Такие стихи могут написать только пережившие войну. Рядовые Райаны и эпопея «Освобождение», это, конечно, хорошо и масштабно. Но война — это покалеченные судьбы миллионов людей. Не случайно на протяжении 20 лет День Победы был не пафосным праздником «Можем повторить!», а Днем Памяти и Скорби. Когда у тебя сожгли дом с семьей, ты не празднуешь Великую Победу, ты пьешь горькую в одиночестве у могилы. К сожалению, эту боль уже забыли, как чиновники всех мастей, повязвыающие гвардейские ленточки на лацканы, так и простые люди, которые, в лучшем случае, смотрят на Баскова в пилотке на телеэкране 9 мая.

Стоит солдат — и словно комья

Застряли в горле у него.

Писал солдат: «Встречай, Прасковья,

Героя — мужа своего.

Накрой для гостя угощенье,

Поставь в избе широкий стол.

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел ...»

Вот читаешь сборник переводов старинных британских поэтов в переводе Маршака. Где-то интересней, где-то тривиальней. Но, будем откровенны, мало что запоминается после прочтения, и к повторнуму знакомству не тянет. А тут — трах-бабах «Вересковый мёд». Запоминается влёт. Как «Евгений Онегин» Пушкина, как «Федот-стрелец» Филатова. А ещё и свойственная балладам яркая трагичность. «Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды». Даже в фильме «Тимур и его команда» пионеры замирали от восторга, читая произведение Стивенсона на чердаке. Правда, перевод Маршака появился чуть позднее повести Гайдара.

Конечно, вряд ли в этом советском почитании заслуга поэта Стивенсона. который нам известен не стихами, а авантюрно-приключенческими романами.

«Пришёл король шотландский,

Беспощадный для врагов,

Он разбил отряды пиктов

И погнал их, как козлов.»

Это «Вересковое пиво» Чуковского. Текст тот же, а музыки нет. А стихи читают не ради сюжета. Поэтому большую часть славы заслужил именно Самуил Маршак. Сошлись звезды. Тем более, литературоведы отмечают большую вольность Маршака в переводе, чем у других авторов.

Двойная классика.

В последние время принято безмерно восторгаться прозорливостью Николая Носова, безобидного детского писателя, писавшего про кашу, огурцы и двойки Вити Малеева, и вдруг предсказавшего в 1965 году всю суть современной России и окружающего мира романом «Незнайка на Луне».

Конечно, ничего Носов не предсказывал, а просто отобразил в детской сказке обычный капитализм, который цвел и пах добрую сотню лет и до «Незнайки». Вот только оболваненная коммунистической идеологией «самая читающая нация мира» не могла сложить два и два, и. несмотря на открытую информация, не понимала, что, к примеру, вождем всех трудящихся был потомственный дворянин Ленин, всю жизнь прекрасно проживающий на материнский капитал (сдача в эксплуатацию земель) и деньги экстремистской партии по Лондонам, Парижам и Женевам. Не говоря уже о более общей диалектике жизни. А Николай Носов это понимал. И, что самое удивительное, он настолько гениально изложил концепции разных ступеней развития общества в франшизе для первоклассников, что за одно это его нужно ставить на уровень Булгакова. Сравните с другими детскими канонами — переложениями Волкова, Толстого и Чуковского и бесконечной библиотекой пионера, благополучно канувшей в пыль дальних полок.

Здесь же можно писать самые разные диссертации — от психологических до философских. Одна только теория внутренней Луны чего стоит. И пишут — https://fantlab.ru/work863046, например.

Любопытны персонажи — лидер общества, интеллектуал Знайка. Это, согласитесь, редкость, чтобы управлял ботан. Даже в своей франшизе Носов выводит на первый план народного героя Незнайку, который достопримечателен лишь тем, что он ничего не умеет. Такова потребность общества — Гарри Поттер выписан по тем же стандартам.

В данном же романе ещё выделен Пончик, наслаждающийся своей булимией. Который при таком же неумении ничего делать, устроился в совершенно незнакомом социуме на порядок лучше незадачливого протогониста. Вот эти трое — живые земляне, остальные коротышки — функции. А вот на Луне почти каждый герой, кроме эпизодических полицейских, обладают оригинальным характером. Жулио со Скуперфильдом не спутаешь. Как и зэков Козлика и Мигу. Что наводит на мысли, что капитализм раскрывает личность куда лучше коммунизма, где каждый — всего лишь винтик и шпунтик коллектива.

И разбросанные изюминки книги — эпизоды, где Носов устами коротышек говорит про то или другое общественное явление. Например, про модерновые картины или суть полиции — прислуживать богатым. Именно емкость этих штрихов и делает роман сейчас актуальным.

Конечно, выросшим на Конан Дойле, Агате Кристи или, не дай бог, Дарье Донцовой, текст покажется старомодным, вычурным и предсказуемым. Но это не так. Понятие «детектив» тогда было даже не зачаточным, а «Убийство на улице Морг», очевидно, не робкий ребенок, делающий первые шаги, а вполне продуманное произведение. С затравкой «дедуктивного метода» (не по названию, а по факту), триллерной составляющей и математической логикой.

Кстати, голая логика, которую так лелеет Эдгар Аллан, отпугивает сейчас многих. Женщинам — подавай страсти-мордасти, подросткам нужон экшон, а умудренные опытом читатели невольно проводят параллели к читаному ранее (синдром утенка никто не отменял).

Но ведь торить новую тропинку среди сугробов не в пример тяжелее, чем процокать каблучками по Арбату. Конечно, многое здесь спорно — от выводов по взгляду собеседника до утверждения, что шашки — игра куда умнее шахмат. Но опять же — середина девятнадцатого века, в тех же шахматах только делает первые шаги Пол Морфи, не говоря о теориях и течениях будущих чемпионов. Но позиция По обоснованна. С поправкой на ветер времени.

Художественная составляющая вызывает споры. Но вряд ли многие владеют старым английским, а переводы — такие переводы.

А вот то, что «Убийство на улице Морг» актуально для чтения почти два века, это аргумент. Много ли сейчас читают неклассическую литературу того времени? А много современной литературы будут читать спустя двести лет?

Насколько хорошо удается Джеку Лондону построение повести, что даже как-то неудобно сравнивать его с современными произведениями, написанными в стиле «Что пришло в голову, то и записано, и не каждому дано отыскать глубокий смысл сей гениальности». В «Белом клыке» мощная завязка, казалось бы, не связанная с главным героем. Причем, двойное вложение — вначале люди борются за жизнь со странным волком, потом этот волк-волчица-полукровка борется за свою жизнь. И постепенное нарастание опыта и мудрости самого Белого Клыка.

Да, теперь такая литература сослана в ссылку «Для старшего школьного возраста», ибо нет секса, наркотиков и членовредительства. В принципе, есть, но лайт-форме — собачки любятся, водка- зло, волки убивают людей. В итоге удовольствие получает и стар, и млад.

Правда, справедливости ради, надо отметить, что с на протяжении всей повести классический Джек Лондон все больше уступал место Сетону-Томпсону, и в конце уже создавалось полно впечатление, что читаешь именно именно канадца.

Одно из лучших произведений о войне. Настолько сильное, что пробивает не только первое поколение современников (таких книг немало и ассоциации ещё яркие), но и ещё несколько более поздних. Да, уже многое в двадцать первом веке воспринимается по другому. Физический труд практически ушел из жизни большинства, и интересы девушек, сильно изнеженных и неприспособленных к войне с точки зрения старшины Васкова, кажутся, наоборот простыми и незатейливыми. Но это только оболочка, и тонкий слой цивилизованности очень быстро сотрёт жизнь. Особенно это становится понятно тем, кого затронула новая война.

Даже удивительно, что её развязали люди, выросшие на хорошой советской литературе и хорошем российском кино. Видно, что посылы Бориса Васильева прошли мимо. оставив только «Ура, наши победили, можем повторить»

Не можем.Не так уж много среди гаджетных романтиков бывалых Васковых, готовых лечь в землю за свои иделы молодых двадцатилетних девчонок. И не надо, чтобы их жизнь ломала и делала боевой единицей.

Зори должны быть тихими.

Основная часть произведений Кинга хоть и любопытна, но весь заурядна в плане литературной ценности. Но «Зеленая миля» стоит особняком. И, что удивительно, это не цельный роман, а роман с продолжением, когда печатают начало, не написав середины и конца. Как и положено, великому произведению, здесь несколько слоев повествования. Причем, большинство читателей легко проходит первый — приключенческий, с легким ретро времен Великой Депрессии, привычно окунается во второй — мистический. Ну, Кинг же, чего же ещё от его ожидать как не мистики. А потом с удивлением замечает, что погрузились в третий — аллюзию на Евангелие, на пришествие Мессии, которого в очередной раз с проклятием распинает разумное человечество.

Плюс весьма хорошая техническая сторона. Несколько параллельных линий, начиная от современной жизни не болеющего глубокого старика, которые не провисают и красиво переплетаются. Прописаны характеры не только главных героев, что присуще любому бестселлеру, но и второстепенные персонажи, вплоть до жены начальника тюрьмы и слегка локации (тут, на наше счастье Кинг не усердствует, ибо Америка первой половины ХХ века детально нам особо не известна, ну, на уровне Парохода Вилли, в лучшем случае).

А, кроме того, редкий случай, когда спину произведения прикрывает, на удивление, шикарная экранизация. «Зеленая миля» по многим популярным рейтингам один из лучших фильмов мира. И читатель это использует, спокойно рисуя при чтении экранные образы.

Произведений-антиутопий у фантастов много. Некоторые даже написаны хорошим литературным языком. И даже среди них выделяется «451 градус по Фаренгейту», узловой роман ХХ века. Нырнувшие в его глубину не будут пускать слюни от пустословий любых политиков и их придворных агитаторов. К сожалению, современный мир никогда далеко не отходил от генеральной линии романа, и теперь это видно куда явственнее. Правда, и выход из этого тупика у Брэдбери спорный — отойти в сторону, и , когда все погибнет, попробовать начать заново на обломках старых идей. Это фантастика. В жизни тебя просто сожрет механический пес бездушного государства.

Поищем ответ в других книгах. Которые начинают гореть где-то при 843 градусах по Фаренгейту. То есть у нас есть ещё запас перед Брэдбери. И это даёт небольшую надежду.

Образец исторического романа. Конечно, христианство (раннее) подавалось идеализированно. Но и любое учение подается учителями идеализированно. Поэтому воспринимать художественное произведение как истину не нужно. Тем более, что многие пытались залесть на поле Христа, и многие ли остались в памяти. Петр и Павел, а, тем более, Христос, вообще здесь второстепенные герои, уровня Хилона. А вот ленивый эпикур Петроний, мажор Виниций и опьяненный хмелем искусства император Нерон показаны куда более скрупулезны. Ну, и поляк (литвин, если вдаваться в родословную) Сенкевич не был бы Сенкевичем, если бы тут обошелся без крайне положительных персонажей из земли Польской — лигийцами Лигией (Каллиной) и Урсом. Но писателю дозволено и это.

Роман — узловой по периоду начала эры. И относится к обязательному чтению. Что там говарил Нестор Петрович из «Большой перемены»? Какой артист умирает! Это тоже отсюда.

Именно такую литературу нужно читать в школьном возрасте. За локомотивом приключений неизбежно потянутся и другие вагончики. Кого-то заинтересуют любовь, кого-то возможности научных экспериментов, кого-то вечные общественные противоборства религии, суда, работодателей. Причем, эти вагончики не претендуют на обязательное изучение, вроде «Войны и мира», а просто завязывают узелочки в сознании, которые могут вывести на самые неожиданные направления. Например, казалось бы, на оскароносный фильм «Форма воды».

Конечно, как и положено в подростковой приключенческой литературе, здесь многое упрощено — Зурито писан антрацитом, Сальватор надевает одежды Спасителя (легкий обыгрыш имени). Человек-рыба или сиротка Гуттиере аки невинные ангелы, а усатая матрона дышит озлобином. Слог. разумеется, тоже не набоковский. Но ведь нельзя после ознакомления с распределительным законом сложения сразу переходить к биному Ньютона. А, если учесть, что на дворе зачатки коллективизации и индустриализации по заветам великого Маркса, то только настоящий талант будетвкладывать в доступные окружающей среде формы, вроде угнетения бедных индейцев, философские мотивы одиночества от опережения своего времени.

Конечно, в выделении у Беляева именно этого романа большую роль сыграла удачная экранизация, остальные, вроде «Продавца воздуха» или «Головы профессора Доуэля» заметно хуже, а множество замечательных произведений вообще обойдено вниманием киношников.

Одннозначно в список литературы, которую следует прочитать, прежде, чем умереть. Пусть даже поздно, если не посчастливилось в нужном возрасте, чем никогда.

Роман «Поселок» — плоть от плоти советской фантастики. Без фиг в кармане, свойственных, например, Стругацким. Небольшая модель коммунистического общества. Разумеется, прямо, в лоб это не называется — наелись к концу восьмидесятых горлопанской идеологии. Но, если просто внимательно посмотреть на текст со стороны — то это просто очевидно. Причем, подано как единственно возможная форма выживания в условиях, сведенных к первоначальным. Вот зеркальце, например, подарено Марьяше — оно её и не её, ибо любому она обязана отдать его по мере надобности, иначе её общество не поймёт. Все работают — каждый по способности. Индивидуальные помыслы, например. бежать, спасать любимую, должны согласовываться с руководителями общества. Которые, формально, не руководители, ибо все равны. И так далее. Учиться, учиться и учиться и стремиться в светлое будущее, борясь со внешним врагом.

Но большинству пишущих здесь видна только внешняя оболочка — герои мужественно преодолевают трудности. Преодолевают, конечно, а куда деться — иначе помрешь. Причем, если скорректировать фантастику на реальность, никто бы не выжил. И уж точно 20 лет не прожил робинзоном. По элементарной причине. Люди, потерпевшие катастрофу, не имели даже начальных навыков выживания. Даже не мороз или леса с убийственными животными и растениями их бы погубили. Они перемерли и на райских островах. Другая атмосфера, другой климат, другие микроорганизмы — я погляжу, как ты, мой друг, долго протянешь на каких-нибудь Никобарских островах. где теплое солнышко и лианы не кусаются — ну-ка, костер зажги без спичек и зажигалок. А если аппендицит, а если ногу пропорол, а если от воды непрекращающаяся дизентерия. А ты только Windows умеешь переустанавливать.

А наши поселенцы, как и их предки, жили в достатке столетиями — какие-то навыки им теоретически вложили, какие-то инструменты у них с собой есть. Но выжить можно только в фантастических романах — спать на снегу, питаться корешками, построить воздушный шар из говна и палок. В жизни все прозаичней. Но тогда не о чем писать будет писателям. Поэтому вынесем скепсис за скобки и доверимся Булычеву.

Роман получился интересным, за героев переживаешь и сочувствуешь. Но все здесь положительные, никаких личных конфликтов (ну уровня обид в песочнице в детском саду). А ведь на деле даже три человека за 20 лет друг друга сто раз смертельно возненавидят. Поэтому и произведение — коммунистическое. Не столько человек на первом плане со своими тараканами (бунт только у Павлыша, и тот оправдан результатом), сколько «муравейник живет, кто-то лапку сломал — не в счет». Враг есть всегда, но он по ту сторону изгороди.

Эффект вызывает и то, что Булычев — это стиль а-ля Алисы Селезневой или Великого Гусляра. А здесь — «Неукротимая планета», необычно, плюсик в карму. Да и образованный человек обязательно вспомнит пронзительный мультфильм «Перевал» (в создании которого принимал участие даже историк-альтернативщик Фоменко), что тоже повысит оценку произведения.

Впрочем, лично я с этим согласен. Но заносить «Поселок» на скрижали не спешил бы. Здесь нет ничего сверхъестественного ни в сюжете, ни в идее, ни в литературном оформлении. Но прочитать его следует непременно.

«Крестоносцев» вполне можно поставить в один ряд с лучшими рыцарскими романами Вальтера Скотта и дать им надбавку за то, что они не о заморских бриттах и скоттах, а о наших предках. Речь Посполитая, Великое Княжество Литовское, Грюнвальд Советским Союзом особо не почитались, ставя во главу деяния Александра Невского. Как говорится, историки скрывали. Тот же уровень битв под предводительством Ягайло и Витовта однозначно несопоставим с разгромом ярла Биргера.

И атмосфера шляхты с репой на столе и шариками в окнах куда ближе заморочек рыцарей Круглого стола. Замечательные характеры, художественные поединки, исторические справки — всем Сенкевич хорош.

Но о главном минусе романа писатель сам говорит словами Великого Магистра — У вас, поляков, все агнцы, а у нас все козлища. Так и получилось, все без исключения польские паны — образцы добродетелей — ни женщину не снасильничают, ни холопа не обидят, благороднее Атоса, безгрешнее Папы Римского. А тевтонские псы ни шагу, чтобы не нагадить. Хотя. по сути, это было одно общество.

Взять святого Юранда, вся жизнь которого была посвящана убийствам соседей-немцев. С оправданием мести за жену. Уже давно не было в живых никого из обидчиков, а он все убивал, убивал, а кого побогаче брал к себе в зиндан для выкупа. Ладно, Юранд, а чем занимались наши главные герои, Мацько и Збышко — драками и смертоубийством. Причем, на татар мы не пойдем, у них кони быстрые, луки меткие, а взять с них, кроме кожуха драного, нечего. Лучше павлиньи чубы срезать с богатых крыжаков да с фризами за добро биться. Вместо ведения собственного хозяйства на карту поставлено наёмничество. Повезло — разбогатели.

Ну, и, конечно, силушка богатырская у каждого поляка. Взмахнут рукой — улица из врагов валится, отмахнутся — переулочек.

И все их, кроме псов-рыцарей, любят. Например, чех Главач, плененный дворянин, наплевал на Родину, лишь бы посвятить свою жизнь прислуживанию новым хозяевам. У Сенкевича это выглядит так нормально, что язык не поворачивается спросить, а с чего братья-ляхи брали в рабство братьев-чехов? Межу не поделили?

Гонорливый характер поляков известен в веках. Недаром. из-за собственного гонора, они не раз теряли своюи страну. Но здесь они поголовно — агнцы божьи.

Для рыцарского романа — самое то. Для монументальной классики — изъян.

С таким Хайнлайном страна Советов решила широкого читателя не знакомить. Вроде и язвы капитализма в нем препарируются, но, от греха подальше. А то начнут задумываться о смысле жизни, библейские аллюзии выискивать, про коммунизм неправильно понимать начнут. Манифесту Маркса предпочтут Манифест от Майкла и Старших Братьев.

Это, конечно, не фантастика в дистиллированном виде. Это Большая Литература. Кому-то локации и посылы не особо понравятся, кто-то, наоборот, не прочь принять Братство По Воде даже заочно. Но, в любом случае, читается и думается, в отличие от множества космических опер.Даже сейчас. А в 60-тые было бы вообще термоядерно. Но партия заботливо сберегла читателя, хватит ему и многомудрого Ефремова со Стругацкими.

Конечно, не все идеально и в этом произведении. Слог/стиль обсуждать не берусь — не в оригинале читано. А по сюжету есть вопросы. Уж больно легко выпустили из виду государственные спецслужбы, криминал и частный бизнес марсианина, который стоил больше любого миллиардера и явно прогрессировал в понимании сущего. Только церковь пыталась следить за существом с ненормальными возможностями и диким капиталом, а мировое правительство успокоилось левым договором. Это было бы вряд ли.

Ну, и персонально мне хотелось бы увидеть эволюцию Майкла изнутри, а не снаружи. Но Хайнлайн решил показывать, что случалось, а не почему случалось. Это его право. Но, в ином случае, роман стал бы ещё сильнее.

На мой взгляд, программное произведения для любителей классической зарубежной фантастики.

Главный вопрос — к чему должно стремиться человечество в своем развитии? Вот в романе стремятся к всеобщему счастью. Счастье — это плохо? Логика Дикаря — пусть лучше терпеть комаров, чем избавиться от их раз и навсегда. Кто из нас добровольно согласится терпеть, к примеру, зубную боль, а не вылечиться с помощью стоматологии. И так далее. Программируются касты? Касты всегда были и будут — аристократы и плебеи, олигархи и пушечное мясо. Если думаете, что сейчас вы изначально не ограничены, не обольщайтесь. Убрали религию или искусство? А сейчас что? Для большинства искусство — это Басков (или Бибер), а удел верующих — быть паствой для касты священников. Приедет Киркоров в ваш аул или привезут косточку святого Никодима — побежите приложиться к святыне, выстроившись в очередь. Это лучше мира с сомой? Да и сома сейчас в ассортименте — хочешь пей, хочешь кури, хочешь нюхай. Колоться, правда, не нужно — обчество не одобряет.

Персонажи Олдоса Хаксли жили в бутылях — альфы в больших, эпсилоны — в поменьше размером. А будто сейчас нет стеклянных ограничений — паспортов, виз, налогов, штрафов, психиатрических заведений, и до бесконечности... Что там официальные и неофициальные идеологии обещают? Да куда меньше дивного мира — в основном, сегодня трудности, а завтра кусочек неопределенного счастья (мечты сбываются). А в антиутопии все счастливы, и даже редкие отщепенцы ссылаются на остров к таким же нестандартным. А в реальном человечестве?

Видите, при желании весьма легко доказать с аргументами и фактами, что дивный мир точно дивный. И крыть нечем — гибель души? предназначение личности? биологические родители? В офисных терзаниях как живется вашей душе? Смысл жизни расшифровали? Центры эмбриологии закроем? Вот.

Так спросите себя, что вам ближе — сия антиутопия или маршрут Москва -Петушки по Ерофееву.

Разумеется, никаких двойных-тройных слоев в подростковый приключенческий роман Стивенсон не вкладывал. По энергозатратам это все равно, что работать месяц бригаде экскаваторщиков, чтобы построить детскую песочницу. Теоретически, конечно, можно, но практически... И пусть вас не смущает логичность выводов Точинова. Ничуть не труднее убедительно доказать, что Алиса Селезнева — советский Терминатор, отправленный в прошлое нейтрализовать Колю Герасимова, а Простоквашино вообще Сайлент Хилл. Даже скажу, что похожие творения я читал, но объемом куда меньше.

А вот «Остров без сокровищ» объем нарастил приличный. И автора вполне можно поздравить, что практически на всем материале ему удалось худо-бедно удержать планку поиска гдубинного смысла. Ну, разве в конце с расшифровкой библейских имен явная клюква полезла, лишнее это.

Потому что Виктор Точинов подошел к делу профессионально. Во-первых, он продемонстрировал знание деталей той эпохи. Действительно, Сильвер никакой не завхоз-квартирмейстер, а глава пиратского спецназа, а фехтовали далеко не на кортиках. Плюс тонкости в специфике мушкетов, вертлюжьих пушек, бойниц и прочих элементов добавило версии Точинова козырей.

Также в точку попали логические ляпы писателя. От невозможности задремать в вертикальной бочке до глупости постройки трактира на безлюдной дороге вдали от деревни.

А вот с красной нитью повествования вопросы. Начиная от роли мальчика — не мальчика Хокинса. Хоть убей, не вижу смысла включать его в пайщики с изрядной долей сокровищ. Ах, он знал координаты острова. Ну, не только он один, и вообще. после окончательного курса корабля эти знания стали равны нулю. Редрута он боялся. Да он всех должен бояться, уж смысла отваливать мальчишке килограммов золота нет вообще.

Однако реконструкции вышли визуально логическими, что ставит роман о романе на высокое место.

В своем жанре «Остров без сокровищ», безусловно, одна из самых качественных работ.

Классический советский подростковый роман. Чьи корни упоминаются в самом «Кортике». когда перечисляются книги Мишки Полякова. И, в отличие о большинства произведений этого жанра, которые тоже неплохо держат накал, выдержан по структуре и правдоподобен. По сути, нестыковка с реальной жизни только одна. Кража ножен. И даже дело не втом, что перевоспитанного беспризорника идейные будущие коммунисты нанимают вором. Бандит Никитский, который ради кортика предположительно взорвал целый линкор, убил офицера, организовывал налеты в гражданскую, тут почему-то смирился с потерей смысла жизни. На деле бы, у Борьки Жилы поминутно бы вытрясли происходящее. Узнали бы, что со свертком он расставался только при встрече с троицей, затянули бы друзей в подвал и замордовали там. Вряд ли в двадцатые годы бандитов, хранящих на Арбате ящики с оружием, остановила бы боязнь связываться с пионерами.

Впрочем, есть и более крупный недостаток, присущий многим подростковым книгам. Мелкие квесты длятся десятками страниц, а итоговые развязки пролетают за несколько абзацев. Вон, в эпопее о Гарри Поттере одному крестражу посвящена целая книга, а последние четыре уничтожают в режиме нон-стоп. Не выдавая сюжетных развязок, отмечу, что Никитский мог найти клад без всякий литорей и налетов, просто проведя шмон у одной хорошо знакомой ему старушки.

Возвращаясь, к нашим героям, отмечу, что выписаны они тщательно. Явно автобиографически. Правда, атмосфера грозовых двадцатых у Рыбакова специфическая, арбатская. У страны были проблемы большие, нежели создание драмкружков при домкомах и рекламирования кинофильмов. Похожая узость с претензией на всесоюзную была и в «Детях Арбата». Но и эта данность вполне принимается, тем более, что мальчишечьи проблемы не сильно отличаются, что на Арбате, что в Большом Мышалове.

Ну. и, конечно, кинематографический бонус способствует восприятию «Кортика» флером ностальгического детства.

Вы мучаетесь вечными вопросами о бессмертии души, о судьбе Вселенной, откуда произошел человек и камо он грядеши? Таки тут все ответы на ваши вопросы. И, в первом приближении, весьма логичны и аргументированны. Вот только, когда подается одна правда, с подводками под нужные выводы, это работает только здесь и сейчас. А автор не дает задуматься над его утверждении, с легкостью переводя разговор от пролетающих мимо астероидами на обезьяннью сущность человека. От разрешения на пистолеты до поглощения людского разума искусственным. Стоп-стоп, давайте остановимся на каком-нибудь тезисе.

Ну, например, нужно не препятствовать гомосексуалистам, они же вам не мешают, это ваши комплексы. А почему сразу комплексы? Давайте ещё страшилку про латентность вспомним. Гомосексуализм — это психическое отклонение человека. Задница — она природой немножко для других целей предназначена. И настоящих гомосексуалистов в реальности не намного больше, чем некрофилов. Кстати, некрофилия ведь тоже нормально, живых не задевает, давайте не мешать некрофилам. А почему этих геев вроде не так уж мало? А обработка сознания идет. Не знали бы про эти страсти, так перла бы гейность у одного из тысячи. Так нет — парады проходят, фильмы снимают, которым Оскары раздают, в шоу-бизнесе или в модельном натуралом вообще быть неприлично — съедят. А вот в Голландии уже родитель один и родитель два (папа и мама обижает меньшинство, хотя Никонов предлагает не обижаться и на плевки в лицо). Толерантненько. Вот только в такие толерантненькие Дравние Римы и Древние Греции приходили бородатые до натуральности гунны и варвары — и засовывали гей-культуру в её родное место. С хрустом. Да и теперь в толерантной Европе муслимы, у которых почему-то процент нестандартно сношаемых куда меньше среднеевропейского начинают бал править прямо посреди чужого дома.

А мы тут про фазовые переходы судачим.

Наркотики надо узаконить. Красиво речет автор, заслушаешься. А если у него единственная дочка на герыч влезет, он тоже будет глубокомысленно вещать про свободолюбивый выбор человека разумного или кинется по больницам с воплем «Спасите кровиночку, все отдам».

И так по каждому пункту. Если остановится, призадуматься, не согласиться.

Но останавливаться не хочется, уж больно убедительно автор бает. Даже веришь, что он собственными глазами видел, как из 10 сантиметров прото-вещества вселенная взорвалась. И персонально вычислил, сколько на самом деле процентов железа в земном ядре.

Впрочем, книга весьма полезна и даже рекомендована широким массам. Но только в случае, если массы имеют кое-какие знания и принципы. А то, глядишь, и нового Мессию, знающего Истину, откроют.

Великолепный пример для начала работы критического мышления в подростковом возрасте. Вроде бы, типично советская литература, за что писатель и получал премии и тиражи, а с другой стороны... Ладно, от подростков не будем требовать, чтобы они задались вопросом — а почему на Украине украинские петлюровцы хуже русской Красной Армии (не теперешние времена). почему вечно пьяный полуграмотный наборщик лучше доктора медицины, который, гад, живет в своем доме. Почему прячущие в лесах партизаны чем-то отличаются от позже прячущихся в тех же лесах петлюровцев и так далее. Грабить плохо, реквизировать хорошо. Это политика, пес её побери.

Но автор все время подсовывает для сравнения хорошего хлопца Василя Манджуру и гадкого панича Котьку Григоренко. Они ровесники. Котька читает книги, ходит в походы, занимается спортом — Василь гоняет голубей. Котька — отличник в гимназии, Василь книжки не читает, максимум, целый день с трудом повторял два стихотворения, выученные ранее — вот все школьные успехи. Василь из бедной семьи, но он не работает ни по дому, ни где-нибудь зарабатывает копейку, пока отец не выгнал уже гуляющего с девками парубка в совхоз.

Котька же в это время, лишившись всего, идет работать в кузницу махать молотом (сволочь, стаж зарабатывает). Василь ненавидит Котьку, но один на один боится драки — а вот втроем на одного — другое дело. Где надо проявить мало-мальскую инициативу, Василь откровенно лажает, и при случае старается спихнуть вину на ещё более очевидных лузеров, особенно на друга Маремуху, которому любит слегка подгадить по мелочи. Нужны деньги на выгул девушки — Василь крадет серебрянные ложки, лащится к нему добрый пес — Василь выливает на его флакон одеколона, чтобы собака помучилась. Даже по уличным меркам он лошара, у всех подростков в ту пору были правдами-неправдами приобретенные наганы и браунинги, а то и обрезы. Василь добыл зауэр, обдурив друга Маремуху в афере с голубями, чему был несказанно рад.

Но сволочь Котька, а Василь — надежда советского государства. Герой нового времени. Такое впечатление, что автор, формально оставаясь в границах правильной советской литературы, прямо в плечи пихал школьника задуматься, кто есть ху.

Романов в русской литературе множество, а определяющих, даже мемных находок — единицы. Гончарову удалось вписать на скрижалях качественно нового персонажа — патологического лентяя Обломова. Замечательный человек, кристально чистый живой мертвец. И ведь попал, черт побери, в каждого, все мы (особенно на работе) мечтаем о покое чистой воды, диванах, халатах и кофию. Все мы потенциальные Обломовы, просто локации не позволяют окончательно закуклиться — ведь ренты-дохода нет, надо как-то зарабатывать на кофеек. А если бы не надо было?

Отсюда хорошие ниточки во все стороны, русский — барствует, немец — суетится. Вон в сказках то же самое, Емеля на печи, Синдерелла день и ночь не разгибается. Может, в этом великая русская сермяжья правда? В тихом созерцании.

Роман — мирового масштаба, диссертаций можно писать терабайтами. Вот только жаль, что вся литературная канва «Обломова» плывет, то великолепные эпизоды затухания. то простая светская хроника. Любопытно, как бы этот сюжет разработал Гоголь («Мертвые души» на порядок цельнее) или Достоевскимй, который мог зарыться в психологию персонажей куда глубже.

И, если Обломов или Захар выписаны сочно, то Штольц уже — человек-функция, а уж Ольга или Тарантьев, вообще, одной краской писаны.

Произведение обязательно к перечтению. В первом приближении уровень достаточно высок, любопытно, куда качнется маятник при повторном чтении.

Свято место саги пусто не бывает. Если разбирать художественную ценность второго романа про Квоута, то легко убедиться, что ничего особо оригинального там нет. Очередной Гарри Поттер, только сольное выступление, без политики магов и маглов. Но этот вывод приходит, если начинать задумываться, а так книга, несмотря на объем, читается легко. Ибо каждый подросток хочет, если учится, то чему-нибудь эффектному и необычному, уметь драться и очаровывать слабый пол. Что неизбежно приводит к несуразностям — то герой пачки бандитов умерщвляет на расстоянии, то он всерьез опасается, что ему накостыляет мимо проходящий верзила. То он безудержно совокупляется с феей Любви, то он ничего не может поделать со своей робости, боясь сделать шаг к своей Денне. И так далее.

Но автору удается поддерживать интригу на протяжении сотен страниц, и это нужно оценить высоко. Плюс бонус за пропаганду чтения и учебы.

Произведение широко известно, и нет особой нужды расписывать его литературные достоинства. Мальчишечий мир изображен правдиво, красочно и с южным колоритом. Революционная патетика, в отличие от легиона произведений советской литературы, не режет глаза и органически вплетена в канву происходящего, хотя, понятное дело, акценты сделаны именно там, где нужно — городовые, казаки и филеры вызывают только отвращение, бунтующие босяки — сочувствие. но кое что можно прочитать и между строк.

Например, немощный старик с малолетним внуком зарабатывали в день на ловле рыбы около рубля. При том, что их безбожно демпинговали на Привозе, давая треть реальной цены. На худой шаланде без паруса, выходя недалече в море на часок утром, на часок-другой вечером плюс где-то час на подготовку, ремонт снастей (то есть имея, в принципе, весь день свободным) они зарабатывали 50-60-70 рублей в месяц. И это считалось дикой нищетой. Сам Катаев описывал их быт, практически как нынче живут бомжи. Желающие узнать ценность рубля в провинциальной России начала двадцатого века могут порыскать в интернете. Уж точно это было не в пример больше, чем в момент написания повести, когда радостно идущие в коммунизм рабочие и колхозники работали на износ за куда меньший материальный прибыток. Я даже не хочу говорить про лагеря и трудодни.

А в самой повести есть один большущий, как сейчас принято говорить, ляп. Который лично мне не дает отнести «Белеет парус одинокий» к выдающимся произведениям мирового класса. В Одессе — беспорядки. Пальба, стрельба, вплоть до орудийных залпов. Приготовишка Петя из-за этого находится дома, занятия отменили. Все время дома тетя, и почти постоянно отец. И они не замечают, что девятилетнего мальчика нет подле них с утра до вечера! Он постоянно с Гавриком днями там, где убивают, ободранный, пропахший дымом. А его любящие близкие не замечают отсутствия ребенка, сидя дома и ужасаясь городскими беспорядками. Извините, это невозможно. Либо Катаев не счел нужным вводить дополнительный текст, где Петя как-то изворачивается по этому поводу, врет, сбегает, придумывает. Либо элементарно поленился, решив, что экшн дороже здравого смысла. Жалко, мне это неприятно резануло при чтении.

Главное в роуд-романах — чтобы читатель не закучал. И, маскируясь под трэвел-блогеров, родитель один и родитель два Остапа и Кисы, покатили по буржуазной Америке. Как их выпустил злой Сталин в предверия расстрела миллиардов, поближе к Троцкому, непонятно. Да и социалистический заказ тандем откровенно профилонил. Нет, конечно. побичевали толстосумов с эксплуататорами рабочего класса, но без злобы. К президенту Рузвельту бежали взапуски, к Генри Форду в очередь записывались, сервис превозносили.

Самое интересное, что не за горами столетний юбилей произведения, а зарисовки, как будто Варламов одуванчиковый описывает. Если сделать поправку на расценки, то можно подумать, что сэры Илф и Петрофф наши современники навстречу Познеру с Ургантом сгоняли.

Кстати, название спорное. Особо по глубинкам наши кореша не разгуливали. Нью-Йорк, Вашингтон, Детройт, Сан-Франциско, Голливуд... Какие тут, мазафака, дома в один этаж. Да и грешки то тут, то там торчат. Например, жалуются, что не довелось нормального кино в синематографе увидеть, хоть целых сто раз сходили на сдвоенные сеансы. Ежики кололись, плакали, но продолжали грызть кактус? Полтора месяца ежевечерне ходить на дрянное кино?

Да. и кто оплачивал сей банкет. Даже разные советские звезды в загранпоездках каждый цент экономили, доширак кипятильничков разогревая, а тут сплошной безлимит. А автомобильчик мышиного цвета, как Маяковский, в Союз не прихватили?

Понятно, что уже за один набоковский стиль уже можно рассыпаться дифирамбами, но здесь он незаметно растворяется в психологических и философских проблемах.

Так как диссертацию по роману писали другие, ограничусь двумя пунктами. Каждый, кто маломальски серьезно играл в шахматы, начинал ловить свое сознание, которое начинало закручиваться куда-то не туда. Ибо шахматы — это чистая абстракция, сумма взаимодействия сил, постоянно изменяющаяся. А там, где приходит абстракция, там уходит реальность. Хороший шахматист — это ненормальный человек. По-другому быть не может. И иллюзию адаптации к жизни, в котором шахматист будет читать фельетон, а сам видеть свои жизнь как защиту и атаку на иррациональные силы, сильнее, чем в «Защите Лужина» я ещё нигде не видел.

А из философских проблем сразу же выскакивает вопрос, что это за общество, в котором почитают человека, двигающего по замысловатым правилам фигурки, но не понимающего, откуда берется масло в бутерброде. Вы с ходу назовете с десяток шахматистов (Карпов, Каспаров, Таль...), даже, если вообще не имеете представление ооб этой игре, но ничего не знаете о лучших в мире стоматологах, сталеварах, машинистах и тысячах других людей, которые реально приносят пользу обществу и индивидууму, а польза Роберта Фишера — величина дутая и иллюзорная.

В чем Лужин лучше Обломова? Кто виноват? Что делать?

А. есть ли минусы у столь неординарного произведения? Скажите, а кто в романе, кроме Лужина. раскрыт чуть больше, чем человек-функция? Да и самого Лужина подали описательно, но малоисследованно, откуда всё зародилось, почему оно убило в человеке все остальное и есть ли против этого пилюля?

Если брать разные повести Линдгрен про разных Расмусов, то именно эта стоит на порядок выше. Намного глубже, по сути, незатейливых детских приключений, пишущей прославленной шведкой для детей. Можно даже сказать, что это адаптированный Диккенс. Имеющая личные проблемы в ращении собственного дитя, Линдгрен именно здесь проникла во внутренний мир подростка. Который верит, что главная причина его нахождения в приюте — прямые волосы, ведь кудрявых любят больше. Который инстинктивно хочет внутренней свободы, пытаясь сбежать от упорядоченного социума куда глаза глядят.

И, как нельзя лучше. гармонирует с мальчиком бродяга Оскар — тот же свободолюбивый парнишка, только годами постарше.

Колорит пасторальной Швеции, где путников в каждой деревне подкармливают и приветствуют. Где даже грабежи похожи на развлечения на завалинке. Впрочем, криминал у Линдгрен везде такой.

Как художественное произведение, «Расмус-бродяга» на мой дилетанский взгляд, посильнее «Фаус...(зачеркнуто)», раскрученных у нас «Карлсона» и «Пеппи ДлиннвйЧулок», котрые нуждаются в допинге СПГС (навроде того, что Карлсон — придумка одинокого Малыша). Здесь все прозрачнее и глубже.

Я думаю, большинство читателей встретились с этой сказкой благодаря мультфильму Миядзаки. И, в силу качества этой работы, при чтении сказка постоянно преломлялась через увиденное на экране. Оказалось, что расхождение текста с японской версией весьма значительны. Поэтому пришлось сделать некоторое усилие, чтобы вынести шедевр мультипликации за скобки.

Сказка получилась весьма увлекательной. Более того, она имеет весьма широкие возможности для построения собственной Вселенной. Возможно, с доминированием женской линии, где любовь важнее магии. Любопытна линия расчлененки, где персонажей собирали как конструктор. И другие ниточки, вроде единства демонов и людей.

Впрочем, и продемонстрированных фишек немало. Один дом в разных реальностях чего стоит.

И, наверное, единственный персонаж, который не улегся в общую картину — это помощник Майкл. Уж больно он мал в мультфильме, что сильно мешало его адекватно воспринимать в сказке. Хотя, наверное, это индивидуально.

Человеку, умеющему писать интересные произведения, идея заменяет половину работы. Не то, чтобы замысел изложить каноническую русскую сказку современным фэнтэзийным слогом — это прям диво дивное, непознанное, но, все-таки, на фоне очередных наших ответов Толкиену читается свежо. А ведь Рубанов ничего особо и не конвертировал. Кстати, совет не читать аннотацию — это халтура из серии «влепим на обложку любого фэнтэзи полуголую модель и плотоядно ухмыляющего дракона». Половина текста там не совпадает с «Финистом». Это просто старая сказка на новый лад.

Конечно, кое-где есть пресловутый «рояль в кустах». Например, нелогичная помощь главной героине. Рубанов это хорошо понимал и старательно обосновывал, но так как сказка у него обретала реальность, то навряд ли герои — от бабы Язвы до скоморохов перехожих направо и налево за неё подписывались на смертушку. И, придираясь к новоиспеченному лауреату «Национального бестселлера», можно понудеть, что тема Вертограда и птиц-оборотней, которые не оборотни, не раскрыта процентов на 80.

Впрочем, главная цель автором была достигнута. Читатель с удовольствием смаковал перевод со сказочного в фантазийное. Пращурной истории, разумеется, для теперешних форматов было недостаточно — отсюда оригинальное вплетение Соловья-разбойника. Несколько западное влияние на образ Горыныча, но зато насквозь славянская ведьма в избушке. Будь у меня литературные способности, я бы, правда, поиграл бы со старухой Язвой в Лавкрафта, балансируя между мирами жити и нежити, но Рубанов пошел по фольклорно-милляровскому направлению. Жаль, что нечисти оказалась маловато — русский дракон да русалки-мавки, тут еще целина непаханная.

Ибо вряд ли кто сомневается, что успешная проба пера в этом жанре будет последней для Андрея Рубанова.

Настолько мощное в грязеописании произведение, что даже большевики не решились продвигать «Петербургские трущобы», хотя литературный слог уступает и Горькому, и Гиляровскому. Но по масштабности труд Крестовского непревзойден. Конечно, есть и мелодраматические приемы, позаимствованные у Эжена Сю, и эпатаж. Герои либо прожженные насквозь, либо агнцы непорочные, но это, вероятно, тогдашняя литературная традиция.

А самое интересное, что напрашивается вопрос — А как сейчас живут на дне? Скорее всего, именно по тем законам, что отражены в романе. Может, поэтому официальная позиция не отказываясь напрямую от Крестовского, негласно задвинуло кго в задние ряды. Уже лучше театральность Луки и Барона. чем блатная феня и вечные схемы отъема денег.

Вообще, такие книги, как ни странно, оказывают позитивное воздействие. Когда узнаешь, что ты живешь лучше многих тысяч людей, то пропадает наносная интернетом депрессия.

Как ни странно, производственный роман начала 70-ых вовсе не выглядит архаичным. Конечно, это не значит, что все и сейчас так осталось. Вовсе нет. Нет уже того Детройта, автовластелина Земли. Нет глобального угнетения черных (очень любимая тема Хейли, кстати). Но суть осталась. И люди-винтики, и «в воскресенье побеждаем — в понедельник продаем», и беспросветная наркота рабочих, и трудоголизм карьеристов. Все это нанизано на нехитрый сюжет подготовки новой модели автомобиля. Добавлены межличностные отношения (довольно схематично). И главное, снова полная иллюзия абсолютного знания автором всего процесса — от закручивания тощим негром трех гаек в багажнике до политики зарабатывания концернами шальных бабок на всем. И немного криминала, как специи к антрекоту.

Хейли очень любили в Советском Союзе, видя в нем критика капиталистической системы. Это не так. Стоит только взглянуть на детали. Полуграмотный чернокожий с улицы получает у Хейли больше 35 долларов, работая на конвейере. В день. В семидесятые годы. Это самый низ, еле сводящий концы с концами. Остальные по пирамиде все выше и выше. И тут же читатель волей-неволей сравнивает это с самой справедливой советской системой, где рабочий за такой же труд получает красный флажок и грамоту. У Хейли рабочий класс повально ездит на автомобилях (плохо — пробки, смог и т.д.). В СССР самые непьющие стоят 10 лет в очереди на Москвич. У Хейли талантливые дизайнеры после колледжа становятся очень обеспеченными людьми, в СССР талантливые инженера после 20 лет стажа получает бетонную двушку.

Так что радостно печатая произведения «а у них там негры недоедают», получали закамуфлированную рекламу высокого забугорного образа жизни. И в конце 80-тых процесс стал необратимым. Тем более, что с отставанием в несколько десятков лет все тяготы романов Хейли стали благополучно реализовываться в России.

Возможно, для кого-то сюрприз, но Хейли вовсе не американец.

Неожиданно цельное художественное произведение. Возможно, дополнения были излишни. Приятно было не только читать хорошо поданный текст, но и замечать множественные метафоры и аллюзии, щедро разбросанные среди, казалось, производственного «лагерного» романа. Если бы Прилепин написал «Обитель» году этак в 1980, сейчас бы был классиком. А теперь народ привычен ко всему.

На удивление, любопытная вещь получилась, чего не сильно ожидал после ознакомления с синопсисом. Первый слой — меньшинства обижают, автор сумел упаковать ещё в несколько, что всегда вызывает уважение. Не говоря уже о достаточно просчитываемых аллюзий — от «Алисы» до «1984». Идея антропоморфных животных стара как мир, но здесь подана в интересной интерпретации, так и представляешь крольчих и лис, со слонами, наверное, явный перебор. Да и темп постоянно удерживает читателя на гребне интереса, несмотря на откровенно серого протагониста. Зато остальные персонажи ярки, вплоть до второстепенных, вроде радикалов-односельчан.

Было любопытно, как автор разрулит старательно создаваемый конфликт. Не скажу, что идеально, но вполне допустимо. Правда, на вопрос «Как?» технологии не было дано, ну да ладно.

А почему кошечек и собачек очеловечивание не коснулось? Вроде, первые же кандидаты. Ждем продолжения.

Начало повести удивило даже по отношению к Крапивину. Антиутопический сюжет был завязан достаточно серьезно, на уровне признанных лидеров жанра. И, делая скидку на доступность читателю любого осознанного возраста, шел так до молитвы подростков-изгоев. Временами напоминая то Шекли, то Хаксли, то Кафку. А вот дальше пошло понижения качества. Не найдя идеального решения удержания напряжения, Владислав Крапивин свел все к подростковому экшну. Оптимальному, конечно, если не считать открытой концовки, где уже пошел Джеймс Бонд. Жаль. Школьная рефлексия была шикарная, в традициях беллетристики Стивена Кинга. Идея теории вероятности наказания из шикарной в конце свелась к миллионному шансу наоборот. И зазеркалье просто просило большего уделения внимания, не ограничивающее разговорами о мебиусности пространств.

В-общем, произведение по задумке выше среднего крапивинского, но, к сожалению, не дожатое. Это как футболисты, удивившие мир в первом тайме оригинальными глубокими атаками, во втором терпеливо начали катать мяч поперек поля на удержание счета. Этой инерции хватило, чтобы выделить «Гусей», но, очевидно, не достаточно, чтобы повесть стала в один ряд, например, с «Градом обреченным».

Так как я родом из того самого местечка Смиловичи под Минском, которое упоминается в рассказе, то мимо его пройти просто невозможно было. Стоит заметить и то, что рассказ выделяется среди других произведений Даля большей литературностью, где главное не неожиданная развязка, чем грешил писатель в других рассказах, а создание образа персонажа. Старик с его флэшбеками получился колоритно и напрашивается на увековечивание в кино. Уж не меньше, чем новелла в «Четырех комнатах» с отрубанием мизинца.

Концовка, конечно, угадывается быстро. Поэтому Даль и всеми силами пытался вовлечь читателя в открытый финал. Получилось атмосферно.

Произведение завораживает. Вроде, плывешь по нему знакомыми библейскими водами, а выносит течение куда-то к неведомым берегам. И чуть ли не после каждого абзаца возникают вопросы, сомнения и поломка догм. Например, почему ученики Христа такие мелкие людишки, у каждого какая-то корысть, а пороки большие, нежели у простого человека. А роль Марии Магдалины поднята до второй главной роли романа. Мать же богородица, наоборот, практически выведена за скобки.

Понятно. что главная забота Господа — мелкие проблемы пустынного племени, но почему он идет таким абсолютно нелогичным путем. У Иисуса вообще нет выбора — веришь ангелам, а то, оказывается Сатана. Не веришь ангелам — жизнь и учение идут наперекосяк.

Поняьно, почему роман не приветствуется верующими. В нем открыто говорится, что их вера — сказки, придуманные для успокоения. Мессия не умирает за человеческий род, а мечется в выборе правильной дороги. Матфей в открытую признается. что лепил быль на небыль. Один Иуда добился чего хотел, Израиль свободен от Рима. Если не считать главенства Папы Римского над всеми христианами.

А вот где в романе бог — непонятно.

Как только повеяло подступающей перестройкой, так и вышла повесть Бориса Васильева, а за ней и фильм Кары, достаточно близкая экранизация.Теперь видно. что спорная идейность просто залита чувствами и эмоциями, причем, такого уровня, что критиковать их как-то рука не поднимается. Поэтому перейду к двум не самым основным конфликтам, ведь надо отдать должное писателю, конфликтов здесь достатолчно.

Образ единственного явно отрицательного героя Валендры. Так это же и есть идеальная Советская власть, во имя которой и жили наши герои. Ведь Валендра все делала строго по заветам партии, во имя общества. Хотела порядка, утвержденного вышестоящими товарищами, доносила на склонного к самоупраувству директора, искореняла сорняки в виде врагов народа. Так и другие к этому стремились, душа-директор с гордостью вспоминал о порубленных россиянах-белогвардейцев, у которых были другие идеалы. Папа Вики без зазрения совести жил по-барски, неудивительно, что все допускали его воровство. Мама Искры — та же Валендра, в куда больших масштабах, хоть иногда и проявляла человеческие чувства. Школьники погибали за Родину, а Родина осыпала наградами их ровесника, ставшего депутатом и директором завода, а пушечному мясу с идеалами предоставила братские могилы, без гробов, а зачастую и без идентификации.

И второй вопрос. Кто виноват, что только за несколько лет войны советских граждан погибло куда больше, чем всех её врагов. Ведь они были такие сильные, самоотверженные, крепкие. Из-за репрессий? Да нет, в повести двоих прижали слегка и отступились. Валендр было много? Так и они не на стороне Гитлера стояли. Где поворотный момент, убивающий поколение и по итогу страну к 1984 году написания (год, кстати, тоже знаковый). Уж не из Искры возгорелось пожирающее пламя, которая делила мир только на белое и черное. Вот только один эпизод — арестован папа Вики и об этом пошел слух по школе. Иди, Артем, набей морду тому, кто его пустил. Неважно, что Артему, который дрался больше по другим, личным мотивам, чуть политику не пришили и в лагерь не законопатили, а его оппоненту, кстати, обыкновенному комсомольцу (как ни пытался Васильев направить вектор неприязни, называя того бездельником) повредили челюсть. Просто Искра так захотела, будто бы иначе никто бы не узнал об аресте чуть ли не самого известного человека в их городе.

Много спорных моментов в достаточно прямолинейной повести, поэтому такие произведения нужно читать в соответствующем возрасте, но это уже далеко не тренд.

Со времен написания «Конана» произведений в жанре «мечом и магией» написаны сотни, а то и тысячи. И, наверное, буду не первым, кто считает, что на пост-советском пространстве лучше всего это удалось Марии Семеновой с её «Волкодавом».

Почеркнуто русифицированный Конан получился на заглядение. И молод, и гож, и накжет любого, и настрадался за жизнь. Конечно, он — абсолютное добро, прощает даже удары в спину, не смутить его ни златом чеканным, ни красавицей писаной. Верен своим богам и убеждениям. Враги, как положено, один другого гаже, друзья — хоть к ране прикладывай. И буквально прикладывают.

Конечно, прием у этих книг — герой преодолевает смертельные опасности — достаточно избит и предсказуем, но Семеновой удается держать интерес до конца. Да и в деталях очевидных ляпов не наблюдается. не зря автор и единоборствами, и коневодством занималась. В крайнем случае, все лакируется легкой мистикой. Ужо бы Кинг линию Мораны точно бы основновной сделал, но хорошего понемножку, и оборотничьи напевы легко укладывались в квази-славянский эпос.

Правда, такие романы становятся заложниками ситуации — надо развивать цикл, а мечом и магией особо не разернешься (не все Толкиены), и неизбежно все станет шаблонным и предсказемым.

Но первый роман цикла, конечно, хорош.

Роман из лучшей половины Фандорианы. В отличие, кстати, от экранизации, которая излишне перенасыщена быстро стареющими спецэффектами, да и выбор кавказца Бероева хуже двух других вариантов. Но возвратимся к книге. Понятно, что её нужно читать сквозь призму приключенеских произведений, иначе возникнет множество вопросов. Например, с какого перепугу в штабе действующей армии тусовалась псевдо-суфражистка Варя. Или явно притянутый за уши главзлодей. Но сам дух книги завораживающе тянул от страницы к странице. Книга на одну ночь, что удаётся немногим современным произведениям, которые читаешь в несколько заходов.

Персонажи прописаны не одной определяющей краской, что усиливает силу произведения. Ладно, сквозному Фандорину менятся сам бог велел. Так меняются чуть ли не каждый герой, и нельзя однозначно сделать вывод, то ли это индивидуальные перемены, то ли вредный автор крутит читателем в своих интересах.

Ну, и исторический момент познавателен. Плевна, Осман-паша, Скобелев (пусть и немного закамуфлирована фамилия), перепелкин-Куропаткин... Не так и часто современный поток информации обращается к некогда важным и не столь уж далёким событиям для России.

Свою роль шпионский детектив выполняет весьма хорошо.

Ах, эти средние века,

Где одинаково горька

Судьба партера и райка,

Вора и принца.

«Зимовье зверей»

Благодаря Тому Тыкверу, режиссеру одноименного фильма, с этим современным произведением знакомо очень много людей. И моё мнение вряд ли будет отличаться от преобладающего мнения большинства. Это действительно книга, уже входящая в золотой фонд литературы. Зюскинд нашел своего героя, не такого как все, и смог мастерски огранить его локациями и философскими одеяниями. Вплоть до статуса демиурга. Согласитесь, в жанре исторического криминала не так просто это сделать.

Но, главное, даже не сюжет, а язык, который даже в переводе впечатляет переводов мира обоняния в привычную нам визуалистику. Иногд ловишь себя на мысли, что даже не происчходящее тебя волнует, а сама среда зловоний и ароматов.

И, как положено, для высокой литературы, с первого прочтения все посылы автора не очевидны. Например, явно требует повторного осознания период одиночества Гренуя. его жизнь в тесной пещере, как триггер к остальному происходящему. В том же фильме акцент на это сделан не был, в романе же роль этого раздела велика. если вообще не ключевая.

Ну и вишенька на торте — символизм финала. Жестокость во имя любви.

Мощное произведение.

Фантастический этюд, в котором Шекли оттачивает свою технику развития сюжета рассказа. Большинство коротких призведений американца достаточно юморных, с хлесткой развязкой, часто выворачивающий канву наизнанку. Здесь построение усложнено сплетением трех параллельных историй, имеющих общее начало и общий конец, но максимально различных в заданной плоскости.

И обязательным моральным резюме будет, вероятно, следующий посыл — даже если человечество получит возможность отыгрывать ходы истории обратно и переигрывать их по-новому, все равно итог будет изначально определенный парадигмой человеческой деятельности. И, хоть лупи по башке ключевые персонажи, хоть убеждай их — а в итоге цивилизованное человечество сожрет себя само.

«Игра престолов» создала еще один литературный мир. Что уже заслуживает уважения, ибо полноценно, не фрагментарно, создавать миры весьма непросто. Разумеется, это семикоролевство стоит фундаментом на существующих аналогах. Средневековье плюс классическое легкое фэнтэзи с уклоном на мечи, а не на магию.

Назвать «Игру престолов» самостоятельным произведением нельзя. Это первая серия саги, которая может длится хоть 7 сезонов, хоть бесконечно (если кто-то после не вечного Мартина может доказать свою легитимность в этом вопросе). И надо сказать, если засчитать книгу пилотом, то потенциал вышел на все сто. Хочешь Север развивай, хочешь Запад. А то и полное развязывание рук в описание существ за Стеной.

Но такие попытки были у многих. Чем взял Мартин? Философской многослойностью? Оригинальным сюжетом? Неповторимыми локациями? Художественным словом? Да, вроде, нет, хотя все присутствует в достаточной дозе. Главное — персонажи. Гарри Поттеры, Шерлоки Холмсы, Индианы Джонсы. И здесь просто великолепные образы. От правильного Неда Старка до продукта инцеста Джоффри. И нет подчеркнутого бессмертия полюбившегося персонажа (вон вышеприведенных даже ядерный взрыв не возьмет), что усиливает степень сопереживания. Кстати, мне (и, наверное, не только мне) больше импонировал Бес. Недаром он здесь условно бессмертный.

Роман «Пасынки Вселенной» можно хвалить и ругать. Ругать за то, что он полностью. закрывает тему. Тему сверхдальных полетов на несколько поколений. После «Пасынков» все остальные вариации от «Отроков во Вселенной» (даже название) до мульфильма ВАЛЛ-И, смотрятся вторично.А вот хвалить более приятно. Конечно, это идея. Нестолько перелетов, сколько зарождения религии (тут, конечно, Хайнлайн не был пионером, но в декорациях межзвездных кораблей читается на ура). И ведь явно у любого читателя возникнет вопрос, а наши Иисусы-Иеговы это, часом, не Джорданы? А кому этих слоев кулебяки мало — пожалуйста, модная нынче толерастия и ксенофобия. Люди ли мутанты? Кто перед кем на колени (в конвктор гадов) должен становится. Вроде бы, Хайнлайн играет на стороне хомо вульгарис, но не всё так однозначно.

Сейчас, когда технологии развиты не в пример 1941 году, хотелось бы увидеть умную фантастику и в дорогостоящем кино. Можно и двухголового мутанта снять, и невесомость, и мир звезд. Но штампуют стражей и вратарей Галактики. Остаются книги и собственная фантазия, которую произведения Хайнлайна не хило прокачивают.

Один из самых популярных уральских сказов Павла Бажова. По нему снят мультфильм, его помещали в разные хрестоматии для внеклассного чтения в начальной школе. То есть упор сделан на жизнь маленького мальчика Федюньки. На фоне тяжелой жизни простого люда при царизме. И совсем в советское время старались не обращать внимания на потусторонние силы, являющиеся главным двигателем сюжета. И даже хозяевами большими, нежели цари, помещики да приказчики.

В основном, у Бажова эти существа, являющиеся людям в виде рептилий — ящерок, змей, полозов. Здесь заглавный герой — саламандра, жительница огненной стихии, кажущейся мальчику в привычном ему образе — дечонки-ровесницы.

Причем, люди её видят и не видят. То есть не верят глазам своим. У Бажова, вопреки церковным и коммунистическим догматам, Иные, скорее, добрые и справедливые. И уж куда мудрее людей.

Сейчас начали говорить о щелпах.Суеверия. фольклор? Конечно. Где потусторонние силы — там камушки-самоцветы, а то и золото. Но почему рептилья аномалия именно на Урале? Согласитесь, под таким углом читать сказы Бажова куда интереснее, нежели сказочки для начальных классов. Вот и Огневушка загадочна своим образом и среди других сказов больше не появляется ни в каких ипостасях.

Произведение, которое ставит Владимира Короткевича на недостижимую высоту в белорусской литературе. К сожалению, уровень восприятия у современных читателей достаточно низкий, чтобы полностью проникнуться романом. Вот у Булгакова «Мастер и Маргарита» подан намного беллетристически или у Сенкевича в «Крестоносцах» быт средневековья выписан намного более доступным языком для понимания.

А «Христос приземлился в Городне» читается намного труднее. Ты понимаешь, что перед тобою неординарное произведение с многими аллюзиями и философиями, но снимаешь только низшие слои замысла автора.

И первая мысль после прочтения «Евангелия от Иуды». Появись сейчас настоящий Христос — распяли бы ещё быстрее, чем в Иудее. Именем Христа. Под активным руководством церковников всех мастей.

Потому что, осознаешь, что в заповеди и существование бога они не верят от слова совсем. Оттуда мостик к власть имущим. Оттуда...

Сами понимаете до чего можно додуматься. И это в первом приближении романа. Поэтому с ним поступили наиболее правильно. Ни в кое случае не запретили. Ограничили локальной белорусской областью. Немного напечатали. Немного даже сняли кино малопонятного содержания. Интерес размылился. Массам интересен Штирлиц и дАртаньян.

Короткевич спился. На белорусском языке читает все меньше белорусов. Нобелевскую премию получает как бы белоруска за литературу уровня репортажей «Ты не поверишь».

Очевидно, что автор планировал сделать фундаментальный роман, а не легкое чтиво на вечерок. Теперяшняя фантастика, правда, расслабляет читателя, в итоге пришлось, как биатлонисту перед стрельбой корректировать настройки. Не так много произведений. в которых отмечаешь идею. Оригинально — зачем звездолеты, когда можно путешествовать планетами. Правда, научное обоснование этого произошло как-то скомканно, мол, гении вывели уравнения — и полетели. Скорее всего, в эти планы вмешались бы тысячи обстоятельств, которые просчитать также невозможно, как все возможные варианты шахматной игры.

С точки зрения литературности, здесь не так фундаментально. Вообще, мне кажется, есть вопросы к переводу, что я читал, ибо авторский стиль в разных местах романа плавает, что на деле было бы вряд ли. Герои и их чувства, конечно, схематичны, видно, что автор принимал их как необходимую данность, не более. Как и Жюль Верн, к примеру. Такова изнанка классической научной фантастики, у неё идеи, некогда десятками страниц переживать, поцелует сегодня герой героиню или нет.

А, если учесть, что Франсис Карсак (Франсуа Борд) был вообще не литератором, а профессором палеоантропологии (напомнило Обручева), то претензий к красоте слога нет вообще.

Забавно читать произведения, написанные более полувека назад, которые вдруг становятся актуальными сейчас. Ибо, после развитого социализма, вопреки Марксу и Ленину, вдруг пришел капитализм. А там уже дорожки протоптаны и никто велосипедом изобретать не намерен.

Вот и «Отель», который написан в эпоху смены Хрущева Брежневым, читается как современный роман. Глобализация гостиничного бизнеса, разные шестеренки его жизнедеятельности и зарисовки характеров представителей разных сословий.

Как и другие романы Артура Хейли, ценность «Отеля» не в литературной обёртке и, уж конечно, не в сюжете, который стандартен для беллетристики. Ценность в иллюзии понимания сути мира, параллельно существующего и изредка пересекающегося с нашей обыденной реальностью. Вы ведь тоже уверовали, что поняли гостиничный механизм среднего периода капитализма.

Хотя, нельзя не увидеть, что увлекаясь функциями производства, автор заменяет людей тоже функциями. Управляющий — безупречный менеджер, чей минус любовь к людям, особенно женского пола. А полицейский отеля — пройдоха. Ну, и бог из машины тоже отнимает очки, которых, впрочем, осталось куда больше. чем у среднестатистического произведения.

Ну, что же не любит Маршала Победы Резун-Суворов. Но, не ограничиваясь простой констанцией этого факта, Суворов на протяжении трех книг («Беру свои слова обратно» — вторая) методически окунает того в грязь. Беря какой-нибудь факт, связанный с деятельностью Жукова, из открытых источников, самый известный перебежчик с изрядной долей сарказма показывает несостоятельность того, кого возносили на пьедестал.

Суворов бьет сдвоенным ударом. Первый основан на мемуарах полководца. Двенадцать изменяющихся вместе с генеральной линией партии изданий дают для этого богатую почву, и Жуков представлен на этой основе либо идиотом, либо преступником. Второй более основательный, на основе биографии. И получается, что везде, где был Жуков — там кровь, грязь и победы хуже поражений. А это серьезный камень в огород всего советско-коммунистического, и никогда не будет принято апологетами георгиевских ленточек.

Конечно, многое вырвано в нужном контексте и даже подогнано под тезис «Жуков хуже Гитлера». Но, надо отдать должное выстроено в итоге в бронебойный довод.

Любопытно, что других великих военачальников Суворов, если и кусает, то мимоходом. А ведь роль, к примеру, Буденного или Конева во многих эпизодах войны тоже весьма спорная. Однако именно Жуков нарисован сугубо черным цветом.

Но публицистического таланта не отнять. Пока по данному вопросу — это самая простая и логичная литература. И попытки отмазать монументального маршала его защитниками на этом фоне выглядят весьма жалко. Что вынуждает склониться на сторону Суворова.

Абсолютное большинство фэнтэзи пишется в похожем ключе — короли, рыцари, мечи, яды, магия... И далеко не все отливаются в граните. «Буря мечей», разумеется, рассчитана сугубо на тех, кто подсел на «Песнь Льда и Пламени». И они третьим романом не разочаруются. По законам жанра тут все больше и больше всего. Магии — Иные уже в прямом смысле лезут на стену. Драконов — под их эгидой начала собираться новая сила. Политики — герои все больше ведут не как в рыцарских романах, а, словно, начитавшись исторических диссертаций. Вероломств — тут вообще внезапность убийств зашкалила, а свадебные разборки даже продублированы.

Правда, расслоение «хорошие-плохие» выразилось ещё больше. Хороший Джон Сноу окрашен полностью в белое, а Джоффри с матерью творят только зло, что обесценивает уровень взрослости романа, это только в детских приключениях монохром хорош. Хотя и сложных героев пока хватает — та же Дейенерис, чья линия первую половину произведения была гораздо интереснее остальных, но путем отчаянных лордоубийств этот перекос к концу «Бури мечей» выравнялся.

В силу индивидуальных особенностей я редко дохожу до конца циклов, будь это книга или кинематограф. Если Эпизод N оказался ощутимо слабее предыдущих, к эпизоду N+1 я вряд ли приступлю. Пока эпопея семи королевств после трех романов для меня не закончилась.

Лихо разогнавшись от крапивинских похождений старшеклассницы (правда, у классика были за главных мальчуганы) до теологическо-философских понятий «Вначале было Слово», авторы не рискнули (не осмелели) продолжить, ну, или обозначить контуры этого гиперпрыжка. Все вокруг абзацы, глаголы и запятые. Информационные кляксы. И? И что дальше? Рождение демиургов? Так это кругом в фантастике, например, в фильме Бессона «Люси». А, между тем, замах был шикарен. Не просто очередной «Черновик» или школа волшебства — а вывернутый наизнанку мир. Ху из Портнов или Стерх, для чего им вылеплять повелительный глагол «Звучи!» Для создания стопятьсотой галактики?

И главное. Что дальше? Как соприкасаются тексты-однокурсники? Ну хоть намек.

В-общем, обманули меня. Дали невиданно заманчивую конфету, которая не оставила послевкусия.Намного круче стандартного романа городского фэнтэзи. Недолет до основания нового поворота в фантастике. Или даже в читательском мироощущении.

Это же надо так влезть в образ младшеклассника, что хочется сказать: «Да так все было и со мной». Если не сюжетно, то мысли и стремления уж точно в этом возрасте были такие. И, если думаете, что написать о влюбленности третьеклассника — это нетрудно, то попробуйте — зуб даю, что сами же разочаруетесь при перечитывании.

Разумеется, персонажи идеализированные — один сплошное благородство, другой — гениальный рационализатор, третий — отвага и бесстрашие. Конечно. у реальных детей хватает разных красок, и основная часть жизни — детская рутина. Но Крапивин так органически плетет повесть, что веришь полностью, что приключения ждут маленьких героев на каждом шагу, хотя в антураже и локациях и близко нет мечей, магии и прочего зельеварения.

И отдельный пласт видится с высоты прожитых лет — это бытовая советская жизнь. Когда читали книги, помогали друг другу и насышали каждый день смыслом.

Ели задаться себе вопросом «А о чем повесть «Мушкетер и фея» — ответ будет донельзя прозаичным. Но атмосфера во время чтения и какое-то время после — трудно передаваемая с помощью правил грамматики.

Очень цельное произведение. С нестандартной, хоть и очевидной идеей. Для науной фантастики это весма редкая ситуация, там все звездолеты воюют да попаданцы попадают. Высокого литературного стиля не предвидится, но в данном жанре это ожидание — излишество. Зато целая россыпь популярной философии и аллюзий. Ну, например, сейчас ситуация в Западной Европе с гориллами или орангутангами тоже не ахти, в первую очередь из-за лже-толерантности, по какой уже мои строчки сойдут за экстремистские.

Но, если уже искать блох, то бросается в глаза неудачная попытка автора вставить объяснение, почему обезьяны победили людей на чужой планете в уста человека, над которым проводят эксперимент. Получился весьма искусственный момент. А так достаточно правдоподобно, и безжалостно наводит на мысль, что «царь зверей» — человек имеет над остальными видами весьма зыбкое преимущество.

Наступает момент, когда каждый из нас у последней черты вспоминает... Не столько о боге, как пел Тальков, сколько свою жизнь. И каждому захочется дать совет другим поколениям, это вечное «если бы молодость знала, если бы старость могла». Советы обыкновенные и тоже вечные, потому и не воспринимаемыми очередными бунтарями, которым всегда по малолетству кажется, что они пойдут другим путем.

Астрид Линдгрен на момент написания сказки было далеко за семьдесят, по сути, это одно из последних её произведений, хоть и прожила она ещё немало. И в пенсионный период активно занималась политикой на том уровне, куда смогла попасть.

И сказка про Ронью — это не сказка о любви и дружбе, хоть и это тоже. Это политическое поучение бабушки Астрид, которое она мастерски закамуфлировала в художественное произведение. Ведь не считать же чем-то особенным союз детей противоборствующих кланов, кто-нибудь есть, кто про Ромео с Джульеттой не слышал? Здесь главное — не сильно заметные действия персонажей двух ипостасей самой Линдгрен — Ловисы и Лысого Пера. которые каждый по своему исправляют то, что натворили сильные и вспыльчивые. Причем, даже главные герои дети вспышками из-за пустяков чуть ли теряют все или даже гибнут.

Попробуйте прочитать, представляя, например, вместо Матиаса США, вместо Борки Россию — все совсем другими красками заиграет. При определенной фантазии и место купцам, гномам, друдам найдется.

Конечно, Линдгрен имела в виду не эти примеры. Но ведь все вечно, все идет даже не по спирали — по кругу. Ссоры в политике из-за того, с какого конца разбивать яйцо — основа любых новостей. А Ловис и Лысых Перов мало.

Вт такие мысли исподволь пыталась зародить в умах читателей шведская сказочница.