мальчиком бродяга Оскар — тот же свободолюбивый парнишка, только годами постарше.

Колорит пасторальной Швеции, где путников в каждой деревне подкармливают и приветствуют. Где даже грабежи похожи на развлечения на завалинке. Впрочем, криминал у Линдгрен везде такой.

Как художественное произведение, «Расмус-бродяга» на мой дилетанский взгляд, посильнее «Фаус...(зачеркнуто)», раскрученных у нас «Карлсона» и «Пеппи ДлиннвйЧулок», котрые нуждаются в допинге СПГС (навроде того, что Карлсон — придумка одинокого Малыша). Здесь все прозрачнее и глубже.

Я думаю, многие опытные читатели имеют схожие требования к историческому роману. Он должен быть захватывающий, атмосферный и реалистичекий.

С первым у «Вещего Олега» все хорошо — все вокруг интригуют, стрелы свистят, яд в кубки подливается, золото варягов грабят и перевозят. Со вторым элементом напряг. Очевидно, что Борис Васильев с бытом того времени не знаком. Вот, почитаешь «Уральские сказы» Бажова, к примеру, и полное впечатление, что автор — современник Емельяна Пугачева или Ермака, колорит плещется в каждом абзаце. А здесь обычные давние времена, детали не мельче вечевого колокола Новгорода, да и тех немного. А вот с третьим пунктом — сплошная беллетристика. Все персонажи сугубо книжные, нереальные. Князья и конунги ведут себя как Завулон с Гесером. каждое слово просчитывая на десять шагов вперед. Герои помельче — сплошные функции. Тот меткий, то коварный. тот жестокий. И ни шагу в сторону. Это у Булгакова невозможно однозначно определить, каковы Воланд или Мастер, хорошие или плохие, жестокие или простоватые, а тут у всех большими буквами характеристики на лбах написано. Никто не ведет себя под действием плохого/хорошего настроения или просто самодурства, стрелы летят точно в яблочко, наши рубят не наших (правда, кто тут наши — славяне, русы или роги, без ста граммов медовухи не определишь).

Да и реальные исторические события здесь почти не затронуты. Так, на уровне, конунг нагрубил князю, князь казнил холопа, аристократы местного розлива того любили, того ненавидели.

В-общем, тема Олега с погонялом Вещим раскрыта не больше, чем в знаменитом стихотворении Пушкина, в котором тоже непонятно, какая ж такая змея смогла прокусить сапоговую кожу.

Не знаю, читаю тут отзывы — просто вершина литературы. Это о Достоевском спорят, «Мастера и Маргариту» критикуют, не говоря о нижеранговых «Гарри Поттерах». А Макс Фриш — просто по высшему баллу. Почему же его взапой не читают, чай, не мудреней Мураками какого пишет. Вон «Хомо Фабер» почему у каждого книгочея на полочке не стоит. Там же дилемма, сколько в человеке логики, а сколько чувств. Машина, короче, бесчувственная, это Фабер. Неужели неинтересно про каракасные командировки и пустынную рефлексию у разбитого самолета.

Мне не особо. Ну, пишет швейцарский небожитель (а на безрыбье и карась — щука, на родине сыров да часов как-то калибра Шекспира или Толстого не замечалось), пишет о себе любимом (Фриш тоже технарь-архитектор и ловец душ человеческих на приманку текстов). Ну и пишет. Не цепляет. Ни страсти с Ганной и зловещая тень чистого арийства, ни тем более, разные шахматные посиделки.

Оказывается, Макс Фрай — женщина. С фрагментами мужчины. Это многое поясняет и в «Сказках». Персонажи получились рефлексирующе-романтическими особами, то и дело пропадающие в городской мистике или во снах. Минимум действия, максимум кофе. А, вообще, проект симпатичный. Когда начинал читать (со второй книги), то ожидалось, что главным героем будут улицы литовской столицы. На деле, их смело можно заменить хоть варшавскими, хоть питерскими, и ничего не изменится. Не знаю, плюс это или минус. К героям не успеваешь привязаться, как рассказ заканчивается, и на следующей странице новый мир. Причем, эти миры весьма разные, некоторые близки по ощущением, некоторые встречаешь с равнодушием. Например, «Шесть чуд», «Воздушный цирк» или «Кекс» хочется посетить не раз. А «Черный ветер» или «Книжная лотерея» проходишь без задержек дыхания.

Про наших аристократов на исходе девятнадцатого века под хруст французской булки автор Михайло Пыляев анекдотов нарассказывал. Все у нашего неизвестного писателя хорошие баре были, слегка чудили, но чегой-то сняли, и не только материальное, но даже и духовное. Ну, в-общем, если сейчас какой Фуфыриков ранегерик написал про Чубайса, который в российское кино вкладывается да про Гуцериева. который, аки сизиф, тянет на горбу стагнирующую «Песню года», то на его и не взглянет всякий уважающий себя сноб. А про батющек-баринов вельможных, гляжу, народу (правда, немногочисленному) зашло. Неплохо, конечно, тут же Гиляровским шлифануть восторженное впечатление, там градус художественности куда круче. Ну да ладно, Шеретьевы-Потемкины-Разумовские наше всё, ставим галочку на новом уровне исторической образованности.

«Имя рек» — это не столько художественное произведение, а подкаст, ютуб-канал с мыслями за жизнь, вроде тех же прилепинских «Уроков русского». Бытие диктует сознание, народу сейчас не нужны описание дубов на поле Аустерлица, хотя в паре глав «Имя рек» Прилепин попробовал фрагментами выключить писательский талант. Но, в основном. чистая риторика без права на возражения оппоненту. Тем более, что Прилепин практически всегда сочетает правду, полуправду и ложь в одном флаконе. Например, захотите вы придраться к фразе «Мы гордимся подвигом 28 панфиловцев в Великой Отечественной», мол, не было этих 50 сожженных танков у разъезда Дубосеково и политрук Клочков не говорил про Москву, что за нами, как тебя по сусалам — может, и Великой Отечественной не было? Ах, была. Может, и подвигов на ней не было? Ах, были. Так что ж ты, дурачок либерастический, тогда выскакиваешь со своим визгом. И тогда либо человек уходит от нравоучений Прилепина, хоть там и много полезных заключений, либо становится его апологетом, рассыпаясь в лайках и десятках любому прилепинскому утверждению.

Но, объективно, «Имя рек» имеет неглубокий вес, что-то уровня высказываний Соловьева или Навального, только с другим плавающим вектором. До уровня «Обители» или даже «Санькя» тут как до Чусовой пехом. Но Прилепину более нужна аудитория, которая внимает рубленым великодержавным фразам про то, что есть войны праведные и неправедные, чем те думающие люди, которые читают художественные книги.

По большому счету, этот роман не о Мессалине, а о Калигуле, одном из самых одиозных римских императоров. Правда, современному человеку после скандального одноименного фильма Тинто Брасса, особых откровений здесь ждать не приходится. Не думаю, что Джованьоли, известный нам в основном по «Спартаку», открыл Америку и в историческом аспекте. Ну да, император гонял сенаторов, сенаторы доили провинции, рабы иногда пакостили хозяевам. По сравнению с «Камо грядеши» Сенкевича про эпоху Нерона, роман выглядит весьма блеклым и в художественном плане. Образы Мессалины, Калигулы, Клавдия, ещё дюжины персонажей цепляют не сильно.

Но, вместе с тем, книгадостаточно интересная. Есть вечатляющие моменты, вроде принуждения к соревнованию на колесницах престарелых сенаторов. Чем-то этот эпизод напоминает белорусские лыжно-биатлонные гонки высших чиновников во главе с Лукашенко. Правда, там градус куда менее трагичен.

Вообще, Валерия Мессалина — это исторический пример распутства. Но роман оставляет о ней впечатление как об обычной высокой особе, стремящейся не к сладострастию, а к власти. А таких женщин в истории хоть пруд пруди. Да и роман закончился довольно рано с точки зрения деяний Мессалины. Что ещё раз доказывает, что он был таки о Калигуле.

Не Дюма, не Бальзак, не Гюго. Просто текст с герцогами, светскими львицами, подметными письмами и корыстливым шантажом. Любовь и смерть, добро и зло, что свято, что грешно — познать нам суждено. Персонажи являются не людьми, а функциями, которые ведут себя строго по воле пера авторов.

Впрочем, с учетом поправки на время, читается легко и непринужденно, ибо все упрощено — он вскрикнул, она одела бриллианты. Нет ни исторических или псевдоисторических эпизодов, нет мелких атмосферных деталей, нет растекания чувств по переплету.

Бульварное чтиво для низов, любящих почитать про то, что богатые тоже плачут.

Когда-то, в конце восьмидесятых, прочитал эту работу известного хирурга (а тогда, на волне борьбы за трезвость, мимо её можно было пройти, если специально уворачиваясь). И мне. школьнику, казалось — ведь все так очевидно, алкоголь — зло, почему взрослые люди не возьмут, почитают. бросят. Прошли года. Ради встречи с юношескими впечатлениями снова прочитал работу Федора Углова. Все изменилось.

Нет, против парадигмы спорить глупо — алкоголь это зло. Но «Из плена иллюзий» — не та книга, после которой алголики, пьяницы и умеренно пьющие осознают и проникнутся.

Не привлекает язык лектора общества «Знание». На каждой странице — «благодаря роли партии, комсомол стал впереди, на буржуазном Западе всё плохо». Да ладно. Именно партия и споила советского человека, особенно сельчанина. От постановлений Рыкова до постановлений Андропова. Водочной монополией, объёмами и доступностью. Сколько пили на селе до гражданской, при злом царизме? Немногие, пьяницы — не работники. А во время Советской власти в сельпо хлеба, бывало, не было — чернила и водка были всегда.

Углов не анализирует, почему так стало, не дает советов, чем заменить тягу спиртному и как это сделать. Он просто константирует, что пить вредно и периодически приводит пугающие примеры (мальчик выпил — и умер, парень выпил — и попал в аварию, хирург спился, семья разрушилась и т.д). Это не работает, обыкновенный человек (если он не апологет Жданова или бывший закодированный) читает спокойно, он эти случаи на себя не проекцирует.

Даже сам Углов еле-еле избавился от застольной привычки, мол, сын пристыдил. И бодро расписывает безалкогольные свадьбы, при этом клеймя позором пьющих водку из самовара.

Мало говорить, что пить вредно, это знают даже дети. Это не особенно работало и в восьмидесятые, сейчас вообще пропускается мимо ушей. Народу ближе самогонщики Балбес да бывалый, они сочувствуют Шурику, который часовню развалил и одобряют дядю Митя с инфарктом микарда. Те произведения действительно талантливы художественно (хоть и с вредным послевкусием). А книга Углова правильная, но педантически построенная. И уж точно не художественная, а практически документальная литература, что главную цель тоже не приближает.

Откровенно беспомощное произведение. Идея — людьми управляют высшие силы древнее даже библейскимх и античных текстов. А уж её исполнения в виде стрелялок и похождений бесстрашных русских, которых и пуля не берет, и укрофашисты, коих нет, но постоянно зачем-то вспоминаются. Наверное, показать читателю, какой автор патриот. И. если три четверти этого замечательного романа читалось. как нормальный ширпотреб для электрички, то концовка заставила лишь пожать плечами своей беспомощностью с квази-телепортами сознаниями. Ну, конечно, высшие существа ведут себя точно так, как прыщавые подростки, как же иначе.

Хорошая вакцина, чтобы не тратить время на покорение миров Василия Головачёва.

До меня это произведение отмечено одной оценкой, одним отзывом и одним лайком на отзыв. Создалось впечатление, что эту работу проделал автор или близкий товарищ автора.

На самом деле, все далеко не так прекрасно и радужно. Произведение почему-то состоит из трех частей, и, если, первые две продолжают друг друга, то третья — совершенно инородное тело, не имеющее ничего общего с предыдущими.

На мой субъективный взгляд, и качество этих трех разделов неоднородно, явно ниспадающее.

Первая часть — стилизация под Эдуарда Успенского, там, где он разминается в жанре детских пугалок про гроб на колесиках. Особо оригинального ничего нет, но вполне читаемо и перевариваривается нормально. Вторая часть — откровенно второразрядное чтиво а-ля «магия и средневековье для маленьких». Сплошные натужные аллюзии на кучу произведений — от «Гарри Поттера» до «Мастера и Маргариты», причем, такое впечатление, что это не пасхалки, а просто автор не смог выразить своими словами и, не мудрствуя лукаво, вставил практически литературный мем. Битвы стульев и телефонов с дудочником из ада — это, конечно, класс Б.

А, непонятно зачем вставленная третья часть — это литературный мусор. Бородатые исторические анекдоты в обертке битвы Света с Тенью изложены на уровне пятиклассника, решившего удивить мир фэнтэзийным талантом.

Единственный плюс — это начитка Игоря Князева. Правда, непонятно, что сподвигло мэтра на такое непритязательное творение. Неужели меркантильный интерес?

Не знаю, правильно ли начинать знакомство с творчеством Мураками с эпопеи «1Q84». Вряд ли это начальный уровень творчества автора. Даже наоборот — писать такую вещь можно лишь будучи уверенным в своём месте в литературе. Тем более, что объёмный роман выходил частями в разные годы. Нераскрученного автора вряд ли бы так печатали, велик риск полностью прогореть. Всё-таки не зря Мураками на данный момент — самый известный японский писатель в мире.

Ориентируясь на последний довод, я решился на покорение объёма.

Что же можно сказать после некоторого временного промежутка. Произведение заставляет себя уважать. Но, если пытаться проводить самоанализ ощущений, то возникает странная ситуация. Ни один сюжетный эпизод не нов. Тяжелое детство, сектанские заморочки, переключение параллельных миров, маленький народец — проводник, супервумен и сексуальные пирушки. Все эти ингредиенты использовались неоднократно и с переменным успехом. И какова кода? А бог её знает. Учитывая нестандартную японскую ментальность и особенности перевода, явно чего-то недопонято. Причем, утверждение персонажа «Раз сразу не понял, то зачем объяснять» тоже странное? А когда объяснять, когда всё понятно сразу, что ли?

Ну да ладно, японская редька, тофу и рубленный имбирь ведь тоже не пюрешка с домашней котлеткой. А миллионам нравится.

Строго не судите, писал максимально толерантно, а то придет литл пипл, и лежи потом вечность в коконе, смотри на две луны.

Насквозь крапивинское произведение. Мальчики, море, дружба, противостояние взрослым, подвиги. Так романтично. что жалко. что неизбежно разобьется о быт.Малость. конечно, пережато. Например. в умениях пятиклашек водить спортивные парусники — один на бесприливном озере якобы овладел этим искусством, второго отец потавил на минутку з штурвал — т он уже в одиночку в шторм по ночам водит баркентины и «Кадеты». Или сцена. где сожитель матери целится заряженным ружьем в пацана.

Но, конечно, общая атмосфера все перекрывает. Правда, если сравнивать с другими произведениями Крапивина, это какое-то бытовое, мелодраматическое. Перечитывать его не тянет из-за ясной простоты — тема закрыта, в отличие, например, от кристалловской серии или безлюдных пространств.

Очень цельное произведение. С нестандартной, хоть и очевидной идеей. Для науной фантастики это весма редкая ситуация, там все звездолеты воюют да попаданцы попадают. Высокого литературного стиля не предвидится, но в данном жанре это ожидание — излишество. Зато целая россыпь популярной философии и аллюзий. Ну, например, сейчас ситуация в Западной Европе с гориллами или орангутангами тоже не ахти, в первую очередь из-за лже-толерантности, по какой уже мои строчки сойдут за экстремистские.

Но, если уже искать блох, то бросается в глаза неудачная попытка автора вставить объяснение, почему обезьяны победили людей на чужой планете в уста человека, над которым проводят эксперимент. Получился весьма искусственный момент. А так достаточно правдоподобно, и безжалостно наводит на мысль, что «царь зверей» — человек имеет над остальными видами весьма зыбкое преимущество.

Романов в русской литературе множество, а определяющих, даже мемных находок — единицы. Гончарову удалось вписать на скрижалях качественно нового персонажа — патологического лентяя Обломова. Замечательный человек, кристально чистый живой мертвец. И ведь попал, черт побери, в каждого, все мы (особенно на работе) мечтаем о покое чистой воды, диванах, халатах и кофию. Все мы потенциальные Обломовы, просто локации не позволяют окончательно закуклиться — ведь ренты-дохода нет, надо как-то зарабатывать на кофеек. А если бы не надо было?

Отсюда хорошие ниточки во все стороны, русский — барствует, немец — суетится. Вон в сказках то же самое, Емеля на печи, Синдерелла день и ночь не разгибается. Может, в этом великая русская сермяжья правда? В тихом созерцании.

Роман — мирового масштаба, диссертаций можно писать терабайтами. Вот только жаль, что вся литературная канва «Обломова» плывет, то великолепные эпизоды затухания. то простая светская хроника. Любопытно, как бы этот сюжет разработал Гоголь («Мертвые души» на порядок цельнее) или Достоевскимй, который мог зарыться в психологию персонажей куда глубже.

И, если Обломов или Захар выписаны сочно, то Штольц уже — человек-функция, а уж Ольга или Тарантьев, вообще, одной краской писаны.

Произведение обязательно к перечтению. В первом приближении уровень достаточно высок, любопытно, куда качнется маятник при повторном чтении.

Главная беда абсолютного большинства фантастических произведений — затасканность идей. Попаданцы. мечи против магии, школа волшебства... Поэтому, когда натыкаешься на незамутненную идею, всегда хочется петь дифирамбы. Конечно, человеческое чистилище в преломлении на научный эксперимент — это не чистое ноу-хау, но тем не менее. И. надо отдать должное Фармеру, он смог удержать сюжет на продолжении всего первого романа. Хотя это было нелегко, ибо на 200 с хвостиком страниц надо подстоянно подкидывать дровишек.

Возможно, Геринга и воды было многовато, но таки не перебор. И главный герой, вечный путешественник, отработал на полную катушку.

В итоге таки вопросов осталось больше, чем ответов. что просто идеально для продолжения сериала. А найденная жила, однозначно, золотоносная. Причем, развивать её можно и вдоль, и поперек.

Вот, правда, с экранизациями откровенно не повезло.

Впечатление от книги неоднозначное. Работа масштабная, вопросы поднимаются не только общенациональные, но и философские. Но, во-первых, книга предназначена сугубо для белорусов, остальных проблемы, почему тутэйшие должны зваться белорусами, и чем приднепровская воля отличается от занеманской, сильно не впечатлят.

Историческая беллетристика местами весьма живая, образы Алеся и старого Вежи красочные и яркие, ноостальные — какие-то дискретные. Майка-Михалина то Мадонна, то дура. Кастусь Каплиновский, как в кино, вошел. отыграл эпизод, вышел, а большинство персонажей не дописаны, не доведены до конца. Ровный повествовательный ряд срывается на прыжки то в общую диалектику. то в литературные экзерсисы.

Да и общая парадигма вызывает вопросы — вот, например, есть добрый пан Раубич, замышляющий бунт против царизма и злой пан Кроер, самодурствующий с мужика. Кого идут жечь лесные братья? Разумеется, Раубича, потому что у Кроера местное войско есть, могут самих порубить, а панов добрых не бывает — гаси Раубича. То есть, Короткевич хотел показать, что пан мужику не товарищ и рано или поздно от него отгребет любой.

И не забываем. что роман писан и опубликован в середине шестидесятых (эпоха развитого социализма), которая совершенно не способствует роману о национальном освобождении. Вероятно. цензурные ножницы и рекомендации тоже прошлись по произведению.

Даже историческо-религиозный «Христос приземлился в Городне» выглядел куда цельнее.

Есть детские писатели, которые погружают детей и подростков в свой придуманный мир. Их немного. Носов, Булычев, Крапивин. Есть детские писатели, которые, адаптируют своё творчество под детский мир. Ну, как им кажется. Таких легионы. Один из них Владимир Железников. Он почитаем (особенно во времена Советского союза), награждаем и экранизируем.

Вот и в одном из его самом известном произведении «Жизнь и приключения чудака» писатель мимикрирует под подростка. Влазит в его шкуру и показывает жизнь его глазами. И нам, взрослым. кажется, что это сделано талантливо. Ведь и мы подростками вели и думали себя так же. Ну, наверное. Кажется, именно так. Это обман.

Мы забыли детство, оставив в своей памяти лишь стеклышки калейдоскопа-воспоминаний. И за детскими мемуарами Железникова то тут, то там торчат уши взрослого. Аналитика, препаратора, вивисектора. Который постоянно оценивает каждый подростковый шаг. С точки зрения взрослого мира. А у детей свой мир, своя логика.

Кстати, автор это и сам прекрасно понимает. Поэтому вынужден ввести в повесть взрослого авторитета — тётю Олю, по которому чуть ли не каждой странице (особенно во второй части) сверяет свою жизнь шестиклассник Боря.

Ах, как умно и тонко подмечено, умиляются взрослые читатели. А подростки уже которое десятилетия предпочитают антисоциального Карлсона, иррациональную Алису Кэрроловскую и импульсивную Алису Булычевскую. А вожатых и тимуровцев пролистывают впопыхах.

Хотя, вроде бы, в повести все правильно. И с художественной частью, и с моралью.

Хороший ты мужик, но не орел.

Вероятно,эту книжку Александр Бушков не писал, а курировал. Уж больно тексты отличаются от привычного Бушкова. Ьакие познавательно-википежические сочинения. Настоящий Бушков был замечен только в описании семейства арманд, вероятно, из-за политических линий. А остальное — литературные негры подают материал по теме.

Впрочем, может, я неправ и Александр только в одном 2018 году только в одном цикле «Былая Русь» пишет 15 немаленьких книг, вроде «Ротшильда». Блаженны верующие.

Впрочем, если подходить к работе как к беллетристическому историческому сборнику, то вполне нормальное чтиво с образовательной пользой. Но художемтвенной ценности здесь нет.

Я думаю, многие согласятся, что роман был задуман на более высоком уровне, чем реализован. Просто Алексею Иванову здесь не удалось органически соединить в одном котле кинговский детектив про столкновение городских с реднеками, буйную историю России и литературную философию.

Причем, два первых ингридиента по отдельности вышли даже очень ничего. Ужастик профессионален, периодически экшн, периодически саспенс. Немного любви, литр мистики, колотные персонажи, ауто-погружение — для развалин книг с цветастыми обложками самое то. Староверы и святой Христофор подаются, как говаривал герой «Простоквашино» с целью повышения образованности. Тут тебе и различие ликантропов от вурдалаков, и Андрей Мельников-Печерский, и Никон с Питиримом. Чтиво, безусловно, должно развивать.

Но вот стык между этими блоками смазан халтурно. Эти интернетовские паузы гасят ритм и выглядят необработанными вставками. Почему-то автор, не особо придумывая форму подачи информации, решил, что и так сойдет.

Ну, а философия, если она такая планировалась, завалена полностью. Как и конец произведения, от которого ожидался катарсис, а получился хлопок электрического предохранителя.

Работа, вышедшая в последний год жизни сына поэтов Гумилева и Ахматовой. Разумеется, посвящана главной идее жизни писателя-историка — тезису о пассионарности. Времена и люди. которые черпают из воздуха излишек энергии, который трансформируют в развитие этноса и исторических единиц. В данном случае идет краткий пересказ канонических событий в тысячелетней истории Руси-России, где каждый ход и поворот объяснялся повышенной или пониженной пассионарностью. Например, Грозный с высокой пассионарностью победил Новгород с низкой пассионарностью.

Книга полезна на том этапе, когда формируются у читателя общее представление об исторических событиях. Если нужно укрупнить какое-нибудь событие, то версии Гумилева уступают многим другим художественным и историческим произведениям.

И эти эпизоды достаточно спорны. Например, утверждение, что значительную роль в Грюнвальде сыграли русские (Смоленск). Или утверждение, что Петр Первый ничего особенно нового не принес, кроме драконовской системы поборов с населения.