Стивен Кинг, Под куполом (2009)

Те, кто начинал читать художественную литературу по-русски в середине 1990-х, одновременно с первым залпом ковровой бомбардировки крытых ярмарок и стихийных рынков романами и рассказами Стивена, должны бы знать в округе Касл-Рок каждую былинку, каждый дорожный знак, каждого сурка в уютненькой норке под вековой елью. Так высока концентрация сверхъестественных явлений и просто шокирующих происшествий в кинговской Йокнапатофе; столь изобильны тиражи Кинга на постсоветском пространстве.

Над всем округом Касл-Рок, что в штате Мэн, безоблачное небо, изредка рассекаемое инверсионными следами выхлопа самолетных двигателей. Картина мирная, почти идиллическая. А это значит, что Полярная Лиса уже поднялась из могилы, выкрала со склада скорняжной фабрики свою нежно любимую шкуру и, одев ее, как полагается приличным оборотням в индейской мифологии, мехом внутрь, — вышла на дело.

И в самом деле, творческий отпуск Полярной Зверушки преизрядно затянулся. Восемь лет без малого курортная местность, идеально подходящая для лыжных и биатлонных соревнований, а также охоты, рыбалки и всех прочих видов культурного отдыха, наслаждалась относительным спокойствием.

Ишь, непорядок!

Шоу под куполом начинается. Как и в любом себя уважающем американском городишке, у клоунов предостаточно оружия и наркоты. Задача всех жителей городка, поневоле попавших в кино — ВЫЖИТЬ, ведь запас продуктов, воды, бензина и даже воздуха под Куполом строго лимитирован, а пополнить его особо нечем. Вот и посмотрим, насколько хорошо обыватели округа Касл-Рок усвоили душеспасительные уроки сериала LOST.

Под куполом, как я слышал, тоже скоро экранизируют вместо невезучей Темной башни: действия главных и второстепенных персонажей расписаны буквально по минутам, их роли раскрашены только двумя красками, рефлексии в Честер-Милл места больше нет, а единственное напоминание о том, что действие книги отнесено все-таки приблизительно к юбилею Октябрьской революции, — нескончаемые сетевые войны, отвлекающие жителей городка и их родственников от невеселого житья-бытья. Идеальный каркас для прайм-тайм телесериала НВО или Fox, способного поспорить с рейтингами Теории большого взрыва и Доктора Хауса.

Воспринимается роман (читано в 2010 году в оригинале) очень легко. Язык, как я уже отметил, не блещет стилистическими изысками, целые фразы и абзацы гладко ложатся в кратковременную память и теряются где-то по пути к гиппокампу — за полной необязательностью для постижения сюжетной линии. Нет, Кинга нельзя уличить в такой бессовестной "подкачке килобайтов", как Лукьяненко за Чистовиком. Однако если бы Под куполом сократили раз этак в пять, из него получился бы неплохой фантастический боевик со злободневным политическим подтекстом. Впрочем, автору далеко до Филипа Дика в умении отрисовать остросоциальную фантастическую интригу на листаже худосочного покета, да еще так, чтобы получилась книга на все времена.

В читанном мною варианте к роману прилагалась карта Честер Милл и его окрестностей, стилизованная под скриншот с Google Maps в варианте "гибрид". Из нее видно, что Касл Рок, вроде как разрушенный до основания еще в 1991 г. в результате слаженных действий жителей города, науськиваемых Леландом Гонтом, спустя четверть столетия остался центром административной и культурной жизни округа. Странные эти американцы.

Вместо послесловия

Йен Бэнкс, Каменное Устье (2012)

Не слишком впечатляет после Черты прикрытия и в преддверии Водородной сонаты, но для любого другого автора было бы одной из вершин карьеры.

Задорно, с огоньком взболтанный коктейль из любовной драмы; триллера про шотландские кланы, преобразовавшиеся в мафиозные ОПГ; Bildungsroman — двадцатипятилетний протагонист, добившись прочной позиции в лондонском офисе ТНК, в душе остается преизрядным оболтусом, будет в книжке пара нахальных сценок, которым бы не затеряться ни в Осиной фабрике, ни в Взгляде с наветренной стороны[/i] Глядя по ветру, например, высер на поле для гольфа (настоящий высер, а не форумно-виртуальный, вы не подумайте лишнего!).

Не обойдется без драк, похищений, секса, наркотиков и рок-н-ролла.

Неплохо выписано само Каменное Устье*, северошотландский городок, в котором происходит действие: весь такой стылый, серый, мерзло-серебристый, застрявший в тесной щели на грани веков и культур, аки сурок, что опасливо тянет морду и привстал на задние лапы — обозреть территорию, контролируемую Богом.

Бога здесь нет, он сюда даже никогда и не наведывался.

И еще есть Мост, изображенный на обложке книги, тезейская реинкарнация Моста из ранней книги самого Бэнкса и одновременно глухая отсылка к ас-Сирату из исламских легенд, по которому невредимыми могут пройти только праведники, переправе толщиной не больше волоска, обильно смазанной маслом.

Spannungsbogen.

Crow Road Bridge to Garbadale Revisited! Кто сказал "Чума на оба ваши дома"?

Повышаю оценку за Элли Мёрстон — удивительно было встретить в мейнстримной прозе Бэнкса, какую я ставлю гораздо ниже фантастики, такой симпатичный и глубокий женский персонаж, на уровне Дизиэт Сма, Йиме Нсоквай и Джан Сери Анаплиан.

Собственно, Бэнкс тут пишет о себе, что для него редкость; обычно он бродит далеко за пределами автобиографического замкнутого круга, но тут какие-то увертки бесполезны — он сам вырос в таком же крохотном городишке, Норт-Квинсферри, оттуда вырвался в Лондон и туда же в итоге вернулся для новой судьбы; да и первая супруга его звалась почти так же.

---------------------------

* Вы же видите, надеюсь, как противно выглядит записанное кириллицей "Стоунмауф"? Тем более глухой межзубной концевой спирант Русскому человеку ой как непросто правильно выговорить.

Хиллари Мэнтел, Волчья зала (2009)

Хиллари Мэнтел считает, что она родилась затем, чтобы написать эту книгу, и это уже о многом говорит.

Во всяком случае, в истории Букеровской премии (первоначальной, а не той, что как-то раз была присуждена за афедрон) встречались и куда менее достойные главного приза лауреаты, чем роман о Томасе Кромвеле и сватовстве Генриха VIII. Стиль Волчьей залы с трудом поддается точной классификации — это не барокко, не криптоистория, да и репортерская краткость ей чужда. Мэнтел поставила задачу, в чем-то дополнительную избранной и блестяще решенной Лоуренсом Норфолком.

Мэнтел, сохраняя общую постмодернистскую тенденцию современной исторической прозы, берет свое другим приемом. Она склонна описывать хорошо документированные, давно известные, неоднократно обсуждавшиеся в академических работах события — но в большинстве случаев подбивает читателя занять подчеркнуто неортодоксальную позицию. Восприятие переломных моментов английской истории (взлет и падение кардинала Томаса Уолси, разводы Генриха VIII с Екатериной Арагонской и Анной Болейн, разрыв королевства с католической церковью и секуляризация монастырских земель) дается, как правило, через внутренние диалоги Томаса Кромвеля, их свидетеля и участника, и находится в последовательном противоречии с рекомендациями школьных и университетских учебников. Томас Мор, глашатай Просвещения, у Мэнтел представлен как упрямец и фанатик, а сам Кромвель — как прагматичный и дальновидный политик, ставящий во главу угла укрепление королевского авторитета и, следовательно, отдаление феодальных междоусобиц. По существу, Волчья зала — первая книга в истории английской литературы, где автор допускает отход от почти канонической трактовки конфликта этих непримиримых противников, приведшего Мора на эшафот.

Ханс Гольбейн-младший. Томас Кромвель в 1533 г.

Это оставляет, впрочем, писательнице полную свободу в работе над продолжением Волчьей залы, сперва анонсированным на этот год как один огромный роман, но затем разделенным на две книги.

Предположительное название первого романа — Из праха восстаньте (Bring Up The Bodies), ожидается, что в нем будет более полно, в сравнении с Волчьей залой, раскрыт образ Джейн Сеймур, но в основном роман предполагается посвятить трагедии Анны Болейн.

Вторая книга, Зеркало и свет (The Mirror and the Light), выйдет когда-нибудь потом. Martin mode ON

Мэнтел признается, что работа над Волчьей залой заняла у нее без малого пять лет, побочным продуктом которых стал старомодный карточный каталог перекрестных ссылок, описывающий в деталях действия всех персонажей, от первостепенных до проходных, за такой же промежуток времени — но с 1530 до 1535 г. Самым сложным оказалось в точности увязать неизменную историческую последовательность с неизменно неожиданными поворотами сюжета, нигде не допустив даже малейшего противоречия с текущей мировой линией.

Уильям Гибсон, Нулевое досье (2010)

Роман номинировался на премию Locus за прошлый год, но случилась Конни Уиллис.

Pour le bien de l'Etat и с учетом того грозного обстоятельства, что перевод предыдущего романа трилогии получил антипремию, смею настоять: Zero History — это именно Нулевое досье, а не История Зеро. Как и многие другие ложные друзья переводчика, слово history на английском сидит в гнезде из восьми-девяти значений. Гибсон из тех авторов, кто с легкостью и даже лихачеством пользуется восьмыми-девятыми.

Книга начинается примерно там, где закончилась Страна призраков, и обслуживается теми же персонажами — бывшей рок-звездой группы Кефью Комендантский час Холлис Хенри, наркоманом Милгрэмом, таинственным миллиардером от вирусного маркетинга Хьюбертом Бигендом Юбером Байженом и его "синими муравьями". В фокусе нового расследования — таинственный дизайнер военной одежды под маркой "Гончие Гэбриела" (намек на средневековую валлийскую легенду о гончих из Аннуна). Локэйшены — Лондон и Париж. Вещественное доказательство — армейские брюки. Дикая Охота открыта! ©

Гибсон окончательно изменил киберпанку, потому что киберпанк — уже здесь.

Er muoz gelichessame die Leiter abewerfen, so Er an ir ufgestigen ist.

Зачем нам Зимнее Безмолвие, коли его с успехом заменяет распределенный разум миллиардов пользователей Известной Сети... и теневых локалок? В Google вечное лето и цифровое кэш-бессмертие. Армии клонов шествуют по немодерируемым бордам.

Эволюция стиля привела Гибсона из мест, где он был первопоселенцем и Королем в Высоком Замке, к области, контролируемой Пинчоном, Барнсом и Макьюэном. Однако научиться схватыванию Zeitgeist нельзя. Это либо дается сразу, либо не получается вообще. С таким надо родиться в литературу. У Гибсона это качество присутствует в избытке, в этом отношении с ним наравне разве что Стивенсон и Стерлинг.

Нулевое досье — роман о выходе из светового конуса будущего в темную кладовую сокровищ настоящего. Концентрация брендов на страницу текста в нем, пожалуй, выше, чем даже в первых двух книгах цикла, и, собственно, провоцирует переход на следующий уровень литературной ценности. Конечно, столбик, отмечающий Apple, на частотной гистограмме встречаемости оных брендов высится над остальными, аки Вавилонская башня или Мэри-Экс барона Фостера, а то и Бурдж Халифа (в романе есть упоминание о залитом на YouTube ролике с прыжком самоубийцы через перила обзорной площадки дубайского колосса).

Разве не это мы с вами, яблофаги или макохейтеры, наблюдаем вокруг? В качестве примера приведу начало недавней статьи Сергея Кузьмина на 3DNews:

К этому мало что можно добавить, поскольку процитированный текст представляет собой гомилетический документ. Пытаться спорить или даже дискутировать на вполне ровных тонах с его автором совершенно бессмысленно. В световом конусе его личного будущего присутствует только один бренд, и это Apple.

Кто бы ни был дизайнером линейки загадочных брюк... и множества диковатых или страшноватых гаджетов, порожденных тесно завязанной на спецслужбы и армию США индустрией "теневой", недоступной для халявного соседского вайфая моды, Холлис чувствует с ним (ней?) странное родство душ.

Мечта, за которой Холлис явилась к Байжену, а дизайнер брюк для Дикой Охоты — к повелителю Легиона Мертвых, в сущности одинакова. Очиститься от всех брендов, сцарапать их с себя, как наросшую концентрическими слоями коросту, отклеить от ладони случайно приставшие к ней теги NFC и уже чистой щепотью зачерпнуть воды из бездонного колодца тени. Соблюдая радионевидимость и не фиксируясь на местности. В конце концов, когда ваш коммуникатор последний раз ходил в Сеть с вашего, и только вашего, разрешения, а не за твитами, лайками или бесценными обновлениями для Замороженного Йогурта, Имбирного Пряника, Сэндвича с Мороженым Двуслойного Пломбира, Манго, Танго?

Если Охота до брендов, консалтинга, маркетинга и законов, садитесь на яблочную диету, а похудев, шпарьте как по писаному талмуды постановлений, Ru.Ководств, Вестников МcKinsey и новостных предвыборных программ. Если до Свободы, выбирайте Технологию и пишите код.

А что Технология часто военного оттенка — так Война и Политика, а равно Новости и Свобода Слова, брендированы от начала времен тысячелетия.

От горького кофе и скупости трассы на пребывание сразу во многих местах © сама собой сдвигается клавиша разблокировки, сама собой открывается страница новостей.

Facepalm бессилен против Facebook.

Первый Контакт никому не нужен, он уже состоялся.

Чужие уже среди нас, это те, у кого аллергия на бренды. С гончими преисподней им часто легче, нежели с людьми.

Киберпанк уже тут, а мы еще нет.

В Темную Эпоху, когда человечество еще не покинуло USENET, считалось, что вход в Аннун расположен на Голове Святого Дэвида — это мыс, замыкающий Валлийский полуостров с юго-запада.

Под падающее с ветки древа познания Яблоко Гибсон, в отличие от Ньютона и Святого Дэвида, подставляет не драгоценную голову, а штаны для настоящих мачо.

Майкл Джон Харрисон, Вирикониум (1967-1985)

На острове Ириомоте, что в Яэямской группе Окинавского архипелага, встречается вот такой эндемичный кошак:

Цикл Харрисона о Вирикониуме находится с остальными представителями темного техно- и городского фэнтези примерно в таких же отношениях, как ириомотейская кошка с обычными домашними 猫. А именно, домашние коты конкурируют с ириомотейской кошкой за пищу, а также охотно вступают с ириомотейками в сексуальный контакт, тем самым разбавляя и непоправимо уродуя бесценный древний геном.

Читая этот сборник, я все время вынужден был отбрасывать налипшие из прежнего опыта ассоциации, но от своей глубинной неправомерности они не становились менее навязчивыми.

А что это тут у нас? А кто это такой мацюпусенький, да с таким длинным хвостом и острыми эльфийскими ушами?

Наследница престола, изгнанная недоброжелателями из своего домена и вынужденная скрываться в глуши, доколе не настанет час квеста возмездия с широкомасштабным применением реликтов и артефактов... Дейенерис Таргариен?

Великий воен с мечём ©, выросший среди банд на безжалостных улицах бедняцкого квартала и мастерством фехтовальщика ли, поэта проложивший себе кровавый путь к аристократическому титулу... ой, тут вариантов больше, чем авторов на Самиздате.

Умирающий мир, истерзанный чередой высокотехнологичных войн и деградировавший до неофеодализма, так основательно высосанный индустрией Великих Древних, что основными источниками металла для пик, копий и мечей выступают оплетенные плющом остовы лазерных пушек да вросшие в землю корпуса заброшенных звездолетов... Звери с далеких звезд, завезенные на Землю в дни процветания Империи Человека и под влиянием радиации мутировавшие в охотников до человечинки вообще и нервной ткани коры больших полушарий в частности... Урс?

Проклятые непрошеным бессмертием Существа Полуденной Эпохи, медленно теряющие рассудок от невыносимого контраста между реалиями их родного времени и Империи Вирикониума... Нелюди?

Младшая Королева Метвет Ниан, или просто Джейн, в комнате на пять окон, откуда видны места и времена, для которых на языках ее королевства нет имен и названий. На хрустальном троне в тайном ярусе дворца, построенного в тени башен до облаков над хладным трупом древнего коллайдера высокоэнергетических частиц... Последняя цитадель Земли, город на краю времени... Вы случаем не знаете, с какой пристани отплывает корабль до Мелнибонэ? Тем более совместная с Муркоком работа у Харрисона есть.

Седой алхимик в высоком замке, хозяин, строитель и программист хищных птиц, наделенных подобием жизни и способных держать связь со своим творцом из любого уголка обитаемого мира... Зотик Варенский?

Столкновение прошлого и будущего в плавильном котле хаоса, сминающего реальность, как детская ручка резиновый мячик... Инсектоподобные гибриды людей и чужих, зараженные эгрегором внеземной расы прихожане тлетворного культа... Последняя Кальпа?

Написанное звездами в небесах имя древней цивилизации — верный симптом гибельного чванства великих предков... Крылья ночи?

Схороненный под землей сбрендивший искусственный разум, управляющий легионами роботов на службе Старшей Королевы Кэнны Мойдарт... В его обещаниях слышен металл.

Шуты и палачи, историки и наемники, проститутки и аристократы, актеры и художники на улицах немыслимо древнего города... Маласийский гобелен? Или, может быть, Синайский?

Слушайте, а это вообще Земля или другая планета? Может, уцелевшее человечество давно уже переселилось в иной мир и в диссоциативной фуге тешит себя иллюзией преемственности с древними обитателями Матери-Терры?

Стоп-стоп. Вы взгляните, когда это написано. Из всех представителей темного городского технофэнтези Харрисон, как та ириомотейская кошка к Felis catus lunensis, древнему конкуренту первобытного человека, ближе всех к родоначальнику субжанра об Умирающей Земле — Джеку Вэнсу.

Эстетика распада и тлена выдержана безукоризненно, Харрисон свободно оперирует всеми пятью чувствами читателя — не только зрением и слухом, как большинство авторов, но также обонянием, осязанием и вкусом. В Буре крыльев деконструкции. в сущности, подвергается не столько мир, сколько ткань текста, и это сближает роман с экспериментами Беккета, Фолкнера, Пинтера.

Сопоставимого уровня материализации образов со столь же последовательной эстетизацией безобразного — средством постичь то, что по-японски называется 寂 (красота преходящего) — можно, впрочем, добиться и на русском: доказано Славниковой.

А сюжет... да какое он, к ириомотейскому лешему, имеет значение? По ту сторону зеркала критерии ценности книг инвертируются. Главное, что через это зеркало можно пройти и нарисовать — или написать — обратную дорогу. Прист, к примеру, того же мнения, и к недостоверной автобиографии Питера Синклера предъявляют примерно аналогичные претензии.

Впрочем, по отзывам видно, что от Вирикониума у многих примерно такое впечатление: "Я нифига не понял! Какого лешего от романа осталась одна бумага?!!" Ну дык...

— Кофе или чай?

— Пожалуй, кофе.

— А вот и не угадали, чай!

Попались, попались!

Сначала-то был Вирикониум, Последний Город умирающей Земли в конце дороги из хлебных крошек сквозь зеркало в общественном туалете кафе "Добрая старая Англия". От того Вирикониума, порожденного Новой Волной, до сегодняшней фэнтези дошло куда больше, чем можно подумать. Гораздо больше, чем доходит грусти от одной ириомотейской кошки до другой, когда они слышат, как неизмеримо превосходящие их численностью домашние коты мяукают между собою.

Домашним котам принадлежит планета. Но Вирикониум для них пока еще суровое местечко.

Хотя Городом в Конце Времен его, по справедливости, нельзя назвать: это не очень далекое будущее, сотня-другая тысяч лет, не более.

Даже Солнце не покраснело.

Вся жизнь впереди.