При обзоре сюит к "Моцарту и Сальери" молодых современных художников, я совершенно упустил из виду силуэты А.Ростовой. Придётся посвятить этим силуэтам отдельную статью. Может, оно и правильно — Ростова стала маститым пушкинистом: проиллюстрировала три повести из "Повестей Белкина", почти всю другую прозу Пушкина, все его "Маленькие трагедии", да ещё и "Медного всадника" (пока что не всё книги внесены в базу "Фантлаба").

Махонькая книжка из серии, выпущенной издательством "Проспект" в 2022-2023 гг.

После просмотра такого множества разных иллюстраций разных художников к "Моцарту и Сальери" трудно скрыть уныние: кажется, художники не могут ничего выжать из этой разговорной трагедии. Бытует мнение о несценичности пушкинских пьес. Быть может, они и не иллюстрируемы. Причина одна: к Пушкину-драматуру нечего добавить.

В этой связи надо признать, что техника силуэта, по крайней мере, находится в гармонии с Осьмнадцатым столетием, в котором злодейству Сальери.

1) Мизансцена со скрипачом.

2) Монолог Сальери о намерении отравить Моцарта. Нечто новенькое: техника силуэта не позволяет передать эмоции на лице, так покажем, наконец, зрителям этот флакон с ядом, "последний дар моей Изоры". Ух, Сальери, какие дары тебе умершие возлюбленные передавали...

Там дальше много чего про этот флакончик, яд из которого не выдохся за "осьмнадцать лет".

3) Моцарт встречает Чёрного человека. Удачный ракурс.

4) Момент подсыпания яда.

цитата

Теперь — пора! заветный дар любви,

Переходи сегодня в чашу дружбы.

Если уж о пушкинском тексте, то я всё ломаю голову вот над чем. Сальери высыпал яд в стакан, и говорит Моцарту: "Ну, пей же". Моцарт говорит: "За твоё здоровье и т.д.", выпивает отраву. И тут Сальери распереживался:

цитата

Постой,

Постой, постой!... Ты выпил!.... без меня?

Какая многозначительная пунктуация! Какая страсть в этих многоточиях!

Но из-за чего такое волнение: Сальери так важно было чокнуться с Моцартом? (Пить яд из чужого стакана Сальери точно не собирался).

О рискованных приобретениях. Больше года назад купил книжку "Бабки-Ёжкины сказки" (ИД Мещеряков, 2022) с иллюстрациями современной художницы А.Кьюсак. Всё это время — когда книга на глаза попадалась — впадал в озадаченность: как охарактеризовать эти иллюстрации. Решился, наконец, показать картинки: какое-то историческое значение они точно имеют.

Вроде бы, в соответствие с общим вектором, концепция книги такова, что Бабу-Ягу надо вывести из круга страшных персонажей. На обложке она вон, несясь по небу в ступе, книгу читает. Но художница избежала опупсивания персонажа. Всё же сказки настоящие, там Баба-Яга разная бывает. Уже большой плюс художнице.

Два ипостаси Бабы-Яги в русских сказках. Мы пока две сказки смотрим, где она разная. Сказка "Баба Яга" — инфернальное зло, сказка "Василиса Премудрая" — для некоторых добрых людей помощница.

1) У художницы портреты Бабы-Яги на заставках к этим сказкам разные: к "Василисе Премудрой" (где Баба-Яга положительная) вообще ничего отталкивающего нет.

2) К сказке "Баба Яга" одна иллюстрация на разворот: девочка счастливо убегает, пользуясь помощью бабы-ёжкиных служанки, собаки и кошки (они все в левом нижнем углу). Саму злобную Бабу-Ягу не сразу и заметишь (она вверху справа).

3) К "Василисе Прекрасной" иллюстраций побольше. И вот как раз можно подумать о технике рисования и о манере художницы. Две красивых страничных иллюстрации. Пейзаж. Фигурки персонажей маленькие. Колорит тёмный, на нём выигрышно смотрятся пятна подсветки от черепов. Иллюстрации с загадочными всадниками — слугами Бабы-Яги. На первой — белый всадник с жёлтым контуром на белом фоне; его и вживую в книге сложно рассмотреть, сканер вообще его засветил (на экране-то, понятно, всё чётко смотрелось, а при печати на бумаге косяк получился). На второй иллюстрации — чёрный всадник, он хорошо смотрится.

А вот Василиса крупным планом. Неживая кукла с бессмысленными глазами (это я про Василису, а не про её куклу).

Очень похоже на современную компьютерную 3D-мультипликацию. Впечатляющие пейзажи и замороженные персонажи. С появления кинематографа рисунки для книжной иллюстрации и для анимационных фильмов идут рядом, подталкивая друг друга. Наверное, детям хочется, чтобы приёмы мультипликации были перенесены и в книгу. Современную тенденцию иллюстрации Кьюсак, конечно, отражают. Но статичные персонажи в книге, конечно, сильно проигрывают движущимся в мультике.

Новизна технических приёмов пока тоже мешает воспринимать новую иллюстрацию адекватно. Хотя в том и разница с рождением нового стиля — его воспринимают не рассудочно, а эмоционально. Видать, современная 3D-мультипликация в новый стиль не сформировалась.

Ну а Гаврилов преподносит персонажей в юмористическом ключе. Направленность всё та же: хтонические персонажи начала человеческой эры уже высвобождены из кошмаров. Нормальные уютные страшилки. Баба-Яга теперь в байкерах ходит.

А вот с Василисой Прекрасной сложнее. Она тоже вырывается из домостроевских времян. Нет у девицы должной скромности, чего-то воображает себе. Хотя, может она такой всегда была. Ведь откуда-то в сказках берутся противные царицы, которые с возрастом в зеркало вглядываются и требуют от него ответа, кто красивше.

Образы "Царевны-лягушки" тоже из юмористической книги.

Любит художник Гаврилов уверенных девиц.

Широко шагает царевна в танце на пиру, Видно, что не лебяжья походка — не совсем избавилась от лягушачьих замашек. Может, это она куриными костями царю в глаз из рукава засветила? Не зря на неё с обожанием Баба-Яга и Кащей смотрят. Потом уж победители историю переписали.

Заканчиваю обзор иллюстраций А.Костина к "Онегину" (второе дополненное издание сюиты 2022 года). Остались приложения, которые не остаются у современных иллюстраторов без внимания.

Привязки иллюстраций к конкретным строкам здесь искать не стоит.

Костин даёт хозяйственный аспект странствий в духе сюрреализма (обходясь без искривления пространства). Три страничных иллюстрации на одну тему.

Три отдельных рисунка, которые складываются в панораму. Причём, это не разворот — как и у позднего Калиновского, две первые части панорамы расположены с двух сторон одного листа. То есть здесь специальный приём поздне-советского времени. Не исключено, что приём родился как насмешка над редакторами, которые в силу ограниченных полиграфических возможностей резали панорамы и размещали части рисунка сплошь (в том числе на обеих сторонах одного листа) или в разбивку — так, судя по всему, поступили с изысканными панорамами Берштейна в претенциозном миниатюрном издании "Повестей Белкина" (см. здесь и здесь). Берштейна, видимо, после разрезания хватил удар — он ничего больше не иллюстрировал и уехал в Израиль. Костин же показывает, что свою панораму резал он сам: линия горизонта на фрагментах одинаковая, но картинки впритык не сойдутся.

Это расшифрованные начала строф. Художественные достоинства фрагментов невысокие, интерес вызывала политическая позиция Пушкина.

Яркая и несправедливая характеристика Александра I, с которой он навсегда останется в истории. Костин для иллюстрации переосмысливает гравюру современников царя.

Иллюстрация вставлена самим художником в это место в первом издании сюиты. Хотя бы приблизительного соответствия тексту Десятой главы не обнаруживается. Вензель N отсылает к Наполеону, профильный портрет внизу, — вероятно, к Онегину. Теряющаяся в бесконечности галерея портретов типажей русской жизни — ?

На самом деле, более всего эта композиция соответствовала бы строкам

цитата

Мы все глядим в Наполеоны;

Двуногих тварей миллионы

Для нас орудие одно,

Нам чувство дико и смешно.

Сноснее многих был Евгений...

Но это Вторая глава (строфа XIV). А у нас — Десятая. Костин продолжает потешаться над своими истолкователями. Пушкин бы одобрил такую забаву.

Сходки участников ранних тайных обществ — Костин даёт достаточно реалистичный рисунок в своей насмешливой манере.

А вот это впечатляющий символ декабризма — из салонных разговоров на виселицу. Обида и растерянность.

Сюита Костина — один из последних проблесков закатной советской культуры.

И, наверное, это последний академический цикл иллюстраций к "Онегину" в оригинальной манере (авангардизм — это ведь всё равно естественное продолжение академизма). Теперь, если и надеяться на что-то новое, то только со стороны маргинализированной иллюстрации низких жанров. Ждём прорыва в новое измерение.

Обзор иллюстраций А.Костина к 7-й и 8-й главам "Онегина" (второе дополненное издание сюиты 2022 года).

Привязка иллюстраций к конкретным строкам превращается во всё более изощрённую игру.

В начале Седьмой главы Пушкин с двойственным чувством описывает наступление весны. Формально он накидывает штампы про пробуждение природы. Есть там и такие гладкие строки (из первой строфы):

цитата

Пчела за данью полевой

Летит из кельи восковой.

Костин, вроде бы, буквально иллюстрирует эти строки.

Но усмешка художника: пчела садится на цветки, которые срезаны и стоят в вазе да в рюмке. Ох, уж эта чёрная роза в бокале золотого, как небо, Аи. Пушкин, конечно, фальшивил — он всегда декларировал нелюбовь к весне ("... я не люблю весны; // Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен" — "Осень", 1833). Он и в этой главе "Онегина" продолжает про весну уже с подлинным чувством: "Как грустно мне твоё явленье... С каким тяжелым умиленьем...". В общем, у Костина опять рисунок не к "Онегину", а к комментариям к "Онегину".

Татьяна в своих прогулках по окрестностям доходит до поместья Онегина. Тут технический приём художника — пустота листа и полустёршиеся детали на заднем плане — имитация ветхого выцветшего офорта.

И сразу, пропуская всё то, что Татьяна поняла про Онегина — её прибытие в Москву. Неуют первых дней, когда Татьяна сидит в чужом доме у окна, а за окном — непривычная картина. Городской пейзаж прорисован тщательнее, чем первый план картинки.

Внизу — архивны юноши, которые про Таню неблагосклонно говорят.

Ну а вверху —

цитата

Вот отошел... вот боком стал...

„Кто? толстый этот генерал?“

Костин тщательно прорисовывает второстепенных персонажей, которые Пушкину были неинтересны, но про которых читатель желает знать всё: что за генерал — насколько толст, насколько в сраженьях изувечен, насколько родня и друг Онегину (Достоевский вот размышлял о возрасте, решил, что генерал старик).

Размещение иллюстрации соотносит её с рассказом Пушкина о своей музе: как она в Лицее явилась, как буйствовала на пирах, как одичала в Молдавии, как, наконец,

цитата

И вот она в саду моем

Явилась барышней уездной,

С печальной думою в очах,

С французской книжкою в руках.

Эта картинка была отобрана самим Костиным для первого издания сюиты в 1991 году, но не вошла в книгу. Теперь составители посмертного издания вставили её в текст.

Но, как кажется, это иллюстрация к предыдущей главе — Татьяна посещает дом Онегина, "И дверь пред ними отворилась, // И Таня входит в дом пустой". Печальная фигура, в руках книжка — "Осталась наконец одна, // И долго плакала она. // Потом за книги принялася".

Может, составители произвольно вставили картинку в последнюю главу, чтобы соблюсти хоть какой-то баланс поглавного распределения иллюстраций. "А, может быть, и то" — Костин, действительно, планировал ловушку для таких прямолинейных чтецов как я. Татьяна или муза? Седьмая глава или Шестая? Выманивает критика на живца.

Первое изображение лица Татьяны (нижней части лица) — для Онегина и такого ракурса не нашлось.

Приёмы художника не бесконечны — к этим мы уже привыкли (Огромная ваза на первом плане, маленькая фигурка главного героя — в глубине).

Роман закончен, но будут ещё приложения.

Обзор иллюстраций А.Костина к 5-й и 6-й главам "Онегина" (второе дополненное издание сюиты 2022 года).

Продолжаются мои попытки сопроводить внесюжетные иллюстрации привязкой их к конкретным строкам романа.

Пятая глава начинается восторженным гимном русской зиме ("Зима!.. Крестьянин торжествуя"). На картинке восторга немного. Художник продолжение знает — радоваться нечему.

Привязка к первой строфе главы условная. Выход Татьяны во двор без верхней одежды есть в строфе IX, но дело происходит ночью и связано с комичным гаданием ("Смотрит он и отвечает: Агафон"). Костин сюжет не иллюстрирует, поэтому на вводной иллюстрации ко всей главе даёт общее впечатление — хрупкая Татьяна среди русского снежного безмолвия.

Странные дела с гаданием Татьяны: она днём гадала на расплавленном воске, поздно вечером выходила с зеркалом во двор, велела в бане ночью на два прибора стол накрыть — но в баню не пошла, испугалась. Если бы пошла, натерпелась бы там ужаса с тайной прелестью, исчерпала бы весь запас эмоций — и тогда ей, наверное, страшный сон ночью не приснился бы.

С позиций современного психоанализа сон Татьяны слишком выдуманный. Наверное, и Пушкин понимал всю невозможность таких подробностей. Вообще, кажется, что страшный сон с нелепыми тварями введён как простая аналогия к сборищу гостей, приехавших утром — такие же хари. И поэта, понятно, убивает такая среда.

Фронтиспис к Шестой главе (исходя из макета второго издания сюиты). Вечеринка закончилась, кипение страстей в треугольнике Ольга-Онегин-Ленский никто не заметил. Кроме Ленского. Бытовая сценка: и стреляться надо, и спать пора...

Строфы, посвящённые Зарецкому — менеджеру по организации дуэли; его портрет внизу. А вверху — инструкция по пистолетной дуэли на 10 шагах. Правильно отмечают тот факт, что здесь Костин как будто комментарии Лотмана иллюстрирует, а не роман Пушкина. Стандартный приём по оживлению восприятия затёртой классики.

Мало кто любит Ольгу. Из художников Костин не любит её больше всех.

Ленский пишет стихи. Для Костина это повод продемонстрировать принципы новой композиции. Каменная ваза — главный персонаж этой трогательной сцены.

Вот так вот мог бы выглядеть Ленский в гробу (в реальности не понятно, допускались ли в таких случаях свечи и молитвенник, так-то убитых на дуэли хоронили как самоубийц без отпевания и за оградой кладбища — о последнем факте Пушкин упомянет в следующей главе, показывая, что утаить причину смерти Ленского не удалось).

Слева внизу — узнаваемый острый профиль гения, который на фронтисписе к роману слетал к Пушкину. Вот решил и Ленского навестить, хотя и припозднился. Это к строфам о возможной альтернативе:

цитата

Быть может, он для блага мира,

Иль хоть для славы был рожден;

Его умолкнувшая лира

Гремучий, непрерывный звон

В веках поднять могла. Поэта,

Быть может, на ступенях света

Ждала высокая ступень.