Притча. Чистой воды.

Начинается все как сказка. Вот тебе иной мир, Вечерняя Страна, которую так хочется назвать своим настоящим домом, местом души твоей. Там тебя ждет светловолосая принцесса, ясная, как звезда в вечных сумерках. И меч тебе дадут, о юный падаван... ну хорошо, не меч. Шпагу. И квест будет, как в любой порядочной сказке — срази дракона, защити принцессу и ее Город-на-Горе... что, дракон какой-то неправильный? и Город тоже неправильный? А ты как хотел — ты ведь не в сказку попал, а в притчу, похожую на сон и странно логичную. И концы с концами не сходятся потому, что ты в эту свою Вечернюю Страну — убежал. От себя, от своей жизни, от бессилия что-либо изменить, от собственных страхов. Ты эскапист в самом прямом смысле слова. Но тут, в «волшебной стране», именно со страхом и бессилием тебе и придется бороться. С чужим страхом и чужим бессилием, персонифицированными и воплощенными. Здесь у него есть голос, у страха... мы же в притче, не забывай.

Ты победишь дракона. Но не такого, каких рисуют в книжках. И обретешь любовь. Но не ту, о которой грезил. И найдешь дом — но не там, где тебе мнилось. И все будет хорошо. Ты ведь действительно победил чудовище — там, в сумеречной прекрасной стране, в которую нельзя — и отныне не нужно — возвращаться.

Эту идею, отнюдь не новую, можно было воплотить совершенно иначе. Закрутить спираль событий еще туже, проработать провисающую матчасть... Убрать лирические отступления вроде Лориэна... И получить очередную «классику твердой НФ» с никакущими героями и блестящим сюжетом. Спасибо Лукьяненко, что он этого не сделал.

Это не о наивных хакерах и не о высоких технологиях. Это о нас с вами, про которых говорят «в тюрьме столько не сидят, сколько ты в Интернете».

Каждый, кто числит в своих друзьях хотя бы парочку людей, которых он никогда не видел, но знает о них... многое, каждый, у кого на все яркое, ценное, интересное — мгновенная реакция: показать народу!, отлично понимает, о чем эта книга. Рецепт кофе от безымянной девушки из... Ростова? — не помню точно. Нарисованные горы от Вики. Белые деревья Лориэна от сетевых ролевиков. У каждого из нас есть такие виртуальные сокровища. Мы и сами говорим друг с другом языком ссылок, мы дарим друг другу френдов и радуемся, когда с нашей легкой руки возникает между ними дружба. Это и есть тот Диптаун, который мы создаем. И каждый из нас — немного Неудачник, уносящий в свой таинственный реал все, с чем соприкоснулся в Глубине.

А иногда мы развиртуализовываемся. И френды становятся друзьями. Я знаю, я пробовала.

За НАСТОЯЩУЮ школу, о которой мечтает каждый НАСТОЯЩИЙ препод, — десятка)

Удивительно приятно читать эту книгу, когда у вас есть минимальные знания по паре-тройке мифологий (особенно, естественно, ирландской и валлийской — школа-то у нас где?), по истории... и вы недалеко ушли от учебного процесса. В смысле, вы учитесь, или учите, или исследуете. Но я не уверена, что понравится тем, кто хочет увидеть конкретный сюжет, квестовый особенно. Потому что его там нет как класса. Есть огромный гобелен с кучей мелких деталей, их очень интересно разглядывать... ну вот как на средневековой картине. Если вам нравится лоскутное одеяло «Школы», но хочется большей стройности сюжета — попробуйте «Цветы корицы, аромат сливы». Там баланс выдержан лучше. Хотя и китайская специфика)

Мне все кажется, это о том странном, едва уловимом пороге взросления, когда вдруг перестаешь быть апрельской ведьмой, вселяющейся в камни и деревья, и становишься просто девушкой. Обычной. Живой. Влюбленной. Этот рубеж — не только для Сеси. «Хочу влюбиться!»

Отвечаю на предыдущий отзыв: дети его воспринимают на ура. По крайней мере, я в детстве эту книгу очень любила. Вот так просыпаешься посреди зимы — а мир изменился. Можно жить прошедшим — и будущим! — летом: здесь я купался в августе... а там росли яблоки... А можно рассмеяться и с головой ухнуть в новое, как в сугроб: яблоки яблоками, «но сейчас здесь растет снег», и вообще из этого вашего подноса выйдут замечательные санки. А еще можно взять удочку и пойти ловить рыбу подо льдом: самодостаточность — хорошая вещь... Совершенно недетская книга, если вдуматься. Но Туве Янссон на то и Туве Янссон, что дети в ее книгах всегда как дома. Да и понимают они такие вещи не хуже взрослых.

Ключевая мысль Толкина: сокровище не может принадлежать кому-то одному. Точнее, так: оно вообще не может принадлежать. Ни Сильмариллы, ни Кольца Власти, ни... звезды, открывающие путь в Волшебную Страну. Хотя, в общем-то, речь в этой сказке не о звездах. О чем же тогда? Да так... о волшебстве, которое врезается в память и сердце навсегда, но не возвращается и не повторяется — мало ли было таких моментов в нашей жизни? О времени, которого никогда не бывает в избытке у смертного. Отчасти о творчестве. Отчасти о любви. Все это — дар, а некоторые дары нельзя оставить себе, потому что они больше тебя самого. И все, что мы можем — выбрать, кому передать дар, который когда-то достался нам так же буднично и с виду просто, как мы теперь расстаемся с ним.

Мне было пятнадцать, когда одноклассник принес мне почитать «Талисман». Я люблю эту книжку нерассуждающей подростковой любовью, потому что она пришлась на тот странный возраст взросления, когда мир воспринимается... без фильтра. И, вероятно, еще потому, что в одноклассника я была влюблена по уши)

Два достоинства у «Талисмана», и первое — сам Джек Сойер. Он живой. И он не собирается спасать миры, он хочет спасти свою мать. Второе — Волк. Он тоже живой. Их двое на дорогах Америки, Иван-Царевич и Серый Волк. Все так просто, так... знакомо, из какого-то глубокого незапамятного детства пришел этот сюжет. Все остальное — белыми нитками шитый текст двух отнюдь не равновеликих друг другу авторов, нестрашные страшилки, словно нарочно собранные под одной обложкой, АДСКИЙ перевод... неважно. Я так люблю эту книжку, что поставлю ей десять. Хотя формально она и пяти не стоит.

Спойлер: там в конце радуга, радуга, радуга)

Классе в седьмом мне попалась книжка «Folk-tales of the British Isles». Сказки и былички со всех уголков Британии: ирландские, валлийские, шотландские, английские, с острова Мэн. Пастухи на пустошах, непредсказуемые эльфы, мягкий юмор, немножко нестрашной жути и зеленые холмы до самого горизонта... «Вольный народец» напомнил мне эти сказки. Очень... британская, смешная, серьезная книжка.

Собственно по сабжу. Не так уж редок в фэнтези мотив: ребенок-вступает-в-бой-с-некой-сверхъестественной-пакостью-и-спасает-мир. А уж от несовершеннолетних ведьм и колдунов после Гарри Поттера просто отбоя нет. Но много ли при этом девятилетних ведьмочек, у которых нет ни волшебной палочки, ни метлы, зато есть ум, воля, решительность и умение вовремя проснуться и увидеть мир таким, каков он на самом деле? Тиффани именно такова. Она защищает не всю планету, а всего лишь Меловые Равнины, но это действительно ее мир, за пределами которого она за свои девять лет ни разу еще не была. Это холмы, по которым всю жизнь бродила с овечьей отарой и двумя пастушьими собаками ее молчаливая бабушка, это Земля-под-Волной, которая когда-то была дном древнего моря... Это очень маленький мир, но и у него должна быть своя ведьма: стеречь границы и следить, чтобы никто не выгнал зимней ночью на улицу старуху, заподозрив ее в колдовстве.

Историю любви и предательства?...

Вот и все предательство.

Девушка там такая... она «пыталась ловить руками рыбу в ручье, стукала по большому камню, что на перекрестке, слушая, как он, долго затихая, звенит, и смеялась, если видела на стене желтого зайчика». Муж ее честен, добр, прост, любит ее больше жизни и не помнит свои сны. Он искренне восхищается другом своей юности, моряком, который «скоро приедет... он будет у нас, когда его трехмачтовый «Синдбад» попадет в Грес», но никогда не выбрал бы себе подобную жизнь. Для нее же каждое слово из писем моряка заключает в себе «камень, подобный поющему камню на перекрестке, ударив который, слышишь протяжный звон».

Она могла бы равно любить их обоих. Домовой не поймет. Надо быть человеком.

Одна из самых странных и прекрасных сказок, которые мне доводилось читать. Язык замечательный, перевод оценить на точность не могу, ибо оригинал в руки не попадался, но со стилистической точки зрения — отличный. Эту книгу хочется проиллюстрировать. И обязательно акварелью. Нестандарт, неформат, волшебство)

Хороший рассказ. И жестокий. Старенькая преподавательница магии, к которой ни в какую не хотели ходить студенты, не продемонстрировала кафедре ни свое таинственное Заклинание Заклинаний, ни в высшей мере убедительный «дрэээгооонслееейв!!!» в стиле Лины Инверс. Она просто радовалась своей единственной студентке, которой попросту совесть не позволяла бросить бесполезные занятия, и учила ее от души, бестолково и романтично, так, как будто у той есть время вдумываться и вчувствовываться... как будто впереди годы свободного познания, а не сессия через месяц. А времени не было ни у той, ни у другой.

Наверное, это самая добрый и грустный из рассказов Желязны.

Найти свое волшебство просто. Надо всего лишь

Очень добрый рассказ. Поселок, где люди и инопланетяне живут по-соседски... это здорово.

На такие книги рецензии писать — только позориться. Но я все же напишу.

В общем, есть два способа читать «Мастера и Маргариту». Первый: читать его как полную ядовитого юмора книжку о московских приключениях двух влюбленных и разношерстной нечисти под предводительством старого и мудрого демона. Второй: долго и упорно пытаться определить роману место в той системе координат, которую он использует как канву для своего неканоничного во всех отношениях рисунка. В христианской системе. Мастер все-таки не о Прометее роман пишет, а о Понтии Пилате. И в Москву тридцатых не Ктулху является, а Воланд.

С первым способом все понятно. Читает народ о художествах воландовой свиты — а они там все ужасно обаятельные, язвят, обнажают человеческие пороки, фонтанируют афоризмами — и восхищается их умом и справедливостью. Можно и так. Правда, почему-то редкому читателю приходит в голову, что если с ним лично взять да поступить по справедливости, то мало не покажется. А вот персонажи романа, все без исключения, это очень быстро на своей шкуре понимают. Мастер и Маргарита, кстати, тоже. Они ведь в основной, московской реальности романа умирают. Логично: в Бога они не верят, остается верить во вселенскую справедливость. И она к ним приходит — весьма глобальная, но никак не божественная. И выдает награду. Или наказание. Это как посмотреть.

Второй способ чреват бесконечными дискуссиями. И требует внимания к ершалаимским главам. Тут-то и начинают споры. Кто такой Иешуа? Это деромантизированный образ Христа или некая пародия на него? Вот опальный дьякон Андрей Кураев вообще решил, что «роман в романе» — это воландова версия евангельских событий, искаженная в угоду его миропониманию и целям. Мне тоже кажется, что Ершалаим не тянет на Иерусалим, Иешуа не тянет на Иисуса, его учение не тянет на христианское, а Левий Матфей не тянет на апостола. Пугающе похоже, но не то. И мелкие искажения, накапливаясь, дают картину не просто отличную от оригинала, но и в чем-то кощунственную. И сам «роман в романе» — это не прозрение гения, угадавшего, как оно все происходило в Иудее двухтысячелетней давности, а попытка талантливого автора рассказать о том, что в действительности все не так, как на самом деле. Попытка настолько удачная, что вымышленные им персонажи обретают над ним власть. Становятся чуть ли не равновелики ему, их создателю — там, за чертой земной жизни, в странном, выморочном мире Воланда, куда Мастера и Маргариту затянуло как в водоворот — ее страстью, его талантом, который он выжег дотла в единой вспышке, историческими обстоятельствами и, пожалуй, их собственным выбором.

В этом мире Левий Матфей и приходит к Воланду просить за Мастера и Маргариту — приходит так, как мог бы Гесер прийти к Завулону с деловым предложением. Ночной Дозор, Дневной Дозор, нет, это не христианское мировоззрение, это в лучшем случае христианская дуалистическая ересь. А может быть, в реальности Воланда все так и есть? Так, как описал Мастер, так, как утверждает сам Воланд и его приспешники. Свет немыслим без тени, тень немыслима без света, змея кусает себя за хвост, равновесие держится на хрупком балансе сил... В таком мире все действительно должно быть правильно и справедливо, в такой мир воландова свита увлекла отчаявшуюся Маргариту, а Маргарита увлекла безумного Мастера, и будет им покой без света с цветущими вишенками, а неприкаянным персонажам Мастера, Иешуа и его обвинителю — лунная дорожка и вечная беседа о вечном. «Этот герой ушёл в бездну, ушёл безвозвратно, прощённый в ночь на воскресенье сын короля-звездочёта, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат». Почему-то многих до слез цепляют эти слова, меня тоже.

И я бы поверила, что это и есть основная реальность булгаковского романа, если бы не одно обстоятельство. В ночь с одной необычной субботы на одно необычное воскресенье всю эту кодлу инфернальных персонажей словно ветром вынесло из Москвы, из нашей, человеческой реальности. Им пора домой, в бездну, в неверный лунный свет. Ничего удивительного: Пасха-то все равно наступает. Даже если Мастер забыл об этом, когда писал свой роман, Булгаков, очевидно, помнил.

Я так понимаю, совершенно неизвестный народу автор. И совершенно неизвестные книги. Между тем... «Совы на тарелках», повесть, которая, очевидно, публиковалась на русском только под одной обложкой с «Элидором», очень хороша. Если попадется вам где-нибудь отзыв, что это для младшего школьного возраста, не верьте. Вернее, ее, конечно, можно давать семилеткам — повзрослеют и поймут, о чем прочитали. Но не ждите доброй уютной английской сказки, это не она. Это о том, как люди усложняют друг другу жизнь.

Девочка и мальчик нашли на чердаке чайный сервиз. На тарелках был странный узор. То ли совы, сложенные из цветов. То ли цветы, сложенные из перьев. Можно было увидеть цветы. Можно было увидеть сову. Она увидела второе. В переводе на нормальный, несимволический язык это означало: в ближайшее время ни эта девочка, ни этот мальчик, ни девочкин сводный брат, ни родители (некомплект) всех троих не смогут жить счастливо сами и не дадут счастливо жить другим. Люди делают друг друга несчастными, и овладели этим искусством в совершенстве. Прямо-таки от сотворения времен им мешает то жажда любви, то ревность, то социальное неравенство, то обида, то еще какая-нибудь... ну, вы поняли. Не исключение и герои этой повести — и живые, и те, от кого осталось лишь немного археологического мусора. Но у живых есть шанс. Они разберутся в конце концов. Им понадобится всего-то капелька великодушия. Того самого, которое так трудно добыть, когда к тебе были отвратительно несправедливы. А волшебства им творить не придется — волшебство само будет твориться с ними. Нелепое, злое волшебство человеческих желаний, по чистой случайности принявшее такой странный, почти осязаемый, почти видимый облик одним прекрасным (?) летом в одной валлийской долине.

Я помню, как узнала о «Гарри Поттере». Из газетной заметки о книжке про юного волшебника, набирающей популярность в далекой Англии. Я посмотрела на картинку с мальчиком на метле и вдруг подумала: «А вот и Гарри». Словно лакуна заполнилась. Есть такие истории. Они могут быть написаны мастерски или так себе. Просто, когда они появляются, их персонажи сходят со страниц и уходят туда, в пространство историй. Иногда — для одной страны. Иногда — для всего мира. Надолго ли? На час, на век, на человеческую жизнь) В этом смысле равны Робин Гуд и Иван-Дурак, Андрей Болконский и Фродо Бэггинс, Наташа Ростова и Мэри Поппинс, Снусмумрик и Гарри Поттер. Масштаб у них, может, разный. Но мы их любим. Просто любим, и все. В этом смысле равны и их авторы.

И вот что еще я думаю о «Гарри Поттере». Это очень неровный цикл. Он резко и грубовато (хотя захватывающе) написан, местами затянут, излишне саркастичен — Роулинг не жалует маглов. Но в нем очень много любви. Любви материнской — Лили Поттер... и Нарцисса Малфой. Любви дружеской — Гарри, Рон, Гермиона, Луна, Невилл. Любви семнадцатилетних — Гарри и Джинни. Любви соратнической — Орден Феникса. Любви-нераскаянной-вины — Снейп и Дамблдор. Любви-причастности — МакГонагалл и ее Хогвартс. Любви-верности: Гарри отчаянно нужно быть верным кому-то, чему-то, и он присягает на верность факультету Гриффиндор и лично Дамблдору. Это главное в Гарри, это главное и во всей книге. Точно жар очага: ярко и тепло. Те, кто ищет sense of belonging, мимо не пройдут. Остальные могут и не оценить: их оценка будет зависеть уже от того, насколько увлечет сюжет. Я долго недоумевала, по какому принципу делятся люди на поклонников и ненавистников «Гарри Поттера». Теперь я, кажется, знаю ответ: очень мало шансов, что его полюбит индивидуалист, вещь-в-себе. Может увлечься сюжетными перипетиями. Или оценить яркую и мрачную атмосферу. Но если заскучает на каком-нибудь неудачном повороте, коих в романе предостаточно, или Роулинг оскорбит его взыскательный вкус простоватым юмором, то пиши пропало. И только те, кто изначально шел греться у этого костра, простят автору все натяжки.

«Не жалей мертвых, Гарри. Жалей живых — в особенности тех, кто живет без любви».

У этой книжки есть сквозной сюжет. Что выгодно отличает ее от «Школы в Кармартене» (по крайней мере, для тех, кому без сюжета неуютно). При этом берет она все же не интригой, а интереснейшими, атмосфернейшими мелочами. По сути, этот волшебный МГУ и эти волшебные китайские студенты — фантасмагорическое отражение очень реальной реальности. Автор, как всем прекрасно известно, преподает русский иностранным студентам, в том числе китайским. В ЖЖ у нее об этом много — будничная, абсурдная, веселая университетская реальность, мифологизированная восприятием автора. А эта повесть — мифологизация мифологизированного)) Я не преподаю у китайских студентов. Но я отлично знаю, что такое универ, неплохо представляю себе, что такое китайцы по обмену и не только, и у меня даже есть свой Вэй Сюэли, который офигенно говорит по-русски, прекрасно понимает русский юмор, и остается при этом ну очень китайцем. Так вот: и в блоге Коростелевой, и в «Цветах корицы» есть что-то, неуловимо мне знакомое по собственному скромному опыту русско-китайского общения. Удалось ей это неуловимое поймать и передать. Да, стилизация, да, идеализация. Но стилизация выросла из реальности, и реальность эта — универ, Азия, Россия — странна и удивительна. Читайте и радуйтесь)

Там ниже пишут — вмешательство чуждого сверхразума, непрошеное деление людей на высших и низших, Странники... Да вы что, в самом деле) Нет в этой истории никаких Странников. Есть людены. Homo ludens. Человеческие существа, осознавшие в себе способность шагнуть дальше. В книге не дается ответа, кто такие Странники и есть ли они вообще. Может быть, это некая древняя раса. Может, пестрая смесь существ, достигших определенного уровня. Может быть, это сами людены, и все таинственные следы Странников во Вселенной — их рук дело... кто знает, какие у них отношения со временем?

Пишут — людям тяжело принять в свое общество превосходящих чужих, те обиделись и уходят. Они уходят, потому что им скучно. На Земле, среди людей — им скучно. Возможно, где-то в другом месте им интересно. Если у них действительно отключается человеческое мировосприятие, им повезло. Потому что люди от такой жизни, как у люденов, сдохнут. От одиночества и бессмысленности бытия. Но людены — не люди, и поводов тосковать по-человечески у них нет, тоскуют те, кого они покидают — родственники, друзья.

Грустная книжка. О том, как одним существам оказалось не по пути с другими существами. Бесповоротно. Никакой войны, никакого противостояния (конфликт — это тоже контакт), просто дороги взяли и разошлись. Грустная книжка. Но я не вижу в ее финале трагедии, кроме частных трагедий семей, из которых вышли эти самые людены. Возникла новая ветвь — обрела самостоятельность — оказалась непригодна к созданию общества, подобного человеческому... ну авось пригодится для чего-то другого? Уйдет в космос, будет играть.

Совершенно убеждена, что к прочтению обязательны первые две книги цикла. Остальное слишком напоминает тягучий квест, натуралистичную бродилку с плохим для разнообразия концом.

«Последнее желание» и «Меч предназначения». Два сборника рассказов. Ниже правильно пишут: история Геральта — это смесь постмодернизма с романтизмом. Безотказная гремучая смесь, надо сказать. Романтический герой в постмодернистских декорациях и капелька чисто сказочной железобетонной условности: дай мне то, о чем еще не знаешь... У него там золотые драконы, и бабники с лютнями, и батистовые трусы Белоснежки с большой дороги. В общем, ведьмак Геральт живет в чуток анахроничном, малость чернушном и глубоко сказочном мире. И у него неплохо получается. Как и у автора.

А в последующих томах начинается сага. Нет, не так — САГА. А на просторах многотомной фэнтезийной саги постмодерниздить сюжетные ходы сложновато. В миротворчество ударишься, начнешь схемы сражений прописывать, политические интриги закручивать, карты мира прорисовывать... Нет, наверное, можно и масштабную сагу сделать постмодернистской. Но это сложно и очень немейнстримно. Вот и у Сапковского ирония убывает, игра сюжетов сходит на нет, а градус чернушности и размах событий все повышается и повышается. И вроде бы хорошо — разветвленный сюжет, батальное полотно, десятки персонажей... Но, ИМХО, в рассказах было больше свободы и у автора, и у его героев.

Поэтому — восемь циклу, десять первым двум сборникам.

Дано: враждебная планета, на которой все-таки можно выжить. Разбившийся в горах межпланетный корабль. И поселок выживших в лесу. Странные существа, которым имена дают старые, земные: слон, шакал, мухомор. Старый, мечтающий вернуться на Землю. Ирина, которая ни во что уже не верит. И подростки. Олег, ученик Старого, его надежда, чужой лесу, чужой этой планете — он когда-нибудь будет своим на Земле. Дик-охотник, упрямый, неглупый, реалистичный... хороший парень Дик. Марьяна, которая поделится остатками еды с приблудившейся козой — даром что у козы мех зеленый и хобот.

И горный перевал, за которым — разбитый корабль, уже не радиоактивный, а внутри то, что не смогли унести с собой, покидая корабль: консервы, инструменты, медикаменты, необходимые поселку, и — самое главное — книги, которые надо привезти в поселок, прочесть, понять, вернуться на корабль, починить передатчик, вызвать Землю... а можно просто взять лук и пойти в степи охотится на оленей. С Диком.

«Кроме того, я недавно здорово увлекся книгами Мэри Рено; особенно теми двумя, что про Тезея, «Царь должен умереть» и «Бык из моря»». Это цитата из «Писем» Толкина. После такой рекомендации полезла читать.

Знаете, а книга-то хорошая.

Если бытовым языком, то это история про то, как хотелось как лучше, а получилось как всегда. Ничего фэнтезийного в ней нет — ни сирен в море, ни минотавров в лабиринте Кносского дворца. Но взамен — кое-что поэпичней: герои, для которых есть боги, и есть предназначение, и есть судьба. Реальны. Существуют. Вот и живут они так, как подсказывают им боги. Или предназначение. Или судьба. В результате их по пятам преследуют трагедии — так и хочется написать: древнегреческие...

Что касается матчасти. Я не историк. Ефремов в «Таис Афинской» ностальгически восхищался Критом как потерянным раем, беззащитной и прекрасной страной. У Рено Крит совсем другой, отдающий империей времен упадка, что ли. И темным древним безумием женских культов Богини-Матери... опять же не знаю, насколько правдиво воссозданных. Скорее всего, не слишком правдиво) Забавно и очень интересно смотреть, как интерпретирует Рено мифы о Тезее, как персонажи этих мифов в ее романе обретают понятную нам мотивацию, а их поступки — внутреннюю логику... почему Тезей не женился на Ариадне, бросил ее на острове? Вам объяснят, почему. Это — и многое другое.

ЗЫ: В моем переводе герой звался Тезеем. Мне так привычней.

И вот из просторов бескрайних вод,

гонимый пенной волной,

в туман, воротившись из дальних стран,

корабль пришел домой —

в Ирландскую землю, где колокола

в Клуан—ферта на башне бьют,

где лес темнеет под сводом небес

и туманы стеной встают,

где Шаннон в Лох—Дерг течет не спеша,

где дождя висящая сеть —

сюда святой Брендан пришел навсегда,

пришел, чтобы здесь умереть.

Когда-то я стояла на стене одного неказистого ирландского замка и смотрела, как течет Шэннон. Она была бурная и неспокойная, с темной сверкающей водой и светлой пеной — самая красивая из всех рек, что я видела до сего дня, а я видела и вольную Неву, и суровый Амур, и скучную Темзу, и неспешную у истоков Волгу. Шэннон была красивей — и до меня внезапно дошло, на что я смотрю. Это сюда вернулся святой Брендан из своего плавания, вот и до Лох-Дерг отсюда рукой подать... И стояла я на той стене, и смотрела на славный град Лимерик, и напевала тихонько «Имрам». Счастье правоверного толкиниста.

Это такие специальные стихи о том, как личная мифология одной души, одного человека сливается с мифологией целых народов. Это ведь на Заокраинный Запад плавал святой Брендан на пространстве личного мифа Толкина.

Цикл о Тиффани Эйкинг — это роман взросления в четырех томах. И к концу последнего тома Тиффани действительно становится взрослой. «I shall wear midnight» — это, в сущности, книга-завершение, книга-последний штрих. И там совершенно окончательный хэппиэнд. Когда все истории рассказаны, все страстные обиды перегорели, все битвы окончены, все осенние поля убраны, все мертвецы оплаканы, все свадьбы сыграны, и начинается просто жизнь. Дальше снова будет первый шаг. И еще первый шаг. И еще. «There's a second step?» said Tiffany. «No; there's another first step. Every step is a first step if it's a step in the right direction» (с) старая Тиффани Эйкинг в беседе с юной собой.

Особого драйва ждать здесь не стоит. Повествование крайне неспешное и чуть более многословное, чем ожидаешь от Пратчетта. От этого, кстати, возникает ощущение некой... старомодности в хорошем смысле слова. Словно роман был написан давно, в прошлом веке, и персонажи такие... с прямой спиной. Ироничные и твердые в решениях, верные себе — и пусть никого не обманут белые кружевные рюшечки и несуразный шлем не по размеру. Быть ведьмой, быть Бароном, быть хирургом, быть женой Барона... все это — призвание, и призвание непростое, но ведь и характеры не из простых?.. И две истории любви, едва намеченные, но ощутимо логичные внутренне, складываются в полном соответствии с этими характерами. И это тоже первый шаг, а потом еще первый шаг, а потом еще — для двух правильно сложившихся пар. А, впрочем, там их три. Если считать Эмбер. Пратчетт был прощально щедр к своим героям.

В общем, как я уже сказала, это книга-завершение.

And Tiffany Aching is extremely good at endings.

Это такая добрая книжка, в которой присутствуют шизанутые подростки в качестве главных героев, самоубившиеся отцы лучших друзей, попытка изнасилования и последующее превышение самообороны, несчастные случаи, легкие и не очень наркотики, издержки полового созревания, ранний секс и всеобщее, тотальное все-не-слава-Богу. А, ну еще Зубная Фея. Последняя попеременно прикидывается то кошмарным сном главного героя, то пришельцем... пришелицей... черт, она сама не определилась со своим гендером, эта фея, чего вы от меня-то хотите?... из параллельного пространства, то наркотическим глюком, то семейным проклятием, то подругой юности главного героя, то его же альтер эго. Повторяю: это ДОБРАЯ книжка. Не верите, прочитайте. Если не затошнит от физиологических подробностей — их там полно — то вы со мной согласитесь)

Ну что тут скажешь... Желание последовать примеру Спендера посещало, наверное, всех, кто хоть раз сталкивался с безнадежной и, главное, агрессивной тупостью. На Земле такой конфликт в чистом виде представить себе трудно. А на Марсе, сферическом Марсе в вакууме совершенно ясно становится с первых же секунд: вот — красота, древняя и уходящая, а вот — мерзость, и ее под этим небом быть не должно. Тем не менее, не все так просто. За бутылку, выброшенную в канал, не убивают. За уничтожение красоты как она есть... не знаю. Наверное, тоже нет; по крайней мере, если ты хочешь все-таки быть человеком, а не марсианином. Следовательно, конфликт решения не имеет. По крайней мере, готового.

Рассказ действительно похож на шахматную партию. Значит, у Желязны получилось)

Я прочитала «Дюну» лет десять назад, еще в универе, по настоянию друга — он очень ее любил (причем был предусмотрителен: продолжений принципиально не читал))) Книга оставила двойственное впечатление. Мне были скучны интриги и заговоры. И завораживали пустыня — и обреченность человека перед лицом своего предназначения. Сейчас перечитываю, впечатление по-прежнему двойственное. Но достоинства и недостатки романа видятся отчетливей.

Понятно, что там холодноватые персонажи, антинаучные дистикомбы, опереточные злодеи, высокопарные диалоги. Любят «Дюну» не за это, а за дивную атмосферу Арракиса и ледяные, однако вполне шекспировские страсти. Но я не об этом.

«Дюна» — полуфэнтези. Именно «полу». Уж не знаю, достоинство это или недостаток. У тамошних хомо сапиенс есть генетическая память. Ладно, допустим. Но если бы Герберт писал фантастику, то доступом к памяти предков все бы и ограничивалось. И предвидение, отчасти доступное персонажам, означало бы попросту полноценную обработку всей входящей информации. Полнота данных о текущей картине мира равноценна пророческому дару. Если бы Герберт писал фантастику, то Пряность, чудо-трава «Дюны», просто разгоняла бы мозг до невиданных мощностей, давая возможность сопоставить и просчитать все вероятные исходы событий. Но происходящее в прокрустово ложе нескольких четких фантдопущений не укладывается.

Биотехнологии, психоактивные вещества вроде как присутствуют, герои ругаются страшными словами — «селекция», «гены». И Пряность — продукт жизнедеятельности исполинских песчаных червей, и только дикие аборигены могут им поклоняться как подателям жизни. Герои не верят ни в Бога, ни в черта и — кто цинично, кто невольно — изобретают культы имени себя. Но наукообразность текста, равно как и просвещенный цинизм персонажей — наносные. Песочек на древних камнях. Дунет ветер — а там, под тонким слоем песка, сплошные слова с большой буквы: Судьба, Предопределение, Мессия. Мактуб. В чем и трагедия героев: вещие сны им снятся взаправду.

Изящный ход, кстати: фримены, пустынные жители, Пола Атрейдеса принимают за мессию в том числе и потому, что орден Бене Гессерит, к которому принадлежала его мать, провел основательную идеологическую подготовку на окрестных планетках — чтобы гессериток везде ждали почет и уважение. Но Пол действительно становится для фрименов мессией. И не только для фрименов — он и его потомки меняют судьбу всей цивилизации. Как не вспомнить слова совсем другого персонажа совсем другой сказки: «Ты, надеюсь, не утратил веры в пророчества оттого, что сам помогал их осуществлять?»))

У «Дюны» отчетливый исламский колорит. Не чисто исламский, там разнообразным востоком веет, но все же. Когда читала в первый раз, удивилась. Тогда это показалось не совсем оправданным анахронизмом — космопорты и джихад?.. Сейчас, когда Ближний Восток не сходит с новостных полос, это уже не царапает. Вот тебе пустыня, вот тебе борьба кланов, правительств и корпораций за ресурсы в эпоху беспилотников, дронов и химоружия... а там где-то за пыльным горизонтом и призрак джихада маячит.

ЗЫ: Вместе с «Дюной» читала «Мессию Дюны», это единое произведение по сути.

Одна из самых странных книг, которые мне когда-либо попадалась в руки. Монументальный фэнтезийный роман, мастерски стилизованный не то под Джейн Остин, не то под Диккенса, невероятно толстый, непостижимо нудный. Про английских джентльменов, балующихся магией, непредсказуемых эльфов-шизофреников, Короля-Ворона и наполеоновские войны с применением колдовства. Интересно? Очень интересно. Интригующе. Захватывающе. Было бы. Если бы автору не пришло в голову потратить десять лет жизни и в 21м веке написать книгу так, как писали в 19м. Подробно, обстоятельно, великолепным, абсолютно устаревшим языком. И ведь удалось же.

Роман престранный — и сильный самой этой странностью, проявившейся в сочетании документалистской въедливости в описании ВСЕГО, бесцветных событий реального мира, ощущения, что попал в пыльный архив, застегнутых до самого носа героев – и почти булгаковской чертовщинки, зазеркальщины, магии за гранью добра, зла и разума человеческого. Эльфы там… ну, я разных эльфов видела. Эти – самые сумасшедшие. Буквально. Безумные они. И мир их безумен. В каком-то смысле они, наверное, к классическим эльфам британского фольклора даже ближе, чем те пост-толкинские фэнтезийные эльфы, к которым все привыкли. Кстати, многочисленные сносочки с короткими рассказами о встречах с этим ну очень дивным народом читать любопытнее, чем следить за приключениями главных героев. Еще бы. Там, в сносочках, все ярко, движется и живет. В самом тексте такое тоже иногда случается – в основном, когда мир сходит с ума. Когда шизофренически чудесатая Волшебная Страна начинает просачиваться в английские гостиные. Наверное, только такая качественная крейза и может спасти английских джентльменов, их жен и нас, терпеливых читателей, от файв-о-клоков, лордов Байронов (да, в тех гостиных и лорды Байроны бродят) и… и Веллингтонов.

Естественно, пройти мимо такого я не могла, и теперь имею сказать следующее: автору пять за смелость — протолкнуть такую антиконъюнктурщину под видом фэнтези... Кларк занималась до этого документальной прозой, документальную прозу она и написала. Ну и отдельное спасибо за Англию — это до карикатурности английская книга.

Льюис был плохим писателем и отличным рассказчиком. Это не такой уж частый дар. Он умеет обратиться напрямую к читателю, как если бы тот был слушателем, а то и собеседником. Его «Космическая трилогия» — это Нарния для взрослых. И она уступает Нарнии для детей — в цельности, в нерукотворности. Та история спета, эта — спроектирована как собор, с какой-то средневековой тщательностью и средневековым же вкусом к систематизации и прихотливому абсурду бестиариев. Получается и возвышенно, и диковато. Действительно как в готическом соборе — где статуи строгих святых, и грозных ангелов, и прекрасных королев с королями, и уродливых химер. Только тут еще и звери, и разумные расы, и лики планет, идущих волей Творца по им же расчисленным орбитам в живом, нехаотическом космосе. В общем, чувствуется, что Льюис был медиевистом. Это не сай-фай (пусть даже наивный), не космоопера, не фантастика вообще. Это такое межпланетное «Плавание Брендана». Только Рэнсом — не просто паломник, он прямой участник действа.

«За пределы безмолвной планеты» еще кое-как притворяется фантастикой. Не сразу становится ясно, что это — христианское мистическое фэнтези: разумные (не)гуманоиды, обитаемые зоны в том, что мы называем марсианскими каналами, капелька занятной инопланетной этнографии... Но Уарса, но ангелические силы, Божьим повелением хранящие планеты и их обитателей, но Безмолвная Планета, у которой хранитель — падший... догадываетесь, что за планета? Подсказка: третья от Солнца.

«Переландра» еще более, чем первый роман, заставляет заподозрить автора в визионерстве. Там речь идет о об искушении в райском саду, и рай этот действительно похож на рай, на землю-до-падения. Чтобы описать рай, нужно одно: поймать и передать ощущение забытого, утраченного блага, красоты, полной смысла. Это чувство, мне кажется, знакомо всем. Но выразить его не так-то просто. Льюису подчас удается. Удается ему и ад описывать так, что страшно. Зло в «Переландре» говорит мудрые вещи, но умом — как и всеми прочими вещами — пользуется без всякой радости и отбрасывает его в те моменты, когда он не нужен. Крайний утилитаризм, полная пустота, отсутствие любви к чему бы то ни было, включая люциферианский «свет разума». В общем, Переландра — это рай, в который ад проникает нагло, грубо, и так же грубо, чисто по-человечески борется с ним человек, и побеждает. Смешанное чувство остается от этой борьбы. Но история все-таки завораживает — там, где переходит в чистую мифологию.

«Мерзейшая мощь» — уже окончательный миф, без камуфляжа. Вот где ада-то — и бюрократического (ад обтекаемых фраз и бесчестного карьеризма), и научно-атеистического (ад говорящих голов и прогресса ради прогресса), и мистического (ад одержимых), и тоталитарного (ад всесильной полиции и вырубленных садиков). А противостоит всем этим разнообразным адам и адикам, как водится, небольшая группка верных. При поддержке высших сил. Там еще прилично всеми любимой артурианской мифологии — и Пендрагон, и Логрис, и Мерлин есть, причем Мерлин весьма удачный. И я, наверное, удивлю нечитавших, если скажу, что это роман о семейной жизни и любви в браке. Но она, тем не менее, об этом. В том числе.

Несовершенная книга — видно, из чего сделана, видно, как сделана, убеждения автора торчат как заячьи ушки. Но если вам хочется поговорить с человеком, бесстрашным в своей открытости, одновременно мудрым и страстным, умеющим верить так же безупречно, как выстраивать логические конструкции, то вы по адресу. Льюис, как я уже сказала, хороший собеседник. И правдивый.

Читала в детстве. Очень запоминающийся рассказ.

Жутко там не это. Жутко то, что родителям действия детей, мало-помалу осваивающих «логику Х», напоминают обыкновенный бред. Безумие, в котором дразняще проступают обрывки смысла, который ни один нормальный — или взрослый — человек никогда не ухватит за хвост. И даже обнаружив, что в детской бессмыслице, в раскладывании камушков по полу, в бессвязном лепете действительно скрывался путь КУДА-ТО, родители не смогут повторить его. Им уже поздно.

Бродилка? Кому-то правда так кажется — бродилка?.. Христианская апологетика! Как ни странно, того же ряда, что «Хроники Нарнии». Братство — это не малый типовой набор фэнтезийного квеста «рыцарь-маг-вор-эльфийка». Это (пользуясь терминологией Эндрю, плохого отшельника и хорошего героя) — солдаты Господа. Вот ни больше, ни меньше. Их квест — не поход за сокровищами. Это странствие с оттенком паломничества. История, в которой все боялись — и никто не отступил. Бывает так, не бывает так... какая разница. У них вот — было, и рой бежал от них. Или легион. Негуманоидная напасть «со звезд» или просто старое доброе зло — опять же, какая разница?..

При этом я не уверена, что метафизика Саймака придется так уж по вкусу воцерковленному христианину. Зато уверена в другом: его фирменная грусть и точность формулировок порадует всех, кто в принципе любит Саймака. Он не стесняется рисовать банальные образы банальных персонажей. И у него они получаются простыми и живыми, и — смотри-ка — даже картон не хрустит. Бесстрашие автора, еще не знающего, что у всякой истории должна быть кульминация и развязка, что команда приключенцев — это дешевая фэнтезятина, что история, герои которой однозначны и не меняются в процессе, — это дурной тон... Саймак не знает. Или может позволить себе не думать об этом. Все мастера — могут.

«Гиперион» — это такие космические «рассказы о необычайном». Композиционно — чистый «Декамерон» или «Кентерберийские рассказы»: семеро паломников рассказывают друг другу свои истории, одна другой причудливей и жутче. Легкий отпечаток жути лежит на всем — на самих историях (чего крестоформы-то стоят), на космо-военных декорациях, в которых разворачивается действие, и уж точно — на предполагаемой цели паломничества. На отдаленной планете, в таинственных Гробницах Времени, движущихся из будущего в прошлое, обитает антропоморфное чудовище-терминатор, к которому идут паломники, чтобы он убил их — или исполнил их заветное желание... Кстати! Где-то в отзывах прочитала коммент типа «что за имечко, еще бы Шреком назвали!» — позабавило. Шрек — это «ужас» по-немецки. Так что и «Шрайк», и «Шрек» звучат как надо.

«Гиперион» заканчивается так, как и положено заканчиваться роуд-стори. Паломники добрались до цели. Ружья развешаны по стенам, но не стреляют. Ну так вот: если вам дорог налет необъяснимой тайны на этой масштабной и разветвленной истории — дальше не читайте. Если интересно, что станется с паломниками, найдут ли они то, что искали, — добро пожаловать во второй том. Заодно узнаете кое-что новое о судьбах человечества и его войне с ИскИнами, собственным творением. «Падение Гипериона» перегружено разгадками и кульминациями. Там ружья выстрелят — ну, большая их часть. Хотя останутся оборванные нити и логические ляпы. Симмонс — не то чтобы виртуоз) Первая книга атмосферней, вторая — информативней, вместе они представляют собой вполне законченный текст.

Герои. Некоторым сочувствуешь: живые, настоящие. Поль Дюре, Мартин Силен, Сол Вайнтрауб. А некоторые — картон картоном, Шрайк и то живее. Кассад вот мне показался абсолютной фанеркой. Очень выручает стилистическая разноголосица «Гипериона» (киберпанк, полумистика, философская фантастика — истории паломников определенно принадлежат разным жанрам). Есть возможность найти в этом мрачноватом калейдоскопе свое и махнуть рукой на остальное.

А вот дальше... вторая дилогия, «эндимионовская»... ИМХО имхастое: к прочтению не обязательно.

Вы любите полуфэнтезийные блокбастеры Чжана Имоу? «Героя», «Дом летающих кинжалов»? Или вот еще «Битву у красной скалы», хотя это не Чжан Имоу, а Джон Ву, кажется. Там золоченые крыши под пыльным небом, горные гребни, встающие на горизонте, непобедимо яркие краски осенних листьев, неуловимые воины в черном, их мудрые наставники, наблюдающие за ходом переломных битв с какой-нибудь одинокой вершины, императорские наложницы с золотыми шпильками в волосах, отважные генералы, двуличные министры, пара-тройка двойных агентов или просто предателей, где-то за Стеной, на краю Вселенной — степь, степь, степь...

Вот эта книга — прям оно. С Чжан Цзыи в роли Вэй Сун. Единственное значимое отличие «Поднебесной» от этих фильмов — относительный, всех со всем примиряющий хэппи-энд. Трагедии в финале не получилось, да и не хотел ее автор, задачи другие. Он хотел, чтобы странник вернулся домой и жил долго и счастливо. Так и вышло. Поскольку персонажи Кею удались, трудно не порадоваться за тех из «наших», кто целым и невредимым добрался до эпилога, и не загрустить о тех, кому уцелеть не удалось. Роман показался мне очень осенним. Похожим, простите мне тривиальное сравнение, на тихий ручей, уносящий разноцветные листья — вроде бы небыстро, но совершенно неостановимо.

Сказать, что это про Китай, не могу. То есть про Китай, конечно, и даже с историческими параллелями и прототипами, большой привет династии Тан в целом и Ань Лушаню с Ян Гуйфэй в частности. Но «Поднебесную» писал канадец, и менталитет у героев смешанный. Азиатско-европейский. Это может раздражать, а может и радовать. Зависит от того, на что вы изначально настроились — на ориентальную англофэнтези или на реальный Китай первого тысячелетия до н. э. В любом случае, неспешный нескучный сюжет и причудливые декорации, похожие на расписную ширму, вам обеспечены. «Поднебесная» — не шедевр, не высшего ранга книга, но читать ее стоит.

Странная, конечно, книга.

На магический реализм не похоже. Скорее уж на магический антиреализм. Ни про каких это не про детей-инвалидов, разумеется, потому что где вы видели таких детей? И таких взрослых. И вообще таких людей. В одной из сетевых рецензий наткнулась на мысль, что если бы на месте интерната была космическая база с инопланетянами, в книге от этого изменилось бы немногое. В общем, так и есть.

Самое парадоксальное в этом здоровенном талмуде то, что персонажи одновременно абсолютно нереалистичные... и абсолютно живые. Понятно, отчего так, если герои действительно появились прежде, чем декорации к ним (а это я вычитала в интервью с автором). Они яркие люди-как-их-нет, и любой, кто хочет читать о людях-как-они-есть, неизбежно захлопнет эту книгу и выкинет в мусорку. В мусорку ее выкинет и тот, кому критичен жесткий, проработанный сюжет.

ЗЫ: К вопросу о вторичности. Не знаю, какие книги приходили на ум другим читателям, но я почему-то упорно вспоминала то Киплинга, то Туве Янссон(!), то Стивена Кинга. То есть детство во всех проявлениях, от страшилок до Муми-Далена. Думаю, этим список аллюзий не исчерпывается.

ЗЗЫ: Спустя три года после прочтения могу добавить одну забавную вещь: я почти ничего не помню из этой книжки. Только общую фабулу и — смутно — часть персонажей, которые при первом приближении кажутся такими запоминающимися. Книга оказалась... ускользающая. Вот)

...хотя я бы назвала их не зловещими, а таинственными. Призрак кошки по имени мисс София Браун, призрак девушки по имени Тамсин — ну что в них зловещего? Они и триста лет назад никому зла не желали. Но почему-то боггарт, дуривший на кухне по ночам, предупредил Дженни: «Остерегайся служанку, остерегайся хозяйку и остерегайся того, Другого». А лошадка-оборотень, Пука, добавил: «Спроси у Дикой Охоты». Да, боггарт, вы не ослышались. Не зря рабочим названием этой книги было «Друзья в ночи». Кого-кого, а таких друзей там в избытке. Лошадки с золотыми глазами, Черные Собаки, лесные и домашние духи... Ведь это не просто Англия — это Дорсет.

Я поставила бы этой книжке десятку, но ее финал, отдающий неоязычеством, меня слегка покоробил. Хотя, разумеется, это хэппи-энд. Чуть грустноватый хэппи-энд.

А нормальный рассказ. У Онойко бывает так, что текст в середине провисает, бывают и смазанные концовки. А тут и провисаний нет, и последняя фраза — именно та, что надо. И все правильно. Финал, в принципе, вполне предсказуемый — за пару страниц угадывается. Но добрый.

Атмосферно это похоже на микс «Союза серокрылых» и «Путешествия Кино». Да отчасти и сюжетно — очень косвенно, но)

БОЛЬШОЙ СПОЙЛЕР:

Братья по интеллекту во Вселенной есть, а братьев по разуму — нет.

Это не Лем, конечно. Это попроще, несмотря на всю заверченность. Но интересно.

Что может отпугнуть от книги — и отпугивает, судя по многим отзывам? Стиль, язык. И герои, которым крайне трудно сопереживать. И тут я, пожалуй, выскажусь в защиту Уоттса.

Говорят, воспринимать роман мешает зашкаливающая наукообразность. Так вот не мешает. Текст перегружен терминами, но, честное слово, их можно гуглить, а можно не гуглить. Зависит от того, насколько вас волнует научная обоснованность описываемых процессов. Возникновения эпилепсии у вампиров, например)) На понимание сюжета это никак не влияет. Перевод и правда местами смущает, но это частности уже.

Говорят, среди героев нормальных людей нет. Истинная правда. Наверное, кому-то трудно сочувствовать таким персонажам: шизофреникам и социопатам, эмоциональным кретинам, киборгам стоеросовым. Но меня они почему-то не раздражали. Мало ли девиантов на этой Земле...

А основная идея... сейчас детские стишки процитирую. Про ленивцев.

Ленивец – очень странный зверь

(Особенно трехпалый).

Но вместе с тем он – верь не верь! –

Довольно славный малый.

...

Он нам – родня, сомнений нет:

Он, как и мы, не знает,

Зачем родится он на свет,

Живет и умирает...

Нас сей вопрос – увы и ах –

Волнует... А Ленивец?

Он о подобных пустяках

Не думает, счастливец!

(с) Заходер.

Бедные, бедные люди со своим эволюционно неоправданным, ресурсозатратным разумом, все силы которого брошены — за счет вычислительных мощностей — на решение нерешаемых задач. Вроде «кто я?«и «зачем я?».

Я никогда не пойму, почему

Нет, я никогда этого не пойму.

А так книга хорошая. Особенно братья Лу удались. Кажется, поэты — украшение всего «поднебесного» цикла... да и реальной Поднебесной.

Стихи Ли Цинчжао, которая была прототипом Линь Шань.

***

Млечный Путь направленье меняет.

Всюду тихо. Завешаны окна.

Веет холодом от циновки,

Изголовье от слез намокло.

Я одежды дневные снимаю,

Ночь пришла иль прошла — не знаю.

Будто лотоса плод изумрудный —

Для волос украшенье простое.

И на платье разбросаны листья —

По атласу шитье золотое.

Небо, вещи вокруг меня — те же,

Только радость приходит все реже.

***

Гор молчаливые толпы

Вижу я с башни высокой.

И на безлюдной равнине

Стелется дымка седая,

Стелется дымка седая...

Угомонились вороны —

Спят, прилетев издалёка,

Ярким закатом любуюсь,

Голосу рога внимая.

Свечи давно не курятся,

И опустели бокалы.

Грустно мне так и тревожно,

А отчего — я не знаю.

Не оттого ль, что с утунов

Листьев так много опало,

Листьев так много опало...

Осень, глубокая осень,

Тихая и глухая.

Стихи Су Ши, который был прототипом Лу Чэня.

В девятнадцатый день одиннадцатой луны распрощался с Цзыю у западных ворот Чжэньчжоу. В пути написал и послал ему эти строки.

Голову туманит не вино, и не от него моя печаль.

Хорошо бы повернуть коня и галопом поскакать назад.

Он один остался из мужчин в доме за порядок отвечать.

...Как же одиночество твое скрасить я могу, мой младший брат?

Поглядел с вершины — цепи гор! Нет ни троп на склонах, ни дорог...

Ты еще заметен вдалеке, и, увидев шапки силуэт,

Я подумал: «Худо ты одет и, наверно, на ветру продрог...»

А мой конь бредет — и на горе словно топчет бледный лунный свет.

Гости постоялого двора веселы и радостно поют,

Удивился паренек-слуга: отчего я мрачен-удручен?

Знаю, без разлук не проживешь, чередой они сквозь жизнь идут,

Но неужто век скитаться мне далеко от дома, где рожден?

И сейчас, при тусклом фонаре, вспоминаю юные года.

Брат и я — мы в этот дождь ночной словно вместе, не разлучены...

В детстве так решили — чтобы впредь не нарушить слова никогда,

И не поколеблют наш союз ни почет, ни важные чины!

***

Рассуждают: картины в зерцала даны естеству.

Подобное мнение недомыслием назову.

Рассуждают: стихи можно так же творить.

О взглядах таких не стоит и говорить.

У стихов и картин основа сути проста:

Наитие свыше, свежесть и чистота.

Кисть Бянь Луаня живыми творила птах.

Кисть Чжао Чана возрождала душу в цветах.

Возьми эти свитки, сущности их лиши —

Явится грубость вместо изъятой души.

Кто скажет тогда, что красной краски пятно

Весну безграничную людям раскрыть должно?

...а история Шэнь Тая из «Поднебесной» все же тронула меня больше. Может быть, потому, что его поступки мне было проще понять.

Хорошая повесть. Правда, легко расплетается на две нити, взаимосвязанные с сюжетной точки зрения, но совершенно разные в плане атмосферы. Первая нить — моментально заставляет вспомнить собственные отношения с родителями. И, всколыхнув память о детстве, обрывается. Вторая — проступает ближе к концу истории, и книжка сразу становится похожа на нормальный такой японский кайдан, в смысле, рассказ о призраках. Переключение резкое и на взыскательный вкус — неуместное. Будто начал читать грустную историю о неизбывном одиночестве взрослых, о прошлом, встающем в летнем мареве над улочкой, где ты жил ребенком... а тебя вдруг берут и макают головой в мрачную дешевую романтику городской страшилки. Впрочем, посыл одного субсюжета логично дополняет посыл другого. Первое: взрослый, потерявший родителей, ощущает свое сиротство так же ясно, как ребенок. Второе: не будьте равнодушными друг к другу, простой жест принятия может оказаться решающим. В общем, это не книга-прорыв, но прочесть ее стоит. Атмосфера внезапного летнего миража, давно ушедшего в прошлое чужого детства, странно знакомого не реалиями, но ощущениями, передана безупречно. А если вам нравится Япония, то будет интересно вдвойне. А, ну и последнее: написано с той ноткой легкой отрешенной ясности, которая отличает японских авторов в принципе.

Этот роман обречен на постоянные сравнения с экранизацией, потому что экранизация ему равноценна — и совсем на него не похожа. Причем для большинства, подозреваю, она еще и первична: Миядзаки — ну очень известный режиссер. Я тоже сначала посмотрела мультик, а потом прочла книжку, так что и отзыв получится сопоставительным. Итак. Это совершенно разные истории. Со-вер-шен-но. И сюжетно тоже. Нет в книжке мрачноватой линии с надвигающейся войной и крылатым обличьем Хаула. Хотя мысль о том, что долговременные союзы с падучими (или падшими?) звездами опасны, красной нитью проходит, не пропустишь.

Вообще это очень странная книга. Когда я смотрела аниме, оно мне казалось полным лакун. Я думала — прочитаю книжку, там, наверное, все эти лакуны заполнены. Ага. Заполнены. Лоскуток к лоскутку. Но более цельной история от этого не становится. Скорее — менее. Сюжет скачет, как тот замок по холмам. Быстро и по странной траектории. При этом — он более чем нетороплив. Как это удалось автору, я не знаю. Но факт останется фактом: от сюжетных скачков рябит в глазах, но действие при этом ползет как черепашка. Если чародей Хаул перед выходом в свет по два часа торчит в ванной, то он торчит в ванной каждый раз, как ему надо куда-то выйти по сюжету, и нам об это обязательно сообщат... как и о том, что было у героев на завтрак. А героев много, особенно второстепенных. И у всех есть соседи и родственники. Двоюродные тетушки там, троюродные племянники. Они... толпятся, эти родственники. Иногда хочется выставить их за дверь. И повернуть ручку другим цветом вниз))

Вторая странность. Аниме — добрей. Несмотря на всех когтистых демонов и падающие бомбы. Книжка уютная, английски ироничная, вся из себя как полосатые носки, горячий чай и прочее в том же духе. Уютный мир, в котором не может произойти ничего ужасного... Но в этом мире, между прочим, и убить могут. Вполне по-настоящему и очень буднично. Ну или растерзать, правда, с возможностью собраться обратно по кускам, бескровно, но все же. А дальше снова файв-о-клок. В общем-то, это нормально для сказки. Не для фэнтези, а именно для сказки, такой, с пряничными домиками и семимильными сапогами. Сапоги, кстати, прилагаются.

Что касается основных персонажей, то они одновременно и очень похожи на себя-анимешных, и совсем иные. Хаул у Миядзаки — пацан совсем. Больше в нем и мальчишеского, и демонического, и даже его выходки с зеленой слизью, оставшиеся в наследство от книжного прототипа, не оставляют ощущения, что он позирует. Взамен — ощущение, что он плохо владеет силой и собой. Он именно мальчик-поймавший-падающую-звезду. Образ трогательный и жутковатый. И с проблемами он справляется по-детски неуклюже, мешая инфантильный эскапизм с отчаянной храбростью. А Хаул в книжке, по ощущениям судя, постарше, поироничней, лучше просчитывает ситуацию...

В общем, если мультик романтичен, то книга скорее сентиментальна. Имеет смысл ознакомиться и с тем, и с другим. Тогда картинка раздвоится, обретая вместе с двойственностью и дополнительную глубину.

Я не люблю Ефремова. Честно. Не люблю его людей будущего... и его будущее — тоже не очень.

А вот «Таис Афинскую» — люблю. Недостатки у этой книги те же, что и у всех остальных: некоторое менторство, привычка вкладывать в уста героев идеологически выверенные монологи... Читаешь, читаешь — и вдруг персонаж меняет интонацию и начинает вещать. Как будто он медиум и в него вселился Дух Автора)) А вот достоинств «Таис Афинской», мне кажется, у других книг Ефремова нет. Здесь живые герои. Идеализированные? Еще как! Но не картонные. Предполагаю, что ефремовской прекрасной Эллады никогда не существовало, и причины сожжения Персеполиса были совсем иными, и сама Таис не была настолько умной, доброй, смелой, сильной, выдержанной, красивой... уфф, ничего не забыла? Но это ничего. Альтернативная история с ноткой утопии — чем не жанр? Главное ведь показано правдиво. А что главное? Да история жизни Таис: яркая, интересная, уникальная... но не счастливая ни разу. Все правильно. Не может быть иначе. Почему — не знаю, просто опыт подсказывает.

Читайте, девушки. Там про любовь — разную: про взвешенную и прагматичную, какая может быть с сильным, умным и катастрофически полигамным Птолемеем; про простодушную, какая возможна только с преданным и простодушным же Менедемом, который никогда не вознесет тебя так высоко, как Птолемей; про такую, какая и трогает сердце, и вызывает сожаление, но не нужна тебе, хоть убейся, как не нужна была Таис любовь Леонтиска; про несбывшуюся, которая прошла тенью, потому что разминулись люди во времени, как Таис с Клеофрадом. Ну и наконец, про то, перед чем меркнет все остальное и что получается вместо любви с такими, как Александр, который настолько одержим своей удачей, силой, правотой, настолько принадлежит своему пути, что не бывать с ним счастливой ни одной женщине.

Психоделика? Технофэнтези? Чистый, ничем незамутненный трэш? Киберпанк под маской фэнтези? Роман взросления? Злая пародия... на наш собственный мир? Я не знаю. Эта книга напоминает чем-то аниме — самые шизофреничные, жестокие и откровенные образчики жанра. В любом случае, она вам вряд ли понравится — это вещь настолько на любителя, что большинство читателей, вероятно, пожмет плечами.

Это история девочки-подменыша, укравшей разумную злую машину — железного дракона, сбежавшей с фабрики, где эльфы вовсю эксплуатировали детский труд, учившейся в школе для лесовиц и кикимор, ворующей зачарованные безделушки в торговых центрах, поступившей в университет, где студенты от сессии до сессии живут воистину весело, осваивая секс-как-средство-сдать-лабораторку-по-алхимии, но рискуют угодить в списки погибших, когда приходит зима, а с ней — карнавал безумия, называющийся Десятиной. Это история девочки — нет, уже девушки! — любившей человека, воплощающегося в ее диком мире не раз и не два, но обреченного каждый раз погибать: по ее вине, без ее вины, по вине обстоятельств, девушки, чье тело эльфы похитить не смогли, и поэтому по наркомански жуткому миру странствует ее дух, девушки, уставшей ходить по кругу и улетевшей на эсхатологически настроенном железном драконе сражаться с Божеством, точнее, с Богиней... потому что, если нельзя изменить свою судьбу, можно ее уничтожить — вместе со всем миром и собой. Ну и, наконец, это история девушки, которая...

У «Дочери железного дракона» на редкость оптимистичный финал. Но количество чернухи, которое выльется на вас по дороге к нему, превышает среднегодовую норму. При всем уважении к таланту автора — любить эту книгу явно дано не каждому.

Я очень мало читала Пелевина. Боле того — я не читала самых известных его вещей. «Чапаев и пустота» прошли мимо меня, к примеру. Поэтому сравнивать мне не с чем, и я не буду ворчать, что Пелевин уже не торт. Хотя он, наверное, не торт.

Но мне понравилось.

Понравился едкий его юмор (лучше сказать — сатира), словесные игры, злободневность. Понравилась Кая. И понравилась легкость, с которой он жонглирует неуловимыми понятиями типа «душа», «сознание» и «личность». Хотя это именно ловкость рук, а не чудо. Поверхностный точный эскиз, а не заплыв на глубину. У меня такое чувство, что в порядке подготовки к созданию романа автор хорошо поползал по... Википедии. Освежил в памяти некоторые статьи. «Философский зомби», «Китайская комната» и «Тест Тьюринга». Человек, который хоть немножечко интересовался... ну, пожалуй, философией, прекрасно знает, что это за мысленные игрушки праздного человеческого ума))) Но если вдруг не знает — а Пелевин ему выдает краткий ликбез... поблагодарим Пелевина за его просветительский пафос. Без шуток.

Я сейчас читаю третий роман, «Дэмономанию». Ну... Краули — странный писатель. У него отличный язык (и ему, по-моему, повезло с переводчиками). У него получаются нормальные живые герои. Он и заинтриговать умеет, и создать атмосферу, и вести повествование в несколько потоков. Но он не умеет останавливаться. Не на достигнутом, а вообще. Никак. В принципе. Честное слово, я люблю толстые неспешные книги с плавным, как у большой реки, течением. Но даже для меня Краули несколько... многословен. Столько ЛИШНЕГО в этих книгах. И когда читаешь третий том (в котором он кратко излагает, между прочим, ключевые сюжетные повороты предыдущих), хочется уже пролистывать. И с каждым томом крепнет нехорошее чувство, что все кончится ничем — но четвертый том еще не вышел на русском.

Краули вроде бы вполне успешно ваяет многоплановый текст — этакое эпическое полотно. Сагу. Не семейную, как в «Маленьком, Большом», а скорее... сагу о близких духом. О людях, ищущих одно и то же, идущих одной дорогой в разные эпохи, в разных декорациях. И ведь даже получается. Идея хорошая — искать обломки той эпохи, которая была до того, как мир перешел в другую вероятность и сменил все, вплоть до собственного прошлого... Это действительно в природе человеческой — искать подсознательно такие вещи или, по крайней мере, их жаждать.

Но нет ни кульминации, ни — предполагаю — развязки. Сюжетные линии даже не обрываются — они просто... могут тянуться бесконечно, как те параллельные прямые. С одной стороны, хорошо, История с большой буквы не заканчивается никогда. С другой стороны, когда пытаешься осмыслить прочитанное, поаккуратней уложить его в голове, попросту кратко пересказать кому-то — выходит чушь.

...а так-то да. И неправильные ангелы в кристалле, и Джон Ди, и Джордано Бруно, и Роузи с маленькой Сэм — все живые, все живое.

Говорящий ворон Гриша)))

Видела я однажды, как шли дети биологов по деревенской дороге от биостанции, и на плече у одного из них сидел такой вот Гриша. Сразу вспомнила и «Царицын ключ», и «Понедельник начинается в субботу», атмосферу околонаучной суматохи и северной сказки.

Короче, «Царицын ключ» — это не очень серьезная, но добрая повесть о таком... затерянном уголке... где жизнь течет чуть-чуть параллельно настоящей, по-особенному. И приключаются там представители фольклорной экспедиции, сами по себе довольно фриковатые — в хорошем смысле слова. Хотите отдохнуть и напозитивиться — читайте.

Вот вы знаете... все-таки похоже на Мураками))) По-моему, сходство заключается в общей бредовости происходящего, внимании к бытовым мелочам и прекрасной японской (а в данном случае — у японцев честно позаимствованной) манере начинать рассказ с полуслова и полусловом же заканчивать. Так и строятся многие вещи Мураками. Или Бананы Ёсимоты, к чьему творчеству проникся неприязнью скучающий в окружении книжек Эйдзи Миякэ, главный герой.

На самом деле скучать ему приходится нечасто. Это ведь его первые дни в Токио! Токио у Митчелла действительно — «водка, лапти, балалайка». То есть якудза, игровые автоматы, лапша. Причем лапша — на ушах, то ли у Эйдзи, то ли у читателя. Практически невозможно понять, что герою снится, что происходит на самом деле. Более того, периодически возникает ощущение, что никакого «на самом деле» не существует. «Помирился женой, поругался с дорожной полицией — и вдруг понимаешь: тебе это снится» (с) «Сплин». Могло ли происходить в реальности все, что нам преподнесли в этом театре абсурда? Могло... если брать отдельные элементы, самые здравые. А целиком? Да вряд ли, если честно. Насыщенная, безумная, сюрная книжка. Не без чернухи. С налетом магического реализма. Но киберпанк?.. Ну ладно, пусть не киберпанк, пусть, как в аннотации, киберметафизика. Все равно не то. В романе есть гениальный хакер, одна штука. И написанный им вирус сыграет определенную роль в повествовании. Но, поверьте, весьма скромную. Токио, сам Токио Митчелла — ни разу не киберпанковский. Я бы сказала, он — особенно если смотреть на него из 2014 года — ностальгически старомоден. Ощущение кино снятого на цветной, но старой пленке — с особой характерной цветопередачей. А там, где повествование перескакивает на японскую островную провинцию, — и вовсе... двойной эффект.

В общем, якудза — исчадия ада, Токио безжалостен к провинциалам, хакеры развлечения ради взламывают Пентагон, а книжка, простите, о семейных ценностях. Вернее, о том, как грустно без семьи. Об утонувшей в детстве сестренке Эйдзи, которую он, надо думать, помнить будет до самой смерти. О его отчаянных поисках никогда не интересовавшегося им отца, про отношения с матерью-алкоголичкой промолчу. А еще там есть история любви, пока еще не счастливая и не несчастная — пока еще только обещающая быть... стать, реализоваться. В общем, сплошные романтика и сентиментальность, поданные маскировки ради под соусом из первостатейного чернушного сюра вроде фокусничающего разносчика пиццы, который угробил в ходе неудачного фокуса своего попугайчика. К счастью, Митчелл дает читателю короткие передышки — в виде дневника давно погибшего камикадзе и — повесть в повести — черновиков писательницы, в чьем пустом доме Эйдзи волей случая скрывается от вышеупомянутых якудза, которые испортили мне полкниги. Лучше бы, ей-богу, о хакерах. Или о любви, благо, девушка Аи очень милая получилась.

Изначально этот роман был сценарием. И не то чтобы сценарием он и остался — вовсе нет, Гейман все-таки умеет писать. Но текст прямолинеен и очень кинематографичен. Я прямо вижу сцены из этого фильма — не бюджетненького сериала -цатилетней давности, а полноценного фильма. С мостовыми, блестящими от дождя, винтажным тряпьем персонажей и прочими приметами детского нуара) Если повезет, даже с сохранением авторской иронии, высвечивающей наивность фабулы и однозадачность персонажей, но одновременно — осознанный авторский финт ушами — спасающей положение: читатель принял правила игры и готов проглотить театральную условность всего действа) Это даже не чернуха, несмотря на всех безвинно съеденных крыс и кошек. Это просто сказка. Ребенок едет в метро и представляет себе, что на станции «Earls Court» живет граф. Вот он там и живет. В этом смысле и правда похоже на «Алису» Кэрролла, но тут сходство и кончается. Что касается Ричарда, он отнюдь не трус со всеми своими клаустрофобиями и акрофобиями. Ситуация с Джессикой и д'Верью, с которой и начались приключения, примитивна до гротеска, только... Ричард и правда Иван-Дурак, потому что только дурак или блаженный ринется, ломая важные планы, помогать завалившейся поперек улицы грязной бродяжке — скорее всего, воровке и наркоманке. Глупость нужна на это — или смелость.

А напишу-ка я на эту повесть рецензию. Никто ж не написал.

Я наткнулась на рассказ Софьи Ролдугиной «Никогда». Он показался мне любопытным, и я погуглила автора. На меня сразу же выпал «Ключ от всех дверей» — чуть ли не в качестве авторского магнум опуса. Во всяком случае, на него отзывов в Сети достаточно. Я открыла роман... и поняла, что его читать невозможно, настолько слащаво, приторно, нарочито сентиментально он написан. Но у Ролдугиной, похоже, есть необычное свойство: она может сознательно менять стиль в зависимости от настроения и авторских задач. Ничем иным я колоссальную стилистическую разницу между «Ключом от всех дверей» и «Троими для одного» объяснить не могу. Если бы я ознакомилась только с «Ключом», я ушла бы в полной уверенности, что автор просто начисто лишен вкуса. Но рассказ-то был написан совсем иначе — и я попробовала наугад повесть из цикла «Лисы графства Рэндалл».

«Трое для одного» написаны хорошо. Живым, несколько избыточным языком, щедрым на метафоры, слегка крапивинским. Вот то, что я не люблю в Крапивине, какая-то неуместная сентиментальность, скрытая в скупых вроде бы формулировках, — оно тут тоже есть. Но не портит. А портит... Линия Моргана Майера и Уилки. Слишком сентиментально для мужской дружбы или побратимства (этим тоже на Крапивина смахивает, любит он рисовать пацанскую дружбу трепетней любви).

Что радует: да сам Морган, хороший парень. И вся семейка Майер — особенно девочки. Сюжет? Ну, достаточно стандартная схема — и восхитит, и порадует, и отвратит, и умилит там, где ожидалось. Но это тот стандарт, которому радуешься как старому знакомцу. Не тот, который знаком вам до зубной боли, как сосед с электродрелью за стеной. Все там: и припанкованные подружки, и странненькие переулки, и парковые привидения, и те, кто боится холодного железа, и грустные матери, из-под чьих пальцев льется музыка, и младшие братья, которым впору бы родиться старшими. Еще это исключительно зимняя (йольская, новогодняя) сказка, ее надо читать на зимние праздники. Не знаю, насколько тамошняя Англия похожа на Англию реальную, но настроение соответствует: реально английское... с ноткой анимешности. Что еще сказать? Самодельная сказка похожа на самодельное печенье — не очень аккуратно кое-где, и, наверное, слишком много миндаля, но можно мне еще одну? Я бы посоветовала именно эту повесть, если кому-то придет охота с Ролдугиной познакомиться.

У этой книжки неимоверно неудачное название. Ей следовало бы называться «Третий путь». Тот, о котором речь в балладе «Томас-Рифмач»:

«Вглядись: тропинка чуть видна,

Пророс терновник меж камней…

О, это Праведных тропа,

Немногие идут по ней.

А вот широкий, торный путь,

Где на лугах блестит роса…

Но этот путь — стезя Греха,

А не дорога в Небеса.

И вот чудесная тропа

В холмах зеленой стороны.

То путь в Волшебную Страну.

Мы по нему идти должны.»

Вот ровно об этом и книжка. И я не скажу, что книжка такая уж замечательная. Женский роман в чистом виде. И где-то даже вторичный. Это ни в коем случае не плагиат, но, скажем так... веселая игра «найди прототип». Искать следует в «Джен Эйр» и «Грозовом перевале» в первую очередь. Ну и в британском фольклоре, конечно. И вот здесь — самое главное)) Я видела много книжек «про эльфов». Городские фэнтези-детективы, прекрасные остроухие юноши, расследующие магические преступления полукровки с проблемой идентичности... Да сколько угодно такого добра. Только они все ненастоящие. Фейри в этой книжке — не такие, как у Лорел Гамильтон или Шэннон Макгвайр. Они такие, как в английских быличках и сказках, коих я читала больше, чем дурацких магических детективов. И это очень хорошо. Я люблю фейри — и как раз этим летом я видела наперстянку, цветущую на зеленых холмах, меж серых камней где-то на западе мира. Вот за нее, родимую, я искренне благодарна авторам)

Идеальная фэнтези-бродилка. Они в Китае, видимо, шестой век подряд уже популярны. Игру по ней сделать надо бы)) Сто пространных глав книжного роуд-муви о том, как один монах в Индию за драгоценными буддийскими сутрами ходил. В компании царя обезьян, другого монаха, заколдованного дракона и простого парня весьма свинской (в прямом смысле) наружности. Больше всего беспокойств — от царя обезьян, вестимо. Объяснить, почему этот китайский цирк меня так веселит, я не могу. Он просто настолько абсурдный и настолько китайский, что я даже затрудняюсь сказать, что там самое прекрасное. Жадноватые святые с боевым посохом наперевес? Боддхисатва Гуаньинь, покровительствующая наглой, самоусовершенствованной до полного бессмертия разумной обезьяне? Нет, пожалуй, знаменитая адская бюрократия. Во всех смыслах адская. Китайскому Орфею в первую очередь имеет смысл запастись взятк... подарками для местных чиновников, вот, например, дыньками:

«Через несколько дней во дворец явился какой-то добродетельный человек по имени Лю Цюань из Цзюньчжоу, который заявил о своем желании доставить плоды в царство мрака. (...) Проглотив яд, Лю Цюань сразу умер, а душа его, держа на голове дыни, тотчас же очутилась у ворот ада. (...)

– О, император Тай-цзун очень добродетельный человек, он вполне заслуживает доверия, – обрадованно воскликнул Владыка ада, принимая дыни. Затем он спросил, кто он такой и откуда родом.

– Я родился в Цзюньчжоу, – отвечал тот, – а зовут меня Лю Цюань. Жена моя повесилась, оставив мне двоих детей, за которыми некому было присмотреть. Поэтому я тоже решил покинуть мир. Желая послужить моей родине, я выразил готовность принести вам дыни от Танского императора, великий князь, в благодарность за ваши милости.

Выслушав его, десять судей тотчас же послали за душой его жены Цуй-лянь. Дух-посланец быстро разыскал ее и доставил во дворец властителя ада. Супругам велели изложить свое дело. Оказалось, что по Книге судеб им суждено прожить до преклонного возраста и сделаться бессмертными. Тут же был дан приказ немедленно вернуть их к жизни. Однако дух, которому было поручено сделать это, доложил:

– Душа Ли Цуй-лянь уже долгое время находится в преисподней, и я думаю, что тело ее уже разложилось. Что же делать?

– Сегодня должна умереть сестра императора – Ли Юй-ин, – сказал тогда Владыка ада. – Возьми ее телесную оболочку и вложи в нее душу Цуй-лянь».

В общем, не надейтесь, что за гробом бюрократия кончится. Там такой же бардак, как везде. Только адский!

И о поэзии. То есть о граблях.

"– Да что с тобой разговаривать! – крикнул волшебник. – Отведай-ка лучше мои грабли!

– Ведь этими самыми граблями ты работал на поле почтенного Гао, – сказал Сунь У-кун, без труда отражая удар. – Так неужели ты думаешь, что я испугаюсь тебя?

– Ну, если ты считаешь, что это обыкновенные грабли, то ошибаешься! – воскликнул волшебник. – Послушай, что я тебе о них расскажу:

И небо грабли достают и землю, —

Безмерно протяженные в длину, —

Начало Инь с началом Ян объемлют

И разделяют солнце и луну.

...

Я улучшал себя и стал бессмертным

И заработал полководца чин, —

Сам император в милости безмерной

С почетом эти грабли мне вручил».

Четыре тома такого счастья. Простите за дикое количество цитат, по-моему, без них невозможно заранее оценить, что это за «классическое произведение средневекового китайского искусства».